Поезд на Флориду. Фильтрация

Вот уже четыре часа я работал в составе комиссии по реабилитации и обвинению индейских ренегатов, которая рассматривала каждого военнопленного персонально.
Канвой, то заводил индейцев в офис Бента, то выводил их обратно. Комиссия решала, кому из индейцев определить тюремное заключение в форте, кого отправить во Флориду, а кого помиловать и отпустить в резервацию. У меня сложилось впечатление, что об объективности выносимых вердиктов просто не могло быть и речи. Какими критериями руководствовались члены комиссии, принимая то, или иное решении, установить трудно. Каждый решал по собственному разумению, учитывая мнение Вашингтона.
- Приведите Гуипаго, - командовал Бент.
Конвоиры ввели индейца, невысокого роста, худощавого. Лицо его жесткое скуластое, кожа бронзовая с черноватым негроидным оттенком. Волосы на голове заплетены в две косы, обвязанные кожаными ленточками. На нем была льняная рубаха европейского покроя, а нижняя часть тела в одежде полностью соответствовала индейской моде. На ногах висели кандалы, руки закованы в наручники.
Пока говорил Бент и другие члены комиссии, я пытался вспомнить, где я видел этого индейца.
- Вот, джентельмены, - говорил Бент, - Одинокий Волк - самый знаменитый из вождей кайова. Три месяца назад привел своих непримиримых воинов в форт и сказал, что зарывает топор войны. Но можно ли ему верить?
- Давайте спросим, - сказал человек в штатском, сидящий рядом с Бентом.
- Скажи, вождь. Можем ли мы тебе верить? - спросил Бент за всех.
Сидящий в углу Пай-тальи перевел вопрос коменданта. Но ответа не последовало.
- Скажи, Гуипаго, - продолжил Бент. - Мы хотим тебя слушать.
Одинокий Волк гордо поднял голову, окинул сидящих взглядом и негромко что-то сказал.
Пай-тальи перевел: «Я разочарую вас, чтобы остаться верным самому себе. Вы не можете вынести мне обвинения в предательстве, не предав свою собственную душу. Когда белые господа пришли на нашу землю, они принесли страх и увядание цветов. Они изуродовали и погубили цвет других народов . Мародеры днем, преступники по ночам. Вы убийцы мира».
После слов Одиноко Волка наступило молчание. Вождь кайова смотрел поверх голов сидящих, выказывая свое превосходство над нами. Он делал вид, что не замечал нас. Он презирал нас.
- Уведите, - коротко отрезал Бент.
Когда конвой выводил Одинокого Волка, я вспомнил, где его видел. Капрал Льюис зачитывал членам комиссии «подвиги» Одиноко Волка, чтобы последним было легче ориентироваться в выборе формы наказания для него. В документе говорилось, что Одинокий Волк и вождь коман- чей квахади Куана Паркер являлись организаторами побега из резервации кайова-команчей в 1874 году и возглавляли объединенные отряды этих индейцев в битве при Эдоуб- Уоллс. Да, именно здесь я его и видел. Это он снял скальп с застрелившего себя здоровенного детины. Я отчетливо помню его бешеные глаза. Я уверен: Одинокий Волк не сложит оружия. Судьба, как мне подсказывало сердце, еще сведет меня с ним, потому что его имя я слышу во сне и его дыхание ощущаю, просыпаясь в холодном поту. Я не испытываю к нему отвращения. Его убеждения, которые он огласил сейчас, я разделяю до запятой.
За Гуипаго ввели его сподвижника - пророка Небесного Ходока (Маманти). Небесный Ходок был постарше Одинокого Волка. Внешний вид этого лидера кайова был более величественным, чем у Одинокого Волка и моего знакомого Пинающей Птицы. Небесный Ходок являл собой совершенство духа и тела. Все вопросы комиссии он оставлял без ответов. Бент, как и у всех опрашиваемых, интересовался одним - сложили ли они оружие и желают ли жить в мире с белыми и по законам белого человека. Результаты ответов ни как не влияли на определение формы наказания. Когда Бент предоставил возможность говорить человеку в штатском, то стало ясно, что этот тип из Вашингтона, и его цель - склонить мятежных индейских вождей к продаже части земель в резервациях. Вожди согласившиеся рассмотреть данное предложение оставались в тюрьме форта, либо по отношению к ним принималось гуманное решение - освобождение из-под стражи. Им разрешалось жить с семьями в резервациях, несмотря на то, что эти лидеры краснокожих оставили за собой достаточно кровавый шлейф преступлений. А такие индейские лидеры, как, Гуипаго и Маманти отправлялись в тюрьму во Флориду на неопределенный срок.
Скажу вам больше, когда пред нами предстал Большой Лук, пришедший ночью в форт с 20 воинами и их семьями для сдачи в плен, то комиссия учла пожелания Пинающей Птицы, не отправлять строптивого лидера кайова на «огненном коне» в восточные земли около «большой воды». Большой Лук, видите ли, дал слово никогда больше не становиться на тропу войны против белых людей. Ходатайство Пинающей Птицы мгновенно удовлетворили. Хотя от самого Большого Лука члены комиссии такого заверения не услышали.
В тюрьме Хантсвилла по-прежнему оставались Большое Дерево и Белый Медведь. Они, по решению комиссии представляли пока опасность, так как могли призвать соплеменников к очередному восстанию.
После того, как комиссия вынесла вердикты в отношении индейских вождей и лидеров, перешли к обсуждению деяний рядовых участников восстания. Многих воинов реабилитировали, но некоторых, с учетом красочности описания в армейских рапортах приговаривали к тюремному заключению в Сент-Огестин. В их число попал юноша Зото, который все время смотрел на меня.
Да, это был тот Зото, который дрался со мной в рукопашной два дня назад в прерии. Это тот Зото, который вонзил смертельную стрелу в грудь Саливана. Это тот Зото, который, спасая свою семью, бросился в одиночку на отряд капитана Диаса. Он был юн и не думаю, что за тот период времени, когда он стал воином, его руки были по локоть в крови.
Но комиссия, за исключением разумеется меня, признала Зото опасным преступником. Из-за этого кайова, я едва в присутствии всех не набил физиономию человеку из Вашингтона. Меня успокоил Бент, и комиссия продолжила работу.
- Джентльмены, сейчас мы должны решить, что будем делать с так называемыми «индейцами» метисами и белыми, которые выросли среди краснокожих, - начал человек из Вашингтона. - Полагаю, что эти люди ни в чем не виноваты. Вы знаете, что многих из них индейцы захватили в младенчестве. Поэтому, чтобы избежать кривотолков, необходимо по отношению к ним поступить гуманно.
- Это как гуманно, - встрял я. - Хотят ли они вашего гуманизма? Они и индейцы не разделимы. Разделив их, вы получите новую проблему.
- Думаю, что разделять необходимо, хотя бы для того чтобы снять позор белой расы запятнавшей себя связью с дикарями, - жестко высказал свою точку зрения капитан Диас. - Разделять необходимо насильно, даже против воли самих полуиндейцев. Здесь в форте находится моя сестра. Несколько дней назад солдаты кавалерии отбили ее у ко- манчей. Команчи ее изнасиловали и насильно удерживали несколько лет в их лагере. Спросите у нее, желает ли она к ним вернуться?
Действительно, девушки зрелого возраста, попавшие в плен к индейцам, обычно ненавидели своих пленителей и бежали, порой, рискуя жизнью. Так и Мартина Диас, сестра капитана, несколько лет назад оказалась в числе пленников команчей. Агент по делам индейцев Лари Татум с солдатами кавалерии освободил ее. Она пряталась от индейцев в доме Татума, когда воины команчей пришли за ней, и умоляла не отдавать ее им.
Обычай, захватывать пленных у индейцев имеет давнюю историю. Этим они восполняли потери в войнах или мстили за прошлые обиды. Индейцы научились брать пленных с целью выкупа, а то и просто по договоренности с белыми союзниками. Жизнь белого в индейском плену была преисполнена лишений и опасностей. Часто она зависела от прихоти хозяина и стойкости, проявленной самим пленником. Для мужчины, попасть к индейцам считалось хуже смерти. Женщин же в Техасе, да и в других местах к западу от Миссисипи, обычно превращали в наложниц и служанок (их доля не сильно отличалась от участи индейских скво). Это, порой приводило к ранней смерти: еще до освобождения или вскоре после него. Однако это отнюдь не было правилом. Некоторым женщинам удавалось заслужить хорошее отношение и уважение членов индейской общины.
Что касается детей, то если они мешали военному отряду уходить от погони, их убивали. Тех же, кто добирался до индейского селения, обычно принимали в племя на место погибших родичей. После этого к ним относились, как к собственным детям. Многим белым юнцам нравилась вольная, дикая жизнь в прерии, и они так привыкали к ней, что даже отказывались возвращаться в цивилизованный мир. Кое-кто из них становился настоящим индейским воином и участвовал в набегах на поселенцев. Белые девочки, попавшие к индейцам, до достижения половой зрелости, обычно, легко свыкались с новой жизнью и выходили замуж за вождей и воинов.
Многих белых пленников освобождали или выкупали родственники, техасские рейнджеры, солдаты регулярной армии, агенты по делам индейцев или торговцы. Когда ко- манчей и кайова поселили в резервации и заставили освободить всех пленных, то последние настолько свыкались со своей новой жизнью, что решили оставаться с индейцами. Большинство их уже обзавелось семьями, и по примерным подсчетам у 30% команчей и кайова в жилах текла кровь белых.
- Введите Монтечену, - командовал Бент, - Вот, джен- тельмены, величайший пример преданности краснокожим.
Расскажи нам, Монтечена, как ты попал к индейцам? Кто ты есть на самом деле?
Перед нами в наручниках стоял одетый в индейскую одежду длинноволосый блондин. Его волосы заплетены в две длинные косы, свисавшие на плечи. Парень не говорил по-английски, но зато легко понимал апачские наречия, свободно мог говорить на языке кайова и команчей.
- Я друг вождя команчи Куана, - начал Монтечена. - Я родился в Техасе. Мои родители Мориц и Августа Леманн. Они немцы. Я - Герман Леманн. Пять лет назад меня и моего младшего брата Вилли захватили апачи. Мне было тогда 11 лет. Двоих моих младших сестер апачи не тронули. Вилли бежал и, примерно, через неделю вернулся домой. Я остался у апачей и был усыновлен индейцем по имени Карновисте, который пленил меня. Апачи воспитали меня настоящим воином. Я дрался в боях с техасскими рейнджерами, команчами и мексиканцами, участвовал с ними в набегах на поселенцев. Племя апачей, в котором я жил кочевало по Нью-Мексико (горы Гуадалупе), Техасу и северной Мексике.
Когда Карновисте погиб, а я убил шамана племени, мне пришлось уйти от апачей в изгнание. Почти год я прожил один в прерии на юге отсюда, а затем присоединился к команчам. Они назвали меня именем «Монтечена», потом «Эн Да» и «Аламан». Вместе с команчами я воевал с индейцами тонкава и американскими кавалеристами. Я в числе последних воинов квахади-команчей, которые сложили оружие в Форте-Силл. Великий вождь Куана Паркер называет меня своим другом. Для меня это большая честь.
- Сложишь ли ты оружие, Монтечена? - Задал стандартный вопрос Бент.
- Если великий вождь Куана станет на тропу войны снова, я встану рядом с ним. Я умею только драться. В мире с белыми я жить не умею.
- Придется научиться, молодой человек, - заметил деятель из Вашингтона. Вы же ведь белый. Вас ждут ваши родители, они любят вас и вы должны к ним вернуться, непременно вернуться. Подумайте.
- Я команчи, мой народ команчи, я буду с ними, пока течет в моих жилах кровь.
- Хватит, довольно, - прекратил показавшийся ему бесполезным разговор Бент. - Уведите. Да, капрал, снимите с него наручники и передайте парня вождю Куана, он за воротами форта.
- Но, сэр? Вы отдаете его индейцам снова? - недовольно спросил Диас.
- Да, капитан, отдаю, пока будет под присмотром в резервации. Разберемся здесь с остальными, а потом отправим его к семье. Что толку сейчас отправлять. Все равно ведь сбежит, тысячу чертей.
Среди отрядов мятежных индейцев встречались искатели приключений, бандиты с большой дороги и просто отчаявшиеся неудачники, не потерявшие совесть и крепость духа. В офис Бента конвоиры ввели некоего Джона Хекса, историю которого я намереваюсь сейчас рассказать.
Во время калифорнийской золотой лихорадки отец Джона - Вудсон Хэкс решил отправиться в Калифорнию в надежде найти золота. В дороге он столкнулся с индейцами апачи и договорился с их вождем за несколько шкур отдать им своего тринадцатилетнего сына. Апачи вырастили Джона и воспитали его в своем духе. Они научили его охотиться, а также сражаться и выживать. Несмотря на благосклонность вождя к Джону, для соплеменников он оставался рабом и не занял достойного места в их обществе. Однажды вождь подвергся нападению пумы, а Джон сумел убить животное, за что апачи даровали ему свободу, от которой он отказался.
Джон сдружился с сыном вождя - Нох-Танте, который, как и Джон, был влюблен в девушку по имени Белая Олень. Девушке больше нравился Джон, чем сын вождя, что привело Нох-Танте к открытой ненависти по отношению к Джону. Заметив это, вождь апачей предложил Джону и своему сыну проникнуть в лагерь кайова и увести лошадей тем самым доказать соплеменникам и белой олень, кто же удачливее и храбрее. Нох-Танте весьма желал произвести впечатление на Белую Олень. Во время рейда Нох-Танте напал на Джона и лишил его сознания, будучи уверенным, что кайова добьют Джона, а он благополучно вернется в лагерь апачей, и расскажет о том, что сделали кайова с Джоном.
Очнувшись, Джон ввязался в перестрелку с бандитами, напавшими на лагерь кайова и получил огнестрельное ранение. Раненого Джона нашел старый траппер и вылечил его, после чего Джон отказался возвращаться к апачам и стал заниматься охотой на бизонов, влача жалкое существование.
Позже началась гражданская война и Джон пошел служить в армию разведчиком на стороне южан. Удивительно, что Хэкс, бывший раб, теперь сражался за сохранность системы, жертвой которой он был. После прокламации Линкольна об освобождении рабов на территории всех штатов убеждения Джона резко изменились в сторону Союза Северян и он покинул конфедератов, против которых отказался также сражаться на стороне северян. Он отправился на запад в лагерь апачей.
Апачи не ожидали увидеть Джона целым и невредимым. Вождь усомнился в правдивости своего сына, который к тому времени женился на Белой Олень. Чтобы выяснить правду, вождь предложил Джону сразиться в рукопашной с его сыном на томагавках. В ходе схватки с Нох-Танте, томагавк Джона пришел в негодность и тогда, чтобы защитить себя, Джон достал охотничий нож и заколол сына вождя. Такие действия Хэкса апачи расценили как грубое нарушение правил и трусость, несмотря на его убедительные доводы о самозащите.
Апачи схватили Джона, обожгли его лицо, оставив на нем «метку демона» и отправили в изгнание.
Спустя несколько лет скитаний по прерии, Джон познакомился с шерифом и стал помогать властям города Андерсон охотится на преступников. Являясь охотником за головами, он выслеживал одну банду за другой, тем самым стал авторитетным борцом с преступностью. Однажды он спас от нападения повозку, которой управлял его отец, который не узнал его. Хозяин, на которого работал отец Джона, отблагодарил их и попросил оказать помощь в сопровождении груза. Необходимо было перевезти 250 000 долларов на хранение в банк. Джон согласился. И они вместе с отцом отправились в путь. По дороге они попали в засаду. Отец ударил Джона по голове бутылкой из-под виски и остановил карету для своих сообщников. Потом отец с бандитами положили тело Джона в карету, на которой перевозились деньги, подожгли ее и сбросили с обрыва.
Джону удалось выбраться из кареты в последний момент. Поскольку Джон вырос у апачей, он умел быстро находить любой след. И ему не представляло большого труда разыскать грабителей и убить всех, кроме отца. Джон признался отцу, что является его сыном, напомнив отцу, что тот уже два раза в жизни пытался избавиться от Джона. Отец, раскаявшись, попросил у Джона прощение и упал, сославшись на боли в сердце, высказав при этом просьбу, достойно его похоронить. Тогда Джон, отвез отца к первому попавшемуся доктору, заплатил ему и попросил похоронить отца, если тот умрет. Хэкс старший не собирался умирать. За вознаграждение доктор документально оформил смерть отца Джона. Сорвав большой куш, Вудсон Хэкс, как говориться, начал жизнь с нуля, стал шерифом маленького городка, организовал охоту на собственного сына, обвинив Джона в ограблении дилижанса своего бывшего хозяина. Выследив сына, Хэкс старший отправил его за решетку.
Через несколько лет Джон сбежал из тюрьмы, поселившись в лагере кайова вождя Одиноко Волка, и примкнул к восстанию кайова-команчей.
Кайова ценили в нем беспредельную храбрость и неподражаемую порядочность. Джон был для них братом и другом. Кайова, узнав о судьбе Джона и о его отце шерифе, решили отомстить последнему. Они разорили и сожгли дотла городок, где служил шерифом отец Джона. Скальп Хэкса старшего сын Одинокого Волка доставил в лагерь и подарил Джону. Джон принял этот скальп, как величайший дар. Кайова по этому поводу устроили пляску скальпов, которая длилась целую неделю.
Сейчас Джон Хэкс стоял перед нами и мы должны были определить ему наказание. Он смотрел, потупив взор и ничего не говорил. По всей вероятности, ему нечего было сказать.
 - Простите, джентльмены, - смущенно под впечатлением истории Джона Хэкса, начал говорить я, - Мне кажется, не виноват этот человек. Почему он вообще здесь? Почему мы тратим время на поиск в его действиях какой-то крамолы?
- Уведите Хэкса, - распорядился Бент.
Джона вывели из помещения.
- Продолжайте, лейтенант, - сказал человек из Вашингтона.
- Собственно все, - сказал я и сел.
Меня не поддержали. Джона Хэкса, единственного из всех белых и метисов, проходивших сегодня фильтрацию, большинством мнений направили отбывать наказание во Флориду с друзьями кайова и команчами.
Мне стало ясно - Джон Хэкс представлял не малую опасность для властей. Его боялись не меньше чем Одинокого Волка.
Комиссия по фильтрации закончила свою работу далеко за полночь. Из прошедших фильтрацию более ста человек: 72 индейцев и 1 белого - направляли завтра фургонами на железнодорожную станцию, для отправки в Сент-Огестин.