Беседка. Рассказ

Русским, похороненным на Сент-Женевьев-де-Буа, посвящается...


- Не проходите мимо! Постойте, девушка!
Питер. Жаркий, совсем не питерский, полдень. Солнце, победившее невскую прохладу и поджарившее каменное чрево северного города. Странная, непредсказуемая для многолюдного мегаполиса, совершенно иррациональная встреча с молодым человеком по имени Дмитрий в двух шагах от Гостиного двора. И еще этот старик – сгорбленная фигура, пронзительный взгляд и добрая улыбка на морщинистом лице:
- Постойте, девушка! Купите  картину!

Мгновение и бывший однокурсник, бывший  друг, бывший бойфренд по имени Дмитрий сделает шаг вперед, узнает и, с насмешкой щурясь на солнце, лениво спросит:  «Ну, и как ты поживаешь, Стрельцова? Не ожидал тебя встретить! Вообще не предполагал, что ты еще в Питере. Думал, ты уже историческую родину  укатила».
- Девушка! Посмотрите! Вам понравится, - старик настойчив так же, как это солнце.
И Марина обернулась. Подошла к старику, подумала, что за рядами самодельных стеллажей с живописными полотнами в грубых рамках можно спрятаться не только от жары, но и от молодого человека, с которым  больше ничего не связывает.
И Дмитрий ее не заметил, прошел мимо. Какое-то время, пока он не затерялся в толпе, Марина следовала за ним взглядом. Взглядом абсолютно безнадежным…

Произведение живописного искусства неизвестного художника странно смотрелось на фоне ободранных стен комнаты в студенческом общежитии, которую она покидала в спешном - пожарном порядке. Вечером – в поезд, чемодан совершенно неподъемен. Может, подарить картину вахтеру Семенычу на память о Маринке Стрельцовой – неудавшейся студентке Санкт-Петербургского государственного университета технологии и дизайна? Ну, уж нет, воспоминание о последнем дне в северной столице дороже, чем о двух семестрах сразу.

И вот картина красуется на верхней полке купе, единственная попутчица и заглянувшая на минутку проводница любуются видом на запущенный, сонный парк. В предрассветной дымке смутно угадываются заросший прудик, склоняющиеся над зеркальной водной поверхностью ивы, уточка, плывущая вдоль берега. А вдали, на противоположном берегу прудика – беседка, нежное кружево из белоснежных колонн под золотистым куполом. Идиллия... Что за бред – так шиковать на последние купюры? Не иначе – подарок родственникам? Только  обрадует ли родителей такой подарок, а, главное, известие о возвращении блудной дочери? Вряд ли.
Соседка – такая же провинциалка, как и Марина, что-то мило щебечет о своих впечатлениях от Питера. Вагон мерно покачивается в такт движению поезда. А Маринка все думает и думает: что ждет ее впереди? С питерской жизнью покончено раз и навсегда, мобильный телефон отключен…
И вот дом – милый дом. Вещи разобраны, подарки из северной столицы торжественно вручены родственникам, шедевр самодеятельной живописи водружен на стену в Маринкиной комнате.
Как ни странно, родители приняли известие о бесславном возвращении дочери намного спокойнее, чем она ожидала. Отец только нахмурил брови и сурово изрек:
- Не получилось из тебя студентки – работать, значит, пойдешь.
- Ну, неделю хоть отдохнуть дайте… - притворно-жалобно заканючила Марина, в глубине души радуясь, что так легко отделалась, и туча стороной прошла.
- «Недельку»?! Нет уж, завтра же тебя куда-нибудь пристрою, хоть дворником, но баклуши ты у меня бить не будешь!

Райцентр Нечкино – по-питерским меркам та еще дыра, в выборе достойного места работы не разбежишься, его – этого выбора просто нет. И если твой отец заведует отделом культуры в местном исполкоме, дорога тебе одна, не в дворники, так в… библиотекари.
Районная библиотека разместилась в одноэтажном каменном здании на окраине центральной и, что уж душой кривить, единственной улицы села. Внутри – позади двух столов (один – для старшего библиотекаря Елизаветы Петровны, другой – для читателей) тянулись длинные ряды деревянных стеллажей, заставленных книгами, чем дальше ряд, тем более запыленными. За лабиринтом стеллажей скрывалась небольшая каморка, для читателей – словно тайная комната, потому что так далеко по книжным рядам никто не бродил. В каморке – покосившиеся облезшие шкафы каталогов, стол, два стула, на столе – чайник и вазочка с брусничным вареньем. Раздолье для хозяек библиотеки. В этой каморке Елизавета Петровна – улыбчивая пожилая женщина, настоящая библиотечная долгожительница и разместила свою юную преемницу. Разбирать каталог, проводить сверку инвентарных книг и инвентаризацию новых книжных поступлений - что еще делать? Благо, посетителей в библиотеке в середине лета почти нет. И, конечно, пить чай с брусничным вареньем под бесконечные рассказы-наставления Елизаветы Петровны – о библиотеке и ее истории, книжном фонде и погоде.

Тоска! Особенно тяжко Маринке дался первый рабочий день. После третьей чашки чая, второй вазочки варенья и четвертого заполненного листа толстой инвентарной книги ей пришло в голову, что, пожалуй, следовало более основательно готовиться к летней сессии. Не провалилась бы на экзаменах, гуляла бы сейчас по Питеру и не торопилась домой к родителям на каникулы. Студенту, ведь, как известно, главное – точно определиться, когда гулять, – до сессии или после. Вот эти «до» и «после», Маринкой перепутанные, судьбу и определили.
Накануне второго рабочего дня девушке не спалось. Она долго ворочалась в постели, заснула только под утро. И приснился Марине сон. Занимался рассвет, предрассветный туман шапкой накрывал первые несмелые солнечные лучи. От воды тянуло студеной прохладой, до жаркого полдня было еще далеко. Но Марину влекло к реке неумолимое, непонятное любопытство, как заветное желание, которое непременно нужно исполнить.
- Аннушка! Не бойся! Здесь мелко… Вброд пройдем… - звал кто-то высоким мальчишеским голосом.
Босые ноги обожгло холодной водой, подол длинного фиолетового платья  намок, но Марина упрямо следовала … за старшим братом.
- За мной, Аннушка, не бойся…

В резком звонке будильника чужое имя растаяло, и Марина проснулась. Странный сон. Предрассветные прогулки на реке и… старший брат. «Нет, хороший сон», - решила Марина, единственная дочь у родителей, вспомнив, как в первом классе просила у Деда Мороза  старшего брата.
Начальница Елизавета Петровна, как и в первый день, встретила девушку приветливо, но вместо вазочки с вареньем вручила очередную инвентарную книгу. К обеду, изнывая от тоски и скуки, Марина осилила половину книги и  решила развлечь себя прогулками между узкими книжными рядами. Фонд Нечкинской районной библиотеки не отличался разнообразием: русская классика, учебники и учебные пособия – от программы начальной школы до справочников для трактористов, масса литературы о сельском хозяйстве, истрепанные томики с детективными и женскими романами, пожелтевшие подшивки областной газеты … Н-да, новинками современной литературы тут явно не разжиться! А о любимом чтиве любой девушки -  последних номерах глянцевых журналов 2012 года и говорить не приходится.
- Скучно тебе, Марина? – глаза Елизаветы Петровны светились  проницательностью. – А нам выставку пора менять. Может, займешься?
У входной двери в библиотеку, на показ читателям был установлен небольшой стеллажик. «Вяжем всей семьей» - книжная выставка под таким названием красовалась на нем уже не первую неделю.

- «Легенды села Нечкино» - такая тема тебя не заинтересует? – спросила Елизавета Петровна.
Марина красноречиво промолчала (Какие легенды?!).
- Смотри, что я недавно получила, - сказала библиотекарь и с одного из стеллажей извлекла два глянцевых фолианта.
- Два тома «Истории искусства русского зарубежья». Посмотри, может быть, ты найдешь что-нибудь интересное …о нашем Нечкино.
- Вы шутите? – обиделась Марина.
Но Елизавета Петровна, вручая своей подопечной книги, загадочно улыбнулась.
«Что общего у русского зарубежья и села Нечкино?» - думала Марина, расположившись за столом в библиотечной каморке и рассеянно перелистывая красивые цветные страницы. Перед ее взором неспешно мелькали иллюстрации картин, изображения скульптур, портреты их авторов, статьи с биографическими справками… И вдруг одна иллюстрация на целый печатный лист привлекла внимание девушки. Заросший пруд, наивная и прелестная уточка, плывущая вдоль берега. «Где я это уже видела?» – удивленно подумала Марина.

А название картины повергло в настоящий шок – «Нечкинский пейзаж». «Где у нас в Нечкино такой пейзаж?» – думала Марина, напряженно разглядывая иллюстрацию. Река, что текла в километре от села, совсем не напоминала нарисованный водоем.  Но почему мне так знаком этот пруд? И вдруг яркой вспышкой девушку озарила догадка. На стене в собственной комнате – вот где я видела этот пейзаж! Тот же рисунок неровных бережков, так же изогнуты ивы, склонившиеся над гладью прудика, та же мягкость красок предрассветного тумана! Вот только… только чего-то не хватает… Ну, да, на иллюстрации картины отсутствует беседка. Марина облегченно вздохнула. Все ясно, самодеятельный питерский художник, скопировавший это известное полотно, решил пофантазировать. Ну, надо же какое совпадение!

Дверь в каморку заскрипела и отворилась, а Елизавета Петровна с той же загадочной улыбкой на лице поинтересовалась:
- Уже догадалась, Марина, что я имела в виду?
- Да, кажется… Вот этот Нечкинский пейзаж.
Елизавета Петровна включила электрический чайник и наполнила вазочку новой порцией варенья.

- А имя автора картины тебе ни о чем не рассказало?
- «Нечкина А.С.», – прочитала подпись под иллюстрацией Марина.
- Да-да, Нечкина, - подтвердила библиотекарь, разливая чай себе и Марине. – Анна Семеновна Нечкина. Спросишь, почему ее фамилия совпадает с названием нашего села? Ничего удивительного. Лет сто тому назад Нечкино было родовым имением…
- …помещиков Нечкиных, - догадалась Марина.
- Именно. После революции судьба забросила Анечку Нечкину во Францию и…
- …и эта картина – память о далеком родовом гнезде и покинутой Родине.
- Конечно! Спросишь…
- Где сейчас этот пейзаж?
- Пейзаж, открывавшийся за окнами господского дома… Помещичью усадьбу крестьяне спалили в восемнадцатом году, - ответила Елизавета Петровна, -  прудик осушили уже после войны, ивы вырубили… А на месте дома Нечкиных уже несколько десятилетий стоит Нечкинская средняя общеобразовательная школа…

- …за окнами которой открывается прекрасный вид на школьный стадион, - вторила ей Марина. – И никакого пруда и беседки!
- Беседки? – Теперь удивилась Елизавета Петровна. – Никакой беседки здесь не было.

«Была и есть на моей картине», - подумала Марина, но вслух ничего не сказала.
Весь остаток дня она читала том «Истории искусства русского зарубежья». Об Анне Нечкиной  в книге информация отсутствовала.

 Стоит порыться в Интернете! Статья в Википедии  - краткая, но зацепиться есть за что. Анна Нечкина - ровесница века, уроженка …ского уезда …ской губернии, фамильное поместье Нечкино покинула в 1918-м, в двадцатом году оказалась за границей, с конца двадцатых прочно обосновалась во Франции, в сороковые годы участвовала во Французском Сопротивлении, живописью увлеклась в послевоенные годы. Умерла в 1958 году. Похоронена на Сент-Женевьев-де-Буа. В Википедии содержались иллюстрации еще двух картин Нечкиной – портрет девочки на фоне полевых цветов под названием «Мари» и пейзаж, но уже не русский, а французский:  маленький дом под красной черепичной крышей в окружении запущенного сада – «Мой удел».

Вот и все. «Наверное, типичная биография для русской эмигрантки первой половины двадцатого века», - подумала Марина. Но для того, чтобы подготовить книжную выставку, этого мало.

Вечером, перед сном Марина долго рассматривала картину, украшавшую стену ее комнаты. Странно, эти поросшие мхом и травой, мраморные ступени, ведущие к воде на переднем плане картины, она раньше не замечала. А уточка теперь напоминала  лебедя… Девушка перевернула холст, вставленный в грубую деревянную раму. Никакой подписи! И зачем неизвестный питерский художник вспомнил этот Нечкинский сюжет? Зачем решил добавить романтики? Ни беседки, ни  колонны с керамическим вазоном на площадке над ступенями, похожих на останки дворянской усадьбы восемнадцатого века, во времена, когда у пруда жила Анна Нечкина, быть уже не могло. Может, это вовсе и не Нечкинский  пруд, а питерский художник картину Анны Нечкиной использовал как  тот студент шпору на экзамене?

Любимый ноутбук, услужливые Яндекс и Гугл ответов на многочисленные Маринкины вопросы не дали. О русской эмигрантке, участнице Сопротивления и художнице Анне Нечкиной в Интернете не было почти ничего. Девушка ещё раз перечитала единственную статью в Википедии и теперь ей бросилась незамеченная ранее ссылка на публикацию воспоминаний Анны Нечкиной в сборнике «Лишенные Родины. Русские во Франции после 1917 года», изданном каким-то московским издательством в 1991 году. «Стоит поискать эту книгу», - подумала Марина,  засыпая.

…Пара лебедей, плывущих вдоль бережка, исчезла в тумане, когда высокий парень с соломенной, лохматой шевелюрой схватил ее за руку и потянул вслед за собой. Едва не поскользнувшись на разрушающихся, покрытых сеткой трещин ступенях, Марина неловко ступила в воду. И с удивлением услышала свой плачущий голос:
- Андрей! Куда ты меня ведешь? Я не стану так рано купаться!
- Не капризничай, Аннушка! Смотри, ее уже видно! Вброд мы доберемся до беседки за минуту!
- Оставь меня! Гляди, платье промокло! – Девочка готова была заплакать. С трудом вырвала пальцы из цепкой ладони старшего брата и попятилась назад, к берегу. – Мне холодно! И нет там никакой беседки! Слышишь, нетууу! Это все сказки…

Но старший брат уже исчез в тумане.  Наступающий рассвет и первые  солнечные лучи мужественно боролись с водяной сыростью  тумана. И вот на миг Марине, нет, Аннушке почудилось золотое свечение купола беседки, на фоне молочно-белых колонн мелькнул силуэт брата, послышался его крик: «Это не сказки!». Но только на миг. Туман сгустился как кисель, как будто утро никогда не должно было наступить…
«Не сон, а многосерийное мыло какое-то!» - подумала Марина, когда проснулась. Сладко потянулась, сбросила на пол одеяло, но не успела подняться с постели, как… онемела от удивления. На картине, что висела на противоположной стене, вдоль бережка Нечкинского прудика плыли два (Два!!!!) лебедя, а туман почти скрыл беседку, так что виден был только купол. Марина яростно помотала головой, зажмурила и вновь открыла глаза. Но пейзаж не изменился.

- Быть этого не может! - воскликнула Марина.
Бог с ним с туманом и беседкой!  Но готова поклясться, еще вчера лебедь плыл по водной глади в полном одиночестве, а позавчера он и вовсе был… уткой. В сегодняшнем сне лебедей тоже было двое, и беседка исчезла в тумане. Картина имеет свойства…  изменяться и материализоваться в ее снах! «Наваждение! Мистика!» - с непонятным и неуместным восторгом повторяла Марина все время, пока чистила зубы, наводила макияж и шла на работу.

«Все это каким-то образом связано с Анной Нечкиной, неслучайно героиню сна зовут Аннушкой, - решила девушка, оказавшись в библиотеке. – Надо срочно разыскать книгу с ее воспоминаниями».

Но, как не трудно догадаться, в фондах Нечкинской библиотеки сборника «Лишенные Родины…» не оказалось. Елизавета Петровна предложила помочь разыскать книгу по МБА (межбиблиотечному абонементу). И, действительно, в областной библиотеке нашлись три экземпляра воспоминаний русских эмигрантов, но получить их можно было только через два дня. А узнать ответы на накопившиеся вопросы и не запутаться в мистике происходящего хотелось прямо сейчас.

- Елизавета Петровна, - обратилась Марина к наставнице, - а что известно о других Нечкиных? Например, о старшем брате Анны – Андрее? Может быть, он тоже какие-нибудь мемуары оставил?
- Об Андрее Нечкине я ничего не слышала, - покачала головой Елизавета Петровна. – Но, может, стоит почитать местных краеведов?

В тот день Марина перевернула всю краеведческую литературу: «Нечкинские были», «История села Нечкино», «Очерки сельской истории» и прочее, и прочее. Среди массы занимательной, но Марине в настоящий момент совершенно неинтересной информации, удалось выудить скудные сведения о семье дворян Нечкиных – отставном полковнике Семене Петровиче, его жене Екатерине Николаевне, урожденной Киселевой, и дочери Анне Семеновне, которой одной только удалось пережить страшный восемнадцатый год, а потом спустя годы объявиться во Франции. Марина узнала, что названию села нечкинцы обязаны именно этой семье, обосновавшейся здесь в конце девятнадцатого века. Семен и Екатерина Нечкины  в 1897 году заложили в селе Свято-Андреевский храм и, что интересно, на том самом месте, где сто лет назад стояла домовая церковь князей Захарьиных. За несколько месяцев до страшной войны 1812 года и церковь, и усадьба Захарьиных, построенные по проекту известного итальянского архитектора и славившиеся на всю губернию необыкновенной роскошью, такой типичной для славного века Екатерины Великой, эта знаменитая захарьинская старина - настоящая жемчужина края, - все погибло в страшном пожаре. «…И с тех пор до конца девятнадцатого века высокородные господа в наших краях не селились. Дворяне Нечкины, хоть, княжеского титула не имели, знатностью и богатством с господами Захарьиными сравниться не могли, но в преддверие нового – двадцатого века в истории села сыграли важную роль…», - писал известный нечкинский краевед Уваров.
«Все это, конечно, очень любопытно, но почему об Андрее Нечкине здесь нет ни слова?! Неужели все только сон?» - с досадой и сожалением  подумала Марина. Было бы жаль, если бы это был только сон… Стоп, имя Андрей в этих книгах все же прозвучало! Идея, искрой вспыхнув в сознании Марины, заставила девушку закрыть все книги и с быстротой молнии покинуть библиотечную каморку. Елизавета Петровна не успела удивиться, почему ее помощница решила завершить рабочий день на полчаса раньше положенных восьми часов вечера, как за той уже захлопнулась входная дверь.
Июльский вечер в селе Нечкино – пора приятных прогулок. Но Марине было не до прогулок и не до встреч с бывшими одноклассниками, которых немало оказалось на центральной улице села, а особенно у Нечкинского клуба, в ожидании дискотеки. Обменявшись несколькими словами с тремя однокашниками и двумя однокашницами, выразившими крайнее удивление по поводу присутствия питерской студентки на нечкинских просторах, Марина вопреки их просьбам поспешила к другому очагу сельской культуры.

Свято-Андреевский храм, восстановленный стараниями местных властей и общественности в начале 2000-х годов, приютился на окраине села, среди молодого соснового леса. Золотые купола тихо сияли в лучах заходящего солнца и освещали путь прихожанам, расходившимся по домам после окончания вечерней службы. Не успела Марина ступить на крыльцо храма и осенить себя крестным знамением, как ее окликнул местный батюшка.

- Стрельцова! Вот не ждал тебя тут увидеть!
- Дядь Коля… Ой, то есть, отец Виктор, у меня к вам вопрос!
Отец Виктор, в миру бывший Марининым соседом Николаем Петровичем и до посвящения в сан священника много лет преподававший историю в районной школе, стоял у входа в церковь и лично провожал последних прихожан и служителей.
- Почему наша церковь Свято-Андреевской называется?
- Ты не реферат ли, Марина, в июле задумала писать?
- А вот и нет, выставку книжную готовлю… «Легенды села Нечкино» называется, - вздохнула Марина.

Отец Виктор в последний раз перекрестился на храм, и они побрели к центру села. Нечкино готовилось к наступлению ночи. Силуэты домов – деревянных и каменных  тонули в мареве прогретого дневным теплом воздуха, громко пели цикады, от сосняка тянуло влагой и хорошо пахло хвоей. А со стороны клуба уже слышались звуки дискотеки.

В компании священника в строгом черном подряснике Марина, облаченная в летний сарафан на бретельках и босоножки, чувствовала себя неловко. «Вот, ведь, еще в таком виде в церковь рвалась!» Так ее захватила догадка…
- Наш храм назван в честь Андрея Нечкина, сына основателей храма, - вдруг, неожиданно для самой себя, выпалила девушка.
Отец Виктор остановился.

- Ошибаешься, девушка. Наш храм посвящен святому Андрею Первозванному. В честь святого Семен Нечкин и назвал своего первенца Андрея, родившегося в год основания храма.
- Значит, Андрей Нечкин, все-таки существовал! – от радости Марина готова была захлопать в ладоши.

Девушка рассказала отцу Виктору об Анне Нечкиной.
- Почему же об ее брате ничего неизвестно? – спросила Марина священника. - И Уваров о нем ничего не пишет.
- Нууу, Уваров…

Марине показалось, что при упоминании этой фамилии лицо отца Виктора слегка скривилось. В мирской жизни Николай Петрович тоже баловался краеведческими статейками, а потому авторитетно заявил:
- Уваров – еще не Нестор, и ему не все ведомо, в областных архивах материала много нарыл, а одну статеечку, опубликованную в губернской газете в начале прошлого века, пропустил…

- Что за статья? – живо заинтересовалась Марина.
- Я наткнулся на эту публикацию случайно, когда только начинал работать в школе и готовился к одному уроку, - начал свой рассказ священник. – Жаль, копия статейки не сохранилась.

Услышав печальный вздох собеседницы, отец Виктор продолжил:
- Не расстраивайся, Марина. Я помню ее содержание. В 1912 году семейство Нечкиных постигло большое горе. Они даже хотели покинуть эти места навсегда… Об Андрее Нечкине не случайно ничего неизвестно, он умер еще мальчиком, в пятнадцатилетнем возрасте.
- Умер? Как …умер? – испугалась Марина.

- Не знаю… Как он умер, никто так и не узнал никогда. В статье этой сообщалось о таинственном исчезновении старшего из наследников помещиков Нечкиных. Дети без разрешения родителей решили встретить рассвет на Нечкинском пруду. Пруд этот – единственное, что осталось от роскошной усадьбы и парка князей Захарьиных…
- Пруда уже нет давно… - тихо проговорила Марина. Смятение охватило девушку, она не могла понять, как в рассказе священника мог ожить ее сон?

- ….К утру в дом вернулась только двенадцатилетняя Аннушка. Брата ее искали месяц по всей округе, да так и не нашли, - не спеша говорил  отец Виктор, не замечая волнения слушательницы.
- А Анна? Что она рассказала? – воскликнула Марина.
- Анна говорила родителям о тумане, в котором брат будто растворился и исчез, о какой-то легенде, связанной с этим прудом, о том, как брат ею заинтересовался… Ну, что может рассказать испуганный ребенок?

- Легенда… Что за легенда? – не поняла девушка.
- Не знаю, - ответил священник. – В статье об этом ничего не говорилось. Что странно, пруд Нечкинский уже к тому времени обмелел, как в нем мог утонуть пятнадцатилетний парень? Да и тело не нашли… Весь пруд крестьяне обшарили и не нашли…
- А беседка на пруду…? Ее осмотрели? – спросила Марина.
- Беседка? Какая беседка, Марина? – не понял отец Виктор. – От архитектурных чудес Захарьиных уже сто лет как не осталось ни следа. Не было там никакой беседки…

«Была, я это точно знаю!» - хотела закричать девушка, но вслух произнесла только слова благодарности  и попрощалась со священником.
Даааа, история приобретает все более интригующий оборот, - думала Марина. Дома, уютно расположившись на кровати и закутавшись в одеяло, она целый вечер провела за «интересным» занятием – рассматривала картину, которая так же, как вся эта история, неожиданно свалилась ей на голову. Девушку уже не удивило, что картина вновь видоизменилась. Не два, а уже четыре белоснежных, красноносых лебедя не спеша плыли по глади Нечкинского пруда. Туман отступил, и беседка красовалась во всем своем великолепии. Обрывки тумана клубились только у основания беседки, не скрывая прелести высокой, ярко зеленой травы, что росла на другом берегу прудика, у входа в беседку. «Это не сказки!» - вспомнился Марине крик Андрея из сна. Это не сказки! – убежденно повторила девушка.

Больше всего хотелось Марине заснуть и во сне получить ответы на все интригующие вопросы. Но, как назло, сон  и в этот день не спешил к ней. Девушка уснула только под утро.

…Страх охватил сердце Марины. Темно, холодно, а она второпях успела натянуть на себя только легкое платье. Все спит, безмолвие и тишина объяли весь дом… Но ступени лестницы, по которой крадучись, они спускаются с братом, скрипят так предательски. Вот проснутся родители и тогда… Тогда им попадет. Оставят без сладкого. Андрею хорошо, он пирожные не любит…

- Андрей! – шепотом позвала Марина… нет, Аннушка. – Давай вернемся. А вдруг Лизонька врала…
- Тихо! – Андрей  ткнул сестренку локтем в бок. – Княжна Елизавета Захарьина не может врать…

Но Аннушке опять вспомнились пирожные, что так дивно пек маменькин повар Петруша, папенькины наставления и… в глазах вновь потемнело от страха.
- Может, не надо, Андрюша… Может, в другой раз? – заканючила девочка.
- Как ты не понимаешь, Аннушка? - шепотом закричал старший брат, - другой раз будет только через пятьдесят лет…

Ступени лестницы, наконец, закончились, и дети оказались в просторной гостиной, что занимала  большую часть первого этажа дома. По обе стороны гостиной тянулись темные коридоры, ведущие в комнаты слуг, которые спят очень чутко, а потому здесь надо пройти на цыпочках, на носочках.

Тяжелая парадная дверь дома долго не открывалась. Ключ, украденный старшим братом у нянюшки Пахомовны, несколько раз прокручивался в замке. Аннушка уже облегченно вздохнула, предчувствуя возвращение в теплую постель, что ждет ее в детской, когда замок поддался, и дверь отворилась.

Они шли по траве босые. Это папенька, споря с маменькой, приучал их, как крестьянских детей, ходить босиком… С трудом ориентировались в тумане, что молочным киселем разлился вокруг.
- А если это сказки? – снова засомневалась Аннушка.

- Вот и проверим, сестренка! – убеждал Андрей. – Лиза рассказывала, что ее прапрапрапра… бабушка, то есть тетушка Анастасия… спаслась так… от гнева отца, который ее замуж за нелюбимого хотел отдать…
- Андрюша! А нам от чего спасаться, не от папеньки же?

- А нам - только проверить… Лиза говорила,  что Анастасию эту спустя полвека видели крестьяне… и так же на рассвете… в самую макушку лета…
- Через пятьдесят лет? – удивилась Аннушка. – Так, ведь, она старая, как наша нянюшка, наверное, была?

- А вот и нет! – воскликнул Андрей. – Почти такая же молодая и красивая, какой была, когда из-под венца сбежала, со счастливой, и, как маменька говорит, умиротворенной улыбкой на лице…
- Ух, ты… - любопытство вновь победило Аннушкин страх, и она шла за старшим братом уже без ропота. И только у пруда страх вернулся к ней…

Утро и весь последующий день Марина находилась в состоянии полного оцепенения. Можно ли верить сну? Книги о Нечкиных, разговор со священником – все это стимулировало ее фантазию, вот и причудилось… Но как может сон быть таким явным? Девушке вспоминались скрип ступеней в доме дворян Нечкиных, холодная вода, обжегшая ступни девочки в длинном фиолетовом платье. И мальчик – рослый, с ясными голубыми глазами, светящимися смелостью и решимостью, со спутанными белокурыми волосами, в белой рубахе и коричневых брюках… Допустим, все это она, действительно, могла придумать… но… но картина ей точно не приснилась! Картина материальна, ее видели несколько человек, кроме Марины, - старик-художник из Питера, соседка по купе, родители, наконец… А вчерашний сон был, пожалуй, самым загадочным. «Один раз в пятьдесят лет… на рассвете … в самую макушку лета…» Что все это значит?

Стоит ли говорить, что инвентаризация новых книжных поступлений в тот день совсем не шла Марине в голову. Работа не сдвинулась с мертвой точки, время тянулось до обидного медленно. И единственным событием дня стало получение посылки из областной библиотеки.

- Марина! – Позвала девушку Елизавета Петровна. -  Вот книга, которую ты заказала по межбиблиотечному обмену.

Могло показаться, что в жизни Марины не было более главной, нужной книги. С трудом отсидев в библиотеке оставшиеся полчаса рабочего времени, Марина пришла домой, положила том в массивном коричневом переплете на письменный стол и несколько минут не решалась его раскрыть. Родители очень удивились, когда она отказалась от ужина, заперлась в своей комнате и просила ни в коем случае ее не беспокоить.

Воспоминания, записки Анны Нечкиной-Ренье занимали добрых триста страниц. Они относились к разным периодам ее жизни, напоминали то дневник, фиксирующий события в хронологической последовательности, то эссе, размышления, в которых упоминались люди и сюжеты из разных десятилетий. Нечкино, Петроград, Царицын, Ницца, Париж… - жизнь помотала Анну от края до края, так и не позволив в финале прибиться к родному берегу.

Из Записок 1922 года: «…Остались только боль, страх, полное отупение и равнодушие к собственной судьбе. Все, что было любимо, дорого, свято, - все погибло… Там, где была Родина, – обугленные развалины, едва теплящееся пепелище, прах под странным чужим названием Совдепия…».

Читая эти горькие строки и едва переводя дыхание, Марина ждала, когда автор расскажет о событиях утра июльского дня 1912 года. Но Нечкина в записках не оставила подробного описания своих детских лет. Рассказывая о коротком пребывании в революционном Петрограде, о том, как встретила ее Франция, о Париже, каким он был в двадцатые-тридцатые годы прошлого века, о трагических событиях Второй мировой войны, о фашистской оккупации страны, ставшей для Анны второй родиной, она постоянно возвращалась мыслями в детство, вспоминала мать, отца, старшего брата Андрея. Но о роковом рассвете на Нечкинском пруду, также как и о страшном восемнадцатом годе, словно вовсе не хотела писать. Марина решила, что будет читать, не отрываясь, не перепрыгивая со страницы на страницу, не заглядывая в конец, как привыкла, когда сюжет книги заставлял леденеть кровь, а от финала, казалось, зависела собственная жизнь.

Когда до окончания записок Нечкиной осталось несколько страниц, Марина почти потеряла надежду. И, наконец, прочитала:

Из воспоминаний 1957 года: «Ничего не осталось от прошлого, только легкая дымка воспоминаний, напоминающая клочки тумана над Нечкинским прудом. В восемнадцатом году туман поглотил все – маму, отца, наш дом, так же как Андрея шестью годами раньше... В сорок третьем с разницей в три дня в небытие ушли Этьен и Мари, кусочек моей счастливой французской жизни. Два крушения – не слишком ли много за одну короткую жизнь? …И теперь, когда десятилетия, целых полвека отмеряют мой путь, Андрей, брат мой, все чаще я вспоминаю тебя. А вдруг через каких-то пять лет наша встреча станет возможной? Думаю об этом с замиранием сердца… Не смею мечтать о таком чуде как о необыкновенном, сказочном счастье…Не смогла бы рассказать о тебе даже самым близким людям …если бы они у меня были. …Знаю, мне никто не поверит, как не поверили родители много лет          назад …».
Составитель сборника в примечаниях пояснял, при каких обстоятельствах в 1943 году погибли Этьен Ренье – муж Анны, активный участник Сопротивления и ее двенадцатилетняя дочь Мари, но терялся в догадках: о какой встрече с братом Андреем идет речь, ведь тот, по мимолетному утверждению самой Анны, погиб еще в 1912 году?

Было начало четвертого часа утра, когда Марина перелистнула последнюю страницу воспоминаний, оторвалась от книги и поняла, что в отличие от биографов Анны Нечкиной у нее вопросов  больше не осталось. «А вдруг через каких-то пять лет наша встреча станет возможной?» - спрашивала Анна. Но через год ее не стало, и встреча в 1962 году  не состоялась…

Макушка лет – 15 июля - уже прошла, - лихорадочно думала Марина. На календаре 27, нет, уже 28 июля 2012 года, суббота… или 15 июля по старому стилю! Решение созрело в одну секунду. Медлить нельзя! Один раз в пятьдесят лет!
Покинуть дом незамеченной Марине Стрельцовой оказалось намного проще, чем Андрею и Анне Нечкиной сто лет назад. Калитка неприятно скрипнула, пес Тарзан сонно заворчал в конуре. Но дом и все домочадцы безмятежно спали, как и все вокруг. Пустоту плотно залил молочно-белый туман, дома на противоположной стороне улицы утонули в нем  безвозвратно, но Марина могла найти дорогу к школе даже с зажмуренными глазами.

Кругом – ни души. И вдруг – крик.
- Марина! – ниоткуда, из тумана возник силуэт высокого парня с красной спортивной сумкой в руках.
- Дима? – вяло спросила Марина, почему-то совсем не удивившись появлению бывшего бойфренда и недавнего питерского сокурсника в половине четвертого утра у ее дома в Нечкино.

«С Московского скорого, который проходит в три часа ночи, - вот он откуда!» - равнодушно подумала Марина и продолжила свой бег. Ей надо обязательно успеть, и никто, и ничто не могут сейчас ее остановить.

- Постой! Куда ты, Маринка? – оторопел Дмитрий. – Знаешь, чего мне стоило раздобыть твой адрес в деканате? И в этом тумане найти дорогу к твоему дому?
Но Марина не слушала его.
- Извини, я очень спешу!
- Да, куда можно спешить в такую рань? – удивился Дмитрий.

Ответ девушки озадачил еще больше:
- Надо торопиться, рассвет не будет длиться вечно!

Не задавая больше вопросов и отбросив в сторону сумку; Дмитрий последовал за подругой. Марина ускорила бег, приятель не отставал. Через минуту они бежали с удвоенной скоростью. Мелькали окна домов, за которыми мирно спали нечкинские обыватели. Вскоре показалось красное здание Маринкиной родной школы.
- Нам сюда? – спросил Дима, и Марина поразилась, насколько покорен ее бывший бойфренд, но поразилась только на секунду.

Когда школьное здание осталось позади, а впереди зазеленела беговая дорожка стадиона, на которой год назад Марина отрабатывала стометровку, плотную ткань тумана зазолотил первый солнечный луч. И все моментально изменилось…

Школа за их спинами исчезла, на стадионе… разлился пруд, над водной гладью склонились ивы, четыре лебедя мелкой рябью отметили свой путь вдоль ближнего бережка пруда.

- Что это… господи? Мне это снится? – Дмитрий, в конец ошалевший, попятился назад и едва не сбил керамический вазон, стоящий на площадке перед мраморными ступенями, ведущими к воде.

- Не бойся! Это не сон. Снимай кроссовки. Дай мне руку! Здесь мелко, вброд пройдем… - совсем как Андрей Нечкин когда-то, Марина взяла инициативу в свои руки.

Закатав джинсы по щиколотки и взявшись за руки, юноша и девушка медленно побрели по воде. Ноги едва не сводило судорогой от холода, лебеди испуганно шарахнулись прочь от них, но Марина и Дима настойчиво шли вперед, думая лишь о том, как бы не потерять брод. Наступало утро. Солнце золотило верхушки деревьев леска, прятавшегося за прудом. Туман медленно таял, роняя молочные слезы в воду. Его клочья пухом разлетались в разные стороны, открывая вид на великолепную беседку, построенную итальянским архитектором по заказу князей Захарьиных в шестидесятых годах восемнадцатого века. Позолоченный купол беседки отсвечивал солнечные лучи, а шесть мраморных колонн сияли такой первозданной белизной, что юноша и девушка не сразу заметили стройный силуэт мужчины в белом костюме и белой шляпе. Он расположился между двух колонн, а когда увидел юношу и девушку, снял шляпу и  чинно поклонился.

Белокурые или тронутые сединой волосы мужчины были тщательно уложены и не торчали в  разные стороны, как когда-то. Черты лица не скрывали следов прожитых лет. Но блеск глаз, горевших решимостью, был по-прежнему молод. Мужчина улыбался солнцу, зачинавшемуся утру и паре молодых людей, спешивших на встречу с ним.

И когда до беседки осталось несколько шагов, Марине живо вспомнились строки из записок Анны Нечкиной, вызвавшие недоумение ее биографов:

- Верю, там, где ты, Андрей, нет горя, войн и потерь. Цел и нерушим отчий дом, Нечкинский пруд так же, как и раньше, населяют белые лебеди. Болезни, старость и даже сама смерть отступили, чтобы сохранить вам ваших близких и любимых. Верю, та России, где ты, не знает ни Октября семнадцатого, ни Ленина, ни Сталина, ни первой, ни второй мировых войн. И Гитлер там, где ты, не родился… И все дышит немного грустным счастьем и умиротворением… Я верю…