Хроника одной осени

К первому сентября все студенты зооветеринарного техникума слетались, как домой - на учебу. В родной технарь, где нет родительской опеки и, сам себе и голова и хозяин. Комната в общежитии на четыре человека. Ребята съехались за три дня до начала занятий. Все загорелые, откормившиеся за два месяца на домашних харчах. От ребят так и несло здоровьем, силой, радостью и какой-то неудержимой внутренней энергией. Все рассказывали друг другу, что было интересного, и смеялись от всей души.
Общежитие было двух этажное, выполненное в форме прямого угла. Одна сторона, которого выходила на мощеную улицу, а другая уходила в глубь двора, в большой фруктовый сад. В глубине сада находился клуб, где каждый вечер показывали кино, а рядом - здание старого учебного корпуса. Новый, громадный учебный корпус, с очень большим спортивным залом, в котором были размещены брусья, два новеньких спортивных коня, висели кольца, свешиваю¬щиеся с потолка, толстый канат, сборный турник и прочий спортивный инвентарь. Министерство сельского хозяйства щедро опекало свои учебные заведения. Выстроили для студентов большую и красивую столовую на территории техникума, а рядом чайхану, где студенты пили чай и играли в шахматы. В той части здания, что уходила в глубь сада, производился мелкий ремонт: побелка, покраска, а в той части, что стояла фасадом к дороге, ремонт должен был быть только через 5-7 дней.
Наш герой, Коля Булгаков, жил на-втором этаже общежития, что стояло фасадом на улицу. В центре угла здания, на первом этаже, был парадный вход, через который проходили в партийный кабинет, а так же в профсоюзный и другие. Входы для студентов были сделаны со двора. Начальство занимало комнат 10 на первом этаже, а все остальное принадлежало студентам. Комната Николая Булгакова, где он жил с товарищами находилась как раз над кабинетом парторга. Получив пастельные принадлежности, ребята пошли в магазин, купили самые толстые тетради, ручки, а также игральные карты и домино. Большим любителем играть в карты был Володя Наливайко, но все остальные играли только в домино. Пошли по комнатам, и нашли себе хороший стол, сбитый сверху из дубовых досок, 50 мм толщиной. И, потом, играя в домино, били о стол косточками так, что звон стоял, как в кузнице. Играли на «шалобаны», удар указательным пальцем, его ногтевой частью, по лбу проигравшего. Затем, по мере того, как мочевые пузыри наполнялись отработанным чаем, игра усложнялась. Проигравшие должны были нести выигравших в туалет, чтоб сходить по-маленькому, а потом их везли обратно на второй этаж, на спине.
Первого сентября появился парторг. Утром на линейке, после выступления завуча и других, он выступил с пламенной речью. «Дорогие мои, о вас заботится партия. Она вас учит, кормит, одевает и обувает. После двадцатого сентября мы все как один поедем на сбор хлопка. Урожай в этом году отменный и вы, дорогие мои, должны будете отработать свой долг перед Родиной и нашей матерью - любимой партией». Гром аплодисментов потряс площадь перед учебным зданием. Парторг, дядя среднего роста и весом 120 кг, еле-еле спускался со стеллажа высотой в полтора метра. Студенты мигом разбежались по своим аудиториям.
Когда кончились занятия, в половине четвертого, Коля с товарищами сходили в новую столовую, покушали и пошли к себе в комнату. Бросив в сторону тетради и учебники, они сели за стол и начали игру в домино. Внизу, в кабинете парторга, шло совещание, на котором присутст¬вовали: завуч, комендант общежития, председатель профкома и прочие. После обеда, игра шла вяло, да еще помнили, чей кабинет внизу. Но, по мере игры, азарт захватывал сильнее и в доказательство своего непревзойденного ума, руки круче и жестче опускали косточки на стол. Кто-то великий сказал, что игра в домино, по умственным способностям, стоит на втором месте после перетяжки каната. Ребята думали, что уже 5 часов вечера и парторг, закончив свой трудовой, напряженный день, спешит домой, где ему родная женушка сварила хороший жирный плов. Когда ребята вошли в «кураж» от игры в домино, парторг поднялся и спросил у коменданта общежития:
- Уважаемый, Алимчен Хамидович, ответь мне, что у тебя там, на втором этаже, кузница, да? Что там жеребцов подковывают? - Парторг поднял глаза к верху, а потом не произвольно, но по привычке, поднял две руки к своему большому лбу и молитвенно опустил их до подбородка. - О, Аллах, скажите люди, как можно так играть, что в моем кабинете пыль сыпется с потолка?!
Комендант сказал:
- В прошлом году известки гашеной не было, мелом белили. Вот он и сыпется.
- Ты мне голову не морочь, бегом сбегай: нога здесь, другая - там. Скажи этим балбесам, пусть забирают кровати и постели и идут спать в сад, на дворе. Где половина студентов, живущих в этом общежитии, спит в саду, и ждут, когда краска высохнет, и ремонт будет закончен. Гони их в шею. Все равно, и с этой стороны будет производиться такой же ремонт помещений и всего здания. И на будущее, переведи их жить в самую крайнюю комнату по коридору. Ё биссмиллёхи Рахмону Рахим, ты посмотри, вот жеребцы!
И парторг достал из кармана громадный носовой платок, сделанный и вышитый его женой, в знак уважения и преданности своему хозяину. Медленно начал вытирать пот, обильно поли¬вшийся по его лицу и шее, как у буйвола.
Алимчен Хамидович, прибежавший к ребятам на второй этаж, говорить не мог, он задыхался. Обежав приличную часть здания, да бегом поднявшись по ступенькам, он указательным пальцем показывал вниз, а потом двумя руками, разведя их в стороны, приблизительно до размеров живота парторга, снова пальцем показывал вниз. Николай спросил:
- Что парторг помер? Скорую позвать надо?
Отдышавшись, комендант сказал:
- Ребята, там идет заседание. Забирайте вещи и несите в сад ваши кровати. Здесь будут делать ремонт. Сейчас сентябрь, стоит жара, там воздуха больше, а потом, после ремонта, будете жить в самой крайней комнате. Парторг так приказал.
- Алимчен Хамидович, передайте нашему парторгу, если партия сказала надо, мы отвечаем ей
- выполним, а парторг - наше знамя.
Минут через сорок они перенесли свои кровати под понравившуюся им раскидистую яблоню. Позднеспелые яблоки были еще очень кислые. На новом месте они разместились рядом с зоотехниками-первокурсниками. Рядом с Володей Наливайко, их кровати соприкасались торцовыми сторонами, спал рослый парень из Мордовии. Если его не разбудить, то он храпел до обеда, как богатырь. И поднимался только тогда, когда раскаленное солнце в зените начинало греть его так, что ватное одеяло начинало вонять гнилой ватой, мочой и потом. Ребята удивля¬лись, и очень, хотя сами были любителями поспать подольше. Но так?!
Вечером, кому-то в голову пришла мысль научить парня просыпаться пораньше, и быть более расторопным. Часов в шесть утра, Володя, самый шустрый из четверки друзей, открыл одеяло Ивана и, написал у него на животе красной тушью: «Умру за горячую любовь». Иван не просыпался. Тогда Володя написал на левой стороне груди богатыря синими чернилами: «Не забуду мать родную и Серегу-пахана». Он его не накрыл одеялом. И, просыпающиеся студенты, шли умываться к ручью с чистой, как хрусталь водой, как раз мимо Ивана. Все останавливались и читали. Смеялись от души. А Ваня спал сном великого праведника.
Потом, кто-то сделал ему «велосипед». То есть, между большим пальцем и вторым пальцем ноги, закладывался кусок газеты, и его поджигали. По мере сгорания газеты, нога дергалась вначале медленно, а потом все быстрее и быстрее, пока не тухла газета или хозяин ноги быстро не тушил ее. Ивану поставили «велосипед» на обе ноги, и пожалели об этом. Он проснулся только тогда, когда ноги припекло так, что потом образовались пузыри. Все поняли, что Иван хоть и вырос, но пребывал еще в детском возрасте.
Последнюю шутку ему ребята устроили так: ночью, подняв его кровать, отнесли за дорогу, за садом, там были плантации риса. Рис еще не созрел, но воду в ячейках, где он рос, сбросили на половину. Так что уровень воды на плантациях был 15-20 см. Кровать опустили посередине ячейки, постель была над водой сантиметров на двадцать выше. Ванюша спал и, что он видел во сне и слышал? Кто его знает. Когда солнце основательно прогрело его, он сел на кровать с закрытыми глазами и скинул ноги в воду. Ощутив воду, он проснулся окончательно. После этого, его никто больше не беспокоил. Узбекские ребята прозвали его «явош боча» - спокойный парень с легкой вуалью на мозгах. Просто, когда ребята поднимались утром на занятия, они его поднимали с постели, дергая за обе руки. Впоследствии, у него это прошло.
Отец Николая Булгакова был хорошо знаком с завучем зооветеринарного техникума. Дмит¬рий Иванович Мосолов, будучи студентом Самаркандского ветеринарного института, два раза приезжал на практику в город Регар. Так что, хорошую ветеринарную практику он получил у отца Николая. У него было двое детей: мальчик и девочка, маленького возраста. Жена его, имеющая высшее образование, преподавала в техникуме биохимию, поэтому ей надо было накормить детей, а потом нести их в сад-ясли. Дмитрий Иванович попросил Николая об одной услуге, чтоб он рано утром бегал за молоком в учебное хозяйство.
Николай поднимался в шесть часов утра, бежал к Мосоловым, брал у Нины Петровны алю¬миниевый баллон, литров на пять, и через сад, потихоньку, шел в учхоз. Проходя по саду, он не удержался и наелся очень крупной, сладкой алычи. Потихоньку дошел до речки, разделся и искупался в теплой воде. Так как камни, нагретые за световой день до 80 градусов, отдают тепло до 2-3 часов ночи, вода утром в арычке, почти как парное молоко. Оделся, сделал физическую зарядку, по системе Йога, минут за двадцать, а потом медленно пошел за молоком. Занятия начинались в половине девятого, и времени было еще очень много. Он зашел в корпус, где стояли привязанные коровы. Доярка доила коров доильным аппаратом - устройством для механического доения коров. Потом взяла ведро и начала доить корову вручную. Она говорила, что эта корова молодая и, что отдает мрлоко только при доении вручную.
Николай, пришедший с яркого дневного света, потихоньку начал привыкать к слабому освещению в помещении. Когда зрение адаптировалось, и он подошел к доярке с другой стороны, то он увидел самую прекрасную, живую картину, только что сошедшую, прекрасную мадонну, с полотна великого Гойя. Пышнотелая доярка в майке, заправленной в юбку, сидела на корточках. Широкая юбка скатились до самого пупка, полные, пышные ляжки белели, как коровье молоко. А между всей этой белизны, отчетливо проступала розовая створка магической и обольщающей раковины. У Николая сперло дыхание, сердце забилось по ребрам, как у воробья. Он потерял дар речи. Тридцатипятилетняя Глафира видела, из-за задней ноги коровы и, как веревка, висящего хвоста, какой эффект вызвала ее неувядающая, манящая, как прекрасный цветок пчелу, нежная роза. «Да, - подумала она, - мы еще можем соблазнять молодых и красивых парней». Она кончила доить, взяла ведро и пригласила Николая в боковое помещение, якобы налить молока, которое она сейчас процедит через чистую марлю.
Длинная юбка опустилась, чуть ли не до щиколоток. Николай, как под гипнозом, шел за ней. Дойдя до подсохшей на половину люцерны, она поставила ведро. Повернулась к Николаю и прижала его обеими руками к своей необъятной, белой, знойной и нежной, пахнущей молоком, груди, и тихо легла на люцерну. Николай только успел спустить брюки, а она просто подняла к верху юбку. Она была как богиня. Получить такой подарок, ему даже и во сне не снилось сегодня.
Глафира любила не торопясь, степенно, сердцем и мозгами, наслаждаясь и чувствуя любовь своего напарника, его поцелуи, деликатность и взаимопонимание. Но вдруг, где-то там, в центре алой розы, что-то начало срабатывать, как доильный аппарат. Такого ощущения Николай никогда не испытывал в жизни. Хотя у него уже был небольшой опыт в жизни.
Все было прекрасно до одной минуты. Вдруг, он почувствовал, что алыча начала производить свой лечебный эффект. Он был голоден, желудок и кишечник почти пустой, алыча за полтора часа успела проскочить через весь организм, а может быть, еще и подействовали кислые, зеленые яблоки, что он съел вчера вечером. Он понял, что атака алычи, действующая как тройная порция пургена, подошла к финальной точке. Если сейчас не подняться и не добежать до туалета, то придется стирать брюки в теплой воде арычка.
Мысли работали в голове, как электронно-вычислительная машина. Он спросил у нее: «Ты получила удовольствие или нет?» Она поцеловала его и сказала: «Теперь просто полежи». Но, где там нашему джигиту было, до таких тонкостей любви, когда он не знал, где ему заканчивать вперед. Он сказал ей: «Я сейчас». И как пуля побежал из корпуса. Хорошо что, скирда соломы была рядом. Забежав за скирду, и, еле успев слегка снять брюки, как горячий гейзер, рванул из его желудка и кишечника. Это было самое позорное явление в природе.
После первой атаки алычи, когда он только хотел подняться, гейзер сделал выброс еще раз. Достав записную книжечку, он начал дергать листики, чтоб убрать со своих полушарий желтую алычу. Когда он заканчивал грязное дело, появилась Глафира. Она мигом оценила всю эту картину, и хохотала так, как кобылица призывает к себе жеребчика. Легкие были у нее до бедер.
Николай вспотел. Она сказала ему: «А я думала, что ты от счастья побежал рвать мне цветы». Молодая, здоровая, сильная она хохотала и обнимала Николая. Потом, опустив ресницы, тихо спросила: «А ты получил удовольствие или нет?» Он ответил: «Я не успел». Она повела его вновь в помещение. И Николай с большим облегчением восстановил свой авторитет перед прекрасной Мадонной. Дважды признавшись ей в любви в процессе такого нежного, чарующего таинства, на лекцию он опоздал, но был счастлив до бесконечности. Молоко он принес и поставил там, где это было надо.
Потом, пока студентов не увезли на сбор хлопка в Пархар, к самой государственной границе у реки Аму Дарья, они встречались и любили друг друга. Где-то 25 сентября, подъехало несколько бортовых автомашин к зооветеринарному техникуму. Объявили, какие группы должны собрать постельное белье и вещи. «Все отправляются на сбор хлопка, но из-за нехватки автотранспорта, студенты будут отправлены сегодня и через день».
Группа Николая уезжала первой. Глафира пришла проводить парня, но не подошла к нему, а помахала рукой издалека. Булгаков был на седьмом небе от счастья. Да, такая необъятная, знойная женщина, конечно, оставила любовный след в его сердце.
До перевала на Бабатагских горах, высотой 1500 метров, ехали, мало разговаривая. Когда поднялись на перевал, Гиссарская долина и город Душанбе, большой и красивый, видны были, как на географической карте, как на ладони. Когда начали спускаться в Вахшскую долину, первым было селение Уялы. Подъехав к магазину, взяли по бутылочке портвейна №12 и, потом, пошел такой веселый разговор, песни. Когда, по мосту, переехали мощную речку Вахш, завуч Мосолов, стоящий у обочины дороги за мостом, остановил машину. Он сам с руководством ехал на легковой автомашине.
- Ребята, - сказал он - вы взрослые люди и, если честно сказать, я сам в вашем возрасте употреблял потихоньку спиртное, но всегда знал меру, и не забывал о чести и морали. Вы меня поняли?
- Дмитрий Иванович, отец родной, мы за вас и рядом с вами.
Все было хорошо: анекдоты, песни. Но вот Саша Иванов закричал:
- Где-то, что-то, пацаны, горит!
Все были слегка под шафе, курили сигарету за сигаретой, и где там можно было что-то унюхать. Машина неслась со скоростью 90-100 км/час. Дорога асфальтированная, широкая, новенькая, как будто только вчера был уложен асфальт. Воздух, после дневной жары и зноя, стал чуточку свежее. И все наслаждались жизнью, лежа на свернутых одеялах и матрацах. Как мало надо для счастья молодому человеку: бутылочка портвейна №12, пачка сигарет «Памир» из самого поганого сорта табака и хорошая компания. Но вот, Иванов, сидевший на своем матраце, в середине кузова, у самого борта автомашины, взревел как ужаленный. Под ним действительно горел матрац, раздуваемый хорошим ветерком, образующимся от быстро ехавшей автомашины. Только когда у него запекло левую ягодицу, только тогда он понял, что горит. Автомашину остановили, горящий матрац залили водой, проверили все ли в порядке с остальными вещами и снова в путь.
Очень поздно, вечером, приехали в подшефный совхоз, находящийся с востока от Пархарско- го района. Выбрали себе дом возле дороги и расположились на чисто вымытом, деревянном полу. Вдоль дороги было несколько домов, еще не совсем достроенных, а потому и не заселен¬ных местными жителями. Следующих подъезжающих студентов, размещали в колхозном клубе, в школе и где придется. Так что, группа студентов ветфакультета была в большом выигрыше, что их отправили первыми.

Утром, позавтракав, чем придется, группа получила большие мешки, в которые можно набить до 60 кг собранного хлопка. А также выдали фартуки, т.е. небольшие мешочки, в которые можно собрать до 7-8 кг хлопка, а потом пересыпать в большой мешок. Фартук имел две тесьмы, которые завязывались сзади на пояснице. Это все, что нужно было сборщику хлопка. Хлопок был тонковолокнистый высшего сорта и назывался «нулевка». Попадались кусты с красным и голубого цвета хлопком. Для этого на фартуке были карманы, куда укладывался цветной хлопок. Видимо сбор шел для селекционеров, которые потом изымали семена из ваты.
Хлопчатниковые кусты были почти в рост среднего человека, а маленькие коробочки в три створки, были в самом низу. Но удивительно, хлопок сорта «нулевка» и сорта «месри», были тяжеловеснее, чем такого же объема фартук, но набитый американским, толстоволокнистым сортом, у которого пять створок. За один килограмм собранного хлопка платили по 10 копеек. За световой рабочий день хорошие сборщики хлопка собирали по 80-90 кг. Но основная масса студентов собирала от 25 до 50 кг в день.
За трех разовую еду в день снимали из заработанных денег один рубль. К концу сезона, то есть к Новому году, когда республика рапортовала о выполнении и перевыполнении сбора и продажи хлопка государству, только тогда студентов и школьников возвращали в учебные заведения. На сбор хлопка не привлекались только учащиеся до 4-го класса, включительно. Но зато у студентов появлялись небольшие накопления денег. Стипендия за 3-4 месяца, да деньги , полученные за сбор и сдачу хлопка -совхозу, где-нибудь, на плантации среди кустов хлопка, попадались и конопля, специально спрятанная от любопытных глаз. Выращенная и ухоженная, ну как елочка на Новый год.
Студенты, понимающие толк в этом деле, когда находили такую прелесть, становились на колени. И, как китаец, увидевший цветок Женьшеня, кричал: «Панцуй, Женьшень, я искал тебя в тайге и нашел тебя». Эти же кричали: «Хвала тебе, Господи, ты подкинул нам «шару». Мы не искали ее, но ты показал нам путь к ней!» Елочку обдирали до последних листиков и потом, свернув самокрутки из газет, спрятавшись у какого-нибудь коллектора с чистой водой, но буйно заросшего камышом, лежали и курили до позеленения. Курили все подряд, даже с семенами конопли. Если кто-то искал своего товарища и спрашивал: «где он?», а он в камышах в групповую курил травку, то ему говорили: «твой друг «хумарит» в тугаях».
Имея деньги, вечером играли в карты. Игра называлась «очко» или «21». Играли до 2-3-х ночи, а то и до утра. А потом отсыпались на плантации, к вечеру собрав 10 кг хлопка, чтоб уплатить за еду.
В группе Николая был один картежник, Володя Наливайко. Он то проигрывал абсолютно все, то выигрывал с избытком. Ребята с уважением относились к нему. Не за то, что он физически был силен, а лишь только по тому, что был честен и справедлив по отношению к друзьям. Играли в карты где-то, у кого-то, но вот Володя привел картежников играть в общей комнате. Где спали уставшие ребята, наработавшиеся за весь день. Играли допоздна, не шумели, хоть и ставки на кону были большие. Дым коромыслом висел в очень большой комнате. Где-то часа в два ночи, Иванов Александр проснулся. Много чая выпил вечером, и нужно было облегчиться. Когда он поднялся на ноги, то его повело сначала в одну сторону, а потом в другую. Он понял, что картежники весь вечер курили коноплю, а то и чисто сработанную анашу! Ее тоже продавали местные узбеки. А спящие в это время, вдыхали смог травки и анаши. Иванов начал ругаться с картежниками. «Что ж вы совести не имеете!» От крика начали просыпаться и другие ребята. Все были в угаре, вроде как от угарного газа. Когда ребята пришли в себя, группу картежников выбросили вместе с Володей на улицу и предупредили его по-дружески.
К концу второй десятидневки сбора хлопка, группу Булгакова повезли в баню, помыться. Баня находилась за Пархаром, прямо у дороги с западной стороны, на въезде в район. Пыль как вода заливала дорогу слоем в 15, а то и больше см. И, когда по дороге проезжала автомашина, пыль поднималась в воздух и долго висела над дорогой, как облако или скорее как туман. А за дорогой находилась государственная граница СССР. Далее была видна гладь реки Аму Дарьи, а за ней Афганистан. Практически, моясь в бане, можно было видеть берег Афганистана и животных, пасущихся возле реки, и изредка людей. Всем было интересно посмотреть на границу, потрогать колючую проволоку руками. Граница была закрыта несколькими рядами натянутой на столбы колючей проволокой и Т-образной формы и У-образной формы, и каких только форм не было придумано для того, чтоб не прошел, ни человек, ни животное. Такое ощущение, что даже черепаха не могла переползти через все, хитро устроенные ряды заборов. Между третьим и четвертым рядами была выкопана, и под грабли выровнена земля, которая была еще и подметена. Между рядами лежали небольшие кучки колючки и травы, которые видимо тщательно убира¬лись. И, чтоб ветер не разбросал эту давно пересохшую траву, на нее сложили камни. Иванов Александр сказал:
- Пусть мне отрежут уши, если какой-то шпион сможет перейти такое количество преград и эту подметенную полосу.
В первые дни пребывания на уборке хлопка, в погожий жаркий день, остановили сбор хлопка и сказали, чтоб все сидели по местам и далеко не отходили от домов. К вечеру дали отбой, и на следующий день уборка хлопка продолжалась. Ребята спросили у начальства: «а что случилось?»
- Да, вроде нарушение границы было.
- А что дальше? - спросили студенты.
- Кого-то задержали.
- А что его парашютом сбросили или как? - ребята народ любознательный.
- Да, воду мутят, так сказать профилактикой занимаются, - ответил один преподаватель.
Ребята стояли в одном метре от государственной границы. Иванов Александр, очень пытли¬вого ума человек, ни когда не пользовался чужими примерами из жизни, а шел по ней методом, так сказать, проб. Методом Буратино, когда он совал свой длинный нос в любую щель. Александр потрогал еще раз колючую проволоку и сказал:
- Вот, я бросаю свой окурок сигареты за колючую проволоку. Пусть Шерлок Холмс и доктор Ватсон этой заставы попробуют найти меня по этому окурку.
Он положил окурок на ноготь указательного пальца, и запустил окурок в воздух и тот , перелетев несколько оград к ряду, упал на сухую солому. Все стояли как завороженные и наблюдали, что же будет. Никто не ошибся. Солома начала дымить, а потом появился огонек. Ребята бросились назад, через пыльную дорогу, в баню. Пока разделись, пока намылились и не успели, как следует помыться, как к бане подъехала автомашина с солдатами и офицером.
Офицер зашел в предбанник и сказал смотрителю, чтоб все ребята вышли во двор. Как только парни ни старались: и рубахи сменили, и косоглазие делали, и хромали, но они не учли одного момента - за всеми их действиями наблюдал солдат, дежуривший на вышке км за полтора от бани. Он в бинокль изучил их лица и показал на всех наших героев, не пропустив ни одного. А ведь, он был одногодок с нашими студентами. Ребят посадили в кузов автомашины и увезли в воинскую часть, на заставу.
Сидели они в приемной комнате. Володя Наливайко сказал:
- Ну, хлопцы, Сашко нас всех в Сибирь оприходовал. Хлопок собирали - тяжелая работа, но здесь тепло, а теперь лес валять погонят, там холод. Зола осталась на границе, а ее ветер разнесет по подметенной полосе.
- Ну и что, - сказал Александр. - Все равно, следы будут видны. Да и потом, какой дурак, а шпионы не дураки, полезет на свиных копытах через такую границу. Ему клещами придется перерезать столько заборов, а какие-то из них находятся и под током, да с сигнализацией. Нет ребята, то бред сумасшедшего.
Майор заставы соединился по телефону с руководством техникума. Приехал Дмитрий Ивано¬вич Мосолов. Всех завели в кабинет. Разговор был тяжеловатый, долгий. Завуч молча кивал головой, соглашаясь по всем вопросам с майором, а потом сам начал ругать своих студентов. Видимо, пока думали и обсуждали, как наказать студентов, майора раза два вызывали куда-то. Часа через 2-3 ему позвонили по телефону. Когда разговор был окончен, он сказал:
- Дмитрий Иванович, руководство решило не наказывать студентов жестоко. Ну, посадим мы эту компанию суток на двадцать, а их надо кормить. А кто ж хлопок убирать будет? Значит так. Вы лишаете их стипендии за этот месяц, и выносите всем выговор.

На этом инцидент был исчерпан. Но всю дорогу, пока ехали в автомашине, Дмитрий Ивано¬вич ругал ребят, называя их идиотами и недоумками. Ребят перекинули на другие плантации хлопка, а там гектара 4-5, совсем рядом, была бахча. На поле так соблазнительно лежали зрелые, как мед, сладкие арбузы, и в половину метра длиной дыни. Два дряхлых старика с дробовиками в руках, охраняли всю эту прелесть. Ребята-узбеки пытались завязать с ними контакт. Но где там. Приказ директора: ни одной дыни, ни одного арбуза, ни кому! Хоть и было далековато, и устали за день, работая на плантации, но поздно вечером четверо друзей, взяв по фартуку, пошли на бахчу за арбузами. Они шли по хлопчатнику, и их не было видно. Дойдя до края бахчи, они остановились. Надо было выяснить, где сторожа. Их не было видно. Иванов вызвался сползать в разведку. Минут через десять он шел в полный рост по бахче. Ребята подождали, когда подойдет Александр.
- Ну что? - спросили они.
- Да храпят, как кони. Видимо, с вечера травкой побаловались, и теперь медитируют.
Выбирали арбузы, не спеша. Стукали указательным пальцем, звенит или глухой. Если звенит,
забирали, значит спелый. Взяв по два арбуза и по одной дыне в придачу, ребята, хорошо груженные, вернулись домой. Пир был на славу. Когда наелись арбузов и дынь, то корки собрать и вынести попросили Сатыбалды. Он сначала отнес таз, а потом, собрав остальное, тоже вынес из помещения.
Утром, поужинав, все ушли на сбор хлопка. А когда пришли на обед, то возле дома стояло руководство ЗВТ и бригадир отделения. Оказывается, бригадир, проходя мимо домов, где были размещены студенты, случайно наткнулся на арбузные и дынные корки. Сатыбалды поленился отнести их подальше, а выбросил их метров за 7-8 от дома. Свои сорта арбузов и дынь бригадир мог определить с закрытыми глазами. Опять линейка, опять выговор, но теперь всей группе.
- Ребята, ну когда вы повзрослеете на голову? Рост у вас почти у всех нормальный, - завуч разносил всех в пух и прах. Ругая ветфаковцев, вспомнил и других, кто тоже в чем-то проштра¬фился и погорел сам или сдали информаторы.
На следующий вечер была политическая информация. Лекцию читал учитель по политиче¬ской экономии, Ташмат Рахимович. Ребята, проучившиеся год в техникуме и поступившие в него на базе десяти классов, газеты и журналы читали, почти постоянно. Когда Ташмат Рахимович закончил лекцию, то первым поднялся Володя Наливайко. Он поблагодарил учителя за хорошо преподнесенную лекцию о международном положении в мире и в целом по стране. Но, попросил ответить его на один, хорошо продуманный и подготовленный для него, вопрос, на который он не смог ответить. Следом поднялся Александр. Тоже поблагодарил Ташмата Рахимовича и задал вопрос. И на этот вопрос учитель сказал, что не готов ответить экспромтом. Когда начал подниматься третий, Дмитрий Иванович, присутствовавший на политической лекции, не выдержал. Вскочил из-за стола и сказал:
- Лекция окончена, завтра вставать рано, работа трудная, все устали. Но вы, ветфаковцы, задержитесь.
Он минут десять давал нагоняй студентам. А потом сказал:
- Вы выросли на голову, но не там где надо. Он спокойный и хороший учитель, прекрасный семьянин, у него много детей. Ну, зачем подсиживать такого человека.
Володя Наливайко рассказал завучу, что было на лекции Ташмата Рахимовича, перед отъез¬дом на хлопок. Группа большая, а кабинет маленький. За первым столом сидел Наливайко с сокурсником. Ташмат Рахимович на этом же столе, со своей стороны, разложил свой конспект и журнал оценок группы. Читал он строго по конспекту, отпечатанному на листах бумаги. Когда он заканчивал читать, то брал лист и, переворачивая его, клал в левую от себя сторону. Потом запускал правую руку в карман брюк и начинал играть в «карманный бильярд». Шар по шару, шаром по шару, два шара в лузе. Но видимо, скорее всего, у него были либо грибковые поражения в паховой части, либо что-то другое. Потому как он, почесывая в паху, или от удовольствия, или действительно собираясь с мыслями, некоторое время смотрел в потолок, за это время, Наливайко забрал, прочитанный лист конспекта с левой стороны и, перевернув лицевой, исписанной частью к верху, переложил его в правую сторону.

Ташмат Рахимович опустил глаза и заново начал читать, прочитанный лист конспекта. Дочи¬тав до половины, он сообразил, что вроде уже прочитал этот лист. Немного подумав, он вернул лист в левую сторону. Группа, видевшая этот концерт, не выдержала. Как залп из орудия вырвался смех, на что учитель спокойно заметил:
- Ребята, доживете до моих лет, при такой жизни, потом вспомните меня.
И это говорил учитель политической экономии. После чего ребята его зауважали «Наш человек, тоже страдает от нехватки денег».
Дмитрий Иванович, тоже посмеялся и сказал:
- Ребята, я окончил Самаркандский институт. И если сказать, положа руку на сердце, полит¬экономию мы изучали два года, но сдал я ее, просто выучив все зубрежкой. Взял измором. Но основательно так и не понял всю эту водяную химеру. Скажите мне, вы договорились опозорить его или просто вышло случайно?
Ну, ребята так прямо и сдали бы своего друга Наливайко. Друзья заверили заведующего учебной частью, что они его уважают. Но просто, чтоб он не смотрел на них сверху вниз. Весь вопрос.
Ребята попали в новую местность и чтоб не поглядеть все вокруг? Тогда будут болеть мозги и животы. Дружная четверка, быстро собрав по пятнадцать килограмм и сдав его на «хирмани» - место сдачи и сушки хлопка-сырца, потихоньку ушла в окружающие их с востока и севера небольшие горы. Пархарский район находился в пойме реки Аму Дарьи, длиной в несколько десятков километров, и ровной, как стол. Богатейшая лессовая земля и, главное, воды, сколько хочет душа. Поднявшись по ущелью в горы, они наткнулись на фисташковую рощу.
- Эх, братцы, - вскричал Наливайко, - что же мы не взяли с собой фартуки.
Спелые, созревшие фисташки с открытыми створками висели гроздьями. Ребята мгновенно разделись, Наливайко снял с себя рабочие брюки, и, завязав их внизу, где были манжеты, начал собирать в них фисташки. Часа за два сбора фисташек, брюки его стояли на земле без поддержки. Потом, взвалив брюки, ставшие заменителем хурджума, себе на плечо, сказал:
- Тяжеловато, конечно. Но, это ведь для себя.
Ребята собирали в завязанные хлопчатобумажные майки, снятые с себя. Они растягивались как резина и тоже вмещали в себя ведра полтора, не меньше. К вечеру добрались до своего места. Иванов сбегал на херман и под прикрытием темноты, пока не вышла золотая луна, успел стянуть 8 новеньких фартуков для укладки и транспортировки домой фисташек. Ребята успели еще раз сходить и собрать самую крупную фисташку, но другие увидели и разнюхали, а потом нашли и дорогу к роще. Видимо за парнями вели слежку. Так что через неделю там были только пустые деревья, и что было на земле - тоже подобрали.
Вечером по субботам и воскресным днем проводили танцы под гармонь. Трое, довольно хороших гармониста, на одну гармонь (25x25), и играли, так что все ходило ходуном. Хоть и работали тяжело, но ели отменно. Варили мастабу, лагман, плов - и все с мясом. Директор совхоза дал приказ, чтоб мясо подвозили ежедневно и только свежее, то баранину, то козлятину, а в основном говядину. Так что свежий воздух, хорошая пища и возраст - 19-20 лет, что может в жизни быть лучше.
Сатыбалды обнаружил, что в каналах сбрасывают воду, и в одном месте, перед запрудой, в яме, очень много рыбы. Он прибежал в группу и сообщил об этом ребятам. Николай разорвал два больших мешка и взял 3-4 фартука. И впятером побежали на канал. Два человека, держась за концы разорванного вдоль мешка, подводили по дну канала и тянули его как маленький бредень. Конечно, вода стекала медленней, чем в самом мелком решете, но все равно, за каждый раз, когда подтягивали мешок к берегу, в нем было по 2-3 кг рыбы. Всю рыбу не выловили, но договорились молчать про место, где они ее выловили. Весь улов рыбы съели часа за два. А это не много, не мало, но где-то два ведра с лишком, на тридцать человек. За второй заход на рыбную ловлю, поймали почти столько же. Господь помогает находчивым и трудолюбивым.
К Николаю подошел знакомый таджик из города Куляба.
- Брат выручай. Ленинабадцы обижают нас, их в два раза больше.
Булгаков подумал и спросил, где они располагаются. Оказывается, через четыре дома от ветфаковцев, но в одном доме их было человек 25, и в другом человек 15. Николай составил план: сначала врываемся и бьем где больше, а потом деремся где меньше. Человек десять кулябцев стояли как белоснежные горные барсы Чермазакского перевала. Булгаков знал этих преданных своим друзьям ребят. Кулябцы смелые и отважные люди, таких можно поддержать, и с ними не пропадешь. Он поднял свою команду: Наливайко, Ивана, Каюма, а тут увязался и Сатыбалбы. В общем, человек 16 были готовы к рукопашному бою, стенка на стенку. Николай был здоровый бычок, и удар у него был хорошо поставлен. Подойдя к двери, постучавшись, из помещения спросили: «кто?». Сатыбалды на узбекском языке сказал: «Свои, открывай, что у вас девочки в комнате!». За дверью рассмеялись и ее открыли.
Первым ворвался Николай, после его прямых ударов, человек больше не хотел стоять, ло¬жился на пол. Бой длился минут пять, и по команде, отданной Николаем, все быстро вышли на улицу, закрыв за собой дверь.
- Ну, где другие, брат мой? Показывай.
Радостные кулябцы, все дружной гурьбой бросились к рядом стоящему дому. Теперь они опьяненные такой легкой победой, рвались как тигры в бой с врагами. Булгаков еле сдерживал друзей. Здесь дверь была открыта, и ребята собирались спать, но здесь был зачинщик всех скандалов, ленинабадец из пролетарского района по имени Мелис.
Коля хорошо знал этого боксера, который ни кому не давал прохода, кто слабее его. А кто сильнее, всегда пытался шантажировать.
- Я не один, - говорил он - друзья-ленинабадцы помогут всегда. От меня не уйдешь, найду и добью, где хочешь.
Он занимался боксом некоторое время, но разряда по боксу не имел. Николай спросил его:
- Ну, как, Мелис, деремся один на один. Или стенка на стенку.
Пацан струсил.
- Ты ответишь за это. Мы с тобой рассчитаемся.
- Я тебя понимаю, Мелис. Меня ловить не надо. Защищайся, если мужик.
- Э Уккагар, - заревел Булгаков. И его команда бросилась в атаку на противника. Три-четыре минуты хватило, чтоб подавить противника. Здесь на каждого нападавшего был только один противник.
Мелис сдержал свое слово и рано утром побежал жаловаться руководству. Ребята еще только умывались, а Дмитрий Иванович был тут как тут, на месте.
- Вы что тут делаете? Я вас спрашиваю. Поехали в баню купаться, государственную границу чуть не сожгли. Арбузы и дыни по ночам ходите на бахчу воровать. А теперь еще и драки, стенка на стенку устраиваете. Повыгоняю вас к чертовой матери, и буду наслаждаться жизнью. Кроме вас разгильдяев, таких больше в техникуме нет. Вы у меня как мозоль на лбу. Если еще будете дебоширить, все, считайте, что я вас выгнал.
Но, придя к противоборствующей стороне, он точно также отчитал и ленинабадских ребят.
- Ты, Мелис, достал меня до селезенки. Научился драться, так теперь другим прохода не даешь. Я найду на тебя управу, не взирая на связи твоего отца.
Когда какой-нибудь кулябец проходил мимо Мелиса он зубами скрипел как матерый рэкетир, но ребята не боялись его. Это был посрамленный товарищ. Он не мог быть лидером. За эту осень ребята выросли и крепко возмужали. В конце декабря, их начали вывозить в Город Душанбе на учебу. Республика отрапортовала о досрочном выполнении плана сбора хлопка и продажи его государству. Когда студентов везли домой, где-то в Колхозабадском районе они попросили водителя автомашины остановиться возле магазина. Ребята зашли в магазин и взяли по одной - две бутылочки портвейна №12, и самых лучших сигарет марки «Друг», с красивой овчаркой на пачке. А также увидели и купили самый лучший, мягкий и приятный на вкус и на запах, табак в пачках, «Золотое руно». Тут же в магазине купили и трубки. Табак брали по 10-20 пачек и больше, в прок. Деньги были у всех. Долго потом покуривали этот табак в техникуме и общежитии. Такой табак продавался очень редко. Это он залежался в захолустном районе, а в городе, его расхватали бы быстро. Когда приехали в техникум, их встречал комендант общежития. Он, как и обещал, вручил нашим героям ключи от самой последней комнаты по коридору, подальше от парторга. Запах краски еще сохранился, комната была беленькая, полы вымыты. Ребята сбегали на склад и отдали сгоревший матрац и грязные как пархарская пыль на дороге, не разу не менявшиеся простыни и наволочки на подушки, за три месяца хлопкоуборочной компании. На складе получили свежее выстиранное белье. Заправив кровати, и найдя свой дубовый стол и стулья, они присели к столу. На кровати ребята не садились, сохраняя их белизну и девственность.
Студентам дали передышку, чтоб съездили домой дня на 2-3. Отмылись от пархарской грязи, успокоились и настроились на учебу. Помывшись в собственной бане, и отдохнув дома два дня, Николай уехал в зооветеринарный техникум. Утром, он, взяв баллон для молока, побежал в учхоз. Сердце его замирало от счастья. Он предвкушал встречу с необъятной двумя руками и знойной, как азиатские пустыни, Глафирой. В нем, как в аккумуляторе, скопилось столько силы и мужской энергии, что свободно хватило бы на трех Глафир. Войдя в слабоосвещенное помеще¬ние, он увидел пышнотелую красавицу, а рядом с ней стоял мужик, на голову выше Николая. «Да, - подумал студент, - свято место пусто не бывает». Поздоровавшись с ними, он объяснил свой визит. Глафира сказала: «Я знаю, вы берете молоко для завуча Мосолова. А это мой супруг, познакомьтесь». И они пожали друг другу руки. И каждый назвал свое имя. «Он тоже работает здесь на ферме пастухом и сторожем в едином лице», - она разговаривала с Николаем.
Налив полный болон молока, налила еще и литровую, белую, эмалированную кружку, бедно¬му студенту. Предложив выпить Николаю в качестве завтрака. Булгаков выпил молоко, не останавливаясь. Поблагодарил доярку и пошел обратно.
По дороге он думал: «Слава и хвала Господу нашему, создателю всей Вселенной. Как хорошо жить, когда все хорошо и прекрасно».
Был конец декабря, а на дворе было тепло. Люди ходили в костюмах и в легких плащах. Так закончилась прекрасная осень одного года студенчества. Окончив техникум, и получив квалификацию ветеринарных фельдшеров, друзья разъехались, получив направления в районы республики. А года через полтора они опять встретятся вновь, так как поступят учиться в сельскохозяйственный институт, на кафедру ветеринарии в городе Душанбе.