Рекрут. Люди и события

   Мой дед Козьма был молчаливым и малообщительным человеком. Он  всегда находился «весь в работе». Когда бы я к нему не пришёл, он вечно что-нибудь делал: пилил или рубил, тесал или строгал, клеил или прибивал, прилаживал или приделывал. Слыл он в округе «мастером на все руки». Работал он с любовью, весь отдаваясь своему делу. Поэтому и всё, что он делал, выходило из его рук добротным, красивым и прочным. Был он хорошим плотником и столяром. Но иногда по «великим праздникам», когда работать было грешно, он от безделья расслаблялся и мог рассказать много интересного. Выходец из большой крестьянской семьи, он «до мозга костей» был крестьянином, и имел тоже свою большую семью. Отец его Вукол, мой прадед, с четырьмя сыновьями и двумя дочерьми в своё время отселился из большого села Песчаного на хутор Яружный, построил большую хату на высоком меловом берегу Дона и дружно зажил со своими детьми на новом месте. Дети постепенно вырастали, сыновья поженились, а дочери вышли замуж. Все сыновья со своими семьями поселились в своих новых хатах вокруг отцовского двора. Земли было достаточно, и всем её хватило, потому что она была предусмотрена на подрастающих сынов ещё при наделе отцовской усадьбы. Дочери со своими мужьями тоже жили здесь же в хуторе.
   Дед Козьма чаще всего рассказывал о своём дяде Николае, старшем брате его отца Вукола. Давно это было, когда дед Козьма только что родился, и жили они все в селе Песчаном в большом родительском доме деда Антона, отца Николая, Вукола и ещё двух дядей Степана и Антипа.
   Степан и Антип были самыми старшими братьями, давно поженились и жили отдельно своими дворами. Николай и Вукол жили вместе с отцом. Так сложилось, что Вукол женился раньше Николая и имел уже двух детей. Николай же всё ещё ходил неженатый. В селе было редкостью, когда младший брат женился раньше старшего брата. Но здесь была особая причина. Полюбил Николай дочь местного богача Емельяна Краснова красавицу Арину. И любовь эта была взаимной. Арина тоже любила Николая - высокого и стройного парня, с копной чёрных вьющихся волос на голове, широкими плечами, крепкими руками и гордым, упрямым характером. Не зря в селе дали Николаю кличку – Цыган. Ходил Николай по селу неженатым переростком, молча, переживая и скрывая от всех людей свою тайную любовь к Арине. Сколько раз уговаривал его отец жениться, предлагал заслать сватов к самым благопристойным невестам в селе, но Николай отнекивался и просил отца повременить ещё малость. На что он надеялся? Какие он строил планы? Да и с Ариной он встречался всего два-три раза. Один раз на молодёжных зимних игрищах, когда они всем селом катались на санях с засыпанных снегом больших меловых бугров на правом берегу Дона в том месте, где сейчас стоит хутор Яружный. Тогда хутора и в помине не было. Были только загоны для скота, да многочисленные стога сена, заготовленного крестьянами для зимнего кормления скота. Вот тогда-то и обратил Николай своё внимание на красивую и стройную девчонку-хохотушку. Арине шёл шестнадцатый год. Была она, в противоположность Николаю, белокурой красавицей, с толстой золотистой косой, красиво уложенной и крепко закреплённой на голове, под богатым пуховым платком; лицо у неё было круглое и румяное от морозного ветра, чётко на нем выделялись дуги чёрных бровей, голубые задорные глаза, слегка курносый нос и сочные, словно вишня, губы. Красивая новая шубка, расшитая сельскими умелицами затейливыми узорами и отороченная белым мехом; маленькие белые валенки на ногах; белый пуховый платок на голове и шерстяные, всё такие же белые, варежки на руках – делали Арину сказочно красивой, воздушно лёгкой и неземной, волшебной настоящей Снегурочкой, о которой Николай слышал только в сказках. Теперь он увидел эту Снегурочку наяву. Увидел и навсегда влюбился. Он старался быть только рядом с ней. Предлагал ей с её подругами садиться только в его сани и она, словно сердцем понимая его, всегда в нужное время со своими подругами оказывалась на вершине горы у саней Николая. Видно ей тоже нравился высокий и сильный Цыган. Хорошо было мчаться вниз с высокого холма на санях Цыгана! Буйный морозный ветер обжигал разгоряченные лица, шумел в ушах и оставался позади, летевших, словно птица, саней. Арина громко хохотала, крепко держась за плечи Николая, невольно прижимаясь к нему при резких толчках саней на снежных ухабах и крутых поворотах. Иногда сани не выдерживали столь стремительного бега, скользили в сторону по укатанной горе и сталкивались с другими санями. Под раскатистые девичьи крики и громкий басовитый хохот парней, сани опрокидывались, и вся компания оказывалась в снегу, барахтаясь и, помогая, друг другу встать на ноги. Николай и Арина почему-то всегда оказывались рядом. Иногда их руки переплетались, а глаза встречались в упор. И они видели в глазах друг друга едва зарождающуюся любовь. Желали её и боялись. Николай был на четыре года старше Арины.
   После зимних гуляний Николай постоянно думал об Арине, искал с ней встречи, но делал это осторожно, чтобы не дать лишних поводов для разговоров в селе. Знал он, что Емельян Краснов никогда не отдаст свою дочь за сына простого крестьянина, если даже и полюбила его Арина. Никакими просьбами и молитвами невозможно было уговорить Емельяна, самого богатого человека в селе, владельца ветряной мельницы и крупной торговой лавки в центре села. Однако Николай верил в свою и Аринину любовь и на что-то надеялся. Он принимал самое активное участие во всех молодёжных игрищах, посещал вечеринки, где собиралась сельская молодёжь, старался всегда быть там, где могла быть и Арина.
   Однажды летом на берегу Большого озера произошла неожиданная встреча и объяснение между Николаем и Ариной. Николай только что подогнал лодку к прибрежным камышам и, засучив штаны по колена, стоя босиком в воде, привязывал её к толстому стволу ольхи, разросшейся на берегу. В этот момент и появилась на берегу Арина, понукая тонкой хворостинкой большую стаю домашних гусей к озеру. Гуси разноголосо гоготали, вытянув свои красивые гибкие шеи и, плавно раскачиваясь из стороны в сторону, важно шествовали к озеру. Арина не видела Николая. Шла она медленно, о чём-то задумавшись. Николаю показалось, что она пела тихонько какую-то песенку. Была она в лёгком цветастом домашнем сарафане. Длинная толстая коса падала с её головы, нежно скользила по спине и талии, касаясь стройных и красивых босых ног. Николай от такой неожиданности выпрямился и застыл на месте, уронив в воду конец лодочной цепи. Арина, увидев Николая, вздрогнула. Глаза их встретились. И столько было в них затаённого и невысказанного, желанного и радостного, что без всякого объяснения открылись их души, влюблённые друг в друга.
   -Здравствуйте! – только и смогла, покраснев то ли от смущения, то ли от радости, тихо вымолвить Арина.
   Николай молчал, не в силах оторвать влюблённых глаз от смущённой, а потому ещё более прекрасной, Арины. В эти минуты она ему казалась такой красивой и близкой, по-домашнему простой и открытой, какой он её ещё не видел. Ему не верилось, что эта их встреча не сон, не видение, а самая настоящая явь. Молчание затянулось, и надо было что-то говорить.
   -Доброго тебе здоровья, Ариша! – сказал, наконец, пришедший в себя Николай, смутившись, что впервые назвал её так ласково и нежно.
   Он сел на край лодки и только теперь обратил внимание на свои босые ноги, погруженные в воду, на засученные до самых колен холщовые штаны, на расстёгнутый ворот рубашки и растрёпанные кудрявые волосы. Арина, словно не замечая всего этого, вошла по щиколотки в воду недалеко от Николая, вздрагивая и повизгивая от ощущения прикосновения прохладной и чистой воды к её ногам, и стала хворостинкой описывать круги вокруг себя на воде.
О чём они потом разговаривали в то заветное для них утро, до чего договорились – знали только они вдвоём. Для всех других это навсегда осталось тайной. После этой встречи их отношения стали другими. Они стали встречаться чаще, но встречи их были тайными. Встречались они у Большого озера, которое находилось у самого села, упираясь в низовые крестьянские огороды. Встречались они в большой красивой роще, что простиралась на лугу от Большого озера до самого Дона. Встречались они и в других местах, которые для других были незаметными и ничем непримечательными, но для влюблённых, прекрасными, наполненными только радостью и волнующей неизвестностью. Но ничто тайное не остаётся тайным вечно. Кто-то случайно видел влюблённых в роще, кто-то обратил внимание на торопливость, с которой Арина возвращалась с тайного свидания поздно вечером, кто-то позавидовал цветущему и счастливому виду Николая. Все эти факты в течение этого необыкновенного для влюблённых лета постепенно накапливались, и к осени вылились в стройную деревенскую молву. Поплыли по селу, словно мутный весенний поток, вбирая в себя накопившуюся в холодных и злых людских сердцах недоброжелательную грязь и клевету, обрастая былями и небылицами. Дошла эта молва и до ушей Емельяна Краснова. Сначала он не поверил, что его любимая дочь Арина могла так опозорить отца, и дал резкий отпор двум-трём «доброжелателям». Потом убедился сам, подстерегши дочь поздно вечером на низовом огороде у капустных грядок, когда она торопливо возвращалась с тайного свидания. Разбушевавшись от приступа злобы и ярости, набросился он на Арину и полосовал её, прихваченными им для этой цели вожжами, до самого дома, пока она не вбежала в сени и не захлопнула за собой дверь перед его носом.
   Над Ариной установили домашний надзор и слежку. Два её старших брата и отец постоянно контролировали все её действия. Они угрожали Арине, что в случае повторения свиданий, расправятся с Николаем. Этого Арина боялась больше всего. Они хорошо это тоже понимали, и умело, пользовались этим. Только одна мать, болезненная и забитая в семье, когда-то жизнерадостная и весёлая женщина, а теперь поблекшая и постаревшая, душой и сердцем понимала дочь. Но что она могла сделать? Муж был неприступен, сыны тоже. Жена старшего брата Ивана откровенно и дерзко издевалась над святыми чувствами Арины. Арина не теряла надежды смягчить сердце отца, уговорить его не разбивать её счастья. Емельян был вспыльчив, но легко отходил и быстро успокаивался. Арина долго ждала подходящего момента. И однажды ей показалось, что отец успокоился, сделался даже к ней, как прежде, добрым и ласковым. Выбрав момент, когда в комнате остались они одни, она бросилась в ноги к отцу, рыдая и захлёбываясь от слёз, стала умолять простить её. Отец её порыв понял по-своему, прослезился, и, погладив шершавой ладонью склонённую перед ним голову дочери, ласково сказал:
   -Успокойся, дочка! Поняла своё заблуждение и хорошо. Зачем он нам – голодранец? Я тебе не такого жениха найду.
   Арина ещё больше разрыдалась, и у неё в порыве отцовской ласки невольно вырвалось:
   -Не надо мне никого другого! Люблю только Николая!
   Отец резко оттолкнул её от себя и зло сказал:
   -Не бывать этому никогда! – и вышел из дома, громко хлопнув дверью.
   После этого между отцом и дочерью навсегда установились холодные и отчуждённые отношения. Арина в своём собственном доме для всех стала чужой, неисправимой, своенравной.
   Переживал эту трагедию и Николай. В доме Ильиных, наоборот, царили тишина и спокойствие. Николаю о случившемся никто не напоминал, ни в чём не упрекал. Но всё это было только видимое. Втайне, конечно, вся семья переживала. Особенно переживал отец, оскорблённый словами Емельяна, которые передал ему один из работников богача.
   -Не вздумай свататься! Собак на сватов спущу. Затравлю! – грозился Емельян.
   Молча пережил это оскорбление Антон и ничего не сказал об этом Николаю. Николай тоже молчал, не решив, что ему предпринять.
   Развязка наступила неожиданно. И к этому немалую долю старания приложил Емельян Краснов. Осенью из уездного города пришло указание о наборе рекрутов из села на царскую службу. Царская служба в то время длилась двадцать пять лет. Одним из первых в рекруты сельский староста назвал Николая Ильина. И хотя в семье он был не младшим сыном, который по закону должен был идти на царскую службу, Николай возражать не стал. Сложившееся положение в семье, в связи с его неудачной любовью, и то, что его младший брат Вукол был женат и имел детей, ещё больше убедило его в этом решении. Отец же, чтобы успокоить свою совесть, несколько раз пытался завести с ним разговор на эту тему. Но Николай был не разговорчив и односложно отвечал:
   -Я это решение сам принял и вас с Вуколом не осуждаю.
   Вукол чувствовал себя перед Николаем неловко, но в душе радовался, что не он, а Николай, идёт на долгую изнурительную царскую службу. Он всё делал для того, чтобы показать брату своё расположение и благодарность.
   Николай желал только одного – встречи с Ариной. Хотел он перед уходом на царскую службу ещё раз заглянуть в любимые глаза, с такой бездонной глубиной, и убедиться, что они его по-прежнему любят и верны ему. Но встреча так и не состоялась.
   Отъезд рекрутов из села был назначен на первую декаду ноября. Собрали их на сельской площади у церкви. Голосили матери, плакали сёстры, смахивали украдкой слёзы отцы. Захмелевшие братья и друзья, счастливые, что не они идут на службу, всячески старались оказывать своё расположение и услуги уходящим.
   Николая пришли проводить отец, мать, братья Степан, Антон и Вукол, сёстры Прасковья и Агрипина. Не было для Николая в этих проводах ничего тёплого и радостного. Николай и все его родные чувствовали себя друг перед другом в чём-то виноватыми, не окупленными должниками. Провожали его, словно обречённого. Стоял Николай возле одной из подвод, где были сложены скудные дорожные пожитки отъезжающих, окруженный вместе с другими рекрутами провожающей их толпой, и всё смотрел в эту толпу и за толпу в улицу, где стоял большой дом Красновых, надеясь увидеть свою любимую. Но она так и не появилась. И он подумал, что она тоже от него отвернулась, что зачем он теперь ей нужен через двадцать пять лет, старый и не известно ещё какой. Но сомнения его были напрасными. В это время Арина металась, как птица в клетке, по всему своему дому, но двери снаружи были закрыты и охранялись работниками. Емельян пуще всего боялся, что его дочь напоследок сотворит что-нибудь непристойное. Наконец, после того, как сельский священник отец Алексей отслужил молебен и благословил отъезжающих на службу во имя Царя и блага Отечества, процессия двинулась по улице. Проходила она мимо дома Емельяна Краснова. Тут-то Николай и увидел маячащее в окне лицо Арины, полное горя и отчаяния. И этого ему было достаточно, чтобы уйти успокоенным на долгие годы из родного села от своей любимой. Мало кто из провожающих заметил этот мимолётный обмен взглядами влюблённых, а если кто и заметил, постыдился придать ему огласку.
   Ушёл в тот день Николай Ильин из родного села на долгую царскую службу, которая оторвала его от родных мест и от любимой Арины, бросила в неизвестность на целые двадцать пять лет. Двадцать пять лет в селе о нём не было ничего известно. В эти долгие годы и он ничего не знал, как живут люди в селе и что там происходит. Служил он на далёкой персидской границе, куда он попал один, распрощавшись со своими односельчанами-рекрутами ещё в уездном городе. Служба была тяжёлой и бесконечной. И только любовь к Арине, вера в её преданность и надежда на предстоящую когда-то впереди встречу, придавали Николаю силу и уверенность, что он всё выдержит. Он всё перенесёт, ради своей любви и желанной встречи с Ариной.
   Был Николай расторопным и смышлёным солдатом. После нескольких лет службы начальство стало его замечать и ставить в пример другим. Служба заключалась в охране границы и вылавливании контрабандистов, переходящих нелегально границу с запретными товарами и золотом. Грамоте Николай обучен был слабо и писем домой не писал. Да если бы и умел писать, всё равно бы не написал. Можно было, как это делали другие солдаты, попросить, написать письмо домой кого-нибудь из младших командиров, но он и этого не желал. Кому писать и зачем?!
   Так и проходила его жизнь в постоянных разъездах по горным ущельям, скудным низкорослым лесам в погоне за контрабандистами и другими перебежчиками – долгая, тяжёлая, изнурительная, опасная, однообразная.
   В родном селе текла своя жизнь, происходили свои события, в которых старое забывалось, а новое появлялось на свет. О запретной любви Николая и Арины вскоре забыли. Долго упрямилась Арина против сватовства одного из сельских богачей Демьяна Жигина. Наконец, угрозы отца, уговоры, совсем слегшей в постель матери, насмешки и издевательства братьев и их жён сделали своё дело. Арина вышла замуж за сына Демьяна Жигина Алексея. Такова уж была тогда женская доля – выходить замуж за нелюбимого мужчину. Сколько их таких несчастных женщин, оторванных насильно от истинной святой любви, было всегда на русской земле, и не только на русской, но и в других землях? Жаль, что природа выделила такой удел женщине, что она может жить с нелюбимым человеком и родить ему детей. Насколько были бы добрей и счастливей люди, если бы они рождали своих детей только при взаимной любви. Но так уж в природе заведено. Жили они теперь с Алексеем в большом доме Жигиных, стоявшем на Верхней улице на песчаном взгорке у большого лога, который весной бурно вздувался и шумел от вешних вод, а летом покрывался густой зелёной травой и цветами. Прямо за огородом начинались бесконечные посадки краснотала, закрепляющие пески. Первое время отношения между супругами не ладились. Арина больше молчала, а Алексей упрекал её Николаем и страстно ревновал, даже иногда пытался бить. Он был крепкий мужчина, среднего роста, с рыжими волосами на голове, курносым носом и крутым упрямым нравом. Потом, когда появились дети, старое стало забываться, и отношения между ними установились сугубо супружеские, семейные.
   Арина часто думала о Николае, думала тайно от всех – от мужа, от детей, от родных. Он всегда ей представлялся молодым, сильным, весёлым. Она чувствовала себя перед ним бесконечно виноватой, безбожно предавшей их святую любовь и потому, осуждая себя, молила Бога послать Николаю здоровья, счастья и благополучия в далёкой стороне. Встречаясь на улице с родственниками Николая, она здоровалась первой и вопрошающим взглядом умоляла сообщить ей хотя бы какую-нибудь весточку о Николае, но они скупо отвечали на приветствия и поспешно проходили мимо. Но она и без этого знала, что о Николае ничего не известно, что он словно в воду канул, и от этого ей почему-то становилось легче. Она даже находила какое-то оправдание в молчании Николая своим поступкам.
   А время шло неумолимо вперёд и никакие человеческие беды, горести и несчастья не могли остановить это время даже на малую долю секунды. Служил Николай долгую царскую службу на далёкой персидской границе, умирали старики и старухи в родном селе, затерявшемся среди бесконечных просторов России, старели друзья и товарищи-одногодки Николая, рождалось и подрастало новое поколение. Умерла мать Николая, а после неё через два года и отец, так и не дождавшись никаких вестей от несчастного сына. В селе совсем забыли Николая, и его мало кто вспоминал. Человеческие нужды и повседневные заботы занимали людей своими делами. По селу кто-то однажды пустил слух, что Николая давно нет в живых, что он погиб на полях бесконечных царских воин. Об этом будто бы написал один из сельских рекрутов, призванный вместе с Николаем. Одни в это верили, другие сомневались. Почти двадцатилетнее отсутствие вестей от Николая, заставило даже братьев и сестёр поверить в эти слухи. И только отсутствие официального сообщения от властей о его смерти заставляло их сомневаться и не заказывать поминальных служб в церкви. Справляться о его судьбе у сельских властей они не решались. Даже Арина, постаревшая и ко всему равнодушная, иногда мучилась сомнениями. Николай теперь представлялся ей давно прошедшим сном, далёким и неповторимым. Часто она убеждала себя, что Николая нет в живых, но потом страшно осуждала себя за эту минутную слабость. Нет! Не могла она представить его мёртвым, зарытым в чужую землю далеко от родного дома, от неё Арины. Она не могла, представит его и другим – изменившимся за эти долгие годы. Он в её грёзах всегда представлялся таким, каким она его видела и запомнила в то счастливое для их обоих лето. И хотя прошло уже более двадцати лет, для неё он остался молодым, стройным, красивым и любимым.
   Вернулся Николай Ильин в родное село в самом конце века, неожиданно и негаданно, отслужив, на царской службе все двадцать пять лет, от первого дня и до последнего дня. Привёз его из уездного центра ямщик на богатой тройке лошадей с бубенцами, что было большой редкостью для села. Так в село приезжало разве только большое начальство. Тройка проследовала по селу, вызвав немалый переполох среди его жителей, и остановилась у двора Ильиных. Ямщик привёз высокого крепкого мужчину в богатой городской одежде, который щедро расплатился с ним, забрал свой тяжёлый сундук и направился к дому, в котором теперь жил Вукол со своей семьёй. Вукол выбежал на крыльцо в исподней одежде, страшно перепугавшись незнакомому человеку. Толпившиеся за его спиной в сенях уже взрослые дети и многочисленные внуки, испуганно пятились назад, будто предчувствуя какую-то беду.
   -Здорово, братуха! Не узнаёшь что ли своего брата Николая? – сказал приезжий, поставил свой сундук на траву посреди двора и пошёл с распростёртыми объятиями навстречу Вуколу.
   И только теперь заметил Вукол в этом человеке что-то близкое, родное, давно позабытое. Братья обнялись, расцеловались и потом вошли в дом.
Появление Николая было столь неожиданным не только для семьи Вукола, но и для всех других жителей села, а потому и порождало много всяких слухов и таинственности.
   Вечером пришли братья Степан и Антон, сёстры Прасковья и Агрипина. Все они сильно постарели и изменились. Привели с собой многочисленных Николаевых племянников и племянниц. У некоторых из них были уже свои дети. Все радовались и удивлялись благополучному возвращению домой Николая. А он, крепкий и подтянутый, с бравой солдатской выправкой, тоже постаревший, (о чём свидетельствовали сильно посеребрённые сединой его кудрявые волосы на голове), всё ходил по горнице из угла в угол, и слушал рассказы родственников о событиях, произошедших в селе за время его долгого отсутствия. О себе рассказывал мало, всё отмахивался:
   -А что я? Служил Царю-Батюшке верой и правдой. Жив, здоров, вернулся.
   Через два дня на Троицин день велел Николай брату Вуколу звать всех родных и знакомых в гости. На широком дворе Ильиных на скорую руку были сколочены большие деревянные столы с деревянными скамейками. На них стояла выпивка и всякие закуски. На всё это отвалил Николай Вуколу много денег. За всю свою жизнь Вукол никогда не держал в своих руках столько денег. В своей крестьянской душе он не оправдывал брата за такое расточительство, но, молча, выполнял все его указания.
   На встречу с рекрутом пришла половина села. Пришли званые и незваные гости. Одни пришли погулять и повеселиться, другие просто из любопытства. Приковылял и Емельян Краснов, сильно состарившийся, высохший и сгорбившийся старикашка. Не сразу узнал Николай в нём того гордого и своенравного Емельяна, которым он был в те далёкие годы. Его дела сильно пошатнулись – он от всего отошёл и доживал свой век в своём старом доме с младшим сыном. Пришёл он во двор Вукола только ради старческого любопытства.
   Николай всех встречал, как дорогих гостей, и угощал всех одинаково. Но как не ожидал он, как не надеялся – Арина не пришла. Напрасно вглядывался Николай в лица знакомых и незнакомых женщин, боясь после долгой разлуки не узнать её, единственную и так им любимую. Арина так и не появилась на дворе Ильиных. И стал для Николая весь этот, затеянный им пир, каким-то ненужным и опостылевшим. Шумели подвыпившие гости, голосили на все лады гармошки, бренчали балалайки, горланила песни и частушки молодёжь, плясали посреди двора мужики и бабы. Всё это не веселило Николая, не приносило ему удовлетворения. Сидел он среди этих людей, словно чужой и никому не нужный. И понял он, что, как был все эти годы одиноким, так одиноким и остался. Может быть, остался одиноким до конца своей жизни.
   Не приняв пока никакого решения, Николай стал жить у брата Вукола. Помогал ему по хозяйству – косил созревшую на лугу траву, ездил в поле. Только одна заветная мечта осталась у Николая – это встреча с Ариной. Теперь он всё знал о ней: и где она живёт, и кто её муж, и сколько у неё детей, - но только ещё ни разу не видел её. Страстное желание увидеть Арину постоянно терзало его, и не давала ему ни минуты покоя. Но случая не представлялось. И только через неделю, когда их вся улица выехала на правый берег Дона в задонские степи на сенокос, он смог её встретить.
   Встреча произошла на пароме, который на летнее время сооружали через Дон для связи с правобережьем, чтобы перевозить оттуда заготовленное сено в село. Затягивая на паром за налыгач двух упрямых волов, тянувших скрипучую арбу, Николай лицом к лицу столкнулся с Ариной, которая вместе с дочкой сходила с парома. На узкой дамбе разойтись было негде. Нет! Никакого не может быть сомнения – он её узнал сразу. Постаревшая и слегка располневшая, с седеющей косой, которая была по-бабьи уложена на голове - она предстала перед ним по-прежнему красивой и статной. Многое в ней изменилось за эти годы, но никак не изменились её голубые бездонные глаза и тот незабываемый грудной голос, идущий откуда-то из самого сердца.
   -С прибытием Вас, Николай Антонович! – сказала она.
   Она его давно заметила с приближающегося к левому берегу парома, когда он в ожидании парома стоял со своей арбой на дамбе. Николай от неожиданности растерялся и выпустил на мгновение налыгач из рук. Волы, почувствовав свободу, попятились назад, упираясь арбой в следующих за ними волов Семёна Чепурина. Семён что-то крикнул, и только тогда Николай сообразил, что произошло. Подхватив упущенный налыгач и с неимоверной, откуда-то взявшейся силой, затащил Николай своих волов с арбой на паром. Арины уже рядом не было. Она со своей дочкой, очень на неё похожей, босиком взбиралась на крутой песчаный берег по дорожке, ведущей через рощу в село. Николай перевёл дух, слегка успокоился, и теперь смотрел в след, удалявшейся Арине. В эти минуты он думал только об одном – оглянется ли Арина перед входом в рощу или нет. Он был так сосредоточен, так поглощён этой мыслью, как будто от этого зависела вся его будущая судьба. И Арина оглянулась… Ему даже, показалось, что она слегка кивнула ему своей головой, царственно сидевшей на её красивой загорелой шее. Кивнула! А, может быть, ему это показалось?
   На пароме этот случай прошёл не замеченным, и ему никто не придал никакого значения. Но для Николая он значил очень много. Он двадцать пять лет ждал этой встречи. И вот она так негаданно и нелепо произошла. Но он понял, что Арина его не забыла, по-прежнему любит, а это для него было главным, что осталось у него в этой жизни.
   О месте и времени встречи, которую ему назначила Арина, Николай узнал от дальней родственницы, жившей рядом с Ариной и бывшей у неё в большом доверии. Это было в ракитах, что далеко на север простирались от Арининого двора. Николай не шёл, а летел, как птица, на это их первое свидание после столь долгой разлуки. Даже в далёкой молодости, в пору их первой любви, он так не спешил на их встречу, не был таким вдохновлённым и так окрылённым счастьем. Свидание их состоялось жарким летним днём, когда от зноя всё живое прячется в землю или в тень. Село в это время притихло и, словно, вымерло. Николай пришёл в условленное место первым. Он не чувствовал жары и знойного суховея. Он весь был поглощён ожиданием встречи с Ариной. Она появилась, как и прежде, тихо и незаметно – выросла из-за куста краснотала и пошла ему навстречу, прямо в его объятия. Уронила свою голову на его широкую грудь, и затряслась вся в рыданиях. Николай прижал её к себе и нежно, как малое дитя, стал гладить  своей тяжёлой рукой по голове, по плечам, по вздрагивающей спине.
   -Успокойся, родная! Зачем же так? – только и смог вымолвить он
   А она всё плакала, изливая в слезах всю свою женскую боль и долю, не могла никак успокоиться. Так и стояли они под кустом краснотала, прижавшись, друг к другу, уже не молодые, но полные старой ещё сохранившейся любви. Они не верили, что столь долгожданная встреча, наконец, состоялась и принесла им обоим облегчение. Наконец, Арина успокоилась немного и, отстраняясь от Николая, произнесла:
   -Прости меня, Коля! Прости, если можешь!
   И снова рыдания сдавили её горло, и теперь уже Николай привлёк её снова к себе, и говорил какие-то чужие, ненужные сейчас слова:
   -Ну, что ты, Ариша? Что с тобой? Ведь мы же встретились – надо радоваться, а ты плачешь.
   В село, они возвратились только к вечеру и, естественно, порознь.
И  начались у них снова тайные свидания. Для Николая и Арины наступила вторая молодость. Они были счастливы. Но не долго это продолжалось. В селе каждый на виду. Пошли по селу опять разговоры. Узнал об этом и муж Арины Алексей Жигин. Подговорил он братьев Арины Ивана и Петра, а также своего брата Илью, проучить Николая. Однажды уже осенью поздно вечером старые умные ильинские волы притащили арбу с дальнего поля ко двору Вукола. Остановились у ворот на гумно и призывно замычали. Вукол давно уже ожидал Николая с поля, куда он поехал за снопами оставшейся ржи. Уехал он рано утром, а теперь уже вечер. Вукол волновался – не случилось ли какой беды? Открыв ворота и впустив на гумно волов, он бросился к арбе. На ней лежал Николай, весь в крови, но ещё живой. Он был без сознания, стонал и бредил. Вукол сбегал в дом и позвал своих старших детей. Они вместе перенесли Николая в дом и положили на кровать в горнице. Николай стонал от боли, но в сознание не приходил. Приглашённый сельский врач Иван Акимович, промыл открытые раны на теле Николая, сделал ему какие-то примочки и, удаляясь, сказал, что всё будет зависеть от Бога и организма Николая. Два дня метался в жару Николай, стонал и разговаривал в бреду, на третий день успокоился, и сознание вернулось к нему. Позвал он к себе брата Вукола, указал, где взять деньги, и попросил привезти из уездного города хорошего врача.
   -Только, Братуха, поторапливайся – мне что-то плохо, - сказал он, и снова потерял сознание. Об убийцах своих так ничего и не сказал.
   Вукол уехал в уездный центр на следующий день ранним утром и возвратился с доктором только вечером. Но было уже поздно. Николай умер днём, так и не приходя в сознание.
   Похоронили Николая на сельском кладбище в одном ряду, где хоронили бобылей. Убийц его не нашли. Их просто некому было искать. Были только догадки и предположения. Правда не всем была нужна.
   Поговорили в селе о случившемся событии, посудачили и вскоре успокоились. Одна только душа знала об истинных убийцах Николая. Это была Арина. Но она была безграмотной и тёмной женщиной – бабой. Ей пригрозили и приказали молчать. И она молчала. Молчала после смерти Николая ещё восемь лет, пока не умерла от сердечного приступа. Похоронили Арину на том же кладбище, что и Николая. Вот так и закончилась эта большая и печальная любовь.
   После смерти Николая у Вукола остались кое-какие его вещи и деньги. Решил он отселиться вместе с другими сельчанами на новый хутор Яружный. Продал старый отцовский дом на слом, и поселился со своим многочисленным семейством на высоком донском берегу на хуторе Яружном.
   Купивший старый ильинский дом мужик средней руки Илья Заречный неожиданно для всего села разбогател. Построил новый кирпичный дом, покрыл его железом, окружил свой двор добротными амбарами и другими строениями. Через два года построил вальцовую мельницу, а ещё через год и маслобойню. Стал он самым богатым человеком в селе. Сельчанам оставалось только удивляться: и откуда у мужика такие деньги?
   -А причина тут была самая простая, пояснял дед Козьма. Наверное, спрятал Николай где-то на чердаке старой отцовской хаты в соломенной крыше золотишко, привезенное с собой с персидской границы, но не успел им воспользоваться. И брату Вуколу перед смертью не успел сказать. Видно ещё надеялся жить. А оно вон как получилось – воспользовались другие.
Так ли это было или нет, но дед Козьма в Николаево золото истинно верил. Уж больно было ему обидно, что оно досталось другому. А Николаю на Том Свете всё равно, кому оно досталось.