Мститель

Мститель

Кошка, с её загадочным гипнотическим   взглядом, - это тебе не собака с доверчивыми глазами, в которых светится почти человеческий ум. Даже когда эти существа смотрят на тебя исподлобья, а это случается и у котов, и у собак, они смотрят по-разному.
Собака как бы говорит: «Ну, не понял ты меня, так это же поправимо!».
Но если тебе удалось перехватить такой взгляд кота, у тебя холодок пробежит вдоль позвоночника, ты почувствуешь себя неуютно, начинаешь догадываться о тайном смысле такого взгляда («ну, я тебе припомню!»); хотя бывают случаи, когда этот взгляд в секунду становится любящим, едва ты откроешь холодильник… но не обольщайся, нет более злопамятных существ, чем коты.
Генетически они привязаны к нам: бездомный котёнок бежит к первому встречному человеку за помощью, при этом издавая такие  нежно-просящие мяуканья, что твоё сердце сожмётся от жалости.
А вот когда весь выводок котят человек отобрал,  а кошке удалось спасти одного, спрятав в недоступном месте,  она успеет передать ему особое сокровенное знание, такое, что уже подросший котёнок долго будет дичиться и не подходить близко к человеку.

Погоди, не ёрзай, это ещё не рассказ, это так, - философская преамбула, для разгону…
Прежде, чем начать рассказ, замечу, что на характер и даже на судьбу кошки повлияет та кличка, какую необдуманно дал ей хозяин. Вообще, если в этом мире существует мистика, то поискать её стоит прежде всего в кошачьем племени.


1.
Так вот, наша территория размещалась на внешнем рубеже промзоны.
 Когда в стране всё приходило в упадок, прекратила своё существование и бывшая здесь автобаза. Осталась только огромная территория, ограждённая бетонным забором, да полуразрушенные постройки складов, мастерских и гаражей.
За базой параллельно трассе протекал ручей, но вода в нём, как это часто бывает возле промзон, отдавала то аммиаком, как в общественной  уборной по утрам, то хлоркой, когда кто-то пытался бороться с заразой.
Холмы, поросшие не столько ельником, сколько тальником и прочим верболозом, делали окружающую местность неуютной, дикой.
Территорией завладела некая фирма для временной стоянки фур, или как их прозывают прочие водители – «сундуков». От въезда на территорию до автомобильной трассы расстояние небольшое, автобусная остановка рядом. В нескольких километрах приклеилась к дороге и новая автозаправка с минимаркетом. 
Возле небольшого домика, в котором прежде размещалась администрация, под ветвями редкого в этих краях каштана ютилась пристройка для сторожевых собак. Двух «казённых» собак плюс приблудную дворнягу совсем недавно, этим летом, унесла чумка. Так что теперь очередному сторожу оставалось надеяться только на то, что злоумышленники не найдут дорогу к этому месту… да ещё на случай, по которому всегда одному или нескольким водителям не хотелось покидать тёплое помещение.
С другой стороны к административному зданию пристроена миникотельная с большим титаном, от которого горячая вода шла к радиаторам в комнатах.
Комнат было три.
Одну комнату начальство держало для себя, и она была вечно закрытой; в другой у экранов видеонаблюдения дежурил сторож, он же бегал открывать-закрывать ворота, он же следил за обогревом и международными новостями по телевизору; третья, самая большая комната была в распоряжении водителей;  иногда можно видеть за одним столиком картёжников, играющих в «очко» или «буру», за другим – компанию вокруг бутылки с водкой (некоторые фуры стояли тут неделями); для сторожа такие дни были хоть и хлопотными, но счастливыми. В иные времена приходилось сидеть в жутком удалении от оживлённых улиц, разделяя одиночество с собаками.

До недавнего времени на базе (будем для краткости так называть эту автостоянку) жила кошечка. Кошечка была умницей, хорошей мышеловкой. Возле базы водились и крысы, но обитателям корпуса они не досаждали, видимо им хватало недалёкой свалки.
Вот, говорил я – нельзя давать животному какое попало имя.
Кошечка, поначалу гладкошёрстая, с длинным тонким хвостиком, будучи котёнком, напоминала скорее крысу.
Один из водителей, то ли белорус, то ли хохол, бросая кошке угощение, ласково приговаривал:
- Йиж кыся, йиж моя Крыся.
Крыся выросла, стала «средней лохматости», да и хвост стал попушистей, но так и осталась Крысей. Имя прилепилось, и хотя водители звали её то «Кыся», то «Крыся», а то и просто Крысой, Крыся не обижалась: называйте, как хотите, кормить не забывайте.
Крыся старалась служить, а не жить «на халяву»: как собачонка ходила у ноги, сопровождая сторожа при обходе территории; была хорошей мышеловкой, но пойманных мышей не ела, а приносила сторожу в качестве отчёта о проделанной работе. С собаками со всеми тремя ладила; вернее они к ней, как и она к ним, относились терпимо, как к обычному необходимому интерьеру…

Один из водителей, некий Глеб, отличавшийся от остальных тем, что никогда не снимал галстука, видя такое кошачье трудолюбие, упрашивал:
- Дайте Крысю хоть на время, не могу на даче избавиться от мышей, особенно по осени и зимой!
Глеб был мужиком прижимистым. Часто он оставался со своей «восьмёркой» на «подхвате», безотказно выполняя просьбы компании смотаться за «горючим», но не безвозмездно.
Он  получал отказ, причём Ефим внушительно пояснял:
- Это живое существо, а не какая-то чурка, у него есть свой дом и своя родня.
Шофёры смеялись:
- Это ты кошке родня?
Но в общем-то они соглашались с логикой Ефима: конечно, каждому живому существу нужны если не особняк, то хоть пещера, или нора…

И всё бы было хорошо, если бы не…
Природа требовала своё. За любое удобство хоть животное, хоть человек должны расплачиваться.
Крыся стала приносить сначала два приплода в год, а потом – целых три. Котят топили сторожа, а то кто бы ещё…
Последний, летний приплод был самым урожайным: из подпола миникотельной сторож Ефим извлёк четырёх слепых котят. На этот раз Крыся выбрала такое место, что для извлечения котят Ефиму пришлось с помощью лома поднимать тяжеленные доски, пропитанные влагой и угольной пылью.
Тут и подвернулся Глеб:
- Ну, таки шо…
И Ефим сдался:
- Ладно, бери!
Солнце клонилось к закату, когда «восьмёрка» Глеба увезла Крысю в неведомую даль.
Вечер выдался совсем грустным. Разъехались все водилы. Ефим, только-только похоронивший и собак и котят, оставался один. Перед тем как включить видеотехнику он прошёлся по территории, запер ворота, заглянул и в миникотельную, откуда сегодня извлекал котят.
И тут он услышал тонкий писк.
- Мать твою, - выругался Ефим в сердцах. – Никак, ещё один остался? Этого не извлечь, а сдохнет в подполе, вони бу-у-удет… 

2.
Ты знаешь, в этих краях и летом бывает, что приходится надевать свитер, иначе продрогнешь до костей. А в подполе миникотельной холодно всегда.
Ефим ещё несколько раз открывал двери пристройки, замирал, но писка больше не слышал.
«Наверное, показалось. Да и не должно быть пятого, Крыся совсем миниатюрная кошка».

Дрожа от холода, слепой и беспомощный котёнок еле передвигался в полной темноте, пытаясь найти мамкино мягкое брюшко, её соски с тёплым молочком.
Когда котёнок пискнул, снаружи послышались тяжёлые звуки человеческих шагов. Котёнок вспомнил сигнал, полученный от матери: пищать нельзя. Значит надо ждать мамку, а она подаст нежный голосок, похожий на сюрчание сверчка:
- Мю-р-р-о-у.
Только тогда он поползёт на этот призыв и получит то, что ему причитается…
Но так холодно… и котёнок всё полз и полз, ища местечко потеплее.
И вдруг стало тепло и уютно. Что же мамка не подала свой голосок? Наверное, и ей нельзя выдавать своё присутствие.
Котёнок почувствовал, что рядом шевелятся такие же как он маленькие тельца.
Какая-то лапа подтолкнула его. Лапа была твёрдая и почти без шерсти. Наверное, мамка где-то намочила свою лапку. Котёнок быстро нашёл сосок и прильнул к нему. Молочко оказалось не таким, каким было недавно, но для проголодавшегося котёнка показалось исключительно вкусным.
Мамка странно изменилась. Она больше не подавала сюрчащих мурлыкающих звуков, а попискивала, откуда-то возвращаясь. Ну, значит так надо. Ей виднее. И котёнок шёл на этот писк и находил свой сосок.
В последующие дни котёнок понял, что его братики намного меньше и слабее его. А молочка стало не хватать на всех. Котёнок отпихивал «собутыльников» и пировал сам. От голода другие тельца вскоре погибали, становились холодными, и мать их уносила.
Вскоре их осталось двое.

Прошло два года.
Теперь на базе не было ни собак, ни кошек. Только крысы облюбовали дальний угол территории, и что они там нашли?
Начальство решило, что чем кормить собак, выгоднее вооружить охранника шокером.
Ефим жалел, что отдал Крысю. Всё-таки веселее, когда рядом живое существо, а Крыся была общительной и понятливой.
Иногда вспоминал: Крыся видела, что её котят каждый раз уносил он, но прощала его и вскоре становилась такой же ласковой и привязанной. Это не люди, ни от кого из людей не дождёшься такой верности.
Осенью появился, пропадавший где-то целый год, Глеб на своей восьмёрке.
Ефим хотел спросить про Крысю, но Глеб сам начал разговор:
- Понимаешь, дачу достроил… утеплил, и зимой можно жить. Но мои… словом тёща и жена говорят, привезут ребёнка, кошке нельзя… а отвезти её подальше и там бросить жалко…
Неожиданно для себя Ефим даже обрадовался, но зная прижимистость Глеба, решил соглашаться не сразу
- Психологи говорят, у ребёнка должны быть кошка или собака…
- Так то психологи!
- Ладно, вези.
- Так уже привёз… в машине.
- А если бы я не согласился?
- Отвёз бы к заправке, там столовка, прокормится.
- Ну и гад же ты!
- Да брось, из-за кошки старого друга обижаешь. Хотя… помню, говорил мне тогда – не чурка, но ведь отдал же.
- Думал, в добрые руки.
- Так и есть добрые, я её знаешь как кормил!
- А то ей много надо, мышеловка она ладная!
- Ну, мышей мы потравили.
- Давай, неси.
- С меня причитается, – радостно сообщил Глеб, направляясь к машине.
Как же, с него причитается. Снега зимой.

Крыся обосновалась быстро, словно час тому назад вышла. И Ефима сразу признала, но на руки не полезла, как прежде, только потёрлась у ноги.

3.
Для бывших марксистов, позабывших классику марксизма, мировой финансовый кризис оказался неожиданным. И хотя Президент всенародно доложил, что Россию кризис не коснулся, люди, потерявшие работу, или вынужденные заняться менее квалифицированным трудом, возразили бы этому оптимистичному заявлению, если бы могли.
И Ефим, и Глеб, оба попали «под раздачу». Но по- разному. Ефим получил вот такую работу то ли сторожа, то ли охранника. Глеб, будучи дальним родственником начальника охраны, больше года поработал «дальнобойщиком». Теперь он опять получил должность, на которой то был занят сутками, то вдруг получал свободные «окна», иногда больше недели. Во время таких «окон», жадный до денег Глеб работал охранником, отнимая несколько дежурств у других. Ребята теряли в зарплате, но особо не возникали чтобы не потерять остальное. Работа была выгодной: дежурства занимали каждые четвёртые сутки, сидеть в тёплом помещении, глядя на экраны мониторов, да изредка выходить к воротам – тут бы и старик справился…

Глеб действительно притащил бутылку водки.
Вскоре Ефим понял секрет уступчивости Глеба: Крыся снова была тяжела.
- Вот же сволочь, ни в чём нельзя доверяться этому гаду!
Он представил, как ему опять придётся топить котят, сплюнул… и смирился: зато Крыся вернулась и в длинные ночи приносила в дежурку особое домашнее настроение.
Окна всех трёх комнат смотрели внутрь территории.  Крыся, как и все кошки, любила сидеть на подоконнике, выбирая окно то в большой комнате, то в смежной комнатке дежурки. Иногда она устраивалась на коленях Ефима, посматривая на экраны мониторов видеонаблюдения. Туда можно было и не смотреть: несколько застрявших на базе фур с заледенелыми окнами и снежными шапками на крышах, аллея и съезды с неё, очищенные утренним снегоуборщиком, который по договоренности с дорожниками каждое утро полчаса трудился на базе.

По телеку шёл старый фильм про войну, и Ефим смотрел его сквозь дрёму; в комнате было тепло.
Вдруг Крыся как то напряглась, и это напряжение передалось Ефиму. Он посмотрел на монитор. Там обозначилось какое-то движение, как будто ручей чёрной пыли прошёл по низу экрана.
Ефим оделся и вышел наружу.
В конце декабря потеплело. Снежок, покрывавший землю на ладонь, прилёг. Конечно, не стает, в конце декабря это маловероятно.
 Следы сапог Ефима чётко выделялись на покрытой снежком аллее, ведущей от ворот через всю базу к дальнему складу.
Вдруг он остановился. Его внимание привлёк пересекающий аллею широкий след. Присмотревшись, он понял: тут прошла целая стая мелких животных, скорее всего крыс. Один след, в ту же сторону… Ефим хорошо знал, что такие следы оставляет кот, но такие крупны лапы? Может быть - рысь? Глупости. У рыси лапа толще, да и откуда здесь взяться рыси?
Следы привели его к небольшому пролому в ограде. В такую дыру человек не пролезет, а небольшая собака или кот – запросто. Да бог с ней, с этой дырой.
И Ефим пошёл обратно.
Первой справа была закрытая комната. Ефим нащупал в кармане ключ. Это заехавший утром начальник охраны оставил ключ для Глеба. Менять утром третьего января его должен не Пётр, как обычно, а Глеб. Да и у самого Ефима Глеб отнимает дежурство шестого января. Впрочем, Ефим не против: пусть в ночь перед Рождеством дежурит эта сволочь, а он, уступая просьбам жены, сходит с нею в церковь на всенощную, которая, впрочем, заканчивается в десять часов вечера, так что спать в эту сакральную ночь он будет под бочком горячей подруги жизни…
Ефим открыл запретную комнату. Ничего особенного, обычный гостиничный номер: двуспальная кровать, сервантик-буфет, стол, три стула, телевизор, телефонный аппарат с клавиатурой, такой же, как у него в дежурке, скорее всего параллельный.
Возле входной двери стоял низкий небольшой холодильник. «Вот гады, сколько просим холодильник в дежурку, так говорят - денег нет».
У единственного окна стояла тумба в виде высокой, в рост человека, узкой деревянной пирамиды с круглой площадкой наверху для вазы с цветами.
Чтобы не наследить, Ефим не стал заходить в эту комнату и прикрыл двери.
Размышляя о странных следах на снегу, он вспомнил недавний треп водителей в общем зале.
- Я сам видел, как стая крыс гнала огромного кота! Прямо за оградой этой базы, возле Вонючего Ручья!
- Да не гнала. Девчонки с трассы рассказывали, что когда свалку посыпали хлоркой, крысы пожрали всех бродячих собак.
- Ха! Собак? Бродячие собаки сами охочи до крыс, а в случае чего собаке убежать ничего не стоит!
- А я верю этим девкам. Стоят на трассе сутками, многое видят.
- Они рассказывали, что с крысами был большой кот. Он нападал первым. Прыгал на спину собаке. Та, чтобы избавиться от напасти, падала на спину и тут за дело принимались крысы. Убивали собаку с ходу, да разделывали так, что оставался голый скелет!
- Кот охотился вместе с крысами? Больше слушай баб, они тебе и не такое порасскажут!

4.
Второго января Ефим, как обычно, приехал за пятнадцать минут до заступления. Он знал, как бывает приятно в конце дежурства, когда сменщик вот так не скупится на минуты и позволяет уйти хоть чуть-чуть, а раньше.
После пяти часов вечера Ефим прогулялся по территории до конца центральной аллеи. Никаких следов, ни крысиных, ни кошачьих он не заметил.
Крыся по своему обыкновению сидела на подоконнике в большой комнате, рассматривая привычный пейзаж. Вдруг она поднялась на все четыре лапы и изогнула спину. Что это так привлекло её внимание? Ефим тоже подошёл к окну.
И увидел.
В дальнем конце центральную аллею пересекал огромный кот, а за ним серым потоком тянулась крысиная стая. Теперь Ефим рассмотрел и кота, и крыс настолько хорошо, насколько позволяли расстояние и сумерки. Мелькнула мысль «если бы не снег, было бы так темно, что я бы эту свору и не рассмотрел. Хотя… может быть, успею…»; он бросился к контактору, чтобы включить наружное освещение и лучше разглядеть странную крысиную колонну, но на аллее уже никого не было.
Как и в прошлый раз, и на том же месте, аллею пересекала полоса следов кота и крыс.

Наутро сменщик запаздывал. Ефим успел выключить наружные фонари, свет в большой комнате.  Светились только гирлянды, развешанные ещё до Нового Года. Их свет отражался в блестящих игрушках на небольшой ёлочке, срубленной в ближнем ельнике и воткнутой в землю в цветочном горшке на подоконнике окна большой комнаты.
В прошлые годы приходилось отгонять Крысю, чтоб не баловалась с ёлочными игрушками. Но сейчас Крысе было не до игр, она потолстела, хотя на подоконник запрыгивала с прежней грацией, правда не с полу, а с табуретки.
Ефим уже достал свой мобильник, как услышал шум подъезжающей «восьмёрки» Глеба.
Глеб был в новом ярком галстуке, и от него несло терпким одеколоном. Он был не один.
- Прости, старик, пришлось заехать за сестрёнкой, а женщины собираются, сам знаешь как…
Ефим взглянул на спутницу Глеба. Дама была примелькавшейся, Ефим не раз видел её на трассе, когда кто-нибудь из дальнобойщиков подвозил его в попутном направлении.
- Да ладно, вот, шеф передал.
Он отдал ключ.
 
После ухода Ефима Глеб засуетился, откуда-то достал тостер и начал колдовать, поджаривая пластинки нарезного батона и чёрного хлеба. Надо приготовить изысканные бутерброды, как это он видел в каком-то фильме.
Женщина приняла участие в хлопотах Глеба. Первым делом она перенесла в гостевую комнату раскрашенную игрушками ёлочку и установила её на пирамидку.
Крыся тоже зашла в комнату, обследовала все углы.
Глеб хотел выгнать кошку:
- Ещё котят тут начнёт выводить, будешь роды принимать.
Но женщина рассмеялась;
- Глупенький, ей ещё рано, видишь, как легко запрыгивает на кровать!
За столом дама только пригубила шампанское и начала раздеваться. Глеб прищурился:
- Торопишься, большой план?
- Глебушка, не надо, у меня больная мама, лекарства…
«Вот сучка» - подумал Глеб.
Женщину он знал давно. От Ашота, её сутенёра, знал и то, что никакой матери у неё нет.
Выбравшийся утром из постели жены, Глеб хотел не спешить, растянуть удовольствие, но видимо придётся уважить. Спросил:
- Надеюсь, хоть сегодня я у тебя первый?
- Конечно!
Обнажённая, она нырнула в постель и откинула одеяло, призывно демонстрируя свои пышные формы.
- Иди же!
Глеб быстро разделся и начал сгонять Крысю, которая успела пристроиться в ногах Елены. Та спрыгнула, но едва Глеб устроился в кровати, Крыся опять запрыгнула к ним.
- Вот зараза, мало ты меня на даче доставала! Но сейчас я тебя успокою!
Не спускаясь с кровати, он протянул руку и снял со спинки стула шокер. Поднёс к носику кошки.
Раздался треск и голубая молния ударила в мордочку Крыси. Кошка неожиданно подпрыгнула на полметра над кроватью и с этой высоты упала на коврик.
- Ты её убил! – воскликнула Елена.
- Оживёт, кошки народ живучий!
Неожиданно для себя, Елена тоже получила удовольствие. Тихо сказала:
- Спасибо… половина гонорара твоя.
Они ещё немного полежали и, только спускаясь с кровати, обнаружили уже холодное тельце Крыси. Под шкуркой животика мёртвой кошки шевелились нерождённые котята.
Глеб положил трупик кошки в пакет, и они понесли его хоронить в дальний конец центральной аллеи.
Там он обнаружил крысиные следы.
- Вот и ладно, крысы хорошие санитары, глубоко закапывать не будем.
Прямо на полосе, истыканной крысиными следами, он вырыл в снегу неглубокую ямку и вытряхнул в неё из пакета тушку Крыси. Сверху получился небольшой холмик.
Тут Елена прослезилась:
- Жалко кошечку, она была такая ласковая!
Женщина расстегнула свой пуховичок, что-то там поискала и, наконец, оторвала от своей кофточки матерчатый синий цветок.
 Положила цветок на снежный холмик.
Когда они отходили, Елене показалось, что холмик слегка шевельнулся. Она пробормотала с сожалением:
- Наверное, котята ещё живы…
Прощаясь, Елена предложила:
- Дежуришь шестого? Хочешь, приду к вечеру, вместе проведём рождественскую ночь.
Сначала Глеб хотел возразить:
- Ну-у, понимаешь, я не…
- Знаю, знаю – перебила его женщина. – Знаю, не хочешь после других. Но шестого у меня выходной, и я буду только твоя!
- Тогда конечно… буду ждать.

Это дежурство для Глеба тянулось долго. После ухода Елены он, удивляясь самому себе, начал переживать случившееся.  У него, как говорится, кошки скребли на душе. Он представлял себе бедных, не рождённых котят, умирающих от удушья в утробе мёртвой кошки. Ругал себя, заставлял себя не думать об этом, но всё возвращалось.
Ночью Глеб решил поспать. Но едва подступала дрёма, начинались кошмары: то он задыхался, оказавшись в каком-то тёмном мешке, из которого никак не мог выбраться; то его преследовал страшный огромный кот с той самой крысиной стаей, что, по рассказам проституток, поедала собак; он пытался бежать по скользкой плоскости, но оставался на месте как на тренажёре с бегущей дорожкой и знал, что неизбежно упадёт, и тогда эта свора начнёт его рвать на части.
Он просыпался в холодном поту, выходил, надеясь на благотворное влияние свежего морозного воздуха. Несмотря на холод, от Вонючего Ручья несло аммиаком. Большинство фонарей не горело и от серой тьмы становилось жутко.
Он мог бы пару часов поспать, но всё повторялось, едва он смыкал веки.
Какое-то наваждение, которого он от самого себя никак не ожидал, колдовство!

Перед утром ещё раз вышел, и ноги сами понесли его по центральной аллее. Угловой фонарь горел ярко, и Глеб сначала увидел синий цветок на снежном холмике. Тут же он увидел едва припорошенные снегом трупы нескольких крыс. Их было шесть или семь. Достал фонарик. Он понял: крысы были убиты, сквозь лёгкую снежную порошу просвечивали алые пятна крови. И вокруг – крупные кошачьи следы. Это были следы битвы.
Значит не оправдались его надежды на то, что крысы «подчистят» и унесут трупик Крыси; кот, крысиный король, не позволил своим подданным разгрести эту снежную могилку.

Еле дождался смены.
Вскоре Глеб забыл о терзавших его душу мыслях.

5.
Начинался вечер сочельника.
На этот раз они не торопились, совместными усилиями сервировали стол, нашли свечу и зажгли её. Для пущего романтичного интима.
Елена и Глеб как сошли с ума. Выпивали, закусывали,  каждые полчаса прыгали в постель, и всякий раз оба получали полный кайф.
Незадолго до двенадцати сломался тостер, и хлебцы подгорели. По зданию поплыл противный запах жженого хлеба. Несмотря на небольшой морозец, Глеб распахнул двери из коридора на улицу, выглянул. Прояснилось, и звёздное небо устроило своё представление.
Издалека доносились редкие хлопки петард. Глеб усмехнулся: современная молодёжь в ночь перед Рождеством резвится по-своему.

В час ночи Глеб и Елена в изнеможении лежали в постели.
Неутомимая Елена запросила чаю, но Глеб хотел ещё отдохнуть. По телевизору шёл какой-то концерт, Елена начала подпевать, а Глеб задремал.
Вдруг она перестала петь – явственно послышалось царапанье в дверь и кошачье «мяу».
Елена растолкала Глеба. Теперь и он услышал. В одной майке, босой, Глеб выскочил из под одеяла. Елена тоже встала, подошла к окну, где на подоконнике стояла тарелка с мандаринами, взяла один.
- Крыся! – кинулся Глеб к двери, – замёрзла, бедная!
Одурманенный алкоголем и любовью, он  начисто забыл, что Крыси давно нет.
И он открыл дверь.
На пороге стоял тот самый кот, что приходил к нему во сне. На секунду в глубине глаз кота вспыхнул красный фосфор. Кот прижал уши и подался назад, готовясь к прыжку.
Глеб сразу всё вспомнил, хотел тут же захлопнуть двери, но кот стремительно взлетел и впился зубами в нос Глеба, запустил страшные когти в лицо. От неожиданности и боли Глеб шарахнулся назад, ноги ушли вперёд, и он рухнул на спину, пытаясь оторвать от себя ужасного кота.
Следом за котом в комнату хлынул поток голодных крыс. Они вгрызлись ему в мужское хозяйство, от чего страшная боль пронзила его мозг, повисли на руках, разорвали майку и начали рвать плоть.
Глеб какое-то время извивался на полу, пытаясь встать, но от болевого шока потерял сознание и больше не приходил в себя.

Елена стояла у окна, замерев от ужаса. Происходящее казалось ей кошмарным сном. Одни крысы пировали, другие, толпясь у двери и забравшись на кровать, ждали своей очереди. Из разорванных вен Глеба кровь фонтанировала во все стороны, и некоторые крысы слизывали её с полу и ножек стула, пытались пить, поймав струю на лету. Елена стояла у окна, остолбеневшая от наблюдаемой ею картины .
Но тут грохот заставил её очнуться.
По комнате покатились блестящие ёлочные игрушки, осколки лопнувших шаров сверкали, переливаясь всеми цветами радуги.
Это кот, запрыгнув на пирамиду, сбросил на пол ёлку, а сам устроился на круглой площадке, облизывая окровавленную морду.
Когда кот повернул к Елене голову, они встретились взглядами. Зрачки глаз кота были не кошачьими, они были почти круглыми! В этих глазах было всё: и ненависть, и презрение, и какая-то жалость; Елене показалось, будто кот проявил сочувствие в предвидении того, что происходящее с Глебом ждёт и её.
Вдруг кот лениво зевнул, вовсю открыв свою страшную окровавленную пасть, и Елена спохватилась: «Сейчас они возьмутся за меня».
Составленное из стеклопакетов окно распахнулось легко. У ворот Лена оглянулась. Никто за нею не гнался.

Вдоль дороги, невзирая на мороз, бежала совершенно обнажённая босая женщина.
Перегонявшая её фура остановилась, в открытую дверь машины выглянул напарник водителя:
- Давай сюда!
В тёплой кабине её узнали:
- Ленка, ты? Что случилось? На женатого нарвалась? Ревнивые бабы и убить могут! Ладно, полезай на лежанку.
Лена ничего не отвечала. Тело её горело. Дальнобойщики по очереди забирались к ней, но ей было всё равно. Затем её накрыли и дали уснуть.
Проснувшись, она ничего не помнила. Забыла и кто она сама, и как её зовут…

Седьмого была смена Петра.
Когда он заглянул в комнату и увидел на полу белый скелет, то не сразу понял, что это. Но череп слегка прикрывал цветной галстук Глеба.
Крысы слизали всю кровь. Пол, кровать, стол – всё было загажено вонючим крысиным помётом.

Только женская одежда на стуле лежала чистой и нетронутой.