Глава 2. Запах дороги

Вновь горит путеводная,
Верь же её поруке.
Путь наш - мостами радуг
Через сырую мглу.
Нам - в край, гдё зори холодные,
Но тёплые души и руки,
Где рассыпаны красные яблоки
На деревянном полу.



Солнце стояло высоко, уже пройдя рубеж полудня, было тепло и ветрено, и ветер ещё хранил влажную прохладу ночного дождя. Решив сократить путь до леса, Рэсси свернула с дороги и прыгнула с бугра в сочное зелёное море травы, по которому ветер гнал лёгкие серебристые волны. Ноги сразу же по щиколотку утонули в вязкой грязи, в лицо ударил запах земли и травы, стал слышен шум деревьев, в два неровных ряда высаженных когда-то деревенскими на пригорке за полем. Перед ними стояли развалины большого деревянного здания без крыши – когда-то, когда к северу от Малой Трясины ещё были живые селения, в нём была торговая лавка.

Оттуда, пробежав поле и пробравшись через полосу бурьяна, девушка снова вышла на дорогу. По обе стороны её, заросшие крапивой, полынью и лопухами, лежали развалины домов. Раньше граница деревни почти достигала леса, но после того, как многие отправились в города в поисках лучшей доли, жилой осталась лишь центральная часть Малой Трясины, та, что у берегов Зоры. А брошенные дома растащили чуть ли не до последней доски.

Перед опушкой Рэсси встала, чтобы отдышаться. По коже девушки пробежали мурашки, стоило ей только бросить взгляд в тёмные глубины леса – слишком уж негостеприимно он обошёлся с детьми прошлой ночью. Но выхода не было, и она, глубоко вздохнув, шагнула в зеленоватый сумрак.

Девушке пришлось пробираться по дебрям, окончательно раздирая многострадальное платье – туда, куда лежал её путь, не вело тропинок. Но уж заблудиться она точно не могла. Несколько минут - и девушка увидела в глубине чащи высокий и стройный дуб, ствол которого разделился надвое у основания и снова сросся наверху, образовав щель, в которую вполне мог протиснуться человек. Рэсси знала этот ход с детства. Он вёл в тёмный безлунный мир.

Девушка тихо спрыгнула на мягкий мох, покрывавший землю с обратной стороны прохода. Наверху раздался тонкий звон – луна осыпалась мелкими осколками и небо погасло. Мир погрузился в непроглядную тьму. Но так показалось только на первый взгляд, вскоре глаза немного привыкли к темноте. Тогда Рэсси, чтобы оглядеться, стало достаточно бледного холодного свечения от грибов и мхов, которыми обильно поросли корни и стволы деревьев, и слабо мерцающих жёлто-зелёных искорок светляков. Она оказалась на небольшой поляне среди мрачного леса. Было тихо, темно и пусто.

- Эй, здесь есть кто-нибудь? – наудачу вполголоса позвала девушка.

Ответ не заставил себя долго ждать – почти сразу из тёмной чащи раздалось угрожающее рычание.

- Опять ты здесь? – громко и раздражённо прорычал Шип, выходя из-за деревьев, - сколько же я должен повторять тебе, не для людей это место, и нечего ходить сюда, как к себе домой!

Тёмный лес, как и всегда, безмолвствовал, лишь эхо совсем тихо и глухо отозвалось на слова волка, поблуждало немного меж стволов и затихло. В безлунном мире веками было так мертвенно тихо и ничего не менялось. Даже время здесь не шло, потому что на небе не было светила, которое считало бы его. Там, в беспокойном Ашоре, эпохи сменяли одна другую, рушились крепости и низвергались горы, поднимались новые государства – а здесь всё так же медленно плющ душил вековые деревья, а в воздухе стояла терпкая смесь запахов грибов и гниющей листвы, напоминающая запах смерти…

Однако в лесу этом остановилось время, но не жизнь. Издавна это было и место изгнания, и добровольное убежище, здесь нашёл приют прекрасный народ фиаров, страна которых много веков назад была разрушена людьми, здесь же часто прятались от света дня, королей и законов разные тёмные личности. Такие, как Шип.

Шип стоял, развязно облокотившись на ствол дерева и наполнял трубку табаком. Это был достаточно высокий мужчина, на вид несколько моложе тридцати лет, грязные пряди пепельно-серых волос опускались почти до плеч, тёмно-серые глубокие глаза чаще всего смотрели хитро и с почти юношеской игривостью. Но годы не могли не оставить на нём своего отпечатка - родом Шип был из горцев, или, иначе, кеаров, и с момента появления его на свет уже прошло чуть менее четырёхсот лет.

Также он был оборотнем, волком, и даже в кеарском обличье прослеживались звериные повадки, причудливо сплетаясь с аристократскими манерами. Лгать Шип умел, но никогда не растрачивал это умение по пустякам. Он был неприхотлив в быту и никогда не носил при себе оружия, ибо лучше всего владел собственными волчьими когтями и зубами. И Шип обладал даром верности и благородства, которые в первозданном, завещанном Риису, виде, сохранились лишь у диких зверей - но его губила горячность и легкомысленность.

Своего знакомства с Шипом Рэсси не помнила. Казалось, он был всегда, как что-то само собой разумеющееся. О его прежней жизни она могла знать лишь непосредственно с его слов, а Шип говорил о себе мало и неохотно. Девушке было известно лишь то, что путь волка начался близ цветущих долин Энильмара, и с тех пор его носило по всему миру. Некоторое время он даже служил при королевском дворе, но, как он сам утверждал, "жизнь среди подлых дворцовых заговоров, любовных интриг и бесконечной бумажной волокиты свободному зверю вскоре стала в тягость", да настолько, что Шип сбежал в это гиблое местечко, где и коротал свои дни уже несколько лет вместе со своим верным слугой, карликом Махмуром, развратником и забулдыгой – сейчас, правда, того рядом не было.

- Ну да ладно, рассказывай, что у тебя? – спросил наконец волк, усаживаясь у корней большого дерева на границе поляны.

Рэсси замялась, не зная, с чего начать, Шип молча сверлил девушку холодным выжидающим взглядом, под которым она опустила глаза и растерялась ещё больше. В темноте его глаза казались совсем чёрными.

- Бабушка умерла.

Шип промолчал, чуть заметным кивком давая понять, что выслушает более подробный рассказ.

- Ну… ты ведь знаешь, что Варга давно захворала и последнюю луну не вставала уже с печи, - начала Рэсси, - а дня три назад её стали мучать боли в сердце. И вчера мы с Илианом пошли в лес за лекарственными травами, чтобы хоть немного облегчить её болезнь… Но как раз, когда мы уже зашли далеко в лес, разразилась гроза, и нам пришлось просидеть в лесу всю ночь.

Она присела рядом с волком на поросшие серым мхом корни и робко заглянула ему в глаза, ища поддержки, но Шип смотрел на неё спокойно, серьёзно, слегка прищурившись – наверное, из-за темноты – и по его лицу невозможно было понять, как он отреагировал на слова девушки. Рэсси, вздохнув, продолжила.

- А утром, когда мы вернулись, соседки сказали мне, что ночью Варга умерла. Вот и весь рассказ, в общем-то... Так что мы с Илианом теперь круглые сироты.

- И ты, конечно, теперь ждёшь, что я любезно брошусь подставлять шею под ваши задницы?

- Но… хотя бы… - Рэсси стыдливо опустила глаза, - Шип, я ведь знаю, что ты добрый. Ты ведь всегда помогал мне!

- Добрее не придумаешь. Как топор в полёте, - пробурчал Шип. – Помогал, но по мелочи, а какой помощи ты ждёшь от меня теперь? Если бы и хотел, я бы не смог вдруг обернуться королём какой-то забытой страны или наколдовать тебе золотые горы.

- Ты бы мог проводить меня до ближайшего города, и…

- И – что? В городе ты что будешь делать, кто тебе наплёл, что там лучше живётся? В деревне хотя бы не такие мерзкие нравы у людей, и когда-нибудь ты это поймёшь. Но я не вправе тебя отговаривать, хочешь в город – поезжай. Но меня уж точно увольте, я в эти дрязги больше не полезу.

- Там я, возможно, нашла бы подходящую работу. Работа на земле для меня слишком тяжела, я, наверное, не смогу себя обеспечить… Разве тебе так сложно?

- Да действительно, это же вообще раз плюнуть! – усмехнулся волк, - дотащиться с двумя нищими безродными недорослями до города, да ещё и найти им там работу!

-Может, ты проводишь нас хотя бы до Волчихи? Ведь эта роща соединена с южным лесом и туда могут прибегать волки…

- Волки на тебя даже не позарятся, - фыркнул Шип.

- Значит, можно не ждать от тебя помощи? - грустно подытожила Рэсси.

Волк медлил с ответом. А девушке казалось, что сейчас рушится последняя надежда как-то выкарабкаться из беды. Да и расставаться с волком было как-то страшно. Хоть он и бывал грубым, с ним всё же было надёжно. Устав ждать, Рэсси сорвалась:

- Теперь я вижу тебя настоящего, Шип. Лжец, предатель! Неужели я думала, что вскормленный волчьим молоком может обладать человеческим сердцем… Теперь я вижу, ты просто зверь. Прощай, мы пойдём без тебя.

Наверное, подобных слов никогда в жизни не слетало с языка всегда робкой и тихой Рэсси, но Шип даже не шелохнулся. Разве что чуть улыбнулся, но в темноте этого не было видно. Он всё ещё молчал, девушка подождала ещё с полминуты, отвернулась и пошла прочь.

- Возможно, какую-то помощь вы от меня получите. Я помогу вам дойти до ближайшего города, и, быть может, даже помогу устроиться, - спокойно сказал волк, словно и не вдогонку Рэсси, а самому себе. Девушка остановилась на минуту, но не стала возвращаться и благодарить. С одной стороны, она ещё злилась на волка, с другой - на себя, за то, что посмела усомниться в нём… Но, так или иначе, она покинула безлунный мир лёгкой походкой – ибо у неё по-прежнему был надёжный защитник.

- Зверь, говоришь? – горько усмехнулся Шип, закуривая. - А я и не спорю. Но когда-нибудь ты поймёшь, насколько звери благороднее людей. Прости меня за весь этот цирк, и прости за то, что ты никогда не услышишь от меня этих слов. Мне чертовски не хочется тебя терять, да и ты едва ли выживешь без меня в беспокойном Ашре… И мне чертовски не хочется, чтобы ты привязалась ко мне и отдала мне свою короткую человеческую жизнь, которая пролетит для меня как один миг... И я понимаю, что не смогу, оставаясь тебе чужим, всю жизнь оставаться рядом…
Надеюсь, я всё ещё чужой. Не понравились мне твои последние слова, Рэсси, очень не понравились. Такие обвинения бросают только тем, кому полностью доверились. Отцу, брату... любимому...

Волк покачал головой и выпустил колечко белого дыма, беззаботно полетевшее к вершинам тёмных сосен.

Рэсси сидела на крыльце своей избы, сложив руки на коленях, и смотрела в горизонт пустым взглядом – там медленно и страшно рушились воздушные замки, с трудом спасённые вчера. Слова волка не укладывались в голове.

-Как так ты уезжаешь? Ведь ты ещё вчера никуда не собирался! Кричал мне, как отвратительна жизнь в городе...

- Вот так, подумал и собрался, - с каким-то странным спокойствием пожал плечами Шип, - сколько же мне с вами дичать? Пора и честь знать, пора вернуться к светской жизни.

- Всё равно, вчера ты говорил совсем другое, и так убеждённо…

- Вчера я говорил сердцем, а сегодня я тебе разумом говорю. Кстати, именно твои вчерашние слова и заставили меня задуматься. Дикая жизнь – это лёгкий, приятный путь, но, к сожалению, тупиковый. Я должен вернуться на службу при дворе.

- Значит, всё-таки мы остаёмся одни… Но ведь ты обещал помочь…

- Я ничего не обещал, я слежу за своими словами. Я сказал, что, возможно, помогу. Но теперь, прости, мои планы переменились. Путь в столицу непрост и неблизок, и двое детей для меня будут слишком большой обузой.

- Ясно, - глухо сказала девушка.

Волк не стал отвечать. В нём всё было напряжено до предела, чтобы сохранить внешнее спокойствие и непринуждённость решений. На самом деле он словно шёл по тонкой нити над бездной. Шаг влево – и он потеряет её навсегда, шаг вправо – выдаст себя… И Шип выжидал, хмуро созерцая одинокую тощую курицу, которая мерила двор широкими шагами, деловито выискивая в пыли зёрна – но тщетно. Так же тщетно волк сейчас подбирал слова. Он всегда слыл искусным актёром в делах, что касались карточного шулерства или обращения с придворными дамами, но врать тому, кто дорог тебе и кто безоговорочно тебе доверяет, намного сложнее.

- Пожалуйста, Шип, - тихо начала Рэсси, сдерживая подступившие к горлу слёзы, - мне очень стыдно тебя просить, мне очень тяжело чувствовать себя обузой, но я не могу не просить тебя. Мы ведь… Мы ведь не выживем, если ты оставишь нас здесь!

- Я понимаю… - начал было Шип и снова замолчал.

Яркое солнце, ещё не достигшее зенита, играло на светлой молодой зелени деревьев, и трава, мокрая от росы, сверкала. Порывы ветра были ещё по-утреннему свежими, даже холодными, но уже начинало заметно припекать. Рэсси жмурилась, греясь на солнце, и терпеливо ждала вынесения приговора.

Наконец волк заговорил:

- Хорошо, ты меня уговорила. Ты едешь со мной, но дальше слушай внимательно. Будешь слушаться меня, что бы я ни приказал. Если ты или твой брат наделаете глупостей, или ты просто будешь слишком сильно мне докучать, я оставлю вас в первом попавшемся месте, будь то город или тёмный лес. А теперь беги собирать вещи, пока я не передумал. Оттягивать не вижу смысла, хотелось бы выехать сегодня после обеда. И ещё, бери с собой всё, что можно будет продать в городе. Денег у нас хватит только до ближайшего трактира, и я так давно не пил хорошего пива…

Рэсси с испуганной улыбкой кивнула, вскочила с крыльца и ушла в избу. Конечно, у неё было много вопросов, но, напуганная угрозами Шипа, девушка решила не раздражать волка хотя бы до тех пор, пока они не окажутся вблизи крупного города. Шип встал и подошёл к покосившемуся плетню, обвитому старой лозой. Из кустов почти сразу выглянул Махмур.

- Браво, маэстро! – издевательски проскрипел явно подвыпивший карлик, почёсывая седую бороду, - данная театральная постановка просто потрясла меня своей натянутостью и бездарностью!.. А какой сюжет! Ни одного логичного поворота, ни одной правдивой или хотя бы осмысленной фразы…

- Перестань, и без тебя тошно, - искренне попросил Шип, но старик и не думал успокаиваться. Он очень любил поучать и часто забывал, что его серебряные седины не меняют того, что Шип в четыре раза старше. Шип же ещё снисходительно терпел его, когда тот был трезв, но пьяный Махмур бывал невыносим. Пристрастие ко хмельным напиткам было вообще больной темой, волк иногда даже поражался, как карлик, достающий ему ровно до колена, может столько выпить.

- Ну неужто ты не видишь, что весь этот спектакль – полная чушь? – напевно вопрошал старик, сделав ударение на последние два слова. - Раз от раза смешнее и наиграннее, ты делаешь обратное тому, что говоришь, да и когда говоришь, порой противоречишь сам себе. А актёрское мастерство и подавно оставляет желать лучшего… Честно признаться, я удивляюсь, как она до сих пор на это ведётся. Знай, даже эта простушка когда-нибудь додумается до правды. Лучше возьми и, - карлик картинно взмахнул рукой, - и признайся! Это будет хотя бы зрелищно!

- Да тебе только подавай водки и зрелищ, - проворчал Шип, - ты бы хоть потише кричал, Рэсси услышит.

- Ну и чего ты боишься? Не первый день ведь живёшь на свете, а смущаешься, будто это тебе, а не ей осенью исполнится семнадцать! Да что плохого, если она узнает?

Шип недовольно нахмурился и отвернулся, не желая продолжать этот разговор. Вдруг, откуда ни возьмись, на двор выскочил красный лис и схватил курицу. Птица издала отчаянный крик, забилась в его зубах, но вскоре обвисла и замолчала навсегда. Лис исчез ещё быстрее, чем появился, огненным всполохом пролетев сад и скрывшись за поворотом.

- Ну вот и славно, - засмеялся вбежавший на двор Илиан, - всё равно кормить нечем, да и мяса на ней с гулькин нос, а забить всё рука не поднималась. Доброе утро, кстати, господин Шип.

Карлик быстро юркнул за куст, а Шип по-дружески улыбнулся мальчику, довольный скорее тем, что неприятный для него разговор был прерван:

- Доброе. И мы тут с твоей сестрой кое-что надумали…

- Что? – мальчик быстро навострил уши.

- А что, если нам всем перебраться жить в Златоград? – Шип сказал это голосом сказочника, будто Илиан был ещё совсем маленьким.

- То есть как? В Златоград? В столицу?

- Да, в столицу. По дорожке, на лошадках. Ладно, ступай, поговори об этом с Рэсси, а мне пора. Я должен подготовиться к дороге, найти лошадей…

Илиан кивнул и в мгновение ока влетел в избу.

- Да, Шип хочет переехать в столицу и согласен взять нас с собой, - рассеянно и наугад произнесла Рэсси, не слишком внимательно выслушав брата, засыпавшего её вопросами. Она всё отрешённо смотрела вслед Шипу, уходящему через сад, - мы выходим сегодня после полудня…

-Кстати, ты не поможешь мне собрать ве… - лишь когда коричневая рубаха волка исчезла за поворотом, девушка очнулась и хотела обратиться к брату, но того уже и след простыл.

-Наверняка ушёл проститься с деревенскими мальчишками, - фыркнула себе под нос девушка не то с досадой, не то с простой грустью.

Сама Рэсси, хотя и за свою жизнь в деревне не обидела даже мухи, никогда не имела друзей. Возможно, дело было даже не в самой девушке – в деревне никогда не любили, хоть и всегда уважали, её бабку. О Варге ходили слухи, что она ведьма, и тень от этого падала и на Рэсси. Возможно же, она вызывала недоумение и неприязнь у грубых северных дикарей, которые привыкли решать всё бранью и кулаками, своим тихим нравом. А возможно, их просто настораживала её смуглая кожа... Так или иначе, люди, неумело скрывая это, сторонились Рэсси.

Девушка отвернулась от окна и обвела взглядом комнату, полную золотистого света, который свободно лился в избу через пустые рамы – стекло как дорогой заграничный материал очень берегли и снимали с окон уже в начале луны первых дождей, как только с полей сходил снег. Тёплые лучи золотили угол печи и соломенную подстилку, служившую кроватью для Рэсси и Илиана. Большая печь занимала около трети единственной в избе, но достаточно просторной комнаты, служа также кроватью для Варги и камином; у окна стоял небольшой столик из какой-то тёмной породы дерева и рядом с ним две табуретки, большая же часть оставшегося места была завалена всевозможным хламом.

Рэсси с горем пополам собрала небольшой узелок, в котором большую часть занимали вещи, предполагаемые для продажи. Девушка не нашла ни съестных припасов, ни даже чистой одежды на смену своему изорвавшемуся платью. Единственным, что она нашла из одежды, были две тёплые вязаные туники, да и те зачем-то были разрезаны на спине на три полосы. Так что у Рэсси не оставалось другого выхода, кроме как отправляться прямо как есть – благо, её платье, хоть в нём и было уже стыдно показаться в городе, ещё вполне прикрывало наготу, а лето почти окончательно вступило в свои права, и погода стояла тёплая, хоть и порой дождливая.

Девушка окинула комнату прощальным взглядом. Расставаться с местом, где жила с рождения, было, конечно, тяжело и страшно. Много чего было здесь, и хорошего, и плохого… Однако, Рэсси никогда не считала этот край своим домом. Её родной дом был где-то далеко, и она свято верила, что когда-нибудь найдёт его. Поэтому Рэсси тряхнула головой, отгоняя печальные мысли, перекинула через плечо узелок с вещами и почти с облегчением навсегда сошла с этого крыльца, оставив все вещи нетронутыми, а дверь открытой настежь.

К этому времени солнце поднялось уже совсем высоко, тени почти исчезли, а ветер стих. Рэсси медленно побрела вдоль главной улицы, цепляясь взглядом за каждый камушек, словно оказалась здесь не только в последний, но и в первый раз. Было душно, пыльно и тихо, и девушка не встретила ни одного человека. Лишь в конце улицы на неё сонно гавкнула дремавшая в тени деревенских ворот рыжая собака, а уже за деревней на лужайке Рэсси увидела девочку помладше себя, имени которой не помнила, пасшую нескольких гусей.

Илиана она обнаружила у речки, одного. Он сидел у берега в зарослях ивняка и, прикрепив к стволу самодельную удочку, в ожидании поклёвки мастерил из травинок человечков. Рэсси хотела спросить, что он здесь делает и почему он не с друзьями, но почему-то вместо этого тихо сказала:

- Пойдём. Дорога ждёт нас, и не стоит грустить о покинутом доме. В краях, куда мы держим путь, в реках тоже есть рыбы, но они огромные, там травы высокие, а яблоки красные и сладкие. Там золото и красивые наряды, там мы найдём новых друзей.

Илиан молча достал из-под берега плетёный садок с уловом. Несколько серебристых рыбёшек бились в нём, сверкая чешуёй на солнце. Мальчик посмотрел на них, потом на речку, потом на сестру, видимо, представляя то, о чём она ему рассказывала и выбирая, какая жизнь ему дороже, и, наконец, решительно покачал головой.

- Да ну нет, никуда я не поеду. Не по нутру мне эти твои сказочные дали. Ты не волнуйся, я не пропаду, Дун возьмёт меня к себе, он уже пообещал.

- Ты уверен? – Рэсси не была ни зла, ни расстроена, только очень удивлена.

- Эх, сестрёнка... Мы всегда жили в мире, но я не понимал тебя – а ты, наверное, меня.

- Мне и правда непонятно, как можно желать остаться здесь… - Рэсси опустила голову, - Но я не буду тебя неволить. Я всегда знала, что нам не хватит одной судьбы на двоих. Расстанемся легко. До свидания, быть может, мы когда-нибудь ещё встретимся.

Илиан улыбнулся, Рэсси улыбнулась в ответ и ушла, оставив его у реки.

Рэсси присела на узелок с вещами. На открытой всем ветрам дороге земля уже просохла. Дороги Северного королевства вообще имеют только три состояния – грязь, пыль или лёд со снегом. За полтора дня, прошедших после ливня, первое успело перейти во второе, и от пыльного воздуха дороги и раскалённого солнца у девушки разболелась голова, клонило в сон и хотелось чихать. Вокруг неё спокойно и гордо прохаживались вороны, сопровождая важным карканьем каждое движение девушки.

Наконец вдали появился знакомый силуэт Шипа. Волк шёл со стороны деревни, ведя под уздцы весьма дохлого вида сиво-чалую кобылу, верхом на которой сидел Махмур.

- Увы, - устало вздохнул волк, кивая на лошадь, - это единственное, что мне удалось купить. Деньги-то у меня нашлись бы, было немного припасено на чёрный день, да только деревенским они ни на что не сдались. У них ведь даже рынка нет. Придётся нам до ближайшего города своим ходом идти. Ну да ладно, доберёмся, тут всего дней семь пути, а там уж купим лошадей. А на неё ты вещи положи, всё полегче идти будет.

- Спасибо, - кивнула Рэсси, слабо улыбнувшись.

Девушка подняла узелок с земли, и вслед за ним взвилась едкая пыль, заставив её громко чихнуть. Впрочем, она уже начинала привыкать к запаху дороги и научилась видеть в этом свою романтику.

- Ну что, идём? – бодро спросил Шип.

Рэсси с готовностью кивнула. День уже перевалил за полдень, когда они отправились в путь. Волк пошёл впереди, Рэсси повела лошадь. Карлик ею править не мог – кобыла, казалось, вообще не замечала миниатюрного наездника и только постоянно тянулась пощипать пыльную траву у обочины. Первый час путники шли молча, потом, заметив, что Рэсси стала уставать, Шип рассказывал разные истории, чтобы отвлечь её. День клонился к закату, восточная сторона неба уже стала темнеть, широкая дорога уходила прямо к горизонту, и сердце Рэсси в предвкушении долгожданных перемен билось отчаянно быстро.