Большой луг

Таких улиц Аленка не видела нигде – большой луг, больше стадиона, прямо аэродром… а по краю стоят домики, и один из них – дом деда Саши и бабы Фионы. Значит, и ее дом.
Высокий забор с калиткой. Но Аленка знает, как отрыть  ее: нужно подтянуться, поставить ногу внутрь дверной ручки, что на калитке, перегнуться через забор, держась за заостренные доски, и отодвинуть засов. Он  довольно низко, поэтому нужно изогнуться дугой, чтобы достать его…
Все! Калитка открыта! Впереди – двор. Большой лохматый Рекс  выглянул из будки, но, узнав ее, лениво зевнул и не подал голоса… Рекс – очень старый пес, еле ходит, но такой большой и страшный, что вполне выполняет свою функцию… Аленка каталась на нем верхом в прошлом году, но  пес одряхлел, и бабка Фиона не разрешает его мучить. Зато с ним можно гулять по лугу: Аленка выводит его на цепи и важно  следует за ним. Рекс еле-еле бредет по тропке, и прохожие сторонятся его, отступая в густую траву. Аленка чувствует себя дрессировщицей тигров, по меньшей мере, видя, как его бояться.
На лугу пасутся козы: в землю забит железный колышек и привязана цепь. Аленка знает всех по именам: целовалась с каждой…  Рыжая Кетька – бабкина. Завидев Аленку, мекает, просит воды.
Накинув Рексову цепь на забор палисадника, Аленка принесла полведра воды. Кетька макнулась мордой…
А соседские  козлята чуть не оборвали цепь, увидев ведро: их забыли напоить. Отобрав ведро у Кетьки, Аленка пошла по траве к ним.
- Антилопик! – ласково погладила она первого козленка: вчера мама читала сказку об антилопе – это такая козочка…
«Антилопик» сосал воду взахлеб, и бока постепенно округлялись.   Два других малыша рвались с цепей, боясь, что им не хватит.
- Тихо там! – прикрикнула на них Аленка.
Вода была выпита до капли. Девочка по очереди обняла козлят.  Они пряно пахли.
- Козлятина… - протянула она, теребя шерсть на загривке.
Рекс прилег под заборам и задремал…
Аленка скинула сандалии и пошла босиком по траве.
А трава  густая и высокая! Пырей,  спорыш, одуванчики… такой улицы нет ни у кого! Когда она в городе рассказывает о ней, не верят!
- Там стратегический аэродром, - с трудом выговаривая непонятное слово, объясняла она.
- И лес? – спрашивали ее.
- И лес. Сразу за домами! Густой, страшный!  А на лугу живут тарантулы – это такие пауки. Ловить их просто: кусочек смолы на нитку – и опустить в нору. Паук подумает, что это враг, начнет кусать и прилипнет. И тут его вытаскивают!
Аленка этого никогда не видела, но глубокие норы по всему лугу убедили ее, что это правда…
…Девочка осторожно переступала босыми ногами по траве, помня о пауках. Но прохладная трава была такой нежной!
Под яблоней бабкина квочка с цыплятами что-то искала в траве. Все цыплята были желтенькими, и только один – черный.
- Сиротка, - назвала его мама, -  в кого он такой…
Аленка осторожно подошла  к ним и, изловчившись, поймала черного…
- Бедный мой, нет ни папы, ни мамы…
Цыпленок отчаянно вырывался и пищал, но Аленка все крепче прижимала его к себе: конечно, плачет, бедный. Сиротка ведь!
-  Что ты делаешь! – крикнула бабка Фиона, подходя. – Ты же задушить его! Отпусти!
Аленка испуганно присела и поставила птенца в траву.
- Я его погладить хотела, - прошептала она.
Цыпленок дал деру,  догоняя своих братьев…
- А ласточата дома? – спросила девочка.
- А шо им будеть. Конечно, дома, - сказала бабка.
Ласточка свила гнездо прямо в сарае под потолком, где жила коза. Это было так низко, что птенцов можно разглядеть, а кот Васька, дворовой бандит с оборванным ухом, достать их не мог.
Васька никогда не просил – требовал. Едва Аленка садилась за стол, это пепельное чудовище подходило к ней и нагло мяукало. Если она не бросала кусок, он приготавливался к прыжку, и Аленка испуганно  уступала.
Ласточата были уже большими, но еще не летали. Три головки высунулись из гнезда и пищали. Ласточка стремительно влетала в сарай, совала одному из них что-то из клюва, и снова улетала.
А  посреди огорода стояла старая яблоня, вся усыпанная ярко-красными яблоками. Аленка побежала по рыхлой земле к ней. Яблоки были небольшими, с белой сладкой мякотью.
Усевшись под деревом, она стала грызть их одно за другим.
Соседская курица осторожно пролезла через дыру в ограде, и Аленка запустила в нее огрызком…
- Так ее! – похвалила бабка, выходя в огород с ведром и лопатой – накопать картошки, – весь огород вытолкли…
Бабка была веселая, о ее проделках вспоминали долго. Рассказывали, как она разыграла соседа, у которого была черная корова. Когда стадо вернулось на луг, бабка выплеснула на его буренку крынку простокваши, и черная корова превратилась в пятнистую. Сосед ее не сразу узнал, искал среди стада под хохот наблюдающих…
- Ба, где ты была? – спросила Аленка.
- У лесе, - усмехнулась бабка. – ТрАву рвала…
-  И я хочу!
- Завтра пойдем, - пообещала бабка.
Завтра… завтра – неизвестно. Могут увезти в город…
У нее было два комплекта бабок и дедов: городской и сельский. Городские дед и бабушка совсем не похожи на этих. Там  с Аленки глаз не сводят. Дед выходит во двор и садится на лавочку возле подъезда – «пасти» внучку. Бабушка несколько раз выйдет на крыльцо:
- Оля!
Аленка нехотя идет: это вынесли виноградный сок…
Девочка росла худющей, и родители заволновались. Врач  осмотрела ее и приписала усиленное кормление, и это стало настоящим проклятием…
Проглотив полстакана сока, она снова побежала на площадку в песок. А скоро обед! А вечером – ненавистная манная каша! Ее варили в алюминиевой кастрюльке с длинной ручкой, и выскребали в тарелку. Заслышав этот звук, она понимала, что день уже кончился…
В селе было все по-другому. Бабка Фиона не слишком обременяла себя заботами о внучке – много работы. Быстрая, легкая, как птица, она уносилась  неизвестно куда,  и не мешала девочке изучать большой луг…
- Да ребенок в колодец свалится! – говорила мама, зная, как любит Аленка заглядывать в темный зев, чтобы различить,  как на глубине блестит вода…
Водоносный слой здесь пролегал глубоко – до двадцати метров. Колодцы глубокие, и если упадешь туда – вряд ли скоро достанут…
Поэтому Аленку редко оставляли на попечение бабки, и большой луг  был неутолимой жаждой, неисследованный до конца…
А за лугом и домами на другой стороне начинался лес…
До железной дороги он был не слишком густой: местный люд частенько прореживал его, когда в хозяйстве нужны были дрова или материал для забора…
Железка вырастала прямо за ним,  в глубокой колее… или это насыпь по бокам дороги была так высока…
Городской дед водил ее сюда: сельскому было не до прогулок…
Девочка и старик садились на высокую насыпь и смотрели, как несутся поезда.
Прогрохотал скорый. За ним потянулся товарняк, груженый углем. Вагонам не было конца…
Когда все утихало, они переходили пути и оказывались совсем в другом лесу – густом и страшном…
Узкая тропка вела в чащу. Стояла жара, но лужа в чаще не высохла. Вокруг нее повисли комары, жужжа и нападая на них.
- Видишь, не высыхает здесь, - протянул дед, – деревья заслоняют солнце…
В лесу царила тишина. Птиц не слышно. И это было немного жутко…
Там, до железки, они шли по светлому и веселому лесу, там было сухо и тепло, а в этой чаще царил полумрак и сырость…
- Деда, идем отсюда, - протянула девочка.
Они вышли на солнечную полянку на краю леса.
- Оля, смотри, земляника!
Аленка опустилась на колени и заглянула под листочки.
- Точно! – обрадовалась она. – Какая сладкая!
Целый час она объедала полянку. Ягод было немного, но  ребенку хватила наиграться и попробовать  их.
- А теперь сыграем в ворону и сыр! – потребовала она, вытирая измазанную земляничным соком  рожицу.
У них была такая игра: дед рассказал ей басню о лисе и вороне, и теперь, оставаясь одни, они частенько играли. Дед всегда был вороной. Сыром могло быть все, что угодно.
Недалеко росло искривленное дерево. Старик присел на горизонтальную ветку и взял в зубы тонкую веточку. «Лиса» принялась кружить вокруг дерева.
- Какая ты красивая, ворона… - затянула она свой текст. Наизусть басню она не знала, и каждый раз изобретала новые слова.
Дед гордо отвернулся от искусительницы. Аленка зашла с другой стороны.
- Какой у тебя красивый клюв…
Дед насмешливо скосил глаза и не выпустил изо рта веточку.
- Какие у тебя умные глазки… - снова завела Аленка. Ворона не сдавалась.
- А петь ты умеешь? – подошла с другой стороны  лиса. – Я умею, вот послушай!
И девочка запела:

Вновь волшебница-весна
Пробуждает мир от сна,
Счастье, грезы, страсти, слезы
Шлет нам она!
Кружится веселый май
В звонком крике птичьих стай.
Май смеется, сердце бьется,
Плещет через край!

- Подпевай, ворона! – крикнула Аленка, и продолжала на весь лес:

- Милый! Твои улыбки – счастье!
Сердце трепещет жаркой страстью,
Милый, я о тебе пою,
Все тебе я отдаю…
Милый, смелей отдайся пляске бурной.
С нею взлетишь вперед ты
смело вольной птицей!
К нам счастье мчится,
Веселый май, звени, сверкай!

- Карр! Карр! – закричала ворона, и Аленка торжествующе подхватила «сыр».
- Вот! Я знала, что ты не удержишься, и будешь подпевать! Это – моя любимая!

…А песен Аленка знала множество! Старый патефон с пластинками был ее любимой игрушкой…
Соседка снизу страдала мигренями, и ей казалось, что топот детских ножек на втором этаже вызывает головные боли… А сидеть на месте Аленка не могла. Тогда извлекли патефон, и началась музыка.
Правда, музыка не могла надолго ее удержать – ей хотелось кружиться, подпевать, притоптывать под знойные мелодии чардашей из оперетт, итальянские песни…
- Музыку нужно слушать, как на концерте, - убеждали ее. – Иначе выключим.
И она послушно усаживалась на большую бархатную подушку. Некоторые пластинки слушала по много раз, быстро научившись управляться с немудреной техникой…

С городским дедушкой можно было все. Он уходил с ней далеко в лес  в селе, и в городе находил такие интересные места! Он рассказывал ей о своем детстве, как учился в гимназии, как мальчишки баловались на уроках Закона Божьего…
- Мы сидели по трое за партами, и среднего не выпускали, когда его вызывали. «Батюшка, он вас не слушает!» - кричали мы и держали его под столом за руки…
 Аленка хохотала до упаду, таким это казалось смешным:  бородатый поп выходит из себя, не в силах сладить с озорниками…
Дед когда-то очень хотел сына, но родилась дочь, и это поначалу  огорчило его. Даже чуть не поссорился с бабушкой. Она рассказывала, что он убежал от окна роддома, когда она сказала ему, что родилась девочка. Бабушка обиделась.  Но он пришел вечером,  ласковый и растроганный. А уж как любил свою единственную дочь!
Но самой  его большой любовью  была внучка. Он даже обрадовался, что родилась и на сей раз девочка…
Дед много читал, умел рассказать так, что слушатели сидели, раскрыв рот. Вокруг лавочки, где он «пас» Аленку, собирались мальчишки со всех соседних домом, и, обсев его, слушали, как он рассказывал им об «Индейском океане» и пиратах…
Поблескивая насмешливыми глазами, он травил им истории, от которых захватывало дух.
Всем соседям он давал прозвища, и мама с бабушкой не раз посмеивались над его остроумными выдумками…
Сельский дедушка был другим. Угрюмый. Неразговорчивый. Поиграть с ним было невозможно.
- Иди с бабой Феней играй, - говорил он присмиревшей Аленке, и она  не смела  к нему подойти.
Вполне понятно, что  «к бабушке в деревню»  ей не приходилось часто ездить, и не оставляли ее там надолго…
И большой луг так и остался неисполнимой мечтой, терра инкогнито…