Ангел на Рождество

WARNING: Рассказ написан в Рождественскую ночь, поэтому передоз глупой романтики и нереальной доброты обеспечен )

Канун рождества в маленьком, богом забытом городишке выдался снежным. Белые пушистые хлопья кружились и падали на землю не спеша (как, впрочем, и все в этой далекой провинции, где люди никогда и никуда не торопятся); на немногочисленных дорогах и тротуарах вырастали сугробы, которые совершенно некому было убирать: праздник же скоро, какая работа! Около восьми вечера Таня вышла из дома — просто прогуляться. Она давно здесь не бывала — последний раз приезжала летом, из большого города, где работала. Там она привыкла к толпам народа на тротуарах, ярким афишам зазывающих внутрь кафе: поэтому так странно ей было идти по совершенно пустой главной улице, не встретив ни одного случайного прохожего. Однако, ни один прохожий не мог бы быть здесь просто случайным — в небольших городах почти все друг друга знают. Подосадовав на то, что забыла дома перчатки, девушка решила согреть руки в карманах своего короткого черного пальто. Она зябко поежилась под холодным ветром и улыбнулась: это был именно такой день, когда ей не хотелось никого видеть: ни родных, ни знакомых — собственно, поэтому она и покинула дом. Удивительное свойство больших городов — ты никогда не бываешь там один, но всегда можешь быть одинок — даже в самом сердце толпы. Там всем все равно, как ты выглядишь, с кем общаешься, какое у тебя настроение в последние недели и тем более - что ты ела сегодня на завтрак. И тебе все равно. А когда возвращаешься в провинцию, вдруг понимаешь —  и здесь всем на тебя плевать. Только если там никому ни до кого нет дела, здесь люди думают друг о друге, обо всех — кроме тебя, потому что ты теперь для них чужой.
Проходя мимо центральной площади, Таня заметила детей, играющих на горке возле криво наряженной елки и снова улыбнулась — эту горку всегда, всегда строили на одном и том же месте — она помнила это еще с тех пор, как сама была ребенком и каталась здесь по выходным. Девушка закусила губу и отвернулась — длинные белые волосы рассыпались по плечам. Ее настроение в последние месяцы научилось меняться в секунду. И вот теперь, несмотря на то, что несколько мгновений назад она чувствовала себя вполне счастливой и спокойной в одиночестве этих пустынных улиц — теперь в ее сердце вернулось это ужасное, вечно мучившее ее чувство: чувство, что год за годом ничего в ее жизни не меняется. Прошлым летом Тане исполнилось девятнадцать — но она все еще была одна, все еще не было в ее жизни человека, который поддержал бы ее в том жестоком, огромном городе ее великих надежд или здесь, в маленьком, полном тоски городке детства. Странно, но острей всего она чувствовала одиночество именно здесь, дома — где все было прежним, и прежней год из года оставалась она. К тому же, звонившие ей в праздники подруги, конечно, наперебой рассказывали свои любовные истории, хвастались чувствами других людей, как новыми сережками или туфлями — а ей даже нечего было сказать в ответ. Иногда она придумывала какие-нибудь смешные истории или рассказывала о незначительных знаках внимания коллег, которые даже нельзя было принять за комплименты — только чтобы заполнить эту пустоту в разговоре. Но заполнить пустоту в сердце совсем не так просто. Ведь сердце не исцелить одними словами, тем более если эти слова — ложь. 
Таня почувствовала, как обжигающе горячие слезы текут по ее щекам — иногда она не могла контролировать это. Девушка опустила голову — как назло навстречу шли поздние прохожие — но, к счастью, они ее не узнали. Она сильно изменилась в том большом городе — похудела и перекрасила волосы — теперь дома ее мало кто узнавал, и ей это нравилось. Сквозь пелену слез девушка посмотрела, как сказочно кружились снежинки в теплом свете фонарей — и ей стало еще тяжелей, потому что она поняла: вот уже которую зиму подряд она смотрит, как снежинки кружатся под фонарями: но еще ни разу не удалось ей испытать этого волшебного чувства, когда губы любимого касаются твоих губ, когда вы чувствуете себя единственными людьми на земле, кровь приливает к щекам и ты совсем, совсем перестаешь замечать холод, и снег тает на твоей разгоряченной коже, на губах, и ты ощущаешь его легкое, холодное покалывание при поцелуе. Таня опустила глаза. Вернуться домой, где маленькая, но уютная комната вся сплошь заставлена ее фотографиями, где от нее ждут только радости и счастливых улыбок — она не могла. Идти дальше — туда, где этот холод, и темнота, а если не темнота, то эти проклятые снежинки под фонарями... Единственное, глупое, но непреодолимое желание завладело мыслями девушки — просто сесть на снег, прямо там, посреди тротуара — сесть и расплакаться... Но для этого необходимо было еще одно условие — способность становиться невидимой. Потому что к ней непременно кто-нибудь подойдет — и как тут втолкуешь заботливым старушкам, почему удачливая девушка, покинувшая этот захудалый городишко и уже неплохо устроившаяся в жизни плачет прямо на улице, как последний бродяга... Поэтому Таня преодолела это желание и просто продолжила идти — опустив глаза.
Снег в маленьких городках вроде этого на удивление белый — точно из сказок или бесчисленных голливудских фильмов про Рождество. Поэтому-то девушке и было так легко рассмотреть в снегу что-то цветное, смятое и промокшее. Вообще-то, если верить Таниной маме, ее дочка еще с детства усвоила истину: не поднимать ничего грязного с земли. Но, видимо, вырастая, мы становимся еще большими детьми. С любопытством, словно хватаясь за последнюю соломинку, девушка подняла скомканную бумажку, которая, к ее удивлению, оказалась письмом. Сломав ассоциативный ряд фонарь-влюбленные-печаль-слезы, она смело встала под свет ближайшей витрины последнего не закрытого в городе магазина (а надо заметить, что в свете витрины снежинки кружились не менее живописно), и начала читать:
«Дорагой не знакомец!
Если ты сечас читаеш это письмо, значит ты — мой ангел на Рождество. Меня зовут Катя и мне семь лет. Я жыву с бабушкой Верой по адресу улица Пионерская, дом 6, квартира 43. Мне очень-очень грустно и одиноко. (Таня невольно улыбнулась на этих словах и подумала: «Кажется, я нашла родственную душу»). Мои мама и папа уехали очень давно, и бабушка говорит, што они уже никогда не вернутся — даже в Рождество. Сегодня мою бабушку увезли в больницу — и я осталась совсем одна. Тетя Снежанна водила меня в магазин и купила мне много конфет. Пока мы шли за конфетами, я успела оставить это письмо на улице. Надеюсь, ты его подбереш. Тетя Снежанна не смогла остатся со мной на Рождество — потому что у нее свои дети. Павлику двадцать, Юре двенадцать, а Марине десять. Она не взяла меня к себе на Рождество, потому што ее муж дядя Игорь сказал, что им и своих спиногрызов достаточно. Теперь я сижу дома одна, а раньше мы с бабушкой всегда ходили в церковь, оставались там до самой первой звезды, потом шли домой, и бабушка угощала меня пирожками и немного конфетами. Теперь у меня больше конфет, чем когда-либо было, но мне очень грустно — потому что я совсем одна, и мне не с кем поделится канфетами и разделить радость в День Рождения Христа.
Приходи, пожалуста, и побудь со мной хотя бы немножко.
Жду тебя,
Катя».
Когда Таня закончила читать письмо, губы у нее побледнели то ли от холода, то ли от боли: как могла так жестоко поступить с бедной девочкой эта семья? И они даже не попытались скрыть своей циничности, поразительного равнодушия... Наивная, малышка записала все слова, услышанные в свой адрес от тети и ее мужа - «спиногрызы», «свои дети»... Да разве это оправдание, чтобы оставлять семилетнего ребенка в праздник одного? Девушка вспомнила, как боялась оставаться одна в детстве — когда наступал вечер, а мама задерживалась на работе и все не приходила — она с надеждой смотрела в окно и в «глазок» двери - ждала ее, считая каждую минутку и даже иногда плакала.
Таня никогда не считала себя образцом милосердия, но чаще всего она не могла спокойно пройти мимо просящего милостыню в метро, всегда соглашалась подменить коллегу, у которого были срочные или неотложные дела, и даже пару раз брала на себя ответственность за чужие оплошности на работе- в том числе и поэтому, проработав два года, она все еще не получила повышения.
Таня достала телефон из кармана пальто — замерзшие без перчаток руки совсем не слушались. Дисплей показывал 21:02. До Рождества оставалось еще три часа, но на улице уже стемнело, и девушка решила не медлить и составить компанию бедной маленькой Кате.
Девушка набрала номер матери, нетерпеливо прослушала пару длинных гудков и бесцветным голосом буркнула в трубку:
-Мам, я тут встретила друзей — наверняка мы зависнем на всю ночь. Ну, ты же понимаешь — давно не виделись, праздник.
Мама заметно удивилась, но с готовностью ответила:
-Хорошо, дочка. Счастливого Рождества вам.
Надо сказать, что Танины родственники невольно были свидетелями всех ее переживаний — уж от кого- от кого, а от них она не могла скрывать свое одиночество. Любой ее поход в клуб или встреча с друзьями воспринимались ими как праздник и большая удача (Таня знала, что сейчас мама позвонит Таниной тете и бабушке — и они вместе за нее порадуются). А она всего-то решила возомнить из себя ангела-хранителя в Рождество...
-Тьфу ты черт, мать Тереза... - сквозь зубы произнесла девушка, уже совсем не уверенная в правильности принятого ей решения, и торопливо направилась к дому одинокой девочки Кати.

В доме Серебряковых Рождество праздновать не собирались, но Снежанна как всегда приготовила обильный ужин, состоящий из нескольких блюд. Игорь, Серебряков-старший, владелец самого большого в городе супермаркета, задержался на работе, и поэтому за стол сели поздно. В действительности, он ненавидел Рождество, но люди, желающие испортить себе желудки на еще одном застолье, приносили ему небывалую прибыль — потому отец семейства, убежденный атеист, терпимо относился к этому глупому празднику «через неделю после Нового года». Игорь неловко снял пальто и клетчатый шарф и направился на кухню. Жена позвала Юру и Марину из детской — и теперь только один стул пустовал — стул прямо напротив Игоря.
-Где этот оболтус? - хриплым голосом спросил мужчина. Лицо у него было красное от мороза, и потому узкие, неприметные серые глазки казались еще более злыми, чем обычно.
-Я его сейчас позову, - вскочила Снежанна. - Он тоже поздно пришел, у них там...
-Слышать не желаю. Отец дома — так пусть изволит подойти и отужинать со всей семьей.
Снежанна этих слов уже не слышала — она бросилась к комнате старшего сына, негромко постучала и, не дождавшись ответа, заглянула.
Типичный подростковый беспорядок — майки разбросаны вперемешку с футбольными мячами, плохо очищенные от снега лыжи образовали лужицу воды в углу. В комнате было темно — единственным источником света служил ноутбук, за которым и сидел приятный молодой человек лет двадцати — темноволосый, с большими голубыми глазами (они ему достались от матери). Перед юношей стояла полупустая бутылка кока-колы, а по монитору бегало какое-то ужасное существо с гипертрофированными конечностями и автоматом наперевес. Враги, еще более отталкивающей наружности, падали в луже крови один за другим, а парень с совершенно хладнокровным видом сидел неподвижно, и только его палец подрагивал на левой кнопке мыши. Снежанна закатила глаза и тяжело вздохнула — иногда ей казалось, что ей было бы легче, если бы она застала сына за просмотром «фильма для взрослых», или, того лучше — с реальной девушкой. Ну что это такое — парню двадцать один год, университет закончил, работает инженером — а как играл в свои эти глупые видеоигры часами, так и играет.
-Паша, - из голоса женщины исчезла покорность, с которой она говорила с мужем, зато появились нотки строгости. - Паша, отец дома. Идем ужинать.
-Да, мама, сейчас иду, - ответил юноша.
-Отговори вроде «вот убью еще пару сотен монстров, и приду» не принимаются,  - Снежанна невольно улыбнулась, а парню ничего не оставалось делать, кроме как закрыть ноутбук и отправиться с ней.
-Здравствуй, отец, - сухо произнес Павел и пожал руку вставшего из-за стола Игоря. Очарованный Юра широко раскрытыми глазами смотрел на этот «взрослый ритуал рукопожатия», который каждый вечер происходил между старшими Серебряковыми.
-Пашка, а ты мне мишку починишь? - спросила Марина, с надеждой глядя на брата и протягивая ему игрушку с оторванной лапой.
-Ох, Маришка... ну что с тобой делать... Конечно, починю. Но если ты опять оторвешь Мишке лапу, он больше никогда тебя не простит и не станет с тобой играть, - улыбнулся он, усаживаясь за стол, но осекся, поймав строгий взгляд отца.
-Не мужское это дело — игрушки зашивать. - произнес Игорь, бросив ложку в опустевшую тарелку из-под салата.
Снежанна засуетилась вокруг стола, накладывая мужу второе.
- Как дела на работе? Почему ты сегодня задержался? - спросила она сына.
-Василий Петрович не успел купить подарок на Рождество жене и детям — попросил досидеть его смену — это всего пару часов... - Павел уже знал, что сейчас на него обрушится целая лавина отцовского гнева.
-Сколько раз тебе повторять, чтобы ты был сам за себя? Нынешний мир такой — если сам себе не поможешь, никто не поможет. Думаешь, был бы я сейчас владельцем целой торговой сети, если бы в свое время не потерял пару-тройку друзей?
-А разве они у тебя когда-нибудь были? - Павел смело встретил и выдержал тяжелый взгляд отца.
Игорь ничего не ответил, опустил глаза и начал энергично уплетать макароны с котлетой.
Снежанна сидела сама не своя — то и дело поглядывала на часы и почти не прикоснулась к еде на своей тарелке... Она долго молчала, и заговорила только тогда, когда убрала со стола и подала чай с пирогом.
-Ох, и все же сердце у меня не на месте, что бедная девочка сейчас дома одна — Рождество же...
-Да откуда в вас столько этой мерзкой мягкосердечности! - Игорь со звоном поставил чашку на стол, расплескав половину чая. - Она тебе не родная дочь, а всего лишь племянница. А кто виноват, что ее родители — твоя взбалмошная сестрица и ее муженек-гитарист ей под стать напились тогда на новогодней вечеринке и разбились насмерть на ровном месте?
-Все было не так... - устало возразила Снежанна. - У Олега были проблемы с сердцем, а в тот день он узнал, что их группе отказывают в выступлении, на которое он так рассчитывал... Он думал, что справится, повез Аню домой поздно вечером, и... - женщина до сих пор не могла спокойно говорить о смерти своей сестры, хотя с тех пор и прошло уже больше пяти лет.
-Мама, ты хочешь сказать, что Катюшка сейчас совсем одна дома? - насторожился Павел. - Но... как же...?
-Я сам позволил тебе купить ей сладостей и игрушек, чтобы она «почувствовала атмосферу» этого дурацкого праздника, - с сарказмом произнес Игорь, — но приводить ее сюда, где и так один шум от этих детей.... - он указал на опустевшие стулья — Юра и Маришка унесли свои чашки к телевизору в детской — там показывали рождественские мультфильмы.
-Что ж, отец... К твоему удовольствию, сегодня вечером дома будет еще на одного члена семьи меньше.
Павел встал и направился к выходу, Снежанна побежала за ним. Пока юноша обувался и накидывал куртку, он произнес:
-Я иду в квартиру Веры Степановны. Останусь с Катей до утра. Счастливого Рождества, мама...
Снежанна закусила губу, но ничего не сказала и вернулась на кухню. С потерянным видом женщина присела на краешек стула и сделала пару глотков остывшего чая.
-Что вы за ангелы-то такие, что ты, что он? Это все ты его научила — не сына мне воспитала, а тряпку — только и знает, что за компьютером сидеть, да с детьми нянчиться...
-Счастье, что с таким мужем, как ты, я смогла воспитать сына, у которого есть сердце... - смело произнесла женщина и вышла.
Игорь спокойно доел пирог, и, оставив грязную чашку и тарелку на столе, лениво направился в гостиную — смотреть запись недавней футбольной игры (он знал, что шестого января по телевизору не показывают ничего, кроме глупых сентиментальных комедий).
 
Павел ощутил, что на улице сильно похолодало за последние два часа — было около одиннадцати, и холодный ветер пронизывал юношу до нитки, а колючий снег едва позволял рассмотреть дорогу. Но все, что мог сейчас действительно чувствовать Павел — это облегчение. Облегчение, что он вырвался из этого дома, ускользнул из-под горящего злобой взгляда отца. Разгоряченные от гнева скулы приятно обдувал холодный ветер. Юноша закрыл глаза. «Удивительно, какими в самом деле неблагополучными могут быть с виду самые благополучные семьи...» - подумал он.
Павел шел вдоль домов — во многих из них горел свет — люди накрывали на стол, у некоторых на окнах горели гирлянды. Юноша знал, что церковь — единственная в городке, сейчас полна народу, и все ждут первой звезды чтобы возрадоваться рождению Христа, отправиться домой и «разговеться» после четырехнедельного поста. Павел попытался представить, как бы он чувствовал себя сейчас на месте этих прихожан, но не смог — в его семье не принято было посещать храм. Впрочем, испытывать сострадание и помогать брошенным в Рождество детям тоже не было типичным для Серебряковых поведением, но это нисколько не мешало Павлу часами играть с Юрой на спортивной площадке, зашивать Маришкины игрушки и даже иногда тайком от отца чинить красивые платья ее кукол. И это не остановило его сейчас — в рождественский сочельник. Что-то другое, необъяснимое и вечно существовавшее внутри него, отличавшее его отца, толкнуло Павла сейчас пойти к бедной девочке, поиграть с ней, рассказать ей сказку на ночь (их он знал много, потому что частенько, когда Снежанна задерживалась на работе, а отцу дела не было до собственных детей, еще будучи школьником укладывал малышей спать.)
Возле ночного кафе  - единственного в городе, юноша увидел своих ровесников — полупьяные, веселые, они выходили проветриться, покурить — мужчины в расстегнутых рубашках, девушки в коротких юбках и на чудовищно высоких каблуках.
-Пашка, иди к нам! - позвал его кто-то из друзей.
-Паша, чего такой грустный? Мы тебя развеселим, - услышал он сладкий женский голос.
Он не хотел останавливаться, но все же с интересом всмотрелся в толпу и постарался определить, кому принадлежал этот голос — вот той рыжей девушке в розовом платье с сигаретой в руках? Если бы она смыла этот ужасный макияж, то могла бы показаться довольно милой. Или этой блондинке, обнимающей его бывшего однокурсника? Или одной из тех двух брюнеток, смеющихся так громко, что их смех можно услышать на другом конце улицы?
С омерзением и страхом юноша подумал, что ни одна из этих пустых девиц не могла бы привлечь его внимания. А ведь он понимал, что ему пора бы уже уехать от отца, обзавестись собственной семьей, подумать о детях.  Понимал он также и то, что все эти девушки не всегда такие развязные, вызывающе смелые, нелепо яркие, просто клуб — это такое место, где люди выставляют себя, точно павлины, а потом, при свете дня, узнают друг друга лучше, и (что вероятней всего), разбегаются, или (что случается очень редко) остаются вместе навсегда. Но все это было не то — еще ни одна девушка не заставила сердце Павла биться быстрее, не пробудила в его душе прежде спящий талант поэта, не вдохновила его на глупые романтичные поступки вроде серенад под окном или букетов цветов под дверью. Конечно, у него были девушки — и в школе, и в институте — этого требовал статус «души компании», да и сам юноша был не против приобрести необходимый опыт. Но с тех пор, как он вернулся сюда, домой — уже больше года он даже не пытался завязать новые романтические отношения — то ли потому, что отчаялся влюбиться, то ли потому, что отец сейчас немного ослабил хватку — с проблемами на своей работе и первыми профессиональными успехами Павла.
Юноша вошел в темный подъезд и поднялся по шаткой лесенке — второй этаж, направо. Он хотел уже нажать на звонок, когда вдруг услышал за дверью чей-то мелодичный голос и звонкий смех. Насторожившись, юноша толкнул дверь — она оказалась незаперта.
Войдя, он замер у порога, став свидетелем милейшей картины: Катюша, с красиво уложенными локонами и розовым бантиком в волосах сидела на полу и смеялась, крутя в руках забавный рисунок то ли слона, то ли шляпы. «Маленький принц», - мысленно улыбнулся Павел. А рядом с Катей, тоже прямо на полу, сидела девушка — хрупкая блондинка лет восемнадцати, с каре-зелеными глазами и удивительной улыбкой. Она наблюдала за Катей, и, кажется, заразительный смех девочки заставлял ее снова и снова улыбаться. Заметив вошедшего Павла, девушка чуть заметно покраснела, но снова улыбнулась — на этот раз от смущения.
-Я вижу, вам тут весело, - вдруг тоже смутившись под ее прямым взглядом, произнес юноша.
-Хотите конфет? - улыбнулась девушка, протягивая Павлу пакет. - У нас их полно, и если вы не поможете, то мы съедим все сами. У нас заболят зубы и животы, и вы будете виноваты, - она подмигнула Кате.
Катюша опять рассмеялась — столько неожиданного счастья было у нее в это Рождество, которое обещало стать самым одиноким и грустным!
-Кто же это, Катенька? - спросил Павел, осторожно присаживаясь рядом.
-А это мой ангел Рождества, - ответила девочка, обнимая двоюродного брата.
-И как же зовут этого ангела? - губы юноши едва тронула улыбка.
-Таня, - улыбнулась девушка и протянула ему руку.
-Павел, рад познакомиться, - Серебряков осторожно пожал ее руку, отметив, что у девушки очень тонкие пальцы — наверняка, она умеет играть на фортепьяно. - Не хочу показаться бестактным, но... как вы здесь оказались? - спросил юноша, понимая, что ему становится все сложнее оторвать взгляд от этой прекрасной, загадочной новой знакомой.
Ничего не ответив, Таня протянула Павлу Катино письмо. Он быстро пробежал его глазами.
-Так значит, ангел Рождества, - понимающе кивнул он. - А кто тогда я? - он принял очень заинтересованный и слегка обиженный вид, обратившись к Кате.
-Вот глупый, ты Паша, сын тети Снежанны и дяди Игоря, про тебя же я тоже в письме написала! - ответила девочка и ткнула пальчиком в размытую снегом строчку.
-И правда, Катюшка, - покорно кивнул Павел. - наверное, я невнимательно прочитал... Ну, иди сюда — я тебя обниму, принцесса!
Катя с готовностью обняла двоюродного брата, несмотря на то, что он был весь — с ног до головы, в снегу. 
-Так, полагаю, это о вас... - девушка как-то внезапно отодвинулась и голос ее зазвучал холодней. И Игорь — это...
-Мой отец, – покорно кивнул Павел, осторожно отстраняя Катюшку. - С которым я только что поссорился. Я не знал, что Катя осталась одна в Рождество. Это чудо, что вы пришли сюда. Не знаю, как вас и благодарить...
-Ну что вы, - смутилась девушка. - Мне совершенно не трудно. У меня не было никаких планов на Рождество, так что если вам нужно идти — вы, пожалуйста, идите, и не беспокойтесь — я посижу с ней до самого утра.
-Мне тоже никуда не нужно... - взгляды Тани и Павла встретились, и оба долго не могли отвести глаз. Катя с любопытством наблюдала за ними.
Из оцепенения юношу и девушку вывел звон колоколов, раздавшийся в ближайшей церкви — он возвестил, что первая звезда наконец взошла на небе и Христос родился. Все вместе: Катюшка, Таня и Павел встали и подошли к окну — смотреть рождественские салюты.
Павел обнял Катю и нерешительно положил руку на плечо Тани.
-С Рождеством — обернувшись к нему, с улыбкой произнесла она.
-С Рождеством, - тихо ответил он.
-С Рождеством! - воскликнула Катюшка и начала прыгать по комнате и танцевать. Таня смотрела, как в небе рассыпаются разноцветные огни и чувствовала, как в ее сердце наконец-то встает на место последний, самый важный элемент паззла — она и боялась этого чувства, и хотела ощутить каждый его оттенок — но сейчас просто стояла неподвижно, опьяненная магией момента — потому что знала, в то время, как она смотрела в небо, Павел не отрывал взгляда от ее шеи, талии, волос, и его рука — нерешительно, невесомо, но все еще лежала на ее плече.
Когда салюты затихли, девушка обернулась, и они с Павлом оказались очень близко друг к другу — так близко, что юноша уловил аромат Таниных духов — зимняя свежесть с примесью белого шоколада. Девушка улыбнулась, и Павел последовал ее примеру.
-Сейчас мне очень хочется вас поцеловать, - произнес он почти неслышно, одними губами.
Таня только опустила глаза, а потом нерешительно посмотрела на Катю.
-Ну целуйтесь же уже, целуйтесь! - нетерпеливо топнула ножкой маленькая принцесса и захлопала в ладоши. Таня улыбнулась и приблизилась к Павлу. Он осторожно прижал ее к себе и поцеловал-слегка нерешительно, но очень нежно. А на улице кружились и медленно падали на подоконник снежинки и казалось, что вот-вот они залетят в этот старый дом сквозь стекло, и коснутся горячей кожи, губ... Но Таня и Павел совершенно забыли о том, что на улице была зима, и что из-за сильного мороза и ветра по дому гуляли сквозняки — впервые в жизни им обоим казалось, что они одни в этом маленьком, занесенном снегом городке и в целом мире - тоже одни.
Внезапно Катя почувствовала, как кто-то дергает ее за руку — очень настойчиво. Пришлось ей первой вернуться с небес на землю и отстраниться. Девочка с локонами светлых волос, бантом и в воздушном платье показалась ей вдруг совершенным ангелом. Катя светящимися от счастья глазами смотрела на двоюродного брата и девушку, которая случайно стала адресатом ее письма, и спросила:
-Вы сейчас очень счастливы?
-Да, - почти в унисон ответили юноша и девушка.
-А вы знаете, кто делает людей счастливыми?
Оба пожали плечами, стараясь сдержать улыбку.
-Бабушка рассказывала мне, что за счастье и судьбу людей отвечают ангелы. А это значит, что это я — ваш ангел на Рождество!