Кому на Руси жить?

КОМУ НА РУСИ ЖИТЬ?

ГЛАВА 1
ДЕПУТАТ

Толстый и порядком вспотевший депутат не без труда плюхнулся на заднее сиденье своего Мерседеса и пренебрежительно махнул рукой водителю, дескать «езжай». Завыла сирена и представительский автомобиль, поблескивая в уже успевших зажечься вечерних фонарях, устремился в сторону области. Мимо мелькали стоявшие в пробках машины, кто-то с рвением, присущим самым отъявленным борцам с несправедливостью, давил на клаксон, «приветствуя» народного избранника, иные же, бывало и так, выходили даже из своих комфортабельных автомобилей, чтобы отпустить устремляющемуся вдаль чиновнику пару-тройку бранных словосочетаний.
- Сегодня они что-то особенно агрессивные, - уловив момент, обратился к шефу водитель.
- Да что с этого быдла возьмешь? – бросив усталый взгляд на мелькающую проезжую часть, прокомментировал народный избранник. – Что они понимают?
- И пробка какая-то серьезная, - задумчиво, как будто говоря это самому себе, тихо проговорил водитель. – А ведь пол пятого только.
- Опять, наверное остолопы какие-то врезались, вот и растянулась пробка. Черт знает что в стране творится!
У депутата зазвонил телефон.
- Алло. Слушаю, дорогой! Конечно, могу, что за вопросы? Для такого человека, как ты, не только минутка найдется. Что говоришь? Постой, постой. Такие вещи по телефону не обсуждаются. Давай-ка встретимся лучше. Ты где сейчас? Ну вот и отлично, я как раз в сторону дачи выдвигаюсь. Там на развязке перед Можайкой один ресторанчик есть… Да, да, именно тот. Буду ждать тебя там через полчаса. Давай, давай, обнял.
Мерседес мчался по разделительной полосе, разрезая широкую и набитую машинами дорогу пополам. Пробка все не кончалась, а еще, как на зло, пошел мокрый снег. Значит будет еще хуже.
Водитель посмотрел через лобовое стекло на пепельное небо, как никогда низкое, и скрипнул зубами. Вечером еще домой возращаться, а завтра ребенка в больницу везти. На своей «десятке» мигалки-то нет. Он глубоко вздохнул и придавил педаль газа. Шеф все-равно был увлечен какой-то развлекательной программой.
Мерседес депутата припарковался на стоянке одного из самых дорогих ресторанов Москвы. Народный избранник буркнул что-то невнятное водителю, поправил галстук, причесался и подушился.
За особым столиком на втором этаже, попасть на который простым смертным было не возможно, власть имущего чиновника ожидал его старый друг – Артур А. Это был средних лет армянин – широко известный в узких кругах, все больше среди русского бомонда, проводящего отпуск в Монте-Карло. На каждом из пухлых пальцев А. игриво поблескивали каратные бриллианты, а под шелковой рубашкой его оберегал двухсотграммовый платиновый крест, к которому он особенно благоговел.
Депутат вошел в комнату с интимно тусклым освещением и А. привстал в знак почтения. По его велению охрана в тот же миг покинула комнату, оставив старых друзей наедине, располагающей как минимум к тайной беседе.
- Ахпер! – расплылся в улыбке Артур. – Как я рад тебя видеть! Ты смотри – загорел, похорошел! Ай, ай, ай! Не мужчина, просто красавец!
Депутат обнял Артура, они похлопали друг друга по спине и уселись за стол.
- Нас не слушают? – недоверчиво спросил депутат, оглядывая потолок и стены.
- Обижаешь, дорогой! – покачал головой депутат. – За все лично отвечаю. Ты знаешь, Артурик слова на ветер не бросает.
- Только из отпуска вернулся, - наливая себе коньяку, продолжил слуга народа. – Забугорные активы проведывал.
- Ну и как дела? – все больше из вежливости поинтересовался А.
- Европа в огне, - нахмурился депутат и утер лоб шелковым платком. – Пора потихоньку в Азию перемещаться.
- А я тебе давно об этом говорил! Ты же не слушаешь опытного предпринимателя! Ай, цаватанем, ты только попроси, Артурик тебе поможет, вот увидишь! Дело за малым!
- Обязательно попрошу, дорогой! Давай, что ли выпьем за встречу, а то не успели увидеться, так о делах только и говорим.
Бокалы брякнули и опустели. А. заел коньяк икрой (конечно же не кабачковой), депутат стал налегать на фуагра.
- О каком деле поговорить-то хотел? – как будто вспомнив о цели встречи, спросил народный избранник.
- Ты сейчас упадешь! – ответил А., потирая ладони и на лице его образовалась широкая улыбка.
- Я сейчас в Венгрии дела имею, - разливая коньяк, говорил А. – Там люди толковые, есть где развернуться. Есть там один заводик, по нашим меркам небольшой совсем. Занимается гражданской техникой, ну там, станки, да оборудование различное производит. Так получилось, что твой покорный слуга имеет в этом заводе кое-какие активы…
- Какие? – въедливо спросил депутат.
- Пятьдесят процентов, - как будто отрывая от сердца, ответил А.
- Хорошие у тебя, Артур, «кое-какие» активчики.
- Не в этом суть! – продолжил А, отмахнувшись. – Днем завод производит, как я уже сказал, технику, а ночью… - он загадочно обсмотрел депутата.
- Наркотики что ли? – с пренебрежением попытался угадать народный избранник.
- Да бой с тобой, - развел руками А. – Какие наркотики, мой брат? Разве я похож на человека, который будет с наркотиками связываться?
- Что же там ночью делают?
- Оружие! – довольно ответил А.
- Что за оружие-то?
- Штурмовые винтовки AMD-12 и AMD 13. Новейшая модификация.
Артур достал планшетный компьютер и принялся показывать депутату фотографии.
- Так это же Калашников наш, - разочарованно проговорил тот.
- Похож, не спорю. Но ты погоди выводы делать. Во-первых, это новейшая модель, лицензию на производство которой мне с трудом удалось купить. Это оружие будет производиться только на моем заводе и больше нигде! Во-вторых, AMD в два раза дешевле нашего АК за счет материалов низкого качества. Ну, а в третьих, последние разработки показали, что AMD в разы превосходит «Калаш» по некоторым показателям.
- Хорошо, хорошо, - устало проговорил депутат. – В этой сфере я профан. Какие дела у тебя ко мне?
А. закусил коньяк шоколадом и продолжил.
- Мы живем в удивительное время, мой брат. Этот шанс нужно использовать по полной. Мы с тобой сможем сделать столько всего, о чем еще пять лет назад и мечтать не могли.
- Давай ближе к делу, Артур, у меня еще баня через час.
- Предлагаю поставить AMD-12 на вооружение российской армии, - отрезал А.
Депутат аж прыснул. Он качнул головой и утер испарины на лбу шелковым платком.
- И как ты себе это представляешь? Я что, по-твоему всемогущий? Конечно, какие-то отдельные вопросы лоббировать можно, но что бы в таких масштабах… Не знаю даже, кому это под силу.
- Помнишь, ты говорил мне про одного высокопоставленного покровителя?
- Помню.
- Он еще на плаву?
- Еще на каком плаву.
- Реши этот вопрос через него.
- Ответственность слишком велика, пойми Артур. Какой ему от этого прок? Это ведь шутки какие-то. Оборона!
А. вырвал из блокнота лист бумаги и принялся на нем что-то писать.
- Это – чисто твоя доля, - сказал он, подавая бумагу депутату, у которого глаза буквально вылезли на лоб при виде цифр. – За такие деньги сможешь в своей Азии королем стать. А покровителю своему передай, что если получится решить вопрос, его доля будет как минимум в два раза больше.
Депутат помассировал виски, налил себе полный стакан коньяку и выпил.
- Думаю, ему будет интересно, - не отрывая взгляда от бумаги, проговорил народный избранник. – Какие гарантии?
- Разве мое слово для тебя не гарантия? – возмутился А.
- Когда речь идет о таких деньгах… Нет. Уж прости, но я сам себе не поверил бы.
- Гарантии будут. Завтра же получишь от меня все документы и сертификаты. Покажи их большому человеку и будем начинать работу. Ну, что, мой брат, по рукам?
Депутат ослабил галстук, еще раз бросил взгляд на лист бумаги и пожал А. руку.

* * *

- Да, да, - проговорил человек в темно-синем костюме. – Завтра документ пойдет на подпись в юстицию.
Он сидел за массивным резным столом, уставленном телефонами. Шторы на окнах были задернуты. Человек с трудом оторвался от документов и посмотрел на проход, в котором неуверенно мялся депутат.
- Разрешите? – едва слышно пробубнил народный избранник, вглядываясь в глаза человеку за столом.
- Я же сказал, заходите, - указав рукой на кресло, ответил человек. - Что вы там толчетесь у входа?
Депутат пробрался мелкими шажками к стулу, утер лоб платком и уселся на стул. Человек все это время не спускал с него глаз.
- Долго ждали? – внезапно спросил он, как будто отрываясь от собственных глубоких мыслей.
- Да что вы, - отмахнулся народный избранник. – Пустяки.
- Простите, что не смог принять вас раньше, - учтиво сказал человек и снял очки. – Сейчас трудный период. Приходится работать буквально в ручном режиме. Все-таки, не перестаю удивляться нашему народу – ему всегда мало, вы не находите?
- Есть такое, - коротко ответил депутат и потупил взгляд.
- По какому вы делу? – также внезапно спросил человек.
Народный избранник судорожно принялся копошиться в своем портфеле и, наконец, извлек оттуда кипу бумаг. Человек внимательно изучил каждый документ и вопросительно глянул на депутата.
- Как вы думаете, оно того стоит? – сглотнув, спросил тот, пытаясь забить нелепую паузу.
- Ключевое слово здесь стоит, - спокойно ответил человек, отодвигая бумаги.
Депутат понятливо кивнул и написал на бумаге сумму, о которой говорил А. пару недель назад.
- Вот теперь я могу ответить вам, что оно того стоит, - удовлетворительно кивнул человек. - Подождите меня за дверью, секретарь вас вызовет.
За время ожидания с депутата сошло семь потов. Он краснел, бледнел, у него сводило ноги и кружилась голова. Каждый раз, когда в приемной звонил телефон, он вскакивал со стула, но секретарь отрицательно качала головой. Наконец, его вызвали.
Человек выглядел уставшим. Галстук его небрежно свисал на расстегнутом вороте. Он поглаживал брови и не смотрел в сторону депутата.
- Все, что удалось выкроить – спецназ, - проговорил он.
- Простите? – привставая, спросил депутат.
- Речь шла о вооружении всей армии, я правильно вас понял?
- Д-да, - запнувшись, ответил народный избранник.
- Это невозможно. По крайней мере, пока. Для начала организуем поставку автоматов на вооружение спецподразделениям ФСБ, МВД и ГРУ ГШ. Если автоматы себя оправдают, будем перевооружать всех. Устраивает такой расклад?
- Конечно устраивает, - не веря тому, что говорит человек, ответил депутат. – Еще как устраивает!
- Тогда начинайте работать в этом направлении. Все двери для вас будут открыты. Я надеюсь, у вас хватило смекалки не упоминать нигде моего имени?
- Как можно? Как можно? – божился депутат, едва ли не крестясь.
- Да и сами не светитесь особо. В общем, делайте все как умеете. Чем быстрее вы предоставите мне всю документацию, тем лучше. У вас еще что-то?
- У меня? Нет. Это все.
- Тогда прошу меня простить, очень много работы…
Человек опустил голову, уткнувшись в документы, а депутат покинул его кабинет, пятясь и кланяясь.

ГЛАВА 2
КАПИТАН

Капитан судорожно теребил в руках охотничий нож и время от времени поглядывал на телефон. Он ждал звонка из центра вот уже битый час, но все тщетно. Бойцы готовы, сидят внизу в полном обмундировании, ожидая только лишь команды. А команды все нет... Что они там, совсем что ли совесть потеряли? На счету каждая секунда, медлить нельзя, а эти все решение принять не могут. Как будто специально время тянут. Капитан сплюнул на пол и убрал нож.
Возможно, именно за такие, порой дерзкие, мысли, которые иной раз перерастали в поступки, он все еще был капитаном группы спецназначения, выполняющей боевые задачи на Северном Кавказе. Сколько ни старались большие дядьки отправить сорокалетнего офицера на почетную пенсию, а он все только продлевал контракт, давая понять, что не собирается покидать дело, которому посвятил всю жизнь. Действительно, на протяжении своей службы чего только не было - и два ранения, и контузия, и медали и ордена, и рукопожатия самых-самых первых лиц. Но разве в этом смысл службы? Смысл, конечно же, в кроется всего лишь в одном слове - Родина. Вот ради Отчизны своей и служил капитан, не щадя себя. Только вслух об этом никогда не говорил, все больше делами доказывая. За это его и уважали сослуживцы.
Капитан еще раз взглянул на часы, а затем взгляд как-то непроизвольно упал на фотографию, стоявшую на столе в блестящей рамке. Он - в парадной форме, при всех наградах, красавица жена и две дочурки. Светит солнце, все улыбаются. Это фото было сделано в прошлом году, когда всей семьей ездили в Москву на майские праздники. В те редкие дни, что капитан проводил с семьей. Как там они сейчас? Смотрят, наверное, новости по телевизору, пьют чай с печеньем. Переживают за папку. Ютятся в однокомнатной квартирке, снимать которую едва хватает средств. Но это ничего. Главное, есть крыша над головой. Все сыты, все здоровы. Девочки в школу ходят, учатся хорошо. Настоящие красавицы растут. Спортом обе занимаются, читают много. О чем еще мечтать можно? А квартира - это наживное. Начальство обещало в следующем году двухкомнатную выделить. Вот тогда заживем! Обустроимся, переедем. Машину поменяем. Там и о пенсии можно будет подумать. Ну, а пока прочь эти мысли. Нужно думать о службе, тем более что операция, судя по всему, затягивается.
В дверь уверенно постучались и в проходе образовался детина в камуфляже, с разгрузкой и автоматом через плечо.
- Товарищ капитан, - пробасил лейтенант Бойко. – Эти твари говорят, что еще немного и стрелять начнут. Там же дети, е-мае. Че делать-то?
- Да знаю, знаю! – выкрикнул капитан. – Черти что творится! Знаю я, Леша, знаю! О чем только там думают? Им что, Беслана мало было? Или они бойню хотят устроить!
Капитан ударил кулаком по столу и поджал губы. Он снял трубку и набрал короткий номер.
- Есть, - тут же проговорил он и бросил трубку.
- Что там? – спросил лейтенант.
- Сказали ждать… - капитан подскочил и снова принялся ходить по комнате. – Да что б вас всех! – он вышел из дежурной и попал в комнату, где команды ждала оперативно-боевая группа из десяти человек.
Капитан призадумался и оглядел ребят. Все молодые, здоровые. Кто-то уже женат, кто-то еще холост. Огонь в глазах у каждого – значит живут службой. Сам таким был, да и сейчас такой же. Вот она – гордость нации.
- Слушай мою команду! – отточенным голосом проговорил капитан. – Выдвигаемся на объект. По предварительным данным, там шесть, может семь духов. Сколько гражданских – неизвестно. Знаем только, что как минимум двенадцать детей в возрасте от шести до десяти лет.
- Товарищ капитан, поднялся белобрысый старлей, - разрешите вопрос?
- Давай.
- Неужели команду дали все-таки?
- Команды не было, - процедил капитан. – Кто хочет, может оставаться в дежурной и ждать, пока эти жирные коты определятся. Мы не можем допустить кровопролития. Всю вину за самовольное решение я беру на себя.
- Какие будут указания? – спросил Леша.
- Возьмем здание по пятой схеме. Я зайду с парадного, двое с крыши, двое с заднего. Остальные страхуют. Да что я вам рассказываю? Сто раз этот маневр отрабатывали.
Группа, все как один, высыпала из здания и загрузилась в дежурный УАЗ. Мотор зарычал и машина выдвинулась в сторону захваченного дома.

- Ну, ребятушки, с богом! – выдохнул капитан, нацепил на лицо маску и команда высыпала из машины.
Каждый был отдельным винтом в этом сложном механизме, право на ошибку в котором неприемлемо. Сейчас, как во всех остальных операциях, жизнь гражданских людей (да и самих спецназовцев) зависела от слаженной работы. Без суеты, без лишних движений, без сумасбродства.
Капитан прислонился к забору и глянул в небо. За всю свою жизнь у него ни разу не было такого дурного предчувствия. Сердце бешено колотилось в груди, но не от страха. Страх уже давно куда-то делся. Это было что-то другое.
- Да что я в самом деле? – говоря сам себе, возмутился он. – Соберись давай. Пора.
Он сделал небольшую пробежку по двору и укрылся за толстенным дубом, который существенно затруднял обзор террористам. Первый беглый осмотр здания показал, что бандиты хорошо подготовились. Четыре окна фасада заставлены мешками с цементом. Здание ремонтировали, в подвале содержали все оборудование, включая и строительными материалы. Неужели специально готовились? Или просто повезло? Как бы то ни было, боевики были в выгодном положении.
На крыше мелькнуло тело одного из спецназовцев. Это был белобрысый старлей. Вот молодец, уже на позиции. Остальным бы поучиться.
Убедившись, что он не находится на линии огня и до сих пор остается незамеченным, капитан сделал еще одну пробежку и оказался прямо у главного входа. Раздался выстрел, от которого капитан даже вздрогнул. Сразу же после выстрела где-то на третьем этаже разорвалась граната. Так не должно было быть. Значит что-то пошло не по плану.
Из-за забора, у которого капитан находился еще несколько секунд назад, появилось лицо молодого сержанта. Он вопросительно глядел на командира, ожидая команды. Совсем еще молодой. На операциях проявил себя с хорошей стороны, но вот в такие, нештатные, положения еще не попадал.
Капитан показал жестом, чтобы тот перемещался к нему. Сержант был рядом через пару секунд.
- Ну, чего дрожишь, как кленовый лист на ветру? – подбодрив сержанта, спросил капитан и стукнул его по плечу. – Не первый раз ведь замужем. Соберись, боец. Сейчас входить будем.
Капитан, приготовил автомат и высадил парадную дверь ногой. Как и ожидалось, боевики, охранявшие главный выход, устремились наверх, где в данный момент разворачивался бой. Справа, у лестницы, еще с минуту назад был один из боевиков – здесь лежал бушлат. Еще теплый, значит только что убежал. Второй сидел у окна, которое выходило на север. Повезло, что не заметил, когда подходили к зданию. От супа быстрого приготовления исходил пар.
- Давай здесь в обход, - скомандовал капитан. – Скорее всего, на первом нет никого, все наверх убежали, но бдительность все равно не теряй. Возможно, здесь есть гражданские. Увидишь - выводи их, но осторожно. Сначала детей, затем женщин, потом остальных. Действуй быстро и бескомпромиссно. Не раскисай.
Раздалась очередь из автомата, где-то совсем близко. Скорее всего, на втором этаже. Крики. Еще очередь. Капитан легко ударил сержанта в плечо и устремился наверх по лестнице.
- Товарищ капитан, - раздался хриплый и, казалось, совсем незнакомый голос.
Прямо у окна, уставленного мешками с цементом, прислонившись к стене полулежал, полусидел лейтенант Бойко. Он держался за живот, а из раны обильно хлестала кровь. Капитан осмотрелся. Два трупа бандитов. Один расстрелян. Другой с перерезанным горлом.
- Бойко! – крикнул капитан и упал на колени перед лейтенантом.
- Я нормально, товарищ капитан, - делая неимоверное усилие, прохрипел лейтенант. – Вы, это… Жене только скажите…
- Да погоди ты! – шикнул капитан. – Погоди чушь городить!
Снова раздались выстрелы. Теперь уже на третьем этаже развернулась настоящая перестрелка.
- Идите, идите, - хрипел Бойко. – Вы ребятам нужны. Идите!
В окно, мельком, пока поднимался по лестнице, капитан увидел, как сержант выводит из здания детей. Человек шесть там было. Одного, совсем маленького сержант нес на руках. Другие семенили, как гусята за матерью, за ним следом. Кто-то плакал, кто-то искал взглядом родителей, другие просто бежали за спецназовцем, не успевая ничего понять. Молодец, парень, так держать!
Обстановка на третьем этаже была следующей: один боец пал прямо у лестницы. Капитан наткнулся на его уже бездыханное тело и отпрянул. Это был Федя – молодой лейтенант, только из училища. Слава бог, холост. Далее картина выглядела следующим образом: три боевика засели в одной из комнат и вели беспорядочный огонь, не жалея патронов. Из комнат периодически доносились крики гражданских. Плача детей слышно не было, зато отчетливо прослушивались женские голоса. Плохо. У пролета сосредоточилась группа спецназовцев во главе с белобрысым старлеем. Он давал указания, прикрикивал духам, чтобы сдавались и постреливал в сторону комнаты. Но прицельный огонь не вел – боялся зацепить заложников.
- Доложите, - прошептал капитан.
- Хреновые дела, - сплюнув, ответил старлей. – Трое наших выбыли. Федку убили, суки. Бойко тоже подстрелили. Жив ли, неизвестно. Пашку не видел давно. Не дай бог, тоже лежит где-нибудь.
- Пашка жив, - ответил капитан. – Выводит гражданских. Скоро на подмогу прибудет. А Леша где?
- Не знаю, - пожал плечами старлей. – Заходил с крыши. Последний раз там его видел.
- Хорошо, что мы имеем?
- Позиция у нас никудышная. Сдаваться они походу не собираются. Адреналин у них по полной прет. Под героином, сто процентов. В комнате как минимум еще пять заложников.
- А духов сколько?
- Двое.
- А остальные?
- Больше не видел. Возможно, есть еще где-то.
- В комнате есть окно?
- Есть. Выходит на задний двор.
- Тогда я пошел, - сказал капитан.
На крышу он взобрался достаточно быстро. Снизу доносились то одиночные выстрелы, то очереди.
Задача была не из простых, но деваться некуда. Веревка есть. Крепление есть. Расположение бандитов более или менее ясное. Вот куда они только гражданских определили? Размышлять об этом было некогда. Как раз в тот момент, когда капитан завязывал веревку, в поле его зрения попал человек в камуфляже. «Не наш», - сразу подумалось капитану. И действительно, это был один из террористов. Он контролировал западную сторону и скорее всего, не хотел рисковать жизнью, вступая в бой с федеральными силами. Поэтому и не шел на помогу своим подельникам. К счастью, террорист не видел, капитана, а лишь уверенно всматривался в прицел своей винтовки, контролируя задний двор. Шуметь было нельзя – иначе вся задумка пойдет прахом. «Возьму живым». Подойдя на расстояние в несколько метров и приготовив оружие, капитан тихим голосом проговорил:
- Руки поднять, встать на колени. Пристрелю, если сделаешь что-то не так.
Бандит медленно повернул голову и посмотрел капитану прямо в глаза. Смольная борода слегка подрагивала на ветру. «Стеклянный взгляд». Ни эмоций, ни страха.
- Русский собака, - отвесил бандит и капитан прицелился. – Стрэляй.
- Повторяю, встать на колени, руки убрать за голову, - прицелившись, проговорил капитан.
Террорист потянулся к кобуре за пистолетом и в этот момент капитан нажал на курок. Вопреки всем ожиданиям, вместо выстрела раздался лишь щелчок. Затем еще один и еще. Капитан бросил взгляд на свой AMD-12. «Неужели снова? Как же так?»
Прогремел выстрел. Капитан поднял глаза и увидел лишь улыбку бандита, который жадно наблюдал за тем, как тот падает сначала на колени, а потом и вовсе. «Только не это, пожалуйста, Господи! Прошу тебя, только не это! Я не могу подвести своих ребят и этих бедных людей. Я не могу их бросить!» В глазах темнело, по телу пробежала дрожь, которая потом переросла в какое-то странное тепло. Боли не было. Только тепло.
Капитан вспомнил про жену и дочек. Вздрогнул. «Боже, дай им сил. Прошу только этого.».
Глаза сами закрываются, все обволакивает темнота. Снова становится тепло.
«Моя страна. Моя Родина. Моя отчизна. Почему в предсмертные минуты я думаю о тебе? Моя бедная Россия. Прости меня и прощай!»

ГЛАВА 3
РУССКИЙ

- Спасибо, что вы согласиться дать это интервью, Иван, - говорил иностранец с неописуемым любопытством разглядывая своего собеседника.
- Ей богу, ты странный какой-то Джонни, - даже в какой-то мере неприлично отвечал Ваня. – Во-первых, мы с тобой за одним столом сидим, а значит называй меня на «ты». Окей?
- Окей, - ответил иностранец и сделал какие-то пометки у себя в блокноте.
- Во-вторых, для вас, американцев… - Ваня призадумался. – Ты ведь американец?
- Нет, англичанин.
- Слава богу! Я уж думал… Американцев ведь я не люблю. Англичан, конечно, тоже недолюбливаю, но не так как американцев.
- За что же вы… то есть ты так не любить американцев?
- А за что их любить-то? – усмехнулся Иван. – Ну, раз уж мы тут сегодня собрались, давай по маленькой, - он достал два граненых стакана и до половины наполнил их водкой. – Как говорится, за знакомство. Велком ту Раша!
Махом опрокинув стакан и закусив черным хлебом, Иван переключил взгляд на Джона, который едва лишь отпил и поставил стакан на стол.
- Эээ, нет, брат! Так дело не пойдет. Что это мы халтурим? У нас так не принято, знаешь ли. Ты же к нам в Россию приехал, чтобы жизнь русских воочию увидеть, так?
- Так.
- Значит ты и по правилам нашим жить должен, чтобы прочувствовать на своей шкуре, что такое быть русским. Не знаю, как там у вас в Англии, а у нас, если своего собеседника уважаешь, приято до дна пить.
- Но я…
- Никаких но, Джонни! Пей.
Иностранец зажмурился, опрокинул стакан, затем поморщился и встряхнулся.
После того, как неприятное жжение в гортани постепенно перебралось в желудок и сделалось приятным, иностранец открыл глаза и осмотрелся. Маленькая кухонька, метров, наверное, десять, не больше. Шатающийся деревянный стол, на котором только бутылка дешевой водки, три корочки сухого хлеба, пол палки колбасы и какой-то салат. Потолок в комнате облупился. С лампочки, которая бесперебойно моргает, свисают липкие ленты, усыпанные мухами. На полке старый телевизор, который показывает всего одну программу, да и то без звука. Дребезжащий маленький холодильник заставляет повышать голос – иначе можно не расслышать собеседника. Ивану на вид лет сорок-сорок пять. Он почти лыс, толстоват. Из одежды на нем нестиранная майка, усыпанная пятнами, потрепанное трико и тапки.
- Почему ты в Россию-то именно приехать решил? – спросил Иван у иностранца.
- Мне много рассказывать про Россия. Говорить, что это уникальная страна с уникальной историей, традицией и людьми.
- Ну, про историю и традиции тебе не соврали, - откинувшись на спинку стула и закуривая сигарету, ответил Иван. – А вот про людей, конечно, маху дали.
- Почему?
- Чем же они уникальные, люди наши? Ты только на улицу выйди, да вокруг посмотри. Да здесь же всем на все наплевать. Одни с утра до ночи пьют у подъезда – алкаши. Знаешь слово такое?
- Нет.
- Ну, вот и запиши у себя там – алкаш – это тот, кто пьет водку беспробудно. Таких у нас в стране много. Но их понять можно, Джонни. Не от хорошей жизни пьют. А вообще люди у нас злые какие-то. Идешь по улице, бывает, а тебя такими взглядами провожают, будто убить готовы. Да я и сам за собой замечаю такое иногда. Вот идет человек навстречу – вроде ничего плохого мне не делал, а я найду за что зацепиться и мысленно его уже насколько фантазии хватает обматерил. И ненависть какая-то появляется сразу. Так что про людей тебе, Джонни соврали.
Иностранец закончил записывать и поднял голову.
- Значит, вам не нравится жить в России? – неуверенно спросил он.
- А я нигде больше и не был, кроме России! Так что ответить на этот вопрос тебе не могу. Может, мне у вас в Англии понравилось бы, откуда мне знать? Но я сам знаю, что жить бы там не смог. Уж больно я русский до мозга костей. Странный, однако, ты вопрос, Джонни задал. На него так сразу и не ответишь. Вообще, жизнь у нас тут хреновая. Тяжелая.
- В чем это проявляться?
- Да во всем! Вот, например, полиция наша. Идешь ты домой после работы. Устал. Жена дома ждет, ужин, телевизор с какой ни будь передачей новой. А ты идешь по улице с банкой пива и на небо смотришь, с которого снег медленно так падает. Никого не трогаешь. Бывает такое, что напасть могут. Особенно в нашем районе. А бывает, что менты хуже грабителей.
- Менты?
- Ну, полиция. Посадят тебя в камеру на трое суток и будут доить, пока все не отнимут. Им же тоже кушать хочется. Их также жена дома ждет и дети.
- За что же в камеру? – спросил иностранец в недоумении.
- А за то, что рожей не вышел. Знаешь такое выражение?
Джон отрицательно покачал головой. Иван налил в стакан водки и пододвинул иностранцу.
- Ну так и запиши у себя там: «рожей не вышел». Это ты еще в лапы нашим ментам не попадался. Ну, будь здоров!
- А что ты сказать по поводу своей работы? Она тебя устраивать? – спрашивал иностранец, закусывая водку недельным салатом и сильно морщась.
- Шутишь, наверное? Да это ведь не работа, а гребаный адский труд. Пашу с утра до ночи, не покладая рук. Уже и геморрой заработал, и спину сорвал, а куда деваться? Семью как-то надо кормить. У меня образования-то высшего нет. В свое время учиться не пошел, а теперь жалею. Денег даже на зубы не хватает. А еще эта чертова инфляция! Продукты дорожают, коммуналка дорожает. Никуда от этого не денешься. Порой бывает так, что последние дни до зарплаты голодаем. Уже и в долг взяли, и кредит оформили. Так что тут вопрос «нравится-не нравится» не стоит. Надо, значит надо.
- Наверное, ты ждешь пенсии?
- Пенсии? Не смеши, Джонни. У нас до пенсии либо не доживают, либо не переживают пенсию эту. На нее разве прожить? Если не хочешь нищенствовать, нужно работать. Даже на пенсии. Таков закон жизни у нас.
- Должно быть, вы негативно относиться к своему правительству?
- Я? Да мне как-то параллельно, если честно. Что мне это правительство? Они где-то там, наверху. А я простой рабочий, с простыми запросами и интересами. Мне бы вон Машку порадовать, да холодильник едой забить. Если дома тепло, а на столе есть чего – уже неплохо. А какое-то там правительство мне до фонаря. Уйдут они, так придут другие. Какая разница? В России всегда простому народу плохо жилось, так уже повелось.
- И ты ничего не предпринимать, чтобы жить лучше?
- А что тут предпринимать, Джонни? Так уж сложилась жизнь моя. Довелось таким родиться, извините. У каждого свое место. Вот я и сижу на своем. Бывает и хуже, знаешь ли. Так что жаловаться грех.
Ваня посмотрел в окно. Снежинки медленно опускались на карниз и тут же таяли.
- Чего мы с тобой расслабились, - он наполнил стаканы. – А ну-ка навались, мой английский брат!
- Ты веришь в бога? – спросил Джон после очередной порции.
- А как же! Какой русский в бога не верит? Вера в Христа, знаешь ли, она у нас вот где, - Иван показал на сердце. – Так можно настоящего русского от поддельного отличить. Вера – она с молоком матери русским прививается. Сколько выстрадано было, сколько пережито. Верой нельзя пренебрегать. Это не шутки какие-то. Вам, иностранцам, этого, может быть, и не понять. А мы верой сильны. И без веры нам не выжить.
- Не просто это понять.
- Это у вас может быть все просто. А у нас никогда просто не бывает. У нас всегда сложно. Так уж мы устроены.
- Я вижу, что ты любишь… выпить… - неуверенно начал иностранец.
- А без этого мне не жить, Джонни, - угрюмо ответил Иван. – Жизнь настолько порой паршивая бывает, что умереть хочется. И не знаешь, куда деваться. А тут, смотришь, бутылочка припасена. И сразу легче на душе. Еще даже не выпил, а уже легче. А выпьешь, да еще и под закусочку, да еще и собеседник если приятный, так жизнь не такая уж и плохая оказывается. И жить снова хочется. Поэтому, в этой вот гадости мое спасение и скрывается. Не скажу, что я алкоголик. Вряд ли. Думаю, что в любой момент смогу бросить пить. Это не на физическом уровне. Все больше на духовном. Часть нашей традиции, так сказать.
- Однако, статистика смертности в России… - Иван не дал договорить.
- Ты мне голову статистиками своими не морочь. Сам все знаю. Все понимаю. Говорю же тебе, жизнь у нас такая и водка эта проклятая стала ее частью. Никуда от этого не деться.
Иван посмотрел на бутылку, тяжело вздохнул и наполнил стаканы.
- Ну, что ты смотришь на меня так, Джонни? Пей давай.
- Значит, ты не любишь Россию? – язык у иностранца уже сильно заплетался. Он закурил сигарету и маленькая кухонька вмиг наполнилась дымом.
- Что за бред ты несешь? – возмутился Иван. - Я разве говорил такое? Да, жизнь у нас не сладкая. Да, люди злые. Да, воруют. Да, да, да и еще тысячу раз да. Но ты пойми, Джонни – лучше страны, чем Россия в мире нет. Я тебе это на полном серьезе заявляю. Вот эти люди все, которых я злобными окрестил. Они ведь также как я думают. Они ведь за страну свою пойдут, все до единого. Они жизнь свою отдадут за Россию, и даже за того человека, которого минуту назад в автобусе материли! Я не могу тебе этого объяснить, иностранцу такое не понять. Но так было раньше, так и будет всегда.
- Почему вы, русские, все время думаете о войне?
- А как не думать? Ты историю-то знаешь, Джонни? Нам ведь покоя не дают. И не дадут никогда, вот увидишь. Сильная Россия никому не нужна. Ни Западу, ни Востоку. Боятся нас. И правильно делают. У нас, наверное, это с веками уже в крови заложено – о войне думать.
Иван наполнил стаканы и поставил пустую бутылку на пол.
- Я тебе вот что скажу, Джонни. Одним интервью ты с Россией не познакомишься. Тут жизнь прожить мало, чтобы все понять. Это может прозвучать странно, но мы гордимся своей страной. Мне порой кажется, что слово патриот актуально только в России и нигде больше. Только у нас в это слово вкладывается особый смысл. Поверь, Джонни, каждый из нас ждет, когда Россия воспрянет, ведь мы все понимаем, что сейчас не лучшие времена. У каждого из нас на сердце кошки скребут, когда мы узнаем, как Россию-матушку дербанят на части. Всегда дербанили испокон веков и сейчас продолжают. Мы хотим, чтобы наша страна стала могущественной и сильной державой, даже больше, чем собственного благополучия. Почему-то нам кажется, что так должно быть, что только так и никак иначе. Мы думаем, что в этом справедливость. Я люблю Россию, поверь мне Джонни. Люблю ее бескрайние просторы, люблю Достоевского и Гагарина, люблю Льва Яшина и Федора Емельяненко. Я люблю русскую зиму в глухой деревушке и жаркое лето на даче. Я люблю мечтать и верить. Мечтами и верой только и живу. Да так не только я живу. Я не могу тебе все это объяснить словами, тем более, ты не все понимаешь, но хочу сказать, что я никогда не променял бы Россию не на что другое.
- Пожалуй, - задумчиво проговорил Джон, который даже не стал записывать сказанное, - мне стоит задержаться в вашей стране, чтобы это понять.

ГЛАВА 4
ЗОЛОТАЯ МОЛОДЕЖЬ

- Да как ты вообще умудряешься так жить? – восклицал Паша. – Я на твоем месте уже с ума бы сошел!
- Да вот сам не понимаю, - пожал плечами Карим. – Работаю как проклятый, честное слово. Держусь из последних сил уже.
- Ну, ты прям как раб на галерах, - добавил остряк Даниэль и вся компания дружно загоготала.
Смеялись все, кроме Ярослава, который сидел особняком и с весьма угрюмым выражением лица о чем-то размышлял. Компания эта была молодой – средний возраст не превышал и тридцати лет. Ресторан, в котором молодая компания часто коротала свои вечера, расположился в самом центре северной столицы. На парковке этого питейного заведения вряд ли можно было увидеть автомобиль стоимостью ниже пяти миллионов рублей.
Лидером узкого круга привилегированных россиян новой формации был некто Павел Эренталь – тридцати трех летний еврей, член совета директоров одной очень, очень и очень крупной международной фирмы «Horns & Hoofs». К своему весьма символичному возрасту Эренталь добился больших высот – имел солидный домик в элитном районе Петербурга, обладал автопарком из десяти раритетных автомобилей всех эпох и стран, владел недвижимостью в Европе и промышленностью в Азии. Жизнь, как говорится, удалась. Увлекался Павел подводной охотой, ездой по бездорожью и кокаином. Считая себя пупом земли, этот одиозный персонаж преподносил себя как полубога, и в глазах его при первой встрече читалась следующая фраза: «Ну, здравствуй, здравствуй, смертный. Да, это я и да – тебе действительно повезло пожать мою руку. Будешь рассказывать об этом детям. А теперь иди и не мешай мне дегустировать этот превосходный коньяк». Эренталь считал себя неординарной и творческой личностью – вел блог, в котором выкладывал свои отчеты путешествий по Старому Свету, а также часто экспериментировал с запрещенными препаратами и оправдывал это свое пристрастие увлечением произведениями Конан Дойла и большими нагрузками. Часто Эренталь говорил: «Эх, не повезло нашей полиции – не попал я в их ряды. Так бы сейчас хоть какую-то лепту внес в развитие законности в этой стране». Он принципиально называл Россию «этой» страной, не видя в «этой» стране своего будущего. При первой же возможности Павел поливал грязью все, что связанно с Россией – власть, производство, военную промышленность, образование и общую обстановку в стране. Он часто говаривал, что в Советском Союзе такого беспредела не было, однако, тихо умалчивал, о том, что советская власть преследовала три поколения его семьи за самые разнообразные проказы. Только в «этой» новой стране Эренталям удалось развернуться по полной. Предприимчивый отец Павла в тяжелые девяностые годы сумел приватизировать ряд предприятий и выручить с них весьма приличный доход. В середине девяностых семья Павла уехала жить в США, а в России остался только он – наместник императора в «этой» варварской стране.
Надменность и гордыня вкупе образовывали весьма сложный характер Паши Эренталя, однако, он был не прочь прогнуться перед людьми значимыми и серьезными. Серьезность для Павла состояла всего из одного критерия: количества нулей на счете собеседника. Так и получалось, что в знакомцах у Эренталя были люди весьма состоятельные.Вот и в молодой компании лидер Павел пользовался непререкаемым авторитетом – его ценности воспринимались как ценности всего продвинутого мира современной молодежи.
Вторым по важности человеком за этим столом неформально числился Карим. Наполовину армянин, наполовину азербайджанец (да, так тоже бывает), считающий себя русским и претендующий в компании на звание «ломовая лошадь». Сам Карим каждый раз, когда ему представлялся шанс, говорил, как его жизнь тяжела. Он всячески обозначал свое положение в высшем свете и указывал на контраст между ним самим и остальными представителями этого бомонда. Карим был топ-менеджером одной из газовых компаний и проводил в офисе по девять часов в день. О, как же он, бедняга, мучился, перекладывая тяжелые листы с одного конца стола на другой, печатая бесконечные тексты на компьютере Apple, ставя подписи ручкой Parker и поправляя от усталости галстук Brioni. Как же он переживал, когда его лошадь по кличке Дорэти не входила в первую тройку на скачках. И как он ненавидел всех вокруг, стоя в пробке на своем Mercedes CL65 AMG. И каждый раз Карим указывал на то, что он работает больше других, и вообще, он один, кто в этой стране работает, а остальные лишь просиживают штаны.
Карим был завистлив, и ему не всегда удавалось скрыть свои эмоции, когда кто-то из друзей, брызгая слюной, рассказывал, как купил недавно новый Rolex. Потому что теперь у него был Rolex прошлой модели и придется поднатужиться, чтобы не ударить лицом в грязь. Карим ненавидел всех, кто был состоятельнее него – не потому что он был каким-то ущербным, он просто вырос в таком обществе, где принято соревноваться в количестве бриллиантов на украшениях, радиусе колесных дисков и длине яхты. Отдельного описания заслуживает история о том, как Карим добился своей высокопоставленной должности.
Первым местом работы молодого специалиста, закончившего Губкина, была небольшая научно-исследовательская компания с весьма небольшим штатом сотрудников. Зарплата по тем временам была невысокой, но зато престиж работы в газовой сфере перекрывал все недовольства. Родители Карима – состоятельные люди, владеющие игорным бизнесом в Европе, устроили сына в компанию лишь для того, чтобы любимое чадо занималось в жизни хоть чем ни будь. Они и представить себе не моги, во что вырастет их любимый сын, которого, что отец, что мать считали бездарным. Они и не скрывали своего отношения к Кариму, говоря всякий раз, когда у него что-то не получалось, о том, какая он бездарщина. Именно в детстве в него был заложен этот комплекс, который он пытается реализовать и по сей день. После первого года смиреной работы в качестве младшего специалиста, Карим решил для себя, что пришло время действовать. Он набрался смелости и пришел к своему начальнику – старому волку газовой сферы и ценному в своей области специалисту. Он сказал, что его абсолютно не устраивает нынешнее положение и он достоин большего. Описав свое видение идеальной работы и присягнув на верность начальнику, Карим, сам того не понимая, попал в команду одного из самых влиятельных воротил газового бизнеса. За год он сменил две должности, став старшим специалистом, а еще через год Карима перевели в головное подразделение на должность главного специалиста. На этой должности он проявил себя в полной мере – всех, кто хотя бы каким-то образом нарушал распорядок дня, ленился или неисправно выполнял свою работу, Карим наглым образом сдавал своему начальству. Новый начальник молодого специалиста с большим удовольствием принял его амплуа шпиона и обеспечил своего самого верного сотрудника личной протекцией. Но это было только до поры, до времени, пока Карим не сдал и самого начальника, заняв в итоге его место. Так и двигался он по карьерной лестнице, «съедая» то одного сотрудника, то другого. Итогом таких движений стало назначение Карима на пост топ менеджера и случилось это в день его тридцатилетия.
Была в этой компании и одна девушка по имени Изабелла – красивая и уверенная в себе, современных нравов, так сказать, «бизнес-леди». Она была высокой и худой, даже чересчур, губы ее были полны всевозможных посторонних веществ, впрочем, также как и ее грудь, которую она (и, пожалуй, только она) считала идеальной. Изабелла целиком и полностью посвящала себя моде и последним тенденциям высшего общества. Она носила одежду, модную в этом сезоне, говорила фразами из книг Коэльо и каждые двадцать минут меняла статус в «Контакте» и ставила «лайки» в «Инстграмм». Как и многие современные девушки ее типа, Изабелла считала себя принцессой и ждала своего принца. Правда, ей уже исполнилось двадцать девять, а принц все не шел. Она все время смотрела в телефон, лишь изредка бросая какие-то фразы, если тема, обсуждаемая за столом, ее худо-бедно интересовала.
Нельзя назвать Изабеллу надменной, но ее отношение к окружающим можно было понять лишь по одному взгляду – порой полному пренебрежения. С новыми людьми Изабелла общалась неохотно, за исключением, если люди эти могли себе позволить купить казино в Монако. Таких она всегда рассматривала как потенциальных женихов. Она и не скрывала, что хочет выйти замуж за богатого человека, а внешность мужчины должна по ее мнению не сильно отличаться от обезьяны. Свое стремление связать жизнь с состоятельным мужчиной она мотивировала вовсе не стремлением жить на широкую ногу, а лишь говорила: «Мне не нужны его деньги. Мне нужен успешный человек, который многого в жизни добился. Зачем женщины сами связывают себя с неудачниками?». Она говорила это, попивая пинаколаду, а позднее занесла свои мысли в блог и, о чудо! Через месяц все социальные сети пестрили ее выражениями. Молодые девочки, мечтающие о прекрасных принцах на заряженных Мазератти, нашли в словах своей новой героини весомые аргументы, чтобы в открытую говорить о своих устремлениях и не быть заклейменными принципиальными до мозга костей представительницами женского пола. Изабелла стала звездой сети и с удовольствием примерила на себя эту роль.
Отношения Изабеллы с мужчинами в компании складывались по-разному. Она, как девушка видная, привлекала каждого, но когда каждый изучал ее, так сказать, по-плотнее, симпатия превращалась в некое подобие отвращения. Скорее всего, она была в компании неким талисманом – красивый, блестящий и не очень умный. Для вида сойдет.

- Ребят, а кто ни будь читал «Героя нашего времени»? – встрепенулся Ярослав, впервые проявляя к беседе какой-то интерес.
- Чего? – подняв одну бровь, переспросил Павел Эренталь. – Ты о чем?
- Да вот вчера читать закончил. Это Лермонтов. Читали?
Изабелла на секунду подняла голову, оторвавшись от телефона и покосилась на Ярослава, а затем снова уткнулась в экран.
- Нет, ну в школе, может быть, и читали, - удивленно ответил Карим. – Это ведь школьная программа?
- Да, да, - улыбнулся Ярослав. – Только школа так давно была. Сейчас уже по-другому воспринимается. Это ведь русская классика! Это ведь обязательно читать надо.
- Да что с тобой, Ярик? – возмутился Эренталь. – Я давно уже хочу поговорить с тобой. Ты какой-то странный в последнее время. Ничего тебя не интересует. В кино с нами не ходишь, в клуб тебя не затащишь. Два раза тебя на раут приглашал, где люди значимые пасутся, так ты какие-то отговорки нелепые придумал. У тебя все в порядке?
- Да в порядке я, Паш. Просто мне кажется, что жизнь убегает от меня. Мы тут сидим изо дня в день и какую-то ерунду обсуждаем. Вы когда ни будь задумывались, о чем мы толкуем тут вообще? О каких-то брендах и трендах, машинах, кокаине, тусовках…
- А о чем еще нам говорить? – удивленно спросил Артур. – Мы же молодые, успешные! Ты что, я не пойму, жалуешься? У тебя ведь все есть – тачка, квартира в центре, на кармане всегда деньги. Очнись, брат. Какой Лермонтов? Он умер уже давно! Сейчас двадцать первый век на дворе! Это новая Россия и здесь мы в центре событий. Мы – будущее этой страны.
- Вот за это мне как раз и страшно, - едва слышно проговорил Ярослав.
- Что ты сказал? – возмутился Эренталь. Изабелла снова оторвала взгляд от мобильника. Намечается что-то интересное.
- Ничего…
- Слушай, - вставая, сказал Павел. – Тебе нужно отдохнуть. Расслабься, выпей немного, потанцуй. Сгоняй куда-нибудь, в конце концов или машину купи новую. Это помогает от депрессии, а у тебя, друг мой, ни что иное, как депрессия.
- Послушайте меня, - выдохнув, довольно громко проговорил Ярослав. – Нет у меня никакой депрессии. Я просто хочу высказаться. Все, что мы делаем в этой жизни – бесполезные движения. Все наши разговоры – бестолковые. Все наши увлечения – фикция. Мы живем в каком-то вымышленном мире, где правят какие-то Gucci и BMW. Я так больше не могу. Я чувствую, что родился не для этого. Я смотрю на улицы своей страны через наполированное стекло этого ресторана и вижу обдолбанных подростков, которые готовы резать себе вены; я вижу одинокую мать, которая устало катит коляску, курит и пьет пиво; я вижу беспризорников и бомжей; я вижу метущих улицы и убирающих мусор азиатов; я вижу, как кортежи с мигалками проносятся туда-сюда. Я вижу, как за окном проходит жизнь. Да, я знаю, нам повезло – у нас есть все. Любой мечтает оказаться на нашем месте. Но это неправильно! Так не должно быть. Вот вы все ненавидите свою страну, называете ее «Рашкой». Мечтаете свалить отсюда побыстрее. Да вы ведь даже не знакомы с вашей Родиной! Вы даже Лермонтова не читали! Вы нигде, кроме Питера и Москвы не были даже! Да разве вы и есть цвет нации? Разве такие как вы должны строить будущее? Нет, товарищи, так нельзя. Опомнитесь! Одумайтесь! Возможно сейчас наша страна переживает самые трудные времена в своей истории. И в эти трудные времена мы нужны ей. Но только не в такой формации. Это ведь пир во время чумы! Так нельзя. Так больше нельзя. Разве вы не видите, что нам подменили ценности? Нам открыли мозг и залили туда какие-то помои! Из нас сделали быдло – необразованное и некультурное, зато с деньгами и связями. Что может быть опасней? Нам навязали эти ценности, сделав нас рабами или даже заложниками. Чем забита ваша голова? Мыслями о часах и машинах? Вы думаете, как бы склеить вон ту девушку или как купить костюм из последней коллекции Zilli? Да опомнитесь же, наконец!
Все смотрели на Ярослава с округленными глазами. У Карима даже сигарета выпала из губ, а Изабелла впервые за долгое время отложила телефон в сторону. Ярослав плюхнулся в кресло и, тяжело дыша, схватился за голову.
- Брат, тебе явно нужно отдохнуть, - подытожил Карим.
- Пожалуй, - ответил Ярослав и, взяв свой пиджак, спешно отправился на выход.
Проводив его взглядом, Павел Эренталь обратился к Изабелле.
- Слушай, я завтра планирую в ЦУМ поехать. Мне шарф нужен. Составишь компанию?

ГЛАВА 5
БЕЗДОМНЫЕ

- Скажите на милость, Тимофей Арнольдович, - восклицал мужчина немногим старше пятидесяти, чем вам не угодил категорический императив Канта? И почему вы так яро отстаиваете свою позицию? Разве можно быть таким упертым?
- Возможно, будучи в ином, скажем, более завидном положении, нежели в том, в коем я прибываю на данный момент, я, уважаемый Данила Ардалионович, все-таки предпочитаю воздержаться от подхода без сомнения одного из самых значимых философов восемнадцатого столетия, - стряхивая с рыжей бороды крошки хлеба, отвечал второй мужчина. - Ибо положение мое, ровно как и ваше, оставляет желать лучшего, хотя оба мы уже давно смирились с ним и не претендуем ровным счетом ни на что.
Мимо проходили куда-то вечно спешащие люди. Кто-то почти уже бежал, расплескивая горячий кофе. Другие отпускали недобрые взгляды в сторону бродяг, мирно греющихся в теплом переходе.
- А, ну, пшел вон с дороги! – буркнул какой-то серьезный на вид мужчина, и если бы Тимофей Арнольдович не убрал вовремя свою ногу, тот явно нанес бы ему удар-другой. – Стоят тут, алкаши хреновы! Идите делом займитесь! Тьфу!
Тимофей Арнольдович тяжело вздохнул и налил в пластиковый стакан остаток портвейна из литровой бутылки. Часы в переходе показали половину восьмого утра.
- Нет, я все-таки, положительно не понимаю…
- Ваши документы, - прапорщик Голик подошел со спины и не дал договорить Даниле Ардалионовичу.
- Помилуйте, товарищ! – широко улыбнулся тот, выставляя на показ свои гнилые зубы. – Андрюша, вы ведь прекрасно знаете нас. Не первый день тут-с.
- Ну, - сплюнув, медленно проговорил полицейский, - раз нет документов, поедемте в отделение.
- Да, погоди ты, родной, - махнул рукой Тимофей Арнольдович. – Вот, возьми. Тут почти пятьсот рублей. Больше нет.
Андрюша брезгливо покосился, но деньги взял. Надвинул шапку на глаза, убрал руки в карманы и убрался восвояси.
- Ну-с, Данила Ардалионович, - тяжело вздохнул Тимофей Арнольдович, - похоже, сегодня без обеда.
- У меня тут есть кое-что, - доставая из кармана сверток, говорил Данила Ардалионович. – Со вчерашнего дня хлеб остался и колбасы немного. Прошу-с, как говорится, к столу.
- Ай, да молодец, - обрадованно проговорил Тимофей Арнольдович. – Не ожидал.
Он довольно аккуратно двумя пальцами положил тонкий кусок колбасы на успевший зачерстветь хлеб и, если не сказать изящно, откусил.
- А какой нынче день? – справился Тимофей Арнольдович.
- Пятница, кажется. Декабрь на дворе.
- Да про то, что декабрь, это я знаю. Я как раз в прошлом декабре лютом левую кисть отморозил. Как вспомню!
- Да, помнится, декабрь был жутким. Сам чуть с голоду не помер.
- А вот, вы скажите мне, профессор, - с умным видом спросил Тимофей Арнольдович, - чем вас так все-таки диалектика прельщает? Сколько вы ей лет посвятили?
- Да уж и не помню, - пожал плечами Тимофей Арнольдович, доедая бутерброд. – Лет пятнадцать, наверное, не меньше. А чем прельщает – так на этот вопрос ответить просто. Я, когда дипломную работу писал, у меня выбор был – либо Платон, либо Спиноза. Теперь понятно?
- Да, - задумчиво проговорил Данила Ардалионович, - я бы на вашем место точно также поступил бы.
- А я ведь, знаете, уже забывать начал все. Раньше хоть в читальный зал пускали погреться, когда там Зинаида Прокофьевна работала. Так ведь померла три года назад. А там тебя и чаем напоят и почитать дадут. Она ведь дама была интеллигентная, образованная! Всегда беседу могла поддержать.
- Были времена…
- Вот мы с вами, Тимофей Арнольдович, уже лет пятнадцать знакомы, не меньше, - сказал Данила Ардалионович.
- Кажется, вы правы.
- Все хотел спросить, да не решался… - замешкался Данила Ардалионович.
- Да ведь и я, все про тоже порываюсь спросить у вас.
- И все-таки, я посмею. Скажите, уважаемый доцент, как вы оказались на улице? Я ведь столько об этом думал, да так в голову ничего и не пришло.
Тимофей Арнольдович поправил съехавшую набок шапку и утер свисающую аж до самого края бороды слюну.
- Тут-то и рассказывать особливо нечего. В восемьдесят девятом стал доцентом, а в девяносто первом уже заведующим кафедрой был. Эх, как вспомню те времена! И чего только нам не хватало? Ну, а дальше, по стандартному сценарию. Союз развалился и все прахом пошло. В девяносто третьем какие-то братки глаз положили на квартиру мою. Сначала предлагали купить за бесценок. Ну я упирался, в милицию все ходил. Да только куда там. И президенту писал даже. Все впустую, у него ведь дел невпроворот, я все понимаю. А в один мартовский день, как сейчас помню, приходят домой ко мне приставы судебные и говорят, что я живу в чужой квартире. На выселение неделю дали. Жена в слезы, я снова в милицию. Там вроде бы как разбираться начали, даже материалы какие-то завели. Сказали, чтобы домой шел. На следующий день к нам участковый пришел. Капитан молодой, розовощекий такой. Вижу, что неловко себя чувствует – с ноги на ногу перебирается, глаза в пол опущены. Ну, он все, как на духу, и рассказал. Сказал, что квартира моя в собственности у какого-то там авторитета местного и что спорить с ним себе дороже выйдет. Вся милиция и правоохранительные органы сами от него кормятся. Документы на квартиру задним числом на кого-то из его людей оформлены, а я с женой там даже и не числюсь. Видно, что капитан хорошим человеком был. Хотел помочь, да только куда там? Сам едва концы с концами сводил. Ну, мы в одночасье на улице оказались. Сначала у родственников жены жили, у меня ведь нет родственников, я детдомовский. Потом жена ушла, а меня на улицу. Я сколько мог на кафедре ютился, пока декан не поменялся у нас. Он весь преподавательский состав заменил. Я не был исключением. С тех пор на улице живу. В точнее выживаю. Вот моя история, профессор.

Данила Ардалионович вздохнул и сказал:
- Пришлось вам натерпеться, Тимофей Арнольдович.
- Ну, коль я про свою долю рассказал, пожалуйте и вы.
- А что я? Истории наши схожи, вот только в одном моменте расходятся. Если вас, волею судьбы на улицы выбросило, то я по своей глупости попал. В начале девяностых нам зарплаты по несколько месяцев не платили. У меня тогда сынишка рос годовалый. Денег не было даже на еду, не то, чтобы на пеленки. Это как раз зимой девяносто четвертого было. Время сессии подошло, ну тут так получилось, что один нерадивый студент мне взятку предложил. Дескать, не стыдитесь, Данила Ардалионович, я все понимаю. Всем есть хочется. Помогите мне, а я вам. Все по-честному. Я долго сомневался, ведь до этого никогда такими вещами не занимался и уже хотел послать наглеца подальше, да только вспомнил про жену, да сына. Взял я деньги эти, а через минуту в кабинет оперативники ворвались и под белые рученьки меня. Представляете, какой позор! При студентах! Пока я в КПЗ сидел на меня дело завели. Повесили на меня шесть эпизодов – все, что только можно пришили. Судья посчитал, что я должен отсидеть пять лет. Жена, конечно, за это время от меня ушла, квартиру продала и уехала с сыном в Штаты. А что я? Вышел из тюрьмы – совсем другой мир, другая страна. Гол как сокол. Вот так я на улице и оказался, уважаемый доцент.
Мимо проходили менеджеры и юристы, которые смиряли бездомных профессора и доцента весьма пренебрежительными взглядами. Кто-то даже высказывал свое негодование, уповая на отвратительный запах и очень даже не эстетический вид двух друзей. Бездомные лишь опускали глаза и тяжело вздыхали. Они уже давно смирились со своей участью и даже не смели возражать. Ведь по-большому счету, все было не так уж и плохо. Зимой есть, где отогреться. На еду хватает денег, что можно выручить за сдаваемые бутылки и разную работу, за которую не берутся даже приезжие из стран Азии. А самое главное – есть с кем можно поговорить не о пустом. Есть тот, кто имеет свою точку зрения и тот, кто может чему-то научить. Есть тот, кто обладает знаниями. А знания, как считали Тимофей Арнольдович и Данила Ардалионович – это самое главное богатство.
И ни кого за свою поломанную судьбу бродяги не винили. Их лишь разъедала изнутри горечь и боль, какие не идут в сравнение с болью, когда тебе ампутируют кисть или когда же тебя избивают подвыпившие подростки. Горечь эта поднималась откуда-то снизу и подступала к самому горлу каждый раз, когда Тимофей Арнольдович и Данила Ардалионович смотрели на Россию будто бы со стороны. В такие моменты на их глаза накатывались слезы и они рыдали, словно малые дети. Им было стыдно за то, что они видели и страшно за то, что будет дальше.
А мимо проходили экономисты и программисты, спешащие домой к ужину, уныло мели улицу гости столицы, проносились дорогие машины, причудливо выделяясь на фоне полуразрушенных зданий. С неба шел снег, приято поблескивая в свете ночных фонарей, а потом гармонично похрустывая под ногами. Бездомные шли куда глядят глаза и о чем-то тихо беседовали. Проходящий мимо мужчина в дорогом пальто и с зонтом, внезапно остановился и обернулся в сторону прохожих.
- Что такое? – спросила у спутника девушка.
- Видишь тех двух бомжей? – сказал мужчина.
- Конечно вижу. Почему ты спросил?
- Мне показалось, что один из них, когда мы проходили мимо, спросил что-то у второго.
- И что же тебя так смутило? – удивилась девушка. – Разве бомжи не могут разговаривать?
- Могут, конечно… - мужчина снова обернулся.
- Что же такого он спросил?
- «Тимофей Арнольнодович, кому на Руси жить?»