Глава I
По пыльной и изъезженной грунтовой дороге тяжело передвигала мохнатые копыта грязно-рыжая лошадь. Две оглобли из посеревшего от времени дерева заставляли ее волочить за собой такую же серую телегу с прибитым для потехи ржавым автомобильным номером, груженную тонкими водопроводными трубами с облупившейся краской, кинескопом от древнего телевизора и прочим бряцающим мусором. Время от времени она останавливалась у обочины, пощипывая пыльный спорыш, пока ее хозяин не забросит на телегу еще один насквозь проеденный ржавчиной лист металла, запримеченный где-то в посадке.
А за посадкой виднелось зеленоватое мутное море. Стоило подняться небольшому ветерку, и на берег сразу начинали налетать огромные волны, еще сильнее дробя и так почти ставшие песком мелкие ракушки. С каждым новым ударом волны о берег эти ракушки строили все более и более высокий вал, отделяющий диковатый и грязный пляж от воды. И каждый из этих ударов отражался в мокрых и карих лошадиных глазах.
Сзади снова послышался звон, и вся конструкция он колес до хомута задрожала. Швырнув в телегу рыжеватый диск от какого-то детища отечественного автопрома, смуглый мужичок в кожаной безрукавке перелез через задний борт. Длинной хворостиной он хлестнул кобылу, выкрикивая пару непонятных цыганских слов, за которыми последовала тирада из вполне понятного русского мата.
Лошадь напряглась и, несмотря на неожиданно вспыхнувшую боль в избитых хлыстом боках, продолжила тащить ржавую и звенящую поклажу. С каждым взглядом в сторону моря эта боль становилась все сильнее, но она все равно смотрела, надеясь, что, достигнув своего пика, боль пойдет на убыль. А ведь еще два дня назад вид этого мутного и мелкого моря не причинял ей боль, а лишь вызывал какой-то интерес с надеждой на лучшее.
Это случилось вечером, когда цыганская семья выгоняла своих немногочисленных лошадей на вечерний выпас, как говорили в том поселке «у стелы». Под громким словом «стела» понимался раскрашенный простой масляной краской бетонный постамент метров пять в высоту, служивший обозначением въезда в поселок. Представляла она собой желтый пшеничный колос с прибитым внизу морским якорем и большими белыми буквами названия посередине.
Среди мохнатых, с репехами в гриве лошадей всегда выделялась одна – гнедая, с гладкой и чистой приглаженной шерстью. Кто-то даже говорил, что в ней есть немного породистой крови. Летом из-за ее приглядного вида на ней иногда катали детей, в остальное время она выполняла всю ту же тяжелую работу, что и все остальные.
Лошади лениво щипали траву, а пастухи – средний и младший сыновья сидели рядом и слушали в телефоне на полную громкость какие-то турецко-иранские танцевальные мотивы. Очень скоро это им надоело и, чтобы хоть как-то развлечься, один из подростков встал и, хлопая и ладоши и выкрикивая какие-то слова, побежал прямо к лошадям. Животные сначала просто попятились, затем побежали, сначала рысью, а потом и галопом, наворачивая круги по большому пустырю. В один момент гнедая лошадь, сделав очередной круг, ринулась прямо к трассе и, не остановившись ни на долю секунды, перебежала ее. Оба нерадивых пастуха, несколько обомлев, погнались за ней, выкрикивая вперемешку то цыганские, то русские ругательства. Рыжая и лохматая кобыла в то время, уже отойдя от испуга, заметила погоню на другой стороне и сама неожиданно для себя тоже побежала иноходью по обочине через поселок.
Она бежала, не оглядываясь, бежала, и с каждым метром и страх, и радость становились все сильнее. Ее пугали резкие гудки машин, прямо перед которыми она проскакивала, но это лишь заставляло ее ускориться. Оббежав шумный и людный центр, она замедлилась, чтобы успеть осознать происходящее. Прямо перед ней лежала прямая дорога бушующему, мелкому и мутному морю. То самое место, побывать в котором она мечтала всю жизнь. Уже без такого сильного энтузиазма, мелкой рысью она направилась к нему, звонко и сильно ударяя копытами, как будто желая избавиться от подков.
Пляж, на который она вбежала, был почти пуст. Недалеко от берега белел парус виндсерфа, подпрыгивающий на волнах, двое каких-то парней сидели у самой воды. Небольшой пустырь перед морем, был липким, глинистым и замусоренным. Буквально весь он был покрыт странной травой с крохотными листьями и толстыми, немного угловатыми стеблями, полными соленого сока. Цвет травы был не менее необычным – какая-то смесь темно-зеленого и красного, причем наличие в цветовой гамме красного бросалось в глаза настолько сильно, что если бы кому-то пришлось назвать цвет травы одним словом, он бы, наверное, сказал скорее «красная», чем «зеленая».
Уже шагом кобыла направилась вглубь пляжа. Не задумываясь ни о чем, она щипала эту красную и соленую траву, растущую на вязкой глине, а потом, громко ударяя копытами по мелким ракушкам, направилась к воде. Лишь поставив передние копыта на намытый прибоем вал, она начала съезжать вниз, к кромке воды, изобилующей мелкими и почти бесформенными медузами. Ничуть не испугавшись, лошадь перешагнула его полностью и побрела вдоль берега вброд по крупному ракушечному песку…
Ночь медленно спускалась на приморский поселок. Кобыла все шла и с каждым шагом во всем ее теле усиливалась боль. Взмыленная, с покрасневшими глазами она обнаружила у моря то ли разрушенный, то ли недостроенный и брошенный дом. Передняя его стена завалилась прямо в слабосоленую воду и поросла желто-зеленой слизью, а крыши и вовсе не было. Уже изнемогая от боли, она с трудом выбралась из воды и стоя заснула у руин.
Утро после побега было прохладное и облачное. Открыв свои измученные глаза, кобыла заметила в нескольких десятках метров от себя небольшое стадо коров. Животные бесцельно ходили по серому пляжу, время от времени спускаясь к воде. Некоторые из них ложились, поджимая под себя ноги прямо на линии прибоя. Лошадь неуверенным шагом направилась к ним.
По извилистой замусоренной дороге, постоянно забегая на обочину, к берегу приближалась еще одна молодая телушка. Полная тетка с кнутом и ребенок на трехколесном велосипеде двигались сзади. «Иди, Маша… иди…» - монотонно и с акцентом приговаривала женщина, по окончанию фразы обозначая телушку нелитературным эпитетом. «Иди….» - крикнула в последний раз и стеганула Машу хлыстом. Доведя коровенку до места, она, как будто от нечего делать, достала старый мобильник и, дождавшись ответа начала громким и низким голосом кричать в него что-то непонятное. Не прошло и пятнадцати минут, как на грязно-бордовом дребезжащем велосипеде с седушкой из бычьей кожи на пляж влетел смуглый парень. Выкрикивая какие-то слова, начинающиеся на «ц» прямо на ходу спрыгнул с велосипеда, подскочил к тетке и, выхватив у нее хлыст, побежал к кобыле…
В телегу со звоном влетела еще одна железка, еще одна волна дрожи прошла по ней. Кобыла подалась вперед и, громко ударяя копытами по дороге, потянула поклажу за собой. Чистые и карие глаза ее рассматривали грунт под ногами, лишь изредка отрываясь, чтобы взглянуть на мутную воду. С тихой злобой она тащила груды серо-ржавого металла, и неожиданно к боли и унынию добавился еще и страх. Почему эта муть так рвется на берег? Как далеко она может зайти? Но намывной вал из дробленых ракушек, не переставая, рос и выстраивал все новые оборонительные линии... Лошадь бежала все быстрее и быстрее, но берег все никак не кончался, и негде было спрятаться от этой осады.
Глава II
Младший матрос Джейк Эрапт стоял на свежевыкрашенной, с заметными следами грубых мазков палубе, стойко терпя зуд и покалывание в волосах и запах ацетона. Жгучие солнечные блики бегали по глянцевой поверхностям корабля и глади воды. Но, щуря глаза, Джейк стоял. В его ушах звенели песни его любимой группы. В фантазиях же своих он уже смотрел воображаемый клип о нем самом, простом парне, который нацепив форму песочного цвета в ту же секунду стал героем, и вот, грозная металлическая посудина уже несет на другой край карты его для улаживания обстановки в зоне локального конфликта. Сопровождался этот видеоряд, естественно, раскатистым ню-металом.
Джейк любил мысленно снимать музыкальные клипы с собой. В 19 лет, когда он наконец-то нашел машину своей мечты: поцарапанный, с дырками в нижней части, но все-таки Mustang 1966 года выпуска, он летел в нем вдоль лесополосы, преисполненный тех же самых эмоций… С самого детства он получал все с небольшим запозданием…Каждую новую игрушку ему дарили только на самой последней волне ее популярности, а иногда и после нее. То же самое повторилось и с машиной. Его одноклассники ездили на скромных, но все же новых тачках еще в 17, а он…
Джейк ехал из Атланты, до которой от Ноксвилла целых 215 миль, с концерта в клубе, и совсем недавно услышанные и столь любимые песни пробирали его до дрожи. Своими заложенными ушами он слышал очень мало: только протяжной писк и приглушенный, будто сквозь вату, гул мотора.
Здоровенная кружка пива, разогнанная по организму тяжелым металом, давала в голову. Он вцепился в руль крепко, до скрипа на зубах, а каждое, даже самое малое движение он совершал резко, как будто трепал из стороны в сторону медведя. Джейк миновал границу Джорджии и Теннесси и был уже близко, под Рисевиллом, но в два часа ночи такое поведение на дороге было не к добру.
- Че… – вяло произнес сидящий рядом с ним друг Стэн – Давай, может, лучше я, а? Копов здесь не будет, а то ты с таким настроем… Давай, тормози! С правами, без прав… Какая разница?
Стэн называл Джейка «Че» со школьной экскурсии, когда с удивлением для себя узнал, что слово «че» - не часть имени кубинского революционера, а лишь прозвище, заимствованное из языка одного из местных племен и обозначающее одновременно междометие «Эй!» и обращение «Приятель!»
- Амиго, я об этой тачке с 15 лет мечтал! Дай хоть покататься!
Тут, поняв, что едет на слишком большой скорости, чтобы вписаться в приближающийся поворот Джейк остервенело вдавил тормоз, забыв о сцеплении. Видавший виды Mustang проелозил боком до перекрестка двух пустых дорог и встал.
- Все, Че, это был финиш… Если тебе еще дорога эта колымага, вылезай.
Стэн подталкивал Джейка кулаком в плечо, но тот снова дернул руку на зажигание.
Сквозь вату заложенных ушей зарычал стартер.
- Так… Здесь еще вот эта заглушка есть… Вот она моя… Настоящая машина, а не те компы с мотором, на которых все сейчас ездят.
- Ага.. Видимо, если бы она была на паровой тяге и вместо бардачка была бы печка, в которую нужно было бы засыпать уголь, она бы нравилась тебе еще больше.
Стэн сказал это, повернувшись к Че полубоком, и тут же вписался щекой в переднюю полку от резкого удара сзади. Звук оба парня слышали очень глухо.
- Они… Моя… - сквозь зубы, почти горлом прорычал Джейк и, чуть не сбив не стесав кулаки о перегородку между сидениями, которая мешала ему, достал из-под сидения пистолет. Его наклонная рукоять отдаленно напоминала Джейку Люгер, к которому он питал необъяснимую симпатию. Нравился ему этот тонкий ствол, аккуратные формы… Но вот держать в руках это оружие офицеров Гестапо ему нигде, кроме как в компьютерных играх, конечно, не приходилось. Вытолкнув дверь плечом, Джейк выскочил из Mustang`а. За рулем въехавшего Джейку в зад пикапа сидел пожилой мужчина, явно из села. Но лицо его разглядеть было невозможно из-за разбитых фар.
- Ты знаешь что ты с ней сделал? Знаешь? – кричал Эрапт, ударяя рукой с пистолетом по капоту.
- Че, у тебя мозги поплыли? Задница этой кобылы времен Элвиса тебе дороже своей дальнейшей судьбы? - заорал на него своей «наездной» интонацией подскочивший Стэн! – Да у этого мерина даже фары сзади не работали, чего ты хотел-то? Как по-твоему этот дед должен был тебя увидеть?
Джейк прижал руку с пистолетом к ребрам и сжимал рукоять так, что она уже начала выскальзывать из вспотевших рук.
Открытой ладонью Стэн заехал Че по лбу и с силой отпихнул назад к водительской двери.
- Теперь проси Бога, чтобы этот старик не разглядел, что было в твоих руках… - сказал он, хотя сам мало верил, что такое возможно.
Стэн подошел к пикапу и постучал в окно.
- Старик, я хозяин… Просто дал брату тут порулить немного, а он, дурак, заглох. Он малой и немного долбанутый еще. Та сцена, что ты сейчас видел – это так... Пытался мне доказать, что ты виноват. Я претензий не имею, езжай. А вот его пара братских подзатыльников ждет… Фары сам себе заменишь?
Водитель пикапа тут же облегченно сдал назад и с тарахтением двинулся своей дорогой.
- Скажи спасибо, что у меня еще на морде что-то растет, в отличие от тебя. – бросил Стэн, залезая в машину.
Джейк уже не рвался за руль. Напротив, он лежал, поджав ноги, на заднем сидении и апатично смотрел в потолок. Пистолет выскользнул из его ослабевшей руки и упал на пол.
- Поехали, Че… - последнее, что услышал Джейк. Голова его уже прокручивала все произошедшие только что события под песню, полную рыков и барабанов сначала и мелодичную в конце.
Глава III
Люди постепенно расходились, оставляя единственный чистый в округе платный пляж до следующего знойного утра. Обгорелые и усталые, они выползали через главный вход, хотя на пляж через него попадали далеко не все. Некоторые смекалистые отдыхающие попросту обходили бетонный забор сбоку по кромке воды или же переступали через обломки обваленной секции. Но самые умные были те, кто остался. Остался, чтобы влезать на водные батуты, не боясь свистка, и прыгать на них до самой ночи.
Пока ругающиеся между собой пацаны без маек складывали друг на друга лежаки, на лавочке сидел другой запоздавший сотрудник пляжа. После пяти минут наблюдения за «самыми умными» он поймал взгляд одного из них и лениво произнес:
- Молодые люди… Аттракцион не работает!
- И как это видно? Он что, из розетки выключен? – не моргнув глазом, ответил один из них.
У самого шлагбаума двое родителей пытались успокоить безустанно рыдающую дочку, которая никак не хотела садиться в недорогую иномарку с номерами какого-то северного региона.
- Она еще придет! Давайте подождем! – с трудом прокричала она между всхлипами.
- Да нет же… Мы же тут уже три дня! Лошадка всегда днем приходит! Ты сама видела, что сегодня ее не было.
- Ну почему же она не пришла?
- Кто же знает… Может, она заболела и сегодня не придет.
- А может и придет! – стояла на своем девочка.
Но, проводив солнце в мелкое и зеленое море, пляж покинули все и, засев в снятые сельские комнатки или домики с побеленными стенами, начинали ужинать и смотреть сериалы с украинскими субтитрами. Те, кто считал себя выше ТНТ, «XXX» з Віном Дизелем в головній ролі и сериалов в равной степени, добропорядочно смотрели «Первый», а добропорядочные, но в то же время любопытные – «1+1». Мелкое море, по которому 17 лет назад прошла граница, вносило свои коррективы в местное телевещание. Каналы то исчезали, то появлялись, но так или иначе, выбор был невелик.
Под отзвуки гремящей где-то в конце улицы дискотеки и запах разрезанного на столе арбуза, телеящик на летней кухне одного из «домашних пансионатов» зачитывал новини минулого дня , вызывая смех и передразнивания:
- Президент України відвідав школи Львівської області для перевірки їх на предмет підготовки до нового навчального року .
Жителі одного з шахтарських міст на сході країни вийшли на вулиці з протестом проти дій уряду .
Депутат Верховної Ради склав свої повноваження пояснюючи це небажанням * цитата * працювати серед людей, що почитали таких героїв * кінець цитати*.
Один з американських кораблів, які прибули в Чорне море для врегулювання обстановки та допомоги постраждалим під час конфлікту в Закавказзі буде спрямований на судноремонтний завод міста Маріуполя для усунення несподіваного збою в роботі двигуна.
На диком пляже все еще стояли две машины, на ракушках были расстелены покрывала. Две пожилых женщины усердно намазывали на себя глину, которую считали лечебной. Молодая компания, прыгая на высоких прибрежных волнах, заходила в воду все дальше и дальше, пытаясь найти-таки место, где всем будет с головой.
Место, которое потом одни назовут в Интернет-отзывах дырой и коровьей деревней, а другие любимым местом отдыха с романтикой позапрошлого века погружалось во тьму, но еще не засыпало.
Глава IV
Глухой и монотонный лязг металла действовал на нервы. Сплошная стена воды сбегала по стеклам, не давая даже увидеть, что именно оторвалось и теперь издает этот звук. Нос корабля береговой охраны Lawrence, казалось, зачерпывал воду и снова взлетал вверх, обливая судно новыми и новыми столпами.
- Тебя сильно это все бесит? – нарушил тишину Драган – Сидишь какой-то потерянный…
- Да, есть такое, Дрэг – согласился Эрапт, безучастно подпирая рукой голову. Он сожалел о том, что оказался здесь, в числе сопровождающих Lawrence`a, а не пересел, как большая часть команды на громадный McSpare. – Вообще хрень какая-то происходит… Другие там… А мы все в этом болоте плещемся. Пока эта болталка не началась... Ты воду видел?
- Видел… Да это вообще почти озеро считай… Самое слабосоленое море в мире.
- Ты это откуда взял?
- В детстве читал. Энциклопедия у меня была старая, из Югославии еще. Ну там про СССР много было вообще.
Джейк смотрел на свой рукав и злился. Раньше ему хватало одного вида формы на себе, чтобы уже считать себя героем. Теперь - нет… Да, другие эти несколько дней будут жариться на палубе и ходить по струнке. Но все равно он хотел бы сейчас быть с ними. Он никак не ждал, что все сорвется! Все его фантазии о том, как он будет там… Все воображаемые ситуации, где он мог бы себя проявить… Все зря! Вместо почти безопасной, легко щекочущей нервы прогулки, после которой, тем не менее, можно начать с новой силой гордится собой, его ждет какой-то завод. Судоремонтный завод, на который он и еще 10 человек сопровождают корабль, у которого что-то там не так!
Он представлял на себя со стороны, пытаясь подобрать песню для очередного клипа. Поза вроде бы достаточно вдумчивая и какая-то… твердая. Подошло бы, наверное, что-то с текстом о серости жизни и том, что надо бы сейчас все бросить и изменить все на корню.
- Джейк, слышишь? - прервал его «медитацию» Драган – может, у нас снова что-то в моторке? Звук какой-то…
- Ой, да хоть бы что-то и было! Хоть будет что вспомнить о плавании по этой луже.
- Вообще ты иногда такой двинутый бываешь … Что тебе, мало того, что сейчас есть? Или тебе надо, чтобы твоя задница обязательно до потолка на этих волнах взлетала? Иначе не интересно?
- Да что я, штормов что ли не видел? – с тихой гордостью намекая на свою «бывалость» ответил Эрапт и вытянулся на койке.
- Парни, а ведь и правда как будто что-то шкрябает! – отозвался из другого конца ставшей столь просторной каюты матрос Рэндалл Бенкс.
- Да, кстати, и это все чаще и громче. – согласился Драган – Вот! Вот, слышите, вы?
К скрежету, уже совсем явному и всеми слышимому прибавился стук и какая-то мерзкая вибрация. Корабль на секунду замер. Было слышно, что волны так же злобно выплескиваются на палубу, но качка почему-то пропала.
- О зар је морала доћ' … - обреченно прошептал Драган Павлович
- Чего там ты?
- Да это я так, на своем… В трудные моменты всегда помогает…
В каюту заскочил Фенерсен, чуть не содрав о дверной проём так недавно полученного орлана с одной лычкой, – Филдер всех вызывает! К себе!
Стук сапог по металлическим лестничным ступенькам на какую-то минуту заглушил кошмарные звуки шторма. Лейтенант-командер Джеймс Филдер стоял, повернувшись к окну, и как будто испуганно, отвечал «Ага… Входите…» каждой группе моряков, появлявшейся на пороге его рубки.
- Лейтенант-коммандер Филдер, команда построена! – отрапортовал старшина Фенерсен, когда в рубку впопыхах вбежали механики Нортон Дефелья и Джим Клини.
- Ага… - сначала пробурчал коммандер, но потом спохватился и так же вяло скомандовал: «Вольно…».
Капитан нехотя стал лицом к экипажу и, сперва потупив взгляд под видом того, что поправляет свой блестящий нагрудный знак, спросил:
- Сами-то поняли что случилось? Жизнь подкинула новую лопату дерьма…
Коммандер замолчал, будто рассчитывая на то, что его к нему кто-то кинется с расспросами «Что? Что случилось?», хотя и понимал, что на такое никто не решится… Злить командира лишний раз, тем более когда произошла какая-то хрень? Зачем? Но именно в этот момент Филдеру был нужен такой вопрос. Хотя бы чтобы быть уверенным, что его эмоциональное состояние передалось, а не растворилось в воздухе.
- Видите берег? Вон там, на горизонте? – злобно скривил рот Филдер и мотнул головой в сторону окна – Вы знаете что это? Это Россия! Да вы слышите меня вообще?
Вся команда стояла, не шевелясь. Одни лишь лица десяти моряков выражали разные чувства. Джейк не скрывал насмешливое отвращение к вздорному и орущему командиру, Клини заметно нервничал, а смуглый латиноамериканец Дефелья равнодушно ждал поручений.
- Видите, какие волны… И это при таком ветре! Но в этой луже чтобы вызвать шторм и чиха достаточно… - будто бы оправдываясь, продолжил Филдер.
В окно было видно, как озверевшее мелкое море врывается на палубу корабля. Мерзкая вибрация, поначалу частая, а потом переходящая в простой стук началась снова. Корабль вздрогнул и плавно накренился градусов на двадцать вправо.
Филдер испуганно забегал глазами, затем собрался и, снова скривив рот, заорал:
- Приготовиться к эвакуации! Личные вещи, оружие! Бриджит! Ты собираешь судовые документы! Готовность 3 минуты! Выполнять!
Стук сапог по металлическим ступеням и палубе вновь заглушил шум моря. Шорох, лязг, звуки чего-то падающего тут и там раздавались по кораблю. Оранжевый спасательный ботик с немногочисленной командой севшего на мель Lawrence`а спустился на мутную ночную воду и стал трепыхаться на волнах. Глухо заревел мотор и десять моряков вместе с капитаном, разом отклонившись в сторону от резкого старта, разрезая волны, направились вдоль береговой линии.
- Бриджит, держи курс! Сейчас нужно дойти до конца косы, а там нам всего час хода – скомандовал Филдер.
- Есть, сэр! – несколько испуганно ответил бывший штурман, которому теперь пришлось без каких-либо законных оснований вести бот по территории чужой страны. Да не простой, а России… Тот самой России, от чьей «агрессии» он прибыл сюда защищать какую-то маленькую страну в Закавказье, которую еще полгода назад не смог бы отыскать на карте.
Бот уверенно двигался вперед. Полностью закрытый, он не давал даже разглядеть, насколько сильно уже успел завалиться на правый бок Lawrence. Джейк облокотился на стальную стенку и запрокинул голову вверх. Он всегда делал так, когда хотел на несколько секунд отойти от реальности. А еще ему казалось, что со стороны он так кажется каким-то… чувственным, что ли. М-16 на его плече тихо звякнула о металл.
«Жизнь подкинула новую лопату дерьма…» - крутились в его голове слова Филдера. Где он уже мог их слышать? Что-то просто до боли знакомое… И почему-то несмотря на содержание, хорошее.
Джейк толкнул в плечо сидящего Павловича…
- Shovels shit… in my face. Слушай, точно! – ответил повеселевший Драган – Да, это же из… GTA! GTA Vice City . Помнишь, в самом начале тип эту фразу говорил? В розовом пиджаке. Когда они в арку заехали? У нас в классе ее все пацаны повторяли…
- Да, правильно… А как же там было? «I poke my head out of the gutter for one freakin' second….»
- «…and fate shovels shit in my face! » Да, да… А Томми ответил «Go get some sleep!»… О, да… Но это мы, нам уже тогда по 17 было, а вот брат мой мелкий вообще помешан был. Постоянно на телефоне висел, коды выясняли с друганом, приколы всякие. Как вертолеты он там отыскивал помню… А у меня рубашка была с пальмами, как у Томми прямо.
- Сэр! Сэр, у нас… – раздался вдруг испуганный голос Брэда Бриджита
- Как?! Что?! – рявкнул тоже испуганно, то от этого не менее злобно капитан
- Заглохли…. Третий раз пытаюсь! Не идет!
- Давай еще! Этого нам не хватало! Да что же это за лужа…
По металлическим стенам передавался звук, похожий на сиплый кашель. Но двигатель не заводился. Филдер со всей силы ударил в стенку кулаком и крепко выругался.
- На винт намоталось! Хрен его знает что!
Все отстранились от командира. Он сел самый конец и, опершись локтями на колени, обхватил лоб - Ну что, я тут один думаю? Предложения есть?
Молчание продолжалось
- Сэр – необычайно смело для данной ситуации начал вдруг матрос Бенкс - До рассвета сидеть опасно. Русские заметят. Можно вылезти на жилетах. Сначала затеряемся, а потом… Если бот не унесет, то распутаем…
Вся команда перевела глаза на Рэндалла. Его слова явно никому не понравились.
- Гениально! – с сарказмом шепнул Эрапт Драгану.
- Ага, а документы ты в трусы засунешь? А ствол? Что мы потом кому скажем?
Вдруг Павлович вскинул вверх руку, и, несмотря на одергивания Эрапта, вставил:
- Сэр… Сэр, тут мелко. Я знаю! Еще до рассвета мы можем оказаться там, где глубина буквально метр-полтора. А может, она и уже такая.
- Может быть.. Это уже хоть что-то… Russkie . – похвалил его Филдер. – Сам потом проверишь, как только волны чуть утихнут? При такой приливной волне и правда может получиться.
- А документы можно в упаковку спрятать… От пайка. Если в трубочку аккуратно свернуть – влезут. А вот автоматы держать надо! – осмелев, почти перебил Драган.
- Слушай, Russkie, ты мне нравишься. Сейчас 2:15…Ровно два часа пробуем – сказал Филдер и, расправив плечи, облокотился на стенку.
Глава V
Здоровенный яркий учебник, по формату почти повторяющий игровой журнал валялся на диване, раскрытый где-то посередине. Он бесил Глеба едва ли не больше, чем даже строгая, полная ненавистных А1 B1 C1 книжка по геометрии. Бесил за фотографии, полные натянутых, неискренних лыб и задания вроде «Write the composition about your best travel in 200-250 words» . Конечно, Глебу было что написать на эту тему. Впрочем, действительно было… Но ведь составители этой цветастой амбарной тетради, вставляя это задание, почти наверняка предполагали, что здесь ученик будет писать о “travel” не в “Divnomorsk”, а в “Rome”, или, на худой конец, “Montenegro ”.
Переложив на стол все книги, вчера привезенные из райцентра, Глеб вышел во двор. Отдыхающие, которые в летнее время занимали всю лучшую часть его дома, еще спали, да и вряд ли они решатся выползти сегодня куда-либо часов до десяти – шторм ночью был нешуточный. Глеб достал из кармана ключи и со скрипом отпер дверь старого латышского микроавтобуса РАФ. С тряской тронувшись, он выехал за ворота и направился к береговой линии. Глебу почему-то стало безумно интересно: а как пережил эту страшную ночь тот самый дом, с обрушившимся в воду фасадом. Это могло показаться глупым, но лучшего повода проехаться на машине Глеб найти не мог. А ведь это и было его самоцелью – просто поездить. Без прав, на 3 года раньше положенного. Ведь вероятность встретить мента на своем пути была для Глеба почти нулевой, что он прекрасно знал.
Приминая мокрые ракушки, РАФ, трясясь, полз вдоль намывного вала и вскоре выполз на небольшой песчаный пятачок. Глеб вышел из машины и зашагал к берегу. Да, за ночь шторм выбросил немало всего. Водоросли, бревна… И вдруг его как будто передернуло. Вдалеке на отмели стояло непонятное оранжевое «что-то» сильно смахивающее на маленькую подводную лодку. Глеб достал телефон и включил камеру. Раздался электронный щелчок, потом второй. Парень прикрыл экран ладонью левой руки и попытался рассмотреть получившийся снимок, но утреннее солнце светило слишком ярко, пусть и сквозь пелену облаков. Фото получилось слишком светлым, но сейчас, на телефон с двумя мегапикселями лучше снять никак не получилось бы.
Глеб захотел увеличить его, чтобы понять, можно ли рассмотреть странную оранжевую лодку в полном размере. Сделать это можно было только в тени, и Глеб пошел к развалинам. Ступив на завалившуюся прямо в воду стену, он повернулся лицом к другому концу того, что задумывалось как комната с видом на море, и вдруг поймал на себе взгляд мутновато-зеленых глаз. Человек в темно-синей одежде с какими-то странными нашивками сидел, опершись спиной на стену. Его резкое небритое лицо с впалыми щеками и узким подбородком казалось настороженным, если не напуганным. За его спиной на камнях лежало что-то похожее на «Эмку». Ту самая «Эмку», которую Глеб не раз видел в играх, но сейчас он не поверил, что это именно она. «Ведь есть же тировые калаши!? Из них в каждой палатке можно пострелять. Так и это, наверное.» - подумал Глеб. Рядом с ним сидел еще один человек в такой же форме, но с немного детским, мягким лицом. Глаза соседа были опущены вниз и рассматривали щебенку, которую он разгребал каблуком своих ботинок.
Взгляд небритого парня переметнулся на телефон Глеба. Он держал его опущенной правой рукой. Еще длинная, утренняя тень от стены доставала до места, где стоял Глеб, и на небольшом экране было отчетливо видно море, почти слившееся с небом и маленькое оранжевое пятно посередине.
- Drag! – пихнул небритый своего соседа в бок, ни на секунду не отводя глаз от Глеба, и как будто проглотил язык.
Сосед поднял глаза и, дернувшись, осмотрел русского парня с головы до ног.
- What do we do? He has shooted the boat! – скороговоркой, вполголоса выпалил небритый.
- Tschhhhh! – злобно рявкнул его сосед. Он выдохнул, закатил глаза и, наконец, собравшись с мыслями произнес:
- Пацан! Не бој се! Ми снимати филм. Филм ... О солдати! Ми - актери! Из Француске. «Фрран-цу-ска»– повторил Драган, намеренно картавя.
Глеб заинтересованно уставился на него. Было видно, что он пытался понять, что он говорит и даже что-то понимал. Но в его глазах было недоверие и страх. К небритому.
- Are you chatting him up? Make him throw his phone! – по-прежнему не отводя взгляда, сердито пробурчал Джейк.
- Ова снимање - тајна. Газети не должны да знате! Газети! Пресса! Уклони ову фотографију! Ја тебе платити за то! Возми ово! – явно нервничая, но сдержанно и медленно продолжил Драган и полез в карман за деньгами.
- Возми! – сказал Драган, протягиваю в сторону Глеба руку с двадцатью долларами. - Никто не должен да знать овде!
Глеб недоверчиво подался корпусом вперед и попытался взять купюру.
- Сначала уклони! – Драган указал на телефон - Или дај ми…
Драган выставил вторую руку вперед, потом снова убрал и выставил руку с купюрой. Он повторил это жест несколько раз.
- Ты чего? Он дороже! Я не продаю! – наконец ответил ему Глеб.
- Не продавати! Delete the photo! – не терял самообладания Драган. – Delete !
- Что тебе делить? Что делить-то?– совсем осмелел пацан и, распрямившись, собрался уходить.
- Throw the cell!– вдруг заорал Джейк, вскакивая на ноги и подхватывая «Эмку».
Глеб испуганно дернулся и снова стал, как вкопанный.
- Throw! Down! –рявкнул он снова. Его рука одним движением сняла винтовку с предохранителя и оттянула затвор.
- Stop! You are idiot! Stupid motherfucker… - прокричал Драган.
- Стоп! Стоп! Cтоп! Стоп! – умоляюще зачастил Глеб и сделал несколько шагов назад и влево, к выходу. Дрожащей рукой он положил телефон и пододвинул его поближе к Джейку. После этого переставил ногу еще раз и, поскользнувшись на зеленой слизистой пленке водорослей, упал в воду.
Звук всплеска смешался со стрекотом и звоном горячих гильз о серые камни. Легкий морской ветер быстро развеял небольшое облако дыма.
- Motherfuuuker! – заорал явно прослезившийся Драган. – Что, что теперь делать?
В комнату с завалившейся стеной в ту же секунду вбежали остальные девять членов экипажа. Фенерсен был особенно зол. Он сразу же схватил Джейка за куртку и собрался столкнуть его по тому же скользкому спуску.
- Отставить! – во весь голос завизжал басом лейтенант-коммандер. – Давайте теперь еще друг друга мочить! Мало нам всего!
Но Фенерсен не отпускал. Сжав губы, он смотрел Джейку прямо в глаза, руками все крепче прижимая его к себе. Взгляд его был злобный, но злоба это была похожа злобу отца к сыну, который сделал что-то уму не постижимое.
- Отставить, старшина! Отставить! – свирепел Филдер.
С трудом справившись с собой, Брендан отпихнул Эрапта в другую сторону, вдогонку пробив ему голенью в пятиминутку. Джейк поджал от боли ногу и упал на камни.
- Ференрсен… Как вернемся, орлана своего ты сможешь увидеть только во сне! Гэрис! Гэрис! – продолжал визжать Филдер. Доставай из воды… Посмотри что там с ним…
Будто опомнившись, медик Билл Гэрис вместе с Брэдом Бриджитом, осторожно ступая по скрытым под водой обломкам, заросшим скользкими водорослями, обошли спуск с разных сторон.
- Где? Где? Не видно! – бормотал Бриджит.
- Ты не стой, а руками ищи, пока прибоем не унесло дальше!
- Черт! – бросил Брэд, споткнувшись. И тотчас сунул руку туда, где только что была его нога. В мутной воде заклубились красноватые разводы.
- Что?!
- Это он. Давай, поднимай….
Взяв Глеба за плечи, два уорент-офицера подняли из-под воды. Его голова была запрокинута назад, под ключицей, чуть пониже, и на месте плечевого сустава продырявленная футболка сразу начала покрываться пятнами крови.
- Ну, чего стоите! Возьмите его! - крикнул Гэрис и движением головы намекнул Брэду помочь передать русского парня вперед, чтобы не пришлось шагать с ним на руках по подводным камням.
Cтаршины Дефелья и Клини ухватили безвольно свисающие вниз кисти рук, за них выволокли пацана наверх и уложили на плиту. Тут же подскочил Гэрис. Он поставил два пальца на его сонную артерию и сосредоточился.
- Сэр… Пульс еще прощупывается. Слабо. – Гэрис кинул взгляд на Филдера.
- Он тяжело ранен?
- Левое легкое пробито. В двух местах. Наполняется кровью. Он задыхается. Плюс вода…
- Влей ему спирт! В вену! Незаметно! Не в локоть!– скомандовал капитан.
- Зачем, сэр?
- А ты что, уорэнт, спасать его собрался? Думаешь, спасибо скажет!? Тебе здесь операционная? Ширяй! Найдут его, криминалисты решат, что пьяный был. А там уже будут совсем другие зацепки.
- Но сэр…
- Ширяй пока не сдох! Два шприца ширяй! Чтобы его хоть по венам разогнало… Сам говоришь, пульс есть! Так что ты тупишь?
- Но сэр, в аптечке есть только нашатырный! Это совсем не то!
- Сэр, а может его в машину? И пару выстрелов в стекло для вида? – стараясь быть полезным хоть где-то, вставил Рэндалл. – Обчистить машину и будет похоже…
- Хоть ты заткнись! Не хочу слушать бред! У него 3 пули натовского калибра в груди! Гэрис, вытащишь?
- Cэр, он живой! – дрожащим голосом пробормотал медик Билл.
- Надолго?! Это приказ, старший уорэнт офицер Гэрис! Если сюда приперся он, значит в любой момент может припереться и кто-то другой! Да, Дефелья! Бери бинокль и смотри на подъезды! Развели лирику! Вы вообще сейчас могли быть на войне, сопляки!
Билл дрожащими руками открыл металлическую крышку аптечки и достал искривленный зажим. Потом он отсоединил от своей винтовки штык-нож M7. Никаких хирургических принадлежностей в аптечке первой помощи, конечно, не было. Вместо них ему пришлось использовать то, что есть. Гэрис раздвинул края нижней раны зажимом. Потом, ввел его чуть глубже и снова развел концы. Пули видно не было. Тогда он попытался нащупать ее тонким лезвием штык-ножа. Семь минут, которые человек может прожить без дыхания, были на исходе, но слышно было сердце еще пусть редко, но все-таки стучит. Лезвие коснулось чего-то твердого, только когда Билл ввел его почти наполовину. Кровь продолжала идти, а все это копошение по живому только усиливало ее течение. Она уже тонкой струйкой стекала с груди – на завалившуюся стену, а по ней – в воду…
Гэрис перехватил нож так, что подушечка его большого пальца почувствовала шершавую поверхность рукояти. Черная, шершавая поверхность. Ему всегда она нравилась – сначала на игрушечных пистолетах, потом на травмате, который он купил в 16 лет. Такая поверхность ассоциировалась у него с чем-то истинно мужским, военным. Ножи привлекали его не меньше. Как он мечтал когда-то о настоящем боевом ноже... Только делать он им собирался совсем не это. «Хотя – промелькнула в его голове мысль – что можно еще делать боевым ножом? Убивать. А что я еще сейчас делаю? Но это не то… Это совсем не то, о чем рассказывал дядя…!».
Дядя Билла, а точнее fictive kin, то есть не брат, а просто близкий друг отца был во Вьетнаме и в свое время рассказывал ему, двенадцатилетнему пацану о том, как он в свое время застрелил из той же самой M-16, только более раннего образца своего первого вьетнамца. Дядя Джордж сидел в хвосте весьма уродливого, похожего на глазастую стрекозу вертолета Sikorsky H-37 Mojave и летел на эвакуацию разбившегося и едва ли не более уродливого Piasecki H-21. Сквозь редковатую от природы, а нет от «Оранжа» поросль Джордж разглядел низкорослого солдатика в советском шлеме и какой-то потертой зеленоватой форме. На его плече лежал РПГ-2, который был немногим короче самого бойца. Трудно сказать, сколько секунд оставалось до выстрела, но дядя Билла сделал его первым. «Или ты, или тебя… - рассказывал дядя . – Ты, Билли, не знаешь, что чувствует человек в непонятно как держащейся в воздухе железяке, когда он видит направленный на себя гранатомет.»
«Где? Где это все? – думал Билл. – Что он мне сделал? Что он мог сделать Джейку? Я его… ни за что!» Потом в его голове всплыла другая фраза, произнесенная им в торжественной обстановке еще в колледже: «Если я не нарушу эту клятву, то могу жить, наслаждаясь жизнью и искусством, уважаемый при жизни и вспоминаемый добрым словом после смерти. » «А я уже нарушил!» – подумал Гэрис, раздирая зажимом очередное пулевое отверстие. Последняя рана была ближе всего к сердцу и кровоточила сильнее всего. «Последняя…. Последняя…» - твердил про себя пытаясь подцепить острием штык-ножа кусок свинца. Вдруг из-за посадки послышался колокольный звон. Несколько маленьких колоколов пели тонкими голосами. Затем к ним неожиданно присоединился другой звон, низкий и грозный. Он монотонно отбивал свою партию. Медик вздрогнул. Где-то он уже слышал подобное… Только вот где…?
- Лейтенант-коммандер Филдер! – вдруг привел всех в чувство голос испуганный, с заметным акцентом голос старшины. – На пляж движется стадо!
- Стадо?! – резко ответил Филдер – Людей уже видишь?
- Пока нет. Стадо большое, коровы… Четыре лошади.
- Они могут подойти близко?
- Да, коровы идут на нас. Здесь трава лучше.
Филдер сжал кулаки.
- Из десятерых человек намек на мозг есть только у одного-двух… Что-то не то с великой нацией! Особенно вот этот вот выродок… - сделал он движение головой в сторону сидящего на камнях Джейка. - Чуть что, сразу дергать затвор его тянет! Не надергался в пубертатный период! Что теперь с этим делать?!» – рычал капитан, тыкая пальцем на распластанного на камнях парня в дырявой майке, пропитанной кровью. Удары волн становились сильнее, забирались выше и потихоньку смывали кровавые потоки с каменной плиты
- Человек! Человек! Парень с какой-то палкой! Из-за кустов появился! – крикнул шепотом Дефелья.
- Экипаж! Немедленно уходим! – все еще пытался действовать по инструкции Филдер и тут же прервался. – Надо что-то сделать! С ним! Надо что-то сделать! Инсценировку! И гильзы же подберите! Гильзы!!!
- Столкнем его назад в воду! – раздался чей-то голос.
- Нельзя! Пастух может заметить. Нельзя высовываться из-за стен!
Капитан Филдер в этот момент заметил у себя под ногой телефон и поднял его. На экране был виден лишь голубовато-серый фон от слившихся воедино на горизонте моря и неба и оранжевая лодка с неразличимыми черными буквами на борту.
Билл обомлел. Делать что-то опять он точно не хотел. Тем не менее, мысли закрутились в его голове. 3 тяжелых ранения, причем настолько раздраконенных, что уже могут сойти и не за пулевые... Молодой, кажется, здоровый парень. Пустой пляж, какой-то недостроенный особнячок, открытая машина рядом…Точно не самоубийство, не несчастный случай, не даже ограбление. Убийство ради машины? Бред… Да и чем?
- Я знаю! Знаю! – подорвался Бриджит. Он достал из кармана платок и подскочил к телу. Он свернул его треугольником и опустил угол в одну из ран. Пропитав его, он переметнулся к стене и стал рисовать какие-то ломаные линии.
- К окнам не подходите! Далеко, а все же могут увидеть! – уже спокойно скомандовал капитан, затем насупил брови и озадаченно спросил - Бриджит! А ты уверен, что это так выглядит? Это точно то?
- Да, сэр, точно! – ответил старший уорэнт. Он сжимал уголок платка пальцами, чтобы выдавить еще. Знак получился неаккуратным, с потеками, которые он, правда, сразу вытирал. Кругом он обводить не стал, поняв, что тогда многочисленные потеки просто сделают изображение почти неразличимым.
Бриджит снова взял «краски» и начал вырисовывать буквы: AVE SATA….
- Опрости ми, Господе, ја нисам са њима. Нисам за њих! Оче наш, коjи си на Небесима… - вырвалось у Павловича, когда он увидел что было нарисовано.
- Опять ты порешь что-то, Дрэг – раздраженно бросил Рэндалл, пытаясь просунуть руку между тяжеленными камнями, чтобы достать третью гильзу.
- Ты в отличие от него вообще за все время ничего умного не сказал! Ты меня понял?! Так, все… Уходим. Труп мы все равно никуда не спрячем, да и машину тоже, а рядом с ними сидеть – самоубийство! – наверное, пытаясь убедить самого себя, сказал лейтенант-коммандер.
- Сэр, а как же бот? И корабль! – недоуменно спросил Брэд Бриджит.
- Корабль остался хрен знает где от берега, да еще в месте таком, где, вроде, на берегу ничего нет. Он уже лег на дно, никто его не увидит, если не напорется только. А бот спасать надо! Все сейчас ищем другое укрытие, а как этот пастух уйдет – кто-то полезет. Только раздеться надо, форму снять. Ты и Эрапт полезете. Пусть этот дебил отдувается за то, что натворил! Павловича с собой возьмете на самый крайний случай. Он поможет, если еще раз столкнетесь с местными.
- Возвращаться сюда?! Сэр…
- Ты видишь другой выход? Я – нет. Да, опасно. Но тебя вообще на войну отправляли! Обойдете стороной… Обплывете! Все. Экипаж! Слушай мою команду! Оружие, документы забрать! Покинуть укрытие! Осторожно добираемся до посадки. Там найдем что-нибудь новое!
Экипаж «Lawrence`а» похватал винтовки и, пригнувшись, направился к посадке, время от времени падая на землю.
- Кучка! Како је могао да дозволи ово? На твом гробу ће бити исти! Исти! – бормотал на бегу Павлович, пользуясь тем, что его никто не понимает.
- Дрэг, чего ты постоянно бормочешь? – спросил его Бенкс тихо.
- А ты считаешь это нормально, Рэнди? – склонившись к нему, шепнул серб. – Инсценировка, мать его! Кем надо быть?
- Ты про что? Про ту звезду, что Бриджит там нарисовал? А что это вообще такое, до меня так и не дошло!? Вроде звезда – это же коммунистическое что-то?
- Коммунистическая - другая. Это – сатанинский символ. А «Ave Satana» – значит…. значит «Слава Сатане». Уорэнт придумал, как можно спихнуть вину на местных больных извращенцев, а старая мразь его поддержала. Ему-то все равно.
Недотепа Бенкс замолчал. С одной стороны он понимал негодование вечного правдоискателя Драгана, но что бы стать в оппозицию с капитаном, даже внутри себя, в мыслях, ему не хватало решимости.
Джейк запыхивался. Сзади за воротник его держала и волокла за собой железная рука Филдера, который пока не хотел отпускать его ни на шаг. Периодически на матроса сыпались грязные оскорбления.
- Дефелья, посмотри в бинокль! Видно что-то?
- Есть свалка. Но она за дорогой, сэр…
- Значит, дождемся момента, когда вообще не будет машин и перебежим. Здесь не должно быть интенсивного движения, так ведь?
- Да, сэр!
- Сэр! И все-таки… Ведь бот не могут не заметить! И труп рядом с ним! И машину! Вы думаете, того, что я нарисовал… достаточно? – на правах наиболее «приближенного» обратился к капитану Бриджит.
- Да, Бриджит! Но бот-то мы все же попробуем спасти... Не получится… Хрен его знает, что тогда делать. Скажем, что в шторм сорвало и унесло, когда до Украины доберемся. С кораблем тоже все замнут, как это всегда делали.
- И вы думаете, что такая ложь на мировом уровне не будет раскрыта?
- Бриджит, не разочаровывай меня! У президента Джефферсона есть на эту тему мудрое изречение: «Когда я вспоминаю, что Бог справедлив, я содрогаюсь от страха за мою родину.» А ты помнишь, когда он жил, уорэнт?
- Вроде бы в начале XX века...
- В начале XIX! За 150 лет до Вьетнама и почти за 200 до Афганистана, Ирака и Гуантанамо! Курс взят еще до нас. И наша ложь – мелочь, по сравнению с тем, что не раз сходило Америке с рук. Теперь паровоз только катится по рельсам. Мы его не повернем. Сам президент не повернет при всем желании!
Все на землю! Впереди дорога! Бриджит, проползи вперед и дождись момента, когда машин даже слышно не будет! Трогаемся по твоей команде!
Экипаж залег в высоченной пыльной траве, уткнувшись носами в пахнущую сотнями машин землю. Бриджит, волоча сбоку винтовку, пополз. По дороге стремительно промчался тарахтящий и чадящий грузовик, затем пара пацанов на китайских скутерах и побитая жизнью «Лада». Брэд прижал ухо к земле. На ближайшие секунд 20 было, вроде бы, чисто.
- Advance! At the double! – с чувством собственной значимости крикнул уорэнт. И, пригнувшись, прижимая M-16 к груди, перебежал дорогу. За ним то же самое проделали и оставшиеся 10 человек и залегли в точно такой же траве, что и на другой стороне.
- Дефелья! – скомандовал Филдер – попробуй рассмотреть что есть дальше!
- Прямо перед нами – свалка, затем тонкая лесополоса, а дальше… Огороды что ли… Пашня какая-то.
- Хорошо. Вперед, на свалку. Там нас не заметят. Дальше – в лесополосе. Автоматы, на всякий случай, наготове. Мало ли что здесь...
Задыхаясь от вони уже прогретой утренним летним солнцем свалки, моряки поползли. Под их локтями и коленями шелестели полиэтиленовые пакеты и упаковки из фольги с гниющими остатками какой-то пищи. Встречались также тонкие, почти полностью состоящие из ржавчины листы металла. Но неожиданно шорох стал как-то чаще, хотя никто быстро не полз. Через секунду воздух разразился лаем. Еще через секунду – громкими ругательствами Гэриса.
Целая стая из восемнадцати-двадцати собак окружила его. Вожак стаи – грязно-белый пес размером с большую овчарку со злостью пытался добраться до его лица, собаки поменьше по очереди кусали его ноги. Билл схватил винтовку за ствол и, перевернувшись на бок, попытался ударить вожака прикладом, но этим он только раззадорил нападение. Павлович и Фенерсен вскочили и подбежали к лежащему Биллу. Удары прикладов с размаху посыпались на свору. Три самые мелкие собаки, получив по хребту, отступили, но вожак с остатками стаи продолжал рвать Гэриса.
- Стреляйте! – скомандовал Филдер
Брендан и Драган передернули затворы, но тут на дороге, находящейся в 150 метрах затарахтела фура. Они опустили стволы и продолжили бить собак ногами и прикладами. Как только фура скрылась за очередным поворотом, курки взвели Бриджит и Тич.
- Ну же, аккуратно, прицельно! Огонь! Павлович, Фенерсен – в стороны! – быстро, но почти шепотом произнес капитан.
Раздались одиночные выстрелы. Белый пес упал, но все равно злобно рычал и, вытягивая шею, пытался укусить лежащего на земле медика. Желто-бурая псина, сраженная в голову, легла замертво. Остальные, продолжая злобно лаять, отбежали от медика Гэриса. Эштон прицелился, чтобы добить вожака. В этот момент у обочины тихо прижалась серая машина с синей полосой и мигалкой на крыше. Раздался выстрел, потом еще два. Оставшиеся собаки убежали с заливистым, но уже негрозным лаем. Машина постояла еще секунд пять и бесшумно отъехала.
- Старшина Тич! Уорэнт Бриджит! Взяли и понесли раненого в посадку! Шевелитесь, тут машины, в конце концов, ездят! – чеканил Филдер. – Остальные… Гильзы подбирайте! Ничего не должно быть видно!
Такими же перебежками, как и раньше, экипаж тронулся к кустам у края посадки. Темная лесополоса росла чуть ниже дороги, под насыпью. Кусты на склоне полностью закрывали свет.
- Здесь – решил капитан – по посадке хрен его знает кто шляется, да и светло там слишком, а вот тут, на окраине можно в кустах укрыться. Ложитесь и жмитесь к земле, чтобы ни одна тварь не заметила. В траву, листья закапывайтесь, тут всего хватает. Мы тут до ночи. Потом надо будет спасать бот. Пойдут трое – уорэнт Бриджит, вот этот придурок – он показал на Джейка, и Павлович. Он себя сегодня смышленым показал, глядишь, еще что умное сделает.
Рядом положили и Гэриса. У него были порваны рука и нога. Медик, постанывая, попросил дать ему его аптечку и стал рассказывать младшему матросу Амбрейджу, как накладывать бинт.
Солнце только поднималось вверх, и впереди был целый день в засаде. Моряки стягивали кители, вымазывали нижние майки землей и обсыпались вырванной травой, чтобы в случае чего иметь лишь какой-то шанс остаться незамеченными. Все оружие был завернуто и спрятано в кустах. Земля с каждой минутой нагревалась входящим в зенит солнцем, и вонь свалки становилась нестерпимой.
Глава VI
Пролетающие мимо грузовики вздымали пыль вместе с камешками, которые порой достаточно больно били по телу. Особенно, доставалось, конечно животу, оно и немудрено – он у работника дорожной милиции был просто огромный и натянутый, как барабан. Пыльные тучи умывали лицо, вызывая мерзкую сухость в горле. Старший сержант Вертухаев постоянно щурился и тер глаза.
Вдруг в серой «Самаре», где дремал и одновременно запекался его напарник, зашипела рация.
- Пост шесть, ответьте… - пробурчал грубый голос.
Напарник Вертухаева, Красильский пару подергал мокрую рубашку на груди, чтобы хоть как-то освежиться и нажал на кнопку:
- Пост шесть на связи…
- Сворачивайтесь и выезжайте на свалку около посадки у косы. Туда сейчас всех собирают.
- Понял… Что там?
- Вроде стрелял кто-то. Группа. И очередями. Езжайте, разберетесь на месте. Там сейчас все. Поняли?
- Так точно. Конец связи. Едем.
- Федос! Помчали! На свалке хрень какая-то творится – Крикнул в окно Красильский.
- Чё-чё? – скривился Вертухаев, тяжело шагая к машине.
- Кто-то на свалке стрелял. Не один, говорят. Теперь всех туда зазывают.
Федос выругался, усадил широкую задницу на сидение и хлопнул дверью.
- Им что, на, делать нечего? Ну палил кто-то по воронам, и что?
- Да хэзэ… Говорят, очередями. Может, нелегальные стволы…
Федос снова выругался и сложил руки на пузе.
Сержант Красильский быстро, визжа сиреной, домчал до места. Там и правда было штук шесть машин. Напарники вышли и неспешно зателепали к майору.
- О, вот теперь все – пробасил крепкий морщинистый мужик с блестящей звездочкой на плечах. – В общем, тут 40 минут назад проезжали Боровой и Вартересян. Говорят, толпа человек 10 посреди свалки собак стреляла. И стволы – очень мощная травматика. Короче, по краям надо проехать до конца, они, вроде, вперед пошли. А часть пешком саму свалку прочешет. Еще с другого края кто-то стоять должен.
Сейчас, теперь распределяем… Пост три, пост шесть – по левому краю, на машине, все-все высматриваем. Всегда готовы к задержанию, сами понимаете, у них стволы какие-то неясные. Свои автоматы держите.
Пост два, пост семь – езжайте на другую сторону. Ждите, вдруг там кто всплывет.
Пост один – проедьтесь по правой стороне, посты четыре и пять – пешком по свалке. Смотрим под ноги на всякий случай.
После этого всем быть в районе – искать, смотреть… По поселку проехаться, подозрительных проверять. Выполнять!
- Писец, Вадик, что с нами делают! – пробормотал Вертухаев – Хачи небось какие-нибудь из травматов палят, а нам в говне рыться. Да ладно бы еще, так их же потом сто пудов отмажут…
- Кто знает, может и не отмажут – ухмыльнулся Красильский – палочки-то по-любасу ставить надо. Кого-то да закроют. Не десять человек, ясен хрен, но все же.
Они влезли в машину и попилили вдоль свалки. Слева была посадка. Свесившиеся ветки иногда стучали по крыше. «Лада» с надписью «ДПС» на капоте медленно пробиралась вперед, чуть поодаль от другого экипажа, посланного на это же место. Вдруг в примятой траве сержант Красильский увидел еле заметную в темноте ногу.
- Федос, тормози, тут что-то… - сказал он.
- Что?
- В кустах внизу видно… Мож там…
- Мож собака, мож птица, мож бомж там срет! Вадик! Чё ты такой параноик? Эти мажоры что, думаешь, в кустах от нас ныкаться будут? Они уже попрыгали в свои джипы и уехали давно. А нас кошмарят!
- Тю ты…
- Ну, высунись еще, посмотри, видно там десять человек?
- Не… Не видно, трава только… И вообще там темно. Наверно, правда один бомжара…
- Ну а я про чё… Проедешь - отчитаешься. А что день на вот это просрем вот на это, вместо того чтобы нормально на дороге стоять – это плохо!.
- Да… Сейчас же только и едут. Кавалькадой…
Синий номер на бампере «Самары» тихо отдалился от места, где засел экипаж затонувшего Lawrence`a.
Глава VII
Пляж привычно завершал свой день. Машин, отъезжавших в сторону поселка, становилось все меньше и меньше. Темно-серые поздние часы покрывали летний курорт. И все же, это была не ночь. В небе одновременно можно было увидеть и юрких стрижей, и маленьких, размером с воробья, летучих мышей. На высокой ветви здоровенного тополя сидела и выжидала своего часа небольшая сова. Все эти картины природы щедро сдабривались доносящимися со стороны поселка вразнобой: «Whenever, wherever / We're meant to be together…» и «Взвоет ветер над бараками, / БМП нам лязгнет траками: / Домой! Домой! Пора домой!» , исполняемым чьим-то пьяным голосом.
Бриджит, Эрапт и Павлович, не издавая ни шороха, сняли кители, форменные американские ботинки и ремни и, оставшись в одних майках и брюках, босиком побрели в сторону пляжа. Из оружия у них были лишь заткнутые за пояс штык-ножи, чтобы как-то вырвать винты спасательного бота из крепких водорослей. Они шли по дороге, ни от кого не скрываясь, но и не привлекая внимания.
- Павлович! – обратился к матросу уорэнт-офицер – А если кто-то по пути у нас что-то спросит, ты хоть ответить сможешь?
- Не знаю, сэр. Если что, просто скажу, что мы все – сербы. Как-нибудь отвлеку. Главное – чтобы не узнали, что американцы есть.
- А ты русский хоть чуть знаешь?
- Несколько песен знаю. Язык уже подзабыл. Быструю речь не понимаю, но объясниться с трудом могу. Я же три года в окружении русских прожил. Лет в десять уже в том же русском квартале с гитарой стоял. Подрабатывал… Раньше помнил больше, но время прошло. С семи до десяти лет я там жил, потом с десяти где-то до тринадцати гулял часто. А потом друзья уехали кто куда и в Брайтон мы ездили только в церковь.
В небе над морем мигал проблесковыми огнями пролетающий самолет. В голове Драгана сразу всплыла сцена: грязный кафельный пол огромного зала, синие кресла в несколько рядов и надоедливый металлический голос откуда-то сверху. Вначале он монотонно что-то произносил на сербском, потом переходил на какое-то несвязное иностранное бормотание, но даже из послания на родном языке шестилетний Драган понимал лишь несколько слов. Родители заставляли его чего-то терпеливо ждать, сажали на кресло рядом с собой, но как же это было скучно! Особенно после того, как пришлось просидеть целых два с половиной часа в автобусе, да еще и не у окна.
За стеклом в конце зала стояли красивые пирожные, шоколадки, зефир. Драган прилипал к витрине руками, рассматривал, подбегал к родителям с новой попыткой уговорить их купить ему что-то, но те лишь качали головой… Отец был в новой куртке, надетой поверх костюма, мама – в пальто, которое они сегодня утром вместе забрали из химчистки. На сидении рядом с отцом одна на другой лежали две огромные сумки. Сейчас родители показались Драгану необычайно серьезными, просто как никогда. Его папа часто улыбался, даже если сын отвлекал его от работы за красным письменным столом и тянул за палец «что-то показать». Мама тоже редко была серьезной, по крайней мере, на глазах у Драгана. Что же произошло с ними теперь?
- Сынок, прости, у нас нет столько динаров, а там, куда мы полетим совсем другие денежки. Мы уже почти все поменяли.
- Ну а вдруг что-то есть, откуда вы знаете? Посмотрите в карманах! Ведь если мы уезжаем, они нам больше не нужны, правда?
Отец улыбнулся и сунул руку в пиджак. Там была сдача с куртки – четыре бумажки по 50 динаров. Уже через 2 минуты Драган сидел с довольным лицом и держал в руках совсем небольшой батончик. Что говорить, у него был неплохой дар убеждения.
- Пап, а что за деньги будут там, куда мы полетим, в Ньорке?
- В Нью-Йорке, Драган… Там они вот такие.
Драган стал смотреть на сероватую бумажку. В каждом углу стояло по большой цифре «5», изображенной как-то странно. Как-то витиевато. Посередине в овальной рамке был нарисован неизвестный Драгану дядька. У него был очень серьезный взгляд и смотрел он куда-то вбок. Он был такой худой, что его щеки были просто проваленные. Его заросшую бородой шею обхватывал воротник белой рубашки. Этот дядька показался Драгану совсем неприятным, чужим… Как и все то, что ему последнее время приходилось видеть. Все, к чему он привык, куда-то подевалось.
Его родные, югославские деньги, конечно, были лучше. Они не были такими серыми. На них были нарисованы куда более симпатичные люди, в основном дети. Девочка с длинными волосами, мальчик, улыбающаяся тетя в косынке… Не нравилась ему только одна, самая дорогая. Там был дядька, похожий на того, которого он видел сейчас. Он был без бороды, но тоже худой, высоколобый и какой-то недобрый. В кино он почти наверняка мог бы играть какого-нибудь злодея, который в конце оказывается оборотнем. Но папа не раз говорил ему, что он был очень умный. Такой умный, что изобрел какую-то машину, испускающую искры и молнии, которая была нарисована на другой стороне банкноты. Но такие большие деньги почти никогда не попадались ребенку в руки, и поэтому видел он их только в шкафу.
- Папа, а этот человек тоже изобретатель? – возник резонный вопрос у мальчика.
- Нет, Драган, он президент. Но он был очень давно.
- А сейчас он умер?
- Его убили из ружья, когда он представление в театре смотрел.
Тут папа забрал у мальчика купюру и аккуратно положил во внутренний карман к пачке таких же серых бумажек.
Еще минут через пятнадцать Драган и его родители сели в автобус, который довез их до самолета. Вот он уже идет к своему месту рядом с мамой по узкому проходу. Ему не терпелось наконец полететь, но они сначала долго стояли, а потом медленно катались по полосе. Во время полета у него вдруг сильно заболели уши, и даже иллюминатор не мог отвлечь. Потом еще один аэропорт, еще одно ожидание. Там было намного чище и интереснее, вокруг сновали люди, но это уже были не его соотечественники. Второй перелет был намного длиннее первого. Уши успели отболеть, но в иллюминатор уже было смотреть совершенно неинтересно: внизу было огромное море.
Жизнь в новой стране не давалась ему легко. Первое время они жили в русском квартале, вместе с другом отца, который и позвал их сюда, когда стало понятно, что спокойной жизни в Югославии ждать не приходится. В ближайшие лет десять, как минимум. Отцу трудно давалось решение о переезде, а правительство тем временем было вынуждено сначала каждый год выпускать новые купюры с все более и более длинными числами, а потом просто «отрезать» их и начинать все заново. Но не одна инфляция была симптомом долгих кризисных лет. Клей, скреплявший союзные республики, ссохся и стал превращаться в жесткое острое крошево, которое уже начало натирать кожу «стран-сестер» до крови. Из всех дыр полезли ультранационалисты: албанские, сербские, хорватские, боснийские. Чего стоило только кровавое месиво во время футбольного матча между «Динамо» и «Црвеной Звездой» в мае 1990 года. Виноваты тогда были, конечно, сербы, но это ни разу не исправляло ситуацию. Сербы били хорватов. Шок? Да почему же… А разве не хорватские усташи соревновались в лагере Ясеновац, кто больше зарежет сербов? И если всего 55 лет назад земля носила Петара Брзицу, который убил 1300 сербов за одну ночь и гордился этим, то как можно полагать, что за этот срок меньше человеческой жизни, все уже забыто? Будучи политическим журналистом и заместителем редактора газеты, Сребран Павлович прекрасно понимал, что сейчас может произойти, и очень не хотел, чтобы его сын при этом присутствовал.
По приезду в Америку, родители сначала работали продавцами на овощном рынке Брайтон-Бич, потом отца все-таки взяли на работу в эмигрантскую газету «Далеко од домовине» . Через 3 года они сняли другую квартиру, уже не в «национальном» районе, но тоже весьма убогонькую. По-английски Драган с горем пополам заговорил, но когда ему хотелось купить новый картридж для приставки или диск, он шел в русский квартал. Что-то сам, что-то вместе со старыми друзьями, он выучивал песни под гитару. Смысл их он в основном понимал плохо, кроме одной, про солдата. Остальные казались ему совершенно несвязными: то «свет», то «сигареты», то «чай», то «небо прикусило язык». Но русские, выходя из кафе, бросали по 25-50 центов худому смазливенькому пареньку, который тянул хиты эти 80-х с небольшим акцентом…
Уже не прижимаясь к земле, а в полный рост трое обычных с виду парней, правда, почему-то одетые в одинаковые светлые штаны и светлые майки перешли дорогу и стали подходить к знакомому месту. «Павлович – вперед. Ты разведаешь обстановку» - сказал уорэнт Бриджит. Драган сделал пару шагов и заглянул за стену комнаты, где должен лежать русский парень. Глеб лежал точно так, как его оставили утром. Дворняга цыганских пастухов, которые выгоняли сюда коров, была слишком глупа, чтобы потянуть своего хозяина за штанину к человеческому телу, как это бывает в кино. Она бегала по всех округе, тыкаясь носом во все целлофановые кульки в поисках еды, гавкала на коров, за что не раз была окрикнута благим матом. В дом она ни разу не забежала: очень уж она боялась накатывающихся на поваленную стену волн. Тем более ничего не заметили пролетавшие мимо водные мотоциклы.
Матросы разделись и, взявшись за ножи, погребли боту, который издалека был похож на какой-то странноватый буёк. Подныривая в мутную воду, они пытались разрезать путы из прочных, как грубая банная мочалка, водорослей. Жесткие зеленые нити попали в щель и намотались на валы так туго, что кончиком штык-ножа, да еще и не глядя, там мало что можно было сделать.
Уорэнт-офицер Брэд Бриджит стоял на берегу и смотрел на дорогу через пляж. Если беда могла прийти, то только оттуда. Но тут его взгляд упал на стоящую невдалеке машину, и ему захотелось ее осмотреть. В самом деле, микроавтобус мог бы пригодиться. Брэд подошел к странному русскому автомобилю, наступил ногой на ржавую подножку и уселся на водительское место. Из замка зажигания, к его удивлению, торчали ключи. Видимо, парень не собирался никуда из машины надолго, да и не думал, что на этот старенький дребезжащий микроавтобус кто-то позариться. А уж ранним утром на пустынном пляже переживать точно было не о чем. Из интереса Брэд повернул ключ. Загорелось несколько лампочек. Испугавшись, что загорятся и фары тоже, он сразу крутнул его назад.
Провозившись минут пятьдесят, двое в воде дико замерзли, но винт все же стал кое-как прокручиваться. Джейк, скользя мокрыми руками и ногами, залез внутрь. Драган спешно отплыл в сторону, и моторы зашумели. Поднимая пену, бот двинулся вперед. Эрапт провел его метров на двадцать. Потом остановился, загудел опять и продвинулся чуть дальше от пляжа, за излучину. Там он развернулся и подогнал бот к небольшой отмели в метрах в пятидесяти от берега, стараясь снова не посадить его мель. Дойти туда можно было и вброд. «Вернемся минут через двадцать все вместе. Никуда он не денется. А у берега опять запутаться можно!» - решил про себя Джейк и пошел к Павловичу, который уже натягивал на мокрые ноги брюки, оставленные на камнях того злосчастного дома.
- Сэр, где вы? – вполголоса спросил Эрапт, когда оба были одеты. Звук растворился в темноте, но ответа не было. – Уорент-офицер Бриджит! – чуть громче произнес Джейк.
В груди у обоих ёкнуло. Из тьмы вдруг раздалось рычание мотора. Матросы прижались к стене, стараясь не показываться в окно. Старые друзья, несмотря на случившееся утром, уставились друг на друга с надеждой.
- Эрапт, Павлович, в машину! – раздался откуда-то голос Бриджита.
Драган облегченно выдохнул. Дернув пару разу ручку задней двери, они с Джейком залезли салон. Сидения были только спереди, а вся остальная часть кузова была совершенно пустой, если не считать пары грязных сумок с инструментами. На окнах висели засаленные темно-красные шторки.
- На пол садитесь – скомандовал Брэд.
Машина, шурша ракушками, направилась к дороге. Бриджит вел без фар, вглядываясь во тьму. Босые ноги с болью давили на тугие педали.
- Сэр, а вы уверены, что нас никто не остановит? – спросил Павлович, шатающийся из стороны в сторону.
- Не должны – ответил уорэнт – уж лучше одна машина, чем одиннадцать куда-то направляющихся мужиков.
РАФик подъехал к шоссе. Брэд стал разглядывать панель в поисках включения фар. Он ерзал по немногочисленным выключателям, но никак не мог угадать нужный. Но вдруг вспыхнул дальний свет. Почти одновременно с этим чуть в отдалении, за поворотом вдруг загудела сирена. Бриджит, недолго думая вцепился в руль так крепко, что даже чуть приподнялся с места и всем своим весом вдавил газ. Резина пронзительно взвизгнула и зашипела по шершавому асфальту. Джейк и Драган чуть было со все силы стукнулись головами о заднюю дверь и отползли поближе к водительскому сидению. Фонари мелькали один за одним и казалось, что каждый винт в стареньком автомобиле трепыхался из стороны в сторону.
Как от них здесь отвязаться? – с каким-то стоном в голосе пролепетал Джейк.
По обочинам стали мелькать дорожные забегаловки с музыкой, шиномонтажки, еще в паре сотен метров начинался поселок. В один из ресторанов прямо через полосу, по которой ехал РАФ пыталась повернуть новенькая иномарка. Рука отчаянно надавила на центр руля, и раздался достаточно неприятный, хриплый сигнал. Иномарка, испугавшись напора, стала.
- Вот сейчас… - прошипел уорэнт – Оторвемся.
Он щелкал выключателем, которым вроде бы только что включал фары, но у него ничего не получалось. В поселке и так было светло, и дальний свет только мешал. Замелькали одноэтажные частные домики с палисадниками, которые раньше Брэд никогда и не видел. Через секунду они проехали первый поворот. Поняв, что нужно куда-то теряться, Бриджит стал выискивать глазами другой. Всем телом он наклонился вперед. Столб, столб, дерево… И вот он, следующий…
Брэд крутнул руль. Машина начала описывать достаточно большую дугу по перекрестку, чтобы не въехать в зад едущему на ВАЗу, и чиркнула по сырой земле обочины. Слой почвы сполз вниз по невысокой насыпи, увлекая за собой переднее колесо. Весь автомобиль как будто поплыл и, что есть силы, ударился в дерево. Передняя пассажирская дверь вошла вовнутрь сантиметров на тридцать, приняв на себя несущуюся навстречу голову Бриджита. Через полминуты на перекрестке остановилась машина «Скорой помощи», сирену которой американцы приняли за полицейскую.
Глава VII
- Да хня это все какая-то… - заключил пацан в майке с каким-то корявым деревцом на фоне африканской саваны – Полная хня. Не бывает у нас тут такого. Откуда возьмутся эти…?
Семен сидел, потупив глаза и время от времени, чтобы разрядить обстановку, швырял какие-то фразы. Часто лишь бы сказать. Он сдвинулся чуть на ближе к краю дивана и пополз вниз.
- Я тебе сто раз не говорил, что он поломанный? Подушка эта – опрокидывается! – протянул Павел.
- Помню, блин! – пацан засунул подушку на место и одернул покрывало.
Ребята собрались вместе, но толком не знали, о чем в такие моменты говорят. Каждый где-то внутри старался поступить правильно, рассудительно… по-взрослому.
- Пароля у тебя его нет? – спросил Сема – От Контакта или мыла ?
- Нет, конечно, откуда?
- Ну может, заходил он когда-то от тебя?
- Не заходил. Или не сохранялся. Короче, не может быть, точно.
-А нас же, наверное, менты теперь будут допрашивать…
- Вообще должны. А комп его будут дома проверять?
- Хрен его. Может, пойдем проверим первыми?
- Сейчас? Там наверное…
- Пойдем. Если там они будут – поговорим, оно на пользу. И комп посмотрим. Чтобы ничего лишнего не придумали.
Парни пошли по улице, не проронив не слова. Но уже не потому, что так было надо или они чувствовали, что так надо. «Как надо» они держали себя, когда приходилось звонить и сообщать скорбную весть одноклассницам пару часов назад. Заранее зная, что они будут плакать, а ты – нет. И дело не в том, что для тебя это не важно, а потому ты мыслями где-то над. Или не над, а скорее за. За экраном. И все это – какой-то протяжно-философский, мрачный фильм. Да, молчание было совершенно искренним. Просто они боялись того, что они могут сейчас увидеть. Боялись, что им придется говорить. Боялись, в каком положении они окажутся.
С виду дом Глеба был совершенно будничным. Такая же закрытая калитка, те же окна, смотрящие на дорогу. Цветы в клумбе тянулись к еще не обжигающему с утра летнему солнцу, как они тянулись бы в любой другой день. Парни шли по двору к входной двери, готовые к тому, что сейчас будет.
За столом сидели женщины, специально отыскавшие в своем гардеробе что-нибудь черное и несколько мужчин, одетых во что придется. Кого-то из родственников Глеба Паша с Семой, конечно, знали и, поздоровавшись, тоже присели. Им не пришлось видеть женскую истерику и потому они чувствовали какое-то… облегчение. Все же хорошо, что не пришлось. Вынести это все, лицезреть своими глазами, тем более пацану… Что может быть страшнее?
- Ох, спасибо вам, мальчики, что пришли – начала было тянуть бабушка.
- Да-да, конечно… - не зная, что говорить, ответил Семен. Что-то внутри заставило его выдержать паузу… Зачем? После минуты неловкого молчания он вздохнул и повел разговор в нужное ему русло: «Эх, какая бредовая версия!» - произнес он, потупив глаза в пол - «Откуда они ее взяли?»
- Ироды! Выблюдки! – запричитала пожилая женщина. А этот следователь еще и думает, что внучек-то мой с ними как-то… Идиоты!
- Да-да, мы знаем… - вступил Паша. – Знаете, можно нам компьютер его посмотреть? Ну мало ли что там… Чтобы не было лишних зацепок. А то они еще скажут: рок слушал – значит сатанист. Мы поудаляем… И вообще посмотрим.
- Правильно, правильно… Этим ментам лишь бы на нормальных людей всего понавесить – ответил друзьям отец Глеба – Пойдемте, я с вами… Хоть увижу… Что у него сокровенного было…
- А что с машиной? – спросили парни по пути в комнату.
- Разбитую нашли на Калиновой – Поддубного. В ней трое каких-то придурков были. С одним там вроде было совсем уж плохо, двое просто бошками сильно ударились. Водитель «Скорой» говорил еще, что летели они так, как будто кто-то гнался. Он же и сказал, что ехали они от того пляжа. Мы же до этого целый день Глеба искали. Телефон выключен. Кто ж знал, что искать надо в той развалине. Мы вам звонили…
Через минуту, притащив из столовой стулья, трое уселись перед монитором. Рабочий стол был аккуратный, прибранный. Без папочек валялись только две картинки, но даже они были выровнены по сетке. Семен как-то автоматически щелкнул по одной из них. Это был красивый, но дорогущий дорожный мотоцикл от Harley Davidson. Классический стиль, удобное пассажирское место со спинкой и багажник.
- Да, ему нравились именно такие… – грустно сказал Паша. - Мы даже спорили из-за них.
Семен нажал на стрелочку. Открылась другая картинка. Это был достаточно свежий демотиватор: американский космонавт, стоя на поверхности Луны смотрит на то, как в Землю врезается огромный метеорит. «Теперь ты точно одинок» - гласила подпись. Парень повернул голову, посмотрел на остальных и промолчал. После чего так же молча щелкнул по крестику.
«Мои документы» хранили в себе те же папочки с банальными названиями: «Мои рисунки», «Моя музыка», «Учеба», «Фотографии», «Загрузки». В последней лежало несколько еще не рассортированных по своим местам песен. Две из них были тяжелыми, их пел один и тот же звонкий и какой-то скандинавский голос. Третья была мелодичная, без вокала. «Это из игры» - заключил Паша. Потом все трое так же безрезультатно и молча осмотрели «Фотографии». Какие-то сходняки с друзьями, отдых, первые неловкие фото, где он обнимает девочек… Вот и все!
Папка «Моя музыка» целиком состояла из других папочек с именами исполнителей. Сема пошарился по ней взад-вперед и спросил: «Ну что, будем что-нибудь удалять?»
- А тут есть что-нибудь плохое? – заинтересованно спросил отец
- Да вроде сатанистов среди этих музыкантов нет. Все новые. Известные… Хотя… Удалю я «#####» .
После бессмысленного лазания Паша предложил проверить браузер. Но и там, в закладках, оказалась одна ерунда: игровые форумы, готовые домашние задания, YouTube, bash.org.ru . «История» хранила в себе лишь следы настойчивого поиска любой информации о находящейся в разработке игре.
Страница в «Контакте» - те же самые, узнаваемые, фотки, какие-то песни, какие-то фильмы и ролики в «Видеозаписях». На стенке уже было несколько скорбных записей от одноклассниц со словами, которые он вряд ли слышал в свой адрес при жизни… Разве что когда тот самый «Контакт» за три дня оповестил весь френд-лист, что у него будет день рождения. И то тогда слишком предпочли отделаться сухим и коротким поздравлением. А уж оставленное на странице нарисованное собственной рукой граффити с тортом и свечками считалось в их среде вполне приличным знаком внимания.
Статус у Глеба стоял политически мотивированный: «Как долго вы еще способны врать? Сколько еще сможете сожрать? Сколько миллиардов нужно вам, чтобы забрать с собою в ад?»
Графа «Любимые цитаты» полнилась ничем не примечательными подростковыми лозунгами из песен:
Those 13 years in prison
Didn’t teach me how to love
They say they have their reasons
All coming from above
***
Они и мы, мы и они
Зачем нам тюрьмы? — мы сами строим их вокруг себя.
Промыв мозгов, ложь и предрассудки
Бывают крепче, чем бетонная стена.
***
Я просто верю в то, что рушить догмы —
Лучший способ не стареть,
Что песни могут останавливать бомбы
И в то, что тишина — это смерть.
Затесались среди них как-то и последние слова повести Стругацких: «Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженный!».
А что вон то, сверху, на английском значит? – спросил отец Глеба.
- Да он это поставил после того, как на него заучиха наша серьезно наорала. Это из песни Sex Pistols. Называется: «Школы – это тюрьмы». Там что-то типа «У них есть свои причины навязывать нам все сверху».
- Не знаю, что еще посмотреть… - грустно сказал Семен – Если только…
Он открыл поиск и стал поочередно забивать туда названия «Не входить», «Не лазить», «Личное».
- Что ты ищешь?
- Папку, в которой он хранил все, что не должны видеть другие…
- И что ты там рассчитываешь увидеть?
- Мало ли… В любом случае, надо проверить, чтобы менты не трактовали по-своему.
- Набери просто «не» - посоветовал Паша. Будет много мусора, но среди него можно будет… Если оно там есть.
- Есть, он сам мне рассказывал…
Семен стал прокручивать колесиком результаты. Попадались всякие «Конец сентября», «Сохранения», «Пикник на обочине». «Нельзя».
- Вот, вот она! – воскликнул Паша – Заходи!
- Хитро засунул, в папку с «Персаком» …
В папке «Нельзя» лежал крошечный текстовый файлик «Пароли», мерзко-шокирующий рассказ Чака Паланика «Кишки», файлик с какими-то ссылками и несколько аккуратных отдельных папок с именами симпатичных молодых актрис, куда были рассортированы их фотографии.
Мышка щелкнула по одной из ссылок. Открылся сайт завлекающими фотографиями и подписями «Блондиночка на пустынном пляже (17 фото)», «Алиса на кухне (22 фото)», «Инночка на приеме у врача (28 фото)» и прочее, прочее…
Трое переглянулись. Все банально. Ничего подозрительного. Ничего криминального. И уж тем более ничего связанного с сатанизмом и ритуальными убийствами. Выделив файл со ссылками и «Кишки», Семен отправил их в Корзину, после чего встал из-за стола и протер мышку и клавиатуру низом своей майки.
Глава VIII
Флаг, развевающийся над кораблем, был не то финским, не то Андреевским. В самом деле, обыватель мог был обозначить увиденное полотнище как угодно, но надпись «Морська Охорона» на борту, скорее всего, открыла бы истину. Серые борта с двумя наклонными полосками от палубы до ватерлинии – синей и желтой, медленно раскачивались в голубой морской воде. Сзади, над пенящейся от винтов водой, виднелась совсем небольшая надпись «Новi Бiлярi». Рядом с черным стволом на носу корабля стоял крепкий мужчина в бежевой шведке и нервно смотрел вдаль. На его плечах были черные погоны с четырьмя поперечными золотыми полосками и таким же трезубцем над ними. Он положил руку на сферический панцирь пулемета и чувствовал мягкое тепло он еще не нагретого на утреннем солнце металла, выкрашенного белой краской.
В нескольких метрах, у борта, стоял худощавый, высокий человек в очках и гражданской одежде. Его взгляд падал то на волны, то на офицера.
- Капитан першего рангу Степаненко. И когда же был последний сеанс связи с командой? – спросил гражданский с выраженным акцентом.
- 34 часа назад, мистер Чимни.
- Могут быть какие-нибудь причины кроме… вы понимаете.
- Им было приказано не подавать радиосигналов вблизи российских берегов. Никакого согласования с русскими не было. Но они должны были дойти до Мариуполя в течении трех часов с момента связи.
- Но они бы подали сигнал SOS?
- Если русских не было рядом – да.
- Степаненко, я хочу спросить вас как человека, который знает русских. Как вы думаете, что будет с ними, если они попадут на их территорию? Есть ли здесь какие-нибудь патрули?
- Только наши пограничники, но им все известно. Русских они встретить не должны были. Здесь, понимаете, не Севастополь, военной базы флота нет. Только рыбацкие суда, прогулочные и несколько катеров береговой охраны. Но если…
- Что если, капитан?
- Если они живы и попадут в руки к русским. Разбирательства по этой истории будут на первых полосах в течение нескольких месяцев!
- Это очень много значит, Иван. Это отлично, что вы представляете масштабы скандала.
- Да, мистер Чимни, конечно…
- Русские уже начали ответную информационную войну. Это нам будет check… Как это у вас называется? Когда в шахматах королю угрожает другой?
- Шах.
- Да-да. Вот это.
Из крашенной белой двери рубки выглянул другой офицер, загорелый, молодой и беловолосый.
- Товаришу капитан першего рангу, вас к телефону! Вице-адмирал Кременчук!
- Что ж там такое?! - пробормотал смешно Степаненко и ломанулся к трубке. В груди его все на секунду обожгло… «Я вас слухаю, товарищу вице-адмирал!» - не успел выпалить он, как внутри него снова будто вспыхнул бензин.
- Капитан, сворачивайся, это п****ц! – раздалось из телефона
- Что… сталося? – спросил капитан, опершись на стенку.
- Бот русские нашли в море! 10 километров от берега. Из Ейского училища с тренировочного самолета сообщили. Нам уже сюда позвонили! Пока есть версия, что корабль затонул. Только если это так, то затонул он рядом с нами совсем. Течение-то на юг несет. Хотя с учетом того, какой шторм вчера ночью был, и что 35 часов прошло, его по всему морю шукать можно.
- Якой буде наказ?
- Якой-якой… Поворачивай и вали в порт. Будем пока искать у Мариуполя! А там х** знает, кто его первый найдет.
- Cлухаюсь, товаришу вице-адмирал. Кінець зв'язку.
Степаненко медленно выдохнул и поднял взгляд на стоявшего рядом белобрысого молодого офицера.
- Б**дь. Ты все слышал. Делай… - сказал он и отошел к советнику из посольства Чимни.
Глава IX
Смрад свалки вновь распространялся. Пыльные тучи, поднимаемые машинами, все также неслись ветром по полю. Но это – меньшее, что волновало в те минуты команду «Lawrence`a». Тяжелейшая, нервная ночь со вздрагиваниями от каждого шороха и невозможным ожиданием трех моряков вымотала команду до крайности. Запас воды тоже подходил к концу. Спасали лишь плотные пластиковые цвета столовского разбавленного кофе пакеты с сухпайками. Потому что, кроме как есть, все прошедшие сутки было делать просто нечего. Разогретые с помощью химического реагента рис с курицей под тайским соусом помогал занять себя минут на десять, а разные шоколадные кексы, крекеры с джемом, арахисовым маслом или мягким сыром – успокоить нервишки в остальное время. А вот от конфет старались воздерживаться, чтобы не провоцировать жажду.
Филдер уже ни на кого не срывался и не кричал. Грозный лейтенант-коммандер с золотым листком на груди, как и все остальные, сидел на земле, тихо отвечал на редкие вопросы и, будто беспокоящийся родитель, постоянно делал ненужные напоминания вроде того, чтобы моряки подбирали выдающие их присутствие обертки и даже оторванные от них уголки. Но иногда даже проскальзывало что-то похожее на шутку.
- Russians are coming. Russians are everywhere – пробубнил под нос он. Знаете, кто это сказал, молодняк?
Молодняк промолчал.
- С такими словами выбросился из окна первый министр обороны США – поучительно произнес Филдер – только он в такой ситуации не оказывался. Просто крыша поехала. Из-за того, что в Европе стали коммунисты к власти приходить.
- Друг моего деда есть на снимке «Поднятие флага на Иводзиме» - поддержал разговор Брендан Фенерсен – рассказывал как раз, что этот Форрестол, когда увидел фотографию, сказал, что корпус морской пехоты будет существовать еще пятьсот лет. Дед даже завидовал другу, что тот попал на фотографию, а дед нет.
- Да, на Иводзиме было серьезно – согласился капитан – и фотографии той Пулитцеровскую премию дали не зря.
- Я из-за деда в армии. Семейная традиция вроде. Дед воевал. А отец в свое время отказался ехать в Панаму в 89-м. Говорил, что бессмысленная затея все это. Что все совсем не из-за наркотиков там затевалось. Да и мне тогда семь лет только было.
- Конечно, какие там наркотики! Если бы с наркотиками надо было бороться – полезли бы в Колумбию. А в Панаме все было из-за канала. Через него же могут любые суда ходить кроме авианосцев! Ну и военные базы, ясно дело. Вот потому там их сейчас две. А назвали-то как! «Правое дело»! Я хоть и патриот, но даже мне смешно было.
Билл Гэрис лежал в тени, подложив под голову свернутый валиком китель. Ему было жарко, но на всем теле не было ни капли пота. Высохшими пальцами он трогал свою шею, лоб… но везде было сухо. «Верный признак температуры» - решил медик – «Дай Бог, чтобы это было не от собак». Он перебирал в голове другие причины, от которых у него могла подняться температура. Акклиматизация? Бред, он же не хлюпик. И в таком случае, почему он не заболел еще раньше, ведь за время своего путешествия они сменили немало климатических зон. Холодная вода, в которой ему пришлось добираться от бота до берега? Но там было всего лишь по грудь, и свою форму они несли в руках, чтобы можно было одеть и согреться на берегу. Неужели же все-таки собаки? Инфекция? Нет уж, лучше простуда, чем непонятно что, подхваченное от пса, который ел всякую дрянь на вонючей свалке.
Чтобы как-то оградить себя от мерзкого гнилостного запаха, он лег на бок, лицом к деревьям и опять вспомнил друга отца дядю Джорджа. На этот раз перед его глазами предстали не вьетнамские джунгли и низкорослый солдатик с гранатометом, а маленькая тупиковая улица Лоррейн Корт в родном Фредериксберге, где стоял уютный двухэтажный домик его fictive kin`а. Ранним утром 29 марта 1991 года он шел по еще совсем пустому, тихому городку. Небо было облачным, но дождя вовсе не должно было быть. Это была самая настоящая, так любимая им весенняя утренняя свежесть. У тринадцатилетнего Билла шел второй день весенних каникул, но для его родителей это была обыкновенная рабочая пятница. Встреча с друзьями в этот день не намечалась, и потому Билл попросил отпустить его с дядей Джорджем в Вашингтон. Хотя столицы было каких-то сто километров, до этого парень был там всего один раз и совсем еще маленький.
К половине седьмого утра мальчишка постучался в дверь. Дядя вышел на порог в кожаной куртке, держа в руке ключи от машины. Через полминуты они оба зашли в гараж.
- Привет, Уинстон! Я сейчас к тебе, - сказал Джордж
- Это ты свою машину так называешь, дядя? – недоуменно спросил Билл
- Ты что, Билли? Она же у меня новая. Всего два года. А чтобы дать машине имя – нужно прожить с ней жизнь. У моего отца был шикарный Buick Roadmaster Riviera, вот его звали Салли… Сальватор. Он купил его за бешеные деньги через год после моего рождения… отдал все, что смог заработать в конце сороковых на «сухом законе» в центральных штатах (в них он очень долго держался) и ездил почти до смерти. Я его пять лет назад продал.
- А кто тогда Уинстон, дядя Джордж?
- Уинстон? Сейчас, сядем в машину – в пути расскажу.
Джордж выкатил на дорогу свою Mitsubishi Galant и закрыл гараж. Усевшись за руль, он сосредоточился, молча проехал метров двести, потом еле заметно сжал губы и спросил:
- Знаешь, что сегодня за день?
- Послезавтра Пасха…
- Вот тогда тоже была Пасха. Не помню, когда точно, но около этих чисел. Мы вроде бы даже как-то ее отмечали… В шестьдесят девятом году. Вернее, другие отмечали. Я – нет.
- Ты тогда был во Вьетнаме, да?
- Был. Сегодня, Билл, День ветеранов Вьетнамской войны. Правда, 29 марта сделали потому, что в семьдесят пятом в этот день войска вывели… Но у меня с этой датой еще и другое связано. Когда я служил.
- Так кто же Уинстон?
- Уинстон – он мой друг с двенадцати лет. Познакомились почти сразу после переезда. Мы часами после школы могли быть в этом гараже. Тут было наше все. Музыка, идеи, эксперименты… пытались делать ракеты из картона. Высоко могли взлетать… Все время, пока отец был на работе, мы были здесь. А отец ездил по всему штату, часто возвращался очень поздно. Так много с ним связано тут… Потому и здороваюсь с ним каждый раз. Как будто он до сих пор там обитает… какая-то память о нем, какая-то частица… Не могу иначе! Вот сейчас поедем к Стене … Покажу тебе его имя. Цветы положим. Ну а потом гулять. Я же тебя не зря взял. Найдем в Вашингтоне что-то интересное.
- Он погиб, да?
- Погиб… С пулей в затылке.
Билл удивился, но боялся задать глупый и неудобный вопрос. Джордж продолжил:
- Я почти уверен, что это сделал наш командир, лейтенант Скарфи. Он просто ненавидел его. Я не видел этого. Просто помню, кто где стоял. Капитан мог выстрелить так, чтобы никто не догадался, а потом списать на случайность. 20% смертей на войне – это стрельба своих по своим… Как ни страшно.
- Но за что?
- Уинстон постоянно спрашивал, зачем мы здесь… Любил поспорить.
Ему тыкали в лицо газетами с заголовками «Жестокость вьетконговцев уже доказана». Cкарфи срывался на него по пустякам, нагружал в три раза больше других. И спрашивал потом: «Что, тяжко, оппозиционер? Ну так иди же в конговский плен, у них заживо хоронят».
Особенно капитану не нравились контакты Уинстона с местными. Он даже где-то вьетнамских слов успел нахвататься. Иногда послушаешь – так и короткие предложения строил. А в школе он испанский почти не учил. У меня списывал. С девчонкой он какой-то подружился в деревне… Пе Та Пак, вроде бы деревня та называлась. А девчонке лет шесть-семь. Он с ней батончики из хлопьев, что в пайке были, пополам ел и пытался разговаривать о чем-то. А жвачки не давал – не знал, как объяснить, что их глотать нельзя. Еще однажды ее деду помог овощи донести. Вернулся с рулетами вьетнамскими. В капустные листья завернуто мясо... я даже не понял, кажется, там рыбный и мясной фарш перемешаны с рисом. Съели мы по штучке ради интереса. Командир это увидел – не успели последний кусок в горло протолкнуть – скандал был дикий. Орал полчаса, не переставая, и даже не объяснил толком за что.
Пару раз Уинстон пытался было со Скарфи дискуссию развить. Сыпал какими-то историческими фактами, цитатами. Но лейтенанту… да наплевать ему было. У него и мысли не было задерживать в своей голове и тем более обдумывать то, что говорил какой-то сопляк. И потому второй раз он ему взял и ответил:
- Зверьки они! По обе стороны. Нам надо их выдрессировать, чтобы они ели у нас с руки. Или russkie сделают из них своих сторожевых псов, которые будут послушно нас рвать. Какой вариант тебе нравится, герой?
- А кто были те четверо? Те, кого расстреляли?
- Теми же псами! Щенятами! Только, пока трусливыми, чтобы нападать спереди. А сзади грызанули бы. И тебя в том числе. Конговцы наших палками лупят, пока не кишки изо рта не полезут, а ты кого-то там жалеешь, да? Лично я жалею только о том, что мы вылавливаем разбежавшихся красных шавок здесь, а не возьмем и не разбомбим их конуру!
Уинстон после этого старался никак не контактировать со Скарфи. Он вообще по большей части разговаривал там только со мной. Но через два дня случилось, что случилось. Пуля в затылок, 29 марта 1969 года. Вот единственный факт, – подытожил дядя Джордж, - Вот потому я и кладу к вашингтонскому мемориалу цветы каждый год. Потому что там, где ни за что погиб один человек, всегда найдется другой, третий… Я делаю это для них.
И что, Уинстон не прав был что ли? Он 29 марта погиб, а уже в мае Гамбургер Хилл случился. А это же символ просто бессмысленности той войны. А я был там.
Эх, Билли. Загрузил тебя, да? Не для твоего возраста, конечно, разговор еще…
- Да ну… Если ты это из-за жестокости, то…
- Да причем тут жестокость. Без жестокости войны не бывает. Никакой и никогда. А главного ты не понял, если так говоришь. Но ничего… успеешь еще.
Гэрис лежал на боку и погружался в болезненный, температурный сон. То, что вертелось в его голове в такие моменты, подчас было страшнее любых кошмаров. Ему снились неразрешимые противоречия. Мистика, в которую он не мог поверить, какой-то бред с нарушением временной последовательности, идиотские головоломки... Все это подолгу не отпускало, заставляя ворочаться и напрягать уставшую от боли голову. Но самой пугающей особенностью таких снов было то, что после них ему требовалось несколько минут на возвращение в реальный мир. Бывало, в детстве по ночам он будил родителей и на полном серьезе начинал им рассказывать то, что просто могло восприниматься здоровым сознанием.
Сейчас перед его глазами были какие-то газеты. Старые, мрачные, с широкими черными заголовками и мелким текстом. Он вглядывался в буквы, пытаясь найти там что-то важное, но они плыли и изменялись. Каждая строчка сразу после прочтения превращалась в другую. Гэрис жмурился, пытался прочесть ее заново и в некоторых случаях слова возвращались на свое место. В груди все трепыхалось – он знал, что надо было спешить. Во рту у него был какой-то странный вкус, который, казалось, шел изнутри, из горла. Это было что-то крайне неприятное, смесь рыбы и чего-то еще, но явно с ней несовместимого. На него кричал какой-то зычный грубый голос, но кто это он различить не смог. «Все равно все будет так же!» - прогремели в его голове слова, отпечатавшись в памяти, но почти лишенные осмысления. Медик сильно испугался, глубоко задышал и распахнул глаза. Пустой, ничего не понимающий взгляд уперся в заросшую полувыжженной травой землю.
- Сэр, а от нас сейчас какая ближайшая база есть? – тихо спросил матрос Бенкс с какой-то детской наивностью.
- Наверное, Турция. Там летчики. Еще в Сербии сухопутные. Не знаю даже что ближе. Вроде Сербия далеко, но к России почему-то по-особому относятся. Связь между ними какая-то есть.
- Надо у Дрэга спросить…
- Вот потому я его и отправил. Потому что знает о русских больше нас…
Глава X
На голые ноги Драгана попали две маленькие капли воды. Рука тоже коснулась чего-то гладкого и холодного. Он спросонья открыл глаза и обнаружил, что лежит на боку, лицом к выкрашенной голубой краской стене. Подушечки пальцев прикасались к ней и ощущали холод. Он повернулся на спину и увидел дверь. Слева от нее, как раз у изножья его кровати была раковина, в которой мыл руки неизвестный ему старик в трусах и серой майке. Тот обернул к нему свое небритое, но совсем не злое лицо:
- Забрызгал? Извини, парень, - произнес старик с хрипотцой в голосе.
- Добро… - машинально ответил Драган и приподнялся на кровати.
Он окинул глазами комнату. Пять кроватей, одна не занята. К ней и направлялся дед. Когда он ложился, его майка задралась, и Драган увидел наложенную на боку повязку. На соседней с ним кровати лежал совсем еще мальчик, лет одиннадцати. У окна – очень толстый мужик с обмотанной повязками ногой. Тогда серб приподнялся на руках еще немного и заглянул за изголовье. Там с забинтованной головой лежал худощекий Джейк. Все его тело было под белой простыней. Американский матрос, родившийся в городе Ноксвилле штата Тенесси, мирно похрапывал на больничной койке где-то в России. Драган дернул простыню, которой был укрыт. На ней стоял синий, почти что размытый штамп «ТРАВМА», значение которого он, правда, не понял. Потом перевел взгляд на деда – он тоже уже сопел. Тогда Драган окончательно отбросил белую тряпку со штампом и сел. Только так он вдруг почувствовал, что на его лбу тоже есть толстая повязка, держащаяся на лейкопластыре. Он коснулся ее двумя пальцами и тут же отдернул руку – под ней, по всей видимости, был свежий шов. Опершись на металлическое изголовье, Драган привстал, чтобы подойти к Джейку. Голова его сильно закружилась, и он буквально упал на его кровать, конечно, постаравшись сделать это потише. Павлович задумался, как можно разбудить его, не спровоцировав удивленного «Dude, where are we?» .
В комнату в это время заглянула медсестра – девушка совершенно обычной внешности, но все же как-то скрашивающая собой окружающую обстановку, состоящую из разбитых голов, сероватых пятен на потолке и облезлого окна.
- О, проснулись, да? С другом разговариваешь? – без улыбки, как-то почти безразлично спросила она.
Драган повернул к ней голову и, окинул беглым взглядом, обращая внимания и на небольшой вырез, и на все-таки милое личико. Получилось это скорее автоматически, чем умышленно – серб был все же не на шутку напуган, и разглядывание девушки было последним, о чем он думал в тот момент. Поэтому он сжался и произнес только одно короткое слово, общее для сербского и русского языков:
- Да...
Девушка в тот же момент выскочила назад в коридор и сказала кому-то несколько слов. В палату сразу зашел мужчина: молодой и крепко сбитый. Одет он был в голубую рубашку без галстука, на плечах – серо-голубые погоны с желтыми звездами. В левой руке он держал фуражку.
- Поднимай друга, поехали - коротко сказал он.
Драган испуганно посмотрел на него, потом на Джейка. Подумав секунды три, он спросил:
- Где третчий?
- Откинулся ваш третий! – ответил мужик в форме. Его долбануло посильнее вашего. А вы, как врачи говорят, почти целенькие. Собирайтесь, на вас уже висит порядочно.
Знакомые слова из быстрой речи Драган выделить почти не смог. Пожалуй, кроме местоимений: «ваш», «его». Но ответ на свой вопрос он все-таки получил. Главное дошло до него на каком-то подсознательном уровне.
Он стал тормошить Джейка, взяв его одной рукой за лицо и тем самым на всякий случай прикрывая рот. «Если со мной говорят по-русски – значит, еще ничего не заподозрили» - решил он, - и главное – не спалиться самим». Джейк открыл глаза.
- Брате, брате – продолжал трепыхать Джейка Драган, для вида стараясь говорить хотя бы на чем-то, похожем на русский, который он когда-то знал, - Don`t speak! – быстро и путано прошипел он в конце. Надо сказать, что метод действительно сработал: до Эрапта сразу дошло, что к чему, а стоящий у двери милиционер распознал брошенные слова как «Не спи!». Американец попытался сесть, посмотрел на русского «копа», а потом еще раз вопросительно на Павловича.
- Где наша одежда? – спросил Драган так аккуратно, как только мог. Слово «одежда» он хорошо знал по вывескам на Брайтон-бич. Нужно было только не показать странный акцент.
Мент со скрипом открыл дверцу шкафа, стоящего слева от него, и достал с верхней полки комок из двух белых маек и двух темно-синих штанов.
- Вы что, босые были?
- Босы, босы – понял вопрос Павлович.
- Тогда одевайтесь – сказал мент и швырнул в него скомканными штанами. – А вообще вы дебилы. Надо же придумать – босиком машину вести! А зачем вы от «скорой» так шарахнулись? Думали, что это мы что ли, а?
Драган не понял этого вопроса. Они с Джейком стали натягивать на себя мятую одежду. Эрапт сделал шаг к кровати с толстяком у окна и выглянул на улицу. Утреннее солнце уже светило, но все остальные больные в палате спали крепко и не обращали внимания ни на что. Только дед, что недавно вставал отчего-то ворочался.
- Стой! – крикнул мент и хватился за кобуру.
Джейк обернулся на резкий оклик, приподнял руки и кивнул, показывая свою покорность. Он застегнул штаны и быстро надел майку.
- Теперь пойдем! – мужик открыл дверь и рукой поманил их на себя. В дверях он надел наручники на Драгана, а другой, как оказалось, все это время стоявший за дверью «коп» - на Джейка. На его плечах была только одна, а не две звездочки.
- У этого, скорее всего, сотрясение! – сказала вслед медсестра, сидевшая за своим столом.
- Ничего, оклемается – буркнул лейтенант, ведя Драгана к выходу из отделения.
Все четверо сели в стоявший прямо у крыльца светло-серый УАЗ с синей полоской, и выехали за ворота больницы. Оба моряка уставились в окна. Драгану почти все напоминало детство – надписи вроде «Парикмахерская», «Обувь» и прочие были и там, где проходило его детство после семи лет – на Брайтон-бич. Торговцы газетами, книжками и фруктами стояли на улице прямо как… в Нью-Йорке. «Хотя нет, это в Нью-Йорке они стояли как здесь!» - подумал он про себя.
На передней панели машины в уголке Драган заметил грязный мятый кусок ткани на пластмассовой палочке с наконечником. Сверху вниз шли цвета: красный, синий, белый.
- У вас флаг Србии? - спросил он осторожно.
- Че?
- Флаг српски… Почему?
- Какая там тебе Сербия? Это русский флаг!
- Русски… - Драган замялся, думая, как выразить свою мысль, со своим небогатым словарным запасом – Русский не так. Русский – белый, голубой… црвеный .
- Давай ты не будешь меня учить, а? Ты вон языком по-русски с трудом ворочаешь! Ты вообще кто такой?
- Бу..гария – чуть замешкавшись, ответил серб, надеясь, что выдуманная легенда ему чем-нибудь поможет.
- И у вас там все такие уроды? Кровью пацанов на стенах рисуют?
- Ну а ты на Киркорова глянь! – сказал мент за рулем и гигикнул.
- Ну хорошо хоть, что у нас таких п****ов нет! – ответил ему второй.
УАЗик проехал мимо серого металлического забора с нехитрыми узорами. Сразу за ним стояло неприметное белое одноэтажное здание с шиферной крышей. Над крыльцом была сделана небольшая каменная арка с висящими на ней совсем маленькими колоколами. Из центра же крыши возносилась одинокая башенка с чешуйчатым зеленым куполом. Нам ним был высокий крест с тремя перекладинами. Покороче, подлиннее и наклонная. Как раз такого Драган не видел вблизи уже больше трех лет. Почти двое суток Lawrence пробирался через усеянное греческими островами Эгейское море, но как ни вглядывался Драган вдаль на четыре-пять километров, ничего похожего на настоящий православный храм он разглядеть не мог. По бокам от церкви были сложены кирпичи, заложен какой-то фундамент. По территории бегали несколько человек, таскающие в черных от загара руках то цемент, то еще что-то. Драган оглянулся на «копов», неуверенно поднял руку ко лбу и перекрестился.
- Ты что делаешь, чмо? Таких как ты не прощают!
Серб испугался и выпятил глаза на лейтенанта.
- Ты кровью человека на стенах рисовал, сволочь!
- Крвь.. Это не сам. Это… третчий – ответил Драган, вспомнив, как Бриджит макал тряпку в открытую рану.
- А убил кто? Тоже не ты, да?
- Такоже… такоже третчий.
Что придется придумывать дальше, Павлович не знал. И хотя ему было противно оттого, что убийцей был его лучший армейский друг Джейк, сидящий рядом и непонимающе вслушивающийся в чуждую ему славянскую речь, спихнуть вину на Брэда Бриджита с пробитым черепом было легче. «Никому не хочу ставить ногу на грудь» - откуда-то всплыли в его памяти не вполне понятные ему слова. Ну да, конечно, он пел это на Брайтоне. И ему почему-то казалось, что они подходят к этой ситуации.
- Это еще сейчас выяснять будем: кто, как, зачем… - пробурчал мент на пассажирском сидении и включил радио.
Играл конец песни группы Ricchi e Poveri «Cosa Sei». Музыка планомерно затухала, уносясь куда-то вглубь. Вдруг еще не умершую мелодию оборвала громкая и, надо сказать, весьма неприятная заставка. Высокий и самоуверенный мужской голос затараторил так быстро и пафосно, что Драган совсем ничего не понял:
- Это были легендарные Рикки э Повери – звезды фестиваля Сан-Ремо, со своей песней про самую настоящую любовь. «И, наверное, как раз твой невозможный характер/ И заставляет меня любить тебя еще сильнее» поют неподражаемые итальянцы. И вам, мои дорогие слушатели, я от души желаю найти именного того человека, которому вы простите все-все его недостатки, потому что он – ваш и больше ничей.
Ну а теперь, если вы не против, перейдем замечательному британскому певцу Стингу! Потому что именно сегодня в 1993 году он дал свой первый концерт в столице нашей Родины Москве! И по этому случаю я включу самую спорную и проблемную песню в его творчестве. Песню о нас с вами, друзья. Песню о том, что самое главное и для России, и для Европы и для Америки – это спасти наших детей от страшной вещи, которую когда-то изобрел Роберт Оппенгеймер. Пусть же в нашем небе всегда будет только одно солнце, а ядерные ракеты навсегда останутся в своих шахтах! Итак, Стинг – «Russians».
Раздались слегка пугающие аккорды, похожие на колокольный звон. В общий фон влились речи двух дикторов – на русском и английском языках. После этого суховатый голос запел по-английски:
Европа и Америка не знают, что и делать
В ответ на резкие Хрущева те слова.
Все на кону сейчас, любое промедленье -
И в оба дома наши в раз войдет беда.
Ты говоришь, что ты нас закопаешь?
Прости, но не согласен я с тобой.
Ведь неужели ты, генсек, не знаешь,
Что нам не справится потом со всей чумой?
Неужто у тебя ума не хватит сделать
Всего, лишь только б не было войны?
Прекрасно знаю я, что, хоть вы коммунисты,
Детей своих вы любите, как мы.
Хочу рукой закрыть свое я чадо
От страшного, смертельного гриба.
Пусть Занавес не будет как преграда!
И здравый смысл восторжествует навсегда!
Ведь то, что кровь у нас одного цвета
Знают и недалекие умы.
И верю я, что, хоть вы коммунисты,
Детей своих вы любите, как мы.
Джейк заметно задергался. Родная речь, пусть и с ее британской, излишней, как ему казалось, аккуратностью в произношении как будто бы штык-ножом медика Гэриса вырезала каждое слово песни на его груди. Тем самым штык ножом, которым ковырялся в теле еще живого русского парня. После чего он умер. «Но убил его все равно я – резанула его по виску безжалостная мысль – Я убил, Гэрис скрыл за мной следы, а Бриджит… Бриджит все же надругался над ним. Даже если мне, атеисту, этого до конца не понять. Картинки и картинки. Но все равно, даже если это просто картинки…»
«Этого уже не вернуть, не вернуть, не вернуть, это навсегда, навсегда, на-все-гда. Я убил человека навсегда!» - эта только что осознанный факт придавил его, как бетонная плита. В глазах сначала потемнело, а потом как-то сами собой потекли слезы. Джейк уперся лбом в подголовник водительского кресла и сложил ладони на макушке. Он снова вспомнил тот момент, когда они со Стэном гнали на его Mustang`е из Атланты в Ноксвилл и как он ударил своим пистолетом по пикапу того старика… Он мог сделать это еще тогда. Но сделал это сейчас… навсегда. «И наверное, это был первый раз в истории, когда американский солдат убил русского. Первый. Тот самый первый раз, который всегда меняет все и который нельзя вернуть. Даже это нельзя вернуть». Джейк сомкнул локти под подбородком и беззвучно плакал.
Драган посмотрел на друга с еще оставшейся тенью осуждения, хотя умом он был готов вычеркнуть из памяти то, что случилось сутки назад. Джейк часто погружался в себя, и тогда трудно было понять, что и зачем он делает. И все же их с Драганом было двое. Двое, которые не во всем соглашались друг с другом, имели разные планы на будущее. Двое, каждый из которых считал себя взрослее и умнее другого, хотя обоим было по 23. Драган не знал о Джейке все, как Стэн, но за эти два с половиной года они сблизились сильно.
Вдруг в голове Эрапта вспыхнула еще одна мысль: Бриджит! Старший уорэнт-офицер 3 класса, который вчера вел тот непонятный микроавтобус…
Из колонок уже играла новая песня – что-то быстрое, исполняемое несколькими мужскими баритонами по-русски. Мент за рулем сделал погромче. Джейк смотрел на Драгана, выжидая нужный момент.
- Брэд умер, - первым сказал Павлович по-английски быстро и тихо, чтобы сидящие спереди не услышали.
Эрапт снова спрятал голову, обхватив ее руками и упершись в переднее сидение. Из глаз произвольно текли слезы. Локти стали мелко труситься. Его тошнило.
«Гэриса чуть не порвали собаки, Бриджит погиб. Чего ждать мне?» - резануло в его висках.
Глава X
Третьи сутки на российской территории не рассматривались даже пессимистами. Когда вслед за ночью минул и еще один знойный день ожидания троих товарищей, говорить об истории уже никто не мог. Раз за разом моряки припадали губами к своим флягам в надежде, что на дне осело еще хотя бы несколько капель. Короткие разговоры в несколько фраз начинались и почти сразу же угасали. В основном это были какие-то совершенно пустые робкие слова, произносимые с неясной целью. Наверное, чтобы просто чем-то заполнить угнетающую тишину:
- Сова. Прямо над нами вон.
- По мне какая-то зараза ползает!
Странно, но глупость подобных реплик доходила до матросов ровно через секунду после того, как все было уже сказано. «Что придется делать в ближайшее время?» - в разных интерпретациях и даже на разных языках, эта мысль вертелась у каждого в голове. И хотя Филдер вроде говорил что-то в течение дня, что место надо покидать, мало кто мог поверить в то, что капитан готов забыть о Бриджите, Эрапте и Павловиче. Хотя выбор в данной ситуации был и впрямь непростой.
«Это серьезно? Это по-настоящему? Я – солдат?» - спрашивали себя и главный старшина Эштон Тич, и недавно рассказывавший про своего деда Фенерсен, и недотепа Бенкс и даже совсем незаметный Джо Амбрейдж. Но услышать от самих себя желаемый ответ удавалось не всем.
Ободряющее, время от времени неизбежно всплывающее из глубин головы, как пузырь «Со мной произошло такое, чего не было еще ни с кем! Я же в самой России! Как партизан, как диверсант, как... Если я выберусь отсюда, я буду героем!» беззвучно и быстро лопалось об уродливый шипастый факт, что единственная победа, которую им пока удалось одержать в ходе этой невероятной истории – это победа не над отрядом каменных духом японцев, появлявшихся среди джунглей ниоткуда, и даже не над конговцами. «Солдаты» победили, безоружного парня, у которого против них не было ни малейшего шанса. Они убили любопытного пятнадцатилетнего ребенка, чья тонкая белая майка, была прошита, как листок бумаги, какими-то четырьмя граммами свинца, которые едва можно ощутить на ладони, но летящими со скоростью самолета. А за майкой и кожа, и мышцы и легкие. И само тонкое облако его жизни развеялось через несколько минут после того, как через него пронеслись эти три крошечных самолета.
«Ну... тогда, наверное, стойкость. Стойкость с которой мы здесь находимся. Это можно включить нам в заслугу в независимости от того, как мы тут оказались» - срабатывала в ответ самооценка Фенерсена. Ему вдруг вспомнилась газетная статья, которую он прочитал года 3 назад, когда дед еще был жив. В ней писалось про двух японцев: лейтенанта и ефрейтора, обнаруженных где-то в филиппинских лесах прямо тогда, в 2005-м. Ефрейтор был старше деда на год, лейтенант – на все пять. И хотя именно про этих двоих дедушек было рассказано очень мало, вроде бы, даже их встреча с властями почему-то сорвалась, в качестве примера были представлены истории тех солдат императора, что были пойманы раньше.
Пара громких историй была в семидесятых. Тогда сдался знаменитый Хироо Онода, который потом открыл «Школу природы», где восьмидесятых и девяностых учил японских детей выживанию в лесу. Вывод о том, как те ефрейтор и лейтенант провели последние 60 лет, легко можно было сделать, исходя из судьбы Хироо. Как ни крути, а все такие истории были похожи одна на другую. Наверняка они не верили регулярно сбрасываемым листовкам об окончании Второй мировой войны, а некоторые, что имели доступ даже к радиоэфиру, считали грязной американской пропагандой и сообщения о начале экспорта в Америку автомобилей Toyota, и репортажи с Олимпийских игр в Токио в 1964. Наверняка они хранили, как зеницу ока, свои примитивные винтовки Арисака образца 1905 года, смазывая ее на протяжении долгих лет животным жиром и экономя каждый патрон. Наверняка они знают о своих товарищах, живущих в джунглях по сей день, но не видят смысла искать их, потому что те все равно не поверят в поражение Императора, который, согласно их боевому кличу «Банзай» должен жить 10 000 лет.
Вот только какая разница жителям какой-нибудь маленькой отдаленной филиппинской деревни, кто течение целых десятилетий регулярно угонял скот, грабил убогие местные лавочки и, не моргнув глазом, убивал мирных жителей, направлявшихся домой по безлюдной лесной дороге с мешком или корзиной чего-то, что нужно ему? Какая разница, зачем ему нужна рыба: просто чтобы влачить свое существование или же чтобы подкрепить силы и продолжить несение караула во имя победы Японии, если рыбак в обоих случаях лежит на берегу, оставляя в каждой новой набежавшей волне все те же красные разводы? И уж тем более им будет все равно, тщательно он чистил свою раритетную винтовку или же нет. Эти двое восьмидесятилетних самураев, должно быть, за шестьдесят лет пожертвовали несколькими сотнями невинных жизней ради своего бессмысленного подвига. Если Филдер сумеет представить начальству случившееся в правильном свете, героическими станут и эти дни, проведенные возле вонючей свалки. Рассказанная нужными словами, это история может впечатлить и какую-нибудь, даже не самую плохую девушку. Только… Фенерсен уже вспомнил другое, на этот раз сцену из одного фильма, где не самый положительный сын едко, но остроумно ответил упомянувшему свои былые призовые места по прыжкам в воду отцу: «Это не спорт, ты просто падаешь в воду» . Брендан смеялся над этим эпизодом, и это воспоминание нарисовало на его лице идиотскую улыбку. Потому что он был согласен с тем туповатым сынком. Все верно. Это не война. Мы просто убили человека и теперь прячемся на свалке.
Его мысли прервал звук приближающегося по грунтовой дороге автомобиля, чем-то гухающего и звенящего. Вся команда уткнулась в землю, стараясь поскорее спрятаться за ветками кустов или присыпаться травой. За те два дня и две ночи, что им пришлось провести здесь, по дороге вдоль свалки проехали три машины. Кроме серой угловатой легковушки ментов, это были укороченный русских джип и совсем уж старый бледно-желтый Mercedes.
Первым отреагировал Филдер. Даже уставившись носом в сухую землю, по одной вибрации коммандер вдруг понял, что у машины есть какой-то прицеп. Не приподнимая тела, он выгнул шею вверх, до боли в позвонках и увидел на нем старую, но все же достаточно большую моторную лодку. Синий Volkswagen-универсал, с громыханием волочил ее по разбитой грунтовке. Из открытого окна даже были слышны недовольные голоса. Тяжелая и неизбежная мысль, как черная корабельная крыса, проскочила у него в голове.
- Вставайте! Этих мы берем! – не очень громко, но слышимо для всех скомандовал капитан. Одним скачком он допрыгнул до кустов и стал яростно ворошить кители, с завернутыми в них винтовками. Поняв, что сейчас будет, моряки, кривясь и морщась, поползли за своими M-16. Еще через несколько секунд их капитан рванул вверх, на дорогу. Забравшись на совсем не высокий, но крутой обрыв, Филдер погнался за автомобилем. До выезда на асфальт оставалось каких-то 130-150 метров, но скорость машины вполне позволяла догнать ее, прямо на бегу засунуть в окно ствол и… Но эту мысль пришлось отбросить. Выстрелы, конечно, услышат, да и пулевые отверстия в дверях с большой вероятностью привлекут ненужное внимание. Вот уже и прицеп, вот сцепка… Смотреть в зеркало заднего вида, проезжая по узкой грунтовке водитель, вероятно, нужным не считал, иначе бы он увидел грязного сорокапятилетнего мужика, несущегося за ним с американской винтовкой в руках. Выбежав метра на два за капот, Филдер развернулся, и, взяв оружие наперевес, остановился прямо на пути Volkswagen`a. Старенький Golf испуганно глянул на него своими слегка наивными овальными фарами и остановился. Слева из кустов вылез еще один грязный мужик, но значительно моложе. Это был Эштон Тич. Резко дернув ручку, он открыл дверь машины и взял за грудки сидящего на пассажирском месте парня. «Эмка» в руках неизвестного заставила его оставить мысли о сопротивлении. Старшина показал ему на кусты и подтолкнул стволом в спину. Сзади раздались всхлипы. Теперь винтовка Тича смотрел туда... Следующим на очереди был водитель. Его вытащил Филдер. Приподняв руки, худой и высокий русский парень, что-то приговаривая, обошел капот и скрылся вслед за товарищем. В машине осталась одна лишь девушка. Она сидела за водительским местом, закрыв свое правильное овальное личико худенькими ладонями, и изо всех сил старалась не заплакать.
- Get out! – спокойно, но твердо сказал ей капитан.
Она удивленно подняла на него свои большие и уже мокрые серые глаза.
- Fuck out of the car! – произнес Филдер погромче.
- Почему вы говорите по-английски? – неожиданно для самой себя вдруг спросила она, но мужик с винтовкой уже открыл дверь и потянулся к ее рыжевато-русым волосам.
- Не надо, я сама! – пролепетала она со слезами в голосе.
Девушка послушно поставила на землю сначала одну ногу, затем другую и осторожно приподнялась. Ее плечо больно сдавила тяжелая рука Филдера. Раздвигая ручками колючие ветки, она спустилась в посадку. Там парней держал на мушке Дефелья.
- Sir, do you think we could speak English when they hear? – спросил Тич.
- No matter, petty officer. Nothing yet matters for them. – холодно сказал Филдер.
Русских отвели к остальным и взяли в кольцо. Встать в этот круг пришлось всем, кроме медика Гэриса, который так и оставался лежать в тени, укрывшись кителем Бриджита. Брэд отдал ему его, когда уходил ночью. Не потому, что они с Брэдом были большими друзьями: о чем-либо, не касающемся службы, они могли поговорить раз в месяц. Просто их звания различались всего на одну ступеньку. С самого утра у Билла не получалось нормально заснуть. Сначала мешала страшная ломота в спине, потом – жара, вонь, шум машин, разговоры. Сейчас ему стало еще хуже. Хотя боль в теле поутихла, губы и лоб стали горячеть. Какая у него сейчас была температура? Можно было только угадывать дробное число от 38 до 41. Точнее ощущения подсказать не могли. Измученным взглядом он смотрел на происходящее. Филдер, Тич и Дефелья стояли к нему спиной, но даже так было видно, что только их автоматы и смотрели на пойманную русскую компанию. Как-то неуверенно переминался с ноги на ногу механик Клини. Амбрейдж, Фенерсен и Бенкс вели себя совсем по-другому. Билл видел их глаза, которые бегали, как будто в поисках неотложного решения, и руки с винтовками, слабо телепающиеся у пояса. Всем троим явно не нравились мысли капитана, но решимости показать это хотя бы на толику более явно и опустить ствол в землю у них не было. Не было, даже у Фенерсена, который так славно рассказывал, что его отец отказался ехать в Панаму, потому что там было «не все чисто».
Гэрис зачем-то вспомнил о Драгане. С горечью и разочарованием в себе и остальных он понял, что предпринять какое-то реально действие здесь мог бы только этот безобидный, смазливый, но все-таки в чем-то твердый и несгибаемый russkie. И даже если бы он сейчас не прошил бы Филдера короткой очередью и не бросился бы на него врукопашную... Биллу было интересно, что бы сейчас сделал Дрэг.
- On the knees! – не слишком решительно скомандовал капитан. Не то, что это было ему слишком нужно, просто он не знал, что делать, если не это.
Двое парней и девушка дрогнули, но остались стоять, как стояли.
- Down! Get down! – рыкнул Филдер и сделал жест, которым собак обычно заставляют сесть. Поддернув шорты вверх, чтобы конец штанины не натирал, парни опустились на землю. Один из них аккуратно взял девушку за руку, помогая ей сделать то же самое. Но даже когда она встала на колени, рук они не расцепили.
Лица у всех американцев, составляющих круг, были напряженно-каменные. Мысленно просчитав последствия всех возможных сейчас шагов, каждый решил оставаться в бездействии. Но это было скорее бездействие-протест, чем молчаливое согласие. «Если я не могу спасти их, я сделаю все, чтобы моя вина в их смерти была наименьшей». Так думали и младшие матросы Бенкс и Амбрейдж, и, к своему стыду, старшина третьего класса Фенерсен.
Но знал ли сам Филдер, что точно нужно делать? На его парадном кителе была медаль с синей натовской ленточкой и надписью «Бывшая Югославия» за участие в боевой операции в Адриатическом море. Тогда, девять лет назад, он был еще не капитаном, а просто нес службу на одном из эсминцев типа «Arleigh Burke» в звании энсина. И хотя ракеты «Томагавк» с того корабля летели на сербские города, лично убивать людей Джеймсу Филдеру не приходилось. Но младший матрос Драган Павлович об этом факте из биографии капитана Lawrence` конечно же, не знал.
- I won`t! I won`t do anything! – раздался вдруг голос медика Гэриса.
Капитан повернул к нему свое лицо, изуродованное гневом и нестерпимой сосредоточенностью, но, ничего не сказав, отвел взгляд. Этими словами уорэнт подкинул ему верную мысль. Снова извлекать пули натовского калибра, да еще и из трех тел сейчас будет невозможно. Поэтому... Филдер совершенно не представлял, как делается то, что он сейчас задумал. Левой рукой он стал ощупывать свою шею и места вокруг нее. Он надавил большим пальцем на впадину под кадыком, попробовал на ощупь ямки ключиц, виски и затылок, выискивая место, где мягче.
- Teach, give me a bayonet – спокойно и тихо произнес лейтенант-коммандер.
Убирая узкое лезвие в карман, он сделал два решительных шага к водителю и потащил его куда-то в сторону.
Глава XI
Двое мужчин шли по выстланному грязным линолеумом коридору. Остановившись возле двери, один из них, лысенький, низкий и абсолютно круглоголовый вставил маленький ключ в скважину и резко крутнул его пару раз.
- Рассказывай, Артемов, что там у тебя с сатанистами? – произнес он, входя в кабинет.
- Один совсем молчит, товарищ подполковник, другой ерунду какую-то порет. Личности до сих пор не установлены. Мы запрос посылали в Тюмень. Оттуда ответили, что таких нет. Значит, имена выдумали просто.
- В Тюмень?!
- Да… один из них, тот, что по-русски говорит, сказал, что они из Тюмени. И что болгары.
- Какие к черту болгары в Тюмени, что ты несешь?
- Мы все равно проверили. Он сказал, что их зовут Георгий Борисов и Андрей Младенов.
- Не блещут умом, раз думают, что мы в такую херню поверим. Но это к лучшему. Давай их ко мне, я у них сейчас все про их... Болгарию узнаю!
Лейтенант спустился на первый этаж и подошел к крашеной решетке обезьянника. Погремев ключами, он открыл дверь.
- Иди сюда! – сказал он, смотря на Драгана. Когда серб подошел, он защелкнул на его запястьях наручники. – Сааань!
К обезьяннику подошел дежурный. Он снял с пояса свою пару и протянул лейтенанту.
- Теперь ты! – милиционер показал рукой на Джейка. Проделав ту же нехитрую процедуру, Артемов повел обоих в кабинет круглоголового подполковника.
Все трое вошли. Моряки огляделись по сторонам, рассматривая новое место. Комната была совсем небольшой. Всю боковую стенку закрывал светло-коричневый шкаф с глухими дверцами. На одной из них висел большой календарь, с фотографией тянущейся далеко в море косы, сделанной с высоты птичьего полета, и надписью на русском. У зарешеченного окна напротив стоял потертый письменный стол, заваленный кучей бумаг и черным квадратным монитором. Голую стену слева украшал портрет президента в дешевой рамке.
Лейтенант поставил Драгану и Джейку два скрипящих стула и вышел. Они оба сели напротив лысого милиционера.
- Значит, болгары, да? – спросил подполковник, рассматривая какие-то бумажки на столе.
- Болгары! – решительно ответил Павлович.
- И по-русски нормально не говорите?
- Не... нехорошо.
Круглоголовый человек в форме уставился в глаза Драгану.
- Думаешь, если документов нет, не сможем узнать, кто вы такие?
- Я – Георгий Борисов, он – Андрей Младенов.
Подполковник ударил ладонью по столу.
- Ты это корешу своему расскажи. Чего он, кстати, такой неразговорчивый, а? Слышь!?
Джейк только отрицательно покачал головой.
- Что вы измените своими сказками? Затянете ход дела на неделю? На вас угон и убийство. И то, и другое – группой лиц. Убийство – с особой жестокостью! Чего еще? Юли-не юли, а пятнашка будет в лучшем случае. Я сейчас выйду. Нужно мне. А вы пока сидите и думайте. Сами расскажете – будет вам же лучше!
Низенький круглоголовый человек направился к выходу.
- Красильский! Постой здесь пока, пригляди за этими... – подозвал он идущего по этажу сержанта.
Красильский подошел к двери и бросил небрежный взгляд на американцев. Увидев на руках обоих наручники, он недовольно фыркнул, облокотился на стену и стал тыкать по клавишам своего телефона, набирая сообщение в «аське». Гуляющий в узких стенах сквозняк громко захлопнул дверь, но сержант не обратил на это никакого внимания.
Джейк и Драган остались одни. Выждав для безопасности ровно пять секунд, Эрапт подорвался со стула и уселся за перед компьютером.
- Ты чего опять делаешь? – нервно зашипел на него Павлович.
- Слушай, не идет ли кто. Может, успеем. Этот коп надолго вышел?
- Не сказал...
Наручники серьезно усложняли задачу. Положив обе руки на мышку, Джейк стал искать значок браузера. Увидев знакомую букву «e», он щелкнул по ней два раза и перетащил курсор на адресную строку. С клавиатурой дело обстояло лучше. Два звена цепи между браслетами позволяли расположить руки почти так же, как и всегда. Эрапт застучал по знакомым клавишам, но вместо «mail.google.com» у него получился непонятный набор русских букв. По лицу друга серб понял, что не так.
- Раскладку надо переключить. Alt-Shift или Ctrl-Shift.
- Cразу бы сказал!
После пяти нервных ударов по кнопкам, язык все же переключился. Зато на свой ящик у Джейка получилось зайти с первого раза. Обе руки опять легли на мышку. Радуясь своей сообразительности, американец выбирал кнопки, ориентируясь только по привычному дизайну - все названия были на русском. Наизусть он точно знал всего один адрес. Адрес Стэна: underbedmonster85@gmail.com .
Спотыкаясь пальцами по клавишам, он стал набирать: «Che I am inrussia. we had a shipwreck. I and one more guy had splited up with crew… »
- Что написано на календаре? Это название этого места? Можешь прочесть? – спросил Джейк, тыкая пальцем на дверцу шкафа.
- Похоже на название. «Должанска…». Последняя буква не знаю, как читается!
«… and were arrested. police station in Doljanska (not sur abot name). Find the contact of navy heads and message them. Do it!!! love you CHE!!!!!!»
Джейк нажал туда, куда и всегда. Браузер замер. Внизу экрана издевательски медленно прибавлялись зеленые палочки, показывающие загрузку страницы. Сердце Джейка колотилось. Конечно же, он не скопировал сообщение на случай чего. Не скопировал!
Еще секунда. Две. На экране появилась страница, судя по всему подтверждающая благополучную отправку.
- Да, бро, да! – почти не веря своему счастью, воскликнул Джейк. Одним взмахом скованных наручниками рук он закрыл браузер и переметнулся на свой стул. Ножки предательски скрипнули. Прошло еще секунд пять, после чего дверь резко отворилась, и в кабинет с важным видом зашел сержант. На лестнице слышались шаги.
- Молодец, Красильский, можешь идти, – похвалил молодого милиционера круглоголовый человечек. Он прошел к своему месту.
- Ну что, перцы болгарские, будете нормально говорить или как?
Но оба моряка молчали, разглядывая темно-коричневую лакированную поверхность стола.
Глава XII
Билл Гэрис сидел в центре скамейки, между Фенерсеном и Клини. Так ему посоветовал Брендан – чтобы меньше укачивало. Лодка явно была слегка переделана с целью увеличения вместимости, но восьмерым мужчинам в ней все равно было очень тесно. Ко всему прочему в ногах лежали плотно замотанные в несколько кителей автоматы, общий вес которых был килограммов сорок.
Людей на пляже было достаточно почти на всем протяжении маршрута, поэтому латиноамериканец Дефелья, который был за рулем, получил приказ держать расстояние метров в двести. Где-то через пятнадцать минут лодка пролетела мимо длинной песчаной косы и вильнула в промежуток между берегом и вытянутым островком чуть поодаль. Компасом Филдер скорректировал курс – точно на Север.
Ветер, полный соленых брызг, дул в лицо плотной струей, создавая ощущение, что тебя пытаются задушить мокрой подушкой. С каждым взлетом и падением перегруженной махины на встречных волнах, внутри у моряков все сжималось, однако именно сейчас впервые за два дня они могли почувствовать облегчение. Все, кроме старшины Брендана Фенерсена и уорэнта Билла Гэриса. Они оба не знали, где сейчас находится этот совсем молодой и горячий пацан по имени Джейк с острым подбородком, широкими скулами и взглядом, который с беззаботно-веселого мог резко меняться на грозный и пронизывающий. Они не могли поделиться с ним своими переживаниями, а если и могли бы, то вряд ли стали, но сейчас их придавила та же самая бетонная плита, невыносимый вес которой Эрапт ощутил, услышав ту пробирающую до дрожи песню в милицейской машине.
Берег окончательно исчез из виду. Неистовый рев японского двигателя заглушал все вокруг... но только не любопытство простаковатого матроса Бенкса. Все, кто знал этого парня, давно убедились: Рэндалл может спросить любую глупость, пришедшую ему на ум, при этом не обращая ни малейшего внимания на происходящее. Попытаться найти ответ на очередной неожиданно возникший в голове вопрос самому, было не в его правилах. «Не бойтесь спрашивать, если чего-то не понимаете» - твердила полная и коротко стриженая учительница на уроках в начальной школе, и ее слова почему-то остались с Рэнди навсегда.
- Сэр, а что будет, если мы встретим русский патруль? – стараясь быть услышанным, прокричал он, склонившись в сторону капитана.
Получить раздраженный отклик на свои слова на этот раз ему было не суждено. Опираясь на ослабшие руки, медик Гэрис, достигший своего предела в сдерживании рвотных позывов, высунулся за борт, чтобы избавиться от мучений. Он напрягался как мог, но на скорости 40 км/ч, когда тысячи брызг залетают в глаза, рот и нос, все было не так легко. Неожиданный скачок лодки моторной лодки на высокой волне оказался совсем некстати. Не удержавшись, Билл рухнул вниз и со всего маху ударился солнечным сплетением о металлический борт. Переломившись через него, несчастный медик уже почти окунулся лицом в холодную воду и громко, беспомощно застонал от боли. Сидящие рядом Брендан и Джим, затащили его назад.
Фенерсен задумался. Ему самому стало интересно, что бы ответил лейтенант-коммандер, если бы не Гэрис не начал вываливаться. Пришлось бы разматывать сверток, что лежит в ногах? А если нет, то тогда что? Наслушавшись рассказов деда, особенно в последние годы его жизни, Брендан получил подсознательную установку уважать командиров. А может, так получилось только потому, что все, о чем говорил его дед, ветеран сражения за Иводзиму, было пропущено через фильтр длинной в 60 лет и очищено от всех дурных эмоций? Ведь именно таково свойство человеческой памяти. И все-таки одну из тех историй он забыть никак не мог.
Конечно, за четыре года у него из головы уже вылетело название места, где это произошло, тем более, что оно было совсем уже непроизносимо японским. Но Брендан как будто сейчас видел перед глазами жестикулирующего деда.
- Он рухнул на меня, и я сразу же проснулся, – дед поднял руки к лицу – такой мелкий, худой до ужаса. Рот какой-то обезьяний, губы знаешь, вперед такие выпирающие и большие... Голова лысая и намазанная чем-то, для маскировки. Я его с себя скидываю и вижу нож в руке зажатый, все лезвие в крови! Так в руке и остался. Ну я вскочил, головой кручу... А командир нашего взвода на своей кровати тоже сидит и рука еще у него вот так с Кольтом вытянута. Прямо вот в мою сторону. А я и выстрела не слышал даже. Этот уродец, оказывается, дырку прорезал в брезенте и через нее залез. Рядом с нашей палатка была – там никого не осталось! У всех одинаковая дырка черная в ухе. А у нас, слава Богу, все целы. Если один или два японца так ночью в лагерь пробирались – могли и больше повырезать. Хоть всю роту! Бесшумно так, даже караульные ничего не подозревали. Нож спящему в ухо – и все тут! Я ему, командиру этому, последний раз два года назад звонил, с юбилеем поздравлял. 80 лет ему было... А мог бы и я так быть... С дыркой.
В такие моменты в голосе у деда появлялись слезы.
Фенерсен посмотрел на своего командира. Когда Брендан увидел его первый раз, он показался ему сильным и опытным мужиком, отслужившим на флоте уже... навскидку было трудно даже прикинуть сколько. Сейчас его рожа казалось молодому старшине мерзкой. И даже заросший щетиной рот вдруг стал именно таким, как описывал дед. Как у свирепого, сильного, но совершенного тупого и безжалостного вожака стаи горилл. Может, он и был бы готов защитить своего подчиненного, любого из них, но даже это было скорее животным инстинктом, чем заботой о ближнем.
Горизонт чернел. Судя по времени, лодка с восемью американцами уже пересекла границу, но сторожевых кораблей по пути так и не встретилось.
Глава XIII
Пасмурное летнее утро было каким-то тревожным. Началось все, как водится, с мелочей. Готовя яичницу, разведенный подполковник Кучин в очередной раз сжег низ и стал давиться неприятно пахнущим завтраком под звук какого-то утреннего бреда по телевизору.
Следующее, что ему приходилось делать каждое утро – это принимать решение о том, пройдет он пять кварталов по поселку пешком или же потребуется выгонять машину. Открывать, а потом закрывать ворота было лень, да и свежий воздух должен был поспособствовать скорейшему избавлению от мерзкого вкуса во рту. Взяв в руки недорогой, но, как он искренне верил, кожаный портфель, начальник местного отделения милиции пошел по улице. Под ботинками шуршали дробленые ракушки. Ими было засыпано все вокруг.
Минув череду магазинов и уличных прилавков с овощами, Кучин подошел к своему месту работы. На служебной парковке стоял незнакомый ему широкомордый кроссовер Mazda. Он почему-то сразу внимание подполковника. «Не дай Бог, начальство!» - подумал он про себя, но тут же успокоился мыслью, что без двадцати девять утра его начальству вряд ли есть до него дело. Взойдя на крыльцо, он бросил на машину еще один взгляд. Желто-голубые номера. Это было уже совсем странно.
- Доброе утро, товарищ подполковник! – встретил Кучина услужливый сержант, - Знаете, к вам приехали. Вот этот мужчина вас восьми с часов ждет. Срочное дело... – сержант замялся. Говорить о человеке в третьем лице, когда он слышит, для него было неловко. Тем более, что это не какой-нибудь потерпевший, а...
- Степаненко, Иван Николаевич – протянул руку Кучину подскочивший с лавочки человек в странноватой форме, - Мы можем поговорить наедине?
Слегка опешив от неожиданности, низкорослый и круглоголовый Кучин поднял подбородок, пытаясь разглядеть погоны незнакомца, но так и не смог ничего увидеть.
Нервно поковырявшись ключом в двери, начальник отделения завел раннего гостя в свой кабинет. Степаненко сел напротив и тайна с его званием раскрылась: на каждом плече было по три больших звездочки. Поняв замешательство Кучина, гость быстро перешел на фамильярный тон.
- Я к тебе, подполковник, с Украины приехал. Сам служу, в ВМС нашем. Дело горькое. Корабль наш в Мариуполе стоял... три супчика ночью дневального убили и в дезертиры подались. Куда драпанули – неизвестно, но возможно, что и к вам. По воде близко, а в порту как раз катер угнали. Оно-то конечно, маловероятно, но начальник штаба наш сказал землю рыть. Дневальный его сын был... сам все понимаешь.
Глаза Кучина слегка забегали от удивления и необходимости что-то ответить. Украинские дезертиры? Здесь? Ей-Богу, такого нарочно не придумаешь. Но Степаненко избавил его от мучений.
- Не видел этих? – спросил он и пододвинул к Кучину три папки. Тот наугад раскрыл одну. «Особиста справа» - гласила надпись сверху. Что это значит, полковник раздумывать не стал и просто перевел взгляд на фото под ней. Со страницы документа на него смотрел тот самый молчаливый парень, которого он вчера пытался допрашивать. «Ім'я – Андрiй; Прізвище – Довбенко». Занервничав, Кучин потянулся за другой. В ней была фотография здоровяка с квадратным лицом по имени Микола Криницький. Нет, этого он не видел. Может быть, этот как раз тот третий, что разбился за рулем? Третьим было личное дело Драгана, или, как его назвали здесь, Павла Нагiрного.
Подполковник поднял глаза. Ему было безумно интересно, о чем же попросит этот украинец, примчавшийся на машине в такую рань, только чтобы увидеть его. Варианты один за другим сменялись в его голове.
- Узнал кого-то? – глядя прямо в глаза, спросил Степаненко.
Ничего выдумывать Кучин не стал. Услышав историю про перевернутый РАФик, убитого парня и сатанинские символы на стене, его гость картинно запричитал, как старушка у подъезда. На смерть Бриджита он отреагировал тяжелым вздохом.
- Сколько им дадут, как думаешь?
- Кто же это знает точно...
- А сколько ты бы дал, подполковник? У самого дети есть? Тем более поиздевались над парнем, говоришь... Рисовали что-то...
Кучин смущенно промолчал.
- Ты пойми меня правильно, товарищ. Начальник наш землю роет. Он сделает все, лишь бы только сволочей этих засадить. На 25 лет засадит! Он найдет способ. Но это там... А у вас что?!
Недоуменно покачав головой, круглоголовый подполковник, наконец, вставил тихий вопрос:
- И чего вы хотите?
- Пойми, товарищ... – продолжил Степаненко, - Командир просил, очень просил. Чтобы если эти ублюдки куда-то убежали, мы их нашли и назад за шкирку притащили. Разве это не справедливо? Получат что заслуживают. А от тебя-то требуется совсем не много...
На стол легла полуторасантиментровая пачка оранжевых бумажек. Степаненко поднял взгляд на Кучина.
- Две твои годовые зарплаты – тихо сказал украинец, - неужели, этого мало? Отдай этих соплезвонов мне. Я на машине приехал, через границу нас пропустят, а там за них не переживай. Мало им точно не покажется.
Через двадцать минут Джейка и Драгана запихнули в кроссовер. Незнакомый для них человек в форме выехал из поселка и помчался по трассе, с обеих сторон зажатой подсолнуховыми полями.
- Слушайте, с вами говорить будут, - как бы между прочим сказал он и нажал несколько кнопок на телефоне. В машине раздались громкие гудки.
- Как у вас дела, Иван? – с сильным акцентом произнес кто-то.
- Они у меня. Едем. Говорите, мистер Чимни, - ответил сидящий за рулем.
- ООО! – голос в трубке явно приободрился, - Ну что же, привет, парни! – прозвучала вдруг английская речь.
Джейк и Драган вздрогнули, ни успев ни обрадоваться, ни испугаться.
- Я Фрэнк Чимни, из посольства. Меня сейчас слышит Джейк... Джейк Эрапт?
- Да, сэр, - слабо отозвался измученный матрос.
- Сынок, ты можешь быть по гроб жизни благодарен своему другу. Стэн позвонил куда надо и очень быстро. Из-за него вы сегодня сядете в самолет и полетите домой. Все остальные уже в Мариуполе, добрались на лодке через залив. Выкрутились, что сказать. Один ваш приятель, Гэрис, болен, с ним врачи возятся, но через пять часов все увидитесь. У вас-то там все хорошо?
- Нет. Бриджит разбился на машине, когда за нами копы гнались, - вступил в разговор Драган.
- Насмерть? Что же, флага на его гробе не будет. Но страна его не забудет. Все, держитесь, через пять часов будете на Украине. Насчет границы не беспокойтесь, документы на вас сделаны. Они у мистера Степаненко. Иван Степаненко – кэптен украинского флота.
Все, спасибо, Иван, ребята все знают. Добирайтесь побыстрее! – мистер Чимни вновь перешел на русский, - Удачи вам!
- Как они нас отпустили? Почему? – крикнул в последнюю секунду Павлович, но Степаненко уже нажал на кнопку, и в машине вновь стало тихо.
- Спасибо тебе, Че! – еле слышно произнес Джейк, - и тебе, Дрэг, - добавил он, взглянув на Драгана, - Спасибо, что ты есть, бро. Спасибо, что ты russkie!
Драган посмотрел на его острое лицо с хитроватой улыбкой, но улыбнуться в ответ так и смог. Его взгляд будто замер, прикованный к чему-то необычайному. По левой обочине прямо перед машиной бежала гнедая лошадь с гладкой и блестящей шерстью.
Глава XIV
- Мой мальчик, наконец-то ты пришел! Мы все так тебя заждались! Родители уже давно здесь, а сын все на работе... Ну а как же, у него же клятва Гиппократа, не просто так! – пожилой мужчина с мягкой седой щетиной и мокрыми зелеными глазами обнял Билла и похлопал его по спине.
- С днем рождения тебя, дядя Джордж! – слегка смущенно ответил Гэрис, - Здоровья тебе, сил и бодрости! Хотя ты сам молодцом держишься… пусть будет еще лучше!
- Свои силы мы уже потихоньку оставляем, - грустно ответил Джордж. Но что-то еще есть, ты прав. Старая гвардия еще покажет... – сказал он и рассмеялся. - Садись за стол уже! Порадуй старика чем-нибудь! Как на работе новой? Нравится? Не жалеешь хоть, что из армии ушел? Хотя чего жалеть, отдыхать надо от этого дела, о семье думать... Сколько ты уже в этой клинике?
- Пятый месяц. Как Дядя Сэм меня отпустил, так я туда и пошел. Да, пока все нравится. Работы много, но и не сказал бы, что особо устаю.
- Рад за тебя, мой мальчик. Представить не можешь, как я переживал, когда узнал, что ты с какой-то болезнью оттуда вернулся. Столько уж всякой дряни мое поколение из Вьетнама привозило, да такой еще, что некоторые потом не вылечивались. Как тут мне за моего Билли не волноваться?! Смотрю сейчас на тебя, а у тебя в глазах то же самое, что у нас тогда...
- Дядя, ну не преувеличивай...
- Это ты не спорь, Билл, я же это чувствую. Тебе сюда любого посади, кто хоть чуть пороха нюхал – он тебе это скажет! Ты что-то видел... я знаю. В глазах отражение до сих пор осталось.
Гэрис опустил взгляд в тарелку и стал разглядывать кусок запеченной индейки. Аппетитная грудинка была покрыта слегка зарумяненной кожицей. Взяв вилку, он осторожно снял ее и положил на край тарелки.
- Нет, родители, ваш сын все тот же, - раздался с другого конца стола веселый голос дяди. Смотри, Стив, он же всегда так делал!
На куске белого мяса был узкий след от ножа, которым его прокалывали. Гэриса как будто обожгло изнутри. В его широких плечах появилась неясная дрожь, но он пересилил себя и, взяв в другую руку нож, стал нарезать индейку тонкими ломтиками. Дойдя на места с проколом, он на долю секунды остановился. Не слишком острое лезвие слегка надавило на мясо, и из щели вытекло немного розоватого сока. Дорезав до конца, Билл увидел в глубине потемневшую пулю. Глотка сжалась сама собой. Гэрис потрогал пулю зубчиками вилки и неожиданно для себя превратил ее в зеленоватое месиво. Бросив приборы, он вновь посмотрел на Джорджа, затем на его жену.
- Кэтрин... что в курице? – спросил он, пытаясь подавить эмоции.
- Это индейка, Билл.
- Хорошо... Что это?! – Билл поднял на вилке остатки того, что только что было пулей.
Кэтрин привстала и поглядела на темноватые кусочки.
- Это чеснок, просто чеснок... А ты что подумал?
- Прости… ничего. Вернее... то самое, о чем только что говорил Джордж.
Дядя слегка насупился.
- Ты ни в чем не виноват, Билли. На тебе нет вины. Ты же просто медик!
- Там я им не был.
- А кем был? Что, черт возьми, было в этой Осетии?
- Ты только что говорил, что все понятно и так... Зачем спрашиваешь? – Билл уставился на дядю, не зная, на какую тему ему сейчас перескочить, - По телефону ты говорил, что хочешь что-то мне показать.
- Показать? Ааааа… - протянул дядя, - Вспомнил. Ты мне сначала скажи, ты сможешь меня 29-го в Вашингтон свозить? Нога у меня все-таки еще болит после перелома – не хочу за руль...
- К Уинстону? – Билл даже слегка улыбнулся.
- Ты помнишь, как я тебе это рассказывал? Сколько тебе было, когда я брал тебя с собой?
- Год 91-й... Тринадцать. Ну так показывай уже!
Дядя Джордж встал и отправился в свою комнату, откуда через минуту вернулся с газетой.
- Скарфи... Мой лейтенант... Сволочь. Жив еще, как видишь, – тихо сказал он, протягивая газету Биллу.
«Участники гуманитарных операций награждены» - гласил заголовок небольшой заметки. Сразу под этими буквами неизвестный Гэрису пожилой мужчина с погонами бригадного генерала пожимал руку Джеймсу Филдеру.
Глава XV
Автобус Белград-Крагуевац ехал по гладкому шоссе. Большой чемодан с этикеткой из аэропорта стоял в ногах Драгана. На его плече тихо дремала Матея, лишь изредка приподнимая красивую головку, чтобы выглянуть в грязное окно. После каждого такого взгляда на грязно-серые промзоны и захолустные села, она вновь аккуратно укладывалась, и Драган, убедившись, что ей удобно, проводил рукой по ее темно-рыжим волосам. Где-то вдалеке показался каменный купол храма. Драган подумал пару секунд и перекрестился, стараясь не нарушать сон своей девушки.
Три месяца назад, прямо в рождественские каникулы, Джейк и Драган отмечали в свое увольнение со службы. Чувство неизгладимой вины за те двое суток в России никак не могли покинуть Драгана, да и лучший армейский друг Джейк Эрапт, стоило ему вспомнить о того падающего в воду русского парня, вызывал у него какое-то отвращение. Но Драган согласился прийти не ради него – он не мог не поблагодарить незнакомого, но все-таки спасшего его от русской тюрьмы парня по имени Стен, которого Джейк взял с собой. Гулять было решено в обвешенном рождественскими украшенниями центре Нью-Йорка, куда Джейк и Стен прилетели на одну ночь. Бесцельно шляясь по облепленным мокрым снегом улицам крупнейшего города Америки, они зашли в какой-то бар с намеком на немецкий стиль, чтобы поесть каких-нибудь жареных колбасок и выпить пива. Матея сидела за соседним столом с подругой и ее парнем. Отрезая по кусочку как-то оказавшейся в меню пиццы, молодые люди беседовали на явно славянском языке, в определении которого Драган сомневался. Кроме сербского и русского он понимал хорватский, болгарский, но совсем не умел различать на слух польский и чешский. Однако что-то ему подсказывало, что это не то и не другое. «Словенцы!» - вдруг промелькнуло у него в голове, - «Скорее всего, словенцы». Взглянув на милую рыжеволосую девушку, которая к тому же была не в паре, он вдруг придумал, как привлечь ее внимание. Повернувшись к друзьям и, притворившись, что делает это для них, Драган запел какую-то военную песню про маршала Тито . После особенно воодушевленных слов «Друже Тито, ми те се кунемо! » Матея тихо рассмеялась.
«Живела Југославија » - сказал Драган, глядя прямо ей в глаза и улыбнулся.
Матея почему-то понимала его лучше, чем он ее. Даже будучи чистой словенкой и живя на самой границе с Австрией, она легко различала корни сербскохорватских слов, а вот Драгану в ее западной речи ничего знакомого почти не встречалось. Большую часть времени им приходилось говорить на набившем оскомину английском, но прибегать к нему оба считали чем-то постыдным. Хотя... выйдя из здания аэропорта в Белграде и услышав быструю и живую родную речь, он был вынужден смириться с мыслью, что даже она заставляет его мозг непривычно напрягаться.
Идея поездки в родной Крагуевац родилась как-то между делом. Матея, учившаяся в Нью-Йорке по какой-то там программе, собиралась домой на католическую Пасху, захватив с собой и своего нового парня. Драган решил, что неплохо было бы пройтись по городу, откуда он уехал шестилетним мальчиком, за руку с любимой девушкой, а уже расписание самолетов решило за обоих, что на денька три они останутся в Вене.
Автобус заехал на большую парковку автовокзала и остановился. Драган спрыгнул с подножки и протянул руку Матее.
- Сколько лет ты тут был? – спросила она по-словенски
- Восемнадцать. Целая жизнь, - ответил он
- Какое место ты помнишь? Пойдем туда!
- Управа. Шар. Мост через Лепеницу. Наш дом уже точно не узнаю, но адрес родители сказали.
- Что-что?
- Пойдем. Просто пойдем, - сказал Драган, категорически не желавший объяснять только что сказанное на английском. Там, в Нью-Йорке он еще мог это делать. Здесь – нет.
Шагая по улице родного города, Драган время от времени как будто выпадал из реальности, так, что ему потом приходилось заново вспоминать, где он сейчас находится. Такое с ним случалось, когда он оказывался в какой-то крайне необычной ситуации. Например, когда с ним происходило то, чего он долго ждал, представлял или, наоборот, боялся. Он возносился мыслями вверх в свой первый день в американской школе, после своего первого секса, в первую ночь в армии, во время той погони на угнанной русской машине и сейчас... Такие «отлучения» почему-то забирали и излишки радости, и излишки горя. «Я в Крагуевце. Дома. С Матеей. Это правда» - проскакивало у него в голове и он будто просыпался.
- Извините, как пройти к управе, - спросил он вдруг проходящую мимо пожилую женщину.
- До управы вам как раз и идти, никуда не сворачивая, - интеллигентным голосом ответила старушка.
- А шар же там рядом стоит?
- Какой шар, простите?
- Памятник... детям... которых немцы расстреляли.
- Ах, да-да. Только шаром у нас его никто никогда не называл.
- Я уехал отсюда в шесть лет – грустно ответил Драган. Женщина смущенно улыбнулась.
Они шли дальше, а прохожие с интересом разглядывали молодую пару с чемоданом, да еще и говорящую между собой на невнятной смеси трех языков.
- Ты чувствуешь себя своим? – вдруг спросила Матея, задев в душе Драгана что-то важное.
- Для этого нужно с кем-нибудь поговорить о жизни...
- С кем же?
- С кем-нибудь из местных.
Выйдя на площадь перед управой, Драган сделал глубокий вздох. Розоватое и решетчатое, будто соты, здание было точь-в-точь таким же, каким его помнил он. Чужеродным был лишь здоровенный торговый центр из синего стекла на другой стороне. Однако, после пары десятков щелчков фотоаппаратом молодые люди отправились и туда, в надежде найти какое-нибудь кафе.
- Ну что, может, поедем в отель? – ласково спросила Матея Драгана, доедающего кусок лепешки, которую подали к мясу.
- Отель? Да-да, надо. Не вечно же с чемоданом ходить.
Матея улыбнулась, хотя вряд ли в точности поняла смысл столь сложной грамматической конструкции.
***
- Откуда приехали, ребята? – спросил их усатый таксист, к которому они сели.
- Я с шести лет в Америке. Приехал, чтобы посмотреть как здесь что, - неуверенно ответил Драган, боясь нарваться на негативную реакцию.
- Вон оно как! – так же весело отозвался мужичок.
- Скажите, «Светлост» у вас еще выходит?
- Конечно, вот, читай, - ответил водитель и открыл бардачок. В нем лежала газета, в которой когда-то печатался Сребран Павлович, отец Драгана. На первой полосе было лицо какого-то местного чиновника, рассказывающего о своих грандиозных политических инициативах. Драган стал листать дальше. Несколько заметок по криминалу, аварии, строительство нового детского сада, реклама магазинов...
- Вы жили здесь всегда? – спросил Драган, пытаясь перевести разговор в желаемое русло.
- Ну, года с 83-го. А вообще я парень сельский – продолжал в бодром тоне рассказывать таксист. – Была тут работа тогда, а сейчас видишь, чем занимаюсь...
- А что делали в девяностые?
- По-разному... Завод же почти полностью разбомбили соотечественники твои новые.
- «Заставу» ?
- Да, а какой же еще?
- А с оружием...?
- Что с оружием?
- Воевать не пришлось?
- Не пришлось, – неожиданно изменился в голосе серб - Слава Богу, жил здесь, а не где-то в очагах. Нас просто бомбили. А мне надо было зарабатывать ради семьи.
Старая «Пежо» прижалась к тротуару возле гостиницы. Драган оставил таксисту лишних 200 динаров и громко хлопнул дверью. Матея поймала его взгляд.
- Ты поняла, о чем мы говорили? – спросил он серьезно.
- Ну... в общих чертах – сказала она, доставая телефон из сумочки. На заставке стоял Драган в американской флотской форме.
- Удали это! – раздраженно вскрикнул он.
- Почему?! Ты тут такой...
- Уклони… уклони je у пичку ... – бросил Драган, хоть и надеясь, что Матея не поймет последнего слова, которое он вообще-то обычно себе не позволял.
Матея сделала шаг назад и посмотрела на него так же испуганно, как когда-то смотрел тот самый русский парень...
Два дня в России
© Copyright: Кирилл Кривошеев, 2013
Свидетельство о публикации №213010801260
Свидетельство о публикации №213010801260
Рецензии