Глава 35

                Глава 35

         Саван самая ходовая одежда, которую можно получить от работающего в этом регионе смертоносного кутюрье под красивой вывеской «Европейские ценности». Страну рвали на части уже не первый год. Западные покровители умело стравливали местные кланы и под шумок проворачивали свои делишки. На хмурых людей с автоматами никто не обращал внимания. Даже внешний вид оборванцев не притягивал любопытные взгляды. Подумаешь, рубашки не первой и даже не третьей, свежести. Рваные джинсы вообще могли сойти за очередной писк моды, но в этих краях такими вещами заморачиваться было не принято, не до гламурных штучек. Грязные руки, неопрятные бороды и давно не мытые волосы – не повод для брезгливого паникерства, в лагере беженцев большинство забыли, когда последний раз принимали душ. Воды едва хватало на самые насущные нужды.
 
         До города наши страдальцы не добрались: на пути оказался палаточный лагерь, организованный миссионерами международной организации. Журналисты двигались молча, изучая обстановку вокруг, иногда перебрасывались парой фраз на русском языке, комментируя ситуацию. Они договорились не разговаривать на английском, опасаясь, что их могут принять за европейцев. Автоматные рожки были полные, слава Богу, воспользоваться оружием не пришлось. Старались по внешним признакам определить, где находится штабная палатка. Даже вечно голодные маленькие попрошайки не приставали, вид оружия этих детей не пугал, им с первого взгляда было понятно, что у двух оборванцев нет ничего съестного. Беглецов голод донимал меньше всего, за последнее время привыкли к хроническому недоеданию, но пить хотелось очень.

         Лагерь был огромный. Минут сорок осторожно блуждали среди палаток. Лавренёв заметил человека, похожего на европейца. Человек о чём-то говорил с обступившими его женщинами, по одежде и манере поведения, Кирилл определил, что перед ними тот, к кому следует обратиться за помощью. Он дернул Мишку за рукав и взглядом красноречиво показал на незнакомца. Фриман одобрительно кивнул.
      
         Бежавшие пленники коротко рассказали о себе. Парень выслушал без лишний разговоров, бросил привычное «o’key» и повел за собой. Первые минуты напряжение ещё держало беглецов, и они крепко сжимали приклады автоматов, про себя каждый молился о том, чтобы всё сложилось благополучно. Разоружать их никто не пытался, а поинтересовались нуждаются ли они в медицинской помощи. Затем принесли поесть. Умывшись и нормально пообедав, журналисты уже сами бросили автоматы под раскладушки и впервые за последние недели расслабились и проспали почти сутки.
 
         Лавренёв проснулся первым, но вставать не торопился. Странно, за все дни плена он не испытывал даже лёгкого недомогания, а теперь во всём теле чувствовалась ломота. Когда был студентом, подрабатывал по ночам разгружая вагоны, такое же состояние испытывал сейчас. Чужое солнце стало чуть ближе и пробивалось сквозь москитные сетки палатки. Мишка проснулся и ухватился за автомат. Кирилл рассмеялся, на удивлённый немой вопрос друга ответил:
 
         – Не поверишь, я сделал то же самое.
 
         Тогда Фриман расслабился и оставил оружие в покое. В самом деле, смешно думать, что теперь им может угрожать опасность. Они так долго и крепко спали, что было достаточно времени для совершения злого умысла. Календарный листок, приколотый к стенке палатки, сообщил дату. Михаил удивился:

         – Неужели 25 января?

         – День рождения Владимира Высоцкого. – первое, что вспомнил Кирилл.
   
         Эта дата накрепко ассоциировала у него с именем любимого актёра, поэта и барда. После некоторой паузы, само собой всплыло в памяти стихотворение:
   
Вновь всходит солнце. Ну, а что  произошло?
Ему нет дела, что у нас не стало друга…
Когда душевное тепло за ним ушло,
В жару июльскую с небес спустилась вьюга.

Он был для многих миллионов просто брат,
Почти из каждого тогда кричал окошка,
Что сердцу больно, в том никто не виноват,
Недаром кто-то пошутил: жизнь не картошка.
 
Потом пойдет за юбилеем юбилей,
Там лиц знакомых, ну, едва не половина.
Реанимация шекспировских страстей,
И даже сплетничают как-то благочинно.
 
Но мы-то знаем о тебе не меньше их,
Не предадим, не продадим воспоминанья.
Ты жил, как пел, Володя, за двоих,
Душой светил сквозь сумрак мирозданья.
 
Вновь всходит солнце. Всё произошло,
Звездой сверхновой озарив сознанье,
Твое горенье даром не прошло,
Стихи и песни дышат состраданьем.
 
Нет равных, и замены просто нет…
Прости нас, брат… Но тишина в ответ.
 
 
         Бывшие заложники ещё не могли поверить, что всё самое страшное позади. Журналисты замолчали. Бесшумно отодвинув полог, в палатку посунулась чумазая физиономия. Мальчишка, сверкнув чёрными угольками глаз, быстро изучил обстановку и не найдя ничего опасного для себя, появился весь. Малец бесцеремонно пошарил по углам и не обнаружив ничего съестного, горестно вздохнул и скорбной тенью выскользнул наружу.
         
         Михаил сел на край раскладушки, к нему стала возвращаться привычка профессионального словоблудия, утраченная за недели плена. Он сказал:
         
         – Стихотворение хорошее. Молодец. Только неужели ты ещё веришь, что наступит время тонких материй. Вот она реальность.
          И кивнул в спину вышедшего мальчишки. 
          – А я буду до конца своих дней помнить ухмылки подонков, который безнаказанность куражился над нами. И мы, два взрослых дядьки, ничего не могли сделать. Как же страшно должно быть этим, брошенным на произвол судьбы, детям. 
          – Это их мир! Они даже не понимают, что с ними делают. Конечно, до времени тонких материй нам ещё, ой, как далеко. И всё же надо читать стихи, а если получится, то и писать тоже надо.

         – Надо, разумеется, надо. С этим не поспоришь. Только поэты, художники и музыканты удерживают этот мир от окончательного падения. Блин, ни за что бы не поверил, что я когда-нибудь скажу эти слова.

         – Видишь, сам тоже всё понимаешь. Люди искусства формируют время тонких материй. Неожиданно обнаружилось, что цивилизация на редкость кровожадная стерва и даже среди поэтов уже немало тех, кто прогнулся под её агрессивным натиском. Всё меньше безумцев, способных распахнуть свою душу перед человечеством.

         – Да, уж, а человечество легко готово опуститься до полного скотства. В этом мы с тобой убедились лично. Не дай бог, повторить такой опыт.

         – Как же хочется взять в руки хорошую книгу! Помнишь, студенческие посиделки? За бутылочкой болгарского вина ночные часы летели незаметно, мечтали, как же хотелось заглянуть в будущее.
         – Бутылка хорошего вина нам бы сейчас не помешала. А заглядывать в будущее что-то больше не тянет.
            
         Время тонких материй. Когда-то эта фраза привлекла их своей загадочностью, а сейчас каждый вкладывал в эти слова, куда более глубокий смысл. И смыслы эти опять смотрели в противоположные стороны, тут уж ничего не поделаешь. Судьба-индейка и на этот раз разведёт их по разным берегам, оставив за спиной крупицы общих воспоминаний. Самые простые и привычные вещи, никогда прежде не имели особого значения – школа, институт. Жизнь казалась будничной и безынтересной, но недаром говорят – все познается в сравнении. Теперь к прошлому добавились опасные приключения в плену у головорезов. Мишка уже обдумывал с чего начать свою новую книгу, он понимал, что надо монетизировать такой опыт и выжать из своей истории максимум. Лавренёв думал о мальчишке, который минуту назад покинул палатку журналистов. Натасканный на войну, вечно голодный и злой волчонок может мечтать только об одном, поскорее набраться достаточно сил, чтобы взять в руки оружие. Сколько их, несчастных маугли, брошенных на выживание в джунгли человеческих пороков, лишенных элементарной заботы со стороны близких. Очаги вооруженных конфликтов пестуют нелюдей, лишенных какого бы то ни было представления о морали. Об это Лавренёв раньше как-то не думал, всё было далеко, а всё что далеко обычно лишено смысла. Время тонких материй пробито чёрными дырами от загубленных человеческих душ. Сама собой родилась фраза. Кирилл подумал, что сделай он шаг вперёд и оказался бы на месте Копылова, бессмысленную смерть которого он не мог забыть. У оператора была семья, предстояло сообщить о его смерти. Для родных это трагедия и всё же есть кому о нём помнить. После гибели наёмников останется только пыль.