Глава 35

        Захолустную забегаловку, в которой пришлось поселиться журналистам, трудно назвать гостиницей, но выбора не было. К тому времени, когда Лавренёв с оператором добрались до места назначения, центральные районы города уже основательно разбомбили. В поисках относительно безопасного местечка для отдыха, пришлось выбрать бедный квартал окраины. Цены даже на скромные коморки взлетели до заоблачных высот. Всем прочим «путешественникам» кроме пишущей братии, такие расценки оказались не по карману, значит, неприятных сюрпризов в виде опасных соседей не предвиделось. Нормального человека сюда занести не может, а ненормальные, то бишь, джентльмены удачи, уже нашли себе применение и находились в самом эпицентре событий. Африканский континент был горячим и в прямом, и в переносном смысле. Конфликты то затухали, то вспыхивали с новой силой. Стоило только дядям из Вашингтона щёлкнуть пальцами и кровавый спектакль разгорался с новой силой.

          Лавренёв никак не мог предположить, что первый, с кем он столкнётся, в узком коридорчике расхристанной гостиницы, будет Мишка Фриман:

         – Кир, здорово! Дружище, а я смотрю, ты это или не ты!? –  шумно приветствовал приятель и протянул руку, – Ну, как дела, старый бродяга? Сам напросился или загремел за какие-нибудь прегрешения?
 
         Не дождавшись рукопожатия, Мишка ткнул Кирилла кулаком в правое плечо и, копируя повадки крутого рейнджера, стал изображать из себя бывалого репортёра. У таких парней всегда всё схвачено – на ходу подмётки рвут. Лавренёв сдержанно осадил старого приятеля, наигранная радость Фримана была ему неприятна. Мишка сделал вид, что ничего не заметил и продолжал без тени смущения:

         – А я сам напросился. Мы люди не гордые.

         Не дождавшись рукопожатия, Фриман потёр ладони и сказал:

         – Ладно, устраивайтесь, я сейчас быстренько смотаюсь в одно местечко и к вам. Какой у вас номер?

         В этот момент у Михаила зазвонил мобильный телефон, приятель изменился в лице и стал подробно докладывать о своих действиях, по всему видно работодатель остался недоволен своим сотрудником. Через мгновение Фримана ветром сдуло – ушёл, не прощаясь.
      
         Командировка, возникшая стараниями заокеанских политиков, не заладилась у спецкоров с самого начала. Лавренёв начинал злиться, зря он подписался под эту авантюру. Друг Гришка валялся где-то на пляжах Карибского бассейна, а оператор Копылов был плохой заменой – профессионал сомнительный, зато большой зануда. Глядя на посеревшее лицо Копылова, Кирилл недоумевал, каким образом ему удалось столько лет продержаться в агентстве – непостижимая загадка. В этот раз Лавренёв даже не осуждал оператора за вечное нытьё, а тайно надеялся на то, что ежедневными звонками Копылов добьёт главного и тогда их отзовут из этих забытых богом мест. Царивший вокруг хаос доводил до бешенства, ещё и потому, что отснятый на восточной стороне города материал никуда не годился. Лавренёв взял камеру у оператора и стал просматривать видео:

           – Вторые сутки псу под хвост.

           На все замечания Кирилла, оператор только пыхтел. Сдвинуть его с места было настоящей проблемой. Копылов не хотел рисковать, а с такой осторожностью вряд ли удастся снять что-либо путное. Лавренёв молча вернул камеру оператору и лёг спать. Копылов достал из кармана складной триптих и стал вполголоса читать молитвы. Кирилл мысленно повторял за ним и не заметил как уснул.

          Мишка бесцеремонно ввалился в номер русских журналистов среди ночи. Подсвечивая себе дорогу фонарём, поставил на стол бутылку местной водки, где ему удалось её раздобыть совсем непонятно. Он продолжал шуметь и рассказывать о приобретенных навыках выживания в здешних условиях. Теперь он нарочито изображал из себя аборигена. «Опять комедию ломает. И чего паясничает, перед кем?» – с раздражением подумал Кирилл. Мишка, натыкаясь на строгий взгляд приятеля, продолжал гнуть своё:

         – Вы тоже обязательно водочкой запаситесь. Любым пойлом с градусами. Здесь такая антисанитария, я вам скажу, антисептик просто необходим. То ли ещё будет, наши…(тут он осекся)

         – Ваши! – усмехнулся Кирилл.

         Мишка лишь на секунду стушевался, поставил фонарь на стол, и торопливо откупорив бутылку, продолжил:
         
         – Утром без меня ни шагу. Есть информация, здесь серьезные дела намечаются. Так что советую от меня не отрываться. Это я тебе, Кир, по старой дружбе говорю. Вижу, ты чего-то надулся, как мышь на крупу. Всё ту статью забыть не можешь? Ладно, проехали, чего я оправдываюсь. Выпьем за встречу.

          Фриман разлили водку по бумажным стаканчикам. Не дожидаясь других, махнул свою порцию, включил себе подсветку на смартфоне:

          – Я вам свой фонарь оставлю на всякий случай.

           Мишка ушёл, а Лавренёв сидел, почесывая кончиками пальцев недельную щетину, затем шумно вздохнул и подумал: «Чёрт его знает, может он напрасно продолжает злиться на Мишку. Фонарь – это хорошо. С электричеством здесь беда. А запасные батареи Копылов забыл. Растяпа».

           Заскрипела кровать, Копылов встал, подошёл к столу, выпил водки, и лег обратно в постель. Через минуту оператор захрапел, в паузах между храпом он тихо постанывал. Эти постанывания ужасно раздражали. Кирилл развернулся на стуле и толкнул оператора в спину. Копылов перестал стонать, но продолжал храпеть как медведь в берлоге. Лавренёв плюнул допил оставшуюся водку и лёг спать. Проснулся ни свет ни заря. Долго курил у открытого окна, чем дольше думал, тем отчетливее понимал, что Мишка прав, вместе будет намного сподручнее. Вчера Лавренёв отметил масштабы разрушений в городе, то, что довелось пережить в прошлую командировку – детские игры в войнушку. Работать без сопровождения будет сложно, и очень опасно. Здесь жизнь копейка, а судьба индейка. Перед отъездом он клятвенно обещал Алине избегать бездумного риска. С силой загасил окурок и подошёл к кровати оператора. Копылов спал крепко. Кирилл даже позавидовал: «Вот чертяка, дрыхнет».

         Лавренёв придумал отснять общий панорамный вид города, чтобы потом добавить новые кадры. Может из этого хаотичного микса удастся вытянуть хотя бы что-то путное. Если верить Мишкиным намёкам, картинка до того, как случится заварушка может пригодиться. Правительственным войскам ещё удавалось держать ситуацию в столице под контролем. Время от времени вооруженные патрули барражировали по разбитым, грязным улочкам. Они отлавливали мародёров, иногда для острастки стреляли в воздух. Мародёры всегда сами назначают контрибуцию за свой страх. Они как крысы прибиваются к складам с продовольствием и магазинам в надежде поживиться хотя бы чем-нибудь. Кирилл не судил этих людей, отлично понимая, что цены в торговых лавках и уличных рынках взлетели до немыслимых пределов. Это был особый вид мародёрства, население старалось выжить любой ценой. Международные конвои с продовольствием перехватывались вольными стрелками. Банды занимались откровенным грабежом, и не желали воевать ни на одной из сторон. Джентльмены удачи в районы вооруженных конфликтов попадают немного раньше журналистов. Они обладают каким-то звериным чутьем, и стекаются на запах крови, как шакалы. Чтобы там не говорили с высоких трибун, Кирилл твёрдо усвоил, что в двадцать первом веке воюют, уж точно, не за идею. Деньги и только деньги разжигают войны, чем сильнее жажда наживы, тем страшнее и кровавее бойня. Почтенным дамам по имени Свобода и Демократия в двадцать первом веке сильно подпортили репутацию. Уважения к этим понятиям нивелировалось до состояния пыли на улицах Ирака и Сирии, эти дамы всё больше походили на девиц лёгкого поведения. Стоило где-то вспыхнуть голубому огоньку над скважиной углеводородов, тут же находился повод навестить счастливчиков без всякого приглашения. Надо же помочь распорядиться «свалившимся из-под земли» богатством. Даже перестали скрывать свои намерения. В странах со старейшей демократией предприимчивые деятели, лучше других знают, как делать деньги на чужих природных ресурсах. Начало нового тысячелетия потрясало своим неприкрытым цинизмом.

         Долго путешествовать по окраинам было опасно, ещё с вечера из окна гостиницы Лавренёв наметил удобную точку для съёмки. Рано утром они отсняли всё, что могло представлять хотя бы какой-то интерес, и быстро вернулись обратно. Прежде чем подняться в номер гостиницы, Кирилл предложил Копылову сделать ещё пару кадров, мало ли, а вдруг пригодятся. Как же ему надоело смотреть в вечно недовольное лицо своего оператора. «Спрашивается, какого чёрта согласился ехать. Денег захотелось, а работать кто за тебя будет?» – мысленно обругал коллегу Лавренёв, ему всё труднее было делать вид, что не замечает кислую физиономию оператора. Кирилл взял в руки микрофон и отошёл чуть в сторонку, чтобы за спиной просматривался поднимающийся в небо столб дыма:

          – Дым видно?

          – Видно.

          – Хорошо, снимай. Поехали!

          Копылов включил камеру. Из гостиницы вышел Мишка и остановился в шаге от своих коллег. Он наблюдал за их работой и весело напевал слова старой песенки: «С лейкой и блокнотом, а то и с пулеметом, сквозь огонь и воду мы пройдем». Когда Копылов отпустил камеру, Мишка приветствовал их:

         – Доброе утро, энтузиасты. Я же просил ждать меня.

         Слова Фримана заглушил нарастающий гул ракетного обстрела. Где-то совсем рядом рвануло, земля затряслась и поехала из-под ног. Удар был сильный, снаряд упал в квартале от журналистов. Из-за поворота выскочил джип с вооруженными людьми, Кирилл инстинктивно развернул оператора в их сторону, и тут же последовала автоматная очередь. Мишка бросился в укрытие и успел втолкнуть приятеля в дверной проём. Камера в руках Копылова разлетелась вдребезги, оператор упал, как подкошенный. Фриман со свистом выдавил фразу: «Началось». Кирилл с нескрываемой злостью посмотрел на своего спасителя:

         – Как же так? Ведь вчера объявили, что наметились сдвиги в переговорном процессе.

          Лавренёв выпалил эту фразу со злостью глядя на Мишку, всё ещё до конца не осознав, что Копылов убит. Или не хотел в это поверить, потому и злился. Он не мог видеть, как в рыжую пыль скатились капельки русской крови, но начинал понимать, что всё именно так. Перед его глазами разлетелась в дребезги камера, и нелюбимый оператор упал, как подкошенный. «Копылов мёртв. Надо что-то делать» – он дёрнулся, Мишка успел схватить его за рукав рубашки:

         – Ну, ты, брат, даешь. Помнишь фразу: «Восток дело тонкое, Петруха». А на этом континенте, вообще, сам чёрт ногу сломит. Никому верить нельзя. Хозяйничают все, кому не лень. А эти ухари на джипе, скорее всего залётная банда из саванны. Грабанут какой-нибудь банк, офис, или магазин, потом ищи свищи.

         Лавренёв снова качнулся в сторону выхода. Мишка продолжал держать его за рукав:

         – Подожди, Кир. Ему уже не поможешь. Следом могут появиться правительственные войска. Надо выждать. Они тоже стреляют без предупреждения во всё, что двигается. А французы свалили ещё до обстрела, их кто-то предупредил. А я дурак остался. Хотел вас дождаться.

         Хозяин гостиницы, из окна наблюдавший за происходящим, спустился вниз и участливо поинтересовался:

         – Видел, у вас произошло несчастье. У меня машина, могу отвезти вашего друга в госпиталь. Хотя, кажется, что уже поздно.

         Кирилл подошёл к Копылову, оператор погиб мгновенно, вряд ли успел осознать, что произошло. У него из нагрудного кармана вывалился триптих. Кирилл поднял икону. Фриман повернулся к хозяину отеля:

          – Давай свою машину. Надо убираться отсюда.

          – Хорошо, мигом довезу. Сам сяду за руль. Не беспокойтесь.

          Кирилл с Мишкой отнесли тело Копылова к машине. Подумав, решили добираться до российского консульства или любой международной миссии. Кто-то же должен был здесь остаться.
         
         Они поехали. Автомобиль стал двигаться в обратном направлении от центра. Мишка начал орать на водителя, но тот на неплохом английском продолжал успокаивать, что знает, как добраться до безопасного места. Он улыбался и продолжал давить на газ. Нырнули в какой-то двор, к ним навстречу выскочили вооруженные люди. Хозяин гостиницы сделал им условный знак и остановился. Журналисты не успели понять, что происходит, а хозяин гостиницы уже обнимался с военными, переговариваясь на местном диалекте. Несколько человек с автоматами, заглянули в джип. Достали тело оператора, отнесли и бросили в яму. На растерянных журналистов, казалось, никто не обращал внимания. Они стояли посреди двора, обнесённого глинобитной оградой, и молчали. Маска крутого парня слетела с Мишкиного лица. Он придвинулся к Лавренёву и зашипел прямо в ухо:

         – Дело пахнет керосином. Только не надо дёргаться, Кир, я тебя очень прошу. Влипли. Не вздумай изображать супермена. Спокойно, только спокойно.

         Лавренёв и не предпринимал никаких действий, а с тревогой наблюдал за переговорами хозяина гостиницы с боевиками. У Мишки случился нервный припадок. Он с перекошенным лицом, схватил Кирилла за ворот рубашки и начал трясти, повторяя одну и ту же фразу:

         – Спокойно, только спокойно.

         Мишку заклинило, Кирилл безуспешно пытался убрать его руки от себя. К ним подошёл один из боевиков, ударом приклада сбил Фримана с ног и, скаля зубы, стал пинать. Боевики весело заржали. Лавренёв хотел поднять Мишку, но наёмник ударил его дулом автомата в живот. Из дома вышел высоченный негр, не говоря ни слова, пристрелил Мишкиного обидчика, что-то рявкнул на вооруженный сброд. Чтобы заложникам было понятно, кто здесь главный, выругался на английском языке. С этого момента журналисты превратились в ценный товар. Главарь махнул рукой и два человека отнесли тело наёмника в ту же яму, куда минуту назад сбросили труп Копылова. Пленников отвели в один из полуразрушенных домов и заперли в небольшой комнате.

         Мишка бессильно рухнул на лежанку, сооружённую из какого-то хлама. От напряжения у него тряслись не только руки, было видно, как дёргаются коленные чашечки. Журналисты вынуждены ошиваться в самых опасных местах и захват их в заложники не такая уж редкость. Одно дело знать, что так бывает и совсем другое, стать товаром самому. Фриман бездумно пошарил рукой в нагрудном кармане, достал Международную профессиональную карточку и в сердцах швырнул в угол. Документы не забрали, захватчики прекрасно знали, с кем имеют дело. Реакция на пережитый стресс у журналистов была разной. Мишка заснул в сиротливой позе, свернувшись калачиком, подложив под голову свои ладони. Кирилл ходил по своей камере из угла в угол, потом достал из кармана триптих Копылова. Развернул икону. В центре лик Христа Спасителя, слева образ Богородицы, справа Николай Чудотворец. Невольно мелькнула мысль о том, что молитва не помогла оператору. Лавренёв испугался своего богохульства и перекрестился, вспоминая обрывки из Отче Наш.

         Это война, а на войне нельзя быть уверенным ни в чём, и Кирилл посмотрел на Мишку. Он смягчился в отношении товарища по несчастью. Прошлая командировка, теперь казалась лёгкой прогулкой. В тот год вооруженный конфликт быстро сошёл на нет. Выражаясь языком военных – это была разведка боем. Как это всегда бывает, заинтересованные люди воспользовались паузой, и успели перевооружить противоборствующие группировки. Регион опекали несколько стран, желая подмять под себя.

         Лавренёву нестерпимо хотелось курить. Голова трещала от разных мыслей, а вывод был один – полная безнадёга. Командировка прошла в пустую, весь отснятый материал пропал безвозвратно. А главное безвозвратно погиб его товарищ. Конечно, Копылова он не любил, но точно не желал ему смерти. Как же его звали?! Кирилл поморщился и не мог вспомнить.

         Начинало быстро темнеть. Лавренёв наклонился и подобрал профессиональное удостоверение Фримана, нащупал такое же в своём кармане. Подумал: «Интересно поможет или нет!?». Фриман ещё по дороге сюда успел скинуть смс своему шефу, но, кто знает, где же их искать. И вообще дошло ли сообщение. Свой мобильник у Кирилла давно разрядился. Он взял телефон Фримана, сообщение висело, как не отправленное. Поднял руки вверх, прошёлся из угла в угол – связи не было. Здесь мобильные телефоны превратились в бесполезные пластиковые коробочки, поэтому на них никто не позарился. Лавренёв лёг. Долго ворочался и не мог заснуть. Зверски хотелось курить.

          Там в неизведанной дали было много солнечного света и счастья. Алина стояла в ослепительных лучах в свадебном наряде. Мелькнула чья-то тень, кажется, его собственная и неожиданно во весь экран появилось смеющееся лицо Бориса Тениального. Какой экран? Ах да! Это же сон. Только сон. Свадьба в самом разгаре. Свадьба? Значит он дома. Сон казался явью. Он даже удивлялся и сам себе задавал вопросы. Кто-то крикнул. Невесту похитили! Кажется, это был смеющийся Копылов. Кирилл испугался по-настоящему. Странная была свадьба. Жених совсем не улыбался, и с удивлением рассматривал людей вокруг, в большинстве своём гости были ему не знакомы. Откуда на его свадьбе столько посторонних? Борис Тениальный требовал выкуп за невесту, после коротких и весёлых переговоров новобрачные воссоединились. Кирилл держал Алину на руках и кружил по банкетному залу, обещая сделать любимую самой счастливой женщиной на свете. Гришка снимал свадьбу, и исполнял роль тамады, соревнуясь в остроумии с Борисом. Кирилл не слышал о чём они говорят, но знал, что они шутят. Он поставил Алину на пол и обернулся к оператору, чтобы спросить: Гришка, откуда ты здесь взялся? Лавренёв проснулся, его знобило.


         Узникам принесли воды и какую-то бурду в одноразовых тарелках. Привередничать не имело смысла, перекусили тем, что предлагали. Кормят, значит, будут жить. Другой вопрос, как долго?

         Потянулись нудные и однообразные часы ожидания, которые стали складываться в дни, а дни в недели. Лавренёв завёл свой календарь вспомнив опыт Робинзона Крузо. Никто не докучал, главарь боевиков, с легкостью пристреливший одного из своих подчинённых, по всей видимости, дал относительно пленников жёсткие указания. Кормили раз в день и очень плохо, но всё же кормили. Воды давали только для того, чтобы утолить жажду. Неизвестность выматывала больше всего, чтобы не сойти с ума, коротали время за разговорами и воспоминаниями. Кирилл окончательно простил друга детства, прежней теплоты в отношениях было не вернуть, но и злиться уже не имело смысла.
   
         Однажды их вывели во двор и посадили в машину, пленники оживились, думая, что их мучениям пришёл конец. Ожидания не оправдались, их просто перевезли на новое место и Мишка ходил мрачнее тучи. Лавренёв пытался отвлечь приятеля:
      
         – Забавная ситуация, потомки бывших рабов усвоили урок, теперь торгуют нами, как рабами. Найдутся ли желающие заплатить?

         Мишка бросил на него дикий взгляд и ничего не ответил. Кирилл продолжил:

         – В самом деле, весь мир удивляется процветающему на этом континенте пиратству, а никому в голову не приходит, что научились они нехитрому промыслу у просвещённых европейцев. Зачем в Сомали разрабатывать месторождения нефти, если всё равно придут и отнимут. Выгоднее и проще играть в злобных пиратов. Закончатся на планете углеводороды, и придёт хана мировой демократии.

         – Вот о чём ты рассуждаешь, о чём? Девять граммов свинца – и тебя нет. И никому ты уже не интересен со своим высокоразвитым интеллектом, даже самому себе.

           – Это самый вероятный исход дела. Поэтому не имеет смысла об этом думать.

           Лавренёв был удивительно миролюбив и спокоен. Мишка злился и дёргался:

           – За каким хреном мы сюда припёрлись? Этот грёбаный мир с помощью репортажей не переделать. И ты это знаешь. Что значит эта идиотская фраза: не можешь изменить мир, изменись сам. Для чего? Эти парни с автоматами не слишком много рассуждают, поэтому счастливее нас с тобой.

         – Пока у них не закончатся патроны в магазине.

         – Зато до этого момента они чувствуют себя суперменами. А мы в полном дерьме.

         – Такие типы понимают только один язык – международный язык автомата Калашникова. Когда им нечем отстреливаться, они превращаются в агнцев божьих и начинают молить о пощаде, чтобы спасти собственную шкуру любой ценой. Тебе хочется оказаться на их месте? Я тоже знаю, что пока существует оружие, справедливости в мире не будет.

         – Плевать им на твою справедливость. В любую минуту могут зайти и прихлопнуть нас, как мух. Даже самый незначительный полевой командир уверен в своей правоте и не готов выслушать мнение другого. А зачем!? Вот ты разозлился на меня за ту статью, а сам неужели за эти годы ни разу не написал заказуху!? Все это делают. Все! И ты не лучше других. Мы народ подневольный, кто платит, тот и заказывает музыку. Это тоже входит в круг профессиональных обязанностей, и не надо разыгрывать из себя святого.

          – Я и не разыгрываю. Всё правильно. Когда-то один человек взял в руки камень, чтобы высечь огонь, а другой взял камень, чтобы ударить его по голове.

          – Ах вот даже как! Ты значит огонь высекаешь, а я луплю по головам.

          – Мишка, хватит. Наш спор не имеет смысла. Ты же сам только что сказал об этом. Это метафора.

         Лавренёв, конечно, мог бы возразить, что есть и другие способы добывания денег. Самый простой, сменить профессию, если слабак. Тогда не придётся идти на сделку с собственной совестью. Но спорить и в самом деле не имело никакого смысла – нервы у Фримана были на пределе, поэтому Кирилл предпочел замолчать. Никому и ничего нельзя доказать в такой ситуации.