Рондо для двоих Гл. 1 и 2

               
 
                Часть первая. ИРИНА

                Глава первая

                Ирина проснулась, когда Павел уже ушел на работу, а потому передвигалась по квартире в ночной сорочке и в натуральном виде – без макияжа. В зеркало не заглядывала, а вот ритмичную музыку для поднятия духа поставила и даже подвигалась под ее звуки, разрабатывая  проблемные коленки.
               Они с мужем разошлись два года назад и незаметно для посторонних глаз. Это был развод по-советски – это когда супруги вроде бы разбегались, но теоретически, потому что бежать все равно некуда.

               Таких разводов  в прежние времена хватало. Полученная от государства квартира  превращалась в совместную клетку, из которой никто первым выпархивать не спешил. Правда, если имелся в наличии любовник или любовница с квартирой, то вопрос решался мирно. Однако и любовники  чаще были повязаны общей квартирой с разлюбленной семьей...

               Когда наступила новая эра, с  Ириной и Павлом случилось то, что с большинством: они, выпав из одной эпохи и свалившись в другую, не успели ни сменить менталитет, ни разбогатеть. А потому    оставались равноправными  владельцами  двух комнат в приватизированной квартире. Третья принадлежала их взрослой дочери.

               Ирина  старалась не вспоминать драматические времена, когда приходилось приспосабливаться к жизни  в  этой  неожиданно образовавшейся коммуналке.
               Потом драматические времена плавно перешли в смутные, без ясных перспектив и с затяжной  войной между Президентом и  его  собственным правительством. Нормальная  зарплата стала единственной удачей для поддержания независимости каждого отдельного гражданина. Но не всем с этим повезло, как Ирине. Вот почему   она старалась  на работу не опаздывать.

               Выходила она утром с большим запасом времени, не надеясь на троллейбус: тот  ходил так редко, что о нем  помнили только убогие пенсионеры, которым правительство подарило бесплатный проезд.
               Маршрутки заменили городской транспорт, радуя население своим количеством и огорчая качеством. Ирина тоже ездила маршрутками, как и все,  способные оплатить это сомнительное удовольствие, когда над ухом динамик горланит  дешевую «попсу», а  кто-то  в узком проходе елозит  сумками по твоим коленкам или рушит прическу на голове. Водитель  хамит всю дорогу и набивает под завязку свой личный транспорт. Протестующих нет – все куда-то спешат и готовы ехать стоя.

               Сначала Ирина несколько минут подождала на троллейбусной остановке. В мелкие чудеса она верила. Как и две говорливые женщины рядом с нею, и третья – в сторонке, на которую Ирина невольно обратила внимание. Стильный брючный костюм из серебристого шелка, в тон ему  туфли на высоком каблуке и сумочка через плечо, – все выглядело изысканно и намекало на материальное благополучие.  Так прямо держать спинку и долго сохранять стройной фигуру  могла только балерина на пенсии, почему-то подумалось Ирине,  определившей на глазок, что дама, несмотря на грацию и ухоженность,  была  не моложе ее.

               Ожиданий Ирина не переносила, а потому  решила идти пешком, в слабой      надежде, что троллейбус  догонит ее на следующей остановке.
               Торопиться не получалось – надо было смотреть и под ноги, где  всегда таилась опасность.
               С тех пор как  новые украинцы стали владельцами  ими же отремонтированных особняков, улицы  приобрели вид лоскутного одеяла, по которому  в дурную погоду было  опасно передвигаться.  Сначала ты скользишь по красивой мраморной плитке, потом ныряешь в широкую щель между двумя  территориями разных домовладельцев, – и снова, вынырнув из ямы,  шагаешь по нарядному  тротуару, выложенному узорными квадратами. Идешь с гордо поднятой головой,  чувствуя себя цивилизованным европейцем и при этом  теряя бдительность. А  напрасно! Нога либо снова попадает в щель на границе двух владений, либо спотыкается о высокий бордюр, призванный подчеркнуть эту границу между дешевой плиткой под мрамор и настоящим полированным гранитом. О том, что граница должна не выпирать, а просто смыкаться с соседним владением, хозяева не думали.
                И женщина в серебристом костюме пошла следом за нею, чего Ирина не заметила.
                Троллейбус подошел вместе с ними и услужливо распахнул скрипучие двери.
«Ты смотри, какая прыткая, – подумала Ирина, оказавшись рядом с незнакомкой в серебристом костюме. – На каблуках, а добежала!»

                Два свободных места на одном сиденье словно поджидали именно их.   Элегантная дама села возле окошка, Ирина опустилась рядом.
                В троллейбусе было просторно, потолок не лежал на голове, как в маршрутке, водитель помалкивал. Возможно, поэтому Ирина потихоньку расслабилась.  Трех остановок хватило, чтобы  мозги очистились от мусора мелких проблем, совершенно не связанных с душою. Та  оживала – оглядывалась по сторонам, прислушивалась к миру и его голосам... Утренний город по-деловому торопился, разминался,  а мягкое сентябрьское тепло гасило вчерашние неприятности, разглаживая лица. Ирина любила свой город именно таким – утренним, нетревожным.

                Приятный запах незнакомых духов заставил Ирину покоситься на соседку под боком. Она невольно вдохнула этот аромат, чуя, как в ней проклюнулся интерес к этой особе. Захотелось подробностей.  Увидеть бы лицо, услышать голос. А ей надо было выходить через остановку.  Незнакомка, отвернувшись, смотрела в окно, спрятав кисти рук под сумочкой на коленях.

                Ирина достала из сумочки мобильник, сказала негромко шефу:
                – Никита, я немного опоздаю.
                И отключилась. Но мобильник тут же запел «Грезы любви».
                – Сегодня машина из типографии, вы что, сдурели?! Забыли? В одиннадцать! – завопил  начальник чуть ли не на весь салон.

                «Вот, паршивец, разорался!» – беззлобно подумала Ирина, пряча телефон. 
                «Паршивец», моложе ее,  своего редактора, на двадцать лет, прекрасно знал, что она опаздывает редко и никогда – в день приезда машины из типографии.
                Сейчас было не до него. Соседка вдруг поднялась  и двинула к выходу, хватаясь за поручни,   а Ирину какая-то непонятная сила просто сорвала с места. Как в былые времена, когда она могла пойти следом за понравившимся лицом, только чтобы еще разок взглянуть на него.

                А здесь...  что было такого магического в  пожилой женщине, пусть и красиво  одетой, и пахнущей приятно, чтобы опаздывать ради нее на работу?
                Ирина даже не заметила, как троллейбус одолел гору и подобрался к Горной академии. Мобилка настойчиво  взывала к ее совести, и тогда Ирина просто отключила ее, сунув на дно сумки.  Ей некогда было лаяться с мальчишкой: женщина уходила от нее и могла слиться с молодежной толпой, всегда обильной возле Горной академии. Ее надо было догнать и... что?

                У нее в запасе целый час. Машина приедет в одиннадцать, она успеет вернуться. Незнакомка почему-то пошла назад – к трамвайной остановке, потом  в киоске купила  газету и  стала  просматривать ее  в сторонке, словно   поджидая кого-то. Ирина притормозила возле того же киоска, тоже купила газетку, ткнув пальцем наугад в лежащую сверху. Затем подобралась поближе к женщине.

                « На кого она похожа? Где-то я видела ее», – подумала, украдкой разглядывая   «балерину на пенсии».
                Ей знакома была эта манера двигаться, склонять голову на бок, точно прислушиваясь к чему-то,  сдувать  со лба челку каштановых волос... Даже профиль женщины  она уже видела где-то: коротковатый нос, слегка вздернутый, привносящий в облик не простоту, а пикантность; высокие скулы, из-за чего щеки казались впалыми, хотя не были  такими.

               Подошел трамвай. Когда женщина вдруг  живо вскочила на подножку, Ирина чуть не сбила с ног прохожего, устремляясь следом за нею.
               Этот вид транспорта   оказался в городе самым живучим. По главному проспекту трамвай вообще бегал, как поезд по расписанию в стародавние времена. Студенческий район бесперебойно поставлял молодых пассажиров.

               Правда, к этой категории Ирина  со своими больными коленками явно не относилась, так что прыжок в трамвай сопровождался  ее жалобным вскриком:
               – Ой!
               – Колени болят? – услышала она, едва опустилась на свободное сиденье, над которым красовалась табличка «для инвалидов и матерей с детьми».
               – Артроз? Деточка, есть рецепт!

               Бойкая старушенция, которая   пристроилась рядом,  ожидающе  уставилась на Ирину.
               – Все в порядке, – рассеянно улыбнулась она, ища глазами свою незнакомку.
Та стояла почти рядом, отрешенно глядя в пространство. Сумочка висела у нее на плече, одна рука лежала на верхней перекладине, вторая  была  в кармане жакета.
Ах, лучше бы Ирина не улыбалась! На ее улыбку всегда охотно отвечали жалобами на свое нездоровье, плохую погоду или никуда не годное правительство, требуя ответной реакции.  И если та не поступала,  озаренные улыбкой Ирины граждане начинали развивать другие темы, все-таки пытаясь ее расшевелить:
                – У вас что-то болит? Вы не можете разговаривать?
 
                Так было всегда. Почему-то  люди не желали оставлять ее в покое. Она вызывала либо вспышку  непроизвольной симпатии к себе, либо неприязни.  Ирина вечно оказывалась в центре чужого внимания – без малейших усилий со своей стороны.
                – Ирочка, ты не теряешь своей харизмы даже в старости, – восхищалась ею Татьяна,   подруга детства и ровесница.
                – Спасибо, дорогая, что записала меня в старухи.
                – Тебе надо идти в политику! – развивала  понравившуюся  мысль Таня. – Ты бы собирала многолюдные митинги! Тебя бы любили!
                – Или наоборот, – уточняла Ирина, –  мечтали прибить.
                – Дура,  –  подводила итог  Танька, обожавшая подругу в любых ее сердечных состояниях.
                Вот и  сейчас,  обласканная мимолетной улыбкой Ирины, незнакомая старушка наседала на нее со своими домашними рецептами, как лечить подагру.
                – Нет у меня подагры, – отмахнулась Ирина.
                – Какая разница – ревматизм или подагра? Один черт. Слушайте!

                Перед следующей остановкой толпа потащила за  собою и разговорчивую старушку, и долговязого парня, который весело сказал:
                – Бабуля, захлопни варежку!
                Кто-то засмеялся, кто-то возмутился. Ирина отвлеклась, соображая, что же делать дальше. Ей так не хотелось расставаться с этой странной женщиной, на кого-то похожей! Но как далеко придется ехать?

                Она  проворонила момент, когда  незнакомка    выскользнула вслед за парнем. Пришлось невежливо толкнуть старушку, чтобы не потерять из виду незнакомку. Та шла на высоких каблуках – явно не имела проблем с больными венами или  суставами.
 
               Ирина свои отекающие ноги  давно уже баловала свободными   сандалиями без задников типа шлепанцев. Правда, они были недешевыми, кожаными, и мода на них открылась в этом летнем сезоне – на радость всем страдальцам-пенсионеркам. К таким ногам, как у Ирины, полагались не только шлепанцы, но и брюки, закрывающие лодыжки. С большим сожалением пришлось отказаться от юбок.

                Глава вторая

                Серебристый костюм теперь мелькал на улице ее детства, куда Ирина старалась не заглядывать. Улицы не было.  На месте короткого переулка  в пять домов торчали синие стеклянные башни каких-то офисов. Одна из них сдавалась в аренду. Ее окружала площадь, выложенная сверкающей плиткой, по которой желательно было передвигаться на коньках,  чтобы не свернуть себе шею. Может,   из-за этого сверкающая площадь была пустынна, несмотря на рабочий день. Зато стоянка машин слева от здания поражала воображение коллекцией иномарок всех цветов и моделей.

               Незнакомка остановилась  в самом начале улицы, не решаясь ступить на скользкую плитку, потом повернула  навстречу Ирине.
              – Изуродовали улицу, вы не находите? – спросила Ирина,
              – Что вы сказали?
              – Я сказала, что улица прежняя была уютной, а сейчас стала опасной – ноги можно сломать. В лучшем случае – каблуки.
              – Вы правы. Идиоты.

               Последнее словечко добавило тепла в их диалог. Женщины  одновременно  улыбнулись.
               – Я так давно  здесь не была... Для меня это... душевная травма, ей богу!
               – Пра-авда? –  обрадовалась Ирина.
               – Правда. Я здесь жила в молодости. Вернее – в детстве.– Женщина пожала плечами. – И словно меня тоже не стало –  не только улицы, дома, двора...

               В ее  чистых серых глазах с аккуратно подведенными голубоватыми веками появилась влага, готовая оформиться в слезинку, но дама не допустила этого, заботясь о макияже. Теперь было видно, что бледное от природы лицо оживлено тональным кремом, и слеза грозила проложить себе дорожку прямо по рукотворному великолепию. Красивый батистовый платочек с вышитой монограммой пресек это безобразие.

               Ирина смотрела на женщину во все  глаза – тоже серые,  но покрасневшие после бессонной ночи.
 « Что она болтает? Не могла  эта фифа жить здесь! Я в двадцать семь лет отсюда съехала! – недоверчиво думала Ирина, знающая всех подружек наперечет.    –  И Танька  может подтвердить!»

              – Не может быть, – сказала она вслух. – Я вас вижу впервые. Вам сколько лет?
              – Сколько и вам,  почти,  – просто ответила дама. – Мы так и будем стоять?
              Она махнула рукой в сторону сквера,  над которым  золотились  купола старинного Собора.
               – Вы меня знаете?! А я вас – нет!
 
               Теперь они рассеянно пересекали трамвайные линии, чтобы пройти на Соборную площадь. Истерический звон трамвая спас их от инвалидности. Обе отступили назад с испуганными лицами и потом еще долго приходили в чувство.
               – Господи, не хватало еще на работу совсем не явиться! –  сказала Ирина.
               – Вот-вот, и мы бы не успели познакомиться, – ответила  женщина.
               И обе рассмеялись этому абсурду.

               Найти подходящую скамейку в парке было невозможно. Одни, порушенные,  лежали  ножками вверх, другие, испачканные землей, не привлекали.
              – Пойдемте, я знаю местечко...
              Ирина повела незнакомку к отполированному человеческими задами каменному строению – остаткам  памятника  на круглом постаменте. Через его щели пробивались пучки травы. Бывший памятник  давно исполнял роль  скамейки. В детстве они понятия не имели, что означает сей каменный столб на постаменте.  Много позже узнали, что  то была  Екатерининская верста, миля, поставленная  в честь остановки  на этом месте Великой императрицы во время путешествия  в южные края.

               Дети, гоняясь друг за дружкой вокруг столба, а потом усаживаясь отдохнуть  на обломок постамента, как на скамейку, меньше всего думали о великом историческом моменте в жизни своего города, названного в честь Екатерины.
              – Узнаю, – вздохнула женщина, трогая пальцем уже прогретый солнцем камень.             
               – Бегали тут...
                Ирина молча достала из сумки  сначала  мужской носовой платок, потом другой, поменьше, и постелила их рядышком  на камне, жестом приглашая таинственную особу сесть на мужском.
                – Ну и? –   сказала Ирина, устраиваясь рядом и одновременно разглядывая лицо женщины.– Меня зовут Ира.
                –  Я... пусть будет Ева. Международное женское имя.
                – Пусть будет? – усмехнулась Ирина. – Тогда я пусть буду Анна. Тоже международное. Вы не находите все это... странным?
                – Что – это? То, что вы так решительно  ринулись  за мною, словно я преступница, а вы милиционер? – Не будем терять времени.

                Ирина  почему-то разволновалось – даже дыхание перехватило,  точно сердцу  не хватало кислорода.
                Как раз на сердце она не жаловалась: оно имело возрастные изменения, с которыми живут до ста лет, по словам участкового врача. Однажды его пришлось вызвать: изменения, очевидно, грозили перескочить несколько ступенек, поближе к старости, потому что сердце тогда  вдруг стало трепыхаться, стучать в горле и надолго замирать. Кардиограмму врач прочитала тоном прокурора, желающего уличить преступницу в симуляции. А сейчас сердце словно решило напомнить о себе  легкомысленной хозяйке. Ирина даже  положила руку под левую грудь, пытаясь утихомирить   этот  не совсем надежный орган.

                – Побаливает? – спросила Ева без эмоций. – У меня тоже.
                – Кто вы? –   в голосе Ирины было нетерпение.
                – Не торопите события. Я же не спрашиваю, кто вы?
                – Не морочьте мне голову! – рассердилась Ирина. – Это вы меня... интригуете,  а не я – вас!
                – Плохо подобрали слово. Для редактора не годится. На вас это не похоже. Нервничаете.

                Незнакомка явно наслаждалась ситуацией, которую сама же и спровоцировала.
                – С ума сойти!– Ирина даже вскочила, уставившись на  собеседницу.– Откуда вы знаете, кем я работаю?! Откуда вы вообще меня знаете?
                – Я вас напугала? Извините. Но чем? Я похожа на страшилище?
                Ева засмеялась, тоже встала с места и прошлась перед носом Ирины туда-сюда, потом села, упираясь носком модной туфельки в булыжник под ногами, оттолкнула его, точно играя.
                – Сядьте и успокойтесь. Я сама взволнована, хотя…В общем, сейчас разберемся.
                – Мне нужно позвонить.
                Ирина выудила со дна сумки мобилку  и пошла по аллее  – подальше от ушей Евы, перед которой она не хотела выглядеть врушей.
                – Никиток, – ласково сказала после  своего «алло!» и всплеска ярости   Никиты. – Не вернусь я. Ну, заболела. Сердце, почки, в общем...
                – Какие почки?! Откуда у вас почки появились?! Их же не было!
                – Родилась с ними. Были, дружок. А в них – песочек. И песочек сыплется, сыплется, а это больно. – Она нервно засмеялась. – Да не ори! А если бы я умерла? При чем тут машина? Она приедет, выгрузит, что надо, ты подпишешь бумажки, перед папой отчитаешься. А вот если бы я умерла...

                Пока Ирина отвлекалась на разговоры, Ева исчезла. Ирина, обнаружив это, на всякий случай пробежалась по всем дорожкам, которые могли вывести из сквера. Даже в перспективе не мелькал нигде серебристый костюм загадочной женщины с международным именем.
                – Я схожу с ума. Нет, я уже  сошла с ума, – бормотала Ирина, кружа вокруг каменного парапета, на котором  они только что сидели.– Она мне приснилась?
Ирина даже не заметила, что говорит все это вслух.

                Мужской носовой платок рядышком с маленьким женским опровергали это подозрение. Два места, две тряпочки, уже примятые их телами, говорили о том, что голова у Ирины пока не вышла из строя. Но  досада на Еву была такой сильной, что Ирина  чуть не заплакала от злости. Потом села на место и задумалась.

                Так она просидела на теплом камушке еще полчасика, пока не поняла, что ей оставили один выход – к троллейбусу или трамваю, а потом  – домой, домой. Черт с нею – с этой машиной из типографии! А если бы она действительно умерла?!

Продолжение http://www.proza.ru/2013/01/09/1704