Российский цивилизационный код

Очень часто вспоминаю изречение известного американского историка, приехавшего писать о многострадальной стране рабов и вечно ими любимых господ в век открытий, научно-технического прогресса, войн и революций.
Ну не понимал, как такая страна может существовать в своих нынешних (а тогда еще с бывшими Советскими республиками, Финляндией и частью Польши) границах. Больше всего историка поразила не широта и простор русской души, сколько ее многогранность. Когда на севере в мраморных комнатах играли оркестры и элегантно одетые дамы, следуя европейской традиции, кружились в вальсе с молодыми офицерами, обсуждали социальную жизнь в просторных салонах какой-нибудь богатой дамы, приближенной императорской семьи, на юге крестьяне до той еще поры осваивали элементарные виды натурального хозяйства, что говорить о Сибири и Дальнем Востоке, где еще верили в русалок и леших в мистическом симбиозе с основой государственной идеологии - православием, удачным образом вписавшимся в императорский государственный дом.
К слову, север, юг, запад и восток были настолько непохожи друг на друга, что удерживать такую страну могли только сильная армия, сосредоточение одного центра политической силы в отдельно взятом городе и прямая зависимость регионов от его решений, а также непоколебимая вера в Царя и веру Христову.
Вот и задавался известный американский историк извечным вопросом: что такое российская цивилизация?
Время шло, идеология Веры, Царя и Отечества сменилась коммунистическим интернационализмом. Получившие теперь права граждане не только перескочили в развитии на новый промышленный уровень, освободившись от рабских оков в виде слепого поклонения Дому Романовых, религиозного фанатизма, а также не считавшихся с интересами большинства помещиков. В первые годы Октябрьской революции ленинская идея позиционировала себя далеко идущей, поэтому в задачи нового поколения входила идея не столько "догнать" развитые страны, сколько перегнать их намного лет вперед, построив первое в мире по-настоящему свободное общество.
Но, когда ставится вопрос о свободе и стабильности, люди, конечно же, выбирают стабильность. Вот и получается, что строй в стране коммунистический, а ее по-прежнему удерживает от развала сильная армия, монополистическая в политическом плане Москва и вера в непогрешимые заветы Ильича, ставшие своим родом инструментом легитимизации власти партийной номенклатуры, приведшей ко власти Брежнева по собственным словам даже не читающего книги.   
В 90 случилась демократия на наши головы. Сегодня Россия де-факто - одно из сильных частей международного демократического сообщества, а на деле...
В общем, трудно наверняка сказать, или в Правительстве одни жиды, либо народ такой, что и заслуживает, как говорится в известном изречении, именно такое государство, которому подобен он сам.
До сей поры, однако, не понятно, в чем уникальная специфичность российского культурного кода, когда россияне и страна их - Россия - эта сидящая в оборванном одеянии чумазая от нефти девка, захватившая в свое подчинение не только своих близлежащих азиатских царьков, но и активно присматривающаяся к завидным женихам Нового и Старого света.
Ох, уж и хороша эта девка - во все времена хвалили ее и за осанку и за характер и за умение переспать с кем надо. Да вот незадача: внутри ее горит пожар - не знает, куда податься Русь - то ли на Север как с Рюриком, то ли на Запад, как с Петром, то ли на Восток.
И получается, что Россия - вещь в себе, то есть самость, рождающая удивительный симбиоз внутри себя.
Взяв по лоскуту от мира, Россия рождает в себе уникальный продукт - российскую самость. Поэтому в Европу никто не едет, Европа сама едет в Россию. Здесь появляются приспособленные под российскую действительность законы, одежды, даже стиль жизни отдельных регионов во многом зависит от близлежащих иностранных соседей. Но Россия не была бы Россией, если бы только и умела, что импортировать, а не видоизменять, приспосабливая под себя не просто отдельные культы, а меняя их под себя.

А теперь задайтесь вопросом: почему в России именно те беды, каковы присущи именно ей, и почему власть придержащим так комфортно здесь, а не в какой-либо Пятой Республике и почему, несмотря на все упреки со стороны, мы все равно в новогоднюю ночь, ненавидя и презирая, с застывшим в ожидании чуда упреком, продолжаем заслушивать речь вождя-царя-отца о надвигающихся на его народ новых бедах?