Игнатьев-Новгородский детинец-2

                Р.Г. ИГНАТЬЕВ

                КРАТКОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ 0ПИСАНИЕ
                НОВГОРОДСКОГО ДЕТИНЦА ИЛИ
                КРЕПОСТИ
(часть – 2)

      Все считали Новгородцев погибшими; иностранные купцы боялись даже продолжать торговлю с ними, и потому подвозы не только товаров, но и необходимых жизненных продуктов, как-то: хлеба и конского корма, остановились, но Новгородцы не унывали и, спокойно ожидая нежданных гостей в укрепленном Новгороде, равнодушно смотрели на разорение своих областей.
     Велик был ум Боголюбского, но здесь гению преграждал путь другой гений, Ангел хранитель своей отчизны: то был великий муж церкви и отечества, владыка Илия архиепископ Великого Новгорода. Кормило гражданского управления было в руках достойного его помощника, доблестного посадника Якова Якуна. По их-то великому совету Новгородцы обратились к тому, к чему всегда должно обращаться людям в дни тяжких испытаний, среди бури политических событий, именно: к церкви и оружию.
     Еще раз испытали Новгородцы предложить мир великому князю Суздальскому, но Андрей Георгиевич отвергнул его с презрением.
     Решившись защищаться на смерть, среди обожаемой Святыни, среди родного града, Новгородцы спешили укреплять или возобновлять не только детинец, но и самый город. Жители посадов сами сожгли свои дом, не щадя даже самых церквей (1) и с семействами своими перебрались в детинец. В это время Новгород был укреплен двойным валом и частоколом, кроме детинца. Стрельницы и деревянные башни были выставлены на Юрьевскую рель (2) и Чудинцову улицу. Самый детинец имел несколько деревянных башен и для вылазок несколько ворот, которые назывались: Богородицкие, Водяные, Чудинские, Петропавловские, Исповеднические, Кукуевские и Спасские. Каждая башня или ворота получим себе название от бывших тут церквей, как-то: Богородицкие, до ныне существующие и ведущие из крепости на Волховский мост, получили свое название от бывшей вблизи их церкви Успения Божией Матери.
     Спасские и Исповеднические, бывшие близ нынешнего Архиерейского дома, получили свое название тоже по бывшим вблизи их церквам. Водяные ворота вели на реку Волхов и были устроены для того, чтобы, в случай осады, жители могли не только пользоваться водой, но и в случае опасности, спасаться чрез прорытый тайник к судам и досчанникам, всегда готовым на этот случай, и тогда они могли быть спасены от всякого преследования со стороны неприятельской. Иногда бывало так, что и на самом Волхове устраивалось плавучее укрепление на судах, как-то было при последнем покорении Новгорода Иоанном III в 1478 году.
     Водяные ворота иди башня были близ Богородицких и едва ли не приходились к Волховскому Великому мосту, бывшему не на месте нынешнего, но там, где ныне часовня, принадлежавшая некогда бывшему Арсентьеву монастырю: признаки этого моста сохранились доныне. Заметить должно, что во всех укрепленных городах были, так называемые, водяные башни. В Москве, в кремле есть также Водозводная башня. Чудинские или Чудинцовы получили название от улицы или исходища, а Петропавловские от церкви Святых Апостолов Петра и Павла, где в 1092 году был учрежден девичий монастырь (3), по имени которого самое исходище или улица называлась: Павлицой. Ныне она уже не существует.
     Кукуевские ворота были близь церкви Покрова Богородицы. Довольно странное название, Кукуй, заставляет предполагать: не было ли оно заимствовано Новгородцами от Голландского слова Coggu, т. е. «смотри», что по беспрестанному их сношению с 1136 года, по делам Ганзейской фактории, с Гамбургским и Любекским купечеством, очень легко могло быть заимствовано, а по всегдашней привычке Русского народа переиначивать по своему всякое иностранное название, сторожевой башне детинца Новгородцы дала название Кукуя или Кукуевской (4). Словом тогдашние Новгородские укрепления были очень достаточны для защиты города.
     Наконец, 23 Февраля 1170 года явились перед Новгородом грозные силы великого князя Суздальского и его союзников, под предводительством старшего сына его, князя Мстислава Андреевича: предводителями Новгородцев были князь Роман Мстиславич и посадник Якун. Новгородцы нетерпеливо ждали сразиться с ненавистными врагами, которые покушаются не только на их достояние, но и на самую святыню веры и свободу народа.
Не менее их пылал мщением и пылкий, юный Роман Мстиславич, князь Новгородский, пред глазами которого ново, свежо было воспоминание о злодействах великого князя Суздальского в Киеве в 1169 году, где княжил тогда отец его Мстислав.
     Все те, которые могли носить оружие, вооружились; слабые старики, жены, дети день и ночь молились в растворенных храмах Новгородского детинца, Архиепископ Илья, то молился со слезами милосердому Богу об избавлении града, то ободрял защитников его, не щадя собственной жизни: пастырь добрый, во всем смысле этого святого слова, здесь полагал душу свою за овцы. Под градом стрел неприятельских, он обходил городской вал со Святыми Иконами в предшествии всего городского духовенства, обнося Чудотворную Икону Богоматери. Произошла решительная битва, враги были побеждены и со стыдом и уроком бежали в свои пределы.
     Новгородцы со слезами благодарили Бога, установили каждогодно праздновать день своего избавления (5) и не знали, куда девать добычу и многочисленных пленников, которых продавали по десяти человек за гривну серебра.
     Но когда прошел первый порыв народного восторга, то Новгородцы увидали и поняли все бедствия, которых причиною была осада Новгорода от неприятеля; кроме значительной потери людей, оказался голод. Кадь ржи продавали по 4 гривны, хлеб печеный по 2 ногаты, пуд меду по 10 кун; подвозы были давно остановлены, гости бездействовали; однако же, это еще было не все.
     Новгородцы могли ожидать нового нашествия врагов и мщения великого князя Суздальского, но гении хранители своего народа, архипастырь Илья и посадник Якун, подарили мир Новгороду и страшный враг его Андрей Георгиевич заключил этот, по словам летописи: «по всей воле Новгородцев» (6).
     История и потомство должны, однако же, справедливо обвинить Новгородцев за их неблагодарность к своим бывшим защитникам. Они сменили посадника Якуна, не выбрав его на следующее трехлетие и чрез это самое не дав ему звания Степенного посадника; клеветали и гнали архипастыря Илью и выгнили своего молодого князя Романа Мстиславича, а на место его избрали сначала Рюрика Ростиславича князя Овруческого, а потом Георгия, сына бывшего своего врага Боголюбского... Вскоре после того Новгородцы даже участвовала в ополчении Андрея Георгиевича против Киева.
     После события осады Новгородской, 1170 года настали времена мирные для Новгорода, и древний его детинец долго снова не видал врагов. В эти дни спокойствия и мира он украшался памятниками христианского благочестия, ревностным соорудителем которых являлись архиепископы Григорий, родной брат Илии (7), нареченного в схиме Иоанном и Мортирий из роду Рушаниных. Последний воздвигнул в Новгороде и окрестностях несколько монастырей и церквей и, между прочим, церковь Положения Пояса Богородицы на городских воротах (8). Кроме того он украсил великолепно Софийский собор, пристроил к нему паперть и воздвиг колокольню (звонницу), известные доныне под именем Мортириеских.
     На Софийской колокольне есть даже колокол, называемый также Мортириевским. Будучи вместе с тем ревностным попечителем о благе народном, архиепископ Мортирий ездил для политических переговоров с великим князем Всеволодом Киевским и на пути скончался на озере Селигере 24 Августа 1199 г. Сетующие Новгородцы с честью погребли своего владыку в созданном им притворе или паперти древнего Софийского храма, где простая на гробе его надпись: «Мортирий» - говорит о достойном пастыре красноречивее всех возгласов нашей древней схоластики.
     По словам летописи, он устроил себе блаженной душой память вечную (9).
     В это время Всеволод Георгиевич, великий князь Киевский, хотел, кажется, быть для Новгорода вторым Боголюбским, но Вече, твердо защищавшее свою свободу от ее недоброхотов, избрало защитником своим князя Мстислава, юношу храброго, которые, но словам летописи, боялся Бога и никого из смертных и Новгородский детинец в продолжение скольких лет был только свидетелем беспрестанных побед, одержанных ратью вольного народа над врагами дому Святой Софии, удельными князьями. В это самое время был укреплен и Софийский собор, где хранилась не только казна общественная, но в случае осады неприятельской и имущество частных людей. Новгородцы, на вопрос сторонних людей, где Новгород, отвечали: он там, где Святая София! Потому часто летописи называла Новгородом детинец.
     Протекло более полустолетия от счастливых, славных дней Мстислава до нашествия монголов и княжения сына Ярослава Владимировича, великого князя Владимирского, Александра Ярославича, князя Новгородского, впоследствии прозванного Невским. С 1179 по 1236 год много князей и владык сменилось в Новгороде и нашествие монголов не коснулось его, как некогда кровавые распри уделов, покуда Новгородцы не стали сами напрашиваться на участие в них, или завистливая политика Андрея Георгиевича Боголюбского не увлекла их на кровавую сцену театра междоусобных удельных браней, заставив участвовать в войне с Киевом в 1172 году.
     По преданию, свирепый Батый, опустошая огнем и мечом землю Русскую, как бы орудие разгневанных Небес, свершил кровавое над преступным Киевом и державой Боголюбского, гордым Суздалем, и потом шел громить область Новгородскую. Тогда, прибегнув еще раз под благодетельную сень Новгородского детинца, все Новгородцы ждали, что наступили для них времена Суздальские и приготовлялись снова к обороне, но к удивленно узнали, что монголы возвратились, не дошедши трех сот верст до Новгорода. Новгородцы не знали, как возблагодарить Бога за свое чудесное избавление, но вскоре узнали, что не менее опасные враги, шведы, идут пленить землю Новгородскую под предводительством какого-то Биргера, имея союзниками своими ливонских рыцарей Святой Марии.
     Правда, Новгородцы вполне заслужили месть тех и других за свои молодецкие набеги на их владения, что Новгородцы называли: молодецкой добычей, молодечеством. Случалось часто, что какой-нибудь предприимчивый удалец-новгородец, разумеется, тот, кому нечего терять, кроме головы, (а ведь голова-то что такое? Нажитое дело), и жизнь алтын, кликал клич, т. е. созывал себе дружины подобных головорезов, потом, как водится, по православному благочестивому обычаю, шли добрые молодцы-воители помолиться Богу в Юр монастырь, на Хутынь, да на Михалицу и там давали себе зарок: придем де молодцы мы целы, принесем сюда часть добычи молодецкие, попам, да мнихам милостыню за их молитву усердную; а там идут ударить челом отцу, матери, молодым женам, да малым детушкам: прощайте-де; коли не воротимся, так не забудьте панихиду отслужить.
     Народные летописи иногда записывали похождения своих удальцов, например, в Новгородской летописи означено так: «ходиша молодце Новогородскии с воеводам, и воеваша городецкую корелу Немецкую, и много попустошивши земли их и обилие пожгоша, и скот иссекоша, и придоша вси здрави с полоном. Ходиша молодци воевати Устюжню, и пожгоша и Белозерскую область воевавшю (т. е. не свою, но часть, принадлежащую Суздальцам), ходиша из Новгорода люди молодыи к Нову-городку на Овле на реце к немецкому, и стояша под городом и взяша и волость всю потравивше, и полона много приведоша, а сами здрави приидоша с воеводою Иван Федорович» (10).
     Случалось иногда, что даже и богатые люди предпринимали участие в молодецких наездах, но это было может быть так, от избытка жизни, презрения к ней, как бы в наше время богатый английский лорд или стреляется или путешествует от сплина.
     Впрочем, не одни набеги, за которые беспрестанно и немцы и шведы платили Новгородцам той же монетой, были причиной, что союзные войска шведов и ливонцев двинулись противу Новгорода, но более того желание овладеть северными Новгородскими областями. Рыцари к тому же желали обратить проклятых Новгородцев в веру апостольскую, подчинив их Риму. Об этом писали даже тогда Папы в своих Буллах, называя войну с Русскими Крестовым походом. Встрепенулись тогда сердца Новгородцев, когда между ними раздался свыше вдохновенный глас архиепископа Спиридона. С крестом в руках явился он посреди безмолвного народа среди древнего детинца. «Не в силе Бог, а в правде» – говорил архипастырь князю и народу, благословляя их именем Веры идти на врагов, не боясь их многочисленности. Тогда, как труба сладкозвучная, раздался голос князя Александра: «Не дадим врагу полонить Новгород, костьми ляжем за родную землю!» Вече решило, чтобы встретить врагов на рубеже, не допуская их вторгнуться в свои пределы. Однако же очень вероятно, что в тоже время Новгородцы спешили укреплять свой детинец, на случай неудачи и необходимости отступления к Новгороду. Но Вера, и любовь к отчизне, когда не восторжествуют?
     Новгородская рать, очень поспешно собранная, встретила врагов на берегах р. Невы при устье р. Ижоры. Шведы были разбиты на голову, потеряв нескольких военноначальников и множество воинов; полководец их Биргер был ранен в лицо самим Александром Ярославичем князем Новгородским, и на силу спасся на лодках. Три лодки, говорят летописи, были нагружены телами шведских начальников.
     Александр Ярославич получил название Невского(11).
     Преемником Невского является сын его Андрей Александрович. При этом князе было положено основание каменного детинца или крепости, что было в 1300 году. Из летописи видно, что в 1320 году в каменном детинце была построена еще церковь над вратами, во имя Святого Равноапостольного князя Владимира: соорудителем храма был архиепископ Новгородский Давид.
     Преемник Давида, архиепископ Василий, заложил здесь каменную церковь во имя Входа во Иерусалим, которая была построена в девять недель. При этом архиерее был докончен каменный детинец. В летописи об этом сказано так: «заложи Владыка Василий город каменный, от Святого Владимира до Святых Бориса и Глеба до церкви каменной, на Торговой стороне от Волхова»(12).
     Значит, первоначальная каменная стена Новгородского детинца сначала была выведена со стороны Псковского пути, а потом уже к лицевой части, так называемой, Торговой стороны и Великого моста. Церковь во имя Бориса и Глеба, построенная в первые времена христианства, тогда еще существовала близ нынешней Мортирьевской колокольни; значит, что в это самое, время только окончено было вполне построение каменного детинца и каменных башен. Едва ли не в это же время выведена была каменная стена на Торговой стороне в близ Федоровского ручья. В 1336 г. ужаснейший пожар опустошил Новгород по обе стороны; в это время сгорели: Софийская церковь, Великий мост и несколько церквей в самом детинце; в городе же таковых, по сказанию летописи, вообще сгорело 48 деревянных церквей и пало три церкви каменных; людей, погибших от огня и утонувших в Волхове, считали 70 человек(13). Таковой же пожар истребил детинец 12 мая 1367 года: тогда, по словам летописца, он «весь погоре»(14).
     При всех смутах народных Новгородский детинец служил также защитой. Бывало, что посадники и другие правительственные лица Веча, должны были искать спасения в детинце от разъяренной черни, которая в это время не щадила ни храмов Божиих, ни пола, ни возраста; но примеров, чтобы буйные толпы осмелились проникать в священный детинец или грабить его, почти не бывало. Новгородец также уважал свой детинец, как и Москвитянин, благоговел пред священными твердынями своего кремля.
     Вот пример из местных событий, который всего лучше характеризирует древних Новгородцев, — это было уже в XV веке: какой-то гражданин новгородский Степанко имел за что-то злобу на какого-то боярина Данилу Ивановича Бажина и, однажды, встретя его на улице, схватил за ворот и начал звать народ, чтобы пособили ему поймать и наказать злодея. Народ сбежался на крик Степанки и, не разбирая причины, стал бить боярина и по совету какой-то женщины сбросил с моста; на это время какой-то рыболов, Личко, спас Бажина и увез его на рыбачьем челноке.
     Народ рассердился на рыбака и разграбил его дом; сам же Личко успел скрыться. Казалось, дело этим и кончилось, но вышло не так: Бажин вздумал мстить за свою обиду, и поэтому, схватив в свою очередь Степанко, приказал его слугам своим мучить; это еще более раздражило народ: ударили Вече на Ярославово дворе, вся Торговая сторона вооружилась, и в доспехах, со знаменами, пошли выручать Степанко и мстить Бажину; миновав детинец, они пошли на Козмодемианскую улицу и вместо того, чтобы наказать одного Бажина, начали грабить домы боярские и, пришедши на Софийской стороне в Никольский монастырь, требовали от игумена сокровищ, пытали его и монахов: не скрыто ли у них какое-нибудь боярское имущество?
     —Наши супостати суть, — восклицала буйная толпа, грабившая бояр и чиновников Веча, но, наконец, все жители Софийской стороны вооружились против них, сразились с торговыми на Прусской улице, близь Десятинного монастыря, обратили в бегство и отняли награбленное. «Софийцы нас бьют!» — говорили торговые, прибежав на свою сторону. Ударили в набат, и народ устремился к Великому мосту.
     Бояре и чиновники Веча уже не ждали себе добра и поэтому перебрались в детинец, где ударили челом архиепископу Симеону, «из очес слезы испущающе» и моляше его «да укротите народи». Архиепископ велел им идти с собой в Софийскую церковь, где долго молился со слезами. «Пойдем укрощать народ, — сказал архиерей Юрьевскому архимандриту Варлааму. «С радостью иду, учитель», — отвечал архимандрит.
     Тогда подняли святые иконы, зазвонили в колокола и архиепископ в сопровождении всего духовенства и жителей детинца пошел на Великий мост, где уже происходило сражение, и было уже множество убитых.
     Летописец замечает, что в это время была буря и град. Прошедши мост, архиерей стал благословлять народ, осеняя на все стороны крестом, и смятение прекратилось: противники разошлись, славя добродетели своего владыки, который умел, по словам их, «правити люди и поучати гловесы духовные, своею кротостью, иные же обличением, иные же запрещением, наипаче же сего брань крестом Господним и поучением укроти»; да сохранить его молитва нас и благословит от такого мятежа!(15).
     Здесь мы видим, что буйные толпы народа, готового на всякое злодеяние, которые не только губят своих братий, но грабят Святыню, ругаются над служителями алтарей, не осмеливаются неистовать в детинце, месте, по мнению народному, священном и неприкосновенном и проходят мирно чрез него во время преследования и во время бегства. Не было примера, чтобы детинец служил когда-либо местом брани: для этого был Волховский мост.
     В 1423 году снова поправляли каменную стену и башни детинца. В летописи сказано: «ставиша в Новегороде город»(16). Архиепископ Ефимий, подобно Мортирию был украсителем детинца. Он воздвигнул там каменные Архиерейские палаты и несколько каменных церквей, из числа которых две на башнях: Святого Спаса и Иоанна Златоуста.
     Вместе с XIV веком, кажется, окончились дни доблести Новгородской, и Великий Новгород и его обширные области были близки к своему конечному падению: дряхлела уже тогда народная держава, некогда могучая соперница Киева и Суздаля, но первого давно уже не стало; второй также давно сошел с исторической сцены, но за то вознес высоко рог свой бывший пригородок Суздальский — Москва.
     Кажется самою неутомимою судьбою, может быть, в наказание за грехи, суждено было Новгородцам испить чашу ее от кваса Суздальского. Некогда бывшая держава Боголюбского теперь уже первенствовала пред прочими отдельными областями тогдашней Руси: Уделы видели уже свое бессилие и хорошо знали, что наступит время, когда на Святой Руси, как говорит Святое Писание: «будет едино стадо и един пастырь».
     Кажется, дух Боголюбского витал, группировался в умах преемников его державы и давно почивший враг Новгорода восстал, как бы из векового склепа Владимирского храма, являлся среди великих князей Московских, и как некий беспощадный дух, указывал на дряхлые уделы и буйную вольницу Новгородскую.
     Сначала хитрый Иоанн Данилович Калита, а потом сын его Симеон Гордый, начали отыскивать права свои на Новгород; последний, подобно Боголюбскому, сделался протектором Новгорода. Симеон, действуя политически, кротко, мирно жил с вольницей, которая сама ему не раз добровольно била челом. Симеон живал в Новгороде, во дворце на Городище, чествуемый Вечем и народом. После его Новгородцы ходили и с Донским, но при сыне его Василии Димитриевиче и внуке Василии Темном снова загремело оружие, но уже Новгород был бессилен и два раза заплатил окупу великому князю Московскому 6олее 8000 руб. серебром; дань тяжкая, судя по времени.
     Василий Темный решил мысленно судьбу Новгорода и падение народной державы, но борьба с дядей своим Юрием и сыновьями его Василием Косым и Дмитрием Шемякой, князьями Галицкими, остановили до времени судьбу Новгорода.
     Беспощадно гонимый Василием, лишенный прародительского наследственного Галича, князь Дмитрий Юрьевич Шемяка, явился пред лицом Новгорода в древнем, Новгородском детинце. Здесь князь-изгнанник бил челом Новгороду Великому, прося гостеприимства. Новгородцы отвечали, что они никогда не отказывали тем, кто искал его и поэтому рады гостю дорогому, князю Галицкому, который ворог их недоброхоту князю Московскому. Новгородцы ненавидели Василия более, нежели кого другого из князей Московских; они подсылали даже к нему подкупленных убийц, и потому с удовольствием приняли Шемяку.
___________________________
Примечания:

(1) Молотковская летопись. С. 27.
(2) Так называлась нынешняя Троицкая ямская слобода.
(3)История Иерархов. Т. V. С. 537.
(4) В Москве Немецкая слобода также в древности называлась, Кукуем, и едва ли то название москвичи не заимствовали у Новгородцев прежде, нежели услышали от тамошних обитателей слово Coggu. Еще можно сделать предположение, что москвичи назвали Немецкую слободу, Кукуем не от Coggu, но от Кукушки, птицы, залетевшей сюда как-нибудь нечаянно, тогда как по местному народному поверию кукушка не смеет на версту приблизиться к Москве, будучи проклятою каким-то благочестивый пустынником. Заметим, что самое место Немецкой слободы было бором, дремучим лесом. Мы полагаем то, что Кукуй, от слова Coggu более принадлежит Новгородцам, нежели Москвичам.
(5) В это время установлен был праздник Знамения Божией Матери, который наша православная церковь приняла торжествовать не 25 февраля, а 27 ноября в память празднуемого тогда Святого Иакова Перского, так как этот день был днем Ангела посадника Якова Якуна, виновника спасения Новгорода.
Может быть, эта честь была предложена прежде его архиепископу, но смиренный духом, как и все первосвятители нашей церкви, тот отвергнул это и предоставил Якуну. Чудо или знамение совершилось том самом месте, где ныне Десятинный девичий монастырь, построенный, однако же, чрез 438 лет после настоящего события, именно в 1327 году, а Новгородский Знаменский собор был основан в 1357 году. На иконах Знамения Божией Матери всегда в клеймах изображаются: Святый Яков Перский, Макарий Египетский, Онуфрий Великий, Алексей Божий человек и Мученики Адриан и Наталья.
Лики этих святых, непременно должны быть изображены. После, именно в царствование царя Алексея Михайловича, когда в 1656 году икону поновлял тогдашний митрополит Новгородский Макарий, который изобразил здесь Ангелов Государя и Государыни царицы Натальи Кирилловны, свой собственный и дня о6вовления собора 12 июня 1657 года.
Наш знаменитый отечественный археолог И.П. Сахаров очень основательно замечает, что изображенный в иконе план осады Новгорода 1170 года, также мог возникнуть после настоящего события этой осады, (см. исслед. о Русском Иконописании, часть 2, стр. 26.) Теперь г. Сахаров продолжает историю нашего иконописания. Труд его бесспорно велик также пред лицом грамотной Руси, как и для будущего потомства, которое вполне и достойнее нашего оценит его. История иконописания откроет нам многое в истории быта народного. Будут времена, будут и люди, которые пойдут по стопам г. Сахарова. В Новгородской Михайловской церкви, что на Торговой стороне, есть изображение древнего Новгородского детинца, но оно относится не далее как к XVII веку.
(6) Новгородская летопись. С. 39.
(7) При этом архиерее Новгородцы приняли употреблять на своей Государственной печати и знаменах изображение иконы Знамения Божией Матери. Даже в Отечественную войну 1812 года этим священным изображением украшена была Хоругвь Новгородского ополчения.
(8) Собрание Русских летописей. Т. I. С. 217.
(9) Ibid.
(10) Новгородская летопись. С. 28, 33 и 34.
(11) г. Полевой в IV томе истории Русского народа, С. 120, называет победу Александра ничтожной: «ничтожная победа», говорит он, опровергая Карамзина, дала ему название Невского. Подлинно, надо было г. Полевому иметь большое желание говорить свое новое, но, увы, в отсутствие здравого смысла.
Если победа Невского ничтожна была в массе политических событий, то она не менее важна, значительна собственно для Новгорода, судьба которого была тогда подобна 1170 году. Во всяком случае, она грозила, если не конечным истреблением народной державы, то, во всяком случае, отторжением Северных областей, без которых невозможно было существовать Новгороду. Как же не важна эта победа, для Новгородцев собственно?
Как событие местное, оно стоило признательности современников, и по этому первые Новгородцы, а не другой кто дал название Невского Александру Ярославичу князю Новгородскому; остальная Русь только бессознательно повторила и увековечила это название. Заметим, что давать прозвание было страстью наших предков. Относительно Невской битвы по справедливости сказать: истина более руководила пером Карамзина, нежели странным именем г. Полевого.
(12) Собрание Русских летописей. Т. I. С. 225.
(13) Ibid.
(14) Ibid. С. 229.
(15) Ibid. С. 137.
(16) Ibid. С. 140.

Источник: газ. «Новгородские губернские ведомости». 1850. Часть неофициальная. №№ 3.

Текст публикации подготовил А. Одиноков.

 Продолжение следует...