84. Впереди Коломбо

01.04.92

Воюю с чифом и боцманом. Не дают мне людей по-
работать в машину. При ихней безработице на палубе, у
нас работы выше крыши. Но чиф переправляет стрелки
на кэпа, иди, мол, к нему. Но я не хочу. Матросы сидят
под шлюпками, любуются видами и болт на все забили, в
том числе и на чифа. И правильно. С нашими раскиздяя-
ми только так. Ловлю себя на мысли, что уже и в мыслях
матом ругаюсь. Как маленький Виталик говорил: мато-
выми словами.

Варю пустырник, пью его. Нервы расшатались. А
еще ехать и ехать.

Приснилась деревня не деревня, пьяные не пьяные,
поющие бабки на одной стороне улицы, я — на другой.
Смеюсь, заливаюсь. Пробую рукой развешанное полот-
но, а оно оказалось густой, плотной паутиной.

Джонки под четырехугольными парусишками. Ме-
чется такой на тонкой мачте, на поперечной палке по ди-
агонали и прет себе вперед. Видел вчера самый дырявый
в мире парус, весь в заплатах. Сквозь него можно было
спокойно рассматривать белый свет. Но безмятежный
лодочник вальяжно развалившись на корме, чуть рулит
одной рукой, другой — веревочкой управляет парусом,
и тот усердно трудится и скользит джонка у нас под кор-
мой. Движение на реке такое оживленное, что диву да-
ешься, как они ухитряются с таким течением бороться и
не сталкиваться. Крест ежедневный у лодочника — на-
крест движущиеся вёсла.

С утра на баке наблюдал, как на противоположном
берегу бежит толпа по отлогому после отлива берегу, а
за ней несется здоровенный баркас. Это спуск на воду
отремонтированного судна. В метре от воды баркас оста-
новился, а толпа успела разбежаться. После обеда вода
подымется и поднимет баркас — и он заживет самостоя-
телной жизнью. На берегу продолжали валяться на боку
другие посудины.

Хижины, близкие к воде, устроены на двух-
трехметровых сваях.

Подошел старший таможенник. Кэп меня ему пред-
ставил: старший инженер. Стою я в разлетайке навы-
пуск, в драных грязных шортах, представляюсь. Засме-
ялся таможенник и пошел своей дорогой.

Расфумиговываемся. Фумигация — заполнение трю-
мов газом, с целью истребления мелкой живности.

Полдня переезжали на другую якорную стоянку. Зав-
тра выходим в море. Приехал новый капитан, небритый,
высокий, кучерявый грек. Среднего возраста, под сорок.
Производит впечатление спокойного, уверенного в себе
человека.

Потом суета вокруг якоря, сползание с места, лож-
ная тревога, истерика Бывалого в ЦПУ, которого я бы-
стро укротил и вообще, бестолковщина.

Получил два письма от папы с мамой. Отец бодрит-
ся в январском письме, а в мартовском мама пишет, что
отцу не очень хорошо. Умер мой крёстный Андрей Пин-
чук. Печальные новости.

Боцман отмечает некоторе прозревание чифа. Во вче-
рашней толкучке вокруг якоря (там еще скобу Кентера
заливали свинцом), уже после 21 часа чифу приспичило
стрелы грузовые уложить. Боцман возразил, что месяц
лежали и еще подождут, ты же видишь люди устали.
«То-то они с ножом на меня бросаются» — отреагировал
чиф и пошел докладывать кэпу. Тот не возражал:завтра,
так завтра. Что ж, порадуемся прозрению.

День выдался напряженный, но сон — чересполо-
сица. Нервы. На коленках высыпали мои давние прияте-
ли — звёздочки и кольца Сатурна. Давненько не заявля-
лись. Так я называю псориазные бляшки, выступающие
на коже у меня в период крутых возлияний и нервного
напряжения.

Перед отходом появился Ау, приволок деревянного
слона, ещё пахнущего лаком, вместо обещанного Будды.
Слон у них символ мудрости, и очень почитаем. Я от-
дал ему обещанную ранее сумку, набив ее кока-колой и
снабдил кое-каким техническим средством для холодной
сварки металлов. Обменялись адресами. Обнялись на
прощанье. «Буду смотреть на растение, что ты подарил
мне и вспоминать тебя». С тем и расстались. У Ау ни
отца, ни матери нет, но есть три брата.

И вот, уходим.
ВПЕРЕДИ КОЛОМБО