Малыш и Карлсон

Была зима, каникулы. Зимние. Мне до них дела никакого. мал ещё. Друзья детства Ваня, Миша и Славик, они  уже во втором. Им каникулы занятие важное. Важное тем, что не знаешь чем себя занять. Скажу по-секрету, эта проблема мучила их, моих замечательных друзей детства, всю школьную их жизнь.

В воскресенье для пятилетнего малыша, воспитанного в духе марксизма-ленинизма полная свобода. В церковь никто не идёт, воскресной школы, как у Тома Сойера - нету. Церковь в деревне разобрали, построили Дом Культуры, только мрамор из земли выглядывает, там где танцплощадка, на входе.. В соседней деревне деревянная, стоит, там конюшня.

Возле школы, на заднем дворе, тогда ещё не закрытом, гуляй  - не хочу, горы угля. Особенно красив антрацит. Большие, сверкающие камни, ровные одинакового размера маленькие, и самое интересное, спуск в котельню, куда этот уголь лопатой подталкивают вниз, в подвал, и он летит, пылит! А внизу его кочегар (слова "истопник" мы не знали) лопатой грузит в топку, железную, с дверью, на которую можно прилепить разрезанную картошку и дать сгореть или запечься!

Здесь, на заднем дворе полно чудес. Школьная метеостанция, старый, покрытый ржавчиной котёл отопления, который нельзя выбросить, нельзя сдать в металлом, но можно играть в космонавтов или пиратов, по необходимости.

Ещё, мы, четверо, любим лазить через люки, под окнами школы в подвал, это опасно, но жутко интересно. А если друзья отпустят крышку люка, то тебя ударит по-голове, и ты будешь придурком или умрёшь, так говорить мама. Мама не просто говорит, он ругается и плачет. Мне это удивительно. Плакать от того, что я заглядывал в подвал? Что же тут опасного? пауки или крысы?

Но сегодня, всё покрыто снегом, морозно, потрескиват под ногами. Ваня без пальто, он не боится холода, правда нос у него синий и тает, но это потому, что конь ударил копытом юного натуралиста в момент изучения лошадиной анатомии. Остальные тоже на высоте: у каждого в руках по стеклянной банке, их всегда можно найти на заборе. Только у меня банки нету. Я - малыш. Они - Карлсоны. Опытные, бывалые. Банки летят на угольную кучу, чернеющую из-под снега. Так весело бывает редко, в эпоху отсутствия, причём полного, петард, салютов и фейерверков, бьющиеся об уголь банки, сверкающий звон и бриллиантовые осколки! Что может быть милее сердцу ребёнка в далёком 1973! Машу руками, кричу словами, белый снег, чёрный, уголь, перепачканные лица друзей, чумазые улыбки и размазанные сопли. Радость! Берёзы радостно кивают ветками, они тоже из угля и снега, белое, чёрное, вверх на угольную кучу, вниз в снег! Радостно.

Вдруг радость становится разноцветной. Большой палец моей левой руки начинает источать красную краску, и из него выглядывает бриллиант осколка банки. Все исчезают, остаётся только Ваня. Он выше меня на полметра и здоровее на полжизни. Лицо его краснеет, он хватает меня за здоровую руку и с криком "в атаку, вперёд!" тащит домой.

Не люблю "березовку". Пройдёт 10 лет, и я также буду тащить Ваню домой, мыть его рану березовкой. Моя крошечная ранка моментально утихла, и вдруг - Карлсон. На голубом экране Спартак Мишулин. Я его Карлсона помню всю жизнь, с той поры. Мы, я и Ваня, горячий чай. Смородиновое варенье, чёрный хлеб, Малыш и Карлсон. Забинтованный палец и впереди вся жизнь. Прошло сорок лет.

Я успел, увидеть Спартака Мишулина живьём, в театре. Маленький шрам на большом пальце левой руки, первый в жизни, помнит Карлсона-Мишулина, Ваню, Мишу, Славика (уж нет), чёрный уголь, белый снег, белые украинские берёзы и тёмный затхлый школьный подвал, с клочьями соли на стенах, шустрыми мышами и бдительными крысами.