Софи

II.   
     С этого дня мы стали видеться гораздо чаще и, не поймите меня неправильно, но что-то все-таки между нами было – душевное родство, одинаковая расположенность к жизни. Она была ярым борцом за правду и справедливость, а я всего лишь англичанином, обменявшим престижный вуз на обычный российский.
     - Это раньше место красило человека, сейчас же наоборот, согласись? – все твердила она, когда мы обсуждали российское образование. – Да, это ужасно, что наши вузы потеряли свое место на образовательном рынке, я бы и сама была не прочь поступить в Оксфорд, но… я родилась в России, и Россия меня не отпустит.
     Я отвечал ей, что выбор целиком и полностью на ее стороне, но она все препятствовала, говоря мне, что за нее выбрали уже другие.
     - Ты знаешь, о ком я, - намекала Софи. – И этого не изменить. Страна подчинена системе, в которой все завязано узлами, а ножницы спрятаны далеко в Кремле.
     Иногда она опускала глаза и в приступах безнадежности просто уходила от разговора:
     - Я не хочу об этом говорить, Энтони. И вообще: назови мне свое русское имя, наконец! Мы не в Британии, здесь можно назваться и по-простому, лишь бы только иметь свое имя.
     - Как хочешь называй, - предложил я ей. – Ты слишком зачиталась…
     - В каком это смысле? – не понимала она меня.
     - В прямом, Софи. Ты бесконечно в книгах. Тебе не надоедает?
     Она покачала головой, дав мне ясный отрицательный ответ, явно поняв, о чем пойдет сейчас речь.
     - Ты заболеешь литературой, свихнешься. Уже который день я замечаю за тобой такие особенности.
     - Не вижу в этом ничего опасного, Антон, поэтому…
     Мигом я ее перебил:
     - Покажи мне себя. Себя! – почему-то я потихоньку начинал выходить из своего обычного спокойствия. - Ты не живешь, и это видно.
     - Напротив, я как раз и живу, а вы… существуете!
     Здесь я уже не мог промолчать, продолжив спор:
     - Так докажи мне, что ты живешь!
     Она так непосредственно улыбнулась, что я успокоился.
     - Посмотри на меня – вот оно, доказательство. И запомни: я действительно больна, но это единственное, что помогает мне жить. Конечно, по-твоему, это глупо звучит, но так оно и есть. Моя болезнь – ничто иное, как желание видеть все, что видишь сейчас ты, идеальным, правильным и настоящим. Я создаю людей в своем воображении, убиваю их, воскрешаю, и они становятся мне родней всего на свете.
     - Какая же ты наивная… - говорил я.
     - Нет, я добрая и впечатлительная.
     Однажды она рассказала мне одну очень глупую, по ее словам, историю, в которой выделялось необычное сочетание – «странный поэт». Его образ она создавала достаточно долгое время, подбирала под него реальных людей, способных к литературе, но, как сама она говорила, «чистый образ странного поэта осквернила по своей же вине и неопытности в познании людей».
     - Написанная мною трагедия была практически испорчена, когда произошло то, чего я так ждала. Но мне хотелось себя проверить, как это делала Оля Мещерская из «Легкого дыхания» Бунина. Видишь, даже здесь я не перестаю обращаться к русской классике.
     - А что стало с тем человеком?
     - Меня это уже не волновало. Одно, за что я действительно беспокоилась, было у меня в руках – трагедия. Ты представь, сколько я вложила в нее и разом обрубила! А... нет, не обрубила. Один какой-то человек не может испортить целую систему.
     Мне так хотелось полностью ее понимать, представлять в своем воображении то, что рисовала она своим, но все проходило безуспешно: эта девушка была духовно богаче меня.
     - Постой! – кричал я ей вслед, когда она уходила, не желая мириться с моей нечуткостью.
     - Надоело! Лучше бы в тот день ты подсел бы к другой, но не ко мне! Я вообще не понимаю, как можно быть таким, извини меня, пустым и бездушным?!
     И она была права, называя меня такими резкими словами, сказанными ею в порыве злости. Случались моменты, когда мне приходилось искать ее в толпе после очередной нашей ссоры, иногда она приходила сама и извинялась за излишнюю эмоциональность. Но это было не столько важно, сколько то, какой я начинал ее видеть: настоящей, счастливой, но по-прежнему одинокой, даже со мной.
     - Так и должно быть: мы совершенно разные и поэтому нам приходится понимать все по-разному: ты – расчетами, я – чувствами. Вот и все, - успокаивала она.
     Временами меня это пугало. Но более всего огорчало то, что я не знал, как она ко мне относится и что чувствует, в то время как сам я понимал, что встретил своего человека, не обычную напудренную особу, а какую-то странную, нереальную и (не побоюсь этого слова) сумасшедшую Софи, все время взглядывающую в мои глаза в поисках понимания.
     - Помнишь, ты рассказывала мне о своей трагедии? – что-то вдруг вспыхнуло во мне. И это была ревность… - Теперь я понимаю, почему ты выбрала под образ именно того человека.
     Она медленно опустила голову и начала смеяться:
     - Потому что глупая была - вот почему. Из смертного сделала чуть ли не повелителя Вселенной.
     В этот раз ее смех был каким-то ядовитым, самовлюбленным, фальшивым.
     - Нет, - пристально посмотрел я ей в глаза. – Ты себя обманула.
     Ее смех вновь повторился.
     - Здесь никакого расчета нет, - встала она с городской скамейки. – А если тебе вдруг в голову взбрело, что я любила... Боже, фу!
     Все мои надежды в этот момент крушили одна другую, но сознание никак не могло смириться с тем, что из наших отношений выйдет только злая пародия душевной родственности.
     - Ты понимаешь, что ты говоришь? – не выдержал я и закричал, хотя разговор наш обещал быть довольно тихим. – Да что с тобой творится, Софи? Почему я не вижу той, которую встретил три месяца назад?
     - Не кричи. Что тебя так удивляет? Разве такого не может быть?
     - Это ты тоже из книг взяла, да? Опять из своей чертовой классики?!
     - Чертовой?! Следи за словами, пожалуйста!
     - По-твоему я должен радоваться тому, что вижу? Тебе самой не смешно?
     - Мне смешно глядеть на тебя, распинающегося передо мной как будто и правда влюбленного.
     «Нет, так не пойдет…» - тут же подумал я. Передо мной стояла жестокая, ненастоящая и кукольная девушка, не выражающая эмоций.
     - А вдруг влюблен?
     Она промолчала, лишь испуганно смотря на меня без движений. И тут начал истерически смеяться я, не веря в то, что передо мной стояло.
     - Ты всего лишь образ, - догадался, наконец, я. – Из себя, живого человека, выжила все, что только могла, и заполнила это не пойми чем. Что же ты сделала с собой… Да ты мертва!!!