Сними меня, фотограф!

«Мы будем счастливы – благодаренье снимку!»
(Булат Окуджава)

     В один прекрасный июньский день Роман Чагов остался без работы. И вовсе не потому, что был ленив или неуживчив характером. Просто торговую точку, где за умеренную плату Рома трудился грузчиком, прикрыла Налоговая, которой, как известно, тоже надо как-то зарабатывать на хлеб насущный.
     Спустившись к морю, Чагов присел на разогретую за день прибрежную гальку, вынул сигарету и крепко задумался о будущем. В маленьком южном городке, где ему посчастливилось родиться, активная жизнь – культурная, экономическая и финансовая – начиналась с приходом курортного сезона, где-то в конце апреля, в начале мая, а до этого аборигены питались исключительно за счёт накопленных за лето подкожных жировых запасов. Нет, летом в их благословенных краях совсем уж пропасть было просто невозможно. Места были кормные, хлебные, рыбные и виноградные, недаром бомжи всего СНГ охотно стекались сюда мутными вешними ручейками – подхарчиться и отогреться. Вот зимой – другое дело. Промышленность и прочие массовые производства в городке отсутствовали напрочь, все трудовые резервы были брошены в курортный бизнес, а какие зимой отдыханцы? Так, парочка случайно завернувших дайверов-экстремалов, любителей подлёдной встречи Нового года, какой-нибудь ищущий вдохновения свихнувшийся писатель-москвич, или экзальтированный режиссёр, ищущий подходящую натуру для своего будущего шедевра, ремейка «Зимний вечер в Гаграх - 2». На таких редких гостей – «подснежников» – местные жители открывали охоту ещё на дальних подступах, на автовокзале или даже на самой трассе «Север-Юг», высокомерно огибающей курортный городишко, и бились за благосклонность потенциальных клиентов отчаянно.

     – Ничего, пока лето – не пропаду! В крайнем случае, буду ловить бычка или драть мидий на хавку,– подбадривал себя Рома, грустно наблюдая за лениво набегавшей на галечный берег пенной волной.– Вот с «бабками» будет проблема: куда ж зимой денешься без золотого запаса! Опять же за квартиру надо платить…

     Стоп, возразите вы. Как же так – иметь квартиру в курортной зоне и думать о деньгах? Это, конечно, не собственная нефтяная платформа в Мексиканском заливе, но на маленький золотой прииск вполне потянет! Эльдорадо: запускай отдыханцев посуточно и грузи «зелень» в бочки, как любили говорить братья Карамазовы.
     Честно говоря, Чагов частенько подумывал о том, чтобы заняться гостиничным бизнесом, сдавая приезжим на лето свою однокомнатную «хрущёбку» в малосемейном общежитии № 1 какого-то давно несуществующего гиганта тяжёлой индустрии. Однако тут же возникал вопрос – куда самому-то податься? Конечно, можно было бы перебраться на время к друзьям, к Лёхе или Витьку. Но у одного, на примерно такой же жилплощади, проживало человека четыре семейства да плюс наезжающие опять же на всё лето родственники – близкие и далёкие, а другой сам сдавал свой курятник, ночуя на пляже, на стареньком надувном матраце.
     Коротать июньские звёздные ночи рядом с Витьком, под нежный рокот набегавших на берег волн, Чагов был согласен, особенно если с бутылкой-другой пива. А вот представить себе лежащее рядом нежное создание женского пола он не мог: ведь не бомжи какие-то, в конце концов! Для любовных утех просто необходимо было наличие пусть и микроскопического, но сугубо индивидуального гнёздышка. Хотя Роман и не причислял себя к пуританам, но заниматься сексом на глазах у окружающих как-то стеснялся, всё-таки суровое советское воспитание сказывалось. Одно дело предаваться артистическому созерцанию обнажённой натуры, которой в их краях с упадком морали и резкой капитализацией общества было изобилие – этим «грешило» практически всё мужское население городка, включая 95-ти летнего деда Митрича, державшегося за жизнь исключительно при помощи виагры. Другое дело – самому стать объектом наблюдения и, что ещё хуже, последующего обсуждения острыми на язык аборигенками… Нет, уж увольте!

     Вот примерно на этом месте философские размышления Чагова были прерваны появлением на опустевшем уже пляже влюблённой парочки, явно слегка одуревшей за день от южного солнца, возбуждающих морских ванн и изобилия шампанских вин всемирно известной и уважаемой марки «Новый Свет».
     – Послушай, друг,– обратился к Роману мужик, воспользовавшись недолгой паузой между двумя страстными поцелуями, которые его подружка озвучивала исключительно эротическими то ли вздохами, то ли всхлипами.– Ты бы не смог нас сфоткать на память?
     И он протянул Чагову внушительного вида фотоаппарат с толстым, как хобот у слона, объективом:
     – Тут всё автоматически, жми сюда, но только чтоб в кадре не одни жопы были!
     – Постараюсь! – буркнул Рома, осторожно принимая дорогостоящую оптику.
     В голове у него тут же мелькнула шальная мысль о том, что неплохо бы смыться сейчас с такой «цацкой»: в запутанных и плохо освещённых закоулках старой части города можно легко затеряться – не найдёшь! Но Чагов такие постыдные рассуждения отогнал решительно: во-первых, не гопник же какой-нибудь, а интеллигентный в целом человек, бывший инженер, а во-вторых – что потом, совсем на улицу не показываться? Городишко небольшой, рано или поздно всё равно найдут и рыло начистят… Такие штучки можно в Москве отмачивать,– вспомнил Рома похожие сюжеты из юмористической ТВ-программы «Даёшь, молодёжь!», обучающей молодое поколение выживанию в джунглях российских мегаполисов.

     Пока он приноравливался к незнакомому оборудованию и искал нужный ракурс, экзальтированная дамочка ловким, явно подсмотренным «экранным» движением стянула с себя верхнюю часть того, что с большой натяжкой можно было назвать купальником, и страстно обвилась вокруг своего спутника наподобие тропической лианы. Сгущающуюся темноту южной ночи разорвали вспышки фотокамеры, словно молнии разыгравшейся над морем далёкой грозы, вырывая из мрака как бы ожившие иллюстрации из «Камасутры» – этого вечного бестселлера всех времён и народов.

     – Спасибо, мужик! Ничего себе «фотосессия» получилась,  будет вдохновлять долгими зимними вечерами, – поблагодарил Чагова хозяин фотика, забирая аппарат и протягивая ему недопитую бутылку шампанского.– Выпей за такое славное окончание нашего курортного романа! Дал бы тебе за работу «бабок», да спустил всё: завтра авьон на Питер и «люблю тебя, Петра творенье»… Тебя, мужик, тоже люблю! Вы тут на югах такие все прикольные, весёлые, ну прям итальяшки!

     Мужчина сладко икнул, подхватил окончательно сомлевшую подругу, и парочка ушла в ночь, позабыв на остывающем ракушняковом камне пластмассовую заколку для волос и верхнюю часть «бикини».

     – При чём тут итальянцы? – с тоской проводил их взглядом опять загрустивший Чагов.–  Такому кабану, небось, и в его Питере весело: на самолёт деньги есть, на девок, на выпивку, на фотик…

     И тут его как осенило – эта загулявшая парочка вовсе не просто так себе парочка! Это был некий «знак», возможно даже ниспосланный ему «свыше», сам перст Судьбы, указавший ему, Ромке Чагову, путь к спасению. Дело в том, что у него где-то дома, в шкафу, тоже лежал свой собственный фотоаппарат, не такой конечно навороченный, как у Питерского гостя, обычная «мыльница», но всё-таки!
 
      – Это ж запросто можно заделаться пляжным фотографом и рубить «бабки» одним нажатием спусковой кнопки, особо не напрягаясь и даже получая при этом определённое удовольствие! – мелькнула в его голове умопомрачительно прекрасная будущность.– Типа как дед Митрич (прозванный в народе весьма метко «Смотричем»), который все погожие дни проводит в чахлых кустах жимолости окружающих дальний участок побережья, что освоили любители позагорать голышом. Но при этом тебе ещё и деньги будут платить! Просто фантастика!

     Вы, вполне резонно, можете спросить: как такое возможно, чтобы человек не помнил, какой именно из «скелетов прошлого» у него хранится в шкафу, кроме верхней и нижней одежды? И тут следует сделать небольшое, но необходимое отступление в бурную и крайне непродолжительную историю семейной жизни нашего героя. Дело в том, что маленький  серебристый «Кэнон» был подарен кем-то из родственников на свадьбу Ромы с его первой, ещё школьной любовью Верой. Более того, фотоаппарат был успешно опробован во время скромного банкета в одной из пляжных кафешек с гордым названием «Суши-бар Харакири». Там он и был в конце торжества облит пенной струёй красного «новосветского» шампанского, после чего перестал нормально функционировать. Нет, фотик продолжал исправно делать снимки, но цвета на картинке, пока механизм окончательно не просох, выходили настолько дикими, что палец непроизвольно тянулся к кнопке «Delete». А вот удалить снимок не получалось – что-то там внутри у китайской электроники залипло. Потом Роман несколько раз пытался устранить неполадку, поменял флеш-карту, но самые первые, свадебные снимки были записаны на встроенную память самого фотика и никак не убирались. Возможно именно поэтому, когда через пол года Чагов благополучно развёлся со своею не совсем благоверной супругой, та вынесла из его скромного жилища практически всё «совместно нажитое» имущество, включая коридорный коврик для вытирания ног, а вот злополучный фотоаппарат, этот немой свидетель и хранитель памяти об их недолгом семейном счастье, оставила Роману – в назидание…

     Весь остаток вечера Чагов, вооружившись фломастерами, мастерил рекламный постер «Фото на память – приветы с юга!». Внизу ватманского листа Роман вдохновенно пририсовал пальму, больше похожую на чахлый куст папоротника, и ярко-рубиновый сегмент солнца, наполовину утонувшего в аквамариновых волнах.
     – Без рекламы, без пиара – никакого гонорара! – напевал себе под нос будущий папарацци, на прилипчивый мотивчик очередного шлягера этого лета «Не бей меня, мама, я – взрослая дама», и предавался мечтам. Надежды у него были самые радужные…

     В первый же день к Чагову подошли двое парней с шеями штангистов и довольно вежливо попросили сфотографировать их в одном из приморских закоулков, «где от каждого камня словно веет древностью» – туманно пояснил наиболее разговорчивый, старательно выговаривая непривычные слова. Именно там, в глухом тупике, у облупленной давно некрашеной стены эти двое немного подпортили незадачливому фотографу внешний вид, пообещав испортить и аппаратуру, если тот не перестанет перебегать дорогу какому-то Арсену.

     – Какому такому Арсену, я не знаю никакого Арсена! – пытался неумело защищаться физически слабый Чагов. И только когда обидчики ушли, он вдруг припомнил невзрачного человечка с фотоаппаратом и огромным клювастым орлом на плече, фланировавшего с утра и до вечера по Набережной, и предлагающего приезжим от мала до велика «сфотографироваться с птичкой». Видимо это и был тот самый фото-мафиози, зорче орлиного следивший за своей территорией.

     Старательно продумав за ночь стратегию своего дальнейшего поведения, Чагов разыскал утром Арсена вместе с его облезлым орлом в одной из прибрежных забегаловок «Куршавел». (Именно так, без мягкого знака в конце, который просто не поместился на небольшой по размерам вывеске.) Фотограф как раз завтракал, не забывая подкармливать своего пернатого партнёра по бизнесу.

     – Это Вам, для знакомства! – вымученно улыбнулся Рома, выкладывая из пакета два пузатых пузыря пива и поллитровку «Немирова». – Проявитель, так сказать, и закрепитель!
 
     Арсен добродушно рассмеялся:
     – Чудак-человек, люди во всём мире давно на «цифру» перешли! – и вывел на столе жирным от масляного беляша указующим перстом цифру «100».– Сто баксов каждый месяц мне, что останется – твоё. Не бойся, на сигареты, пиво и презервативы хватит, по своему опыту знаю, сам когда-то с нуля начинал!
     – А на девочек хватит? – попытался шутить немного воспрянувший Чагов.
     – Девочки к тебе сами придут и даже сами снимут всё, что нужно,– голос Арсена почему-то сделался грустным.– Главное, чтобы следом за ними не пришли их мальчики… Ладно, иди, работай. На Набережной у меня под ногами не крутись, иди на пляж, там желающих сфоткаться много. Про цифру не забудь!
     Арсен закончил свою напутственную речь и вернулся к прерванной трапезе, а Чагов, уходя, ещё долго чувствовал на себе недобрый взгляд зорких орлиных глаз, чёрных и круглых, как два ружейных ствола.

     К счастью, от красочного чаговского постера, цинично изорванного намедни рэкетирами, осталась самая главная, информационная часть – «Фото на…». Вооружившись ножницами, Роман откромсал ненужный и двусмысленно звучащий предлог, провертел по краям листочка дырочки и, продев в них шнурок, повесил получившийся «бейджик» себе на шею. Теперь можно было смело идти на завоевание пляжной общественности. Мимоходом Чагов вдруг вспомнил местную достопримечательность – городского полусумасшедшего поэта Андрюшу Красного, личность неопределённого возраста, бродившего по Приморской набережной с табличкой на груди «Пишу стихи» и пристающего к влюблённым парочкам с творческими предложениями написать стихотворные приветствия и тосты для будущей свадьбы, а может даже и небольшую поэму о вечной любви двух пылких сердец за умеренную плату.
 

     На пляже у Чагова создалось впечатление, что его здесь действительно все давно ждут. Работа закипела, Роман только успевал снимать и записывать в блокнотик заказы: парень с девушкой на «банане» – 2 карточки, девушка с парнем (без банана) – 2 штуки, счастливая семья – 5 штук, мальчик в маске с трубкой – 10 отпечатков, мужик с бутылкой пива (убрать эффект «красных глаз»!) – 1 штука, и т.д. Последней к фотографу подошла многодетная мамаша из тех крепких российских женщин, что и с конём на скаку, и с горящей избой справляются одинаково споро. На руках она держала по-рафаэлевски мощного годовалого голыша-младенца в панамке, рядом топтались девочка четырёх-пяти лет и конопатый мальчишка, ненамного её старше.
     – Нам нужна фотография для нашего бедненького папульки, который остался дома зарабатывать для нас денежку, – просюсюкала счастливая мать, почему-то обращаясь к младенцу. 
     – Запросто! – бодро отсалютовал Чагов, мысленно порадовавшись за далёкого незнакомого мужика, отдыхающего сейчас от жены и детей где-то на диване с «пивасом», а может и не только с ним одним.

     Но запросто сделать фото не получилось. Сначала подняла визг девчёнка, наотрез отказавшись сниматься «голой», то есть в одних трусиках. Роман попытался договориться с соплисткой и предложил ей прикрыть ладошками то, что в будущем обещало стать грудью, как это делают иногда наиболее обделённые природой кинозвёзды на обложках глянцевых журналов.
 
     – Тогда ты будешь похожа на Анжелину Джоли! – начал было он успокаивать зарёванную малышку, пока её мамаша долго и тщательно усаживала вертлявого меньшого на надувного утёнка.
    
     Однако упоминание знаменитой голливудской дивы вызвало лишь новый поток слёз:

     – Я ненавижу эту самую Джоли, она гадкая! Зачем она бросила моего любимого Бреда Пита?– завывала юная жертва американской кино индустрии, вызывая у Романа невольное уважение своей недетской осведомлённостью.

     Терпеливо переминающийся с ноги на ногу на раскалённом песке старшенький тем временем рассматривал с видом знатока романов фотик.
     – «Кэнон»?
     – «Кэнон повер смарт»! – не без гордости кивнул Чагов.– Двенадцать миллионов пикселей, четырёхкратный оптический «зум»…
     – Дешёвка! – подытожил лопоухий паршивец.– Можете выкинуть его в море! У меня дома остался «Никон», зеркалка, плюс набор сменной оптики. Вот бы сейчас телевиком нудиков поснимать, там, на «голом» пляже! Да мамка запретила с собой фотик брать, говорит: сопрут! Тут, на югах, одни воры и аферисты – старательно повторил слова взрослых юный любитель фотографии. Вот, в прошлом году у мамки здесь косметичку спёрли!

     – Чего ж тогда опять сюда приехали? – обиделся за соотечественников Рома.
     –  А чё вы тут, местные, без нас делать будете? С голоду поумираете без заработков, – философски заметил пацан и растянул рот в голливудской улыбке: чи-и-и-з!

     И всё же с первой попытки запечатлеть этот самый «чиз» не получилось: когда Чагов уже готовился нажимать кнопку, мамаша, тоже расплывшись в улыбке, не уследила за маленьким и тот, радостно агукая, выпустил струю, наподобие фонтана «Писающий мальчик» в Гааге. Причём так снайперски точно целясь прямо в объектив «Кэнона», что Чагов едва успел отвернуться, всем телом прикрывая аппаратуру и ощущая на спине тёплые струйки беззаботного детства.

     Отсняв, наконец, беспокойное семейство и пообещав принести завтра в это же время фотки, Рома вдруг почувствовал, что безмерно устал и страшно проголодался. Невдалеке виднелась камышовая крыша хорошо знакомого пищевого заведения с неожиданно скромным названием «У Самвела». Чёрная графитовая доска, исписанная меловыми каракулями, знакомила потенциальных посетителей с меню: пиво, коктейл, салат «Цесарь», шашлык, люля-кебаб, самса и какое-то совсем уж загадочное блюдо «гов-на в соусе».
     – Наверное, всё-таки говядина в соусе,– понимающе усмехнулся Чагов, заказав себе шашлык и пиво.

     Сидящая за соседним столиком со скучающим видом привлекательная блондинка подхватила вдруг свой недопитый коктейль и, к некоторому удивлению Чагова, направилась прямо к нему.
     – Можно? – почему-то с утвердительной интонацией спросила красавица.

     Рома молча кивнул. Не то, чтобы у него от волнения перехватило дыхание, просто не до конца прожаренный самвеловский шашлык, по мере его разжёвывания, почему-то становился всё твёрже и объёмистее, и никак не хотел глотаться.
     – Вы фотограф, да? – незнакомка кивнула на фотографический кофр Чагова, который мысленно порадовался, что снял перед едой с груди свой позорный «бейджик».
     – Немного так… снимаю,– почему-то засмущался Рома.
     – А меня зовут Алиса! – улыбнулась в ответ на его смущение красавица и протянула розовую, как у первоклашки, ладошку (только чернильного пятнышка не хватало для полной схожести!). А потом, перегнувшись через столик, жарко зашептала ему в ухо:

     – Вы знаете, нам с подружкой именно такой, незашоренный фотограф-любитель и нужен! Профессионалы разучились видеть прекрасное, у них одни штампы: так повернись, так улыбнись, вот так сядь, вот так ляжь… А мы с Региной хотели бы сделать фотосессию… Ну, вы понимаете – для одного сугубо мужского журнала, в стиле «ню». Две девушки нетрадиционной ориентации перед объективом молодого фотографа-любителя – это будет фишка! И мы вам хорошо заплатим, не беспокойтесь! Только всё должно быть строго кон-фи-ден-циально, с некоторым трудом выговорила Алиса, игриво помахав перед носом Чагова кроваво-наманикюренным пальчиком.

     – Вот оно, началось! – радостно промелькнуло у того в голове, после чего Роман забыл и о недопитом пиве, и о недожёванном шашлыке.
     – У нас тут недалеко номер в пансионате «Какие-то там зори», – продолжала беззаботно щебетать проказница.– Мы вас долго не задержим!
     – Это уж как получится! – хмыкнул размечтавшийся Чагов. Ему даже показалось, что в ответ девушка взглянула на него вполне утвердительно и даже ободряюще.

     В номере красавица без лишних разговоров и довольно профессионально сбросила с себя то немногое, что обычно отделяет простую фотографию от фото в стиле «ню», и разметалась по широкой кровати словно выброшенная штормом на берег морская звезда.
     – А где же ваша подруга? – глуповато улыбаясь выдавил из себя Роман, едва справляясь с охватившим его возбуждением.
     – Вы пока со мной поработайте! Региночка вот-вот подойдёт, не переживайте!
     И действительно: не успел Чагов сделать и пару снимков, как в дверном замке завозился ключ, и в номер ввалился плечистый дядя, совсем не похожий на ожидаемую Ромой пылкую брюнетку (а ведь неплохо бы получилось! Чагов даже придумал название для будущей эротической фотосессии – Black&White).

     – Ты что тут, сволочь, с моей женой вытворяешь? Убью обоих! – с порога заорал мужик, хватая горе-фотографа за грудки.

     Уже через секунду изрядно помятый Роман очутился в коридоре, без фотоаппарата и некоторых личных вещей. Из-за дверей номера продолжал раздаваться какой-то непонятный шум, возня, разъярённое мужское рычание и истеричный девичий то ли плач, то ли смех.
     – Надо валить, пока ещё не наваляли, – с тоской подумал Чагов, потирая ушибленное при падении плечо и стараясь не думать об оставленном в номере «Кэноне».

     На следующий день он нашёл на бульваре Арсена и сообщил о досрочном прекращении их творческого сотрудничества по причине отсутствия у него, Чагова, производственного оборудования. Мафиозный папарацци молча выслушал взволнованный рассказ о случившемся вчера инциденте, однако ожидаемого сочувствия почему-то не проявил. Более того, потерянный вид рассказчика вызвал у него лишь приступ весёлого детского смеха. Смахивая выступившие в уголках глаз слезинки, Арсен, ещё подхихикивая, резюмировал: «лиса Алиса и кот Базилио на гастролях! Их работа!» И взялся за мобильник.

     – Алло, Василий, привет! Как бизнес? Говоришь – лохов хватает? Ну, бог в помощь! Тут в твои лапы вчера один лопушок попался, так это был мой человечек. Только ещё пока зелёный и неучёный, новичок-дурачок. Ты б вернул ему оптику, а то человеку нечем на хлеб зарабатывать… Комиссионные, говоришь? – Арсен кивнул Чагову:
     – Чего там у тебя ещё было?
     – Ещё сумка такая была, типа «кофр», бейсболка… Да, очки солнцезащитные от «Гуччи» (хорошая такая китайская подделка, выглядят почти как фирменные – жалко!), – тоскливо стал перечислять свои убытки Роман.
     – В общем, оставляй всю мелочёвку себе, а фотик отдай парню! Лады? Ларисочке приветы! – закончил разговор Арсен, а на вопросительно-молящий взгляд Чагова лишь развёл руками. – Пойми, друг, им ведь тоже как-то кормиться надо!

      Получив назад свой «Кэнон», Чагов решил отправиться на нудистский пляж, в простонародье – «нудик». Путь был не близкий – километра два-три по пересечённой местности и Роман, припекаемый щедрым на тепло южным солнцем, с тоской вспоминал об очках от «Гуччи» и красной бейсболке, которая, наверно, будет неплохо смотреться на белокурой Ларисиной головке. На подходе к нудику он вспугнул сидящего в кустах деда Смотрича, занявшего свой наблюдательный пост ещё с рассвета. В созерцании прекрасного, подслеповатым старческим глазам должен был помогать великолепный цейсовский бинокль – единственный военный трофей старика с полей второй мировой, не считая немецкого осколка вынутого из него ещё в сорок первом и бережно хранившегося в коробочке из-под монпансье вместе с медалью «За храбрость».

     – Смотри-ка, и ты, парень, туда же! – обрадовался бывший Ворошиловский ходок, улыбаясь беззубым, как у младенца, ртом. – Виагрой не угостить? А, впрочем, тебе то зачем – молодой ещё!

     Чагов уже спускался к заветной галечной полоске, где между обрывистым берегом и кромкой воды лежало несколько десятков оголённых и блестящих на солнце разнополых тел, издалека напоминая лёжку тюленей на Алеутских островах, а старик всё ещё причитал о жестокой несправедливости бытия:

     – Вот ведь дело-то какое: есть мёд – нет ложки, есть ложка – нет мёду! Когда был молод да горяч –  не было у нас такого стриптизма и в помине, а как «дружок» нос повесил на пол-шестого, так вот они, голенькие лежат и вроде как тебя ждут… Не дождётесь уже! Да, диалектика…
 
     Голый народец поначалу воспринял Чагова настороженно – не принято, мол, у нас тут фоткать и интернет потом клубничкой кормить. Но Роман объяснил «фишку»: мол, снимаю исключительно по желанию, можно на фотоаппарат клиента, никакого компромата, художественный вкус имею, порнографией не занимаюсь! Как это бывает – в толпе сомневающихся всегда найдётся парочка смельчаков, согласных на всё и действующих по принципу «эх-ма, жизнь проходит, молодость не вечна, будет потом что вспомнить», или что-то в этом духе. Одной из первых («а плевала я на то, кто что обо мне подумает!»), к нему подошла, эротично покачивая целлюлитными формами, дамочка неопределённого возраста и возжелала, чтобы её сфотографировали на скале в образе андерсеновской Русалочки.

     Небольшая скалка, высунувшаяся из моря, точно чёрная блестящая спина дельфина, отстояла от берега метров на десять-пятнадцать и Чагов, скинув вьетнамки, зашёл в воду по колено. К сожалению, довольно слабенькие возможности встроенной в дамочкин мобильник камеры не давали на большом расстоянии пристойной картинки: всё было размыто и мелко, и даже обширная «русалочья» грудь его модели вдруг оптически уменьшилась до первого размера. Роману пришлось возвратиться на сушу, оставить там шорты-бермуды и снимать дамочку, углубившись в морские пучины почти по грудь. Вернувшись через пару минут на берег, он был неприятно удивлён отсутствием там своей одежды – добротного, между прочим, местного ширпотреба, претендующего, судя по лейблу, на прямое родство с “Dolce & Gabbana”. Резиновые шлёпанцы, правда, остались, но они ситуацию не спасали: идти через весь городок домой в одних плавках в принципе было непредосудительно, но простительно только для заезжей публики. Как справедливо заметил один известный поэт, пребывавший «на югах» в поисках впечатлений (и спасаясь между делом от навязчивых кредиторов):
     «…шлёпанцы на босу ногу, лёгкое дезабилье – все приезжие немного на курорте «не в себе!»

     – Ребята, шорты мои не видели? – с некоторой надеждой обратился новообращённый полунудист (это вроде как «кандидат в члены партии» в далёкие советские времена) к весёлой компании таких же новичков, судя по их вызывающе белым, незагоревшим ещё интимным местам.
     – Это, наверно, Лёха взял! – объяснили ему ситуацию с одеждой. – Понимаешь, продулся он в карты подчистую, сел играть с какими-то заезжими лярвами, вот они его и раздели. Спустил всё, включая плавки от Армани: до последнего пытался отыграться! Самое гиблое дело с голыми бабами в карты играть – внимание рассеивается! Но ты, парень, не волнуйся: ему бы только до своего номера в гостинице добраться – переоденется и твои труселя вернёт, точно! Лёха мужик серьёзный, у него в Москва-сити свой офис.

     Но больше Алексей на пляже уже не появился. Ни в тот день, ни в последующие…

     Дни шли за днями, цепляясь друг за друга, словно зубчатые шестерёнки в старых отцовских механических часах «Полёт», которые, в бытность свою несмышлёным, но любопытствующим подростком, Чагов разобрал до винтика, за что и был справедливо бит папашей оставшимся без временных ориентиров. Его фотобизнес «устаканился» и даже начал приносить кое-какие дивиденды. Рома расплатился с долгами, перешёл с местного разливного пива (исключительная дрянь!) на бутылочный «Гёссер» и баночный «Туборг», и даже всерьёз подумывал о покупке нового фотоаппарата, обязательно с 50-ти кратным оптическим зумом, не меньше!
     Хуже было другое – втянувшись в работу, Чагов стал относиться к женской обнажённой натуре как-то спокойнее, без экстаза и прежнего трепетного возбуждения. Ну не испытывает же чувство духовного оргазма работяга на какой-нибудь «стройке века» в подмосковном элитном посёлке при виде очередного грузовика с кирпичом или бетономешалки с раствором! Чагов вдруг стал понимать и даже жалеть гинекологов всего мира, врачей-маммологов, массажистов и даже давно вымерших, как класс, турецких евнухов из виденного когда-то в детстве фильма «Анжелика и султан». Более того, приглашая некоторых наиболее раскрепощённых натурщиц к себе в гости на «рюмочку чаю» и просмотр уникальной коллекции почтовых марок СССР (до этого, как правило, дело не доходило), Роман всё чаще стал вспоминать деда Митрича с его неизменной виагрой. У медиков это явление называется «временным ослаблением половой потенции вследствие психологической сексуальной травмы, связанной с профессиональной деятельностью пациента». В народе говорят проще:
     «Если в день по одной – не забудь про выходной!
      Трудишься без выходных – через месяц «не жених»!
. . .

     Лето неуклонно двигалось к своему логическому завершению, навевая грусть понемногу опустевающими пляжами и кафешантанами. Правда, впереди ещё был «бархатный сезон», но основной чагинский контингент – мамочки с детишками школьного возраста и беззаботное студенческое племя – уже паковали чемоданы, мучительно решая, что же всё-таки придётся оставить: гладкие, обкатанные морскими волнами булыжники с известковыми прожилками или пустые раковины рапан, самолично выловленных и благополучно съеденных под местное винишко. Засушенные морские «коньки», дивные рыбки «иголочки» и «волосатые» крабы эвакуировались приезжими в первую очередь.

     Ещё один трудовой день Романа Чагова подходил к концу. Раскалённый кругляшок заходящего солнца медленно и осторожно, словно опасливый купальщик, ощупывающий ногами дно, погружался в прохладу моря, постепенно остывая и разбрасывая вокруг, точно брызги, последние лучи интенсивно алого цвета. Окружающий пейзаж при таком необычном освещении был похож на аляпово нарисованные театральные декорации к какому-то спектаклю в стиле «сюр»: полутона исчезли совсем, мазки были резкими и сочными, и каждый кустик отбрасывал гигантские, бесконечно длинные тени. Чагов устало брёл по песку, ещё хранившему жар ушедшего дня, и любовался закатом. Он любил именно такие недолгие минуты летних сумерек, когда световой день уже закончился, а ночь ещё не вступила в свои права. «Ни мира, ни войны» – как сформулировал когда-то основоположник троцкизма Лев Давидович Троцкий, великий словоблуд своего неспокойного революционного времени.

     Чагов остановился покурить у знакомого старого пирса, с которого в детстве любил прыгать «бомбочкой» – сжавшись, обхватив руками коленки и плюхаясь в воду попой, чтобы брызг получалось как можно больше. Из какой-то прибрежной кафешки доносились звуки неизбывного российского шансона. Мужественный, но как бы слегка подуставший от жизненных невзгод голос старательно бередил душу:

«…Я уйду по кромке моря
В брызгах пенного прибоя,
Позабыв на старом пирсе
Горсть ещё сырых стихов.
Мой бумажный пароходик,
Весело дымя трубою,
Уплывёт без капитана,
Взяв балласт его грехов…»

     На самом конце пирса Роман разглядел одинокую фигурку: девушка сидела спиной к берегу и тоже любовалась закатом. Последние солнечные лучи окрасили алым цветом её блузку, свисающую с плеча сумочку и даже валяющиеся рядом босоножки, позолотили и без того почти огненные, каштановые «с рыжинкой» волосы.

     «А неплохой мог бы получиться кадр: Ассоль в ожидании алых парусов» – машинально отметил про себя Чагов. Как бы повинуясь силе его фантазии, из-за ближайшей скалы показался одинокий парус судёнышка, спешащего до темноты вернуться в местный яхт-клуб.

     Роман приблизился к незнакомке, почему-то робея и не зная, как завязать разговор.
     – Вам тоже нравится? – неожиданно обернувшись, спросила девушка. И улыбнулась Чагову, как старому знакомому.– А я вас знаю, вы – местный фотограф, вы тут практически каждый день, я к вам даже привыкла, как к одной из местных достопримечательностей!

     Чагов, устыдившись такого почётного титула, закашлялся:
     – Ну, в общем, фотографирую, да… Но летом, на пляже – исключительно «корысти ради», так сказать зарабатываю на хлеб насущный. А для души – иногда пытаюсь «остановить мгновенье». Места-то у нас красивые!
     Он помолчал немного, боясь, что девушка сейчас встанет и уйдёт, а потом неожиданно для себя выпалил:
     – Хотите, я для вас сделаю хороший снимок? Такое замечательное закатное освещение, ещё буквально пару минут и солнце сядет совсем, световой эффект исчезнет. Жалко упускать такой исключительный момент! – затараторил он, боясь, что незнакомка оборвёт его на полуслове.
     – Хорошо! – неожиданно просто, без жеманства и кокетства кивнула та.– Только мне завтра уезжать… Успеете сделать принты?
     – А вы мне, на всякий случай, адрес оставьте, если что – я обязательно вышлю! – немного осмелел Чагов и, запоздало, представился:
     – Роман!
     – Курортный? – неожиданно грустно улыбнулась девушка и протянула узкую детскую ладошку.– А я – Татьяна! Что ж, будем знакомы!

     Чагов, почему-то суетясь и нервничая (давно за собой такого не наблюдал!) расчехлил фотоаппарат и стал выискивать лучший ракурс. Он даже опустился на одно колено, словно готовился к посвящению в рыцари, и таки умудрился поймать в кадр и алую горбушку почти утонувшего в море солнца, и сидящую вполоборота фигурку Татьяны, и удаляющуюся за её спиной маленькую яхту под алым парусом…

     «Это фото я так и назову: Ассоль! – радостно подумал Чагов, испытывая давно забытый восторг творчества. Он уже начал нажимать кнопку спуска, мысленно благодаря Судьбу за такой кадр, за этот сказочно удивительный вечер, за девушку по имени Татьяна, за то, что не поплёлся к «Самвелу» пить пиво, а забрёл, несмотря на усталость, на этот пустынный пляж.

     Но тут неожиданно экранчик «Кэнона» погас и на его чёрной, как у квадратного шедевра Казимира Малевича, поверхности тревожно замигала красным пояснительная надпись:

     «НЕОБХОДИМО ПОМЕНЯТЬ БАТАРЕЙКИ!»



Январь 2013 г.