Игнатьев-Новгородский детинец-3

Часть-3
                Р.Г. Игнатьев

                КРАТКОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ОПИСАНИЕ
                НОВГОРОДСКОГО ДЕТИНЦА ИЛИ
                КРЕПОСТИ

      Ласкаемый Новгородцами Шемяка, как удельный князь, поселился в детинце и стал управлять волею Веча. Народ волновался, возмущаемый речами бывшего князя Галицкого: родовая месть и кровная обида говорила здесь устами князя-изгнанника. Все думали, все были уверены, что вот наступили для Новгорода времена древней его славы, времена храброго Мстислава и Невского; словом, по мнению народа, воссияло для Новгорода новое солнце славы из Костромского города Галича.
      Новгородцы нетерпеливо желали войны с Василием Темным и потому стали приготовляться к ней. Шемяка начал укреплять детинец и в первый раз выставил на стенах его несколько пушек, называемых тогда: огнеметами. Но не всегда сбыточные бывают замыслы человеческие – и на этот раз не сбылось желание народа. Шемяка погиб от яда, как новая жертва неутомимой политики Темного. Сетующие Новгородцы с почестью погребли несчастного князя в Юрьеве монастыре, и, казалось, Шемяка унес за собой в могилу все будущие надежды.
      В это время родился будущий победитель Новгорода Иоанн III-й.
      Все уже давно клонилось к падению народной державы, где издревле не было единодушия, и если она и существовала в продолжение целых столетий, то это было единственно потому, что нашим удельным князьям было не до Новгорода: их беспрерывные междоусобные войны, а потом наступившие времена Монгольского владычества отсрочили до времени падение Новгорода. Но мы видели пример: Боголюбский, едва укрепившийся, уже простирал свои замыслы на обладание Новгородом. То же самое сделали и преемники Симеона Гордого. Уже в Новгороде народ разделялся на партии: одни были преданы великим князьям Московским и ревностно желали уничтожения образа древнего правления; другие напротив того были преданы своей старине; подкуп, обещания, все было употреблено со стороны великих князей Московских: низший класс был или равнодушен к тому и другому образу правления, или, не любя власти олигархов, желал быть во власти Московской.
      В 1437 году вовремя наводнения восточная стена детинца, подмытая водой, обрушилась и чрез два года была построена вновь тщанием архиепископа Евфимия. В начале 1470 года Иоанн III-й, великий князь Мос-ковский, объявил свое право на обладание Новгородом: здесь был престол предка моего Рюрика, первого властителя земли Русской и потому Новгород моя отчина, велел сказать он Новгороду, и требовал покорности. Ни когда не был Новгород твоей отчиной, отвечала партия людей, преданных старине, ссылаясь на права, дарованные Ярославом Владимировичем. Главою этой партии были: семейство Борецких, посадник Короб, Тысячский Максимов и другие. «Когда так, – сказал Иоанн, – то война и гибель непокорным» и многочисленная рать Московская двинулась громить землю Новгородскую.
      В Москве духовенство проклинало Новгородцев и благословляло Иоанна казнить строптивых рабов. Новгородцы, всегда зависевшие от Москвы по делам церковным, были тогда без владыки: незадолго пред этим скончался архиепископ их Иона. Не смея отнюдь просить тогда митрополита о постановлении на место Ионы нового архипастыря Новгороду, Новгородцы спешили сами избрать себе нового владыку. Собравшись в детинец для совещания, они положили несколько жребиев с именами достойных на Архиерейскую кафедру, на главный престол Софийского храма. Жребий пал на простого иеродиакона Николаевского Вяжицкого монастыря Феофила (1), которого нарекли тогда владыкою Новгорода и вверили судьбу народа в настоящее смутное время, отлагая посвящение его до окончания войны: все были твердо уверены, что великий князь Московский покончит с ними по старине (2).
      Выслав сильное войско под предводительством князя Василья Гребенки Шуйского, посадника Василия Казимира и Дмитрия Борецкого, возведенного незадолго Иоанном в сан Московского боярина, Новгородцы стали укреплять детинец; жители предместий, предвидя осаду, перебрались туда, истребив свои жилища; другая деревянная стена была устроена на больших судах или досчанниках на р. Волхове; все ждали князя Московского со стороны Псковского пути, потому приводили в осадное положение всю Софийскую сторону и Чудинские укрепления, не оставляя укреплять и Торговую. Все те, кто только мог носить оружие, были вооружены, но все это делала партия Борецких и других; напротив того приверженцы Москвы явно проповедовали бессилие Новгорода защищаться противу Иоанна, и советовали покориться безусловно; ново-нареченный владыка Феофил, кажется, неутралитировал.
      Но все партии вместе видели необходимость искать себе покровительства соседей и Польша, древняя ненавистница земли Русской, первая обнадежила им Новгородское Вече.   Новгородцы отправили посла к Казимиру, но его задержали в Ливонии.
      Шуйский был разбит на голову на Двине московским Воеводой Образцом Симским и тяжелораненый едва спасся сам на рыбачьем челноке; Казимир и Борецкий взяты в плен, после поражения их во Мшаге близ р. Шелони; первого заточили в Москве, а последнего вместе с другими четырьмя новгородскими сановниками с архиерейским чашником Пименом казнили в г. Старой Руссе. Иоанн шел к Новгороду, обозначая всюду след свой пожарами и истреблением. Летописцы замечают, что казалось самое небо благоприятствовало Иоанну: была сильная засуха и непроходимые до того болота высохли, так, что войско Иоанна, тяжелые обозы и скот шли по ним беспрепятственно.
      В начале августа 1471 года древний Новгородский детинец снова огласился звуком бранного оружия, но Феофил ревностно желал прекратить брань, и потому с общего согласия всего устрашенного Веча, вместе с некоторыми сановниками явился миротворцем в стан Иоанна.
      После многих униженных челобитий новонареченного владыки Иоанн, наконец, даровал мир Новгороду по старине, взяв окупу 16000 серебреных рублей (3). Оставя весь порядок древнего управления, но приставя своих тиунов с властью вступаться во все распоряжения Веча, не соглашаться и останавливать всякое Вечевое решение, предоставя и себе рассматривать их окончательно, Иоанн принял название: Господина Новгородского и так окончивши с Новгородом, Иоанн весело встречал в Москве начало Нового года 1 сентября (4).
Опять надобно заметить, что главной причиной успеха Иоанна было несогласие партий. Здесь мы видим, что многочисленные войска не хотели сразиться, говоря, что не смеют поднять рук на великого князя; народ не слушал правителей, духовенство было в нерешимости. Во время приближения Иоанна к Новгороду, какой-то приверженец Москвы, Упадыш, заколотил в детинце до 50 орудий; Новгородцы казнили его, как изменника; Москвичи смеялись над ними, что огнеметы у Новгородцев простыли (5).
      Семь лет протекло после этого события, и Иоанн победителем без брани вступил в детинец Новгородский, молился в Софийском храме, объявил уничтожение Веча и Новгород своею отчиною: партия приверженцев сама привела его в Новгород и сама отдала ему бразды правления. Эти семь лет Вече существовало по одному имени, но в сущности все было в руках Московских тиунов и самого Иоанна, которые постепенно приуготовляли падение Новгороду.
      Так и случилось: что было засеяно, то взошло. Главы Московской партии и вместе с тем дьяки Веча: Назарий Подвойский и какой-то Захарий, и игумен Исидор именем народа просили Иоанна об уничтожении Веча и назвали его Государем. Иоанн притворился, что поверил Новгородскому челобитью и тотчас же послал боярина Федора Хромого спросить Вече и привесть в исполнение челобитье Новгородских послов, но Вече не согласилось и не признало действительности посольства, объявив Назария и прочих лжецами. Этого и хотел Иоанн, вероятно, сам придумавший это мнимое посольство для приведения в исполнение давнего своего замысла: он объявил войну и снова войско Московское с огнем и мечем, вступило в область Новгородскую.
      Партия Веча, т. е. Борецких и прочих хотела защищаться; жители опять перебрались в детинец. Вече приказало вооружиться даже мирным ремесленникам: гончарикам, серебряникам и прочим; все ждали, что Иоанн будет осаждать Новгород, некоторые даже предвещали, что наступили времена Боголюбского, времена славы Новгорода, но народ опять не хотел повиноваться правителям. Вече снова искало сношений с Польшей, но Казимир только обещал прислать вспомогательное войско, а Иоанн шел к Новгороду и уже стоял в 5 верстах от него, в селе Мостищах. Знатные паны ездили в Новгород, где стращали буйную толпу самодержавием Иоанна и обещали все блага от Польши: где было зло, там был поляк; где поляк там было зло.
      Итак, напрасны были обещанных друзей, которые в это же время поссорясь, за что-то с Вечем, ограбили г. Старую Руссу. Иоанн заставил Новгородцев навсегда проститься с их древним нравом; они даже признали и действительность посольства Назария и, по словам летописи, добили челом Иоанну и назвали его Государем себе (6). Во время осады Иоанном Новгорода детинец в первый раз сделался местом мятежа народного. Неистовая толпа умертвила на Архиерейском дворе какого-то гражданина Козьму и Василия Никифорова, подозревая их в сношении с Москвой.
      С уничтожением Веча изменился порядок и внутреннего управления Новгородским краем и назначенные Иоанном наместники стали управлять здесь по всему праву Московскому; детинец сделался местопребыванием нового правительства. Иоанн неоднократно приезжал в Новгород, но останавливался или на Городище или на своем Государевом дворе, бывшем близ церкви Пророка Илии, что на Славной улице.
      24 апреля 1496 года детинец был снова опустошен пожаром: загорелся какой-то дом, находящейся близ Волховского моста, а от него загорелась Богородицкая городская башня, или называемая Стрельница; огонь выхватил из крыши ее тесницу, которую понесло ветром на Яневу улицу, перенесенную через весь детинец, и пожар распространился: кроме Яневой сгорели: Росткина, Хревкова, Льгощая, Щаркова и Рожважская улицы и в том числе сгорело пять церквей: в детинце сгорела только одна Богородицкая Стрельница вместе с церковью Положения Пояса Богородицы (7); значит, детинец был спасен от пожара, которой легко бы мог распространиться по тесноте в нем находившихся строений.

      Детинец в это время, кажется, стал требовать нового исправления и Иоанн III-й, находя нужным поддерживать Новгородские укрепления по случаю близкого соседства Литвы, рыцарей и шведов, от нападения которых не могли быть безопасны наши пределы; в 1492 году приказал исправить каменные стены детинца, пожаловав на это сумму из своей Великокняжеской казны. Тогдашний архиепископ Новгородский Геннадий также пожертвовал на это часть собственных доходов. Детинец не только был исправлен, но увеличен. В летописях сказано: «Князь велики Иван велел город ставити у Ругодива (улицы) и начаша. Поставлен бысть град каменный в Великом Новеграде, повелением Великого Князя Иоанна Васильевича всея России, при Архиепископе Геннадии, на две части великого Князя денги, а треть владыка своими денги»(8).
      На следующий год уже готово было укрепление детинца, и архиепископ Геннадий 8 декабря освящал новый город.
      Во Второй Новгородской летописи очень подробно описан обряд обновления каменного города 1492 года. Он происходил следующим порядком: в назначенный для этого день после утрени архиепископ, в сопровождении всего духовенства и великокняжеских наместников: Андрея Федоровича, Ивана Андреевича, дворецкого Ивана Михайловича Волынского (9) пошел из Софийского собора крестным ходом мимо Никольской церкви, бывшей тогда на дворе нынешнего Архиерейского дома, в Исповеднические ворота, а оттуда мимо церкви Входа во Иерусалим в Богородицкие ворота к часовне Креста, где говорена ектенья и оттуда к Спасским воротам; певчие, дьяки в это время пели каноны: Страшному Суду, Благовещению и Святителю Петру, Московскому Чудотворцу. Здесь отслужа молебствие и осенив крестом народ, архиепископ шествовал к Покровской башне, а оттуда к мосту, бывшему на рву против этой башни, ведущему к Чудинским укреплениям, к Владимирской башне и к бывшему здесь также через ров Гребельскому мосту; на всех этих местах духовенство молебствовало, а певчие на пути пели каноны: от смертоносной язвы, Одигитрии и Алексею митрополиту Московскому Чудотворцу.
      Осенив крестом народ, архиепископ шествовал далее вокруг города и возвратился уже снова через Богородицкие ворота, где окроплял святою водою, и, ставши в притворе Софийского собора, кропил святой водою духовенство, наместников, бояр, детей боярских и народ, потом вшедши в самый храм и приказав сделать отпуск, приветствовал наместников и других чиновников; а духовенству велел молиться за Государя и весь дом его и каждый день в своих монастырях и приходах петь молебны: мера необходимая для народа, еще мечтавшего возвратить прежнее. После всего этого архиепископ совершал литургию, но не в Софийском соборе, а в своей домовой церкви Св. Евфимия Великого.
      В следующий за этим недельный день, архиепископ совершил обряд обновления града, обходя крестным ходом деревянную стену и вал на Софийской стороне; значить – в то время не один детинец, но собственно на всей Софийской стороне были возобновлены укрепления. Здесь таковым же порядком происходило молебствие на Петровской, Чудинцовской и Яневой улицах, близ Духова Зверинского, Николобельского монастырей (10) и церкви Алексея Митрополита, бывшей вне детинца, близ нынешнего городского сада; на пути пели те же самые каноны с присовокуплением к ним канонов: Покрову Богородицы, Святому Леонтию епископу Ростовскому и Варлаамию Хутынскому. Архиепископ также после этого обошел вокруг детинца и возвратился через Великий мост в Богородицкие ворота. По отпуске он снова приказал духовенству молиться каждодневно о великом князе, его доме и петь молебны.
      В то время каменный Новгородский детинец был в таком именно виде: каменная стена его находилась на таковом же пространстве, как и ныне, вокруг же до р. Волхова, как известно, был прокопан ров, чрез который было несколько мостов, ведущих в крепость; мосты эти примыкали к самым башням или стрельницам. В это время являются, новые: названия башен, как-то: Владимирская, Сергиевская и Спасская; на всех башнях, как мы скоро увидим, устроены были церкви; эти башни уже возникли впоследствии.
      Скажем здесь о плане Новгорода, изображенном под иконой Знамения Божией Матери, находящейся в Новгородском Знаменском соборе, что едва ли он не возник в XVI веке, и в этом случае изображение его со сказаниями летописей будет верно; на нем обозначен детинец с одиннадцатью стрельницами, а по всем летописям и описи Новгорода 1615 года, сделанной дьяком Чоглоковым и изданной митрополитом Евгением в его исторических разговорах о древностях Новгорода, упоминается о следующих воротах и башнях: Богородицкой, Исповеднической, Покровской, Кукуевской (11), Спасской, Владимирской, Сергиевской, Петровской, Водяной, Златоустовской и Павловской.
      Относительно же того, что много было упомянуто о некоторых воротах или башнях, существовавших во время осады Новгорода Андреем Боголюбским в 1170 году, тогда как летописи начинают упоминать о них не ближе, как в конце XV века, то в этом случае я руководствовался харатейным списком Молотковским, где в приложении помещено Сказание о нахождении Суздальцов, и там-то обозначено название башен деревянного детинца.
Предоставляю в этом случае другим судить о справедливости и несправедливости этого сказания; пусть его рассмотрит благомыслящий критик с истинной точки зрения, как того требует историческая критика, тогда как отдам ей на суд неизвестную доныне летопись Молотковскую (12).
     План осады Новгородской в Знаменском соборе, где изображен детинец, требует еще самого строжайшего критического исследования. Но, к сожалению, кажется, самые следы к этому едва ли не потеряны временем и за неимением фактов.
     Летописи упоминают о моровом поветрии 1508 года, бывшем в Новгороде, от которого умерло 13396 человек, считая, в том числе жителей пяти пятин. В это время построена была в детинце деревянная церковь во имя Похвалы Богородицы против самого Софийского собора.  Церковь эта была сооружена в один день (13).

     При Царе Иоанне Васильевиче Новгородский детинец служил местом заточении пленных литовцев, немцев и татар; в летописи сказано: «в лето 7160 поставили в городе три тюрьмы, новые, да в них сажали Татар» (14).
     В это же время новое моровое поветрие опустошило область Новгородскую. С 1-го сентября до 6-го декабря умерло несколько тысяч человек и в Софийском соборе, как говорит летопись, осталось только шесть священников, да два дьякона, а было прежде их кроме протопопа, «осьмнадцать Священников, Протодьякон и четыре Дьякона, да Архидьякон».
В это время поставили в детинце две деревянные церкви, во имя Святых: Кирилла Белозерского и Мученика Христофора (15), сам архиепископ Серапион был жертвою поветрия, он скончался 29-го октября 1552 года, приказав пред кончиною своею вынуть жребий о месте своего погребения – и жребий пал на придельный храм Софийского собора во имя Иоанна Предтечи. Замечательно здесь то, что все памятники подобных событий воздвигались непременно не иначе как в детинце.
      В 1571 году Новгородский детинец увидел в себе Грозного Царя, но не как властитель явился Иоанн IV, не с миром, а с мечом: войско царское окружило город со всех сторон; Новгородцы трепетали и шли встречать Государя с крестами и Святыми иконами. Входя в детинец, Иоанн Грозный остановился пред Богородицкими воротами: «ты злочестиве (вопил Иоанн на архиепископа Пимена, нехотя принять его благословения ни слушать молебствия) в руце твоей держиши не крест животворящий, но вместо креста оружие, и сим убо оружием хощешъ уязвити царское сердце наше, своим неистовым зломыслием, со своими злотворцы и единомысленники града сего жители, хощете царския наши державы отчину нашу, сей великий богоспасаемый Новгород предати супостатом нашим, иноплеменникам, Королю Литовскому Жигимонту Августу; и отселе неси, убо, наречешися пастырь и учитель и сопрестольник великия соборныя апостольския церкви Премудрости Божия Софеи, но волк и хищник, и губитель, и изменник, и нашему царскому венцу досадитель» (16).
      Сказав это, Иоанн велел архиепископу с иноками и крестами идти в Софийскую церковь; здесь слушал он литургию, молился со слезами и, по приглашению архиерея, пошел к нему со всем своим двором обедать в трапезную Грановитую палату, что ныне церковь во имя Святого Иоанна архиепископа Новгородского, находящаяся на дворе Архиерейского дома.
За обедом, по словам летописи, Иоанн вдруг вскричал: «гласом велиим, обычным Царским ясаком» (17)... Явились воины, схватили архиепископа, чиновников и слуг, ограбили Архиерейский дом и Софийскую церковь, откуда взяли все драгоценности, казну, сосуды, иконы, колокола в даже книги. Точно такой же участи подвергнулись и другие церкви Новгородские. Еще, прежде этого, опечатали монастыри, связали иноков и священников и в числе более 500 привели их на суд к Государю. Иоанн приказал убить всех их палицами (18).
      После этого еще шесть недель (с 8 января по 12 февраля 1570 года) продолжался ужасный суд Государев; каждый день мучили и казнили по нескольку сот человек, и если в этом случай верить сказаниям летописей, – жгли каким-то огненным составом, привязывали головою или ногами к саням, влекли на Волховский мост, бывший тогда не на месте нынешнего, но близ торговых рядов, где теперь часовня, а прежде того существовал Арсентьев монастырь. Этих несчастных целыми семействами бросали с моста в воду, на том самом месте, где р. Волхов никогда не замерзает. Даже грудные младенцы были привязываемы к матерям и подвергались той же участи.
Московские воины ездили по Волхову в лодках с кольями, баграми и секирами, кололи и рассекали на части тех, кто выплывал.
      Иоанн велел грабить, и сам, объезжая его, смотрел, как воины расхищали монастыри, церкви и домы. Этого мало: были посланы особые отряды в Новгородские пятины, с повелением не только истреблять людей и грабить имущество, но жечь запасы и убивать скот (19). Наконец, 12 февраля Иоанн позвал к себе несколько человек именитых Новгородцев, «воззрел на них оком милостивым и кротким» и сказал, чтобы они жили и благоденствовали, что пролитая кровь взыщется на изменнике архиепископе Пимене и его злых советниках.
      После этого народ был свидетелем уничижения несчастного Пимена: его посадили в рубище на кобылу, с волынкою и бубном в руках, возили по улицам и потом за крепкою стражею отвезли в Москву, куда на нескольких стах возах отправили также похищенные сокровища Новгородские.
      Иоанн удалился сперва в Псков, а потом в Москву, погубив в Новгороде будто бы 60000 человек!..(20)
      Говорят, что Волхов, запруженный телами, долго не мог, пронесть их в Ладожское озеро. Несколько семейств были выселены в другие места. Вскоре после этого открылось моровое поветрие, истребившее множество людей в Новгороде и его окрестностях. Это несчастие и Государев разгром опустошили Новгород так, что в детинце и на Торговой стороне было много дворов совершенно пустых. На последней их сломали, выстроили Государев дворец и вокруг него сделали площадь.

      Теперь следует вопрос: что было причиной ужасного гнева Грозного?
      Подозрительный и порывистый характер Иоанна и наветы окружающих его. Кто же были эти любимцы царские? Люди без души и совести, люди низкого происхождения, возведенные из ничтожества на степень людей государственных, из убожества в богатство, словом – новички в боярстве. Какие-нибудь однодворцы. Татары в боярские холопы составляли, как известно, Царскую Опричнину. Так мудрено ли, что эти люди жаждали корысти, ни чем не были довольны, а главное, пылали завистью, ненавистью и мщением к древним боярским родам, пред которыми прежде должны были раболепствовать, – а этого никогда не прощает выходец.
История может упрекать Грозного за доверчивость к этим людям и не доверчивость ко всему остальному. Ему указали на Тверь, Новгород и Псков, что в них будто-бы гнездятся измена, предательство и желание отторгнуться от власти России и соединиться с Польшей.  Московские воеводы, бывшие в Новгороде наместниками, беспрестанно доносили на неповиновение народа, судили и казнили виновных: все это могло возбудить и возбуждало подозрение Грозного; этим воспользовались; явились, может быть, и доносчики, так например, летописи упоминают о каком-то Петре Волынце, доносившем на измены архиепископа и почетных жителей и о желании их поддаться Литве (21).
       Иоанн еще хорошо помнил дни юности, когда смуты боярские ожесточили его сердце; помнил заговор князя Ивана Андреевича Старицкого 1534 года, где Новгородцы участвовали «вси городом» (22) хотя после этого прошло 36 лет, но довольно было, чтобы возбудить гнев Иоанна: искра была брошена удачно и возгорелось пламя! Тверь тогда же, т. е. в 1570 году имела участь Новгорода; Псков спасся особым чудом; но история, если не может оправдать Иоанна в деле Новгородском, то, по крайней мере, должна снять с него половину вины и упрекать во всем окружающих Иоанна, на которых и падет кровь невинных. Об этом прекрасно рассуждал Трейер (23): даже новгородский летописец, передавая свой преувеличенный, пристраст¬ный рассказ, говорит: «наущением зломысленных богоотступников и злых человек, вложиша во ум и во уши Царевы неприязненные и сопротивные глаголы, изменные». В другом месте говорит: «злых, буявых человек, хищников, от действа сопостата диявола, иже влагающих во уши Царевы неприязненные глаголы»(24).
       Мало ли дел темных в истории нашей, но они преданы забвению, пусть же будет забвенно и дело Новгородское. Были ли в чем-нибудь виновны тогда Новгородцы, Тверичи и Псковитяне, – улик история не представляет и поэтому все судит Бог…
       Заметим, что гнев Иоанна обращен был более на дворянство и духовных, от которых опричники требовали и старались вымучить сокровищ (25).
       Не раз после того бывал Грозный мирным гостем в Новгороде, посылал жителям грамоты, чтобы «жили спокойно и ничего не боялись от Государя (26). Иоанн взял себе всю Торговую сторону и назвал ее своею Опричниною; туда переселились некоторые из московских и иногородних жителей. Детинец и Софийская сторона назвались Земщиной. Там управляли: государев наместник князь Петр Данилович Пронский и царский дьяк Алексей Старой; на Торговой же сторон опричный дьяк Семен Мишурин.
       В это время детинец сделался местом пребывания земских властей, к числу которых принадлежало и высшее духовенство. Здесь помещался учрежденный еще Иоанном III-м Приказ Новгородской Четверти, который находился близ церкви Входа в Иерусалим и Мортирьевской звонницы (27).
       Приказ Владычный управления духовными делами Новгородской области; в нем присутствовали особые владычные дьяки и поповские старосты, (благочинные) протопопы семи Новгородских соборов: Софийского, Спасского, Знаменского, Яковлевского, Успенского, Николаевского и Ивановского. Чиновники земского и духовного управления жили в детинце; там производился суд и расправа. Преемник Пимена, бывший Чудовский архимандрит Леонид, заключил здесь многих лиц из здешнего духовенства, ставил их на правеж, взыскивал какие-то излишне перебранные царские милостивые деньги (28).
       Иоанн простил тех, которые были взяты в Москву, прислал 150 возов казны, учредил в Новгороде 500 стрельцов для содержания стражи и прислал отнятую святыню, которую новый архиепископ Леонид с торжеством встретил в детинце И внес в Софийский храм.
Иоанн приказал наместнику Пронскому составить таможенный устав, учредил таможню на Торговой стороне, пекся о торговле, но тогда же вывез в Москву из Новгорода сорок семейств из земщины и шестьдесят из опричных. В тоже время украсили Софийскую церковь, поставили Царское место, принимали все меры предосторожности от пожаров, велели иметь на домах чаны с водой и веники, не топить летом печей в домах, но на полях, в особо устроенных шалашах, запретили пропускать, кого бы ни было из детинца на Торговую сторону и обратно до обедни, наказывали строго пьяных.
      Вскоре после этого опять открылось ужасное моровое поветрие, истребившее множество людей; не велено было уже никого хоронить в городе при церквах, но в селе Водопьянове за 6 верст от города, близ Хутынского монастыря; по улицам учредили заставы, запретили священникам исповедовать больных под опасением сожжении вместе с зараженными (29); наконец мор прекратился: 4-го ноября 1572 года прибыл сюда царский опричный, посланный Григорий Никитич Бормосов, созвал на Государев двор духовенство и спрашивал о состоянии города. Призванные объявили, что поветрие уже прекратилось. Иоанн прибыл в Новгород, молился Святыне, ласкал жителей, велел строить вновь в детинце на месте прежних судебные места(30) и отправить отсюда довольное количество военных снарядов в Псков, где более ожидали нападения от неприятелей, нежели в Новгороде.
      Иоанн опасался действия со стороны враждебной Польши, бывшей тогда в самой силе и могуществе и Ливонии, хотя уже близкой к падению, но напрягающей еще последние усилия: то была борьба умирающего с жизнью. Тогда еще разнесся слух о приближении Крымского хана, но нападение это кончилось благополучно; хан был разбить наголову в 50 верстах от самой Москвы...

     Здесь в летописи опять видим, что во время бытности Иоанна в Новгороде снова детинец делается безмолвным свидетелем духовно-политического торжества. Жителей снова сбирают сюда и после литургии, в Софийском соборе, читают грамоту митрополита Антония к духовенству и народу, чтобы они жили в мире, любви, послушании к властям, молились за Государя и Царевичей Ивана и Феодора и за Царицу Анну: это была четвертая жена Грозного и собор духовный, разрешивший этот брак ради моления Царского, хотел этим самым доказать законность несогласного с уставом православной церкви брака. Не совсем доверяли и преданности Новгородцев и потому беспрестанно внушали им обязанность подданных к Государю и отечеству. В летописи сказано: «опосле молебном и после владыки на амвоне грамоту молебную от Митрополита ж вслух Яков ризничий чел, велми любезно поучение и слез достойно; да опосле Якова чел грамоту третию, поучение велми полезно и слез достойно, поддияк Стефан, стоячи пред амвоном и пред владыкою, всем людям, вслух, и владыка, после чтения грамотного, поучал Архимандрита (Юрьевского) и Игуменов и Священников» (31).
      Архиепископ Леонид был верный исполнитель воли Иоанна; он вполне постигал мысли, нрав Грозного и, как природный москвитянин был истинно ревностно предан своему государю, но жестокий нравом, как большей частью людей того века, неумел смирять строптивости, ссорился с новыми вельможами, был жесток с подчиненными – и пал; но едва ли справедливо назвал его Карамзин человекоугодником (32).
      Началась борьба Иоанна с Польским королем Стефаном Баторием и война 1590 года не была счастливой для России. Города: Холм, Сокол и Великие луки находились в руках неприятеля. Поляки осаждали Псков, где защищался храбрый воевода князь Петр Шуйский; прочие воеводы ссорились, спорили о разрядах; Иоанн не доверял никому и бездействовал. В это самое время враги явились в областях Новгородских и сожгли г. Старую Руссу. Новгород ожидал осады; спешили укреплять детинец и обе стороны города, но мир 1592 года прекратил военные действия: детинец ждал, но не видал врагов.
      Еще чрез два года, Грозный был уже в могиле. Наступили времена Федора и Бориса.  Последний много сделал для Новгорода по части промышленности, возобновляя опять Ганзейскую торговлю.
      Чего не видала Святая Русь, начиная с 1594 по 1611 год: еще раз, как в дни татар и уделов, испытывал ее Вышний!
      На спаянном кровью престоле Грозного восседали: кроткий Феодор, мудрый, но несчастный Годунов, воспитанник иезуитского коллегиума под святым именем святого царевича Димитрия Иоанновича и хитрый Шуйский.
      Наступили смутные времена России. Сигизмунд и бродяга под именем Димитрия, спасшегося будто бы во время мятежа Московского, терзали наше отечество. Царь Василий видел измены, предательства своих подданных, видел свое бессилие и решился искать союза со Швецией. Родной племянник его князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский, в качестве наместника Новгородского, спешил в 1610 году в Новгород для сношений со шведскими уполномоченными, что было всегдашней обязанностью Новгородских наместников, и не раз служило поводом к неудовольствиям шведского двора, хотевшего сноситься с самим Государем.
Наконец, явилось в Новгороде войско шведское, под начальством графа Якова Делагарди и присоединилось к войскам Скопина-Шуйского. Скопин-Шуйский разбил поляков под Александровской слободой, освободил Москву и Троицкую Лавру, вошел победителем в освобожденную им столицу, и умер к не описанной горести народа 22 лет от рождения. Молва народная обвиняла царя Василия в смерти юного героя. Враги укрепились, снова начались смуты боярские; царь Василий был лишен престола и неволею пострижен в иноки...  Обстоятельство беспримерное в истории, но оно уже не удивляло ожесточенных и приобвыкших к смутам и разврату современников междуцарствия. В Москве учредился совет Семибоярщины. Шведы требовали вознаграждения, им не, дали и Делагарди пошел обратно к Новгороду, открыв военные действия, как бы в земле неприятельской. Начальствовавшими в Новгороде в это время были: наместник князь Никита Иванович Одоевский и боярин Бутурлин.
Поддадимся скорее шведам, чем ляхам, говорили Новгородцы, они не раз нас обманули. Делагарди стоял близ Хутынского монастыря и с угрозой требовал Орешка, Луги, Яма, Копорья, Гдова и Ивангорода. Новгородцы обещали и вступили в переговоры с Делагарди. Он предлагал Новгородцам в Государи шведского наследного принца Густава Адольфа, требовал денег; ему обещали несколько тысяч рублей, но не дали.
      Митрополит Новгородский Исидор и князь Одоевский стали приводить в осадное положение город, укрепили детинец, расставили на стенах и башнях орудия и сожгли строения за валом или посады, которых жители, как прежде во времена Боголюбского и Иоанна III, снова перебрались в детинец. Одоевский ожидал неприятеля, у которого всего было 5000 воинов.
      В это время прибыло из Москвы посольство от Ляпунова, созывавшего верных россиян на помощь отечеству. Ляпунов вошел в сношения с Делагарди, звал его к Москве. В след за Бутурлиным, товарищем Одоевского, прибыли к Делагарди: князь Троекуров, думный дворянин Собакин и дьяк Васильев. Переговоры длились, воеводы бездействовали, пировали в стане Делагарди, не занимались своей обязанностью и, может быть, не слушались даже ни митрополита, ни Одоевского; Делагарди показывал вид уступчивости и ожидал удобного времена, чтобы овладеть Новгородом.
     Ночью на 16 Июня 1611 года, граф Делагарди объявил воинам, что время взять враждебный Новгород, льстил обещанием обогатиться сокровищами Новгородскими, и шведы тихо двинулись к Новгороду, где воеводы беспечно спали, а Новгородцы были твердо уверены, что если Делагарди вздумает напасть на Новгород, то нападет на более слабую часть его, именно: Торговую сторону, а не Софийскую и детинец.
      В тишине ночи шведы обошли город; какой-то боярский слуга Иван Шваль подвел их к Чудинской башне; жители спали, когда враги ворвались в город; самые стражи на стенах и башнях дремали. Шведы зажгли город, стали грабить монастыри и церкви на Софийской стороне, резали без сопротивления кого ни попало; жители бежали в крепость, кидались в реку, тонули, другие напротив того бежали в поле и дремучие леса, которые были тогда невдалеке от самого города. Но что же делалось на Торговой стороне, где было, более ратных людей и находился Бутурлин?
     Там грабили друг друга, грабил сам Бутурлин лавки и домы богатых граждан; дети боярские стрельцы, призванные на защиту города, ограбив его вместе с Бутурлиным, выступили Московскою дорогою. Но были и герои: стрелецкий голова Гаютин, атаман Шаров и дьяки Голенищев и Орлов собрали горсть храбрых и решились защищаться на смерть; к ним пристал храбрый Аммос. протоиерей Софийского собора.
     Что же предпринимали митрополит и Одоевский в укрепленном детинце?
Тот и другой потерялась. Одоевский, славный дипломат своего века, вполне муж совета при лице Михаила и Алексея, был именно только дипломат, но не военачальник и не имел ни твердости духа, ни мужества, столь необходимых полководцу. Человек более мирный, он желал мира, и оказал слабость в то время, когда пылала Софийская сторона. Шведы при его глазах грабили детинец, жгли, расхищали церкви и Софийский собор, проникли на Торговую сторону, где защищались Гаютин и его товарищи. Митрополит  Исидор, в сопровождении Одоевского и устрашенного народа, обходил крестным ходом по валу, окружающему детинец.  Они были свидетелями славной смерти Гаютина, Шарова, Голенищева и Орлова: защитники Торговой стороны «пали все до одного». Храбрый, доблестный протоиерей Аммос защищался в своем доме против шведов, положил их много на месте, но враги зажгли дом и доблестный пастырь погиб в пламени. Митрополит все это видел, издали осенил крестом и снял с него какую-то церковную клятву. Шведы ограбили монастыри и церкви на Торговой стороне и дограбили после Бутурлина частное имущество.
      Одоевский заключил мирный договор с Делагарди от имени Новгорода с видома бояр и народа Московского, утвердя его крестным целованием за себя и потомство. Новгородцы признали Государем шведского наследного принца Густава Адольфа, заключили вечный союз против Польши, обязались уступить Кексгольм в уплату военных издержек, давать жалованье и припасы шведскому войску. Вера, образ правления, право собственности оставались неприкосновенны; учредилось временное правительство, состоящее из Делагарди, митрополита и князя Одоевского.
      Шведы думали обогатиться, но вступив в детинец, нашли множество пушек, но мало снарядов и 500 рублей в казне. Награбленного казалось мало для войска; шведы бунтовали, целые дружины бежали в Финляндию; Делагарди относился к Карлу IX, королю шведскому, просил денег, и велел взыскать с Новгородских пятин на продовольствие войск по пяти рубля с выти (33). Бутурлин жил в Бронницах и известил Московскую Думу, что шведы взяли Новгород, но будут сражаться с поляками. Разорив Новгород, шведские войска опустошали окрестности, не щадя самой святыни; Новгородцы были равнодушны. История должна с негодованием упрекать князя Одоевского.
     Шведский наследный принц Густав Адольф уже ехал в Новгород, но на пути узнал о кончине отца и возвратился.

__________________
Примечания:
(1) Собрание Русских летописей. Т. II.
(2) Ibid.
(3) «Князь же Великий тако у нареченного Владыки Новгородского и у Посадников, и у тысячких, и у всего Великого Новгорода вси своя, что ни буди старины поимал, или город, или волости, или Бор Черный, а еще сверх того на них 17000 рублев копейного прикончил, ино ради Владычного челобитья тысячю отдал» (Псковская летопись. С. 242). Значит, Феофил сделал это, зная хорошо расстройство финансов вольного народа.
(4) Ibid.
(5) «Поносиша Москвичи Новугороду: остудеша огнеметы ваша (Молотковский харатейный список. Л. 22 об.). Молотковский список есть полный противу всех других; в приложениях к нему есть несколько интересных фактов, относящихся к XII, XVI и XVII векам, доныне не известных. В непродолжительном времени он будет издан.
(6) Собрание Русских летописей. Т. I. С. 145.
(7) Там же. С. 144. Все эти улицы находились на Софийской стороне; из числа их Льгощая еще существует; Рожважская находилась близ нынешней Тихвинской церкви; на том самом месте, где ныне Военный госпиталь, был некогда Николаевский Рождественский мужской монастырь, называемый Рожважским в честь Рождества Святителя Николая, празднуемого в древности даже до уничтожения Патриаршества 29 июля. Монастырь Рожважский упразднен в 1760 году (См. Историю Иерархии. Ч. V. С. 712). Храмовая икона перенесена в Тихвинскую церковь, что ныне Военного ведомства. Икона писана стилем древней Новгородской школы и она, кажется, копия с Вятской или Хлыновской; на ней находится надпись: «в лето 7008 сию Икону в Николаевской Рожважской монастырь сделал Иван Данилов Новгородец на помин сродник».
Название улиц древнего Новгорода можно усмотреть из описи Новгорода 1626 года изданной Митрополитом Евгением в исторических разговорах о древностях Новгорода. У меня теперь есть дополнительные сведения к этой описи, недавно мною отысканные в рукописи, которую я не замедлю издать.
(8) Там же. С. 144 и 244.
(9) Там же. С. 144. «Дияк Иван Сумороков за кресты со Архиепископом не ходил, и Архимандрит Юрьевской, да Игумен Антоньевской Андрей, и Игумен Хутынской, и Игумен Вяжиской, и Игумен с Лисьи Горки, Игумен Рождественский с поля, Игумен Аркажской, и Игумен Колмовской, и Игумен Ковалевской, и Архимандрит, и те все Игумены за кресты с Архиепископом не ходили же да опроче тех Игуменов, которые имяна писаны, из иных монастырей многих Игуменов не было».
(10) Николобельский мужской монастырь в 1764 году по уничтожении его присоединением к Зверинскому, ныне от него осталось одна каменная церковь Св. Николая с приделом Св. Апостол Петра и Павла.
(11) Кукуевская башня была близ Покровской, но ее никак не должно принимать за последнюю; это можно видеть в Софийском служебном уставе и в делах бывшей Губернской канцелярии, хранящихся в архиве здешнего Губернского правления.
(12) Летопись эта будет издана в продолжительном времени.
(13) Собрание Русских летописей. Т. I. С 244.
(14) Там же. С. 135. Чрез два года несчастным пленникам объявили волю царскую, чтобы они приняли христианскую веру, которые же не соглашались, тех велено было топить: «а которые не захотели креститись, инее их метали в воду» (Ibid. С. 157).
(15) Ibid. С. 251.
(16) Ibid. С. 258.
(17) Новгородская летопись. С. 295.
(18) Ibid. и Карамзин «История государства Российского». Т. IX С. 87.
(19) Ibid. С. 296.
(20) Псковская летопись на странице 205. Но Таубе и Крузэ полагают убитых 27000; Гваньини 2770 чел., кроме женщин и черных людей, а Курбский в своем Сказании пишет, что будто-бы Иоанн умертвил в один день 15000 чел., но в Синодике Кирилова Белозерского монастыря, где записывались жертвы гнева Иоаннова, обозначено так: «помяни, Господи, души раб своих 1505 человек», а сверху приписано: «Новгородцев» (Карамзин Т. IX прим. 294). Быть может, Иоанн считал здесь только одно духовенство, дворян и именитых граждан, но ни в каком случае не основательно, даже пристрастно следущее Сказание новгородского летописца: «на всяк убо день ввергнут и потопят в воде человек всякого возраста числом, яко до тысящи, иногда и до полуторы тысящи; а тот убо день облегчен и благодарен, иже ввергнут в воду до 500 или до 600 человек… А в те поры Государь, во время градского грабежу, иных Государевых своих людей рассылает около Великого Новгорода во все четыре стороны, во всякую Новгородскую пятину, по станом и волостем и по усадищам боярским и поместьям, и по всем местам около Великого Новограда, верст за двести и за полтретьяста и болши, и повеле домы их всячески расхищати и скот убивати у всяких людей без пощадения. Чей кто ни буди, без рассуждения. И бысть убо, того неисполнимого колебания и великого падения, труса и кровопролития человеческому роду, в Великом Новеграде и во окрестных странах около Великого Новограда, беспрестанно шесть недель, грех наших ради» (Новгородская летопись. С. 261). Чудная схоластика, написанная гордым Новгородцем, собственно может быть для того, что бы показать мнимую значимость Новгородского народонаселения, и даже может быть из желания почему-нибудь украсить, преувеличить в глазах потомства поступок Иоанна, на которого уже один Курбский взнес так много клеветы. Заметим, что после этого был тотчас же мор, продолжавшийся более полугода, и на одном кладбище у Рождества на полях, на скудельнице, схоронили 10000 человек, а сколько прежде того предал земле нищий старец ванн Жгальцо?... (См. Карамзина. Т. IX. С. 89).
Обратим внимание на то, что целое столетие Новгород был в железных руках Иоанна III-го, Василия и Грозного; беспрестанно выселяли его жителей; моровые поветрия также много истребили в нем людей. Нет, ни когда не был так многочислен Новгород, как приписывали ему сами жители и писатели – Новгородцы: окружность его была таже самая, что ныне и несколько не больших посадов вокруг города, но при всем том, в самые лучшие времена едва ли было более 30 и 40 тысяч жителей. Муравьев доказывает, что их всего было 7000 человек (См. О древнем Новгороде. С. 26, 27 и 28).
(21) Карамзин «История государства Российского». Т. IX. С. 85 и прим. 285.
(22) Царст. Книг. С. 101.
(23) Apologia pro Ioanne Basilide Viennae, 1711 г. С. 4.
(24) Третья Новгородская летопись. С. 254 и 255.
(25) Вот новое Дворянство Новгородское, после разгрома, живой образец опричнины: «Царь Иван Васильевич, на место искорененных Новгородцев и Дворянских родов, выбрал Княжеских и первых Боярских родов людей (холопей) и на побитые места в Новгородском уезде поселил, и сделал их: Дворянами Новгородскими и их имена записаны в книге зовомой: поганая, которая на Москве на Государевом дворе, а в Новгороде в Приказе» (См. хар. Никол. список, хранится в Новгородском Николо-Дворищенском соборе. С. 302 об.). Еще можно сделать замечание, что Иоанн решительно не верил боярам и потому боялся раздать им имения, но отдал людям ничтожным, которые, будучи обязаны ему всем, по мнению его будут вернее и преданнее, нежели древнее дворянство!
Иоанн впоследствии, кажется, сознал свою ошибку; он возвратил с лихвою все разграбленное, возобновил разоренные монастыри и церкви, пожаловал духовенству вотчины, земли, ружное и денежное жалование. На эти то льготные грамоты не раз ссылалось здешнее духовенство в челобитных своих к государям Михаилу Федоровичу и Алексею Михайловичу, что видно из самых грамот, которые по отобрании их из монастырей в 1751 году, хранятся в здешних Присутственных местах; грамоты Грозного писаны в 1572 году. В челобитной архиепископа Леонида а царю о возвращении ризницы и книг Софийского собора, о последних сказано: «не по чем де и Чюдотворцам службы правите». Челобитная хранится в Софийской библиотеке.
(26)Собрание летописей. Т. I. С. 232.
(27)Новгородская летопись. С. 171.
(28) Ibid. С. 172; Молотковская летопись. С. 127. Говоря о жестокости Грозного, можно подумать: не был ли причиною самый век жестокий, чему служит примером архиепископ Леонид. Его встречают священники, как следует архипастыря, с крестами, иконами и он им говорит: «собаки, воры, изменники, да и все Новгородци с вами! Вы де и мене оболгаша Великому Князю, подаете челобитные в деньгах, милостивых; а вам достанется по шти Московок, а дияконом по четыре Московки; не буди де на вас мое благословение ни в сей век ни в будущий» (Новгородская летопись. С. 165). Леонид погиб ужасной жертвою новой аристократии: по словам Новгородской летописи, Леонид казнен в Москве на площади, что у Успенского собора, удавлен изенью (С. 175). По словам Псковской летописи «опалися царь И.В. на архиепископа Новгородского Леонида, взя в Москве и сам на нем оборвал, и в медведио ошив, собаками затравил (Карамзин «История государства Российского». Т. IX, прим. 485). В Новгородская летопись владык новгородских сказано только, скончался в Москве и погребен в бывшем Новинском монастыре (С. 186). В Новгородском Савво-Вишерском монастыре хранится собственноручно писанное им евангелие в полулист. Разность показания летописцев наводит сомнение в действительной судьбе Новгородского владыки и показывает недоверчивость Иоанна и смуты бояр.
(29) «А участь, который Священник тех людей каяти, Бояр не доложа, ино тех Священников велели жещи с теми же людми с болными» (Новгородская летопись. С. 169).
(30) Ibid. С. 170. В 1594 году близ Софийского собора и церкви Входа во Иерусалим разбирали старую дьячую избу, копали фундамент и нашли 12 трупов совершенно нетленными, доложили царю и митрополиту Макарию, которые велели предать их земле. Тогда сделали гробницу, куда положили усопших и погребли с честью всем городом «велицы и малии», за алтарем Софийского храма. (Новгородская летопись. С. 153 и 154). Значит тогда еще начато построение судебных мест, но моровое поветрие вскоре после того бывшее и Государев разгром, были причиною, что строение не начато до 1572 года. В это время судебные места были на Софийской стороне, в каком-нибудь может быть частном строении, например сказано: «лета 7080 сентября 18, вторник, в Великом Новгороде на Софийской стороне, в земщине, Субота Осетр дияка Данила Бертенева бил да и медведем его драл, да и в избе дияк был с медведем, да и подьячий из избы из сытницы сверху металися вон из окон… А вте поры много в людях учинилось изрону» (Новгородская летопись. С. 167). Об этом узнали в Москве – и Субота сделался придворным… Вот люди окружающие Иоанна! (Ibid).
(31) Ibid. С. 174.
(32) Карамзин «История государства Российского». Т. IX. С. 114.
(33) Акты археологические. Т. II. № 211.

Источник: газ "Новгородские губернские ведомости" 1850. Часть неофициальная. № 4, 7.

Текст публикации подготовил А. Одиноков.

Окончание следует...