Начало службы и конец службы

В 1972 году, оставшись на сверхсрочную службу, я женился. Комнатка в коммуналке 3 х 3 м, одно окно – моя первая квартира. Коммуналка – финский трехкомнатный домик. Три комнаты – три семьи. Туалет, вода на улице. Три печки. Причем каждая грела две смежные комнаты. Одна печь стояла прямо в комнате, другая в коридоре, третья на кухне.
С годами я получил в другом финском домике тоже одну комнату, но побольше. Потом в третьем доме уже две маленькие комнаты, а потом и все три – весь финский домик.
Печи сломали и нам сделали паровое отопление, поставив на кухню индивидуальный котел, который топили углем.

Мебель взял со склада КЭС: солдатская кровать, две табуретки с прорезями для рук, один стул, круглый стол, на котором не держалась крышка, солдатская тумбочка с номерами 17 и 18. Да осталась от старой хозяйки старая тахта.

Спать на солдатской продавленной кровати вдвоем было трудно, поэтому мы клали на край широкую доску от стены. Матрац и подушки то же были солдатскими. Со временем тесть – Александр Васильевич привезет нам перину – Приданое Томы – на которой мы и спали многие годы.

Три печки топились дровами. Их надо было заготовить. Напилить, наколоть. Сложить в сарай. Иногда дрова можно было купить в части, а если не было, то заготовляли сами в лесу, пилили с женой сухостой на короткие чурбаки метра по 3, больше не донести, и таскали домой с ней вдвоем. Потом пилили с ней двуручной пилой,  я затем колол и складывал в сарай.

Воду носили из колонки, по два ведра на семью и ставили на кухне на специальную. низкую лавку.
За общей кухней был общий умывальник: прикрученная к стене раковина, над ней рукомойник, под ней ведро, которое надо было часто выносить.

Потом дровяные  печи  сломают и  сделают паровое отопление. Останется один котел, его надо было топить углем. Угарный запах, кипящий котел иногда переливал воду и затапливал кухню и комнату. Я переделал расширительный бачок на чердаке, снял маленький и приварил флягу 40 л, потом завязал расширительный бачок пленкой, а перелив вывел шлангом над окном, на котел поставил масляный термометр. Топить стали по науке. Когда котел закипал и начинал громыхать, а вода начинала литься из шланга над кухонным окно – надо была закрывать тягу, гасить немного жар в топке. Ну и таскать воду на чердак, поднимая ведра на веревке, чтобы пополнять систему.

Наши женщины, офицерские жены пока они не стали генеральшами  умеют и дров наколоть, и воды натаскать, и печи протопить. Уголь покупали в полку. Привезут, выгрузят возле дома, потом его надо еще ведрами перетаскать в сарай. Таскали все - женщины, дети. Удача – если уголь хороший, а не пыль, которая не горит.

В коридоре в каждом доме была установлена сирена. Она выла при тревоге и тогда я, где бы ни был, должен через 15 минут стоять в строю. Для проверки работоспособности сирена выла в 9 часов утра и в 21 час вечером каждый день.. Основная стояла на штабе.
 Когда не было электричества тревогу объявляли пожарной машиной,  она выла возле штаба и даже с воем проезжала по городку. Бегать приходилось и из лесу, и с водохранилища, куда всегда брали велосипеды. Сейчас она уже забылась, а после отмены ее в 9 часов всегда глядел на часы, сейчас завоет, сейчас завоет! Вой начинался таким ударом электромагнита, что вздрагивал весь дом.

Мы купили черно-белый телевизор, из деревни Злобино (моей малой Родины) привез цветную пленку, которую изолентой крепил к экрану, чтобы черно-белое изображение казалось немножко цветным.. Пленка была сине-зелено-коричневая. Кое-где на сгибах образовались маленькие дырки и сквозь них пронзительно били  черно-белые лучи.

Кто-то выбросил маленький холодильник – мы подобрали. Мой первый холодильник. Он был без морозилки. Но рабочий.
Потом стали покупать с рук подержанную мебель. Новую было недостать, огромные списки, да и денег у нас не было. Я работал один, Тома была беременна.
Потом родился Саша и родилась еще тысяча забот.

Зарплата была 115 рублей в месяц плюс пайковые 26 рублей. Никаких льгот. :
7-дневная, потом 6-дневная рабочая неделя плюс 6-8 суточных дежурств в месяц в том числе и в выходные и праздники. Уходя на дежурство надо было натаскать дров, угля, воды.  А если уходил внезапно, то все ложилось на жену.

Пытался заочно учиться в автодорожном институте, тайком – это запрещалось. Поступил, подделав подписи командира и написав, что я не военнослужащий, а сельский электрик. Но не смог ездить на сессии, не успевал делать контрольные работы, «хвосты» росли, меня приглашали приезжать очно сдавать зачеты, но иногда и это не получалось и я бросил.

Выезжать из военного городка можно было только с письменного разрешения командования. Если в воскресенье нужно было съездить в Рузу, то  в пятницу надо было писать рапорт на выезд, да еще узнавать подписали его или нет.

Вход и выход через КПП, даже на работу, фиксировался. Не было телефонов, компьютеров. Машины – наши – были редкостью, иномарок никто не видел в глаза. вообще. Солдатам запрещалось иметь фотоаппараты и радиоприемники. Строгость режима компенсировалась наличием своих врачей, магазина и столовой, клуба и библиотеки, демонстрацией дважды в неделю фильмов в клубе, своей баней. школьным автобусом, приездом артистов.

Были велосипеды. Но ездить на них по улице перед штабом запрещалось.
Потом с каждым годом режим будет ослабевать, запреты сниматься.

Почему сейчас такая жизнь кому-то кажется страшной, но тогда…Мы дико радовались каждой обновке, каждой покупке даже старой вещи. Со временем мы купим огромный цветной телевизор «Радуга- 716», новый холодильник, катушечный и кассетный  магнитофон., усилитель «ВЭФ-101»

Будем улучшать жилищный вопрос – получим 2 комнаты в финском доме, потом весь финский дом, потом квартиру в двухэтажном доме. Мы отмечали все праздники и редкие выходные. Мы собирались семьями, с соседями, с друзьями. Я приглашал  родственников Мы радовались жизни, солнцу, редкому выходному, любому празднику, дружбе!

Мы пережили сухой закон и водку с 11, а потом и с 14.00. Да мы и не пили водку. Почти все пили крепленое вино. Портвены "33" и "777", "Агдам" и "Тамянка" Шик – марочные вина!
Водку и вина покупали в Москве, приезжая заранее, отстаивая по нескольку часов в очереди, брали с рук у каких-то личностей, которые вновь и вновь прорывались внутрь магазина.

Мы доставали "Шампанское" к праздникам,  заказывали праздничные наборы с кофе, рыбными консервами «лосось», икрой, апельсинами и т.д., по три раза становились в очередь в московских магазинах за колбасой. Мы запасались, мы протирали ее растительным маслом и заворачивали в крапиву, чтоб не испортилась. В отпуск в подарок родным мы везли по батону колбасы вареной, там не было и такой. Назад из деревни  тащили  кур и яйца, сало и мясо.

Иногда за какой-нибудь бурный вечер нас таскали в политотдел и грозили высшей мерой – исключить из партии. Мы растили детей, сажали цветы и огороды, растили яблони и вишни, мы с радостью ходили на субботники, потому что только они могли собрать вместе столько людей возле костров для совместного общения под водочку, а именно этим всегда заканчивался каждый субботник, будь он весной или осенью.

Зимой мы вместе с другими семьями катались на лыжах с горки в Коковинском карьере. Гуляли на лыжах, катали детей на санках, кувыркались в сугробах.

Мы до седьмого пота и мозолей на ногах маршировали на плацу с песней или без, под оркестр или под один барабан, распрямляя позвоночники, поднимая ногу горизонтально земли, учась чувствовать локоть и плечо соседа в строю. И мы научились ходить не горбясь, смотреть прямо и верить в поддержку товарища, чувствовать локоть соседа, чувствовать мощь, когда мы вместе.
Мы были суровы и сентиментальны, мы любили своих жен (иногда и чужих), часто забывали про родителей и про себя.
Тогда я был молод, красив,  силен и горд... И все, что назовут потом «тяготами армейской жизни» переносил легко.

Бывали и срывы, бывали неудачи, обиды, бывало предательство… Мы были решительны, и редко кому что-то прощали. И нас не прощали. А потому мы научились быть самостоятельными и независимыми..

И вот повисли в воздухе нелепые слова: «….уволить с правом ношения… наградить…»
В-общем, свободен!  Неприятно поразило, что вокруг меня столько проблем! И одна из них – я никому не нужен!

Потом настанет другая жизнь, сытая, с сотней сортов колбасы, с продуктами, которые нельзя есть. С квартирами. С разъехавшимися детьми и умершими родителями. С одиночеством. Может не всех. Даже точно не для всех. Но у меня так.

Сытая жизнь! Я и сейчас бы отдал эту сытую нынешнюю жизнь за ту, "страшную", когда я был нужен, нужен стране, армии, друзьям…