Батюшка Дон кн. 4 гл. 7

В середине 1943 года партизанское движение на оккупированных территориях СССР достигло высшей точки. О размахе сопротивления свидетельствовал ряд крупных операций, осуществлённых партизанами совместно с войсками Красной Армии. Одна из них получила название «Рельсовая война». Она проводилась в августе-сентябре с целью вывода из строя железнодорожных коммуникаций немецко-фашистских войск.
Приказ о проведении операции «Рельсовая война» был отдан 14 июня. Местные партизанские штабы и их представители на фронтах определили участки и объекты действий каждому партизанскому формированию. Партизаны снабжались с «Большой земли» взрывчатыми веществами, взрывателями, активно проводилась разведка на железнодорожных коммуникациях противника. Операция началась в ночь на 3 августа и продолжалась до середины сентября. 
Наравне с люди в диверсионных операциях принимали участие животные. Овчарка «Дина» успешно выполнила боевую задачу. Выскочила на рельсы перед приближающимся немецким воинским эшелоном, сбросила вьюк с зарядом, зубами выдернула чеку капсюля-воспламенителя, скатилась с насыпи и умчалась в лес. «Дина» была уже рядом с минёрами, когда прогремел взрыв, взорвавший эшелон.
… Подрывать рельсы на железной дороге обычно посылали бывших полицаев, которые большими группами стали переходить на сторону советских партизан. Число перешедших даже иногда превышало численность повстанцев, что вызывало определённые опасения. Полицейские были, в основном, из военнопленных и «окруженцев»…
- Командуй Николай своими бывшими дружками! - командир отряда Попов при каждом удобном случае напоминал о службе Сафонова у немцев.
- Какие они мне дружки?..
- Не умеет значения…
- Да я там два месяца всего служил!
- Главное, чтобы выполнили задание. - Попов перевёл разговор. - На это дело мы получали с «Большой Земли» достаточное количество взрывчатки, особенно толовых шашек и всего такого.
Железная дорога находились от их лесной базы более чем в тридцати километрах. Партизанам предстояло своим ходом, без обоза, двигаться к ней.
- Даю на эту операцию около недели, - инструктировал его командир. - Передвигаться будите ночами, чтобы никто не видел. Мало ли чего, даже мирное население, как бы оно не было нам предано, но любой сочувствующий своим длинным языком обязательно растреплется, что мимо села шли партизаны. А уже враг будет знать.
- Пройдём тихо. - Сафонов пошёл собираться в рейд.
Группу вёл проводник, хорошо знавший местность. Им чрезвычайно повезло, накануне установилась ненастная погода.
- Ведь когда один через лес идёшь, и то под ногами треск раздаётся, - пояснил идущий рядом с Николаем пожилой проводник Вакуленко. - А представь себе, несколько десятков людей топает – всё трещит под ногами, и враг за километры может слышать.
- Светает, - сказал Сафонов, посмотрев на небо, - Дневать будем здесь.
За световой день они успевали отдохнуть и с наступлением сумерек снова пускались в путь. Через двое суток отряд вышел к цели.
- Первым дело у железной дороги надо нейтрализовать патрули и дзоты, которые располагаются через каждый километр полотна. - Николай поставил боевую задачу перед Юркой Палкиным.
- Мы с боем возьмём укрепление и рванём рельсы, - откликнулся командир боевой группы. 
Они лежали на бугорке около железнодорожного полотна и наблюдали за довольно плотным движением. Пока шли дрезины и местные эшелоны. Им был отлично виден крутой поворот и поэтому они могли начать операцию, когда поезд полз несколько километров.
- Что-то много движения, - удивился Сафонов.
- Зашевелились гады! - ехидно заметил капитан Веремеев.
Он был приставлен к их группе в качестве наблюдателя. Николай знал, что тот был кадровым военным. В начале войны попал в плен, бежал и прибился к партизанскому отряду.
- Шум! - Палкин приподнялся, вслушиваясь в приближавшийся шум. - Вроде поезд подходит?!.. Немцы?
- Нет, итальянцы, - ответил Юрка. - Поют свои жалобные песни…
Итальянцы находились в городке Донаха с 1942 года. После первой русской зимы их выселили из центра города на окраину и поместили в постройках бывшей артели «Лозхимдрев», на углу улиц Первомайская и Декабристов. В артели до войны вязали из лозы плетёную мебель.
- Отношение немецкого командования к итальянцам самое неуважительное, - веско сказал Веремеев.
- Точно! - подтвердил Палкин, который был полицаем и с ними работал.
Немцы хорошо знали об антивоенном настроении среди итальянцев и не доверяли им серьёзной работы. Их ставили на охрану гражданских объектов, держали впроголодь, износившуюся одежду и обувь не обновляли.
- Сначала итальянцы занялись обменом: меняли папиросы и конфеты на хлеб… - вкратце поведал он. 
«Чёрный рынок» работал вечером возле здания Первой школы. Там шла бойкая меновая торговля. Жители города приносили куриные яйца, какие-то вещи и выменивали на хлеб, на сахарин. Летом итальянцы стали менять на продукты своё зимнее бельё из тонкой овечьей шерсти. Затем даже стали наниматься на временную работу к жителям города. Копали картофель, носили навоз, кололи дрова, поливали огород.
- Большинство итальянских солдат - крестьянские парни, оторванные войной от земли, - печально согласился Веремеев.
- Часто можно наблюдать такую картину! Зайдёшь к соседу на огород, а у калитки стоит винтовка, прислонённая к забору, а в глубине сада итальянец азартно работает лопатой. - Палкин снисходительно улыбнулся, рассказывая свои наблюдения. - На скрип открывшейся калитки итальянец бросит взгляд, улыбнётся и приветливо махнёт рукой. Продолжая работать…
- Почему?
- Итальянцы открыто говорят, что война им ненавистна!
Между ними и местным населением сложились самые дружественные отношения. Многие итальянцы пытались ухаживать за русскими девушками, поэтому обнадёживающе говорили временным подругам:
- Кончится война, поедем со мной в Рим!
Партизаны знали, что немцы всех итальянцев собирались погрузить в теплушки без окон и отправить на запад.
- Пропустим их! - велел Сафонов. - Будем ждать, когда пойдёт эшелон с живой силой немцев.
Через час тревожного ожидания они увидели нужный поезд, и схода расстреляв охрану, подорвали под ним рельсы. Тот обиженно свалился под откос, и множество гитлеровских солдат не доехало до фронта. По прибытию на основную базу партизаны узнали, что поезд, перевозящий итальянцев, тоже был взорван за Синьковкой. Местные тайком говорили, что это не партизаны, а сами немцы мстительно взорвали эшелон. 
… После начала операции «Рельсовая война» гитлеровцы окружили в удушающее кольцо всех партизан Новозыбковского района. Партизаны, рассредоточившись мелкими группами и поодиночке, выходили из окружения. Часть из них, засев в противотанковую траншею, прикрывала отход своих товарищей. Кончались патроны, и пришлось спешно отступать. Шедший по траншее впереди Сафонова парень предложил:
- Давай поменяемся местами! Мне страшно идти первым…
- Как хочешь… - согласился он.
Только он вышел вперёд, случайная пуля сразила его напарника.
- Судьба! - присвистнул Николай.
Накануне прихода в Донаху советских войск на городок совершила налёт русская авиация. Когда закончилась дружественная бомбёжка, над городом закружил самолёт, из которого через громкоговоритель звучала бодрящая мелодия «Интернационала», а потом «Широка страна моя родная».
- Вот и привет от Советов! - судачили люди.
21 июня город был покрыт трупами людей, лошадей, неразорвавшимися бомбами, поваленными деревьями и ломанными телеграфными столбами. Дымились догоравшие дома. Очевидцы рассказывали, как из окон горящего сельхозтехникума, во время налёта авиации, выпрыгивали раненые немцы.
- Уничтожено до сотни оккупантов, не сумевших выбраться из горящих зданий! - проинформировал партизан комиссар отряда Шевченко.
- Но сколько погибло мирных жителей? - спросил кто-то.
- Лес рубят - щепки летят…
Серьёзно пострадал центр города. Были сметены дома вокруг средней школы, а также к югу от Дома Советов. Бомбой срезало квартиры двух подъездов дома работников просвещения, со стороны торца здания, обращённого к кинотеатру. Бомба также попала в Дом текстилей, стоявший на углу улиц Пушкинская и Кронштадская.
- Под этим зданием, в бомбоубежище, прятались жители дома… - увидел Николай, когда партизаны первыми вошли в город.
Выход из бомбоубежища завалило обломками здания, а в подвальный этаж стала поступать вода из разорвавшихся труб. Люди стояли по горло в воде. Немцы оцепили здание и в течение нескольких дней не разрешали вести спасательные работы. Когда людские вопли и стоны затихли, из-под обломков здания было извлечено шестьдесят трупов захлебнувшихся в воде женщин и детей…
- Некуда крестьянину податься… - жалел земляков Сафонов.
5 августа советские войска освободили город Орёл. В ознаменование заслуг перед Родиной Верховный Главнокомандующий отдал приказ о проведении там парада партизан. Он состоялся 19 сентября. В параде участвовали делегации всех партизанских формирований. Они представляли шестьдесят тысяч партизан, объединённых в двадцать семь соединений.
… Николай в параде не участвовал. После соединения партизан с регулярными войсками РККА из бывших полицаев сформировали батальон и бросили под белорусский город Гомель.
- Небось, сладко отсиживались в тылу под оккупацией? - поинтересовался мордатый интендант, выдавший ему бывшее в употреблении обмундирование
- А ты бы сам попробовал… - недовольно буркнул он.
Гимнастёрка Коли оказалась с дыркой на груди и в пятнах старой крови. Капитан Щеглов перед форсированием реки Сож сказал выстроившемуся сводному батальону:
- Вы должны доказать, что являетесь бойцами Красной Армии! - он с ухмылкой посмотрел на шеренгу разномастных бойцов. - На той стороне немцы, и ваша задача, форсировав реку, занять их позиции.
- Товарищ капитан, а оружие нам выдадут? - раздался неуверенный вопрос из последнего ряда.
- Оружие добудете в бою! - ответ капитана не оставлял выбора: - Кто из вас останется в живых тот и будет зачислен в батальон...
Ночью началась кровавая переправа... Из четырехсот человек в живых осталось всего семьдесят два бойца. Рядового Сафонова зачислили в пулемётчики и выдали станковый пулемёт системы «Максим». Он попробовал поднять его и признался Палкину:
- Хрен поднимешь!
- Тяжеленая штуковина, - напарник отличался редким прагматизмом, - хорошо, что разбирается на несколько частей.
После нескольких выкашивающих боёв изрядно потрёпанную часть отвели в тыл и в разбитых железнодорожных «теплушках» направили под Новую Руссу. Там формировалась 171-я стрелковая дивизия полковника Негоды. Николай некоторое время воевал в её составе, а после госпитального лечения лёгкого ранения попал в 383-ю «шахтёрскую» дивизию.
***
Пришёл властный трудяга сентябрь, а с ним золотая осень, та осень, что просится на полотно художника, ласковая, задумчиво грустная, непередаваемо прекрасная. Недолго она радовала поздним робким теплом, в октябре зарядили нудные холодные дожди, и люди больше не смотрели на потускневшие деревья, другие заботы одолевали их.
- Вот бы выспаться в волю в тепле! - мечтал Григорий Шелехов.
Он заснул сидя, в мокрой шинели, но ему снилась высокая, по грудь, зреющая рожь. Зелёные волны бесшумно катились по житному полю, и солнечный свет струился в набирающих спелость колосьях.
- К чему такое снится? - мучительно гадал он.
После сновидений его настроение портилось, как погода на улице. Сентябрь оплакивал погибших. Дороги обессиленного Донбасса были окончательно разбиты непрерывными дождями и шедшими накануне войсками.
- Заманчивые тропки по бокам дороги ишо больше непроходимы, - подумал Григорий, - так как разминировали только проезжую часть, и несколько ребят, сунувшись с дороги, нарвались на хитро заложенные мины.
Отяжелевшие солдаты шагали по липкой грязи. Набухшие от неё сапоги намертво притягивали ноги к земле, мокрая одежда сковывала движения. Шли уже несколько суток и через силу бубнили:
- Когда уже роздых?
- Сколько ишо впереди, солдату не положено знать. - Шелехов мудро усмехнулся.
Привалами не баловали. Останавливались в населённых пунктах, но не видели ни одного целого. Трубы печей да остатки пепелищ напоминают о существовании здесь деревень. Правда, иногда откуда-то из землянок, подвалов выходили женщины и детишки, реже старики.
- Тяжело смотреть на энти развалины домов, на рвань одёжи людской… - с огорчением прошептал Григорий. - С какой жадностью набросились ребятишки на котелки с кашей из ротной кухни.
- Что ты говоришь? - переспросил ефрейтор Бугайло.
- Отдыхай…
Прошедшей ночью солдаты отделения Шелехова почти не спали. Пришлось помогать танкистам, делать настил через юркую речушку, а затем артиллеристам, застрявшим в чернозёмной грязи. Мелкий противный дождик прекратился только к утру. От усталости притупилось мышление, клонило ко сну. Некоторых ребят, засыпавших на ходу, заносило в сторону, но толчок соседа возвращал их в строй.
- Куда прёшь?! - подтрунивали самые бодрые.
Григорий несколько раз ловил себя на точке засыпания. Тощий великан Кошелюк, голова которого возвышалась над всей колонной, поддавался сну без отрыва от шагания чаще других. Его ходули в ботинках сорок пятого размера нередко шлёпали по лужам, обдавая брызгами товарищей.
- Ходи в стойло! - заругались они шутя.
- Ноги поднимай… - беззлобно буркнул Шелехов.
Получив очередной тумак, он моментально выпрямлялся и потом долго надоедал соседям нудным ворчанием:
- Хотя бы пол часика вздремнуть…
- На том свете отоспишься! - иронично засмеялся Бугайло.
- Я туда не тороплюсь.
Однажды утром они увидели около пепелища дымящийся ствол русской сорокапятки. Он торчал из земли, и порывы ветра развевали по сторонам дымок от этой самопальной печурки.
- Ишь што удумали! - удивился Григорий.
- Значит не от хорошей жизни…
Объявили долгожданный привал. Мечтая согреться, бойцы подошли к столь необычному источнику тепла, но жарко стало от другого. В трёх шагах от трубы на доске лежал мальчик лет десяти с распоротым настежь животом. В разрыве виднелись кем-то сложенные вместе с грязью кишки, на голове зияла глубокая рваная рана. Маленькое худое тело даже не было прикрыто.
- Кто его этак обработал? - растерянно спросил Бугайло.
- Зараз узнаем… - Шелехов сдвинул кое-как сколоченную из досок крышку, прикрывавшую лаз в землянку, но отпрянул в сторону.
В нос ударил едкий запах вонючего варева. Подойдя снова, он не сразу рассмотрел в яме людей.
- Есть кто? - бросил в гулкую пустоту.
Несколько пар глазёнок испуганно таращились на него. Ребятишки сидели кучей, их рваная одежда переплелась, и он не сразу определил, сколько их. В углу горела таганка, дым от которой шёл через пушечную трубу, в другом лежала куча палок. Опёршись спиной на стену, устало сидела женщина неопределённого возраста.
- Кто вы? - она настороженно посмотрела на солдат.
- Свои.
Поняв, что перед ними русские, четверо ребятишек сразу выпорхнули наверх. Тяжело поднялась на ноги сухая хозяйка. Она казалась старухой, но чувствовалось, что молодость её прошла недавно. Пятый ребёнок остался в яме, он лежал на куче соломы, и, кажется, гости его не интересовали.
- Давно так живёте? - присев на корточки, спросил Григорий.
- Уже несколько месяцев, - вяло ответила женщина. - Немцы, отступая, сожгли деревню.
Женщина рассказала, что с пятью сиротами из разных деревень и сыном спряталась в кустах. Когда прошли войска, вернулась в деревню.
- Оборудовали картофельную яму под жильё, - поведала она печальную историю. - Кое-как притащили валявшийся с начала войны около дома пушечный ствол, и он стал служить нам в столь необычном назначении.
- А мальчик как погиб?
- Петя вчера пошёл копать в поле картофель и нарвался на мину.
- Похоронить надо…
- Уже несколько дней я болею, - виновато сказала она, - и не хватает сил похоронить сына. Болеет и самый маленький, имени которого мы не знаем, так как нашли его около убитого деда, неизвестно откуда появившегося в наших местах.
- Как же вы живёте?
- Питаемся свеклой и картошкой без хлеба и соли…
Красноармейцы с напряжением слушали её. В их глазах были удивление, испуг и жалость. Всегда что-то жевавший Бугайло стоял со сжатыми губами, и торчавшая изо рта травинка мелко подрагивала. Верхняя губа и кончик длинного тонкого носа Кошелюка приподнялись и дрожали, округлённые глаза застыли на мёртвом теле Пети.
- За что нам такое? - заплакала женщина.
- Потерпи мать…
Ребятишки, между тем, быстро освоились. Один, лет шести, закатав рукав немецкого кителя, гладил приклад автомата. Другая девочка, закутанная в обрывок суконного одеяла, с любопытством глазела на Кошелюка, который явно не пришёл в себя.
- Где же моя махорка? - он растерянно рылся в своём сидоре.
Только старшая, лет двенадцати, стояла неподвижно, словно ждала чего-то. Её не по возрасту серьёзный взгляд переходил с одного солдата на другого. Шелехов первый стянул со спины вещевой мешок, вынул аккуратно сложенный свёрток НЗ и, ничего не говоря, сунул его в руки женщины.
- Что там? - она отдёрнула руку.
- Бери, бери!
Дети насторожились, и даже старшая как-то вытянулась в их сторону. Отдали свёртки и остальные солдаты. Кошелюк протянул мальчику свой, он быстро его схватил, и хотел было шмыгнуть в сторону, но женщина успела отнять кулёк:
- Быстро отдай мне!
- Я есть хочу…
В руках парнишки остался кусочек сухаря, и он, отбежав, ловко сунул его в рот. Беззубыми челюстями он попытался разгрызть добычу, но это сделать ему не удавалось. Наконец сухарь переломился, и мальчик, не разжёвывая, проглотил кусок.
- Дай мне хлебушка! - тут же заплакала младшая.
На мгновение показалось, что женщина не хотела кормить детей. Никогда не заикавшийся украинец Бугайло, втянув голову, двинулся к ней и, заикаясь, матюгнулся по хохлятски. Поняв тревогу солдат, хозяйка, торопясь и, как будто передразнивая, заикаясь, проговорила:
- Слопают всё сразу, к вечеру опять голодные будут…
- Кормить всё равно надо!
- Из колбаски сварю бульон, - суетливо объяснила женщина, - с сухарями несколько раз их накормлю.
Она сунула младшей кусок сухаря, и та, размазав слёзы по лицу, усердно принялась сосать его. Понемногу все детишки успокоились. Бойцы поджидали застрявший где-то обоз, и привал затянулся.
- Пошли копать могилу… - хмуро велел Григорий.
- Пошли.
Похоронили Петю по-солдатски, без гроба, завернув в рваную ненужную тряпку.
- Выплаканы у матери слёзы за войну, - с болью понял Кошелюк, - даже не осталось их на долю мёртвого сына.
- Тяжесть жизни научила её переносить даже такое ужасное горе…
Женщина сумрачно смотрела на бугорок могилы, по привычке вытерла концом платка сухие глаза и, прикрикнув на детвору, тяжело шагая, пошла к землянке.
- Её уже донимают заботы о живых! - скорбно сказал Бугайло.
- Нужно думать о живых, - согласились товарищи.
- Мёртвые есть не хотят… - едко заметил Шелехов.
Бойцы расположились недалеко от землянки, кто как смог, и быстро задремали. Сидеть на сырой земле в мокрой одежде было неудобно. Вода скапливалась в продавленном телом углублении в земле и неприятно холодила тело.
- Многие, махнув на всё, лежат прямо в грязи, - подумал Григорий.
Вскочив и выжав штанины, он свернул козью ножку и стал работать кресалом. Искры были хорошие, но шнур, видимо, набрался влагой и не загорался. Из трубы землянки шёл дымок, и он пошёл попросить уголёк.
- Обедаете? - поинтересовался солдат.
- Впервые за неделю дети поедят нормально…
Ребятишки мочили сухари в жирном бульоне и с аппетитом отправляли в рот. Они встретили гостя дружными улыбками. Старшая девочка поила из кружки больного. Женщина сидела у раскалённой таганки. Она поджаривала на железе чёрные кружочки свеклы и медленно их жевала.   
- Почему ты не ешь то, што едят дети? - осторожно спросил Шелехов.
- А чем завтра кормить их буду?
Она, как будто удивляясь вопросу, проговорила:
- Чего тут непонятного…
- Комбат обещал выдать вам продукты и эвакуировать вас…
- Вот когда это будет сделано, - вяло сказала женщина, - тогда и поем.
Григорий был уверен в исполнении обещания комбата и не понимал причину её упрямства, но и не нашёлся, что сказать в ответ. Старший мальчик, надеясь извлечь что-то из пустой тарелки, засунул край в рот, усердно наклонял её и чмокал губами.
- Спасибо дядя! - освободив одну руку, он помахал уходящему мужчине.
- Будь здорова.
Солдаты отделения давно спали. Дождь прекратился, но тёмные тучи низко скользили над землёй, угрожая в любую минуту сыпануть ненужную земле, а особенно солдатам, порцию мокроты. Шелехов сделал бугорок из земли и сел на него. К землянке подошёл замполит, батальонный врач и старшина с вещмешком. Проснувшийся Бугайло прогнусавил:
- Теперь порядок, ребятишки будут сыты.
- А что им есть потом?
- Наши помогут… - повернувшись на другой бок, он, как ни в чём не бывало снова захрапел.
Сон одолевал и Григория, но в сидячем положении спать было неудобно, а ложиться на сырую землю, как это сделали многие, ему не хотелось. Прозвучавшая команда растворила последние сомнения. Пришлось спешно заняться липкими от грязи портянками.
- Снова шагать, - недовольно бормотал он.
- Зато согреемся… - хохотнул кто-то рядом.
Походная тяжесть поглотила его мысли. Ноги гудели, ныли оттянутые грузом плечи. Кругом было сыро и холодно. Ветер насквозь пробивал рваную шинель и промокшую телогрейку. Пришлось даже выжимать одежду.
- Костры из-за светомаскировки жечь нельзя, - с сожалением сказал Кошелюк, - а как иначе высушить…
- На теле высушишь! - уточнил старшина.
Намотав свежие портянки, Григорий сунул ноги в сырые сапоги. Мокрые портянки прямо с грязью повесил на сучок сосны.
- Может хучь промёрзнут… - с ноткой обречённости сказал он.
- Или окончательно промокнут! - пошутил Бугайло.
Ребята быстро набросали на почву кучу веток, и все улеглись, плотно прижавшись, друг к другу, пытаясь сохранить тепло. Какая-то сучковатая ветка подло упёрлась в бедро Григория, надо бы убрать, но одолевал сон.
- Хрен с ней, - подумал он напоследок, - буду терпеть...
Проснулся в темноте от озноба. Вскочив, еле удержался, сильно затекли ноги. Предутренний морозец отразился льдинками на лужах и бисером на иголках сосен. Григорий еле размял застывшие коржом портянки. 
- Ох, мама родная, когда же энто закончится?! - выдавил он из саднящего горла.
- Чего разнылся? - равнодушно спросил Кошелюк.
- В нескольких километрах мой дом, но как туда попасть?
- Может, отпустят на побывку, на пару дней… - предположил Бугайло.
- С трудом вериться…
Наивным мечтам Шелехова на встречу с семьёй не суждено было исполниться. После того как 33-я гвардейская дивизия освободила Шахтёрский, Сторобешевский, Марьинский и Снежнянский районы Сталинской области их полк перебросили под Запорожье. 
С 13 августа по 22 сентября 1943 года только их дивизия потеряла в боях за Донбасс полторы тысячи человек. Григорий написал письмо семье в Сталино, когда подразделения дивизии находились в обороне на Днепре. Они стояли в уютном городке Каховка, и у него впервые появилась возможность связаться с родными в освобождённом городе. Ответа он не получил…

***
Был день, а всё равно, что стояла глубокая ночь. Постоянно, без остановки несколько часов валил густой снегопад, закрываюший свет.
- Куда ни посмотришь - кругом снег!.. Падает, падает, падает без конца… - спасаясь от дикого холода, Сергей Косиков случайно нашёл на опушке леса брошенное немцами приличное убежище.
- Хорошую землянку ты раздобыл, - одобрил находку командир роты лейтенант Филов, - будешь моим ординарцем.
- Слушаюсь, товарищ старший лейтенант! - лихо ответил Косиков.
А сам подумал, что так его шансы выжить повысились.
- А то артиллеристы недавно решили погреться в землянке… - пояснил командир, - но огорчение. Как только затопили печку, снег на крыше стал таять, потекло, и вскоре в крыше появились большие дырки.
- Как так?
- Землянка наполовину из снега и спасает от ветра - топить её нельзя.
- Наша не потечёт… - заверил он.
- «Лапотная» пехота нашла землянку-дворец. - Соловьёв довольно засмеялся и похлопал по добротному столу, вокруг которого они сидели.
Немцы как всегда утром открыли сильный пулемётный и артиллерийский огонь. Но снаряды и мины чаще всего рвались сзади. Гитлеровцы не могли стрелять уверенно из своих больших орудий и миномётов, так как окопы их пехотинцев находились в нескольких десятках метров. Этот огонь мог зацепить своих.
- Скорее бы принесли похлёбку, пожрать бы, а потом хоть пусть и убьют, - послышался голос в темноте из угла землянки.
- Как говорят танцоры, одно другому не мешает! - пошутил Сергей.
В его душе часто боролись два чувства - голод и жажда жизни. В моменты сильного обстрела ему постоянно думалось:
- Успеть бы хоть разок поесть. Да успеть бы ещё, что-то сделать, не попусту в мир покоя уйти.
Около землянки послышался хриплый голос политрука Цыганкова:
- Комроты здесь? - спросил он у часового.
- Туточки.
- Ну как, живы ещё? - приветствовал он, протискиваясь в землянку.
- Мы живы, а вокруг вон, сколько неживых, - ответил пожилой солдат.
- Да, много тут осталось. Темно, насилу вас нашёл. Патронов довольно? - скороговоркой спросил Цыганков.
- Хватит, - ответил Филов и снял мокрый сапог.
- Скоро вползём в ров, - твёрдо сказал политрук.
- Если не выдохнемся, - ответил кто-то из солдат.
- Надо «аппендицит» занять, - решительно повторил Цыганков.
- Хоть бы с другой стороны посмотреть на него, проклятого, - зло проговорил Косиков.
- Из нас уже кто-нибудь посмотрит, - добавил другой боец.
- Ну, желаю всем посмотреть, - попрощался гость и ушёл.
… Ближе к вечере Сергей впервые увидел, как штрафники штурмовали заколдованный «аппендицит». Когда начинало смеркаться, у железнодорожного моста, нависающего над расстрелянной шоссейной дорогой в Пулково, сконцентрировались подразделения штурмовиков. Они забегали к ним в землянки перекурить, попить водички или чего-нибудь покрепче, спросить знакомых, земляков.
- Если прорвёмся, вы нас поддержите сразу, чтоб дойти до основных траншей «фрицев»… - попросил приземистый солдат.
В темноте они вытянулись гуськом у подножья насыпи по направлению к «аппендициту». Операция по занятию злополучного участка повторялась несколько раз, все знали, вплоть до любого солдата тактические приёмы.
- Под немецким танком сидит пулемётчик, - сказал рядовой Дайнеко, когда штрафники ушли, - остальные немцы на ночь прячутся в блиндажи.
- Только один?
- Не переживай, наших положит много…
Только штрафники рванули к позициям противника, зычно заработал проголодавшийся пулемёт. Первую линию он срезал невидимой косой.
- Нужно отходить! - крикнул командир штрафбата. - Завтра подавим дот.
- Точно, - поддержал коллегу их комбат Соловьёв, - а потом ударим вместе и дойдём до основных траншей немцев.
- Дай-то Бог! - кивнул капитан и побежал собирать оставшихся в живых.
Появился молодой представитель Особого отдела в звании лейтенанта госбезопасности и потребовал, чтобы помогли тяжелораненым, находящимся метрах в двадцати от огневых позиций. Он был законно возмущён, увидев раненых, беспомощно лежащих на убийственном морозе.
- Застрелю! - закричал лейтенант и дотронулся до кобуры.
- Спокойнее, лейтенант! Вы тут первый раз, у вас слабые нервы, - медленно сказал ротный, твёрдо глядя ему в глаза.
Рядом стояли командир роты Филов и Косиков с винтовкой. Филов, молча, взял у него винтовку, послал затвором патрон в ствол и приготовился предупредить агрессивные движение лейтенанта. На лице у командира взвода не было колебания. Он не позволил бы застрелить своего комроты.
- Мы должны были занять «аппендицит», чтобы гибель наших солдат не была напрасной… Вы не знаете приказа, что во время боя главнейшая задача состоит в том, чтобы выполнить боевое задание, выиграть бой, а не заниматься помощью раненым, - добавил злой Соловьёв. - Нам и самим нелегко видеть умирающих и тяжелораненых.
- А чего тогда не заняли?
- Мы упустили нужный момент, и ты лейтенант тоже в том виноват…
Рассерженный представитель Особого отдела удалился, но обещал вернуться. Соловьёв посмотрел на его спину и отвернулся.
- Зачем орать благим матом, если всё можно сказать спокойно! - буркнул он и предложил: - Пойдём хорошенько рассмотрим вкопанный танк-дзот.
Показались очертания сгоревшего танка. Взводный пояснил:
- Из-под него немцы ведут пулемётный огонь вдоль рвов.
- Пошли назад, всё ясно! - велел командир батальона. - Подтащим пушку ближе, и сможет достать подлюку.
Когда они вернулись, им сказали, что прибыли миномётчики с 82-миллиметровым миномётом.
- Это уже хорошо. - Соловьёв немедленно отправился к ним, сказал, где находится танк, и попросил открыть огонь по этому району.
- Немцы будут отступать по траншее, а тогда их смогут достать толковые миномётчики, - сказал командир роты. - Мина летит по навесной траектории и легко достаёт в окопе… 
Следующим утром готовился новый штурм. Проходящие мимо миномётчиков злые штрафники попросили:
- Браты!.. Поддерживайте своим огнём...
Снаряды полетели низко над пехотинцами и радовали их солидной поддержкой. На самом же деле артиллеристы видели меньше их.
- Стреляем почти наобум… - честно признались они.
- Чему вас только в академиях учат? - бурчали недовольные пехотинцы.
На душе стало светлее. Около десяти выстрелов сделала полковая пушка, снаряды попали в огрызающийся танк. Открыли огонь миномётчики.
- Танк уже не ответил, - понял Сергей. - Заткнулся гад!
Вечером поступил приказ грозный комдива:
- Утром общая атака!
 Чуть свет Косикова в качестве связного командира батальона послали к «баянистам». Их предварительно накормили, дали водки и объявили:
- Если батальон займёт немецкие траншеи, судимость будет снята.
После обещания «баянисты» рвались в бой, как борзые за дичью. 1 декабря 1943 года в четыре часа утра началась артиллерийская подготовка. Полновесная, из многих орудий, по хорошо разведанным целям. Над немецкими позициями поднялись тучи дыма, огня и кровавого снега.
- Такую бы артподготовочку в сорок первом году! - посетовал комбат.
Продолжалась стрельба пушек, а штрафники уже выскочили из укрытий и в считанные минуты преодолели двести метров нейтральной полосы. Перебрались через речку, и вот они уже в первой траншее. Немецкая оборона в основном оказалась подавленной. Били лишь отдельные пулемёты.
- Очевидно, немцы не ожидали атаки! - крикнул лейтенант Соловьёв.
- Не так уж много войск было у них на передовой, - поддакивал Филов.
За цепями атакующих двинулся Сергей. Речка оказалась неглубокой, но вязкой. На другом берегу лежали летние покойники, результат неудачного наступления в июле. Чёрные трупы в гимнастёрках. Истлевшая ткань провалилась между рёбер, наполненных кишащими червями.
- Вонь страшная! - скривился он.
- Зато мертвецы не стреляют... - заметил какой-то солдат.
Косиков побежал дальше и упёрся в вдребезги разбитый танк-дот. Под ним спал вечным сном немецкий пулемётчик. Мешкать было некогда, он двинулся по протоптанной дорожке, обозначенной вражескими сапёрами.
- Здесь мин нет, а шагнёшь в сторону и крышка тебе! - думал Сергея.
В первой траншее разбитые дзоты, мёртвые гитлеровцы. Штрафников не видно, они уже забрасывали гранатами вторую траншею. Косиков рванул следом за ними и вдруг раздался страшный вой, скрежет, свист.
- Это что такое? - Сергей бросился в воронку и застыл.
Земля содрогалась, от грохота уши словно заложило ватой. По его ноге выше колена что-то сильно и тяжело ударило.
- Оторвало! - обречённо решил он.
Оглянулся, нога была цела, огромный ком мёрзлой земли лежал рядом.
- Что это было? - громко спросил он и оглянулся.
- Штрафники перестарались… - инфантильно сказал пехотинец.
Опрокинув по четверти литра водки, «баянисты» вырвались вперёд раньше графика. Без особых хлопот взяли две линии траншей, там их застал заключительный аккорд артподготовки - залп реактивных миномётов.
- Видать произошла «маленькая неувязочка», - пошутил чумазый сержант, - так часто сопутствующая нашим начинаниям.
- Ничего себе «неувязочка»! - выругался Косиков.
Сергей отделался лёгким испугом, но «баянистам» досталось сильнее. Штрафной батальон был деморализован и к третьей траншее не вышел. Прибежал связной и сообщил, чтотраншеи врвга захвачена ротой Филова.
- Соловьёв приказал тебе передать это командиру штрафбата и попросить поддержки! - выпалил он и метнулся обратно.
Траншея в высоту человеческого роста оказались забита трупами. Тела бойцов лежали штабелями на протяжении нескольких десятков метров.
- Это же наши ребята, мои товарищи… - узнавал он погибших.
Это произвело на Сергея, с одной стороны, страшное жуткое впечатление, а с другой он будто лишился чувства страха. Выбрался из траншеи и побежал по открытой местности. Вокруг свистели пули, снаряды, а связной бежал один на один с целой войной, пожирающей всех и вся.
- Война есть война! - озлобился он. - Ну, убьют, подумаешь, какая шишка на ровном месте… Без тебя земной шар не расколется на части. Погибают же генералы, полковники. Погибли же мои товарищи в Капище…
Он добежал до начальника и не узнал его. Лицо стало серое, глаза потускнели, плечи опустились, а на чёрных волосах, сверкала седая прядь.
- Батальону нужна помощь, - проговорил запыхавшийся посыльный.
- Передай командиру, - он махнул рукой, - что мне некем помогать, живых почти не осталось... Пусть отступает.
Косиков срочно вернулся к Соловьёву и сообщил о сложившейся ситуации. Он приказал передать прорвавшейся роте, чтоб они отступали. 
- Столько потерь! - думал Косиков, мчась вперёд огромными прыжками. - Столько сил было потрачено лишь для того, чтобы после отступить.
Когда до спасительной траншеи оставалось несколько шагов, в него попал крупнокалиберный снаряд. От Сергея осталась только левая рука, которая долго валялась под ногами новых бойцов. Потом предпринималось ещё несколько советских наступлений, но лишь в середине декабре удалось окончательно срезать заколдованный кровавый «аппендицит».
 
Продолжение http://proza.ru/2013/01/11/35