Из главы 4 Где я служил ичто видел

Глава 4. Дизель-электрическая средняя подводная лодка С-11

Всякая беспартийность искусст-венна. Человек всегда партиен и глубоко прав в этом. Сама бес-партийность партийна.
Георг Лихтенберг
Летом 1974 года был назначен на должность заместителя по по-литчасти командира средней дизель-электрической подводной лодки «С-11» 633 проекта  9-й эскадры подводных лодок СФ. Базировалась она в Видяево (Ура-Губа), как говорили в шутку — в «Монте-Видео», а кто служил в Полярном, то в «Палермо» соответственно. Эти названия придавали этакий романтический флер, которого не требовалось, на-пример, для тех, кто служил в Западной Лице. Это и так звучало ро-мантично, ну как название какой-то далекой, неизвестной и диковин-ной страны. Известна флотская байка, а скорее быль, что один лейте-нант, оказавшись в ложе одного из московских театров, предложил зрителям поприветствовать посла из республики Западная Лица, посе-тившего театр для просмотра спектакля. «Посол», такой же подвыпив-ший лейтенант, встал и театрально раскланялся с энтузиазмом аплоди-рующей ему публике.
В свое время мой отец служил на подводных лодках  Тихоокеан-ского флота, и я стремился повторить этот путь. Конечно, и моей жене Инне, и дочери Анечке уютнее жилось в «шумной» столице Северного флота, но надо, надо ехать в Монте-Видео.
Подводная лодка была не новой, но с прекрасными мореходными характеристиками, автономностью 60 суток, чрезвычайно красивым кораблем.
Мне 26 лет, я старший лейтенант. Корабль нес боевое дежурство и готовился в автономное плавание. Принял должность у капитана 3 ран-га Падчина Игоря Николаевича и в виде напутствия анекдот:
— Принимает один замполит у другого должность и вместе с ней 3 конверта: №1, №2, №3. Когда будет трудно, говорит убывающий, вскроешь конверт №1, и все будет нормально. Когда опять жизнь при-жмет — конверт №2, а затем №3.
Прибыла комиссия проверить новичка. Завал полный, одни недос-татки. Загрустил замполит, но вспомнил о конверте №1, а там: «Вали все на меня!», обошлось. На второй проверке еще хуже, вскрыл кон-верт №2: «Кайся!». Покаялся, опять пронесло. На третьей проверке ра-достно-воодушевленно вскрывает спасательный конверт №3, а там: «Готовь 3 конверта!».
Сдав необходимые зачеты, в том числе и к допуску исполнения обязанностей шифровальщика, что было обязательным для замполита, получил уже серьезный конверт с соответствующим шифром — клю-чом на разблокировку к использованию спецоружия — 2-х торпед с ядерной боевой частью. Такой же конверт был у командира корабля капитана 2 ранга Червакова Валентина Федоровича, весьма уважаемого и одного из лучших командиров дизельного подводного флота. Не-смотря на разницу в возрасте, — командиру было немногим за 40, — отношения сложились прекрасные. Впрочем, как и со старшим помощ-ником командира капитаном 3 ранга Казлаускасом Ляонасом Юргио («Железный Густав», как звали его офицеры).
Впереди боевая служба, а устройство корабля, средства борьбы за  живучесть, гидроакустическое, радиолокационное вооружение, органи-зация связи и применения оружия — все для меня, надводника, было вновь. По сей день глубоко благодарен за помощь в становлении ко-мандиру электро-механической боевой части Помозанову Николаю Григорьевичу, командиру минно-торпедной боевой части Гришину Николаю Ивановичу, штурману Апрелеву Сергею Вячеславовичу, на-чальнику медслужбы Саврану Юрию Григорьевичу, командиру боевой  части связи — начальнику РТС Коклину Юрию Ивановичу, командиру группы БЧ-5 Волкову. Экипаж был сплоченный и известный на флоте. Лучший гидроакустик флота — мичман Ганюшкин, лучший кок — мичман Николай Михнюк. Отличные специалисты флота —командир отделения торпедистов старшина 1 статьи Василий Дидык,  старшина 2 статьи СПС Александр Кекишев.
Любой член экипажа дизельной подводной лодки, не знающий устройства корабля, не отделается всеобщим немым укором. Он будет подвергнут жесткому остракизму своих товарищей, так как нарушает важнейшую традицию дизельного подводного флота.
На атомной подводной лодке эти жесткие требования предъявля-ются в первую очередь к своему отсеку, боевому посту. Понятно, что АПЛ — самое сложное инженерное устройство в мире. На дизельной подводной лодке офицеры БЧ-5 вообще знают корабль в совершенстве.
Электромеханические службы флота, не взирая ни на звания, ни на должности, драконовскими мерами добиваются этого. Заместитель ко-мандира 49-й бригады ПЛ по электро-механической службе (не помню, к сожалению, его фамилии) беспощадно отрабатывал отсечные аварий-ные учения. Будучи беспартийным (в такой высокой должности это было достаточно редко), любил щегольнуть:
— То, что недоделали коммунисты, мы, беспартийные, доделаем. Мог неожиданно прибыть на лодку и незаметно пронести маленькую дымовую шашку, и, бросив зажженную в трюм центрального поста, объявлял учение по борьбе с пожаром. Разбор был всегда ядовитым, но по делу. Именно такие, не заботящиеся о своем реноме люди, добросо-вестно служат флоту, но, к сожалению, приобретают массу недоброже-лателей. К замполитам он имел особое пристрастие. И я на него не в обиде. По крайней мере, знания, приобретенные на «С-11», помогли мне в дальнейшем очень удачно «продуться» на состязаниях по борьбе за живучесть уже на атомной подводной лодке. Конечно, мне и билет попался удачный — по общим вопросам борьбы за живучесть для лю-бых лодок. Но, тем не менее, как замполит был отмечен помощником начальника электро-механической службы 3-й флотилии подводных лодок капитаном 2 ранга Кателянским.
Боевая служба на дизельной подводной лодке, даже для молодых с отменным здоровьем, — испытание суровое. В первом отсеке не так тесно, здесь посменно смотрят кинофильмы, но всегда холодно — +6 градусов. Торпедисты за магистралями прячут сало, которое солят са-ми, и многие идут к ним «на поклон» за этим гостинцем. А в 6-м отсеке — жара необыкновенная при зарядке аккумуметорной батареи, и очень тихо и уютно в подводном положении. В дизельном отсеке — грохот при работе дизелей и вечный запах солярки. В центральном посту — сквозняки при работе дизелей, отсюда радикулит, при ветре в корму за-сасывает выхлоп — болит голова. Ну и столбы воды через рубочный люк, когда его заливает волной.
Правильно быть одетым на верхней вахте — своего рода искусст-во. Вот если бы создатели военной формы одежды советовались не только с модельерами, а, например, с сигнальщиками, вахтенными офицерами, трюмными, можно было бы сделать ее более удобной и практичной, не замерзающей, не промокающей, не стесняющей движе-ния и имеющей устройства для пристегивания к ограждению рубки, чтобы не быть смытыми за борт. Теснота, дикая качка, плохой воздух, минимум удобств.
Мытье забортной водой, для этого даже мыло специальное. Душ один раз в неделю — 5 минут на двоих, но уже пресной водой. По-стельное и нижнее белье, как и на атомной лодке, — разовое, это очень правильно. Я преклоняюсь в первую очередь перед матросами срочной службы, перед мужеством и выдержкой этих молодых людей, часто до службы не имеющих представления о море и выдерживающих все эти  тяжкие испытания. Особое признание — экипажам торпедоловов, ко-торым, на фоне всех флотских дел, мы часто забываем говорить слова благодарности. Эти пахари моря, обливаемые с ног до головы ледяной водой, выдерживают испытания жестокой качки, постоянно рискуют жизнью и здоровьем при поиске и подъеме на борт торпед, обеспечивая стрельбы подводных лодок.
На 633-м проекте при всплытии командир осматривает в коман-дирский перископ носовые курсовые углы, а замполит расписан на зе-нитном перископе, он контролирует надводную обстановку на траверз-ных и кормовых курсовых углах. И здесь замполит устроился хорошо, потому что ему не нужно прилагать таких мощных физических усилий, как командиру. В отличие от командирского, его перископ с гидроуси-лителем. Всплыв в средней части Атлантики, я обомлел,  увидев шед-ший совсем рядом с нами, к счастью, параллельным курсом, ярко ос-вещенный, при ясной луне и звездном небе, белоснежный круизный лайнер. Валентин Федорович скомандовал:
— Срочное погружение!
Я еще некоторое время рассматривал это фантастическое зрелище — красивое судно, освещенный прожекторами ют, под цветастым бре-зентом.
— Ну как же ты слушал горизонт? — вызвав Ганюшкина, разбу-шевался старпом.
— Ведь ты же отлично знаешь, что акустик должен слушать гори-зонт с такой страстью и нетерпением, как Анна Каренина слушала рельсы в ожидании шума приближающегося паровоза!
Ганюшкин разводил руками, ссылаясь на плохую гидрологию. На-до отдать должное штурману Сергею Апрелеву, обеспечившему по нынешним меркам примитивными средствами навигации (космическая тогда была только на атомных ПЛ) точное место корабля во время все-го похода, благодаря чему в подводном положении мы успешно встре-чали наши стратегические подводные крейсера и проверяли отсутствие слежения за ними американских подводных лодок. Во всех 5-ти случа-ях на кормовых курсовых углах наших лодок мы такое слежение обна-руживали и имели из-за своей малошумности время упреждения на вы-полнение торпедной атаки по противнику.
Конечно, позже обнаружились и мы. Об этом свидетельствовала и серия активных посылок гидролокатора американской ПЛ, изменение курса и резкое увеличение скорости, что безусловно приводило к ее обнаружению нашей атомной ПЛ. Не случайно блестящий штурман Сергей Апрелев стал впоследствии командиром корабля.
Серьезных трудностей работы с экипажем я не испытывал. На «Гремящем» у меня только матросов в БЧ-5 было в два раза больше, чем весь экипаж «С-11». В свободное время мы в паре с командиром играли против штурмана и командира группы БЧ-3 в домино. Играли на положенные к выдаче порции сухого вина. И выигрывали, утешая проигравших:
— Ничего, ничего к концу автономки научитесь, вот тогда и изо-пьете свою чашу до дна.
Кок мичман Михнюк прекрасно готовил. И даже консервирован-ный соус «Южный», как его считали «никому не нужный», умело ис-пользовался для приправы, чтобы все были довольны. Вкусная еда — одна из маленьких радостей подводников в море, от нее зависит на-строение всего экипажа. Всем находилось дело по душе. Никого не на-до было заставлять выпускать боевые листки, участвовать в художест-венной самодеятельности, организовывать соревнование по шахматам. Народные самородки пели под гитару свои песни, читали стихи и рисо-вали.
Как на боевой службе раскрываются таланты людей! Неожиданно замкнутый офицер прекрасно стал петь под гитару, а молодой матрос, оказалось, умеет показывать необыкновенные фокусы. В базе, с ее веч-ной суетой, береговыми работами, нарядами, разобщенностью экипажа таланты незаметны.
Состязания по борьбе за живучесть, борьба за звание лучшего вах-тенного офицера, политзанятия и политинформации — все это прохо-дит гораздо интереснее, чем на берегу. Командир группы БЧ-5 старший летенант  Волков прекрасно, в картинках и стихах, изображал события каждого дня в календаре походной вахты. Его оставил себе на память командир корабля. Это действительно память, память о подводной службе, своем экипаже  и верных товарищах, с кем провел весь срок автономного плавания.
Благодаря достигнутым результатам, командующий СФ адмирал Егоров Георгий Михайлович вызвал нас с командиром для доклада. Конечно, это большая честь, особенно для меня, в ту пору старшего лейтенанта. Валентин Федорович весь поход изнурял себя, пытался вы-яснить закономерность работы и места расположения гидрофонов (мы в просторечии называли их «квакерами»: издавали звук, похожий на звук падения шарика от пинг-понга на теннисный стол) американской системы противолодочного обнаружения «СОСУС». Щелчки «кваке-ров» преследовали нас, то приближаясь, то удаляясь, и у побережья Великобритании и в северной Атлантике. Очень настойчиво работали командир со штурманом, снимая на кинокамеру экран гидроакустиче-ской станции и нанося на карту предполагаемые места гидрофонов. Получилась некая сетка, которая совпала почти полностью с уже имеющейся в разведке картой. Самоотверженная работа командира ПЛ по итогам похода была отмечена орденом Красной Звезды.
Послепоходовый отдых матросов и старшин срочной службы про-водился в доме отдыха подводников ДКБФ под Ригой, в Буллях. Стар-шим с командой поехал я, а вместе со мной в помощь — мичман Гре-чанюк. Уж как он не хотел туда ехать! Вот уже за нами и автобус при-шел, чтобы везти в аэропорт Мурманска, его все нет. Вот появляется, наконец. В шапке, шинели (декабрь все же) и в клоунских желто-оранжевых ботинках. Поясняет старшина команды снабжения, что нет у него других, понимаете ли, надеется, что пока я его отправлю искать уставные ботинки, он исчезнет. Я же, наоборот, хвалю его, что, не-смотря ни на что, прибыл, что так стремится с нами. Одобряю и его гардероб: дескать, какая разница какого цвета ботинки, главное — что-бы ноги грели. Топчется Гречанюк, не ожидал, и под хохот команды садится в автобус. Весело было и всем пассажирам самолета и стюар-дессам, хотя красный и весь какой-то надутый Гречанюк пытался пря-тать ноги. Уже в Буллях взмолился о разрешении убыть в военторг Ри-ги для покупки ботинок. Но я медлил, давал ему разные поручения, развлекая персонал дома отдыха и успокаивая его, что выглядит он очень импозантно.
Одновременно с нами отдыхал экипаж атомной ПЛ из Гремихи. Замполит, капитан 2 ранга, отчаянно и безуспешно боролся с пьяница-ми. Спиртное продавалось свободно во всех ближайших магазинах. Туда прошнырять по винно-водочным отделам с утра отправлялись «гонцы». Ну, а что дальше — и так ясно.
Запретный плод сладок, и я решился на эксперимент. Разрешил принимать спиртное вне базы отдыха, с предупреждением: если увижу хоть одного пьяного — кровь польется ручьями. Гауптвахта заменит культпоходы в музеи, театр, увольнения в Ригу, в общем, ничего не бу-дет. Действительно, это парадокс: в море, при несении службы, вино выдается ежедневно, а на берегу, на отдыхе — ни капли!
Было приятно смотреть на своих матросов, познакомившихся с де-вушками и обсуждающих с ними художественные достоинства и не-достатки спектакля в буфете Драматического театра и этак интелли-гентно, со вкусом смакующих рижский бальзам. Отметив Новый 1976 год, мы вернулись в Видяево. Вдогонку нам, для командования эскад-ры, пошло благодарственное письмо от начальника дома отдыха за безупречное поведение экипажа.
Была глубокая полярная ночь, когда получил приказание — не-медленно прибыть к командиру эскадры. Экипаж был инициатором соцсоревнования, дела шли неплохо, вот и письмецо пришло это са-мое... Видимо, зовут докладывать о наших победах, — приободрился я, застегивая китель и приводя форму одежды в порядок. Но где коман-дир? В приемной его нет. Очень удивился, не застав его и в кабинете командира эскадры.
Адмирал был раздражен и резок:
— Замполит, как вы воспитываете экипаж?
Не хватало только скрипок и игры бандуристов для усиления моей сладкой и очаровательной песни о высоком состоянии воинской дис-циплины, о неуклонно растущем числе отличников боевой и политиче-ской подготовки, мастеров военного дела.
— Довольно! — прервал командир эскадры мою торжественную ораторию.
— Сейчас я расскажу вам, товарищ старший лейтенант. Только что экипаж возвращался с корабля. Матрос Ткаченко (он был секретарем комсомольской организации) выбежал из строя, подбежал к моему ок-ну, достал из широких штанин «аргумент», понимаете ли, помочился на моих глазах и, повеселевший, побежал догонять строй.
Тревожное состояние пропало. Мысленно представив происходя-щее, я еще пытался сдерживать улыбку, но моя слабость опять подвела меня, стал хохотать. Адмирал, возненавидев хохочущего замполита, выгнал меня из кабинета.
Служба продолжалась. Боевое дежурство в базе, частые выходы в море. Чрезвычайно богата событиями флотская жизнь. Очередное со-бытие заставило поволноваться весь ВМФ. Выполнив торпедную стрельбу, мы освободили полигон и должны были дать обязательное радио с известным всем подводникам содержанием:
— Освободил полигон, погрузился до…
Но вот это сделать мы как раз и забыли. Валентин Федорович сра-зу все понял, когда часов через восемь по звукоподводной связи приня-ли приказание о немедленном всплытии. После этого связались в над-водном положении с подводной лодкой своей бригады, которая вела наш поиск. Валентин Федорович схватился за голову:
— Дмитрий, ну что же ты мне не напомнил? Ведь мы каждый раз шифруем эту фразу!
На флоте, тем временем, в связи с невыходом на связь «С-11» и ее исчезновением была объявлена боевая тревога. Обстановка усугубля-лась час от часу. Большой противолодочный корабль, отправленный на поиск, потерял ход и лежал в опасном дрейфе недалеко от побережья. Госпитальное судно «Свирь» вышло в море с бригадой врачей неот-ложной помощи. События развивались. В полигон торопилось аварий-но-спасательное судно «Бештау», а один из самолетов поиска обледе-нел и сам чуть не разбился.
Идем в базу. В бинокль наблюдаем плохие признаки; две черные «Волги», несколько «Уазиков» и массу встречающих, все в «пингвинь-их» шапках (шапки с козырьком, их носят офицеры от капитана 1 ранга и выше). Командир и я на причале. Командир сделал доклад. Тут нас разъединили. Его повезли в одной машине, меня в другой. Подопраши-вали и отпустили. При моем допросе все более напирали: а если честно, в каком состоянии был командир? Все обошлось, только приказом по флотилии объявили по выговору командиру и мне. А для флота была польза: экое учение по спасению терпящей бедствие подводной лодки, приближенное к реальным условиям, организовали мы.
Шла отчаянная борьба с пьянством. Главпур слал бессильные, бес-толковые и оторванные от жизни директивы, телеграммы, обращения военных советов. А тут торпедист первого отсека готовится в заслу-женный отпуск. Нужен и соответствующий «прикид», и тельничек но-вый, и бушлат с позументами, короче, все нужно. Сливает из стеллаж-ной торпеды  спирт — «торпедуху», чтобы попотчевать, в обмен, ко-нечно, на новую форму, экипаж судоремонтной мастерской. «Торпеду-ха» гнусного  зеленого цвета. В нее мудрые конструкторы торпедного оружия предложили добавить рвотный порошок, чтобы не пили «тор-педуху» и дальность ее хода от этого не сокращалась. Сами торпедисты ее пить, конечно, не будут, но вот угостить кого — это пожалуйста! Мало того, что на судоремонтной мастерской на подъем флага вышло не много народа, но рвотный порошок и его последствия…
Так я попал под горячую руку борьбы с пьянством и алкоголизмом и за снижение боевой готовности.
Отопление в домах Видяево было очень слабое, а в моей квартире батареи всегда были холодные. По пути домой заходил на котельную, набирал портфель угля и шел домой с этим гостинцем топить печку. Эта беда многих гарнизонов, и командиры соединений ничем не могли помочь своим подчиненным. На опросе жалоб и заявлений к команди-ру 49-й бригады капитану 1 ранга Соболеву обратился старший лейте-нант:
— Товарищ капитан 1 ранга, у нас в доме нет горячей воды.
— Придешь ко мне, я дам тебе горячей воды, — сердито париро-вал комбриг. Ну чем он мог помочь?
Как-то на опушке я увидел брошенный шестивесельный ял. В тылу нашел весла, оснастку, и с матросами привел его в отличное состояние. По выходным дням ходил на нем с матросами по Ура-губе, на остров, за грибами и ягодами. Желающих было много. Это было полезнее, чем, лежа в кубрике, смотреть по три кинофильма на день. Что характерно для баз Северного флота — нет желания идти в увольнение, просто ид-ти некуда. Хоть простейшими состязаниями по подъему переворотом, подтягиванию на перекладине, интеллигентнейшим флотским занятием — перетягиванием каната — нужно отвлекать молодого человека от тягостных раздумий — из какой торпеды сегодня слить «торпедуху» или как ушить и какими аксессуарами «украсить» демебовую форму одежды.
На корабль прибыл новый старпом — капитан 3 ранга Борзенко Иван Степанович. Мы с ним стали большими друзьями. Чрезвычайно энергичный, грамотный подводник, прекрасный организатор, простой в общении, он стал весьма уважаемым на экипаже. Допущенный к само-стоятельному управлению подводной лодкой, он по сути уже имел право занимать должность командира, что и произошло очень скоро. Но тогда Иван пришел ко мне мрачнее тучи:
— Дима, я кажется, потерял секретный документ «Правила выпол-нения торпедных стрельб». Что делать?
Начали искать вместе — безрезультатно. Главное, чтобы, кроме нас двоих, об этом никто не узнал. Самая большая радость и даже сча-стье в офицерской службе — потерять секретный документ, а потом найти его. Наполовину счастье состоялось, осталась самая малость — найти его. И вот рано утром Иван рванул в Мурманск к знакомому мичману-секретчику. Счастливый, он вечером был уже у меня с «Пра-вилами», и, что самое главное, с тем же инвентарным номером:
— Все в «Панораме» решили (есть такой известный ресторан в столице Заполярья), все сделали, даже акт на уничтожение.
Я вздохнул свободно. Далее Ваня весело рассказывал, как сели в такси, чтобы в «Панораму», значит.
Таксист заявил немыслимую сумму за поездку. На передней пане-ли была закреплена табличка с номером телефона, по которому проси-ли сообщить о случае вымогательства таксистом. «Вася, запиши номер телефона, — сказал я мичману. — Таксист взмолился, мол его непра-вильно поняли».
— Вася, вычеркни номер, — сказал я, и мы поехали в «Панораму». Утром опять явился счастливый Иван. В руках уже два экземпляра «Правил», и опять же с одинаковыми инвентарным  номером:
— Понимаешь, в качку за приваренный к переборке сейф завали-лись.
И Ваня пошел сжигать одну из книжек.
Служба на дизельных подводных лодках отличается рядом осо-бенностей, как сейчас говорят — «неформальных». Бытует мнение, что еще с времен Великой Отечественной войны была традиция, хорошая традиция, когда командиры подводных лодок, естественно на берегу, собирались у самого уважаемого и опытного командира и принимали по 100 грамм, перед обедом. На 49-й бригаде таким командиром был Черваков Валентин Федорович. «Традиции отцов — в наследство мо-лодым!». Это не пустая фраза. Начальники, такие же бывшие команди-ры, делали вид, что не знают об этом ритуале. Но разве не мог знать этого оперативный работник Особого отдела капитан 3 ранга Колкель, курирующий бригаду. В нужное время он посещал старшего команди-ра. Тут, однажды, над ним решили подшутить, налив полный графин спирта и наполнив второй графин наполовину водой. Обычно все было наоборот. Набрав в стакан воды, Колкель махом выпил ее и запил спиртом из второго графина.
— Возмутительно! Что за шуточки у командиров!
После обеда командиры не особенно стремились подписывать до-кументы и заверять их печатью.  Валентин Федорович вообще передал мне печать и приказал визировать документы, которые готовил Иван. Не знаю как, но дошло это до замкомбрига  по политчасти, нормально-го и уважаемого капитана 1 ранга Рахимова Наиля Абдуловича, гневно упрекавшего меня:
— Вы узурпировали (ни много ни мало) на корабле власть!
Пришел ко мне один из замполитов:
— Анекдот из жизни. Вот послушай. Я у своего патрона-начальника должен был подписать несколько бумаг. Он говорит: — подпишу, но приходи до обеда. А я прихожу вечером. Он лежит ника-кой. Говорит: «Я тебе когда сказал прийти? До обеда! А ты пришел ве-чером. А теперь видишь, что со мной стало?».
В целом служба шла благополучно. Скоро уходить на боевую службу, завершается подготовка. Слово «благополучно» я использую намеренно. На практике неуместно слово «счастливо». Не случайно, можно обратить внимание на закономерность: получая поздравитель-ные телеграммы в море, например, к годовщине Великого Октября, Министр Обороны желал «счастливого» плавания, а главком ВМФ —  «благополучного». Понятно: главком — моряк и понимает, что счаст-ливое плавание — оно на белоснежном круизном лайнере со всеми возможными и невозможными удовольствиями. (Правда и здесь ковар-ная морская стихия может внести свои суровые поправки в «счастли-вом плавании»). А вот военным морякам лучше всего пожелать благо-получного плавания. Даже здесь вы, уважаемый читатель, обратили внимание, что «Министр Обороны» я написал с заглавных букв, как было в газете «Красная звезда», в остальных газетах — с маленьких. Просто повнимательнее нужно относиться к деталям, именно в деталях кроется существо, которое я сознательно не называю.
Семьями с Иваном Бозенко мы ходили ловить ручьевую форель, пострелять из ружья. Семью Ивана потрясло ужасное событие — с 3-го этажа упал его малолетний сын Ваня. И ни одной царапины! Вот это счастье!
Пришла неожиданная для экипажа директива о передаче «С-11» в состав Черноморского флота. Эта новость удручала. Ломалась карьера офицеров: серьезного подводного флота на ЧФ не было. Для этого здесь воды мало. Переезд семей в бесквартирье, потеря полярной над-бавки — 240 р и полуторного оклада (это были большие деньги). За не-сколько суток до переезда вышли из боевого дежурства, выгрузили торпедный боезапас. Тепло попрощался на причале с Валентином Фе-доровичем Черваковым, высказали много теплых и искренних слов. Впереди — надводный переход до Беломорска, а далее — медленный и неблизкий путь через всю Россию, с севера на юг, в буксируемом доке внутренними водами через Беломоро-Балтийский канал, Онежское озе-ро, Волгу, Дон, до Азовского и Черного морей.
Поднявшись на мостик, под грохот дизелей, с грустью поглядывал на исчезающие знакомые берега, маяки, вход в Кольский залив. Неу-жели навсегда, неужели я сюда не вернусь?..
Продуктов на переход дали минимум, по пути эшелон должен обеспечиваться всем необходимым. В экипаж списали массу неугод-ных на бригаде людей. Нехорошо проводили. Даже жилье потребовали сдать. Что делать с вещами? До сих пор не была определена база Чер-номорского флота, куда лежал наш путь.
Июль. Через две недели стоянки на рейде Беломорска ощутили не-хватку продовольствия. Северный флот проводил, а Черноморский не принял. Недалеко стоял разведывательный корабль. Выручила наход-чивость Ивана Борзенко. Мало того, что он, опытный рыболов, органи-зовал ловлю наваги. Он установил связь с РЗК. Вместе мы отметили на борту лодки День ВМФ, потом на борту РЗК. Теперь ежедневно в на-шем распоряжении был их баркас, на котором мы с Иваном отправи-лись на местный рыбзавод и привезли на лодку необходимое количест-во мороженой и соленой рыбы. Через КПП вынести ничего нельзя, но морем — хоть весь рыбзавод. К тому же Иван встретил там капитана рыболовецкого траулера, с которым подружился  в спецкомандировке в США. Он-то и расстарался в обеспечении нашего  экипажа лучшими морепродуктами со своего судна.
Наше стояние на Белом море продолжалось. Белые ночи, штиль и скука. Ночью, когда крепко спал, меня пригласили на мостик. Проходя через центральный пост удивился, увидев сигнальщика, что-то рас-сматривающего внизу в перископ. Все стало ясно наверху. Старпом, убрав свидетеля вниз, организовал стрельбу из автомата АК по бро-шенным в воду бутылкам. Списанных патронов было несколько цин-ков, и топить их в море было жаль. Более того, он заключил пари с офицерами корабля, что замполит с первого выстрела попадет в ка-чающуюся на волнах бутылку. Надежду на выигрыш (уж не помню ка-кой) я оправдал, и это в дальнейшем, уже в Крыму, сыграло злую шут-ку.
Мы ехали тогда на рыбалку с офицерами штаба, и Ваня, только что купивший новое дорогое ружье, опять выигрывает пари. С первого вы-стрела я попал в брошенную вверх бутылку. Эмоциональный, он вна-чале приплясывал, потом в чувствах схватил другую бутылку и ударил ею о ствол ружья. Ствол безнадежно погнут, бутылка цела. Сильно пе-реживал мой друг. До сих пор жалею, что не остановил его.
Переход длился полтора месяца. Получили телеграмму о присвое-нии мне звания капитан-лейтенанта — первого морского звания. Отме-тили всем, чем положено, и фейерверком над Волгой, запуская в звезд-ное небо КСП (корабельные светящиеся патроны на парашютах). В па-мяти яркие в жизни дни, незабываемая величавая русская природа, медленно проплывающая вдоль бортов замаскированной брезентом лодки. Буйные леса, озера и острова постепенно менялись на раздоль-ные в травах степи. Приближение Юга — уже в темных с лунным сия-нием ночах, жарком ветре с донских степей, теплых дождях, яблоках, фруктах, от чего так отвык любой северянин, которому так дороги эти красивые чудеса. На лодке только вахта — очень душно. Остальной экипаж размещен на деревянном настиле между бортом лодки и дока. Там же, под брезентом, спали, кушали, смотрели фильмы и проводили занятия. Иван соорудил трал для ловли рыбы, спуская его через шпиль прямо с борта. Внешне это сооружение, с громадной стальной дугой и приваренными к ее концам двумя 16-ти  килограммовыми гирями и се-тью, напоминало устройство, которым ловили Ихтиандра в фильме «Человек-амфибия». А сам Иван, заросший, с бородой и загоревший, был похож на его отца —  доктора Салватора. Вахтенный по доку через шпиль каждые 2 часа поднимал трал.
Рыбинспекция по ночам на быстроходных катерах буквально под-летала к корме дока, фотографируя его в надежде, что там установлена сеть. Но напрасно. Как-то глубокой ясной звездной ночью в низовьях Волги всех разбудил крик вахтенного:
— Смотрите, смотрите! — как будто он поднимал из пучины само-го Ихтиандра. Незабываемое по своей красоте и мощи зрелище. На не-бесах — рассыпающаяся снопами пламени яркая комета медленно движется с запада на восток. Утром из сообщений радио поняли, что были свидетелями возвращения из космоса наших героев-космонавтов. Под впечатлением увиденного провели политинформацию «СССР — великая космическая держава». Такой державой можно было гордить-ся!
Наконец, получили радио о конечном месте нашего похода. Город Феодосия, мой родной город, где жили наши (мои и жены Инны) роди-тели. Жена и дочь Анечка были уже там.
Сюжет, достойный романа, чтобы из Монте-Видео и в Феодосию — на подводной лодке. На Дону ловили раков, собирали арбузы, поми-доры. Экипаж сыт и доволен. Посетили цыганский табор на берегу. Это были серьезные люди, со своим укладом жизни, кибитками, зарабаты-вающие деньги ковкой и металлоремонтом в местных колхозах. Они были совсем не похожи на опереточных цыган из современных бездар-ных сериалов, непонятно откуда берущих средства для своей роскош-ной и легкой жизни. Одетый в пиджак, красную рубаху и брюки, за-правленные в сапоги, нас приветствовал цыганский барон. У него было заманчивое предложение: продать «шатер» — громадное брезентовое покрытие, маскирующее подводную лодку. Закрепленное за перископ, оно действительно выглядело как шатер. Взяв цыганских детишек на борт, показали им кинофильм и на следующий день двинулись вниз по Дону.
Утром заметил облепленные глиной лодочные тапочки. Ясно, что кто-то тайно ночью был на берегу. Но как? Шлюпка на месте. Сильное  течение, до берега далеко, высокий борт дока. Все выяснилось скоро. Ночью в гостях в таборе побывало несколько матросов. По веревочно-му трапу они добрались до воды, далее вплавь. Но как вернуться об-ратно при сильном течении, как ухватиться за трап, как подняться на борт? К счастью, все обошлось, как и обошлось столкновение с быст-роходным буксиром, от которого лодка получила крен, и был значи-тельно поврежден борт дока. Но наши приключения завершались. Мы это ясно поняли, когда, пройдя Ростов-на-Дону, увидели спешащий к нам под военно-морским флагом катер «Ярославец» и уже кричащим и делающим нам замечания новым комбригом  — капитаном 1 ранга.
— Все ясно, начался прием в состав ЧФ.
Всплыв из дока в Азовском море, под дизелями направились в Феодосию. И вот с мостика вижу дом родителей, свою школу №4 име-ни героя-партизана Вити Коробкова, над которой еще тогда, во время моей учебы, шефствовали подводники бригады подводных лодок. С берега доносится так знакомое: «Экипаж теплохода «Иван Мокроус» приглашает желающих совершить увлекательную  морскую прогулку к подножью древнего потухшего вулкана Кара-Даг».
Все как в романе. На душе становится тепло; ощущение купивше-го счастливый билет обратно в детство. Золотой пляж, набережная, зе-леноватая теплая вода. Мимо проходит прогулочный катер «Кара-Даг» с курортниками. Они столпились на одном борту, накренив судно: по-нятно, как интересно увидеть подводную лодку. Приветливо машут ру-ками. Какое-то опереточное плавание. Это вам не в Монте-Видео воз-вращаться с моря, это известный крымский курорт — город 25-ти  ве-ков — Феодосия, что в переводе с греческого — «Богом данная».
На причале — построение бригады для нашей встречи. Среди встречающих — и мой одноклассник по училищу Толя Тюляков с бу-кетом цветов. Он тоже замполит на одной из лодок. Все красиво: и мо-ре, и берег, как на этикетке хорошего крымского вина. До чего все зна-комо на берегу в Богом данной! У КПП порта — с одной стороны боч-ка сухого вина ценой: кружка 0,5 л. — 45 коп., стакан — 21 коп. С дру-гой — бабушка с мешочком семечек. Вот тебе и выпить, и закусить на переходе экипажа на подводную лодку. Приходится возвращать  в строй «отставших». На территории бригады — образцовый порядок. Яркий красочный плакат: гордый собой старшина 1 статьи показывает глуповато улыбающемуся первогодку на грудь, украшенную много-численными наградами — от маленьких значков «Воин-спортсмен» и комсомольского до более солидных «Отличник ВМФ» и «Специалист I класса». Ниже надпись: «Равнение держи на эти рубежи!» Вот и пушка с корабля II Мировой войны.
У пушки по понедельникам, до подъема флага, проходит ритуал — построение всей бригады, из строя выводятся самовольщики, пьянст-вующие. Их клеймят позором и торжественно отправляют на гарни-зонную гауптвахту. Для усиления эффекта воспитания зам.комбрига по политчасти с чувством читает письмо «матери» одного из моряков. «Мать» возмущена, «мать» негодует по поводу беспорядков в части и подозрительно грамотно и профессионально взывает к командованию бригады: «Так где же была дежурно-вахтенная служба, которая допус-тила такие безобразия!?».
Город-курорт — по вечерам доносится игривая музыка с танцпло-щадки Матросского сада, в воздухе — аромат цветущих акаций, перед КПП всегда группа загорелых и стройных крымчанок, навещающих друзей-подводников. Все, все пьянит ошалевшего от счастья моряка с «С-11», прибывшего из далекого Заполярья.
Разорвана в клочья колючая проволока, вот она — свобода! Уже пробита и внушительная брешь — в заборе из крымского песчаника — в полный рост подводника Северного флота, идущего в самоволку прямо (а как иначе), с гордо поднятой головой — за все автономки в Северной Атлантике.
Есть и проблема — общая для всех. Не в чем ходить в увольнение. Белые форменки утрачены, от них отрезаны, еще  в Видяево, воротнич-ки; брюки так расклешены клиньями — «торпедами», что не только не минуешь ни одного патруля, но даже к строю увольняемых не подпус-тят. Ясно, на первое время ищется гражданский «прикид».
По сравнению с Северным флотом — служба райская, даже как-то неприлично числиться моряком. Выходы в море не частые, на опыто-вые испытания, часов на пять-восемь. Утром вышел, заработал  шоко-ладку, воблину, а вечером — море на замок, в столовой на берегу — прекрасный ужин. Лодки ухожены, покрашены. После осмотра и про-ворачивания оружия и технических средств, многие уже на пирсе лов-ко, как белки — орехи, щелкают семечки и нежатся под теплым солн-цем.
Действительно хорошо, но на лодке — духота необыкновенная. Ходит по бригаде легенда, что много лет назад одна подводная лодка ходила в Средиземное море, и якобы со спецоружием, но об этом ше-потом. Экипажу объявлен оргпериод — конец увольнениям, но это только воодушевляет наших самовольщиков. Тут как раз поспела  ко-миссия Политуправления ЧФ. Главу комиссии, уже немолодого капи-тана I ранга, участника Великой Отечественной войны опекает замес-титель комбрига по политчасти. Рослый, здоровенный, с громким ба-сом, он втирает очки щуплому и низкорослому инспектору Полит-управления. Рассказывает о роли пушки в борьбе с пьянством и алко-голизмом, о магнетических свойствах плаката «Равнение держи на эти рубежи!». Что, дескать, идущие утром мимо него строем моряки заря-жаются какой-то необыкновенной энергией и служебным рвением,  ко-торых и хватает им ровно на сутки, а утром их ведут снова мимо на-глядной агитации, и они снова заряжаются. И так до самого ДМБ. Вот и сам замкомбрига, не в меру зарядившись верой в неправду, ведет дальше проверяющего. Стоп! Он останавливается у маленького, ниже его самого, чахлого деревца, басит сверху:
— А вот здесь, Николай Иванович, мы выращиваем груши! И в компот морякам, и в компот морякам! Все это сопровождается имита-цией бросков в кипящий котел этих самых груш.
Инспектор загадочно улыбается; он и не таких очковтирателей ви-дел за свою долгую службу. Меня прикрепляют в помощь к другому инспектору, проверять соседние корабли бригады охраны водного рай-она. Инспектор матерый, желает вернуться в Политуправление с бога-той кровавой добычей, которую шлепнет на ковер ЧВС, что-то в роде того, что на сторожевом корабле избрали секретарем комитета комсо-мола не комсомольца, и он в течение года успешно руководил комсо-мольской организацией. Но начинает с малого. Просит показать живо-го, не на бумаге, матроса-агитатора. И, действительно, присылают ша-ловливо-нагловатого бойкого матросика с папкой. Капитан 1 ранга просит рассказать, как тот, значит, агитирует. Зардевшись от удоволь-ствия, в предельном возбуждении, матросик рассказывает, как по вече-рам в кубрике он собирает своих товарищей и проводит читки передо-вых статей флотской газеты «Флаг Родины», как после просмотра теле-визионной программы «Время», он разъясняет своим сослуживцам ос-новные положения внутренней и внешней политики КПСС, ставит в пример отличившихся и корит нерадивых. Обескураженный инспектор (прямо не сторожевой корабль, а агитационно-пропагандистский крей-сер), показывал на папку:
— А это что?
Не роняя достоинства перед проверяющим, агитатор убеждает:
— Это «Блокноты агитатора», вырезки из газет и другой пропаган-дистский материал, который он использует в своей работе. А это жур-нал учета моих бесед с личным составом.
Инспектор внимательно листает его, рассматривает пометки:
— А что значит «О»?
 — А это значит, что на моей беседе отсутствовал старший матрос Сергей Тетюркин.
— А что значит «Д»?
— А это я с ним после вахты провел дополнительную индивиду-альную беседу и читку передовой статьи «Выше знамя соц. соревнова-ния!».
До крови закусив губу, боясь расхохотаться, спускаюсь на причал с проверяющим, недоуменно пожимающим плечами. Прочь от этого мастерски разыгранного спектакля одного актера под названием «Ерунду спрашивают, ерунду отвечаем», от этого изощренного надру-гательства над инспектором Политуправления.
Здесь перед обедом тоже собираются командиры. Зам. комбрига по политчасти все знает, торопится пресечь, стремительно пересекая плац. Один из командиров звонит дежурному по бригаде, представляется на-чальником отдела кадров Политуправления ЧФ. Ему срочно нужен замкомбрига. В открытое окно дежурный зовет его. Тот очень уважает эту организацию, может быть, и новое назначение предложат, должна восторжествовать правда, пора уже. Но в трубке одни гудки. «Не ус-пел!» — морщится, вздыхая, замкомбриг.  Командиры, похохатывая, идут в столовую. Вечером так же весело они посетят «дифферентовоч-ную» — кафе недалеко от штаба.
Тут произошло радостное для меня событие. В один из воскресных дней слышу робкий стук в калитку. На пороге — мой друг, капитан ме-дицинской службы Школьник Руслан Ильич из Североморска. Вид «куда я попал, где мои вещи?», утомленный, весь искусан комарами.
— Вот приехал к тебе в Феодосию погостить, — улыбается он.
Далее рассказ, — как сел в поезд, как предложили «поиграть в кар-ты», как остался без денег, но как поэт, — с цветастой косынкой на шее, пустым портфелем-дипломатом и здоровенным антикварным пер-стнем. Куда-то запропастился мой адрес, но в памяти осталось только: «двор с подвалом недалеко от табачной фабрики, на улице Десантни-ков». На привокзальной площади масса такси. На вопрос таксиста «ку-да», уверенно-неопределенно — «к табачной фабрике». Таксист мнется — «так ведь она сгорела».
Действительно, едут в дома отдыха, санатории, а тут на пепелище ночью. (Приближалось время, когда в стране начнется острая нехватка табачных изделий от зарева пожарищ почти одновременно случайно сгоревших табачных фабрик).
— «Ничего, ничего, поехали», — говорю я.
Приехали быстро. Тихо, только цикады поют, освещения нет, большие чистые  звезды в черном небе. В блеклом свете луны  пейзаж,  как после предварительного ракетно-ядерного удара — ужасные очер-тания сгоревшей табачной фабрики. Вижу дом с подвалом; взяв дипло-мат, уверенно спускаюсь в него и в темноте пытаюсь нащупать выклю-чатель. Таксист в ожидании расчета, в животном страхе закрылся в ка-бине, даже стекла поднял, зовет в щель срывающимся голосом:
— «Эй, а кто платить будет?»
И действительно страшно, привез уверенного в себе, прилично одетого человека, с этаким жабо на шее, перстнем и дипломатом, — тот сразу на пепелище, в подвал.  А я без денег, надеюсь, что ты запла-тишь и крикнул из подвала:
— «Спускайся сюда, мой друг заплатит!».
Так у него в подвале еще и друг сидит! Ну таксист как это услы-шал — дал по газам, я остался один. До утра ходил по улице Десантни-ков, пока тебя нашел, — рассказал Ильич. (Он так велел: — «Называй-те меня просто — Ильич»).
Врач он был известный, и больше всего ненавидел больных. Рас-сказывает:
— Лежал у меня мичман. Вылечился. Все, пора на корабль. Не хо-чет. Любит лечиться. Приходит, говорит — жалобы у меня на здоровье. Что еще? Вот, говорит, выгибаюсь назад, а дальше не могу. А я ему го-ворю, что дальше и не надо, дальше только в цирке, — вещает Ильич.
Другой случай рассказывает знакомая:
— Лежу в госпитале флота. А тут обход всеми специалистами. Я обрадовалась, жалуюсь дерматологу, что де вот у меня на ногах стали расти волосы. Представляете?
Он посмотрел на меня таким стальным ненавидящим взглядом, процедил сквозь зубы:
— «Это от здоровья», — и, не задерживаясь, пошел дальше.
Я сразу понял, что это Ильич.
Утром вызывает зам. комбрига по политчасти. С этаким деланным расположением говорит, что в отличие от Севера у них не принято пить спирт. Я в недоумении. Искусный интриган и мастер подковерной борьбы поясняет, что ему все известно. И действительно, поздно вече-ром я шел по коридору и нес в руке полный стакан, но не со спиртом, а с водой, чтобы погладить брюки. Но меня уже успокаивают, дескать, ничего, со всеми бывает, что ладно, забудем, пусть все будет между нами. Чем больше  пытался объяснить, что гладил брюки, тем меньше мне верили. Позже вспоминал, что, проходя по коридору, слышал за спиной скрип двери. Да, есть различия в службе на Северном  и Черно-морском флотах. К счастью, вскоре мне сообщили, что я назначен за-местителем по политчасти командира ракетного подводного крейсера стратегического назначения «К-214» в первом экипаже 19-й дивизии 3-ей Флотилии подводных лодок Краснознаменного Северного флота.