Детство из рассказов черного копателя

Я, часто пытаюсь вспомнить, откуда у меня появилась тяга к собиранию старинных вещей? И сколько себя помню, эта тяга была у меня всегда, но точнее будет сказать: я четко помню тот момент, когда эта тяга во мне проявилась, что было до этого я почти не помню. Этот момент можно считать водораздельным, между неосознанной, практически бессмысленной жизнью, и жизнью полной поисков и открытий. Сколько мне было на тот момент лет, точно не помню, но думаю не больше пяти лет. Как-то, чтобы развлечь меня, бабушка достала зелёную, жестяную коробку из-под грузинского чая, в которую были насыпаны дореформенные монеты, по десять, двадцать и пятнадцать копеек, с непривычным квадратиком вокруг цифр. Мне они казались жутко старинными, хоть я родился, всего через десять лет после этой реформы. Видя мой восторг, к этим игрушкам добавились две медали без колодок, на одной был профиль Сталина, на другой изображение Юрия Долгорукова, и именно в тот момент я узнал и запомнил имя основателя Москвы. Последняя медаль мне казалась на столько древней, словно её раздавал сам князь, первым поселенцам, строившим Московский детинец.  Медаль со Сталиным, казалась самой наивысшей боевой наградой, но как оказалось, выдавалась она за доблестный труд. Потом мне показали осколок, которым ранило бабушкиного брата, ставшего в последствии известным хирургом. На конец мне передали браслет из спаянных, не то сербских, не то польских серебряных монет, его у меня, к сожалению украли, и я так и не знаю, что это были за монеты. Я с восторгом выслушивал историю точеного дубового стула и каминных часов, которые привезли, как трофей из Берлина, тайком приподнимал зелёный чехол со стула, и любовался искусной, немецкой работай, на нём мне разрешали сидеть, только по праздникам, когда для гостей не хватало стульев. Резные шкатулки, в которых хранились пуговицы, были для меня, как ларцы с драгоценностями. Я быстро научился безошибочно определять, какие из них старинные, какие старые, какие срезаны с одежды несколько лет назад. Это было не мудрено, кость и перламутр были признаками несомненной старинности предмета, слегка потрескавшийся карболит, признаком старости, а яркая , глянцевая пластмасса была верным признаком новизны. Банка из под леденцов, куда складывали куски рафинада, любимые чайные ложки были старинными, латунными покрытыми тонким слоем протёртого серебра, мне был приятен их латунный привкус, именно таким должен быть вкус старины, а старина в этих ложках была, об этом свидетельствовал двуглавый орёл, выбитый на ручке. Если бабушка вязала, то я благоговейно трогал, несомненно старинное веретено, опасаясь уколоться об него и заснуть вечным сном, как в сказке. Боялся порезаться опасной бритвой, тщательно от меня скрываемой в выдвижном ящике шкафа. Я очень любил праздники, ведь в них извлекалось огромное фаянсовое блюдо, для ватрушек и зелёная селёдочница, на оборотной стороне которых красовались двуглавые орлы, ещё была огромная, Дулёвская кружка с блюдцем, тщательный рисунок, которых долго меня обманывал, и я предполагал, что это очень старинная пара, но когда стал разбираться в фарфоровых клеймах, то она оказалась советской, но выполненной в старую форму и сохранившей тщательность Кузнецовского рисунка. Изредка, бабушка доставала толстый альбом с фотографиями и показывала моего прапрадеда с прапрабабушкой, показывала своих тёток и свою дореволюционную фотографию со своей мамой и братьями и сёстрами, у бабушки в руке был мячик, а у сестры старшей всего на год была фарфоровая кукла. Бабушка рассказывала, как ей хотелось сфотографироваться с куклой, но ей дали мячик. Помню, как меня поражали толстые картоны, на которые были наклеены сами фотографии, от этих картонов с золотым тиснением, веяло такой старинностью, что глупо было усомниться в их древности. Помню люстру с розовым абажуром и хрустальными висюльками, потемневшие подстаканники. Самовар производил на меня приятное впечатление, хоть и был электрическим.
Помню, с каким трудом мы пытались посмотреть Бородинскую панораму, но тщетно то день иностранных делегаций, то ремонт, то санитарный день, в итоге я лазил по Наполеоновским пушкам, приходя от их древности в восторг, затем была Триумфальная арка и вожделенный «Дом Игрушки», так этот маршрут превратился в мой излюбленнейший. После осмотра лобного места, на Красной площади, я долго рисовал, акварелью, сцены казни бояр, причём и жертва и палач, были в высоких боярских шапках. За неимением бумаги, использовали обёрточную, серую или голубую, последняя была качественней, и я очень радовался, когда в магазине кусок сыра или колбасы заворачивали именно в неё…  Запасы обёрточной бумаги хранились, между кухонным шкафом и стенкой. Как то бабушке нужно было встретить посылку, отправленную с проводником. Поезд приходил часа в четыре ночи и нужно было ночевать на вокзале. Оставить меня было не скем, и я вынужден был остаться на ночь дома один, чтобы как то развлечь меня, бабушка нарисовала элементы боевого облачения русских воинов, и благодаря этому я выучил слова: шлем, шишак, щит, кольчуга, колчан. Долго я сидел той ночью рассматривая рисунок, при свет ночника, и поджав под себя ноги.  Затем было посещение краеведческого музея, и мой восторг от такого количества древностей, и ещё больший восторг, от бумажной десятки и рубля, подаренных мне смотрительницами, на купюрах красовался двуглавый орёл. Сейчас я задумываясь, осознаю, что почти с пелёнок был несомненным монархистом, стоило мне увидеть на любом предмете двуглавого орла, как на меня накатывало умиление, ведь старый герб был для меня более желанным, чем глобус с колосьями.
Затем был переезд, мои сокровища последовали за мной. Жили мы на территории бывшей барской усадьбы, там сохранился сад, и у нас на участке росла китайка и мирончик, посаженные в царские времена. Некоторым  соседям повезло больше, у них произрастали крупные и сладкие груши. От строений усадьбы, почти ничего не осталось кроме двух сводчатых подвалов, да двух прудов с насыпными плотинами. Через один подвал проходила тропинка, и на дорожке часто попадались фрагменты голубых изразцов, однажды я выковырял даже целый. Рядом густо цвела барская сирень, в дуплах толстых лазинок можно было прятаться. Однажды купаясь в пруду, я зачерпнул пригоршню ила и вытащил глиняную свистульку. Старший брат притащил медные монеты, и кусок ствола от царской берданки, ствол матушка бросила в прорубь « от греха подальше», но все находки пополняли мою коллекцию. И вот я замахнулся на открытие детского музея. В дровяном сарае были разложены мои экспонаты, туда же добавился кусочек пирита и чёртов палец, а входным билетом служили липовые листки срываемые тут же со столетней липы. В первый день был аншлаг, в музее перебывала вся окрестная детвора. Когда у меня появились приятели из соседнего села, я стал ночевать у них дома, дом был старинным и кирпичным, с русской печкой, на которой было непривычно спать. Узнав о моей страсти к старине, приятели оббежали по окрестным ямам, от развалившихся домов и притащили мне детали самоваров и глиняный кувшин, видя такое дело бабушка одного из них сняла с чердака бочонок для изготовления пива или вина и коричневую крынку. Получив в своё распоряжение керамику, я стал обдумывать , как выпытать у бабушки моей подружки , секрет изготовления кувшинов, бабуле было за девяноста лет, и она до войны занималась гончарным промыслом. В итоге она сбивчиво всё рассказала, но из рассказа я запомнил, только об использовании свинца, и это мне не понравилось, так как не за долго до этого, мы с друзьями плавили аккумуляторный свинец, отливая из него, всякую всячину, а утром я проснулся с красными, слипающимися глазами, и плавить свинец мне запретили.
Научившись плавать, в нашем лягушатнике, я стал более самостоятельным. Лягушатником назывался самый мелкий из двух барских прудов, основательно затянувшийся илом, он был практически мне по горло. Но название пошло не от мелкоты, а от изобилия головастиков обитавших в нём, и мы изучали процесс развития этих земноводных. В пруду ещё водились караси, и мужики однажды выловили такого крапа, что  когда его положили в коляску старенького Урала , мотоцикл буквально подпрыгивал от ударов его хвоста. Распорядок моего купания был следующий, в мае мне разрешалось одно купание в день, и поэтому я сидел в пруду до посинения, в июне два купания в день, а в июле неограниченно, но в июле там почти не купались, так как пруд кишил мелкими лягушатами , живыми и мёртвыми, плававшими к верху брюшком. Как ни странно научился я плавать сразу на спине,и в шесть лет переплывал лягушатник, а по «собачиь» не умел плавать никогда, не научился, и по ныне. В общем, когда я стал прилично держаться на воде, меня стали отпускать купаться на Красивую Мечу, купались мы возле старой мельницы, там был песчаный остров, отдельная протока, по которой плавали голавли, если раздвинуть крапиву, то можно было увидеть мельничное колесо торчащее лопастями из противоположного берега, а на острове валялись жернова. Быстрое течение приносило к острову, всякую всячину, как-то  ныряя с маской мы набрали несколько горстей фрагментов керамики, времён неолита, характерный рисунок этих изделий нельзя спутать ни с чем. На противоположной стороне от мельнице на высоком и крутом холме, археологи раскапывали сарматские курганы, всё это были студенты из Воронежского университета, проходившие таким образом летнюю практику. Мы часто бегали смотреть на раскопки, до одышки взбираясь по крутым откосам холма. Помню, как студенты смеялись, над одним из археологов, когда он слишком много взял грунта, и выворотил из раскопа бедренную кость, сбежалась вся экспедиция.Нам сразу стало ясно, что студент этот двоечник, ибо отличник, такого ляпа не совершит. Поражала тщательная расчистка костей и военного облачения, мечи изъеденные коррозией . Изредка мне удавалось выхватить из отвала, пропущенный кусочек керамики, и он пополнял моё собрание. Глядя на этих студентов, я в серьёз подумывал, о карьере археолога.
Как-то друг Вовка, сообщил, что в селе, где живёт его бабушка, во время войны было сброшено несколько фугасных бомб, две из них не разорвались, и что их можно найти, нужно для этого, прочесать лес. Слово фугас, меня заинтриговало, и нами был разработан план поиска, тех самых фугасов, мы запаслись тремя катушками ниток, чтобы не заблудиться в лесу, взяли еду, рюкзаки, маленькую лопатку, и сказав родителям, что идём в однодневный школьный поход, вышли в нужную нам сторону. Идти в то село было страшно, ибо иногда его называли по старинке, Ведьмино, а вдруг там ещё не все ведьмы перемёрли? Вдруг осталась, какая ни будь столетняя? Вот, как выбежит на краю села, черной собакой…  Шли мы долго, пришли к самой ночи, и о поиске фугасов не могло быть речи… Бабушка нас отругала, а Вовкин дядька бегал в сельсовет, звонить нашим родителям, в итоге взбудоражил все Ведьмино и наш посёлок, тоже. А ранним утром нас посадили настаренький ИЖ, и дядька отвёз нас домой. По дороге мы видели с холма, серые сухостойные пятна на фоне густой зелени леса, однозначно фугасы лежали именно там, ведь ничего не может расти вокруг, этих смертоносных бомб. Ну, ничего, мы ещё до них доберёмся, сегодня была только разведка, так думали мы, да так и не добрались…
Но, как я не тужился, у меня в округе был серьёзный конкурент. Я бы сказал конкурентище, в лице школьного музея, моё жалкое собрание, не шло ни в какое сравнение с ним. В его экспозиции были недосягаемые для меня вещи, лапти, рушники, крестьянские наряды, грабли, кованные вилы, ушаты, кувшины всяких размеров и фасонов,самовары, наконечник копья и настоящий фатьянский топор, огромная подборка гильз, касок, штыков по Великой отечественной войне. А как были оформлены витрины! И отдельная комната! Как мне хочется, взглянуть на этот музей снова, но боюсь, что его уровень, для меня недосягаем . Но не смотря на столь серьёзного конкурента, я не опускал руки, и пополнял своё собрание, всеми доступными мне методами.
Я вытаскивал из школьного металлолома чугунныерукамои, подбирал отброшенный в сторону самовар, школа собирала только лом черного металла. На дорожках находил монеты, клянчил старинные предметы у знакомых, ходил по старым, брошенным деревням, и всё в меру своих сил тащил домой. Не обходилось и без утерь,так из моей коробки был похищен описанный выше браслет, взят рубль из тех купюр, что мне подарили в музее, польская монета подаренная мне сослуживцем отца, обманным путём оказалась у старшеклассника, там во время что-то не забрал, что-то потерял, что-то выбросили родители… Но я собирал и пытался привить вкус к собирательству своим друзьям, часто весьма своеобразными методами. Так мы решили  копать блиндажные ямы, расположенные в соседнем леске, взяли лопату и пошли с приятелями на раскопки, с Вовкой всё было оговорено, а вот третий не знал о нашем коварном плане. Сняв на небольшом пятачке землю на штык и не найдя ничего, мы стали подкидывать находки, линза от увеличительной лупы, оказалась деталью от военного бинокля, а железная, ржавая трубка, частью ствола от танкового пулемёта. Теперь то я знаю, на какую глубину нужно копать данные сооружения, а тогда мы с гордостью унесли лишь то, что до этого тайно принесли в карманах.  Потом из куска охристой пемзы я вырезал голову, не то индейца, не то сфинкса, на обратной стороне процарапал-- X век, и вот мы идём по весенним хлябям, распаханного поля, как ни странно попадаются куски керамики, которую я рассовываю по карманам, и тут я с воплем «извлекаю» из земли своё творение.
- Вовка, смотри, какую я древность нашел!
В итоге, «найденная древность» не пополнила моей коллекции, ведь я не собираю новоделы, зато найденная керамика и половинка кованной подковы, вошли в собрание. Эх, мне бы в те годы, с моими тепершними знаниями, я бы развернулся!
И так продолжалось до пятого класса, я уже начал участвовать в археологических раскопках, проводимых районным краеведческим музеем, и уже получил первую, археологическую, почетную грамоту, пока единственную. Как вдруг весь, этот мир, весь уклад и ритм был перечёркнут переездом на новое место жительства.