Чудаки из Поднебесной 12

      Глава  двенадцатая.

   Экскурсия в биосферный заповедник  начиналась утром, так как добираться туда надо было двумя видами транспорта – автобусом и вездеходом – а потом еще предстояла двухчасовая пешая прогулка. Народ в группе подобрался неплохой: участники  семинара  экологов Юга России, поднаторевшие в борьбе с  теми, кто превращал наш благодатный край в худший вариант Мексиканского залива.  А потому они не кричали песен о моряках и рыбачках, а деловито доказывали что-то друг другу или  просто любовались красотами нашей природы, открывавшимися за окном автобуса. И пересаживаясь на старенький вездеход, стоявший в грязной колее, они не роптали на неудобства и не кляли мою родную контору за то, что она  не предоставила им более приличного транспорта.
  Я уже как-то говорил, что не люблю вести экскурсии, связанные с природой, потому что она теряет свою первоначальную красоту, а рассказывать о том, во что она превращается, мне стыдно. Бывает так, что мы подходим к великолепным, известным по всей стране водопадам, и я, задирая голову, прошу экскурсантов обратить внимание на их непреходящую красоту. Но тут я вдруг я замечаю, что люди не внемлют моему призыву, а смотрят себе под ноги, где навалены кучи прошлогоднего мусора.
  Но редкие экскурсии в заповедник я всегда провожу с охотой, потому что усилиями небольшой группы его работников здесь сохранена Природа. И потому люди, которых я привожу сюда, преклоняются и замолкают перед ее величием, и наступает та гармония, о которой мечтали поэты и философы всех времен и народов. 
  Я боялся, что этот ученый народ забросает меня вопросами по экологическим проблемам, но они молча слушали мой рассказ об истории заповедника, и я понял, что они сейчас вообще далеки от всех проблем, любуясь этой красотой, и …  тоже замолчал.
  Так мы прошли в тишине до дома егеря, где нас встретила вся его семья, оказавшаяся, к моему удивлению,  довольно-таки  большой. У ворот усадьбы стояли: сам Павел Николаевич Комаров, его жена, дочь с двумя малолетними детьми, а чуть позади я увидел …  Олега Владимировича Комарова, незадачливого бывшего мужа Эммы Александровны.
  Сначала я удивился, увидев его здесь, но потом подумал: а почему бы ему и не провести несколько дней у своего дяди, коль скоро он оказался в наших краях, пусть даже по такому прискорбному поводу.
  Егерь взял бразды правления экскурсией в свои руки и повел группу по усадьбе, с гордостью показывая свое достаточно большое хозяйство. Подойдя к загону с козами, он выразительно посмотрел на свою жену, и она тотчас же принесла из дома поднос с кусочками козьего сыра. У курятника он заставил всю группу выпить по одному сырому яйцу, а  возле крольчатника подержать в руках по кролику, чтобы оценить их вес и пушистость. Но настоящее угощение началось на пасеке, где им было предложено испробовать до десяти сортов меда и более трех разновидностей медовухи.
   Потом моих экскурсантов взяла под свое крыло дочь егеря, оказавшаяся научным сотрудником заповедника, кандидатом биологических наук. Ее рассказом заслушался  даже я, опытный говорильщик и знаток родных мест. Но тут меня отвлек Павел Николаевич, которому надо было обсудить дальнейший маршрут нашей группы.
  - Я смотрю, ребята у вас крепкие, хотя и в летах, поэтому предлагаю совершить бросок на  Су-Баши, - сказал он и потащил меня в дом взглянуть на карту. - Экологам там будет на что посмотреть. Во-первых, растительность там богатая, а если повезет, встретим кое-кого и из фауны. А на вершине они своими глазами смогут увидеть, какая дрянь к нам из долины поднимается. Не надо никаких приборов и дозиметров.
  Карта висела у него в кабинете, который был похож на небольшой зал музея.  В нем было много книг, картин,  чучел животных и камней. В углу комнаты стоял какой-то сумрачный божок с раскосыми глазами, вытесанный из красноватого гранита.
  - Еле-еле от  туристов спас это чудо, - объяснил егерь, перехватив мой любопытный взгляд. – Всяк старался на нем расписаться или глаза пошире сделать. Одну надпись я сохранил для потомков.
  Он развернул статую ко мне спиной, и я прочитал выцарапанное там  изречение современного образованного вандала: «КЛЕВО  НО ГДЕ ПОЛОВЫЕ ПРИЗНАКИ ДАНЯ».   
  - А это у вас, вероятно, для борьбы  с этими отморозками? – спросил я, указывая на стену, где были развешаны почти все виды ручного огнестрельного и холодного оружия.
  Егерь улыбнулся, не скрывая того, что он гордится своей коллекцией:
  - Можно сказать и так, хотя половину  из всего этого оружия я изъял именно у браконьеров. Они, надо признаться, очень изобретательны в этом отношении. В центре, например, находится автомат «ППШ», который вы  могли  видеть раньше только в фильмах о Великой Отечественной войне. Какой-то любитель пострелять нашел его  на перевале, где во время войны шли ожесточенные бои, привел его в порядок, приспособив под новые патроны, и возомнил себя царем природы. А вот этот пистолет вообще выточен полностью каким-то умельцем по образцу итальянской «Беретты».  Из него был убит  олень Лешка, гордость моего участка, бесподобный кавалер, мечта всех олених Кавказского хребта.
  -  А где же этот браконьер  брал патроны для пистолета? – спросил я. – Я слышал, что у «Беретты» пули совсем другого калибра.
   - Этот «левша» сделал  патронник и ствол под наш патрон, «макаровский», но немножко ошибся, и пришлось ему вручную подтачивать пули, чтобы они стали чуть-чуть короче.
  Я поблагодарил  Павла Николаевича за интересную экскурсию в его домашний  музей и вышел на поляну с твердым намерением тут же позвонить Борису Ивановичу и рассказать ему все, что  я узнал об  оружии егеря. Но связь была отвратительной, и мы по очереди  исчезали из сети, и поочередно кричали  изо всех сил, надеясь    услышать друг друга.
   За это время дочь егеря закончила свою экскурсию по окрестностям усадьбы,  и после легкого перекуса мы вышли на штурм вершины Су-Баши.
  Я не буду рассказывать подробности этого восхождения по двум причинам. Во-первых, потому, что о красотах этих мест можно говорить бесконечно, а, во-вторых, мысли мои были заняты совсем другим, а именно,  пистолетом «Беретта».
  Варновский сказал мне, что в Эмму Александровну стреляли из оружия, тип которого не смогли сразу определить даже специалисты.  Теперь я узнаю, что подобное оружие, не подходящее под определенную марку, и лишь внешне напоминающее итальянский пистолет «Беретта», находится в арсенале егеря. И по странному совпадению, здесь же находится бывший муж Эммы Александровны, появившийся в усадьбе егеря непонятно когда и с какой целью.  И самое обидное, что я не могу спросить его об этом, потому что я простой экскурсовод, которому не должно быть дела ни до похищения девочки, ни до покушения на жену китайского бизнесмена.
  И когда мы были уже на полпути до вершины Су-Баши, я с огромным  удивлением заметил, что вместе с моей группой идет и Олег Владимирович Комаров, тот самый бывший муж госпожи  Ли, отец  Жанны и  племянник егеря. Он ничем не напоминал мне того убитого горем мужчину, которого я видел три дня тому назад. Он заигрывал с молодыми экскурсантками моей группы, громко смеялся своим же шуткам, чем вызвал несколько сердитых взглядов своего дяди, который не переставал с воодушевлением  рассказывать о красотах заповедника в целом и своего участка в частности.
  Наконец, мы взобрались на гору, с которой в действительности открывался прекрасный вид на лежащую внизу долину, где раскинулся наш город, окутанный синим, но отнюдь, не радующим глаз туманом. Экологи принялись щелкать цифровыми фотоаппаратами, чтобы запечатлеть тлетворное влияние наших промышленных предприятий на окружающую  курорт среду,  а егерь подливал в огонь масла, обращая их внимание на несколько  морских платформ с буровыми установками,  детищем нашего вездесущего «Газпрома».
  И тут я заметил, что Олег Владимирович, отколовшись от группы внимательно всматривается в подножный пейзаж, используя мощный, армейского образца бинокль.  Я счел это прекрасным поводом завязать с ним беседу и в ходе ее выяснить, как и зачем он оказался здесь.
  -  Хорошо видно? – спросил я его, подкравшись сзади.
  Олег Владимирович вздрогнул, но когда он повернулся ко мне, я увидел на его лице широкую, дружелюбную улыбку.
  - Прекрасно, - сказал он радушно. – Все, как  на ладони. Хотите посмотреть?
  Я взял из его рук увесистый  цейсовский бинокль и посмотрел вниз, на город, стараясь выбрать тот же угол обзора, каким пользовался  он. Очень отчетливо и совсем близко от себя я увидел город с его суматошными улицами, пляж, усыпанный крошечными телами отдыхающих  и величественные здания санаториев и домов отдыха. А в центре увиденной мной картины возвышалась хорошо знакомая мне трапеция санатория имени Луначарского, от пляжа которого в моря уходил длинный причал.   А у этого причала  белела одинокая яхта, которая даже с такого расстояния выглядела  очень солидно и несколько вызывающе.  И я сразу же почему-то подумал, что Олег Владимирович, интересовался именно ею, рассматривая город с высоты Су-Баши.
  - Красивая какая! – сказал я, не отрывая бинокля от глаз.
  - Кто красивая? – как-то уж слишком озабоченно спросил меня Комаров.
  -  Яхта у причала,  - ответил я, стараясь быть как можно менее безучастным. – Первый раз вижу такую в нашем городе.
  - Значит, редко бываете  в порту, - весело укорил меня мой собеседник.  – Там их  десятки, причем на любой вкус и по любой цене.  Я  хотя и не житель вашего города, но заметил, что наши олигархи все чаще стали заходить к вам на своих роскошных яхтах. Видно, приелся им Лазурный Берег, где все запружено этими плавучими средствами.
  Я отнял бинокль от глаз и с любопытством взглянул на Олега Владимировича:
  -   А вы что, там были?
   - Приходилось, - ответил он с непонятной усмешкой. – В недалеком будущем посещение подобных мест было для меня делом престижа.
  - Хотел бы я найти себе такую работу, чтобы поездка на Лазурный Берег была для меня просто престижным   делом, - грустно сказал я, отдавая ему бинокль.
  - А для этого не надо искать работу, - все так же весело сказал Комаров. – И даже богатеть не надо.  Просто женитесь на очень красивой женщине. И вы сделаете все, чтобы повезти ее туда, когда она изъявит такое желание.
  «По-моему, это печальное осознание собственной ошибки, - подумал я. – Он явно жалеет, что когда-то женился на Эмме Александровне».
  В это время в кармане Комарова затрещал мобильный телефон, он торопливо отошел в сторону, а я воспрянул духом: значит, на вершине Су-Баши связь есть!
  Сделав  шагов десять вниз, я оказался   в небольшом  островке леса, который чудом зацепился за скальные породы знаменитой горы, и  достал свой телефон.
  Борис Иванович отозвался сразу же, но, вероятно, был очень занят каким-то важным делом, потому что, даже включив телефон, продолжал   на кого-то  кричать:  «А мне плевать, что ты весь день на ногах! Можно вообще спать не ложиться, и ни черта не  делать!»
  - Ты занят? – спросил я как можно деликатней. – Может, мне перезвонить попозже?
  - Говори, что там у тебя, - буркнул он, успокаиваясь. – Попозже ко мне с докладом  придет еще одна парочка таких же остолопов,  как и этот. Так что давай, выкладывай, что там у тебя.
     Первым делом я сообщил ему о том, что неожиданно встретил на усадьбе егеря его племянника, Комарова Олега Владимировича, бывшего мужа госпожи Ли. 
   - Это все? -  нетерпеливо подстегнул меня Борис Иванович. – Этот человек меня совершенно не интересует.
  - Я забыл тебе сказать, - терпеливо продолжал я гнуть свою линию, - что видел, как Комаров встречался с Фэй  Вейсаном и что они оживленно что-то обсуждали.
  После этого сообщения мой друг, не задумываясь, отчитал меня:   
  - А я забыл уже, сколько раз  говорил тебе, что отец Жанны в этом деле не причем.  И о содержании этого разговора я знаю абсолютно все.  «Наш китаец», которому тоже не дают покоя лавры Пинкертона, интересовался  друзьями Эммы Александровны в пору ее бурной молодости.
  - А зачем ему понадобились такие сведения?
  - Вот и я спросил его об этом. Ты знаешь, что он мне ответил?
  - Догадываюсь. Он дал тебе семь ответов на один твой вопрос, и все они были расплывчаты и туманны.
   - Молодец, пионер Старков!  Наконец, ты начинаешь понимать, с кем мы связались.  Когда я поинтересовался, зачем жене Фэй Вейсана  надо было похищать собственного сына, он сказал, что она глупая, малообразованная  женщина.  Потом подумал и добавил: «Значит, так  было надо». Ты что-нибудь понимаешь в поведении этих людей. Я – нет!... Что еще интересного ты там откопал?
  Я был уверен, что факт о наличии в арсенале егеря пистолета с «ненормальными» патронами, вызовет Бориса Ивановича интерес и заставит его задуматься, так как  вчера, расставаясь со мной, он еще раз упомянул, что специалисты до сих пор не могут определить тип пистолета, из которого стреляли в Эмму Александровну.
  Действительно, как только я рассказал ему об этом, он задумался, и я уже начал думать, не разрядятся ли за это время батареи моего телефона, когда он, наконец, отреагировал на мое сообщение. Но его слова повергли меня в шок.
  - Это интересно, - задумчиво произнес он. – Две самоделки со спиленными пулями – это слишком много даже для такого веселенького дела, в которое мы с тобой  влипли, Ватсон. Дело в том, что три часа тому назад в номере господина Хуа Линга нашли пистолет, копию итальянской «Беретты», только приспособленную для  патронов  нашего «Макарова».  В обойме не хватает двух патронов. Именно столько раз неизвестный злоумышленник стрелял в бедную Эмму Александровну.


                Отступление    двенадцатое.
                Сказка  о завистливом соседе.   

     Соседом  Чжен Тао справа был богатый старьевщик, слева – зажиточный крестьянин, торговавший овощами, а напротив него жил сам деревенский староста.
  Сам Чжен Тао был отнюдь не бедным человеком, так как когда-то его дед, бывший неплохим знахарем, вылечил от подагры местного помещика,  и тот подарил ему большой участок земли, который Тао сам не возделывал, а сдавал в аренду другим крестьянам.
  Но,  несмотря на свою зажиточность, Чжен Тао пристально следил, как живут его соседи, что покупают на рынке и какой урожай привозят с поля. И если они покупали то, чего у него не было,  или их урожай превышал его собственный, то он им страшно завидовал. Он не спал всю ночь, чувствовал себя больным и разбитым, а утром шел на базар и покупал ту вещь, которую приобрел его сосед. С урожаем было хуже, так как вырастить новый рис было невозможно, но Тао и здесь преуспел: он скупал зерно у крестьян и выдавал его за свое.
  И вот однажды он заметил, как к дому старосты подъехала большая телега, на которой лежал большой тюк, укрытый соломой.
    Когда его выгрузили и занесли во двор, Тао подошел к наемному возчику и спросил его:
  - Ты не знаешь, что это привезли нашему старосте?
  - Точно не скажу, - ответил возчик, - только везли мы это из самого города, а туда это доставили на корабле, который приплыл то ли из Японии, то ли из Индии.
   Черная зависть мгновенно накрыла Тао своим холодным пологом, и он понял,  что не доживет до вечера, если не узнает, какую вещь приобрел староста.
  Тогда он вызвал на улицу его слугу, дал ему монету и спросил, что нового появилось в доме его хозяина.
  - Не знаю, -  ответил слуга, пробуя монету на зуб. – Тюк, который нам привезли,  мы так и не распаковали. Он лежит в сарае, но хозяин приказал нам охранять его и пустить туда кошку, чтобы мыши не прогрызли мешки.
  «Наверняка, это что-то очень ценное, если староста приказал так бережно обращаться с ним», - подумал Тао и закручинился еще пуще.
  И ночью, когда он не мог заснуть от зависти, Тао решился на отчаянный шаг. Он вышел из дома и направился во двор своего соседа.
  «Охрану я подкуплю, - думал он, - и посмотрю все же, что за сокровища привезли старосте из Японии или Индии».
  Но никакой охраны у сарая не было, и он не был даже закрыт на замок. Но когда Тао уже открывал дверь сарая, из-под крыльца выскочила огромная собака и впилась ему в ногу своими острыми зубами.
  Страшно закричав, Тао бросился бежать обратно в свой дом, истекая кровью. Там он кое-как перевязал ногу и лег в постель.  Страшные муки обуревали его.  Но не боль в ноге терзала его измученное тело, а то, что он так и не узнал, какую вещь приобрел его сосед.
  Наступило утро, а он не мог встать с постели и приготовить себе еду. Когда пришел вечер, обеспокоенный сосед слева, торговавший овощами, заглянул к нему в фанзу.
  - Что с тобой, почтенный Тао? - спросил он. – Я смотрю, куры ходят по твоему двору некормлеными, а в сарае кричит – надрывается поросенок.
  Но Тао ничего не мог ответить ему и смотрел на него полубезумными глазами. И тогда крестьянин решил обратиться к старосте.
  - Что-то неладно с нашим соседом, - сказал он ему. – Лежит в постели и ничего не говорит. А смотрит на меня так, будто у него белая горячка.
  И тогда староста надел свой рабочий сюртук и пошел к Тао.
  - Ты здоров, почтенный Тао? – обратился он к нему. – Если нет, я позову лекаря. В нашей деревне давно уже не было белой горячки, а мой долг не допускать таких болезней  среди населения.
  - Я умираю, - ответил ему Тао, и это было близко к истине. Он действительно умирал от зависти, которая обуревала его много лет и, наконец, добилась своего. – Лекаря мне не надо, господин староста.  Он мне уже не поможет. Только скажи мне напоследок, что за вещь привезли тебе вчера из города?
  И тогда мудрый староста понял все. Он уже знал, что ночью кто-то пытался проникнуть  в его сарай и был укушен собакой.
  Староста усмехнулся и объяснил завистливому соседу:
  - Мой брат служит боцманом на торговом судне, которое ходит за товаром в Японию и Индию. И у него накопилось много старых канатов, которые уже не годны для морского дела. Вот он и прислал их мне: может они пригодятся в нашем крестьянском хозяйстве.  Моя жена уже собирается сплести из них веревки для сушки белья.
  Веревок в доме Тао было предостаточно, так как их плели в каждом дворе из конопли, произраставшей в изобилии вокруг деревни. И поэтому ему стало очень горько от собственной  пустой зависти, которая не давала ему спокойно жить столько лет.
  Он глубоко вздохнул, разочаровавшись в этой жизни, и умер.