от Родника - до Гейзера!

                Пачкуале-Пестрини, бумагу марающий

от Родника – до Гейзера! --------------- мысли «вслух» ----------------------------------

--------------------------------- Всем, Кто-не-может не писать -
- «Дон-КИХОТству» авторов «САМ-СЕБЯ-ИЗДАТа» -------------------------------

- Чем занят ?  - Книгу -  Зачем ? ---- - Читать нечего.---------------------------------------------------- из анекдота ---- 

----------------*  к вопросу о свободе литературного творчества * ---------------

            Согласитесь, право, литературное творчество, воистину, занятие не из простых: далеко не забава, хотя и не без этого, бывает. Кто пытался – знает. Но тогда придётся согласиться и с тем, что оно по большому счёту,- как Вавилонская башня, представлено и разными его уровнями. И сегодня – немного о свободе литературного творчества, обусловленного различной мотивацией, диктуемой некими потребностями к само-выражению либо устремлённостью к определённым целям. И тут уж никак не обойтись без некой условной, но, в общем-то, известной иерархии литераторствующей братии..

1. ОДЕРЖИМЫЕ

           Проще всего – с прикольной графоманской публикой. Эти элементарно страдают явным «словесным поносом»,- даже если сказать им нечего. Но если уж хочется, почему бы и нет? Да вот беда - выразить  не умеют,- вот и «страдают недугом»: завсегда склонны сюжетец «из пальца высосать». Но как часто водится, собой они не владеют. Некоторые из них это даже сознают: свою никчемность. Могли бы не писать… Ведь ни выгоды, ни читателей. Пиши, сколь хочешь, лепи, что вздумаешь – всё одно – читать не станут. Значит, НЕ ДАНО. Не о них ли сказано:
           «Да покоится твое романтическое воображение, которое чуть бывало орошено ромом, пылало, как плумпудинг. Тебе недоставало только рифмы, чтобы сделаться поэтом, которого бы никто не понял, и грамматики, чтобы быть прозаиком, которого бы никто не читал. Сам Зевес ниспослал на тебя сон и отраду ушей всех ближних!..»? *
           Однако «вампирят» среду, засоряя Пространство превратно понятыми «отсветами» недо-знаний и перетолкованных домыслов,- "сенильная деменция с осложнениями в виде graphomania vulgarisв",- в дурных выражениях и вульгарных оборотах псевдо-вкусия. Они одержимы, а значит - несвободны.  -               
           Поразительный образчик барина-графомана выведен В. Пикулем в ист. Миниатюре «Шедевры села Рузаевка» ** в современнике Г. Державина: Ник. Струйский, хорошо известный не только при дворе Екатерины II бездарный бард России, большом чудак и изувер, зато печатник-от-Бога, создавший лучшую в мире типографию в своём имении.
           Рецепт самолечения для таких литераторов предельно прост – всего две заповеди: 
1. Не можешь писать – не пиши;
2. Можешь не писать  - не пиши!
           Ну, да Бог с ними, у-богими…уж Он за ними присмотрит.

2. ФОНТАНЫ – до ГОРИЗОНТА!

            Другое дело – Писатель. «Мастер слова». Хоть и подконтрольный, зато «Властитель дум». Он же - каторжанин в забое. Стахановец. «Выдает-на-гора»… Собирание архивных материалов. Творческие командировки в «провинцию» и «в глубинку» «по забору впечатлений» - «хождения-в-народ» называются. Опять же – публичная деятельность и официоз. Но зато - солидное содержание,- не хуже «куртизанта» какого. К тому же – Слава, Известность! Не «хухры-мухры», а творческие встречи да помпезные юбилеи. А если ты к тому же признанный классик, да ещё при жизни,- то и вовсе - Монумент «ходячий», почти НебоЖитель. Собрания сочинений. Гарантированные тиражи… Интеллектуальная собственность. Авторское право. Всё так серьёзно-солидно…  А всё почему?..  Маститый писатель  по большому счёту деятель скорее общественный, а прежде того – политический, нежели литературный. Начинает он, конечно с литературы, но потом… Он повязан с Властью и живет-на-Заказе. Она и содержит его «в шоколаде», дает ему всюду «зелёный свет»…и верное направление. Всё – очень солидно. Сродни цветомузыкальному фонтану в ЦПКО – центральном парке культуры и отдыха трудящихся. Центровой Фонтан подключен к центральной водопроводной системе: с фильтрами и нагнетающими давление насосами,- с цветомузыкальной оснасткой к тому же. Серьёзно-и-скучно, какие бы цветистые струи, кои осветят, ГДЕ и КАК НАДО затейливо, сей фонтан ни пускал до небес, освежая распаленную толпу,- канализируя клубящийся в зное «прижима» пар - в «свисток». Нет, не по-завидую писателям, прислужникам Режима. Помимо всего, они должны ещё и соответствовать высоте своего положения. Они – всегда «на острие атаки», а значит, мишень-для-критики. Думаю, их свору Власть и содержит. Против Авторитетов-от-литературы. Чтоб держать их «на коротком поводке». Дабы писали, «как надо» - то, что Режиму потребно. Чему тут завидовать? Прикованные рабы на галерах. «Гребут» «под барабан». А за спиной – надсмотрщик с плеткой. Захотят – «огреют». А «захочут»,- утопят або «пайки» лишат. «Флагманская галера» Власти – на дно, и прикованные к ней «гребцы» - «мяукнуть» не успеют: никто их расковывать не станет. Но, покуда властная Галера на плаву, то и её «загребные» – на борту – всякий на своей банке-скамье,– выносливо-сильные, умелые да куражливо-задорные. Штатные «загребные» внесены в «судовую роль», они «стоят на довольствии» флагмана. «Какое удовольствие – кушать продовольствие!..»  Они консолидируют  прочих гребцов, задают ритм гребли и направляют общие усилия в русло властвующей идеологии - мерными взмахами вёсел толкают «гросс-галеру» по курсу реформ. Крайне необходимый  для Власти контингент. Как солдат-по-найму: что прикажут. Как холуй-на-подхвате: чего изволите-с… Ещё бы: у него Редактор, у него Издатель, у него Меценат, Творческий Союз, а у Союза - Дома Творчества! Хотя и решается всё в итоге на уровне Цензор наконец! И конечно - у него: Амплуа и Читатель, Тираж-с-Репутацией да ещё Грант-под-Заказ. И Сроки! Да к тому же – Семья, Дача «усадебного типа», Тщеславие неутолимое в конце концов! Какая уж тут «свобода»? И о каком «творчестве» вы толкуете?.. Невелика честь ходить в «записных» Писателях.

"В Отечественной войне 1812 года, русский народ победил в тяжелейшей схватке неукротимого зверя по имени Наполеон, но необходимо называть вещи своими именами, не с Францией воевала Россия, а со всей Европой. И война ли это была в привычном понимании, очень большой вопрос. "Бессмертное произведение" Льва Толстого грешит такими несуразностями, что даже у заклятых скептиков не осталось сомнений в том, что произведение создано по заказу, с определённой целью - изложить, в нужной для власти версии, события войны с Наполеоном".
http://digitall-angell.livejournal.com/750106.html
Как стражи Москвы морочили голову Наполеону и почему город пустовал

            Нет, не вознесу хвалу писательству: немного в нём вижу Творчества со Свободою. А стало быть, и толку. Ведь явственно вижу «ангажимент». И строгие сроки. И суровую направленность. Для него вполне естественны «инвестиции» в виде «авансо-гонораров» и грантов как непременный фактор-мотив «писательного» конвейера. Вот только право на них не гарантировано: могут дать, а могут и - «по мордам»... С «морковкой» - по курсу «генеральной линии», «руководящей и направляющей», «единственно верной и непогрешимой». Это – писательство. Здесь нет воли «творить», а значит и истинной любви к литературе, жизни, людям и творчеству тут быть не может. Стать Писателем,- значит напрямую зависеть от гонораров-тиражей-рейтингов, критиков-издателей-спонсоров, а главное – Власти, какой бы она ни была. А сие означает помимо верного «заказа» её идеологов – непременное ожидание то ли милостей сВыше или же вплоть до кары - «люлей» по-горячую руку. Писатель – он ведь прикормленный придворный всякой Державности. Значит, всегда-под-рукой (на манер «дворни»). А в руке - пряник. И в другой – плетка. От кель тут взяться свободе творчества?  Писателем считается не тот, кто хорошо-и-интересно пишет, а тот, кого власть признает хорошо и интересно пишущим. А вслед за тем и интелигентствующее общественное мнение признает в нём заслуживающего внимания с почитанием Патриарха-от-Литературы, Мыслителя Современности и Властителя Дум, выражающего интересы и чаяния Общества.
             «Книги, как внушают цивилизаторы нам и детям нашим, пишут писатели. Но писатель – это с низменного пути, писатели пишут всего лишь писания. И, вообще, возгласом «пст!» еще менее ста лет назад подзывали половых в кабаках. П-с-т – суть низости…- писатели именно таковы. Пст! Шкуры продажные, субстая…толпы писателей и журналистов… на содержании у цивилизаторов, которые проплачивают восхваление новообразов…» ***
            Или вот ещё аргумент-откровение «в тему» от известного «профи», мастера слова С. Лукьяненко:
           «Быть писателем занятие слегка самоубийственное. Некоторые справляются без стимуляторов. Но некоторым уже мало алкоголя и сигарет.
           Три книги в год – иначе не выжить. И пусть две из трех будут халтурой, массовым чтивом, космическими операми и фэнтези. Главное – продать рукопись, остаться в десятке, быть на слуху. Любая профессия имеет неписанный закон: вначале ты работаешь на авторитет, потом авторитет работает на тебя. Увы, в литературе авторитет держится недолго… да и не существует вообще, за малыми исключениями. Любой текст – вызов каждому умеющему читать. Самим фактом своего существования он требует несогласия. И это правильно, наверное. Что ни говори, а литература может научить лишь одному – не соглашаться». ****
            Эти ребята, «слабавшие» не по одной книжонке,- знают, что говорят. Так что не стремитесь в писатели, братья! А заодно и в журналисты не рвитесь: участь «журналюг» ещё-не-лучше – всегда-и-всюду – на задании-по-Прозволу. То путь - в конъюнктурщики и конформисты. А потаённая тропка к творческой-лаборатории-литературы – где-то в стороне от накатанного столбового тракта «мэтров». И хоть пролегает она сквозь дебри чащоб и буреломов, уверен, знаю: где и как, её сыскать.

3. САНИТАРЫ ЛЕСА

               Теперь о критиках. Их место в литературной иерархии – между Писателями и … см. позицию 1. С этими тоже всё предельно ясно: сии «борзописцы» сами в жизни ничего не написали, но о-чень грамотные и глубокомысленные «спецы». Тоже поди из числа Авторитетов-от-Литераторства. Всегда демонически-менторно готовы всех поучать: «как надо»… Да ты ж возьми – и напиши, покажи, как же всё-таки нужно. Как это делается да каков ты мастак. Дабы все неумелые восхитились и зачахли от зависти. Однако не станут: не с-могут. Или слабо им прежде самим подставиться под «стрело-мёт» критикантства? Да оне просто выше этого! Их промысел и хлеб-с-маслом – критикантство. Им проще поучать пишущих. Эти иезуиты любого «авторитета», даже «в законе» колесуют, четвертуют и на кол посадят и, как угодно «опустят»,- за-пинают, если на то команда поступит. Литературная инквизиция. Полиция нравов. Ошельмовать кого угодно – это же не труд, а сплошное удовольствие! Эти не способны ни изобресть телескоп, ни звезду открыть, ни её путь рассчитать, но к ним «на зубок» лучше не попадать… 
               И ведь свидетельство тому имеется по нынешнему времени – самое что ни на есть авторитетное:
               «Работать как все, а тем более на совесть среди всех «этих» простолюдинов – мне в тягость. Обеспечьте мне комфортные условия для гениального художественного творчества. А если где-то гениальность моя для вас неочевидна, то «раскрутите» в обществе признание того, что я вам поставляю, при помощи профессиональных критиков и искусствоведов: всё равно они сами – такие же, как и я, нелюбители работать, но в отличие от меня, - творческие импотенты, которые сами не могут ничего создать и потому работают во вторичных «жанрах» критики и искусствоведения. Им от безделья всё равно какой дурью маяться, так пусть уж меня «раскручивают», коли от работы отлынивают». Ну, точно – гений И. Бродский,- одним махом «сдал» всю камарилью графоман-критиканствующего «цеха» блюдолизов. И себя не пощадил – обличил всех сверху донизу,- в соответствии с мотивацией и самой своей сутью.
                Впрочем, все правильно: «на то и щука в пруду, чтоб карась не дремал». Как волки в лесу, стаи критиков отбраковывают, поедая хилых с больными среди писательской братии. Как ни суди – полезная для окружающей среды публика, выходит – «санитары леса». А значит, непременно будут его прореживать, ведя «санитарные рубки», кои никто не отменял. А прикажут – так и отстреливать примутся с охоткою. А ежели кого надо – станут травить - призвание такое… Оне – на страже здоровья - леса и «опчества».. Только и эта категория не самодостаточна – тоже зависимая прослойка.   
               Не иди на поводу злобной своры,- во избежание дальнейшего укоренения смурной критичности, равно как и профилактики возникновения оной как разновидности графоманского вампиризма,- посредством гиперкомпенсации своих потаённых комплексов на почве застарелых амбиций.
               Даёшь образцы перлоф премудрости-и стихоплётства!

 4. «ЗАБРОНЗОВЕЛЫЕ» + 1
         
               Забронзовевшие в своем величии патриархи классики – каста «неприкасаемых», возросшая «на закорках» у простолюдинов, которых они, однако, вниманием изрядно обошли, если не считать Герасима немого. И они небезгрешны: тоже «напекли» стереотипов – тот же арап своими «Маленькими трагедиями». Но о них больше не стоит. Как-никак явили образцы словесности…и за то им «спасибочки» нашенское. Но одного из них, малоизвестного и поныне, так и подмывает выделить на «особицу». И это - не А. Пушкин, не Н. Лесков и не Аксаков… Сей «Памятник» весьма примечателен, хотя среди нас малоизвестен: едва ли не самый популярный прозаик 1830-х годов Марлинский,- урождённый А. А Бестужев, после восстания на Сенатской отлучённый от литературно-издательской деятельности. Сей литератор-декабрист, помимо особого словесного дара выделился в ряду «бронзы» весьма примечательным «опытом». В рамках начатой темы особый интерес представляет его полемика с вероятным читателем, на которую он вдруг переходит в ходе метафорично-высоко-мысленного описания отплытия ватаги поморов на Соловки,- в своей были «Мореход Никитин». Вот и видится не-бесполезным привести его диалог, в котором он, сам же его и затеяв, доходит до убедительной отповеди воображаемому привереде, соотнося его немудрёную потребу с авторской мотивацией,- так и желается привести его, забавно-поучительный, полностью: иных прецедентов не упомнить. Лучше него о том всё одно не скажешь. Итак, если угодно.

МоноДиаЛог по-Марлински:     «Корабль бросается в бег; над головой вьются    
(отступление-в-тему)                морские птицы, в голове роятся воспоминания, они               
                одни, гонцы неутомимые, несут вести кораблю о земле, им покинутой, душе – о былом невозвратном. Но тонет и последняя альциона в пучине дали, последняя поминка в душе. Новый мир начинает поглощать ее. Тогда-то овладевает человеком грусть неизъяснимая, грусть уже неземная, не земляная, но еще и не вовсе небесная, словно отклик двух миров, двух существований, развитие бесконечного из почек ограниченного, чувство не сжимающее, а расширяющее сердце, чувство разъединения с человечеством и слияния с природою. Я уверен, оно есть задаток перехода нашего из времени в вечность, диез из октавы кончины.
             И неслышно природа своей бальзамической рукою стирает с сердца глубокие, ноющие рубцы огорчений, вынимает занозы раскаяния, отвевает прочь думы-смутницы. Оно яснеет, хрусталеет,- как будто лучи солнца, отразясь от поверхности океана и пронзая чувства во всех направлениях, передает сердцу свою прозрачность и блеск, обращают его в звезду утреннюю. Вы начинаете тогда разгадывать вероятность мнения, что вещество есть свет, поглощенный тяжестию, а мысль, нравственное солнце, духовное око человека, сосредоточивая в себе мир, есть вещество, стремящееся обратиться опять в свет посредством слова. Тогда душа пьет волю полной чашею небо, купается в раздолье океана, и человек превращается весь в чистое, безмятежное, святое чувство самозабвения и мироневедения, как младенец, сейчас вынутый из купели и дремлющий на зыби материнской груди, согретый ее дыханием, улелеянный ее песнью. О, если б я мог вымолвить или обновить до жизни памятью несколько подобных часов! – я бы…
             «Я бы тогда вовсе не стал читать ваших рассказов»,- говорит мне с досадою один из тех читателей, которые непременно хотят, чтоб герой повести беспрестанно и бессменно плясал перед ним на канате. Случись ему хоть на миг вывернуться, они и давай заглядывать за кулисы, забегать через главу: «Да где ж он? Да что с ним сталось? Да не убился ли он, не убит ли он, не пропал ли без вести?» Или, что того хуже: «Неужто он до сих пор ничего не сделал? Неужто с ним ничего не случилось?»
             «Я бы вовсе не стал тогда читать ваших рассказов, г. Марлинский, потому что – извините мою откровенность – я уже не раз и не втихомолку зевал при ваших частых, сугубых и многократных отступлениях. Хоть бы вы за наше терпение перекувыркнули вверх дном этот проклятый карбас, который ползет по воде, как черепаха по камням. Так нет, сударь: всплыл, как всплыл. Думаем, вот сцапает он Савелья за вихор, минуя брандвахту, и откроет в нем какого-нибудь наполеоновского пролаза или морского разбойника. Не тут-то было! Вместо происшествий у вас химическое разложение морской воды; вместо людей мыльные пузыри и, что всего досаднее, вместо обещанных приключений ваши собственные мечтания».
          Я ничего вам не обещал, милостивый государь, говорю я с возможным хладнокровием для авторского самолюбия, проколотого навылет,- самолюбия, из которого еще каплет кровь по лезвию насмешки. Ваша воля – читать или не читать меня; моя – писать как вздумается.
              «Но, милостивый государь, я купил рассказ ваш».
              Я не приглашал вас; не брал вас с учтивостью за  ворот, как это делается в свете при раздаче лотерейных билетов или билетов на концерт для бедных. Вы купили рассказ мой и можете его сжечь на раскурку, изорвать на завивку усов, употребить на обертку ваксы. Вы купили с этим право бранить или хвалить меня, но меня самого вы не купили и не купите,- я вас предупреждаю. Перо мое – смычок самовольный, помело ведьмы, конь наездника. Да, верхом на пере я вольный казак, я могу рыскать по бумаге без заповеди, куда глаза глядят. Я так и делаю: бросаю повода и не оглядываюсь назад, не рассчитываю, что впереди. Знать не хочу, заметает ли ветер след мой, прям или узорен след мой. Перепрянул через ограду, переплыл за реку – хорошо; не удалось – тоже хорошо. Я доволен уже тем, что наскакался по простору, целиком, до устали. Надоели мне битые укаты ваших литературных теорий chaussees (гладких – фр.), ваши вековечные дороги из сосновых отрубкок, ваши чугунные ленты и повешенные мосты, ваше катанье на деревянной лошадке или на разбитом коне, ваши мартингалы; шлих-цигели и шпаниш-рейтеры; бешеного, брыкливого коня сюда! Степи мне, бури! Легок я мечтами – лечу в поднебесье; тяжек ли думами – ныряю в глубь моря…
              «И приносите со дна какую-нибудь ракушку».
              Хоть бы горсть грязи, милостивый государь. Она все-таки будет свидетельницей, что я был на само дне. Для купца дорог жемчуг; естествоиспытатель отдает свой перстень за иную подводную травку. Что прибавит жемчужина к итогу счастья человеческого? А эта травка, может быть, превратится в светлую идею, составит звено полезного знания. Желаю знать: купец вы или испытатель?
              Читатель мой дворянин, не только личный, но, может статься, двуличный, наследственный: он никак не хочет назваться купцом. Опять он терпеть не может и естествоиспытателей всех родов, которые пластают, потрошат природу, рассекают мозг, и сердце, и карманы человеческие вживе, будь они хоть пятого класса, и ловят там насекомые мысли, пресмыкающиеся чувства. Да мало того, что они нашпиливают все это на остроумие и выставляют на благорассмотрение почтеннейшей публики; они подслушивают у дверей кабинетов, заползают под изголовья супружеские, втираются в сени палат, подкапываются по гробы, проникают всюду как золото, впиваются в души как лесть и потом – милости прошу! – все ваши тайны вынесены уж на толкучий.
              «Нет, я не купец, не испытатель,- говорит он,- я просто читатель».
              Я кладу свои замечания, как свои деньги в ломбард: на имя неизвестного!
              Вот это, по крайней мере, ясно и неоспоримо. Не надейтесь же получить более четырех, законных, процентов,- и этого вам за глаза. Правда, я веду слово про архангельского мещанина Савелия Никитина и ручаюсь, что для русского анекдот этот будет занимателен, потому уж одному, что он не выдумка. Но кто вам сказал, что сам я менее занимателен, чем Савелий Никитин? Знаете ли, сколько страстей  я перемолол своим сердцем? Какие чудные узоры вычеканил мир на моем воображении? И если б я вздумал перевесть с души на ходячий язык свои опыты, мечты и мысли, вы, вы сами, сударь, нашли бы эти записки занимательными не менее «Записок» Трелонея или «Последней нескромности современницы».
              «Ради Смирдина, сделайте это поскорей, любезнейший! И тисните в большую осьмушку с готическим заглавием, и с виньеткою Жоанно. Я страх люблю виньетки и мемуары, особенно в роде Видока. Даете вы слово? Скажите ж – да! Полноте упрямничать: Снимите долой лень свою!..»
              У нас печатная сторона человека всегда будет походить на подкладку из одних афиш Цапата в «Жильблазе»; и вот почему, милостивый государь, если вы хотите узнать меня, то узнавайте кусочками, угадывайте меня в стружках, в насечке, в сплавке. Не мешайте ж мне разводить собою рассказы о других: право, не останетесь в накладе.
              Я поднимаю спущенную петлю повести.
              Савелий сидел задумавшись на руле. Сердце его то вздувалось, как парус, то опадало, как волна. Чувство беспредельности завладело им, и тогда на вопрос»О чем ты думаешь?» - он мог бы отвечать: «Ни о чем!» по всей правде, потому что все мысли, все ощущения в такие часы подобны каплям, вдруг улетученным в безвидные пары: они разливны, смешаны, безграничны. Товарищи Савелия больше или менее погружены были в такое же безотчетное немое созерцание и внимание природы в себе и себя в природе; в чувство сознания, неразлучного событию, доступное, я думаю, всем животным». ***
            
              В-Полне с ним согласуюсь! Именно в этом видится истинное авторское «право». И никто ему не указ! Уж коли ты читатель - так и чти, что для тебя Автором писано, коли сам-не-сподобился. А что писать да как, Автору лучше знать. Вот и готов я не просто взять такого в товарищъ-попутчики, а и принять себе за образчик недосягаемый.
              Весьма свое-нравный, вольный да к тому же «языкатый» литератор,- как раз сродни СамИздат-овскому. Сразу видно: Бунтарь. Потому и короток был его век, как и разом оборванная литераторская стезя его… Вот на кого следует равняться! Кроме нас некому продолжить его бравое дело. А коли так,- станем же следовать его заветам:
              «Окунитесь только в нашу словесность, решитесь прочесть от начала до конца пламенные статьи о бессмертных часах с кукушкою, о влиянии родимых макаронов на нравственность и о воспитании виргинского табаку, статьи столь пламенные, что их невозможно читать без пожарного камзола из асбеста,- и вы убедитесь, что литературные гении – самотесы на Руси так же обыкновенны, как сушеные грибы в великий пост, что мы ученее ученых, ибо доведались, что науки вздор; что пишем мы благонравнее всей Европы, ибо в сочинениях наших никого не убивают, кроме здравого смысла». *
              Жаль, недолгой была «песнь» недопетая записного декабриста… Уж не дерзнуть ли нам самим, вдохновясь ?..

5. ПТАХИ  НЕБЕСНЫЕ

             То ли дело, любители. ЭТИ и впрямь «любят». О них моя «песнь» - не о «буревестнике». Вот кто независим – никаких «морковок» перед носом резво бегущего скакуна! И никаких удил да сёдел-с-подпругами! Только истинная любовь к литературе и творчеству: влекут свою «коляску», чем им надо гружёную. Сия «литераторствующая» братия может себе позволить вольными озорными дельфинами непринужденно резвится, кто в дельфинарии, а кто и в открытом море. Ныряют и плещутся, брызжут и озоруют в своё удовольствие, как дети безгрешные в бассейне «Сам-Себя-Издата». Эти птахи небесные даже в клетке поют «со своего голоса». Но стоит им начать клевать «просо» с чьей-то ладони – и золоченая клетка уже наготове. А потому литератор-любитель – птица вольная,- легкая. Вспорхнёт и… «летит, куды хотит». Её не прикормишь.
             Дикими Кентаврами – наметом - в чисто поле! Как лёгкая конница, во весь опор - веерными набегами,- по всему приволью бескрайних степей! ……………………..
                (сожалею, но окончания придется подождать из-за переизбытка проектов)

                Насколь различны и специфичны могут быть подходы к творческому выражению у различных авторов, наглядно видно из
обмена мнениями 28-29.07.11. с после публикации «Не спят Дозоры» в арт-галерее «Неизвестный гений:
sermyaga - Глубокомысленно. Не сразу и въедешь.
Б-Пересвет - Буду рад, если верно понят…
sermyaga - …люблю шизоидов, потому как и сам такой. Но должен признаться здесь вы переплюнули  и Гегеля и Витгенштейна с его «Логико-философским трактатом». Без обид и пусть найдётся более продвинутый читатель, чем я с моей сермяжной логикой всё упрощать.
Б-Пересвет – Подобных задач себе не ставил: всего лишь выразил своё отношение по означенному поводу. Вам же мое действо видится как-то иначе. Забывая о том, что у каждого «объектива», как и у «снимка» - своя «глубина резкости». Потому она и является выразительным средством истинных мастеров. У всякого художника – своя-на-особицу «кисть», своя композиция, свет и палитра – и для коллег и для публики. И сие – особо ценимо. Ну так и не станем приводить наши «числители» к общему «знаменателю» (как и не будем «делить-да-вычитать», а предпочтём «перемножать-иль-слагать»). А так и оставим на потребу то естество, что нам свойственно. Согласны? Б-П.

             А может такой подход кого убедит?

«ЛеТаДлО»  - АнтиГравиЛётоМ

/к самодеятельным литераторам:
                само-анти-пародия/

Раздвигая Верха Слово-Блудия,
Устремим свои бренные мысли:
Мы нацелим «перо» без-Рассудия,-
Лишь бы мысли до срока – не «скисли».

Предаваясь гламурной известности,
Станем важно парить-на-лету:
Воспаряя апломбом Словесности,-
Чтобы рухнуть с Высот – в Пустоту…

---------------- по-Летаем ? ----------------

Вдохновимся в тиши «кабинетов» -
Зычным выдохом: «Прочь – от Винта!»
Не вопросов мы жаждем – Ответов!
Нас заждалась Высот «пустота».

Стиснув зубы,- к Верхам вознесёмся,
Эмпиреев вдыхая «пары»…
Не волнуйтесь: мы вскоре вернёмся,
чтобы с вами побыть,- до «поры»… 

И Пора эта вскоре настанет:
Когда Муза с собой позовёт,
Литератор в быту не «застрянет»,-
Он в Полёте «поест-и-попьёт»:

По Эфиру «обширно» пройдётся,-
«Не-для-ради» забавы-игры:
Он пичугою певчей «взовьётся» -
Для «мирян», собирая Дары.

Ведь в Полёте звончее поётся:
В том словесный «экстрим» - нам порукой.
Сердце вдвое сильнее забьётся,
Чтобы сладить с не-бесною «мукой».

И у всех, Усремившихся-в-Небо,
Дух захватит, сомкнутся уста,- 
«Оперяются» там, где ты не был,
Ощущая: вокруг – Высота.

Но «чихает» «мотор» Вдохновения…
Мы уже в «перекрестьи» минут -
Мигом, вновь пресекая падение,-
Вспоминаем про свой «парашют».

Парашют свой мы сами сложили.
«Парашют!» - самый лучший из ста,
Ведь под нами - не метры, а мили!..
Помним мы, что внизу – Пустота!      

Чтобы сладить с волною отчаянья,
Совладаем в «исходом» минут:
За спиною у нас неприкаянный,-
Верным другом - рюкзак-парашют.

Отправляясь опять на «задание»,         
Ты его не забудь невзначай…
Если ввергнемся в Бездну нечаянно,-
Упоеньем Героев венчай!      

Вдохновенные Токи – игривы,-
Дуновенья их струй различи:
Их «извивы» всегда прихотливы,
Но теплы, и порой – горячи.

Восходящий Поток нам не вечен,-
Мы в нём гости на пару минут:
В нём Полёт неприметно-конечен.       
Миг настал – и парит парашют.

Прихотливость отринь без сомнений,
Если прерван Полёт невзначай:
Ожидают нас «стрелами» мнений…
Трезво-мыслие жизни, встречай!

Вдохновений порыв скоротечен:
То нахлынут, вдруг - вскоре уйдут.
Есть гарант в дерзновении вечном:
Трезво-мыслие - нам – Па-ра-шют.

И накроет тебя шёлком купола,
Перепутает стропы порыв,
Ощущаешь сознанием «кумпола»-
Твой окончен на время Прорыв.

Увенчает тебя трезво-мыслие,
Едва станешь таким же, как все.
Но мы знаем толпы недо-мыслие,-
И в Полётах творим – не во сне.    

Пусть твердят нам:
                «Полёты – немыслимы»,
Одолеем свою маету,
Устремимся мы к Небу
                и «выстрелим»,-
«Из-Ук-Ра-Сим»
                Небес «пустоту»!


              Но зачастую «СамИзДат»-ская вольница способна завести литератора в иной из тупиков. Но и из них найдутся выходы, если он не угодил в «капкап» недомыслия. Куда как хуже, если «тупик» окажется лабиринтом.

Наш ВЫБОР: в противофазе «F-Ф»,-
между Сциллой и Харибдой
/в качестве приложения/

              Если вникнуть в список произведений авторов СамИздата, вышедших в печати, нельзя не заметить явно ангажированный уклон в fantazy-йную тематику. Одни заголовки чего стоят!..  Так и «режут глаз», что просто оторопь берёт. Читать их для этого необязательно: уже по одним названиям видна превалирующая тематика и тенденциозность подбора произведений. Не стану говорить о стороннем спец-заказе издательской политики, хотя и этого не исключаю. Возможно, они пользуются повышенным спросом в силу культивируемой моды. Но хотелось бы понять мотивацию авторов подобных произведений. Насколько осознан и свободен их выбор подобной тематики? Что ими движет? Любовь к теме, её среде, героям и событиям? Или они просто пытаются уйти от реальных проблем в нереальные миры? Увлечённо следуют означенным моде и спросу, канализируя подобным образом творческую энергию, талант, быть может? Или же попросту бездумно следуют веяниям времени – в русле «креатив-тренда»? Но это не наши веяния. Да и «тренд-с-контентом» - явно не «нашенского» «розлива».
            Это хиппи в 60-х дали толчок увлечению этим жанром – на излёте своего движения - в тупик. Так что «веют» они не туда, куда нам надо, чтобы наладить жизнь. Но если кому позарез нужны «бабки» и имя, пишите фэнтези – издадут: Заказ, похоже, всё-таки есть, «бабло заряжено» - Кому-То ЭТО НАДО. Но буду рад, если окажется, что кто-то от души пытается создать свою «на особицу» школу фэнтезийного жанра. Но плодить пёстрые книжные развалы,- это уж без меня.
            Мы в прежнем умеренном благополучии росли на фантастике, которая попутным ветром надувала паруса романтики и гуманизма. И в ней немало явлено было истинных мастеров с их несомненными «перлами». И мы сегодня должны быть их достойны в своих попытках повлиять на решение стоящих проблем. А тот, кто желает прожить без проблем, пускай плодит гоблинов и прочих химер из разряда стихиалий и с ними взаимодействует в отрыве от Природы и Жизни. Никому не пеняю, а лишь задаюсь вопросами, когда оказываюсь среди помянутых «развалов» - просто оторопь берет от переизбытка ни к чему не обязывающих F-шедевров: ретроспекций в средневековье, перенасыщенных магией и мистикой далеко не лучшего толка и однообразного пошиба…  Делать что ли людям нечего? Не знают, о чем писать? Или просто денег хочется?..
            Экое F-графоманство!..
            Кроме означенной наблюдается и иная тенденция – фэнтези теперь ставят вровень с фантастикой: заходишь в библиотеку или в «книжный» и видишь раздел «Фантастика и фэнтези». Нельзя с этим согласиться – это жанры разные. Фантастический жанр много выше, сложнее, разнообразнее. Фантастика не понапрасну звалась научной: её затеи рождались от науки и техники. Чудеса в ней случались технологичным или же попросту волшебным образом и без особой мистики. Но давали про-образ бытия. Она была Гуманисткой, Футуристичной и Атеистской. Высоко нравственной, если не принимать во внимание буржуинские «перлы» Г. Катнера.
             Уж если кто стоит в нашенской культуре за фэнтезийность,- тому пора бы задуматься о создании своей школы жанра в духе Лукьяненко или Е. Гуляковского («Красное смещение»), «фентези»-сюжеты а’ля Переслегин.
            Апофеозом отечественной школы однажды случайно явился как откровение Святослав Логинов: ««Страж Перевала» - сборник лучших произведений петербургского фантаста Святослава Логинова. Закованные в броню рыцари, свирепые монстры, таящиеся в темноте загадочные существа и… простой человек из нашей привычной реальности – один на один с НЕВЕДОМЫМ.
            …книга Святослава Логинова открывает … читателям удивительный, яркий, таинственный мир, скрывающийся за перевалом, имя которому ФАНТАСТИКА».*****
           «Писатель-фантаст не предсказывает будущее, а предотвращает его, создавая действующие модели грядущего в своей прозе.
           Армия теней из туманной страны иллюзией пытается проникнуть на эту сторону реальности, но пути в наш мир надежно хранит грозный СРАЖ ПЕРЕВАЛА».
           «Проза Логинова была первым опытом отечественной fantazy и, по-моему, остается лучшим из того, что написано в этом жанре по-русски». *****
            И возразить – невозможно. Кроме одного существенного нюанса: его главный персонаж только с виду выглядит обычно,- по сути и поступкам являясь образчиком Героя – под стать античным «бастардам»-полуБогам а’ля Тесей со «братией».
            «Ядра конденсации» именитых корифеев для буйной фантазии прогрессив-авторов всё же существуют. Дело за малым – поддерживать и развивать уже наработанное «на позитиве». И уж коли таковые следуют в «авангарде», стоит и прочим вразумлено к ним присоединиться. И не след валить всё в одну кучу (котлеты и мухи – поврозь).

             Казалось бы… однако имеется выявленная существенная разница между тем и другим – Фантастикой и Фэнтези, на которую в ряду всего прочего невольно обратил внимание к.и.н. А. Фурсов в своем видео-выступлении «Цивилизационный поворот»:
              «…в 80-е годы происходит…очень интересная вещь: место научной фантастики прочно занимает фэнтези. Что такое научная фантастика? Это будущее как будущее, фэнтези – это будущее как прошлое,- где есть вера в магию, вера в волшебство и самое главное – где нет демократии, а…есть иерархия… Что такое ещё…фэнтези? Это безусловно де-национализация сознания…де-рационализация сознания… (и далее, апеллируя к «Гарри Потеру»): этот фильм…детишки, которые его посмотрят…вырастут и через 30-40 лет, когда им предъявят магическую форму власти взамен дискредитировавшей себя демократии и всего прочего…у них эта магическая власть вызовет приятные воспоминания». *
             Вот и выходит: не так уж безобидна сия забава – «фэнтези». В таком разрезе самого авторитетного аналитика становится яснее-ясного, почему она так усиленно «педалируется», и к чему нас готовят. Вот и оказываемся мы перед выбором: куда стремиться – в прошлое или в Будущее, к Фантастике или к «декадансу» фэнтези. Вперёд или на-зад? Бытие или «наркоз» забвения…
             Автор и сам, не единожды был грех,- невзначай «слабал» пару-тройку вещей в этом роде – в неуёмном стремлении явить образцы своего понимания (в хилой надёже, что был убедителен). А после всё гадал, что это было да как сие обозначить,- «фантастикой» или «фэнтези»: так и не уверен был до последнего времени, пока А. Фурсовым не был озвучен верный критерий. Отныне сомнений нет – писано было о будущем, не о прошлом. Стало быть, всё же Фантастика!

И на послед – фрагмент  интервью журнала «Вокруг света» за апрель-2008  с Борисом Стругацким, в коем так и сквозит не-домыслие:
         « - В чем секрет нынешней популярности жанра фэнтези?
          - Жизнь скучна, однообразна и до неприятности сложна. А хочется (особенно в молодости) яркости, разнообразия, простоты, незамысловатого понятного чуда.  А это и есть фэнтези – современная авторская сказка о мирах, в которые хочется нырнуть без памяти и хотя бы некоторое время оттуда не возвращаться. Эскапизм. Синдром бегства от действительности». 
          И далее – под «занавес»:
          « - Главные герои ваших книг – космолетчики или учителя (наставники, прогрессоры). Какие профессии кажутся вам самыми актуальными сегодня?
           - И сегодня, и завтра, и еще много-много лет вперед «главными» будут (должны быть!) учителя и врачи. Профессионалы, которые сохраняют человечество и обеспечивают его интеллектуальный и нравственный прогресс».

            Хотелось бы согласиться, но… Не на врачей уповаю,- от фармокопеи, коммерции и официоза, а на целителей – тех, кто воздействует, комплексно, системно – «цельно». А учителя должны бы заниматься «образованием» - созданием и привнесением, кому следует, мировоззренческого «Образа»,- того, что определит дальнейшее бытие миро-населения. Какой Образ будет заложен – такой сценарий и проиграется,- могу заверить как укоренившийся мистик и как экс-педагог со стажем.
            Литераторы также могут быть учителями,- «светлыми» или «тёмными» по их ориентации. Образы тех и других сильны и влиятельны. Хотите воплотить армии некромантов во главе с НЕлюдью – и вы получите их въяве (в Яви),- реальных «гоблинов» и «горгулий» из фэнтезийных химер. Мне лично предпочтительней хорошо знакомые альтруисты из прогрессорствующих «люденов» Стругацких.
            Вот и творите желаемую будущность – посредством Эгрегориальной Магии Смыслов. А чья возьмёт, и за кем будет «верх»,- поглядим.
            В наше смутное время не стану ратовать за любезную мне фантастику. Но тем паче так и подмывает намекнуть заблудшим,- на Прорыв из бесцельных скитаний в «лабиринтах» F-миров. Какая может быть перспектива в изломах и затейливых ловушках лабиринтов? Следует просто взмыть ввысь – к осознанию,- подняться над «темой», узреть  безысходность «ген. плана» и оглядеться на просторе горизонтов. И найдутся другие миры и реалии. И появится выбор исхода. А вместе с ним - и свобода волеизъявления,- минуя моду. В стороне от явленной тенденции и Его Величества Тренда.

P.S.       Впрочем, это даже прекрасно, что буйная фантазия F-авторов усердно
             канализуется по другому вектору осей временнЫх координат – в минувшее Прошлое. А, стало быть,- всем их химерам - не сбыться. И по этому поводу, как в народе говорится,- «стоит тяпнуть»: «За сбычу -Мечт!»

- А. Бестужев (Марлинский), «Испытание»;
** - В. Пикуль, «Эхо былого»;
*** - А. Меняйлов, «Культ Девы»;                **** - «Осенние визиты»
***** С. Логинов - из предисловия и
                с обложки (Ник Перумов).


Геройски, - во-все-времена

- микро-эссэ,
                - внимая Беляеву А. и иже с ним –

                ***
               Чем по сю пору живы люди в агрессивно-кислотной социальной среде?  Периодически являемыми образами Героев, исполненными красотой-мужеством, харизмой,- при незаурядном избытке сил, хотя порою случаются просто чудаковатые "ботаники", а то и Ёжики-в-Тумане. И оные Перцы за каждого из нас бросали вызов обыденности.

              Прежде Герои являлись нам сыновьями Богов Олимпа, беззастенчиво блудившими с земными красавишнами,- Их потомками были любимые всеми Тесей, Ясон, Ахилл.

              В русских былинных сказах они нам являлись, зачастую исключая эротическую фабулу, Иванами-царевичами, Иванами-дураками, Василисами Прекрасно-Премудрыми. И мы следовали за Марьюшкой в Три-Девятое-Царство в поисках Финиста-Ясна Сокола, а то и того хлеще,- согласно толкованию ВедаГора Трехлебова А., от коего ум-за-разум заходит.

              Со времён Ж-Верна, то бишь рождения фантастики, востребованными Героями были капитан Немо с «Наутилусом»; группа сподвижников из сонма мирян,- с Доктором-Сальватором и его Человеком-Амфибией; прогрессор. МакСим Камерер или персонажи Кира Булычёва в «Покушении на Тесея».

               Пускай даже сей «наркотик» подаётся под соусом жанра «фэнтези», он обретёт искомо-потребную клюку-с-подпоркой, кои будут служить хромоногому читателю Братством Кольца ВсеВластья, кланом ЧароДеев из Хогвартсов или прайдом хоббитов.

               Как правило, сюжету сопутствует замес на «секс-эпил» или хотя бы лукаво-невинной «лав-стори» о БелоСнежке и 7-ми Гномах или её русско-язычную версию про Спящую Красавишну; - при зловредном противодействии Мальчиша-Плохиша а-ля Педро-Зурита и заинтересованном взаимодействии-сотрудничестве друзей-благожелателей-единомышленников. Хоть эпические поэмы пиши,- а-ля А. Пушкин «Руслан и Людмила»*. А с концептуальной подачей КОБ-толкований а-ля КПЕ, сие на-раз превращается в убойное информ-оружие.

               Вот, пожалуй, и все секреты рецепта любимого блюда для всякой кухни-героической-опупеи, без набора коих нам никак не обойтись в нашей сволочной житухе при любом «прЕжиме». Конвейер Героев давно отлажен, не хуже Фордовских чудес технологий.
Кир Булычёв Галактическая полиция. Покушение на Тесея https://fantlab.ru/edition5280

 «Фи;нист Я;сный со;кол» — советский художественный фильм-сказка, поставленный на Центральной киностудии детских и юношеских фильмов имени М. Горького режиссёром Геннадием Васильевым по мотивам русских народных сказок и одноимённой сказочной пьесы Н. Я. Шестакова[1]. Получил главный приз на международном кинофестивале в Хихоне (Испания). Посвящён памяти режиссёра-сказочника Александра Роу.

© Copyright: Верлибр Орденский, 2017
Свидетельство о публикации №117051303433


Михаил Михайлович Зощенко  «Литературные анекдоты»:
 Предисловие *
1.Под огнем критики
2. К вопросу о лакировке
3. Рассказ начинающего писателя*
4. Грубая ошибка
* Предисловие
________________________________________
Сейчас многие жалуются на литераторов. И, дескать, они сухо пишут. И берут мелкие, мизерные темы для своих пухлых сочинений. Либо, напротив того, лакируют действительность — неизвестно с какой стати.
Немало нареканий имеется также на однообразие языка и на полное отсутствие игривости в изложении.
Да, конечно, эти нарекания, между нами говоря, частично справедливы. Однако надо прямо сказать, что свои дефекты писатели, как говорится, не из пальца высосали. Следовало бы учесть все те сложности нашей профессии, какие нередко приводят авторов к вышеуказанным горестным результатам.
Тут мы записали некоторые моменты литературных будней. Эти сценки с натуры наглядно показывают, сколь непростое занятие — литература. В особенности для тех, кто почему-либо еще не полностью освоил это производство, равное по вредности, быть может, только лишь изготовлению свинцовых белил.
Вполне понятно, что тут не до игривости стиля.
Эти сценки с натуры мы записали не без некоторой желчи. Но желчь эта, нам думается, извинительна для людей, проработавших в своем цехе такое количество лет, какого не достигает ни одна лошадь даже к концу своего предельного возраста.

______________________________________
* Рассказ начинающего писателя
Этой осенью я написал небольшую повесть и отнес ее в одно издательство.
Через месяц зашел за ответом, и, к моему удивлению, секретарша сказала мне:
— Да, ваша повесть принята и будет напечатана. Если хотите, то обождите главного редактора — он через час вернется.
В ожидании редактора я с превеликим волнением стал ходить по коридору. Но тут глаза мои увидели на одной двери белую табличку с надписью: «Бухгалтерия».
Мне захотелось выяснить — сколько они мне заплатят за эту мою принятую вещичку.
Нет, я всем своим сердцем бескорыстно люблю литературу, и тут деньги для меня не играют решающей роли. Однако не стану кривить душой, скажу: денежный вопрос вносит-таки в это дело известное оживление.
Короче говоря, я зашел в бухгалтерию — выяснить материальную ситуацию.
Бухгалтер, перелистав мою рукопись, сказал, что мне заплатят за эту вещицу около семи тысяч.
Эта значительная сумма ошеломила меня и вызвала прилив творческой энергии. Захотелось еще и еще писать. И я тут же в коридоре, уткнувшись на диван, стал набрасывать план новой повести.
Но вскоре вернулся главный редактор. Он кратко сказал мне:
— Да, напечатаем вашу вещицу, хотя в ней и чувствуется некоторая незрелость. Но это свойственно начинающим авторам, от которых мы не вправе требовать немедленных достижений.
Взволнованный всем происходящим, я воскликнул:
— О, позвольте мне еще немного поработать над моей повестью! Я хочу довести ее до полного блеска.
Редактор похвалил меня за это намерение и дал месячный срок для завершения правки.
С этого дня я весь месяц просидел над моей повестью. Однако, не надеясь на свои силы, я привлек к делу одного престарелого литератора, проживающего в нашем доме. Этот старый писатель почему-то даже прослезился, узнав о моем желании довести повесть до полного технического совершенства. Сквозь свои слезы старик торжественно изрек:
— Ах, молодой человек, за все шестьдесят лет моей литературной деятельности я и сам не более двух раз сподобился отшлифовать мои рукописи! Труд этот, поверьте, не дает утешения сердцу и нередко вызывает слезы. Но поскольку эта повесть не моя, то я еще раз охотно окунусь с вами в священные воды искусства.
И тут старик, схватив карандаш, стал безжалостно вычеркивать из моей повести ряд сцен, множество диалогов и повторов, которые, как он сказал, затемняют дело.
Эту исправленную рукопись я снова отнес в издательство. И главный редактор, ознакомившись с ней, воскликнул:
— Вот теперь ваша повесть в отличнейшем виде!
Через неделю я зашел в бухгалтерию за получением гонорара. И тут, к моему изумлению, увидел, что мне выписано за всю повесть около трех тысяч вместо семи.
Бухгалтер, защищаясь от моих нападок, сказал с усмешкой:
— Я-то при чем? Вероятно, вы позволили себе некоторую роскошь — сократили повесть. Вот и пеняйте теперь на самого себя.
Я сбегал к главному редактору, но тот сказал:
— Да, конечно, не возражаю, ваша повесть неизмеримо улучшилась после вашей доработки. Но вот это и отразилось на вашем гонораре.
Вечером, вернувшись домой, я долго не мог заснуть. Ходил по комнате из угла в угол и решал мучительный вопрос — как мне в дальнейшем поступать с моими будущими рукописями — оставлять ли их в том пухлом виде, в каком они вылились из-под пера, или же все-таки сокращать их.
Жена, засыпая, сказала:
— Ай, поступай как хочешь! Но только, по-моему, глупо выкидывать деньги из своего кармана.
Под утро я все же решил сокращать мои произведения, но сокращать в умеренной степени. При этом подумал, что если б в древние времена за стихи платили по строчкам, то гекзаметра, скорей всего, не возникло бы.
Вспомнилось из «Одиссеи» Гомера:
«Чудесной и сказочной повестью ты нас, мой гость, позабавил,
Нет ничего неприличного в ней, и на пользу рассказ твой будет».
Нет, не возникли бы столь пышные строчки, если б бухгалтерия древнего мира вмешалась в это дело.