Несвободная свобода-10

Если бы Келейнику сказали, что вся карьера его, а может быть, даже и жизнь висят на волоске, он бы страшно удивился и вознегодовал. Как же так, ведь он всего себя отдавал порученному делу, часто лишал себя отдыха и удовольствий только для того, чтобы выполнить его совершенным образом! Это дикая несправедливость, сумасшествие какое-то!

При выходе из самолёта Правитель неловко встал с кресла, и у него отлетела пуговица от рубашки на груди. Конечно, её отсутствие прикрывал галстук, так что ничего не было заметно. Поискав отлетевшую пуговицу глазами вблизи, Правитель её не обнаружил, сделав вывод, что она закатилась под кресло. При этом Правителя не посетила мысль попросить кого-нибудь её найти, к огромному несчастью для Келейника.

Вечером после всех мероприятий, уже перед сном, в апартаменты Правителя вошёл Келейник, в руках у него была злополучная рубашка.

- Я хотел бы поинтересоваться, - сказал он строгим голосом, - где от этой рубашки пуговица?

Но Правителя теперь застать врасплох было трудно:

- Это Ваша обязанность - следить за пуговицами, а не моя.

- А носить аккуратно одежду чья обязанность, Вы не подскажете мне? - не меняя тона, ответил Келейник.

- Вы свободны, - ледяным голосом сказал Правитель.

Бедный Келейник не знал, что отныне - он свободен навсегда. Сразу по возвращении на Родину его уволили, не объясняя причин перевода в управление делами губернатора, "откуда он был родом". Из управления через месяц-другой его тоже уволили, причём по статье за систематическое нарушение трудовой дисциплины. Случаи нарушения трудовой дисциплины были сфабрикованы так, что не подкопаешься, поэтому многочисленные суды несчастный Келейник проиграл. На работу по специальности его, само собой, никто в этой области уже не брал. Мать болела, требовались средства на лекарства, да и на жизнь. Поэтому скопленные за период работы у Правителя деньги быстро закончились. Келейник устроился в бригаду строителей-ремонтников, да и там долго не продержался, потому что любил во всём порядок, а какой порядок у строителей может быть?

Кроме того, Келейника непрестанно жгло внутри чувство жесточайшей обиды и негодования, потому что, по его мнению, с ним обошлись самым несправедливым образом. Он стал чаще посещать церковь. Но ни посты, ни молитвы, ни исповедь и причастие в церкви не помогали. Там ему настоятельно советовали поискать причину в себе и принять смиренно волю Божию. Он изо всех сил пытался это сделать, но это ему не удавалось.

От горечи и отчаяния Келейник запил. Очень скоро он спился и в январе уснул на морозе, не дойдя до своего подъезда буквально метров сто. Хоронила его одна мать, которой помогла социальная служба и старые знакомые. На похоронах, кроме матери, её двух подруг и сотрудников ритуального агентства, больше никого не было. Не было и друзей Келейника просто потому, что их не было и в жизни.

Правитель давно понимал, что благородство – не самая его сильная черта, и увольнение Келейника пережил равнодушно. Начальнику охраны, давно уже ненавидевшему Келейника и строившему ему всякие козни, он как бы по-дружески сказал, что тот был прав и как преданный человек давно открывал на Келейника глаза, и вот только сейчас и сам Правитель это понял. Начальник охраны был доволен так, будто ему вручили орден.

На место Келейника был принят мужчина средних лет, аккуратный, немного глуповатый, переданный под надзор Начальника охраны для контроля, "чтобы глупостей не делал".

Такой "перестановкой кадров" были довольны почти все, потому что характер у Келейника был неуживчивым и дерзким и "ради правильного исполнения дела" он испортил отношения практически со всеми. Один только старый повар дядя Вася вздыхал и вспоминал Келейника: "Правильный был человек". Правда, дядя Вася сам был человеком скромным, своё место всегда понимал и в драки никогда не лез.

Никто из "обслуги" и прочих лиц даже не подозревал, что Келейник был уволен потому, что Правитель признался себе в собственной слабости. Келейника он "потянуть не мог". Будучи человеком умным и проницательным, Правитель уже знал дальнейший сценарий развития событий. Укоры Келейника весьма скоро станут частыми и более дерзкими, и ничем этого процесса было не удержать. Быть всегда идеальным в отношении "пуговиц и ботинок", постоянно думать об этом из страха быть выруганным Келейником, Правитель не собирался. Слишком много на это пришлось бы тратить сил. А силы ему нужны были совершенно для других целей. Посему, как всегда, честно, обнаружив и признав в себе ещё одно слабое место, взяв его "на учёт", Правитель внутренне сказал Келейнику: "Прощай, парень. Ничего личного. Хотя, как это - ничего личного... Во всём есть личное, если ты - человек".