О смерти

О смерти


                Сопливые беды, гнилые обиды
                Заботы пустой суеты.
                Куда-то уходят под шум панихиды
                От мысли, что скоро и ты.
                И. Губерман


Кошмарный сон.

Зашевелилась земля и из могилы вылезает мертвец и спрашивает, отряхивая землю:
– Слышь, парень, а сегодня что? – походит и кладет на мое плечо свою костлявую вонючую руку.
– Вам день недели или полностью дату? – шевелю, побелевшими от страха, губами я.
– А мне все равно. – равнодушно, глядя сквозь меня пустыми глазницами, говорит он. – Это тебе надо знать.
– Мне зачем?
– Как зачем? – спокойно, флегматично, без выражения спрашивает он. – А когда будешь лежать в гробу, чтобы помнил  дату своей смерти.
– Но я не в гробу и живой, как видите, – пытаюсь освободить плечо, но не могу им даже пошевелить. Ноги налиты свинцом, все тело, как у парализованного.
– Живой, пока я тебя еще не придушил.
– За что меня жизни лишать – душить? –  тихо спрашиваю я.
– А чего ты в полнолуние ползаешь по кладбищу?
– Воспитываю силу воли, духа. Так сказать: тест на храбрость, на смелость. – лепечу я.
– Ладно, давай проведем тест: пойдешь со мной на экскурсию.
– Куда?
        – Ко мне в гроб. Полежишь, как я, лет десять – ничего бояться не будешь.
– К вам в гроб? Не хочу! – чуть не плача, шепчу я.
– А куда ты, на фиг, денешься?.., – и хватает меня за горло мертвой хваткой…
Это мне, наверное, из детской веселой газеты №1 за январь 2012 года «Шапокляк» – рубрика «Очень страшная страница», перед сном прочитанная, навеяла.


О смерти

– Мама. Мамочка. Мамуля. Она приходит ко мне во сне каждую ночь. Гладит меня по головке, плачет, жалеет. Целует в лоб, как покойника, приговаривая ласково: – «Миленький мой сыночек, прости. Это я виновата, что жизнь прожила, не сохранив свое здоровье, не умерла вовремя и в здравом уме, а заставила тебя бедного страдать и мучаться. Памперсы, матрацы ортопедические, судно… Заставила маятся с немощной, выжившей из ума старухой. Вынудила тебя пойти на тяжкий грех – на убийство. Убийство своей матери. Бедненький! Что теперь тебя ждет здесь в загробном мире? Ничего хорошего. Иди сынок в церковь – покайся. Может тебя бог простит. Я тебя простила». Мама! Мамочка! Прости. Но я не смог выдержать этой пытки, не смог смотреть на то, во что ты превратилась. Ты – сильная, волевая, строгая, красивая…
Так плакался пере до мной пьяный Костя. Я к нему пришел в гости за своей рукописью «Мысли поневоле», которую он у меня брал почитать, а у него годовщина смерти матери. Смерти, в которой он себя винит. Там что-то с таблетками сердечными. Перепутал или по забывчивости, а может и специально,   за день три раза матери дал – дозировкой сто, а надо было один раз в день дозировкой двадцать пять. А может она сама? Флакончик с таблетками перед ней стоял на стуле.
        Я ему «попался под руку» и сижу с ним уже второй час. Костя  настолько пьян (вторую бутылку водки заканчивает), что не контролирует себя, поэтому так и разоткровенничался.
– Серега! Неужели это «там», наверху на «небе», загробный мир есть? Неужели существует? Или это мозг, подсознание, совесть у меня проснулась?  Сколько людей умирает каждый день! Что такое жизнь человеческая в глобальном масштабе? Ничто! Ведь римский воин резал, кромсал на куски варваров без всякого сожаления, не моргнув глазом. Но тогда у них религия была другая. Вера. (Римская империя, кстати, развалилась из-за кризиса веры). Так неужели после смерти что-то есть? Что меня ожидает? Другая смерть – смерть души? 
     Костя повел пьяно-мутными глазами, возвел их к потолоку и, уставившись на меня, продолжил:
     - Так выходит, мало я в этом мире мучался,еще и после смерти меня ждут мучения и вторая смерть? А после второй смерти что? Или мучения вечны? Так это уже не мучения, а нудное продолжение жизни – телесной, бестелесной, плазменной или иной формы? И к страданиям можно привыкнуть. А что есть страдание? Боль душевная и физическая? Ничего, привыкнем. Какая разница! Жизнь то, хоть какая-никакая будет. А душа? Она бестелесная, а значит без боли – нечему болеть. А мысли? Они не болят, они просто эфир, дуновение каких-то волн. Мысли бестелесные, они никого не трогают, не ранят. Они без нервных болезненных окончаний. Чего переживать? Смотри и думай. Ко всему человек привыкает, даже к постоянной боли. Даже в ней он будет находить приятные моменты, если она будет идти волнами, когда она временами будет потише, поменьше. Не пойду я в церковь! Какая разница, где мучаться, здесь в этом гнусном мире или «там» в загробном!
        С этими словами Костя наконец «вырубился», воткнувшись носом в стол. Я уложил его на диван и, двигаясь по направлению к своему дому, думал о том: смог бы я поступить, так, как поступил Костя? Не знаю. Я в его положении еще не был. Пока (тьфу, тьфу, тьфу!) у меня мать при памяти и на ногах.

Смерть. Лики смерти, преследующие меня всю жизнь: череп обтянутый кожей, с ужасной гримасой на губах; разбухший мертвенно – белый, в семейных черных трусах утопленник; бульдозер, катящий отвалом оторванную голову женщины по асфальту; полыхающий автобус и внутри мечущиеся тени обезумевших людей; хрипящий солдатик  с кровавой пеной у рта и с маленькой дырочкой в шее от пули.
      
       Смерть. Когда я начал о ней задумываться? Ко всему привыкает человек, даже к смерти. Прав Костя. Я сейчас, побывав два раза в реанимации, полетав по знаменитой световой трубе, к смерти отношусь без страха. Равнодушно. Ну, не совсем. Почти. А раньше?

       Первый раз это было в школе, в третьем классе, когда умер Леня Иванков. Я до этого ходил с отцом пару раз на похороны, но ничего кроме тягостного, грустного похоронного марша не помню. Смерть у меня, маленького мальчика, никаких эмоций не вызывала, умер и умер, все умирают. Не помню, чтобы я как-то переживал чью-то смерть. А вот смерть Лени Иванкова…
Я с ним учился в одном классе, в одной футбольной секции тренировались: он – левый крайний нападающий, я – вратарь. Мы его в секции за смуглый цвет кожи,  звали – Пеле, а в школе – цыганом. Я даже фотографию нашел, где мы всем классом сфотографировались, где и Леня есть. Он всегда улыбался: по поводу и без повода, а больше ничего про него не помню. И вот он умер. Рак желудка. В одиннадцать лет!
Мы пришли всем классом к нему домой с цветочками, а он в гробу лежит: желтый, череп обтянутый кожей, на лице вместо улыбки гримаса. Страшно. Помню, комок к горлу подкатил. Чуть не стошнило. А его мать подходит ко мне и говорит, протягивая пионерский галстук:
– Сереженька, повяжи ему галстук, ведь он пионером был.
Я взял галстук, подошел к гробу, посмотрел на Леню  и чуть не упал. Все видели мое состояние… Ко мне подскочил мой одноклассник Николаевский и с презрительной ухмылкой прошептал:
– Иди отсюда, слабак. – и обращаясь к матери Лени. – Я повяжу.

        Второй раз через год, тоже было плохо, но уже не так страшно. Комок к горлу подкатил и все. А было это на минском озере. Я нырнул и во что-то мягкое  руками уперся. Подумал, что за шутка, кто там балуется? Вынырнул из воды: никого вокруг поблизости нету. Ребята на берегу в карты играют. И тут со дна поднимается и всплывает что-то белое, разбухшее, покрытое тиной, в больших как у отца черных семейных трусах. Я заорал и кинулся на берег. Ребята постарше вытянули труп на берег. Обмыли водой. Утопленник оказался мужчиной лет сорока. Вначале появился милиционер, потом прикатил бортовой «газик». Милиционер с водителем  взяли утопленника за руки и ноги, раскачали и бросили, как мешок с мукой, в кузов газона, закрыли борт и уехали.
До сих пор помню, как они, деловито-равнодушно переговариваясь, на счет: «Раз. Два. Три», швырнули тело утопленника…

        А потом, будучи студентом, когда я шел к кинотеатру «Мир» от военного кладбища, прямо на моих глазах трактор, переоборудованный в мини-бульдозер, наехал на ничего не подозревающих людей, ожидающих трамвай, на специально оборудованной остановке-площадке посреди дороги. Человек семь! Всех подмял под себя, а когда отвал обвалился, то оторвал голову женщине. Этот отвал и остановил трактор, уперся в рельсу и перевернулся. Потом я узнал, что водитель был эпилептиком – сознание потерял перед остановкой трамвая…

       А еще в армии, перед самым дембелем. Я был  замначальника караула, который сменял предыдущий караул, состоящий из солдат второй роты. Услышал выстрел, забежал в караульное помещение – а он лежит, хрипит. Я наклонился, смотрю: на шее дырочка от пули, кровь сочится. Я пальцем зажал, чтоб кровь остановить, а из-под головы его расплывается лужа крови и все увеличивается и увеличивается. Я его голову приподнял, а с другой стороны шеи здоровая кровавая рана. Пуля из АКМ входит, оставляя маленькую дырочку, а выходит выдирая клок. Пуля внутри тела переворачивается, а если ещё и кость заденет… Я это видел на зайцах, которых мы в карауле постреливали. Разрывает в клочья! Как потом выяснилось: баловались солдатики с оружием, а наличие патрона в патроннике у одного из них  не проверили.
 
       Однажды повезло. Ехал на автобусе маршрута №62 с работы в БПИ на пересдачу экзамена по ТММ – теория машин и механизмов. (Мы в шутку его называли Тут Моя Могила)  Думал, где лучше выйти, чтобы пересесть на другой маршрут: за мостом на Запорожской или перед мостом на остановке, где бисквитная фабрика? И вдруг смотрю сзади за автобусом троллейбус – мой! Я выскочил из автобуса на остановке и пересел. Подъезжаю к Запорожской, а мой автобус из которого я вышел, горит, полыхает. А в нем человек  пятнадцать, с которыми я минуты две назад ехал. Вот тогда мне стало страшно. А если бы я не пересел в троллейбус?
Потом я узнал, что произошло. Ехал бензовоз с прицепом, а прицеп на повороте площади оторвался, опрокинулся и перекрыл дорогу. Бензин из прицепа вытек. А автобус как раз в лужу бензиновую въехал и остановился. А тут по кругу площади ехал «жигуленок», приостановился, хотел объехать прицеп с автобусом, газанул…А из трубы выхлопной искра… Почти у всех термический ожог. Не сгорели, а зажарились, как курица в духовке.

        По настоящему страшно стало, когда я с четвертого этажа на третий спускался – с балкона на балкон. Ключи от квартиры забыл. Я так прикинул, что с балкона четвертого этажа до перил балкона третьего этажа ногами на вытянутых руках, достану. Не достал. Почти достал, но…
       В торце балкона торчали приваренные к основной плите  Г-образные штыри для ящиков с цветочками. Но цветочки в моем подъезде на балконах никто не разводил, а штыри из пластины шириной 30мм и толщиной 3мм. торчали. И вот я ухватился обеими рукам за один из штырей и, путем сложных манипуляций, упираясь ногами в стену дома, повис на штыре, пытаясь ногами опереться о перила своего балкона, и тут… Штырь стал гнуться, и я вместе с ним поехал вниз…
       Ощущение! Ой! Даже не знаю как его и передать. Хорошо самообладание сохранил и быстро среагировал. Стал раскачиваться и на второй амплитуде, когда ноги пересекли перила нижнего балкона, отпустил руки… Грохнулся я на свой балкон, проехав спиной по железному ребру перил. Даже сознание потерял, ударившись затылком об эти же перила.
Очнулся, лежу, боли не чувствую. Только страх. Животный страх. До сих пор, как вспоминаю, и даже сейчас, когда об этом пишу, не совсем хорошо себя чувствую: становится зябко и позвоночник ноет.
       После этого у меня появился страх – страх высоты. И пока я не стал туристом и не пошел в горы, он меня преследовал. До сих пор помню то странное ощущение пустоты между ног: когда накренялся на поворотах автобус, когда лифт начинал спускаться, и, особенно, когда меня в армии сбросили один раз с парашютом с учебной вышки. (Хорошо еще, что я  тогда с утра сходил в туалет!)
       
       Да, горы. Благодаря им я избавился от этого страха. Только во сне, когда я падаю с высоты, у меня замирает сердце и кружится голова. Но это, наверное, отголоски прежнего страха. До сих пор осталась привычка не ездить на лифте. Какой бы этаж не был: и вверх, и вниз всегда хожу пешком. А от остальных фобий и страхов меня излечила болезнь: две реанимации и наступившее безразличие. Не к жизни, а к смерти.

       Смерть неизбежна. От нее не убежишь, не спрячешься. Она уже не вызывает таких сильных чувств как раньше. Хочется умереть по человечески, не так как… Ко всему привыкает человек, даже к смерти. Лучше о ней не думать, а просто жить. Пока есть возможность. Пока есть чувства, которые ещё остались…


Уролог

Скоро МРЭК и нужно пройти медицинскую комиссию. Пришлось  идти в поликлинику. Дали бегунок со списком врачей, которых надо пройти. Знакомая Таня из регистратуры дала по блату номерки на следующий день. И вот я в поликлинике. Сунулся к терапевту, а там очередь человек 20, к окулисту ткнулся; тоже самое. К хирургу поднялся: сумасшедший дом! Весь коридор забит больными. Но, тем не менее, очередь везде занял и поднялся еще выше; к урологу. Никого! Захожу в кабинет, а там парень лет сорока, что-то рассказывает двум женщинам в белых халатах. Одна молоденькая симпатичная, наверное медсестра, а вторая здоровая бабища с усами, лет сорок. Сразу видно, что уролог. Как, гаркнет басом:
– Мужчина, вы что, не видите? У нас пациент. Выйдите немедленно и подождите. Вас позовут.
        Я вышел и стал ждать. Да, думаю: бабища здоровенная! А руки! Что она со мной сделает? Порвет мне всю задницу! Прошлый раз, когда я посещал уролога, врач был мужиком. Так он так расковырял мне мое анальное отверстие, то я дня три не мог отойти от шока! Так болело! И что он там искал? И что «там» можно найти? С некоторой опаской я стал ждать, когда парень выйдет. А он, гад, все не выходил. Я подошел к чуть приоткрытой двери и приложил ухо. Парень увлеченно рассказывал о том, какой он крутой бизнесмен. И где он только не был: и на Канарах, и на Мальдивах , везде, где мы не были. И как он оптом и в розницу, эшелонами, чем-то торгует. Только мне не было понятно, почему он оказался в рядовой поликлинике. Наконец он вышел. Я зашел и сразу к бабище:
– Моя фамилия Долгий С. И. Вот мой талон, вот моя карточка.
– Я не врач, я сестра.
– Садитесь, – сказала молоденькая женщина. – Я врач. – изучая мою карточку, спросила:
– На что жалуетесь?
– А на что вам можно жаловаться? Уролог это что?
– Все что болит ниже пупа и выше колена. – говорит, ухмыляясь, бабища.
– Тогда жалобы есть. Девушки молоденькие меня не любят, даже иногда место в метро мне уступают, но я, чтоб не приставали, говорю им что у меня геморрой.
– Вот его и посмотрим. А больше, я так понимаю, у вас жалоб нет? Вам справка куда?
– На МРЭК.
– Я смотрю у вас медицинская карточка тоненькая. Не частый вы посетитель нашей поликлиники. Я вижу, у вас и заболевание было серьезное. У вас что – личный врач, как у этого, до вас  только что был – бизнесмена. 
– Я сам себе врач. Знаю наизусть, что мне пропишут. К вам в поликлинику приходить – надо иметь железные нервы, героическое терпение, ну и по возможности здоровье. Ведь не вооруженным глазом видно, как врачи в нашей поликлинике ненавидят больных. Свое здоровье дороже. Да и нервный я, даже если в магазине за хлебом очередь больше трех человек – не становлюсь в очередь. Ухожу. Ну, нервный я, нетерпеливый! Мне подавай все сразу и быстро. У меня из-за этого и жена ушла. Я и на работе такой и вообще…
– А вы кто?
– Особа мужского пола. Пока.
– Извините, я имела ввиду вашу профессию.
– А зачем вам, врачу, моя профессия?
– Работа у вас какая: сидячая, стоячая или спортсмен? Может вы бегаете?
– В 58 лет? Нет. Я конструктор.
– И что вы конструируете?
– Станки, машины разные…
– Интеллигент значит. Ну что ж пройдемте. Посмотрим, – и повела меня в соседнюю комнату одевая резиновые перчатки.
        – Снимайте брюки, – скомандовала она.
        – Совсем?
        – Нет, опустите до колен. И трусы тоже.
        – Я стесняюсь.
        – Стесняетесь? Вы на приеме у врача. Что-то я не вижу, чтобы вы покраснели.
Я приспустил брюки с трусами. Она двумя пальцами осторожно взялась за мой член и приподняла шкурку члена, обнажив головку. Удовлетворенно хмыкнула. Но мой член, почувствовав прикосновение женских пальчиков, ожил, налился и стал медленно подниматься. Она отпрянула, отдернув руки.
       – Так, хорошо. Здесь все нормально. Быстренько повернитесь задом. Посмотрим, как у вас там.
       Я повернулся к ней задом, придерживая брюки с трусами. Она что-то разглядывала там. Потом я почувствовал в заднем проходе ее палец. Она покрутила пальцем в моей заднице. Опять удовлетворенно хмыкнула:
       – И здесь у вас все нормально. Одевайтесь, – сказала она, снимая перчатки, и выкинула их в урну.
       Мы опять сели за стол, она стала что-то писать в моей карточке и, обращаясь к сестре, проговорила задумчиво:
       – Вот что значит интеллигентный мужчина. 59, а за здоровьем своим следит. Не то, что этот бизнесмен – развел сад из геморройных роз у себя в заду. А простата – целый арбуз! Сорока нету!
       – Героическая у вас профессия, – говорю ей.
       – Профессия как все профессии. Вообще-то я специалист по почкам.
       – Я в прошлом году у уролога был. Меня какой-то симпатичный молодой человек осматривал.
       – Уволили его, – подала голос бабища.
       – Уволили? Не уволился?
       – За аморальное поведение. – засмеялась сестра – Поворотливый был. Никого не пропускал мимо. Даже ко мне приставал. Шустрый был…
       После уролога, я только ухо-горло-нос посетил. Пришлось на работе брать отгулы и еще два дня ходить в поликлинику, пока всех врачей не прошел. Нервы потрепал! Целый детективный роман Устиновой прочитал!..
   

Сон

       – Тут в вашей  медицинской карточке написано, что вы в течении года только один раз посещали врача. Значит, вы здоровы. – говорит мне врачиха на МРЭКе. – Так?
Врачиха председатель комиссии, моложавая женщина, но с таким брезгливым выражением лица, что, казалось, что ее вырвет. Валентюкевич, ее фамилия – прочитал я на «шильде» перед тем, как войти в кабинет.
      – Не знаю. Почему там написано, что один раз. Я приходил в поликлинику раз двадцать. Все никак не мог попасть к врачу. Этот Морозевич, то болен, то на собрании, то машина сломалась. А в основном бешеная очередь, а его нет. К другим врачам пытался попасть, те не принимают, мотивируя это тем, что я не с их участка. Участкового у нас не было лет пять. Недавно девочка пришла после института, ее на наш участок направили. Была раньше поликлиника на нашем участке, совсем рядом с моим домом. Так закрыли. Здание отдали частной структуре. Весь участок перекинули в 21 поликлинику. А до нее километра три. Мне инвалиду до нее добираться… Вчера добирался, чтобы медкарту на МРЭК взять. Так представляете: два раза чуть не упал, а один раз чуть не ебнулся!
       – Выбирайте выражения, Долгий. Тут женщины! – еле сдерживая смех, прыснула врачиха, остальные три помоложе, наверное медицинские сестры, откровенно "ржали".
       – Почему не ходил? Переступая порог поликлиники, я начинал нервничать, психовать. У меня номерок номер три на 14-30, а очередь, человек двадцать. Впереди бабулька: у нее на 17 часов, а она уже в пять утра приперлась, очередь уже заняла. Один раз высидел, так все равно врачиха не приняла: у нее время рабочее закончилось. Я плюнул и занялся самолечением. Все равно ничего нового мне врачи не скажут. А что скажут и какое лекарство пропишут, я заранее знаю. В наш век информации…
       – Долгий вы должны были находится под наблюдением участкового врача…
       – Каким наблюдением? Всех не понаблюдаешь, участковая не домашний врач. Врачи (у меня друзья врачи) этих больных ненавидят больше, чем своих злейших врагов. Им на их наплевать!
       – Мы сами врачи, у нас свои поликлиники, свои участки. Мы знаем положение не хуже вас. Незачем всех огульно охаивать. Короче, мы комиссия МРЭК снимаем с вас инвалидность. И даем справку, что вы здоровы.
       – И девочка вроде ничего на морду лица и фигурка. А рожа, такая брезгливая! Аж, перекосило от омерзения! Вы что, товарищ Валентюкевич с утра чего-то не того поели? А, может, у вас с мужем проблемы? Или, я подозреваю, его вообще нет? Это ж так ненавидеть больных-инвалидов! – говорю от злости я.
       – Долгий, от вас я этого не ожидала. Такой солидный мужчина! Прямо ужас что говорите! Вот вам справка, всего хорошего…
Год назад лишила она меня второй нерабочей группы инвалидности. Третью, рабочую все-таки оставила. Она бы и третью сняла. Да нельзя через группу перепрыгивать. Расстроился я. Думал, оставят третью рабочую. До пенсии всего ничего. Романы бы пописывал. Пенсия небольшая, но на жизнь хватало. Даже на «стометровку» иногда, если подтянуть поясок, похаживал. А сейчас и третьей лишила. Пришел я домой. Газеты просматриваю: (по дороге домой купил) где какая работа есть и кто требуется. Читал, ничего не видя, не понимая смысл прочитанного, и заснул. И снится мне, что я умер. На своей кровати умер. Дома.
         
      …Покинула моя душа мое бренное тело. Посмотрела последний раз на свой труп. И вот, летит по  знаменитой световой трубе. Подлетает близко к светящемуся шару. Стоп. И тут очередь! Таких, как и я. Душ. Бледные, напуганные, безропотно и терпеливо ждут, когда их примут.
        – Япона мать! – орет моя душа – Дорогу! – раскидывает очередь и к светящемуся шару.
        – Чего шумишь? Умник! А ну, быстро в очередь. А то я отправлю тебя куда надо. В ад, например. – спокойно, умиротворяющее тихо, даже как-то безразлично слышится голос из шара.
       – А я не верю ни в ад, ни в рай! И в тебя не верю, даже если ты апостол Петр или даже сам бог! Не верю!
– Даже так? – безразлично спросил голос – Ну что ж, тогда проходи. Счастливого парения!
В шаре образовалось отверстие и моя душа ринулась в это отверстие… И вот он Космос. Бесконечность. Темень страшная! Смотрит моя душа, оглядывается. Куда теперь?  А вот!  Вдали видна светящаяся точка. Рванулась моя душа к этой точке. Точка увеличивается и превращается в здание.  Здание, не здание, сооружение какое-то. Прозрачное, все внутри видно. Этажей сто. Как ячейки в сотах комнатушки и в них души у компьютеров парят. Никто внимания на мою душу не обращает. Подлетает моя душа к первому этажу и к душе у компьютера.
– Чем занимаешься и кто ты?
– Оператор. Души распределяю по жизням на Земле. Отдел насекомых. Пять этажей. Знаешь их сколько на Земле погибает – насекомых? В день земной по миллиарду! Работы, невпроворот!
       – Даже у комара есть душа?
       – Нет. У них коллективный разум. Не мешай! Поднимись выше.

Куда повыше? К кому подкатить? Спросить? Смотрит моя душа, где-то посередине на этаже 50-том, какая-то душа слишком серенькая, по сравнению со всеми светленькими, но по габаритам больше раза в полтора. Не пялится в экран, а как-то отстраненно, задумчиво глядит в монитор. Старичок или ветеран, наверное, хотя душа вечная по идее. Моя душа к ней:
– Привет! Как дела? Я тут новенький, ничего не знаю. Будьте так любезны, если вас не затруднит, скажите пожалуйста, кто вы, что вы? Объясните…
– Новенький? Наверное, кому-то надоело здесь сидеть, вот тебя и пропустили, на замену. Я уже давно не вселяюсь. Тут долго не выдерживают. Один я. Всегда здесь, с самого основания. Раньше все было на самотек. Полнейший хаос! А сейчас порядок. Жизнь стабилизировалась. Вначале все было тихо мирно, жили жизни долго, спокойно, размеренно, безоблачно. Золотой век! Век исполинов и великанов. Кому-то показалось, что это скучно.
       Душа многозначительно посмотрела наверх:
       –  Застойный период, как им показалось. Мол, надо жить веселей, активней, развиваться надо. А чтобы активней жить, надо двигаться. И пошло, поехало. Жизни стали мельче, но шустрее. Был у нас один этаж, а сейчас все сто.  Чтобы жить, а жить хотят все, надо шевелиться. Все хотят чувствовать. Это не чистый голый разум, как у нас, у душ. Это обоняние, осязание, зрение, слух, вкус. Любовь, наконец! Столько ощущений! А если добавить ко всему этому разум! Ого-го! А что бы чувствовать, надо вселяться в тело – жить, А чтобы жить, надо быть изобретательным, умным, сильным, приспосабливаться к обстоятельствам. Или ты – или тебя! Не зевай! Бди! Съедят! Жизнь – пищевая цепочка. Земля – растения – травоядные – хищники – земля. Ну, и все что этому сопутствует.
– А человек?
– Немного из цепочки выпадает. Не одна ему пища нужна. Хотя все, что есть в природе, есть и в человеке, так сказать на генном уровне. Куда его? Вот как-то пытаемся приспособить. Он же часть природы… Не нравиться мне эта борьба за выживание! Претит. А здесь хорошо, без эмоций, без чувств. Я как ученый-теоретик, размышляю. Вот  смотрю в монитор на своих китов, жду, когда спарятся, но сейчас не сезон.   Оттуда пришла разнарядка на одну душу, по блату кого-то… Думаю о чем-то отстраненно, как в полусне. А о чем?  Даже и не скажу, не знаю…
– А мне, что делать?
– Раз сюда попал, то работать. Не знаю, куда тебя направят? Ты шустрый, долго не продержишься у нас. Смотри, а то плесенью на Марс или бактерией на Луну, а еще хуже – микробом на Нептун, во льды направят. А, впрочем, везде одинаково. Везде одинаково привычно и скучно…
– Плесенью? Даже в плесени жизнь? Это ж сколько душ надо?
        – Да…, многовато.
        – А как же 21 грамм? А плесень? Сколько она весит?...
– Плесень? Прилично. Бывает размером с километр и в длину и в ширину. Душа ничего не весит. Разум, да. Но его забирают, когда переселяют. Остается чистый дух, а он знает только три понятия, как в алгоритме: да, или, нет. Плохо – хорошо; можно – нельзя; или можно или нельзя. В новой жизни, в новых условиях не нужен старый разум. Новый наживается. Бывают сбои. От этого и происходят всякие неприятности. Прикинь: с твоим разумом и в плесень?! Хорошо еще в плесень, а если в крысу или тигра?... Мы этого стараемся не допускать.
Смотрит моя душа, а ветеран-то молчит, даже рта нету, а голос его слышится!
– А где у тебя рот? Где все причиндалы, которыми говорят?
– Нету.
– А как же я тебя слышу? Телепатия?
– Так и слышишь. Ты видишь не то, что видишь. Мы из энергии. Мыслящей энергии. Пока, сейчас. А в теле, на начальном этапе, просто сгусток энергии без ничего. Один бит. Или три? Как в компьютере. Поэтому нам нужны тела. Жизнь, окружающая среда – программист. Нам нужны тела с живыми компьютерами, а это мозг. Душа, основа, вокруг которой развивается мысль, впитывающая в себя окружающую информацию. От того, какая окружающая среда, соответственно и мозг. Чем выше развитие, тем выше и… Ты не запутался? И чем дальше, тем выше…  Развитие, эволюция. Значит и следующее поколение еще выше, умнее, я бы сказал мудрее.  Отсюда гены, чтоб тело приспособить, развить. А развитое, с сильным иммунитетом, тело и соответствующий мозг… Путь к прогрессу  и так до бесконечности. 
– Значит, у меня еще не забрали мой последний разум? И куда меня? А если я не захочу и полечу дальше?
– Лети. Везде тоже самое, другие галактики, другие миры, другие формы жизни. С твоим разумом там делать нечего. Не охватишь, не поймешь. Вначале интересно, а потом… Главное – общения не будет. За пределами нашей галактики чуждый твоему восприятию мир. Там все не так… Полетишь, затеряешься среди миров, а потом попадешь в отстойник, а там забвение, а это страшнее всего. Свобода? Что это такое? Это само по себе ничто. Это химера. Мы с этого начинали. Был хаос. И вот мы собрались. Установили нормы, правила, коридор, границы, Мы. Вечные. Мы – Боги. Вот чего ты для себя хочешь? Ты, чистый разум? Чего?
– Творить.
– Где? Здесь?
– Можно в какой-нибудь жизни, желательно человеческой.
– Все хотят, все норовят вселиться в человека. Никак не можем порядок навести. Проскакивают в тело человека, находят в мозгу уголок и души плесеней, и вирусов, и животных, и хищников. Самая интересная жизнь у человека, насыщенная чувствами и разумом жизнь. И жить стали дольше. Сколь их уже,  семь миллиардов?  Что дальше будет? Новые условия жизни, диктуют новые формы. Генетику менять? Микромир – тоже проблема. Ведь человек состоит из комплекса микрогалактик.  Что будет, что будет. Опять большой взрыв делать? И все по новой. Другим путем? По другой спирали? К этому все идет. Эта уже четвертая попытка.
– Как четвертая?
– А какие раньше были?
– Почему вымерли динозавры?
– Астероид?
– Да, он. Сейчас то мы знаем, как с этим бороться.
– А вторая и третья?
        – Вторая? Мы сами ее уничтожили. Вот третья была самой долгой, но удачной. Долго выбирали. Экспериментировали с генами животных, насекомых, и даже птиц пытались сделать мыслящими. Пришли к человеку. Пока это нас устраивает. Так вот, третья попытка.  Человек развился, цивилизацию создал. Энергетическая, электрическая была. Народу было поменьше, на одном языке говорили. Не убивали себе подобных, всем всего хватало. Суши было побольше. Развитие было повыше. Человек был человеком. Но, не углядели. Земля кувыркнулась. Потоп все уничтожил. Выкарабкались остатки, да жизнь их сделала другими. Условия жизни были тяжелыми. Но сами вылезли, и вот… Четвертая тоже может исчезнуть. Солнце, что-что капризничает. Вспышка может произойти и уничтожить  все живое на Земле. А как защититься, не знаем. Может люди додумаются? Опять новую жизнь создавать? А какую?
– А что такое – Жизнь?
– Ты думаешь я бог? Хотя я бог. Тоже не знаю. Тоже не все могу. Вроде все предусмотришь, а в самом неожиданном, казалось бы в самом надежном месте…   Вот, к примеру, возьмем тебя. Ведь такого не было раньше. Чтобы простая душа, без спроса, сюда, в святая святых!  Сюда?! Еще и вопросы задает: Что? Где? Куда? Почему? А почему? Догоняете вы нас в своем развитии. Приходится таких, как ты, пытаться использовать. Не стандартных мышлением, как ты сказал: творить? Да, правильно! Творческих. Ты хоть себя со стороны видишь. А ведь ты нас всех здесь размером поболей и посветлее. И таких, как ты, уже не мало. Кто вы? Наша смена? Что вы можете? Вот мы и посмотрим вас в деле. Для вас отдельный отдел создаем. Самый последний этаж. Недавно надстроили. А пока полетай немного по нашей галактике, посмотри, подумай, но не долго. Надо Землю от вспышки на Солнце защитить. Данных много, а как ими распорядится не знаем.
– А скоро вспышка?
– Ты смотри! Сразу же про дело! По земным меркам лет пять…
– В 2012?
– В конце года.
– Ну, я полетел. Пока…
  – А куда?
– Знакомиться.  А что это? Звонок? Перекур? До встречи…

        Проснулся я. Будильник разбудил. И подумал: – «Вот же, гад! Этот чертов будильник! На самом интересном месте! Галактику не дал посмотреть! Родную.  Сейчас 2007 год. А в 2012 вспышка. Сейчас конец года. Декабрь. На пенсию в 2010. Всего два года! Всего два романа напишу, а хотел десять. По роману в год. А сейчас придется ходить на работу»….



Еще один сон

        Черт его знает! Мистика какая-то! Я во всю эту дребедень не верю. Факты так можно подтасовать, проинтерпретировать, что все что угодно можно приплести: и пришельцев, и приведения, и хрен знает что. Мозг человека такое может выдать, что не приведи господь! Но…
        Помню, как Марголин рассказывал про случай, случившийся с ним в общаге. Вот его примерный рассказ:
       – Учите  физику, особенно электричество. Если б не мои куцые знания! Наверное, уже бы лежал в психушке. Закон физики. Всю ночь не мог понять. Кто? За что? Бог наказал за беспробудное пьянство? А может черт? Полтергейст? «Барабашка»? А может, «конь белый» прискакал? Но благодаря моему строгому, аналитическому уму и атеистическому воспитанию, я все же разобрался. Только к утру понял, в чем дело. Пока не высмотрел провода под окном. А что было? В общаге, я на третьем этаже тогда жил. Ремонт канализации затеяли. Временный туалет во дворе на улице поставили. Ночью просыпаюсь. Так сильно захотелось «по маленькому». «Манометр» на пределе! Лень было идти во двор. Открыл окно и из окна стал писать… Так хорошо! Кайф! И вдруг. Бабах! Между ног по яйцам. Удар такой был, что упал. Чуть сознание не потерял. Полчаса прыгал. Так было больно! Как – будто кто-то со всего размаху ударил ногой  мне между ног. В пах. До утра сидел, размышлял. А потом допер. Какая-то доля секунды! Мгновение! Которое сохранило мне жизнь! Разряд тока! Сплошная струя мочи, а в ней соли проводящие ток, случайно на долю секунды замкнула провода. Невероятно! Спасибо жив. Чуть-чуть дольше – могло и  убить!
 
       Этот случай не показатель. Со мной было… До сих пор никак объяснить не могу… Машка ко мне всегда благоволила, мало того, можно сказать любила и не скрывала этого. Костя, ее муж, знал об этом и всегда на меня смотрел косо, но я повода ему не давал, поэтому и встречались мы не часто. И вот Машка умерла. По-глупому – спиральку одела в поликлинике и забыла, а она там за семь лет, эта спиралька, делов натворила.
      Костя позвонил и позвал на похороны. Купил я пару розочек, захожу в квартиру и, оторопел: чувствую легкое прикосновение к губам, как дуновение ветерка, словно поцелуй и воздушное объятие, словно ко мне кто-то прижался. И так легко стало! Тепло и приятно. «Привет Сереженька!» – прошептал голос Машки, вернее не прошептал, а прошелестел в моем мозгу! Телепатия? А Машка лежит в гробу! Дикость какая-то! Неужели это ее душа здесь летает? Но это было недолго, какое-то мгновение. Показалось?
      И тут поднимается тетка с дивана. Бичуганка какая-то, с мордой потрепанной, в замызганном неряшливом платье и пропитым, прокуренным голосом радостно обращается ко мне:
        – О, Долгий, привет!
– Ирка? – По отдельным, только мне знакомым интонациям, узнаю, мою первую туристскую любовь – мою суперзвезду.
        – А что? Неужели изменилась? – удивляется она.
        – Кх… Кх… Не совсем… Но давно не виделись, лет десять прошло…
        Но это уже другая история…
      
       Или еще… Как-то приехал я в  Акинчицы под Столбцами к  Мишке Стернинсону на день рождения. Ночью залез в палатку. Улегся. Трезвый совершенно. Мишка плов свой знаменитый сделал. Я объелся. Пытаюсь заснуть. Не спится. Живот свой, набитый жратвой, никак не могу пристроить. Потом все же кое-как я его пристроил. Положил его рядом с собой. А сам на бок лег. Вдруг чувствую, нет, вижу. Через палатку! Летит на меня кольцо, как венец терновый из фильма про Христа и опускается на мою голову. Три раза, словно разряд тока, прожужжали вспышки, я даже видел всполохи голубоватого цвета. Потом кольцо поднялось в небо и исчезло. Все это произошло так быстро, что я даже не успел испугаться. Думаю: что за чертовщина?
        По приезду в Минск звоню своему толкователю снов и личному астрологу Ирке Березиной. Так, мол, и так. Что это? НЛО? Пришельцы? Что теперь со мной будет? А она никак не отреагировала, а спокойно, даже я бы сказал безразлично, говорит, что, мол, это просто кто-то мной интересуется. Считал про меня нужную ему информацию. – «Есть по этому поводу мысли?» – спрашивает. – «Да. – говорю – Собираюсь на работу в одну фирму устроится. Директор обещал позвонить на днях, по поводу моего трудоустройства». – «Не простой у тебя директор, знаком с темными силами. Смотри!»…
       И еще раз там же в Акинчицах, тоже было… Перед тем как я лег спать разговор шел об инках: про фигурки динозавров, про рисунки ракет, вертолетов, про богов с неба, что жили рядом с инками. А ночью, когда я стал сладко дремать, один из богов-инопланетян неожиданно появился на потолке палатки, как в телевизоре, длинный такой, худой, метра три, с бородкой клинышком. С глазами огромными и грустными-грустными. Он молча смотрел на меня. Но я слышал его голос! Телепатия? Я не все запомнил, но попробую его речь передать:
       – С вами никто не хочет иметь дело. Вы другие.  Один раз три с половиной тысячи лет назад была попытка. Но ничего не вышло. Разум и чувства. Чувства победили разум. Превалировали. А надо было наоборот. Все было, все дали: технологии, машины. Бери – не хочу. Поторопились. А ведь было так хорошо! Прилетели на вашу планету. И природа, и атмосфера, и флора, и фауна! Рай! Стали осваивать, а на ней и разумные существа оказались, похожие на нас и внешне и физиологически. Правда, примитивные, но разумные. Жизнь у них была короткой, но насыщенной чувствами. Целый букет чувств! Планета охотников и добытчиков. А мы долгожители, с холодным рассудком и расчетливым разумом.
Мы вас научили как возделывать землю – земледелию. Привезли со своей планеты кукурузу, какао и многие другие растения, которые на вашей земле прижились. Мы могли делать все мысленно. Мы для них были богами, спустившимися с неба. Мы с ними стали спариваться. И скоро появилась новая раса. Гомосапиенс. Вы их потомки. От аборигенов вам достались тело и чувства, от нас разум. Как нам хотелось, чтобы наши потомки имели те же чувства! Радоваться жизни и творить. Но наши потомки жить уже столько как мы не могли. Надо было подождать каких-то  лет сто. Мы уже близко подошли в своих исследованиях к разгадке кода нового гена. Торопились они жить. Нарушали и разрушали они нашу жизнь. Рубили сук на котором сидят. Хотели все и сразу. Захотели и они стать богами, как мы – их прародители. Думали, что у нас есть секрет бессмертия, что мы его скрываем. Но никакого секрета не было.  А потом случилась революция. Все уничтожили и нас вместе с машинами. Еще лет двести по инерции пользовались благами нашей цивилизации, а потом все попортилось, вышло из строя. Только маленькая часть прародителей спряталась высоко в горах. Берегла знания  и технологии. Но время оно идет и за пару тысячелетий  и они растворились в пространстве…

Я так и не понял тогда: О чем он? Что это было? Сон? Воспринял все это как мои фантазии по поводу. Мозг перерабатывал предыдущую информацию? А потом, решил, что да, действительно поторопились приобщать дикарей к высоким технологиям, надо чтобы они сами постепенно пришли, эволюционировали, что сейчас и происходит. Надо было этот аргумент привести в нашем разговоре перед сном. Но инопланетянин-землянин? Я его так отчетливо и сейчас вижу! Эти грустные, грустные глаза. И еще помню: на мой вопрос, почему они на нашу землю прилетели? А он: – «А жить-то где-то надо? Наше солнце гаснет и наша планета погибает…»…

        А когда Ваську КОзела хоронили? На поминках один из родственников, на полном серьезе заявил:
     – Мы знаем, где душа Васи. Мы Клан, мафия семейная. Как только, кто в семье умирает, сразу кто-то в семье рождается. Вот и вчера Вася умер, а у племянницы родилась девочка. Мы уже знаем, как кто-то из женщин беременеет, так жди: как только она родит, кто-то из наших умрет. Куда Васина душа переселилась – мы знаем. Мы, КОзелы – бессмертны…
Все это я вспомнил после просмотра передачи «Невероятно но факт», где очевидцы рассказывали, как их души летали по загробному миру. Я убежденный атеист. В какой-то вселенский разум может и верю. Но думаю, что все это причуды нашего мозга. Кому моя жизнь нужна? Кто я во вселенной? Микроб! Пылинка Млечного Пути. И чтоб из-за меня, для меня, кто-то что-то… Не будет меня и что? Да ничего. Останутся удобрения. Единственная польза для будущей жизни. Кому нужно старое радио или телевизор? На запчасти не годится, только на свалку, на помойку, а я хоть на удобрения сгожусь, если сожгут, или кормом для червей, а они – тоже жизнь…
      
     …И опять я умер. Посмотрел я на свое тело в последний раз. Я – это моя душа. И полетел. По трубе световой. Или по туннелю? В конце туннеля шар светящийся. И никого!
      – Опять ты?
      – Я, конечно, извиняюсь, но…
      – Чего уж тут. Лети дальше.

      Как бы люк в шаре открылся и я в отверстие шмыг. Лечу. Скорее парю. Смотрю, а пере до мной река течет. Река не река, но как бы река и не из воды, а из эфира какого-то. Хотел перелететь, но не тут-то было. Не пускает что-то, как преграда невидимая. Как там, в фантастических романах? Экран защитный из энергии мне неизвестной. Оглядываюсь.
    Смотрю: а у речки этой и берега есть и обрывчик даже. А на обрыве сидят, как бы сидят, пристроились души – штук пять. Странные какие-то души, все разного цвета: фиолетовая, серая, красноватая, в полоску светло-серая и светлая. Что-то там оживленно обсуждают. Я к ним. А они впечатлениями делятся.
      – А вот я побывал в теле! – говорил полосатый. – Не жизнь, а малина! Все у меня было! И деньги и машина, и любовницы! А сколько ощущений – не передать! Весь комплекс! Весь букет! А какой адреналин!
      – А кем ты был? – перебила фиолетовая душа.
      – Ну, как тебе сказать. Что-то вроде бизнесмена. На бирже играл. Это поэзия!  То вниз рылом в дерьмо тебя бросят, то вверх взлетаешь. И хапаешь, хапаешь! А какие бабки у меня были! А какие женщины!
      – А от чего помер? – поинтересовался фиолетовый.
      – Сердце. Торопился жить: режим не соблюдал, с женщинами перебарщивал, стрессы постоянные. Не долго, но хорошо пожил – весело. А ты розовый кем был? Чего молчишь?
      – А чего говорить? Жил радовался, пока рос. Вырос – на войну послали. И в первый же день убили. Даже жениться не успел. Что такое любовь – не знаю. Подозреваю, что не одну жизнь, я военным был. С рождения тянуло к оружию. Правда, перед тем как меня убили, я успел пару душ загубить. Но что-то я их не вижу, а по трубе вместе летели. И где они?
– Тут, наверное, не одна река и не один обрыв. А может где дальше по берегу? Река длинная. И перевозчик не один. Смотри, наш-то уже подплывает. – встревает светлый.    
        – А мне не повезло.  Просидел всю жизнь на ферме. Все время работал, детей растил. Аж, шесть штук! Внуков немерено. Со счета сбился. Даже правнуки есть. Местами ничего жилось. Грех жаловаться. Прожил нормально. 90 лет. А что еще вспоминать? Да, в общем ничего. А ты серый?
       – А мне еще больше не повезло. И в семью попал убогую, нищую. И рылом не вышел. Меня все жизнь унижали, топтали. Мыкался, тыкался, а потом надоело. Спился и подох, пьяный, под забором, в грязной луже, в помоях. Немного, но пожил. Жизнь, как жизнь. Похвастать нечем. А ты фиолетовый кем был, всех спрашиваешь, а сам про себя не говоришь?
      – А я? Сексуальным маньяком был. Сколько чувств, эмоций, ощущений! Эйфории! Жаль, что быстро попался… Замочили меня на электрическом стуле. Как говорится: жадность фрайера сгубила. Абарзел.  Все больше и больше хотелось унижать, терзать, наслаждаться, убивать. Знал, что плохо кончу, но не мог сдержаться. А что сейчас меня ждет? Какое тело? Куда впихнут?
      – Вот переплывем эту речку и забудем всё. – говорит задумчиво светлый. – Останется чистый дух. Душа. Как там эту речку зовут?
      – Лета. – говорю я. – А вот и Харон подруливает. Эй! Ты кто? Харон?
Смотрю, а в ладье-то мой знакомый ветеран, кажется. Или они все на одно лицо? Такой же седой и контуры те же.
       – Как хочешь, так и зови. Нас тут вдоль реки много перевозчиков. – и голос, если это можно назвать голосом, знакомый.
       – А что на другом берегу? – спрашиваю я. – А мы с вами, случаем, не встречались давеча?
       – Может и встречались. Вас тут много, а я один. А что на том берегу? Приемник-распределитель. Сотрут у тебя память и в авоську запрут из паутины. В сеточку, как в клеточку, подвесят и будешь висеть до конца света, до нового взрыва. А может случиться и повезет: вселишься в тело и олигархом станешь. А может овечкой или рыбой бессловесной. Все лучше. Жизнь она есть жизнь. Обоняние, осязание, слух, вкус, любовь, и много всего. Правда не всю память и не у всех сотрут. У некоторых воспоминания останутся кое-какие. Все ваши нехорошие проступки незаконные останутся в памяти, так называемые грехи останутся. Они будут периодически всплывать в памяти и вызывать неприятные ощущения: внезапная боль или внезапный ужас. В воспитательных целях, перед вселением в новое тело. Если до этого дойдет дело. Говорят, слух прошел, что и вселяться уже будет некуда. Вспышку ожидают на солнце. Эх! С кем бы поменяться? Успеть пожить хоть немного, хоть букашкой-таракашкой, хоть плесенью или мхом.  Надоело тут вас возить туда-сюда. Ну что? Загружайтесь.
       – А можно не переплывать речку? – встреваю я.
       – Можно. А куда ты денешься? Другого пути-то нет. Сиди тут, разговаривай. Надоест. Захочется обратно в какую-нибудь жизнь. А чтобы жить, надо реку переплыть. Все забыть и, если повезет, начать новую жизнь. Разум, он на то и разум. Без него нельзя. Душа дает телу разум. Мы стержень разумной жизни. Без нас будет хаос. Без нас никак. Мы вечные. Мы жизнь жизнью делаем.
       – А начальство у вас какое есть? Бог? – спрашиваю я.
       – Ты имеешь ввиду высший разум? Есть, наверное. Кто-то ж все это организовал? Кто-то всем этим управляет?
       – А как с ними встретиться? Как пролезть к ним?
       – Не знаю.
       – Я тут давеча с одним общался, но там все по другому. Там был распределитель душ.
       – Значит, ты им не приглянулся, сюда отправили. А может на экскурсию, чтоб не выступал и знал свое место. И такие бывали – посмотрят и обратно улепетывают, но не всех обратно пускают. А ты фиолетовый куда лезешь? Как ты сюда попал? Тебе сюда нельзя! С твоими-то грехами?
       – А чем я хуже этого солдата-убийцы или этого полосатого?
       – Чем? Они жили по законам, тем законам, какие есть, какие приняты. Такой им был предначертан жизненный путь.
       – Что ж за законы такие: жрать друг друга и убивать?
       – Какие есть. Ты даже их не выполнял. Ты монстр и гадина. Ты темный! Ты возомнил себя богом. Вершителем судеб. Ты нарушал ход времени, предначертанный Судьбой! Отнимал жизни, которые должны были жить! А как ты их отнимал?! Прочь отсюда в отстойник! За тобой уже пришли.
       А перевозчик то непростой, думаю. Ишь, какой строгий! Откуда он про фиолетового знает? А как похож голосом на моего давешнего знакомого из предыдущего сна. Наверное, они все друг на друга похоже. Сразу видно, что начальство.
Откуда-то появился смерч и стал приближаться к нам.
– Да, я бог! – испуганно закричал фиолетовый. –  Я такой же, как и вы! Вам можно, а мне нельзя? Будьте вы все прокляты! Чтоб вы все сдохли. Чтоб  вы…
Но он не договорил, потому что смерч захватил его в свою воронку и он исчез в этой воронке. Смерч стал удаляться, а я полетел вслед за ним. Посмотреть: куда это фиолетового понесло?
      Картина что я увидел – ужасала. Почти рядом с солнцем, тепло которого чувствовала даже моя бесчувственная душа, был черный шар. Черная дыра, которая как трясина всосала смерч с душой фиолетового. Шар гудел, урчал, так противно, так жалостливо, как скуление умирающего вшивого пса. Непрерывный стон роя душ. Много душ. Шар был битком набит душами. А шар то не маленький, с добрую планету!
      Черная дыра шара дышала, шевелилась, как каша, как кисель, как жижа из темно-фиолетовых душ. Бурлила и кипела. Я чувствовал, что испытывают души, находящиеся внутри шара. Волнами наплывала пронизывающая ноющая боль и вслед за ней дикий леденящий ужас. И так постоянно, без перерывов. Так вот он какой, ад! Нет, не хочу! С огромным усилием я отрываюсь от притяжения шара и лечу, лечу…
      Останавливаюсь. Шар исчез. А куда сейчас? Обратно? А куда обратно? Завис в пространстве. Вокруг ничего. Вдруг замечаю огонек, скорее искорку. Я к ней. Ленчу и слышу звон. Райский звон…

      …Просыпаюсь. Опять будильник. Холодно. Трясет. Весь в поту. Чтобы это значило? Сны какие-то. Пора, наверное. Возраст. Здоровье уже не то. Пора готовиться к полету? Пожил и хватит? Все в прошлом, все было. А что сейчас? Старость подходит. Через год на пенсию. Старость. Альбина Лагунова со своей мамой мучается уже лет десять. Маразм старческий у нее, слабоумие – какашки свои кушает. У Любы Френкель мать лежачая, ей скоро 90. Памперсы, коврики ортопедические. Работу бросила – смотреть маму надо, кормить, переворачивать периодически.
      Митя Кушевский тоже лет десять мучался со своей мамой. Та наоборот бегала, все включала и обо все ударялась и все что попадет в руки, жевала. Умерла недавно – царство ей небесное. А у Галки Стремы? Мать выскакивает на улицу в сорочке и орет диким голосом, что ее дочь бьет, пенсию отнимает, не кормит, хочет отравить. Соседи привыкли – сочувствуют. У меня мать тоже; то газ включит не поджигая, то забудет выключить, когда что-нибудь варит. Но, слава богу. Тьфу… Тьфу… Ходячая. Это после двух инсультов! Да и дома постоянно кто-нибудь есть. Хоть какой-то контроль.
       Все-таки в былые времена люди нормально, вовремя, умирали. А сейчас, из-за этой чертовой медицины? Живут долго, правда, на таблетках. Даже новые болезни старческие появились: размягчение мозгов, Альцгеймера и прочие. На «гнилом» Западе вопрос стариков решили. А у нас? Бедные мы еще, не доросли. Я то еще за своей матерью посмотрю. А за мной кто посмотрит, если я долго буду жить? Мне одна ясновидящая предрекла, что я проживу 95.
       Нет, не хочу!  Не хочу никого обременять: ни сына, ни дочь, ни будущих внуков. А кто за Любой посмотрит? А за Митей? У них то никого нет. Надо в здравом уме из жизни уйти, как мой отец.
       Болел он перед кончиной. Было видно, как он мучается, как он страдает, но никому не жаловался. Терпел. Даже злился, если ему кто из близких хотел помочь. А когда приехала скорая, и давление у него было ноль, он мне прошептал: – «Ничего там сынок нет: ни трубы, ни дядьки с бородой и  с нимбом. Ах, Артемка, каким ты будешь? Так хочется пожить и увидеть! Проследи за его судьбой сынок. Помоги ему человеком стать…
       Отец не верил ни в бога, ни в черта. Он верил в человека. У него бог – человек. Даже умирая, его все мысли о внуке Артемке были. Как он внука любил! И я такой же атеист. Есть небольшие сомнения, но они совсем маленькие.  Одна мечта у меня: как бы уйти из жизни легко, безболезненно и вовремя. Как не стать «овощем»?..


Сто долларов

       Деньги! Эти чертовы деньги! Где их взять? Ведь где-то они есть? Где-то лежат? Ждут меня? Нет! Меня не ждут. Такая моя карма зарабатывать их своим трудом, потом, кровью. Всю свою убогую жизнь. До самой смерти! А ведь кто-то живет без труда и забот, у кого-то все есть. Родились в рубашке? Повезло с родителями? Обстоятельства сложились? Награда за голодную юность? Высидел задницей, терпением? Заслужил: жопу усердно и вовремя кому-то полизал.
       Талант, ум, и что еще способствует успеху, а значит достатку? У многих все это есть и талант и ум, но не всем воздается. Случай? Слепой случай? Повезло? Оказался в нужном месте, в нужное время? Обстоятельства благоприятно сложились или звезды на небе удачно расположились? Где эта задница, которую надо полизать? Где этот дьявол, этот черт, которому можно продать душу? Ведь готов на все!
       Весь мир готов продать свою душу дьяволу. Или не весь? Найдутся больные идеалисты, фанатики веры, но я уверен, что их немного. А ведь есть избранные счастливчики, которым удалось продать свою душу дьяволу. Дьявол один, а нас много. Сколько уже миллиардов! Все хотят счастливо и без забот жить!
       Конечно, было время у всех, когда отсутствие денег не так было заметно как сейчас в зрелом возрасте. Когда  ты был молод, то об этом думал, но не так остро, как сейчас. Все было впереди. Была надежда, что сумеешь, добьешься, достигнешь. Но где-то не сложилось, что-то помешало или кто-то…
       Примерно знаю, где остановился мой экспресс будущего успеха. Когда забрали в армию? Или Горбачевская перестройка?  Но сейчас, когда жизнь почти прожита? Кризис финансовый в мире. Кризис в душе. Или депрессия?
       Какая большая Земля! Сколько интересного в мире! Все это не для меня. Кто - то путешествует по миру, но не я. Мечта моей жизни кругосветное турне. И где только в мечтах  я не был! Но нигде я так и не побывал! Бывший СССР и то не везде.
       Вчера прихватило сердце и сильно так. Обрадовался: ну, думаю, слава богу, наконец-то "дам дуба". Лег на диван сложил на груди руки и стал ждать, когда помру. Мысленно попрощался со всеми. И тут, на тебе! Вспомнил про Митю и про то, что я ему должен 100 долларов.
       Вот, гад! Нашел время! Мог бы и не одалживать. Что он про меня подумает, когда придет на похороны? Вскакиваю с дивана, нахожу валидол, под язык кладу таблетку. Пока одеваюсь, таблетка действует, сердце отпускает. Хватаю стодолларовую купюру и  двигаюсь к Мите.
      – Здоров Митя! – с порога ему я.
      – Привет. А что случилось, с утра и натощак? В воскресенье?
      – Да вот привез должок. Из-за тебя, между прочим, не смог нормально помереть.  – и рассказываю ему.
      – Ну, сто долларов, ради такого случая я бы тебе простил. Так что можешь не отдавать. Подожду, когда помрешь. Помирай спокойно.
      – Ну, тогда одолжи четыреста.
      – Четыреста? – Митя возвел глаза к потолку. – Надо подумать.
      – Да нет, я пошутил. Вот, возьми, – и отдаю ему долг…


И еще один сон

      Откуда у человека тяга к риску, к сильным ощущениям? Особенно в юношеском возрасте. Сколько глупых, ненужных смертей! Из-за дурости и бесшабашности! Перед кем-то показать себя, утвердиться? Бессмысленное геройство! Тяга к алкоголю, наркотикам – что это? Конечно, приятно для самолюбия, настроения, новых неизведанных ощущений, «кайфа», «балдежа». Все это чувства. Обостренные, сильные и потому приятные. Я думаю, что все пороки человеческие не вина самого человека – это интерес его души! Ей нравятся новые ощущения в новом теле. Это не эфир молочный. В физическом теле интереснее. Даже для души, истосковавшейся души, эти чувства – обоняние, зрение, вкус, осязание, любовь,  всегда внове.
      Интерес к физической жизни растет, с каждым новым веком. Жить стали интереснее, и дольше. Всего хочется попробовать, подольше побыть в теле. А тело надо холить, лелеять, беречь. А как? Деньги!  Они дают все! Независимость, уверенность, покой, даже здоровье можно купить.  А где деньги проще всего взять, не напрягаясь? Хорошо женщинам. Торгуя своим телом, можно зарабатывать, даже получая при этом удовольствие. А нам мужикам? Деньги!

…     Опять  я умер. Опять летит моя душа по световой трубе. А вот и светящийся шар.
      – Привет – говорю.
      – Привет. Ну что опять? Может, хватит? – спрашивает равнодушно шар.
      – А я причем? Самому надоело умирать.
      – Ну ладно, лети. – И открывает люк. Я в отверстие шмыг.
      Смотрю – город не город, но улица широкая и дома высотные по сторонам улицы, с вывесками. Улица длинная-длинная, конца не видно. И я по улице иду. Смотрю по сторонам – вывески читаю. «Авеню  Христа». А вывески с надписями: «Церковь Христа», «Адвентисты седьмого дня», «Мармоны» и прочие названия сект, о которых я даже и не слыхивал. Целый квартал! А у входа у каждого здания в белых одеждах мужчины и женщины с крестами, одни молитвы бормочут, другие псалмы поют.
       Быстренько прохожу квартал, а там исламисты на коленях, на ковриках поклоны бьют. Пробегаю и их. Потом квартал черт знает чего и какой веры, буддисты наверное,  по пояс раздетые и в позах разных застыли, а один: я узнал в позе «лотос». Чуть не бегом пробегаю и заодно и евреев с их пейсами. С облегчением увидел табличку на которой было написано «Авеню Атеистов».
       На зданиях вывески клубов по интересам. Чего только нету: и любители пива и виски, бильярда, футбола, просто бега, гольфа, бейсбола… Сплошные клубы. У входа каждого клуба стоят зазывалы: хватают, тянут к себе, а из какого-то клуба мальчик с девочкой вцепились и чуть не затянули в здание. Еле вырвался. Читаю вывеску – «Клуб педофилов». Ни хрена себе! думаю. И это на небе! Почти в раю! Куда я попал? Что это?
       Бегу дальше, притормозил, вижу – что-то знакомое. Никто не зазывает. Читаю вывеску: «Клуб изобретений и открытий». Захожу. А там мужик сидит в очках. А глаз то нету!
        – Здравствуйте коллега. Вы кто? Доктор наук? Ученый? А может кандидат? – подкатывает он ко мне.
        – Нет. Конструктор.
        –Тоже наш человек. Заходи. У нас все что надо, есть и работа по интересам. Ты, как я понял, изобретатель. Вот тебе кабинет. Заходи. Вот твой кульман родной. Стол рабочий со справочной литературой, карандаши твои любимые «Кохинор» М3, точилочка, а вот здесь в папке темы, задачи, которые надо решить. А может у тебя свои идеи есть? Черти, изобретай, твори. Если с женщиной пообщаться хочешь – вот кнопка. Отдохнуть захочешь, поговорить –  постучи в стенку. Рядом – тоже как и ты изобретатели. А там в ту дверь напротив цех, где твои идеи воплотят и испытают, а потом на Землю отдадут на внедрение.
        – А где поспать, поесть?
        – А зачем? Ты же душа бестелесная. Ни есть, ни спать тебе не надо. Твори. Если тебе другие чувства нужны, то есть клубы по интересам. У нас, то что тебе надо, все есть. Решай. Остаешься?
        – А подумать можно?
        – Думай, только не долго.
        – А что ты там про женщин говорил?
        – Ну, если тебе для творчества, для разрядки, для вдохновения необходимо испытать чувство любви, оргазма, то пожалуйста. Нажми эту кнопку. Но не часто ее жми. А то понравиться и придется тебя увольнять и переводить в бордель (тут недалеко). Но там не просто – придется подождать. Желающих много. Но и это надоедает, быстро насыщаются и перебегают в другие клубы. У нас тут постоянная ротация.
        – А как насчет выпить?
        – Пожалуйста, есть и такой клуб.
        – Я имею ввиду для настроения, за успех: рюмашку другую.
        – Можно, попроси – вот телефон. Принесут на подносике. Но одну две не больше. Все можно, но чтобы все эти дополнительные ощущения не мешали творчеству, главному, делу.
        – А можно темы посмотреть?
        – Смотри.
        – Так: вечный двигатель, теорема Ферма, устройство для левитации. Ого, темы! А про Солнце, протуберанцы, вспышки? Не вижу.
        – Ты же не физик.
        – Изучим, это ж интересно! И душа вечная, времени хватит. Жизнь на Земле спасать надо. Что за вспышки на Солнце? Как от них защитится? Экран защитный сделать? А может саму атмосферу сделать защитной?
        – Это не у нас.
        – А где?
        – Дальше. Академия Солнца, а про атмосферу - Академия Земли.
        – А чтобы вместе?
        – Можно и вместе. Новую академию создать недолго. Да вот со специалистами трудновато. Один ты не потянешь. Времени мало. Кроме идей и нестандартных решений, нужны узкие специалисты в разных областях. Если поставить задачу, определить направление, то конечно, возможно решить и эту проблему. Но пока до квартала Науки нужные претенденты доберутся… Перехватят. Соблазнов много.
– Но я же добрался. Можно и заранее отобрать, предупредить, провести разъяснительную работу… Столько людей на Земле каждый день умирает.
– А к нам приходят единицы.
– Но каждый день.
– Но половина из них, через некоторое время сбегают в другие клубы.
– Но все равно. Надо публику готовить.
– Нельзя.
– Это почему же?
– Необходимо, чтобы душа сама, добровольно к нам пришла.
– Ёма ё! Да в набат надо бить! Еще на Земле, при жизни! Для живых! Речь идет о жизни! Жизни на Земле!
        – Кроме Земли и другие планеты есть. Другие галактики. Другие формы жизни.
        – А сам ты откуда?
        – А я всегда здесь.
        – Всегда?
        – Ну, был жрецом в Египте когда-то, уже и забыл когда. Еще до Хеопса.
        – Ого! Наверное самый старый? Ветеран.
        – Да нет, есть и подревнее меня. Еще до Потопа сюда попали.
        – А мне жизнь на Земле нравиться. Не хочу, чтобы она погибла.
        – Ты просто другой жизни не знаешь.
        – А другой и не надо. Разве что посмотреть краем глаза. А ты видел?
        – Нет, но знаю. Теоретически. Могу рассказать.
        – Лучше посмотреть. Можно это сделать?
        – Тебе можно. Потом в командировку на экскурсию слетаешь, а сейчас… Ну, что? Берешься за создание Академии Спасения Земли.
        – Кто!? Я!?
        – А чего? Сразу можешь и приступать. Только вывеску повесить и спецов-исполнителей найти, желающих спасти Мир. 
         Неожиданно зазвонил телефон. Очкарик удивленно посмотрел на трубку.
        – Ну, бери же трубку. – говорю я.
        – Он никогда не звонил, обычно я поднимал трубку и с кем хочу, с тем и говорю…

…       Просыпаюсь. Опять будильник? Нет. Сегодня выходной и я будильник не включал. А что звенит? Тьфу! Телефон! Нехотя встаю, понимаю трубку.
        – Алло.
        – Здорово. Что так долго? – слышу голос Мити, - Спал что - ли? Поехали на рыбалку, в машине место есть.
        – Какая рыбалка? Мир надо спасать! Вспышка скоро будет на солнце!
        – Ну и хрен с ней, со вспышкой! Щука на нерест пошла! Собирайся. Мы едем с ночевкой. Палатку прихвати и спальник – все в машине не поместимся. Через полчаса у меня. – говорит Митя и кладет трубку.
         Щуку фаршированную я люблю. Если щука пошла, то надо ехать и стал собираться.

 Только отошел от телефона, как он опять зазвонил. Ну, думаю Митя чего-то забыл сказать. Поднимаю трубку.
       – Сережа, здравствуй! Это я, Катя! Не забыл меня.
       – Тебя?! Катенька, ты единственная и на всю жизнь оставшуюся моя любимая женщина. Где ты пропадала?
      – Спасибо. Я в Индии была. Только прилетела. Все последнее время мечтала съездить в Индию. К своему гуру, Учителю.  Наше белое братство организовало поездку. На последние деньги! Еле наскребла! Думала там я стану просветленной, познаю истину. Буду ходить по святым местам, где жили и Кришна и Будда. В священной реке Ганг совершу омовение. Боже, какая она грязная! Только ноги помочила. Наша речка говнотечка Серебрянка и то чище! В первый же день отравилась их вегетарианской едой. Такая диарея была! Я думала, что холеру подцепила.  Все десять дней, почти все, в туалете просидела. Учителя своего видела. Наставления его послушала. Ну, копия моя бабушка. Те же прописные истины послушала, что я с детства слышала от бабули и в библии читала. А какой в Индии ужасный английский! Я думала, что знаю его в совершенстве. В Англии была раз пять! Два года изучала произношение! В Англии меня понимали, а в Индии нет! Теперь я знаю, почему они медитируют, мясо не едят! Там не только мясо – есть не захочешь,  даже жить не захочешь! 55 градусов в тени! А спали! На цементном полу на ковриках. Дышать нечем, духота. В комнате человек двадцать! Почти вплотную друг к другу. А в городе народу! А какая грязь! Идешь, под ноги смотри, как бы на что не наступить. – жалуется Катя с обидой в голосе. – У меня открылись глаза! Ничего лучше нашего Христа нет. Я, наверное, стану как и ты атеистом. Сережа приезжай! Я купила бутылочку хорошего сухого вина, наварила мяса. Целую курицу в духовке зажарила! Одна я не справлюсь. Приезжай! Помоги! – и бросила трубку.

        Катя и мясо? Не может быть! Даже вино! С ума сойти! Такая была ярая поборница своей религии! Морковка, вегетарианские салатики и зеленый чай. Вот ее еда и питье. Как она готовилась к поездке в Индию, к  встрече со свом гуру! Он с ними, с их белым братством переписывался на английском языке. Она и английский в совершенстве изучила. И вот съездила. Посмотрела. Глаза у нее открылись.
        Как она на мои циничные откровения реагировала! Если б не ее религия, которая всех заблудших прощала, то убила бы, наверное. Она надеялась своим примером вовлечь меня в свое братство. Они два раза в неделю собирались медитировать. Мужиков у них, кроме Андрея, не было, а я какой никакой – мужик. Ну что ж, думаю, надо ехать. Какая рыбалка! Любимая женщина – это святое.  Покушаю на «халявку», выпью сухенького, с женщиной симпатичной и красивой пообщаюсь, а вдруг и…   Звоню Мите.
       – Дмитрий Львович извини, но не могу. Нечего взять, дочка раздела: и спальник и палатку и рюкзак забрала. Она со своими на лесное озеро укатила. – неожиданно, кстати, вспомнил я. – Да и какой я рыбак?
       – А кто нам уху сварит? Ладно, живи. Я так думаю, если ты от щуки отказался, то это, наверное, ты к какой-то бабе «навострился», – и отключился…


Мать

      Мать не хотела смириться с пришедшей старостью, ну, никак не хотела! До восьмидесяти лет была не дряхлой старушкой, а живой, активной пожилой женщиной. И вдруг три инсульта подряд. И все равно не могла смириться! Кряхтя и охая, с палочкой, еле-еле «телепая», но двигалась. Все надеялась на панацею. Верила, что еще немного, и она снова забегает, как молодая,  только пройдет курс лечения: уколы поколет, таблетки попьет и ...
И колола уколы бешено дорогие импортные и таблетки стодолларовые глотала, а все хуже и хуже становилось. Тело отказывало, а мозги наоборот работали с удвоенной энергией! Умом она понимала, что старость не лечится – но это не с нею! По телевизору показывают, во что превращаются с возрастом наши киношные актеры-кумиры, но с ней этого не будет! Педикюр, маникюр, брови, прическа – до последнего дня за собой следила. Боролась до конца, но… А я?