Не признали

     Четвёртый курс. На кафедре я компьютерный гений. Волшебник и маг любых программ и головоломных расчётов бесконечномерных расходимостей и ветвящихся реакций. Надо выбирать куда ехать делать диплом, а потом остаться там уже по распределению. Голова у меня по этому поводу не болела, она у меня вообще редко болела по любым поводам. Мы с миром были друзья с колыбели. Отсюда мой свободолюбивый нрав. В смысле нежелания делать вообще какой-либо выбор. Да и вообще какой может быть выбор в цельности мира. На кафедре порекомендовали сходить поговорить с приехавшим представителем солидного учреждения. Уговорили раза с третьего. Пришёл, поговорили. Спросили что умеешь, какие знаешь язЫки компьютерные. Ясное дело умею всё и знаю все язЫки. Обрадовались. Сказали, заверните, берём. А было это зимой.

     Каждую зиму я отпускал бороду. Знатная была борода, окладистая. И каждую весну с ней расставался до следующей зимы. Из тех соображений, что если потом захочу вдруг с оной расстаться, то буду белый белый лицом. А так постепенный весенний загар.  Хотя было ещё одно соображение. Когда я долго ходил в бороде, то становился непомерно крут и каким-то дюже серьёзным, а это точно не по мне. А по мне весёлый малый с душой нараспашку. Токо где ж взять столько распашенного простора. Вот душа поэтому то сжимается в суровую такую струну, то расжимается, не поймаешь, не догонишь. И парит над миром. Классно ей, да и мне комфортно. Ну а уж когда сжимается, тут разбегайся народ. Струна так гудит, что на пути не попадайся, хотя и трансформаторного эффекта за глаза может хватить, тем кто рядом. Хотя те кто рядом гудеть тоже могут, и не слабо. Так что сродство эффектов роднит и дело бурлит так, что дым и жареным пахнет от научных проблем, когда физики горят на работе, и не сгорают.
    Такой эффект катализатора (^ Катализатор – это вещество, изменяющее скорость химической реакции, но само в реакции не расходуется и в конечные продукты не входит. При этом изменение скорости реакции происходит за счет изменения энергии активации...).

     Так вот, приехал я по весне на диплом. В научный город-городок, где уже построен был коммунизм в отдельно взятом городе. Природа сказочная. Сауна. Городские кафе как в Париже. Беременные женщины дома не готовили, питались в столовой, поскольку там готовили лучше, чем в ресторане.

     На градообразующее предприятие в научный отдел к своему научному руководителю диплома. Сразу включился в работу, сразу идеи стал генерировать, по делу, ума-то с детства не занимать. Сколько же они со мной пережили. Я-то работаю себе спокойно, а там такое за кулисами творится что ни в сказке сказать, ни пером описать. Началось с моего появления. Всё и вся на ушах. Брали-то одного человека, а приезжает другой. На всех фото солидный и бородатый, а в наличии молодой и безбородый, где бородой и не пахнет. Запросы, согласования, нервотрёпка, шок, адреналин. Это потом мне рассказывали со смехом, а в самом процессе всем не до смеха было. А я ни слухом ни духом. Ладно, утряслось, проехали, успокоились. Не надолго.

     Курсе на третьем, когда только начали на кафедре обретаться, влезли по уши в машинный зал и уже оттуда не вылазили. Товарищ меня этим делом зажёг и заразил. Он с ассемблером на ты, в машинных кодах мыслил. Написал он программу коротенькую управления магнитофоном с копьютерными лентами, а это нам нужно было, поскольку читали мы между делом всё что читалось, да и то что не читалось тоже. Стругацкие: Улитка на склоне, Пикник на обочине, Гадкие лебеди, Понедельник. В общем всё и в машинных кодах записано было на самодельную бобину, выточенную на станке своими руками из оргалита, алюминиевыми заклёпками приделанными к ней оргалитовыми кругами, сделанными из старой ненужной лампы-светильника дневного света, и намотанным километром широкой плёнки для компьютерного магнитофона.

     Ну, само собой с бобиной рукодельной и программкой я не расставался нигде и никогда. И на дипломе между делом почитывал любимые произведения. И теперь о том, почему недолго была тишь да гладь. Пока не заглянули в машинный зал во время работы, когда совпала у меня минутка отдыха с работой серьёзных дядей. Картина достойная кисти художника под названием остолбенение.  Мерно гудит умная машина размером с дом, плавно кружатся в вальсе большие бобины, мерно вдыхая и выдыхая нули и единицы, искрятся в свете ламп дневного света умиротворённые электроны, всё дышит гармонией, строгостью форм и безмерным порядком и покоем.

     И вдруг безспокойный взгляд узрел в сисадминном царстве мятущиеся движения моей самодельной и такой невозможной своим присутствием здесь и сейчас, такой дышашей диссонансом и невозможной вещи из другого мира. Постичь это было не просто, почти невозможно. Все пути к информации и электронным компьютерным недрам были перекрыты напрочь на уровне всех программ и операционной системы в целом хитроумными способами всех степеней защиты. Ну конечно, была в этом мире ещё только  моя маленькая программа, которая разговаривала с электронами посредством языка, на котором разговаривала умная машина при своём рождении. И мы с ней упивались миром Стругацких.

     Когда все пришли в себя, о чём мне опять же рассказали гораздо позже, с теплом и юмором, то поступили очень мудро. Стали подстраивать расписание работы серьёзных дядей таким образом, когда расписание моей работы не могло бы пересечься с расписанием у них. Однако моя работа никак не была регламентирована, и я представляю, каких трудов стоило им это сделать.  Совместить порядок и стохастику, и чтобы всем при этом было легко и приятно.