Грехопадения

Николай Беспалов

Грехопадения















Грехопадение номер один
Эту историю мне рассказала давняя моя приятельница.
Мы не виделись с не почти десять лет. Я успела четырежды выйти замуж и развестись. Родила сына. Дала ему высшее об¬разование. Теперь он далеко. Служит Штатам. В их пресло¬вутой Силиконовой долине. Стоило выматы-ваться, горба¬титься, чтобы сын работал на про-тивную мне страну.
Я живу в своё удовольствие. Имею право. Более три¬дцати лет я служила государству. Ны-не я делаю только то, что хочу. Нет. Конечно, я своевременно плачу за квартиру, перехожу ули-цу в положенном месте и на разрешающий знак светофора. И какаю я, пардон, в туалете. А в другом, извини, подвинься.
И никто мне не указ. Ненавижу ханжест-во. Могу, не моргнув, так отшить нахала, что у него уши завянут. При этом я, чего скромни-чать, хорошо пишу стихи. Подрабаты¬ваю на ТВ. В рекламе. От этого имею неплохой доход.
Могу забуриться в шикарный ресторан и там проку¬тить весь гонорар. Могу там подце-пить какого-нибудь хлю¬ста и провести с ним ночь. Мне шестьдесят? Ну и что!
Вы о Лиле Брик слыхали? Слыхали. То-то. Ей было девяносто, а мне всего ничего. Шесть-десят. Зеркало Бенвен¬тутти Челини мне никто не подсовывал и я не претендую на лавры, ни Айсидоры Дункан, ни Катрин Денёв.
В молодости я была ужасной хулиганкой. С возрастом эта черта не то, чтобы не исчезла, наоборот усугубилась.
В моей квартире всё подчинено одному - моим прихо¬тям. Пускай кое-кому покажется, что у меня беспорядок и не¬красиво. Мне так удобно и катитесь все к чертям собачьим. 
Как Вы, например, отнесетесь к такому. За всю свою трудо¬вую жизнь, стаж в меня три-дцать четыре года, я ни разу не была наказана. Одни благодарности и награды. Грамоты, ди¬пломы. И даже две медали и орден.
Я имею звание «Почетный изобретатель РСФСР», на¬граждена медалью «За трудовые за-слуги». Дверь моего туа¬лета оклеена грамотами и дипломами. Там им место.
Когда мне стало до щекотки смешно от этих моих на¬учно-технических экзерсисов, я наклеила следы того в отхо¬жем месте и стала коллекционировать, как бы так выразить¬ся, чтобы не оскорбить слух моей приятельницы, - факты моего нравственного падения.
Денег это не приносило. Но что может сравниться с чувством полного удовлетворения.  Эндорфин! Слава ему, нейрогормону.
Вот Вы говорите, в шестьдесят лет, что у мужчин, что у женщин происходят необрати-мые процессы, и они уже не способны получать истинного наслаждения от акта соития. Ерунда!
Так говорят либо очень больные люди, ли-бо до мозга костей пронизанные ханжеством и лицемерием. Однозначно. Так говорил мой сын Ашот.
Почему я дала такое имя сыну? Папаша его Сукиас Ашотович. Армянин. И, что?! Про-ехали.
В коллекционеры я записалась в сорок де-вять лет. Ка¬кие это были годы! Позже их прозо-вут лихими. Лихие девя¬ностые. На улицах стре-ляют и режут Глотки. Мне не до того. У меня менопауза. Гинеколог, что «вёл» меня все по-следние годы, дал мне подробные наставления на этот период жизни, и я легко перенесла вся-кие приливы, отливы.
В последний раз мы виделись с приятель-ницей за год до развала СССР. Ну и мерзкая была зима. Не по погоде. По сути происходяще-го. Моему отпрыску было двадцать. Доче¬ри подруги семнадцать. Мы встречались почти ка-ждые выходные.
Как правило, с детьми. Подруга хотела, чтобы мой сын начал ухаживать за Аней.
- Ты знаешь, Марина, твой сын, мне ка-жется, ещё не испорчен.
Знала бы подруга, что одна из девушек моего сына недавно сделала аборт, и это мне стоило денег. 
Я же вспоминала, что было в 1985 году. Вы помните этот год? Я его запомнила на всю жизнь. И не потому, что в этот год к власти пришел Горбачев. О его роли в нашей новейшей истории говорить не хочу. Вырвет.
Да черт с ним! Какая была весна! Живи, радуйся. Детей рожай. Не дай Бог. А то кар-тошку сажай. Самое время. Но я не о том. Я его запомнила на всю жизнь.
Он приехал в Ленинград. Я о Горбачеве. Тот тоже был отмечен чертом. Я, вообще, люблю мужчин, которые умеют говорить увлекательно. Он умел это делать. Как и прочее, о чем я скажу позже.
Однако, этот говорун мне с первого раза опротивел. Говорит гладко да сладко. Бабы пи-сают горячей струей.
Я тогда работала в районном бюро по об-мену жилой площади. Расселяли коммуналки. Хорошие дела вершили мы с подружками. Всем было выгодно. И нам, и тем, кто менялся. Кого куда расселяли. А то, что некоторые старушки умирали при этом, так на то воля Божья. Мы тут не причем.
Но я не об этом. Подруга моя, жена Глав-ного инженера одного из  КБ судостроения, ре-шила тоже путем обмена улучшить свои жи-лищные условия.
Я ей помогла. Расселила большую комму-нальную квартиру в центре города. Семью алко-голиков я переселила в дом, который должен был пойти на снос на улице Шкапина. Спроси-те, кто разрешил такое? Не думаете ли вы, что среди начальников нет людей без проблем? То-то.
Деда, участника боев под Ленинградом, на Синявинских болотах, мы заселили в комна-ту на последнем седьмом этаже. Там протечки постоянные. Там  он и простудился. Для пожи-лого человека воспаление легких все равно, что приговор суда к расстрелу.
С третьим квартиросъемщиком было сложнее. Хотя и была старушка в возрасте со-лидном, но рассудка не потеряла, и, ни в какую не хотела съезжать с площади. Была она вдовой какого-то известного то ли дирижера, то ли му-зыканта. Её комната была самой большой, с эр-кером.
- У меня тут, - говорит, - мне все напоми-нает о муже.
Оно и понятно. Из того, что было в её комнате можно музей соорудить. Столько кар-тин и антиквариата. Канделябры, фарфор ки-тайский, хрусталь, мебель стильная. Мы и так Мы и этак. Стоит на своём, как утес. Что же. Не мытьем, так катаньем. Квартира пустая. Все остальные съехали. И начались к ней странные звонки по телефону. Позвонят и молчат. Или какую скабрез¬ность в трубку. Через неделю к Саре Иосифовне каждый день «Скорая» по два раза в день приезжает. Нашли её сидящей, про-стите, на унитазе. Родни у неё нет, так что всё имущество по закону отходит государству. А что такое ЭТО государство?
Вот, вот. Не знаете. Я знаю. В данном случае государ¬ство, это ЖЭК Опись имущества должна проходить в при¬сутствии нотариуса. Вахтанг Владимирович тоже человек. У него маленькая дочка, красавица жена. Грузины к женам от¬носятся трепетно. В том смысле, что их жены всю дорогу трепещут.
Он согласился участвовать в описи. Тетка из ЖЭК,а берёт фарфоровую супницу, Кузне-цовский фарфор, для тех, кто разбирается.
Он пишет ваза из майолики. Грош цена. У меня глаза на лоб. Полное собрание, прижиз-ненное, сочинений Гёте на немецком языке.
Вахтанг пишет - подержанные книги; чушь собачья, на иностранном языке.
И так все остальное. Он своё дело сделал. Теперь моя очередь. Для меня это, что орехи колоть. Тётку из ЖЭК,а я домой привезла в дым пьяной. Напоила и мужа её. Зато все вещи и книги остались в ком-нате. Опечатанными. Мне они не нужны. Подружка же увидав, их зашлась.
- Какая роскошь! Всю жизнь мечтала о таком диване, а торшер-то, торшер! - все в та-ком роде.
- Это всё будет отправлено на хранение в жилконтору, - и молчу.
- Что они там, быдло, понимают в хоро-ших вещах.
Я опять молчу.
 

- Мариночка, миленькая, - знаю, как ты меня за глаза обзываешь. По-научному. Проще говоря, бешеная матка, ¬Дорогая, ты же всё можешь. По-хлопочи. Мы отблагодарим.
Отблагодарили. Всучили две бутылки коньку. Одно¬значно, они переехали в эту квартиру, и вещи антикварные получили в придачу.
Новоселье отметили и надолго, года на три разошлись.
Я уехала в Тюмень. Меня туда утащил буро-вик Простой па¬рень, но обаяния невероятного. И силы. Я там не только ему «опорой» была, а «упи-рался» он по нескольку раз за ночь. Я там работала. Переводила письма на английский язык. Платили неплохо. С учётом северного коэффициента.
Буровика придавило какой-то штуковиной. Перебило позвоночник. Ходить он уже не мог. Я и уехала. Я ему, что жена? Нет. Знал, на что подпи-сывался.
Вернулась, а работы нет. Кто же будет спе-циально для меня держать такое место. Дураков нет. Врешь, Марина, есть.
Сижу я как-то в ресторане при  Витебском вокзале, там у меня знакомый халдей, и потому кое-что на мой стол поступает бесплатно. Со стола молодоженов.



Подваливает ко мне типчик. Стоит и улы-бается. Руками разводит и молчит.
- Тебе чего надо, убогий? Немой что ли?
- Азохен вэй, Хочу предложить Вам пере-сесть за мой столик. У меня праздник сегодня.
- У евреев пасха не сегодня.
- Как Вы правы, как правы. Пасха тут ни при чем. Я приз выиграл.
Знала бы я тогда, что за приз он выиграл, ни за что бы не пошла с ним. А в тот момент пошла.
- Что пить будете? Водка? Коньяк? Шам-пусик?
- Откуда ты такой?
- Какой такой? Я Кацеленбоген Евгений. Еврей.
- Рыжих евреев не видала.
- Мы разные бываем. И рыжие тоже.  Уч-тите, мадам, я обрезанный.
- И для чего ты мне об этом говоришь?
- Чтобы потом Вы не были шокированы.
Это надо же! Мы и не выпили ещё, а он уже о том. Евгений Кацеленбоген жил в новом доме на проспекте Косыгина. Дом кооператив-ный. У них чисто. Дверь в парад¬ную на замок закрывается. На лестнице цветы в горшках. Стены чистые. Нет на них «наскальной живопи-си» и слов не¬приличных.
Женя ведет меня уверено. Сильный ры-жий еврей.
- Я с мамой живу, но ты на неё внимания не обращай. Она глухая и почти ничего не ви-дит.
Такого изобилия всякого антиквариата я не видела.
Всё забито. При этом в прихожей под по-толок автомобиль¬ные шины.
На кухне тоже нет свободного места от разного рода бытовых приборов. Сплошь им-портные. Таких в наших мага¬зинах не купишь.
- Зачем тебе, товарищ Кацеленбоген столько импорт¬ной техники.
- Это потом. Всё потом. Пить ещё будешь? - а сам уже снимает рубашку.
- Ты, что удумал? Мальчик, я женщина порядочная.
- Я не против порядка. Сначала мы с то-бой в душ.
- Пошел бы ты куда подальше, спекулянт.




- Старыми понятиями мыслите, мадам Гри-цацуева, - он Ильфа и Петрова читал, - Теперь это называется предпри¬нимательством.
Мальчик вдруг сник. Потух.
- Идите домой, вот деньги на такси.
- Чего это?
- Вы из милиции. Как я раньше не понял.
- Дурак ты, рыжий. Запиши телефон. Скучно станет, звони.
Прошло больше месяца. Я напрочь забыла о нем. Но он позвонил.
Так я сошлась с этим проходимцем. Он был щедр и ласков. А что ещё нужно женщине? Зава-ливал меня подарками.  Ту шубу, что Вы видите на мне, он подарил, и сережки с брюликами тоже он. Так продолжалось почти два года. Евгений Каце-ленбоген исправно исполнял свою предназначен-ную природой функцию. Сначала я, как могла, предохранялась. Но потом уяснила – он, точнее его сперматозоиды не способны к репродукции, и вы-бросила в помойное ведро все презервативы. Ма-маша его слепа, слепа, а их нашла. Вероятно, в по-ру её молодости такими предметами не пользова-лись, и потому старая еврейка решила, что это дет-ские шарики. Надула их и развесила на кухне. Ме-ня не было дома, когда Женя обнаружил такое.
Он долго смеялся, а потом мне устроил скан-дал. Это было первой каплей в чашу нашего разво-да.





Детей мы с Женей не нажили. А его бизнесу скоро пришел конец. Сколько верёвочка не вейся. Взяли моего еврея дома. Мамаша его

мама







Детей мы с Женей не нажили, а делу его скоро пришел конец. Сколько верёвочка не вей-ся…Арестовывали его дома. Меня в тот час до-ма не было, а соседи рассказали, как мамаша Жени повисла на руках милиционеров и её с трудом оторвали от сына.
Скажу не таясь, я тосковала по нему. Есть такая присказка – лекарство от любви любовь.
В одна тысяча девятьсот восемьдесят де-вятом году я работала в киоске «Союзпечать» на Петроградской стороне. Каждое утро ко мне приходил солидный мужчина с собакой, поку-пал «Ленинградскую правду» и произносил одну и ту же фразу:  Доброе утро Вам и удачного дня. Меня уже тошнит, а он все твердит. На эн-ный раз я ему ответила: Лучше помогите мате-риально.
Ляпнула и позабыла, он запомнил, стер-вец, и в тот же день вечером, это была суббота, он явился.
- Мы с Вертой приглашаем Вас на ужин.
Верта это его собака. Красивая сучка.
- Устроим вечер пи свечах.
- У Вас электричество отключили?
- Электричество, спасибо Ленэнергу у нас есть. Свечи для придания нашего рандеву ро-мантического настроения.
- Я прагматик.
- Я успел это заметить. Так, придете?
Так я познакомилась со своим четвертым мужем. Мне сорок девять, ему, профессору ЛГУ, пятьдесят пять. Вдовец. Детей нет.
Квартира на пятом этаже. Шикарная. Дом сталинский, потолки три метра, окна широкие, двойные. Есть и балкон. Мебель импортная, те-левизор с большим экраном, цветной. Тоже им-портный. Интересно, откуда эта роскошь у обыкновенного советского профессора?
На круглом столе, покрытом белой скатер-тью, свечи в подсвечниках светло-желтой брон-зы, фарфоровая посуда. Мельхиоровые столо-вые приборы, льняные салфетки и тонкого стекла бокалы и рюмки. И нечего больше. А что кушать и пить будем, по своей дурости подума-ла я.
- Мойте руки, и прошу за стол.
Сели. Входит мальчик лет пятнадцати, толкает впереди себя тележку. На ней графин, бутылки и посудины с едой. Как в кино.
- Я предлагаю первый тост за его Величе-ство случай, что свел нас.
Вот так, с места в карьер. Протягивает руку с рюмкой. Начали с водки. Выпили, заку-сывали салатом. Он не то, что подают в ресто-ранах. В нем не мясо, а какая-то птица.
- Это настоящий салат Оливье. Рябчиков не нашлось, но и куропачье мясо тоже хорошо. Сашенька, это мой помощник по дому. Он большой мастер в кулинарии.
- Он Ваш племянник?
- Просто хороший добрый мальчик. Да-вайте пить, кушать и говорить. Я, знаете ли, люблю слушать.
- И, как ни странно, люблю  слушать. Что будем делать?
- Моя история банальна. В Вас же вижу человека неординарного.
Я рассказала о себе в пределах допустимо-го.
- Ваш рассказ достоин, чтобы его записа-ли и издали.
- Я-то непротив. А Вы кем будете? Редак-тором? Издателем?
- Давайте заключим некий союз. Унию. Вы выходите за меня, и я становлюсь Ваши па-троном.
- И как же мне Вас надо будет называть?
- Хотите патроном, желаете боссом. А вступит в брак надо, чтобы наша всевидящая общественность в виде профкомов и парткомов не имели к нам претензий.
- Мне можно подумать?
- Конечно, думайте. Пока Саша готовит десерт.
Круто. На десерт Сашенька подал мали-новый мусс с мороженым.
За десертом я дала согласие на брак. Александр Александрович, так звали профессо-ра, предложил тост за это, как он выразился, мудрое решение, потом мы решили квартирный вопрос.
- Ты переедешь ко мне. Поживем месяц. Определиться твой статус.
- Мне надо подумать, - чего думать-то, но не с ходу же соглашаться.
- Десяти минут тебе хватит? – деловой мужчина. Мне такие импонируют.
- Хватит. Пойду в ванну.
- Первый раз сталкиваюсь с таким. Ты, случаем, не суфистка?
- Софизмом не увлекаюсь.
- Не софизмом, в суфизмом, - он делает ударение на букве «у», - Софизм это ложное представление о бытие, с нарушением  логики, а суфизм, это восточное учение, проповедующее отрешение о суеты бытия. Полное уединение. 
- Вот оно что, а просто хотела руки вы-мыть. Мясо было жирное. Отрешаться я не со-бираюсь. Мне цыганка нагадала сто лет жизни.
- Ты ортодокс.
- Черте с два. Я сам парадокс, и ты скоро в этом убедишься.
Руки я мыла нарочито долго. Мне надо было осмыслить происходящее. И, главное, предстоящее. Но и меру знать надо – не уголь же я разгружала. Глянула на себя в зеркало – вполне приличная рожа лица.
- Царица Савская, услышав о славе Соло-мона, во имя Господа пришла испытать его. Так что ли?
Ну и старик. Начал говорить цитатами из Библии.
- Скорее это Вы загадками говорите, - я на «ты» так быстро перейти не могу.
Мне приятен запах, что воцарился в оби-тели мужчины с крупными чертами лица, пря-мыми  и широкими плечами, красивыми рука-ми и четкой речью оратора. Ахнет дорогим та-баком, книжной «пылью» и ещё чем-то терпким. Неяркий свет от настольной лампы с зеленым абажуром, тяжелые шторы  на окнах и этот за-пах навеяли на меня воспоминания о детстве. Отец, мы никогда не звали его папой, служил профессором в электротехническом институте  имени Ульянова (Ленина). Возвращаясь домой, он говорил: Не думал, что на старости лет, а бы-ло ему тогда всего-то пятьдесят три года, что буду читать лекции в институте, носящем имя неудачливого адвокатишки.
Договорился наш отец. Его арестовали в сорок девятом году. Это я помню отчетливо. Все-таки мне было семь лет. Вообще, я помню себя с трех лет. И воспоминания  те связаны тоже с отцом. Впервые я увидела его нагим. Ро-дители были уверены, что я крепко сплю, и по-зволили себе «расслабиться». Те стоны и страст-ные вздохи, что раздавались из их спальни, не давали мне уснуть, и я решила посмотреть, что там происходит. Думаю, после того случая у от-ца на некоторое время прекратилась эрекция.
 - Куда ты удалилась?
- Вспомнила отца. На его столе тоже была такая лампа.
- Сейчас это антиквариат. Жена все на-меревалась выбросить её на помойку. Не позво-лил. Что ты решила?
- Решила, поселюсь. Выдержите ли Вы.
- Поживем, увидим.
Пожили. Он старше меня на шесть лет. Разве это разница? Но главное не в этом. Чудо в том, что через месяц я забеременела.  И это в сорок девять лет. Не рожать же, я пошла на аборт. Эту пустяшную операцию по «блату» мне провели в интстуте гинекологии и акушерства имени Отто. Новым способом – вакуумным. Нет ничего хуже разных новшеств в медицине. Пришлось потом долго «чиститься».
Александр Александрович, узнав о моей беременности, резко изменился в отношениях ко мне. Он перешел на «Вы», стал подчеркнуто вежлив. Той вежливостью, что на грани издев-ки. Он успел издать книгу моих верлибров, но потом издевался надо мной.
- Какой конфуз, - это он о том, что весь тираж мне пришлось выкупить самой, - любой другой порядочный человек сгорел бы со стыда, а ей, - это при мне-то в третьем лице, - все ни-почем. Как с гуся вода.
Я не осталась в долгу и парировала.
- Чтобы сказали о Вас на кафедре, если бы узнали, что Вы гомосексуалист.
Да, профессор делил ложе любви  пооче-редно, то со мной, то с мальчиком Сашей.
Так в официальном браке мы прожили. Скажите, я ненормальная? А кто в наши дни нормален? И, вообще, что норма?
Когда подошло время нам разводиться, я не стала церемониться.
- Развод будет произведен по всем прави-лам. Часть Вашей жилплощади моя.
У меня есть своя квартира. Но и что? Та-кие наступили времена. Повальная приватиза-ция. Если за бесценок приватизируют гиганты индустрии, то почему я должна скромничать? Я-то свою квартиру приватизировала, а он нет. Дурак! 
Апофеоз моего четвертого брака. Основ-ным компонентом его был грех. Мой грех и грех Александра Александровича. Мальчик Саша сошел с ума. Его застали в подземном переходе у станции метро «Горьковская»; он со слезами на глазах цеплялся за проходящих мужчин со словами: Дядечка, полюби меня.
Квартиру мы поделили. Мне досталась комната в доме, идущем на капитальный ре-монт на набережной реки Ждановки. такого не может быть? Может. Ещё как может. Грех. Вез-де грех. В грехе зачат человек, в грехе живет и в грехе умирает.
В январе после трехдневного беспробуд-ного всенародного пьянства я принимала у се-бя, не дай Бог, в комнате, свою давнюю при-ятельницу. Она пришла одна.
- Мой благоверный в новогоднюю ночь так напился, что до сих пор не может реласки-роваться.
Подруга принесла с собой бутылку конья-ка. Даренного. Это у них с мужем традиция.
В традиции у моей подруги и слезы. Пере-ступила порог и в слезы. Для меня женские сле-зы пустое место. Жду. Строгаю овощи в салат и жду. Через три минуты ей надоело демонстри-ровать  мировое горе, и она замолчала.
- Очухалась?
- Как ты встретила новый год? - спраши-вает, как ни в чем не бывало.
- Новый год я встретила прекрасно. Села за стол, поставила перед собой зеркало и выпи-ла. Закусила. Как иначе?
- Горбачева слушала?
- От него меня воротит, как на первом ме-сяце беременности.
- Тише, ты. 
Моя подруга всего боится. При любом звонке трясется. Все ей кажется, что придут за имуществом умершей старухи.
- Чего мне бояться? Выпей и расскажи, по какому поводу слезы.
Вот её история. Дочка окончила химфак ЛГУ, папаша пристроил её в НИИ Академии На-ук. Оклад выше, чем в других институтах, рабо-та перспективная. Как они говорят – диссерта-бельная. Парни вертятся вокруг, словно оводы над коровой. Оно и понятно – девица видная. Красива, умна. Начитана. Чем не невеста. Одно плохо, родители воспитали её так, что она про-чий люд не почитает за достойных её человеч-ков. Как говорят поляки – фанаберия.
Опять я о своем. Грех правит миром. Гре-ховна и девочка. Смесь самолюбия чрезмерного, презрения к окружающим, и таящаяся глубоко внутри страсть южанки привели к искомому. Развращенный юнец, по уши напичканный  фаллическими комплексами, с пятнадцати лет употребляющий наркотики, опростал  свое семя в лоно её. первый аборт. Первая доза. Тут не до науки.
- Скажи мне, - подруга после трех рюмок водки, которую теперь продают по талонам, развеселилась, - как так получилось. Говорят – вор родит вора. Но мы же  с мужем не воры и не наркоманы. Старались. Все лучшее ей. В Венгрию её послали, так мы и за её подругу за-платили. Все ей.
Она опять заплакала. Что я могу ответить? Напомнить, как они, особенно её муж, оскорби-тельно в присутствии подруг дочери, грубо ру-гали дочь. Как отец позволял себе и рукопри-кладство. От «телячьих» нежностей переходил к пощечинам.
Скоро и сам муж заявился. Трезвый и злой. С порога к жене – Где дочь?
- Ты же дома оставался. С тебя и спрос.
Начался семейный скандал. Не стесняясь меня, они оскорбляли друг друга. Я спровадила их. Не у меня дома скандалить.
_____________________________________

2000-ый год. У нас новый Президент. Но на мою жизнь сей факт никак не отразился. Как я прожила эти годы? Извините, херово. В сентябре  1993 года, когда был расстрелян Вер-ховный Совет, я заболела – рак прямой кишки. Доигралась старуха. Подробности опускаю. Не для печати.
В то время я жила в так называемом гра-жданском браке с человеком из «новых рус-ских». Был он младше меня на семь лет, здоров, физически развит. Почти атлет.
Начинал он свою «карьеру» с вышибалы в ресторане. Потом рэкет. Скопил капиталец и начал свое дело. Они это называли business,ом. Биллиардная, магазин оптики, ювелирный ма-газин. Подмял рынки Юго-запада.
Ко мне он был добр. Во всем. Покупал до-рогие вещи, возил на наш Юг. Побывала я с ним и за рубежом. Щедр он был и в интиме. Это может показаться странным, но с ним я ощути-ла то, чего раньше никогда не было.   Природа в своих проявлениях полна неожиданностей.
Итак, я заболела. Он устроил меня в онко-логический институт на внеплановую операцию к лучшему хирургу. Он забросил все дела и сут-ками просиживал у моей койки.
- Ты ни  о чем не беспокойся. Выйдешь отсюда, отвезу тебя на дачу. Мои кореша купи-ли участок земли с избами. Их снесли к черту, а на их месте поострили дом по евростандарту. Оклемаешься. Повезу тебя в Испанию.
Я вышла из клиники по Ноябрьские праздники. Все попрано. Нет того подъема, с коим народ отмечал великий переворот в исто-рии. Главным лозунгом стало одно слово – обо-гащайтесь.
- Мариша, - так звал меня мой Констан-тин, - недельку побудешь на даче у моего друга, а я пока доделаю свои дела. Потом махнем в Мадрид. Я купил открытый билет и тур заказал. Оторвемся по-полной. 
Дача, если это можно назвать так, у друга моего псевдомужа находилась вблизи с посел-ком Торковичи. Домина в три этажа сложен из блоков шлакобетона. Настоящий монстр.
Светло-зеленый «Линкольн» со скоростью в сто пятьдесят километров в час домчал нас до места. Константин управляет машиной лихо. Одной рукой крутит руль, держась за какую-то штуковину на нем. И всю дорогу он нахвалива-ет свою машину. 
- Автомат, - дальше он употребляет нецен-зурные выражения. Вообще, он в выражениях не стесняется. Мне становится тошно. Грех и распутство его ипостаси.
Наконец, приехали. У ворот высотой  в два человеческих роста нас встречает друг Кон-стантина.
- Тут можно расслабиться, - оскалив фар-форовые зубы, произнес он, и мне стало не по себе. Я представила его у себя в постели. Тол-стый, воняющий потом и дезодорантом.
- Нечего на мою жену слюни распускать. Мангал  готов?
- В миг, босс. Это нам, как два пальца об асфальт, - опять обнажил ровный ряд бело-снежных зубов. Это должно было изображать улыбку.
Мы вошли в дом. Боже мой! Что за ин-терьер. Пошлость и безвкусица. Аляповатость и нарочитая роскошь. А камин? Это нечто. Такое присниться, сойдешь с ума.
Витёк, друг Константина, был всем этим необычайно горд.
- Я за камин три тонны зелени отвалил.
Он требовал от меня такого же восхище-ния. Залез в стойло быков, мычи.
- Великолепно. Я писаюсь от восторга.
Попала в точку – какой словесный понос полился из фарфорового рта Витька.
- Твоя комната наверху. Эй, Надька.
Из-за стойки, разделяющей каминный зал и кухню, вышла дева. Ростом под два метра, с грудями размером с дыни «торпеда» и бедрами подобными крупу лошади.
По винтовой лестнице, дева впереди и сверху, мы поднялись на второй этаж. Чур, ме-ня, чур. Девка была без трусов. Юбка чуть ниже лобка. Спасибо импортной парфюмерии, от неё шел запах дезодоранта и не более.
- Тут Ваша комната.
Мы вошли в большую комнату с двумя окнами. Что ж. вполне прилично. И кровать нормальная, и тумбочки вполне приличные.
- Вы распаковывайтесь, а я пока душ на-лажу.
Что-то в этой девице мне нравилось. Им-понировало. Она не так проста, как может по-казаться. Взгляд острый, речь правильная. Что же касается её экстерьера, то веление времени. В годы моей молодости тоже были стиляги. Уродцы. Ничего, пережили. Тут и хозяина влия-ние. А его вкус я успела узнать.
- Тут махровые простыни, тут полотенца, шампуни на этой полке, косметические принад-лежности в ящичке. Я рядом.
Ушла дева. Стою под душем. Гляжу на се-бя в зеркало. Вполне, вполне. В мои пятьдесят три года очень даже прилично. Шрам ещё не зажил, но доктор сказал, что он будет почти не заметен. Грудь не обвисла, живот подберем, как только сил прибавим. Вены на ногах в норме, а сами ноги стройны. Небольшая кривизна? Она придает пикантности моей фигуре.
- К Вам можно? – Надя просунула голову в дверь, - Ой, какая Вы красивая. Я Вам квасу принесла. Сама готовила. Они, - мне было по-нятно, кого она имеет в виду под этими «они», так дворовые называли помещиков, - они столько не выпьют. Не пропадать же добру. Ваш муж говорит с Виктором Петровичем.
Я выпила большую кружку холодного и очень вкусного кваса.
- Вкусно? Ещё налить?
В голосе Надежды было столько заинтере-сованности, что я не смогла отказаться.
- Хорошо, налей.
Снизу донеслось: Надька, где пропала? Иди сюда.
- Как Вы терпите такое хамство?
- Терплю. Он меня от тюрьмы спас, вот и терплю.
- Расскажите, - я сгораю от любопытства.
- Обязательно, но потом. Пойдемте, пожа-луйста.
Мне стало жалко эту женщину. Я решила, обязательно вытащу её из этой кабалы. Костю попрошу. Если он не станет, то я знаю верный способ.
- Мариша, шашлык будет готов через де-сять минут. А пока предлагаю выпить настоя-щего шотландского виски. Тут тебе не Одесса. Там весь импорт делают на Малой Арнаутской.
Неужели он читал Бабеля? Виски и, прав-да, оказались хорошими, а испеченные Надей хачапури вкусны необыкновенно. Такой съешь один, и захочется ещё. Пока мы, таким образом, нагуливали аппетит, шашлык начал источать такие ароматы, что в наших животах началась настоящая революция. К этому времени небо затянуло. Сверху опустилась тяжелая влага.
- Пошли в дом, - командует Костя.
Надя осталась у мангала, благо над ним есть тент. Не промокнет женщина, если хлынет дождь. И все же мне её жаль. Жалко мне симпа-тичную умную женщину. Есть в ней ум, такт и ещё что-то, что сразу не поймешь. Какая-то притягательность, что ли,
Витек, которого Костя окликал, как пса Борзый, ушел к себе наверх. Ему приспичило переодеться. Я решила поговорить с Костей о Наде.
- Поразительная ты женщина. Час с хво-стиком её знаешь, а уже хлопочешь о ней. Ты, что знаешь о ней? А знаешь ли ты, что она, эта, как ты говоришь, милая женщина, убила своего мужа, а потом изгалялась над трупом. Это пока-зала экспертиза. Отрезала ему половые органы. Вспорола живот и запихала хер и яички туда.
- Значит, было за что.
- И это говорит женщина! Мать!
- А вы, отцы, разбросали семя и в путь-дорогу. На хлеба вольные.
- Ей двадцать пять лет грозило, а Витя её отмазал. Признали невменяемой. Он и из пси-хушки её вытащил.
- Оригинальная у него любовь. Все матом.
- Иначе она опять может умом тронуться. Тише, он идет. И не смей при нем о Наде гово-рить.
- Ты боишься его?
- За себя боюсь. Мне Надя тоже нравится.
- Так отбей её у него.
- А ты?
- Я женщина передовых взглядов.
Грех и трагедия сплелись в узел. Это жизнь. Леди Макбет и король Лир. Грех и траге-дия.
Наконец, все собрались. Шашлык ели молча. Пили сухое вино.
- Мне кореш из Грузии прислал, - проро-нил Борзой и умолк.
За окном бушевала природа. Ветер сры-вает листву, а заодно и провода. С нескольких попыток ему удалось оборвать их и свет потух. Теперь мы сидим при отблесках каминного ог-ня.
- Надя, принеси свечи, - командует Бор-зой.
- Я тоже пойду, - порываюсь я.
- Сиди, пожалуйста, - Костя  берет меня за руку. Неужели он опасается за мою жизнь?
- Вы, Константин, напрасно боитесь.  Убила я мужа. Мужчину. А к женщинам я от-ношусь хорошо.
Сама открылась. Сильная женщина.
- Чего разболталась. Иди уже, камин дого-рает.
Надя ушла.
- Вы ей не верьте, - Вите говорит шепо-том, - Она болела, я её из психбольницы взял. У неё навязчивый психоз. Не было у неё никакого мужа. Оттого и в больницу попала.
Кому верить? Косте или ему, его дружку.  Почему-то я склоняюсь к версии Витька. Я в полном недоумении. Что происходит? Какая тайна скрыта тут?
- Я свечи принесла. Что, обсудили ситуа-цию?
Надежда как будто переродилась. Она бе-рет в свои руки ситуацию, - Вы, Марина мне верьте. Он, - она кивнула в сторону Витька, - Вам наболтает, что я психопатка, что он меня из больницы просто так взял. А суд, Витя? А твой адвокат? Не было этого?  А это? – в руках Надежды какой-то лист, - Это, господа банди-ты, копия решения суда. Тут черным по белому написано, что это я убила гражданина Фролова особо изощренным способом. А это результаты судебно-медицинской экспертизы. По ней я признана умалишенной и приговорена к прину-дительному лечению в закрытой психлечебнице. Шашлык остыл.
Какой резкий переход. А, может быть, она действительно сумасшедшая?
- Дождь кончился, - тихо говорит Костя, - Пошли к мангалу. Надя права, шашлык совсем остыл.
Мы вышли из дома. Воздух насыщен озо-ном, с веток капает дождевая вода, и птицы, несмотря на поздний час, поют вовсю. Полная Луна освещает землю. Её отраженный от Солн-ца свет, как говорят специалисты, оказывает на людей особое воздействие. Есть же лунатики. Наверное, и на нас этот свет подействовал. В свете нашего небесного спутника мы кажемся пришельцами из преисподней.
Огонь в мангале занялся сразу. Тент спас угли от дождя. Мясо барана начало медленно жариться. Его аромат смешивается с запахами хвои и мокрой травы. Чудесная смесь!
- Надя, принеси нам водки, - командует привычно Витек.
- Я пойду с Надей, - категорично заявляю я. мужчины не возражают на этот раз. Я печен-кой  чувствую, что Надя хочет мне что-то ска-зать. Тут и свет дали. Дом монстр вспыхнул всеми лампами. В темноте мы включили всё. В темноте вечера он утратил свою отвратитель-ную личину, а тут открылся во всей своей «кра-се». Мерзкое зрелище.
- Не будем гасить, - Надя прошла за стой-ку, - При свете мне будет легче говорить. Замуж я вышла рано. Мои родители буквально терро-ризировали меня. Особенно мат; она была не только свидетельницей, но и соучастницей ин-цеста. У отца развился патологический страх. Мать его изводила – вот расскажу, как ты дочь насиловал. Он работал тогда начальником сме-ны на заводе. Член партии. Его рожа на Доске Почета. Уважаемый на заводе человек. Дома же он деспот. Если мы дома одни, начинает меня бить. Наловчился так, чтобы следов не остава-лось. Побьет, а потом, - Надя вдруг замолчала и отвернулась, её плечи начали подрагивать, - По-том, удовлетворив свою похоть, сядет жрать. Иначе это не назовешь. Если дома мы обе, мать и я, он и её бил. Бьет и приговаривает: Я твою вонючую матку выбью из тебя, чтобы больше таких сук не рожала. А я радуюсь. Ненавидела я мать. Она меня грудью ни дня не кормила. Бе-регла для блуда. Так и говорила, я вам не дой-ная корова. Я любить хочу. Вот я и выскочила замуж, как только мне исполнилось восемна-дцать лет.
- Надя! Ты что там, уснула.
Судя по голосу Борзой был уже сильно пьян.
- Пойдемте. Они скоро скопытятся. Дого-ворим.
Не знала я в тот момент, что Надя там, у стойки, рассказывая мне о своей жизни с роди-телями, подмешала в бутылку водки клофелин.
- Вы водку больше не пейте. Она паленая. Жмот этот Борзой, - так она сказала при  выхо-де из дома.
- Что так долго? – еле-еле ворочая языком, спросил Борзой.
- Истомились от жажды? – весело спроси-ла Надя и сама разлила водку по стопкам.
Угли в мангале прогорели, аромат разве-ялся. Луна продолжала нагло освещать землю. Константин водку выпил одним махом. Это у них считалось хорошим тоном.
_____________________________________

В седьмой день, когда развеселилось сердце царя от вина, он сказал Мегуману, Биз-фе, Харбоне, Бигфе и Авагфе, Зефару и Карка-су – семи евнухам, служившим перед лицом ца-ря Артаксерокса, чтобы они привели царицу Астинь пред лицем царя в венце царском для того, чтобы народам и князьям показать красо-ту её, потому что она красива.
(Есф. Гл. 1, ст. 10-22)
_____________________________________


- Надя, - сумел выговорить Борзой, - поди сюда. Покажи красоту свою. Вы, Марина, с ро-ду такого не видали. Её груди и бедер.
Я стояла, как идол с острова Пасхи, это у них называется «оттянуться по-полной). Грех и срам. Я не ханжа, но чтобы вот так, нет уж, увольте. Я хотела уйти, но меня остановила На-дя: Не бросайте меня. Потерпите.
Надежда с грациозностью одалиски стала снимать с себя одежды. Первой на траву упала блуза. Грудь, не скованная лифчиком слегка взволновалась. Следом за блузой слетела юбка, обнажив красивый лобок. Надежда повернулась в танце несколько раз. Я глядела на неё, не от-рывая глаз. Завораживающее зрелище – танец женщины в лунном свете.
Когда я наконец-то, оторвала свой взор от этой картины и перевела его на мужчин, то об-наружила их, лежащими у мангала.
- Представление, вернее его первый акт окончен.
Надежда облачилась.
- Помоги мне, - с этой минуты мы пере-шли на «ты».
С большим трудом мы дотащили мужчин до  крыльца. Передохнув, втащили их в дом.
Пускай тут отдадут Богу свои гнилые ду-ши.
- Что ты такое говоришь?!
Мне стало страшно.
- То и говорю. Не веришь, сама проверь у них пульс.
- Не умею и не хочу.
- И  не надо. Мы должны устроить все так, как будто они подохли от пищевого отравления. Зря, что ли я готовила вот это?
Надя достала из шкафчика какую-то склянку.
- Сейчас волью в их вонючие глотки и всего-то.
Я поняла, я стала сообщницей. Я не мола произнести ни слова. Час назад все было более или менее прилично. Я думала, повеселимся, выспимся и уедем домой.
Луна скрылась за тучами, птицы угомони-лись, от шоссе не доносилось ни звука. Ночь вступила в свои права.
- Теперь, дорогая моя сообщница, мы бу-дем веселиться.
- Я сообщница!?
- Не хочешь быть сообщницей, не надо. Но и попустительство преступлению карается по закону. Не волнуйся ты так. Все будет тип-топ. Сейчас выпьем, закусим, и уедем. Ищи, свищи нас. Ты со смотрящим давно живешь?
- Он меня, можно сказать, от смерти спас.
- Этот, - Надежды кивнула в сторону ле-жащего у камина Виктора, - тоже меня спас. Я и сама могла бы отвертеться от суда, но он влю-бился. Буквально сошел с ума. Патология какая-то. Это болезнь. Смертельная болезнь. Ромео и Джульетта, эфиоп и его белая возлюбленная.
- Он любил тебя?
- Такая вот любовь.
Надежда задрала юбку. На внутренней стороне ляжки я увидела шрам.
- Это он меня так любил. Садист. Подроб-ности не для прессы.
Она способна шутить. Каков характер.
- Он мог часами смотреть на меня голую. А мог заставить напялить на себя такое платье, где ни сантиметра голой кожи не оставалось. Спасибо, чачван не заставлял носить.
- Это что такое? – я призналась в своей полной серости.
- У мусульман это такая накидка на лицо из конского волоса.
Начало рассветать,  когда мы почти трез-вые собрались в дорогу. Надя вывела из гаража маленькую машину.
- Ты намерена сесть за руль?
- Да, съем орешек и ни один гаишник не унюхает. Ты тоже поедешь. Нам ещё надо будет играть роль убитых гоем женщин.
Потом мы обошли весь дом, и вытерли все, к чему могла прикасаться.
- Со следами на земле сложнее, - рассуди-тельно заметила Надя, - Хорошо бы дождь опять пошел, - она воздела руки к небу, - Боженька, помоги нам.
На небе тучи водили хоровод, но ни капли не роняли на землю.
- Пойдем в дом.
Надежа ушла, а я осталась стоять во дво-ре. Чем Надя занималась в доме, не знаю, но вышла она оттуда в радужном настроении.
- Все прекрасно. Наши покойнички дохо-дят до нужной кондиции, - откуда у этой жен-щины столько цинизма, - Дождь  не пошел? Вот и надейся на Бога. Пошли в сарай, поможешь мне вытащить шланг. На Бога надейся, а сам не плошай.
Присоединив шланг к крану, мы начали поливать участок. Едва мы окропили землю около мангала, как хлынул дождь. Мы побежали под козырек.
- Выходит, Бог услышал тебя.
- Если ты можешь шутить, то, значит, все в порядке.
Странное представление у Надежды о по-рядке. Но я молчу.
- Все, ни одного следа не останется.
Подытожила изощренная убийца.
- А как мы до машины дойдем?
- А это на что?
Надя достала веник.
Ровно бежит по шоссе английский «Мини», в открытую форточку врывается свежий ветер и треплет мои волосы. Попахивает навозом. Фермеры начали вывозить его на поля.
- Ты выпей.
Надя достала из бардачка бутылку фляж-ку.
У ГИБДДешников к нам вопросов не бы-ло. 
_____________________________________

- Гражданка Фролова, встаньте. Распиши-тесь тут.
Надя расписалась в том, что она преду-преждена об ответственности за дачу ложных показаний.
Потом обвинитель задавал ей много во-просов. Как долго она была знакома с гражда-нином Борзовым? В каких отношениях они на-ходились? И прочая, и прочая. Надя облачилась в строгий черный костюм с белой блузкой. На  голове черный шелковый платок.
Меня не допрашивали. Я Константину никто. Ни жена, ни содержанка. Причин желать ему смерти, нет.
Суд продолжался два дня. Его вердикт – смерть наступила в результате паевого отравле-ния. 
Начало октября. Погода дрянь. Дома у меня сущий бедлам. Надежда после суда сухо распрощалась со мной.
- Дело сделано. Забудь.
Смерть Константина что-то надломило  во мне. Не думала, что преступник так западет мне в душу. Его товарищ, такой же бандит, но рангом ниже, привез мне моё «наследство». 
- Мы не крысы. Нам чужого не надо. А тут написано, Вам предать.
От бандита исходил знакомый до слез за-пах. Они, что все поголовно пользуются один дезодорантом?
Со своей подругой я встретилась на похо-ронах нашей общей знакомой. Но это уже дру-гая трагедия, замешанная на грехе. 

          Гре¬хо¬па¬де¬ние но¬мер два



- Ты не пред¬став¬ля¬ешь, что я пе¬ре¬жи¬ла, - мы толь¬ко что упо¬кои¬ли в зем¬ле на¬шу об¬щую под¬ру¬гу. Той бы¬ло все¬го пять¬де¬сят де¬вять, а она о сво¬ем. Умер¬ла кра¬си¬вая, са¬мо¬дос¬та¬точ¬ная жен¬щи¬на. Вне¬зап¬но. При¬шла из сво¬его офи¬са, ска¬за¬ла boy friend,у – Я по¬сплю, и ус¬ну¬ла на¬все¬гда. Мы хо¬ро¬ним её в фев¬раль¬ские мо¬ро¬зы. Гро¬бо¬ко¬па¬те¬ли ни¬как не мог¬ли про¬бить смерз¬шую¬ся зем¬лю. Хоть взры¬вай. Все про¬мерз¬ли. Од¬но рас¬строй¬ство. Она же о сво¬ем. 
Это у неё с мо¬ло¬ком ма¬те¬ри всо¬са¬лось. Хан¬же¬ст¬во и ли¬це¬ме¬рие.
Как кар¬тин¬ка в си¬не¬ма¬то¬гра¬фе брать¬ев Люмь¬ер сто¬ит пе¬ре¬до мной сцен¬ка. Мои па¬па и ма¬ма до¬ма. Вос¬кре¬се¬нье. Отец уже вы¬пил лит¬ра два Жи¬гу¬лев¬ско¬го пи¬ва и ощи¬пал ка¬кую-то ры¬би¬ну до по¬зво¬ноч¬ни¬ка. Мать у пли¬ты го¬то¬вит что-то из ка¬пус¬ты. Пах¬нет вкус¬но. Ско¬ро мы бу¬дем обе¬дать. В тот мо¬мент, ко¬гда мать при¬ка¬зы¬ва¬ет мне на¬крыть на стол и кри¬чит от¬цу: уби¬рай¬ся со сво¬им пи¬вом и во¬ню¬чей ры¬бой ку¬да по¬даль¬ше, к нам при¬хо¬дят они. Моя ны¬неш¬няя при¬ятель¬ни¬ца и её мать.
- Ах! - вос¬кли¬ца¬ет жен¬щи¬на в «пыль¬ни¬ке» и шляп¬ке с ву¬аль¬кой, - как мы не вовре¬мя, - но не ухо¬дит, а на¬чи¬на¬ет сни¬мать плащ.
Что де¬лать. Мать при¬гла¬ша¬ет их к сто¬лу. Что тут на¬чи¬на¬ет¬ся. Не на¬до и в цирк на Ка¬ран¬да¬ша хо¬дить. Об¬сме¬ёшь¬ся. Гер¬тру¬да Кар¬лов¬на на¬чи¬на¬ет за¬ка¬ты¬вать гла¬за, по¬том их за¬кро¬ет и ртом изо¬бра¬жа¬ет ди¬кое сму¬ще¬ние. Умо¬ра.
- Ну, что вы пра¬во. Мы с Ню¬шей сы¬ты. Мы не¬дав¬но зав¬тра¬ка¬ли, - а са¬ма под¬ви¬га¬ет¬ся к сто¬лу. И ся¬дет за не¬го и съест две пор¬ции «ле¬ни¬вых» го¬луб¬цов, и вы¬пьет с от¬цом все его пи¬во. А пи¬ва отец на¬би¬рал пять лит¬ров. Нюшей она зо-вет свою дочь Наташу. 
- Ты не пред¬став¬ля¬ешь, - мы уже вы¬шли с Вол¬ков¬ско¬го клад¬би¬ща и те¬перь та¬щим¬ся по скольз¬кой тро¬пин¬ке к плат¬фор¬ме, - что я пе¬ре¬жи¬ла за эти го¬ды.
- По¬слу¬шай, а те¬бе не мо¬роз¬но? Ме¬ня так мо¬роз до кос¬тей про¬брал. Ты не мо¬жешь всё это мне рас¬ска¬зать в бо¬ле ком¬форт¬ных ус¬ло¬ви¬ях?
- Ты эгои¬ст¬ка, - трах ба¬бах. Это я и эгои¬ст¬ка. Я, ко¬то¬рая рис¬ко¬ва¬ла сво¬им по¬ло¬же¬ни¬ем, а, мо¬жет быть, и сво¬бо¬дой, ко¬гда рас¬се¬ля¬ла ту ком¬му¬нал¬ку со ста¬ру¬хой. То ли про¬фес¬сор¬шей, то ли ге¬не¬раль¬шей. Я, ко¬то¬рая под¬ня¬ла все свои свя¬зи и уст¬рои¬ла-та¬ки её му¬жа в ин¬сти¬тут пуль¬мо¬но¬ло¬гии, - У те¬бя все хо¬ро¬шо. Ты здо¬ро¬ва, - тут я не вы¬дер¬жа¬ла, от¬стег¬ну¬ла пет¬ли дуб¬лен¬ки, за¬дра¬ла сви¬тер.
- Ты это ви¬дишь?! – иду¬щие ря¬дом лю¬ди ос¬та¬но¬ви¬лись. Хле¬ба и зре¬лищ!
- Ты спя¬ти¬ла. По¬шли ско¬рее. Лю¬ди смот¬рят.
- Ис¬пу¬га¬лась? По¬шли. Мо¬роз.
- Я пить хо¬чу, - это у неё нерв¬ное.
- Вы¬пить или про¬сто пить? – я уточ¬няю, ко¬гда мне из¬вес¬тен от¬вет.
- И то¬го и дру¬го¬го.
- На по¬мин¬ки мы не по¬шли. Где же нам вы¬пить? – мо¬роз про¬би¬ра¬ет на плат¬фор¬ме ни¬ко¬го, и элек¬трич¬ка бу¬дет не ско¬ро. Так и око¬леть мож¬но.
- Что за ме¬сто. Не¬где вы¬пить.
Мою под¬ру¬гу ус¬лы¬ша¬ли: Как так не¬где.
Вни¬зу у про¬мерз¬ше¬го ство¬ла то¬по¬ля сто¬ял му¬жи¬чок.
- Вы, что там де¬лае¬те? – под¬ру¬га на¬ив¬на.
- Уже сде¬лал. Те¬перь мож¬но и ид¬ти. За уг¬лом хо¬ро¬шая за¬ку¬соч¬ная. Как раз для та¬ких дам, как вы, - бы¬ло не по¬нят¬но, это «вы» об¬ра¬ще¬но к од¬ной мо¬ей при¬ятель¬ни¬цы или к нам обе¬им.
- Как ты?
- Это к те¬бе об¬ра¬ща¬ют¬ся, и ты пить хо¬чешь до смер¬ти.
- Не по¬зво¬лю. Спус¬кай¬ся, - те¬перь нет со¬мне¬ния, что муж¬чи¬на об¬ра¬ща¬ет¬ся к мо¬ей под¬ру¬ге. Ис¬клю¬чи¬тель¬но.
- Пой¬дем?
- Иди. Те¬бя же при¬гла¬ша¬ют.
- Од¬на не пой¬ду. А вдруг он ме¬ня из¬на¬си¬лу¬ет.
- Ра¬до¬вать¬ся на¬до. В тво¬ём-то воз¬рас¬те.
- Пра¬виль¬но да¬ма го¬во¬рит. Ра¬до¬вать¬ся на¬до. Но я не на¬силь¬ник. Я ла¬тент¬ный ал¬ко¬го¬лик. За¬мерз¬ни¬те же.
Мы бы и по¬шли, но по¬до¬шла элек¬трич¬ка. Я не ста¬ла бы го¬во¬рить об этом слу¬чае, ес¬ли бы он не имел про¬дол¬же¬ния и ка¬ко¬го. Не то¬ро¬пи¬те ме¬ня. Я и са¬ма спо¬ткнусь. Но¬ги мои, но¬ги.
В элек¬трич¬ке бы¬ло да¬же жар¬ко. Не жа¬лел ма¬ши¬нист элек¬тро¬энер¬гии.
Про¬еха¬ли один пе¬ре¬гон.
- На¬до бы¬ло все-та¬ки пой¬ти с тем му¬жи¬ком, - под¬ру¬га ни¬ко¬гда не упот¬реб¬ля¬ла та¬ких оп¬ре¬де¬ле¬ний.
- Ты по¬боя¬лась, что он те¬бя из¬на¬си¬лу¬ет.
Не¬мно¬го слов из про¬шло¬го мо¬ей под¬ру¬ги. То¬гда мы с ней толь¬ко окон¬чи¬ли ин¬сти¬ту¬ты. Ме¬ня ос¬та¬ви¬ли в ас¬пи¬ран¬ту¬ре, а её рас¬пре¬де¬ли¬ли в глухую де¬рев¬ню на Псков¬щи¬ны. Сна¬ря¬ди¬ла мать её в да¬ле¬кий путь и про¬во¬ди¬ла на ав¬то¬бус¬ную стан¬цию на пло¬ща¬ди Ми¬ра. До¬чень¬ка пол¬ная бла¬гих на¬ме¬ре¬ний, фи¬гу¬ры Бех¬те¬ре¬ва, Че¬хо¬ва осе¬ня¬ли её, прие¬ха¬ла в Лок¬ню. Поч¬ти час она до¬пы¬ты¬ва¬лась, где на¬хо¬дит¬ся се¬ло, ку¬да ей на¬до бы¬ло. Уже бли¬же к ве¬че¬ру она, на¬ко¬нец, зна¬ла, ку¬да и как ей ехать. Бы¬ло два пу¬ти. Од¬ни по су¬ше. Но ав¬то¬бус бу¬дет зав¬тра, а но¬че¬вать не¬где. Вто¬рой, по во¬де на лод¬ке. Ло¬док на бе¬ре¬гу пол¬но, но ни¬ко¬го ря¬дом. И по¬шла мо¬ло¬дой спе¬циа¬лист по из¬бам. Не от¬ве¬зе¬те ли, мол. Но кто за¬хо¬чет вы¬хо¬дить из те¬п¬лой из¬бы и ма¬хать вёс¬ла¬ми ра¬ди ка¬кой-то го¬род¬ской пи¬га¬ли¬цы. В от¬чая¬нии На¬та¬ша, так зо¬вут мою под¬ру¬гу, хо¬те¬ла уже лечь тут же, у ба¬ни. При¬ла¬ди¬лась, а из неё му¬жик. Поч¬ти го¬лый. От не¬го пар ва¬лит. Ды¬шит тя¬же¬ло и всё са¬мо¬гон¬кой.
- Ты че¬го здесь рас¬се¬лась, ла¬худ¬ра?!
Сгла¬ты¬вая слё¬зы, На¬та¬ша рас¬ска¬за¬ла о сво¬ем го¬ре.
- Бес¬то¬лочь. Си¬ди ту¬та. Я вёс¬ла возь¬му и по¬едем.
На озе¬ре Свет¬лое бы¬ло тем¬но и хо¬лод¬но. Ти¬ши¬ну на¬ру¬ша¬ли вспле¬ски рыб.
- Зав¬тра по¬ут¬ру пой¬ду в за¬водь. Ры¬бы хо¬чет¬ся, - это бы¬ли по¬след¬ние сло¬ва ноч¬но¬го пе¬ре¬воз¬чи¬ка.
На¬та¬ша сна¬ча¬ла пы¬та¬лась со¬про¬тив¬лять¬ся. Но тут же по¬ня¬ла, что так они с му¬жи¬ком ско¬ро ока¬жут¬ся в хо¬лод¬ной во¬де. Пла¬вать На¬та¬ша не уме¬ла. Мо¬ло¬дей врач не толь¬ко ли¬ши¬лась дев¬ст¬вен¬но¬сти, но ис¬пы¬та¬ла удо¬воль¬ст¬вие. И это, на ут¬лой ло¬доч¬ки.
Не ста¬ла я сей¬час на¬по¬ми¬нать ей тот дав¬ний слу¬чай. Мы вы¬шли на плат¬фор¬му злые, го¬лод¬ные.
- Ты те¬перь ку¬да?
- Ты со¬всем опо¬ло¬уме¬ла. Са¬ма же хо¬те¬ла вы¬пить. По¬шли в рес¬то¬ран.
- Ты что? – и без то¬го ба¬зе¬то¬вые гла¬за На¬та¬ши ок¬руг¬ли¬лись, - Я же не оде¬та.
- Вы¬ду¬ма¬ла. Во¬кзал при¬вок¬заль¬ный, и ты ду¬ма¬ешь, что пас¬са¬жи¬ры оде¬ва¬ют¬ся как на при¬ем в Крем¬ле. По¬шли. Ви¬жу, что без хо¬ро¬шей пор¬ции про¬тек¬то¬ра твоё се¬рое ве¬ще¬ст¬во пре¬вра¬тить¬ся в бе¬лое.
Вы¬пи¬ли и за¬ку¬си¬ли. Впол¬не при¬лич¬но для та¬ко¬го за¬ве¬де¬ния. На¬ро¬ду ноль. Зе¬ро, ес¬ли упот¬реб¬лять лек¬си¬ку ка¬зи¬но. Офи¬ци¬ант¬ка до¬б¬ра. Ви¬ди¬мо но¬чью она поч¬ти не спа¬ла, так всю до¬ро¬гу зе¬ва¬ла. Вот и до¬б¬ра.
- Ты не хо¬чешь по¬нять ме¬ня, - вы¬пи¬ла под¬ру¬га и за¬ве¬ла свою шар¬ман¬ку.
- Я вся вни¬ма¬ние, - вру. Моё вни¬ма¬ние со¬сре¬до¬то¬че¬но на един¬ст¬вен¬ном по¬се¬ти¬те¬ле рес¬то¬ра¬на. Где я мог¬ла его ви¬деть. Нет ни¬че¬го ху¬же, вот так, не мочь вспом¬нить.
Поч¬ти час я слу¬ша¬ла под¬ру¬гу.
Вот её ис¬то¬рия. Дочь На¬та¬лии Пав¬лов¬ны на пя¬том, по¬след¬нем кур¬се ре¬ши¬ла, что ей на¬до вы¬хо¬дить за¬муж. Ни мать, ни, тем бо¬лее отец не мог¬ли ей воз¬ра¬зить. Их лю¬бовь к до¬че¬ри гра¬ни¬чи¬ла с па¬то¬ло¬ги¬ей. Отец мог це¬ло¬вать её пят¬ки, мог и вле¬пить по¬ще¬чи¬ну. При од¬но¬класс¬ни¬ках. Мать же, одер¬жи¬мая стрем¬ле¬ни¬ем сде¬лать дочь на¬уч¬ным ра¬бот¬ни¬ком, уст¬раи¬ва¬ла ис¬те¬ри¬ки по по¬во¬ду од¬ной чет¬вер¬ки. Са¬ма На¬та¬лия про¬си¬де¬ла в про¬во¬няв¬шей кры¬си¬ным по¬ме¬том ла¬бо¬ра¬то¬рии поч¬ти два¬дцать лет, по¬ка один из её дав¬ниш¬них лю¬бов¬ни¬ков не при¬стро¬ил её в коо¬пе¬ра¬тив¬ный рес¬то¬ран. Она по¬па¬ла в свою сти¬хию. Кра¬си¬вая об¬ста¬нов¬ка, по её ра¬зу¬ме¬нию кра¬си¬вые лю¬ди. А как же ина¬че, ес¬ли муж¬чи¬ны хо¬дил в тот при¬тон в ма¬ли¬но¬вых пид¬жа¬ках, и на шее ка¬ж¬до¬го ви¬се¬ло по ки¬ло¬грам¬му зо¬ло¬та. Там осу¬ще¬ст¬ви¬лась её меч¬та. Она мог¬ла об¬щать¬ся с на¬стоя¬щи¬ми муж¬чи¬на¬ми. Как она вы¬ра¬жа¬лась – на¬стоя¬щие ма¬чо. Пом¬ню, я её спро¬си¬ла: Это от сло¬ва ма¬че¬те? То есть ты лю¬бишь руб¬щи¬ков тро¬ст¬ни¬ка? Как она то¬гда воз¬му¬ти¬лась. Из¬да¬ле¬ка идет у На¬та¬лии это стрем¬ле¬ние ко все¬му, как ей ка¬жет¬ся, не¬обыч¬но¬му. Как и в том слу¬чае со ста¬ру¬хой и её ан¬тик¬ва¬риа¬том.
Про¬дол¬жу ис¬то¬рию до¬че¬ри На¬та¬лии в её из¬ло¬же¬нии.
- При¬ве¬ла сво¬его из¬бран¬ни¬ка в дом, - На¬та¬лия ок¬руг¬ля¬ет гла¬за и пы¬та¬ет¬ся вы¬ра¬зить не¬что, - Ну, ты пред¬став¬ля¬ешь?
- Что я долж¬на пред¬став¬лять? Коз¬ла, ко¬ня или ди¬ко¬бра¬за? Что во¬ду му¬тишь?
- Ты ме¬ня не по¬ни¬ма¬ешь, - это у мо¬ей под¬ру¬ги как при¬пев, - При¬ве¬ла в наш дом, - гла¬за опять ок¬руг¬ля¬ют¬ся, - В наш дом, ко¬то¬рый мы с му¬жем со¬би¬ра¬ли по кро¬хам, - не¬у¬же¬ли она ду¬ма¬ет, что я за¬бы¬ла с ка¬ких та¬ких «крох» на¬чал¬ся их дом, - Ти¬па с во¬ло¬са¬ми до плеч, в ка¬ком-то ба¬ла¬хо¬не вме¬сто пид¬жа¬ка и шта¬нах, на ко¬то¬рых мож¬но уви¬деть, чем он зав¬тра¬кал.
- Где же она та¬ко¬го на¬шла? – опи¬са¬ние мо¬ло¬до¬го че¬ло¬ве¬ка вы¬зва¬ло у ме¬ня ес¬те¬ст¬вен¬ное от¬вра¬ще¬ние.
- На тан¬цуль¬ках в ин¬сти¬ту¬те. Он при¬пер¬ся ту¬да с при¬яте¬лем. При¬яте¬ля мы с му¬жем то¬же уви¬да¬ли. Тот впол¬не при¬лич¬ный мо¬ло¬дой че¬ло¬век. Нет же, на¬ша до¬чень¬ка вы¬бра¬ла дру¬го¬го. Это¬го хип¬пи. Сми¬ри¬лись. Что по¬де¬ла¬ешь? – На¬та¬лия гру¬ст¬но по¬смот¬ре¬ла на пус¬той гра¬фин.
Рес¬то¬ран к то¬му вре¬ме¬ни за¬пол¬нил¬ся и две офи¬ци¬ант¬ки за¬бе¬га¬ли, как та¬ра¬ка¬ны, об¬ра¬бо¬тан¬ные дик¬ло¬фо¬сом. При¬шлось мне упот¬ре¬бить всё своё крас¬но¬ре¬чие, что¬бы при¬ма¬нить на¬шу. Че¬рез пять ми¬нут На¬та¬лия, взбод¬рив¬шись, про¬дол¬жа¬ла. Она по¬за¬бы¬ла, по ка¬ко¬му по¬во¬ду мы при¬шли в рес¬то¬ран, где мы бы¬ли два ча¬са на¬зад. Ли¬цо её рас¬крас¬не¬лось, она рас¬стег¬ну¬ла две пу¬го¬вич¬ки на коф¬те и те¬перь её грудь чет¬вёр¬то¬го раз¬ме¬ра ко¬лы¬ха¬лась пе¬ред мои¬ми гла¬за¬ми в такт ре¬чи.
- Две не¬де¬ли Игорь, так зва¬ли это¬го слу¬жи¬те¬ля Муз, хо¬дил к нам. Уга¬ды¬вал к ужи¬ну. Од¬ни раз я не вы¬дер¬жа¬ла, спро¬си¬ла его: Вас до¬ма не кор¬мят. Что тут на¬ча¬лось. Све¬та вы¬ско¬чи¬ла из-за сто¬ла. Кри¬чит на нас с от¬цом. Что мы пло¬хо вос¬пи¬тан¬ные лю¬ди, что ос¬кор¬би¬ли чу¬дес¬но¬го че¬ло¬ве¬ка. Её Га¬рик, ви¬дишь ли, ху¬дож¬ник. Поз¬же я уз¬на¬ла, что этот ох¬ла¬мон ра¬бо¬та¬ет в ки¬но¬те¬ат¬ре офор¬ми¬те¬лем. Ма¬лю¬ет пла¬ка¬ты.
- На¬вер¬ное, рек¬ла¬му? А по¬че¬му Га¬рик? Это, кто-то дру¬гой?
- Ка¬ко¬го хе¬ра, - моя под¬ру¬га ни¬ко¬гда не упот¬реб¬ля¬ла ма¬та. Зна¬чит, до¬ня¬ло, - Рек¬ла¬ма, пла¬кат! Раз¬ве это ис¬кус¬ст¬во?! – и без пе¬ре¬хо¬да гром¬ко на весь зал, - Офи¬ци¬ант, вод¬ки. А Га¬ри¬ком он при¬ка¬зал на¬зы¬вать. Он всё ино¬стран¬ное обо¬жа¬ет.
- Не хва¬тит ли?
- Я ни¬ко¬гда не пья¬нею, - от¬ве¬ча¬ет сло¬ва¬ми пре¬крас¬но¬го ак¬тё¬ра Бур¬ко¬ва.
Даль¬ней¬шее не ин¬те¬рес¬но. Раз¬го¬во¬ра не по¬лу¬чи¬лось и мне при¬шлось про¬сить ка¬ко¬го-то муж¬чи¬ну по¬мочь мне до¬ве¬сти На¬та¬лию до так¬си.
Это бы¬ло пят¬на¬дца¬то¬го фев¬ра¬ля од¬на ты¬ся¬ча де¬вять¬сот де¬вя¬но¬сто де¬вя¬то¬го го¬да, а в ап¬ре¬ле мы вновь встре¬ти¬лись. Где грань ме¬ж¬ду про¬хо¬дя¬щим ве¬ком и на¬сту¬паю¬щим, XXI,ым? Двух¬ты¬сяч¬ный год, он пер¬вый в но¬вом ве¬ке или по¬след¬ний в ухо¬дя¬щем?
Та¬кие мыс¬ли по¬се¬ща¬ют ме¬ня в эти дни. При¬бли¬жа¬ет¬ся са¬мая от¬вра¬ти¬тель¬ная по¬ра. Вес¬на. Вес¬на. Лу¬жи, грязь. На¬ру¬жу вы¬ле¬за¬ет всё, что на¬ко¬пи¬лось за зи¬му под сне¬гом. Со¬ба¬чье дерь¬мо впе¬ре¬меж¬ку с упа¬ков¬ка¬ми из-под со¬ков. То тут, то там по¬па¬да¬ют¬ся пре¬зер¬ва¬ти¬вы. Это про¬сто нон¬сенс. Зи¬мой со¬во¬ку¬п¬лять¬ся на ули¬це и при этом не за¬быть шат¬нуть пре¬зер¬ва¬тив на пе¬нис. Та¬кое мо¬жет быть толь¬ко у нас. Вспом¬ни¬ла анек¬дот «с бо¬ро¬дой». Анг¬ли¬ча¬нин вер¬нул¬ся из Рос¬сии. Его спра¬ши¬ва¬ют, как там. От¬ве¬ча¬ет. Хо¬лод¬но, сне¬гу мно¬го, но са¬мое уди¬ви¬тель¬ное, так это фи¬зио¬ло¬гия рус¬ских. Один муж¬чи¬на го¬во¬рит дру¬го¬му: На¬день шап¬ку на хер, а то уши про¬сту¬дишь. Умом Рос¬сию не по¬нять. Од¬ним сло¬вом.
Вес¬на. По¬след¬ние ре¬зуль¬та¬ты гис¬то¬ло¬гии по¬ка¬за¬ли, что он¬ко¬ло¬гии у ме¬ня нет. Про¬шла об¬сле¬до¬ва¬ние по все¬му ор¬га¬низ¬му. УЗИ брю¬ши¬ны, груд¬но¬го от¬де¬ла, ма¬ло¬го та¬за. Лег¬кие, же¬лу¬док, пе¬чень и весь про¬чий ли¬вер у ме¬ня в пол¬ном по¬ряд¬ке. Глав¬ное в гру¬дях то¬же всё в по¬ряд¬ке. А пу¬га¬ли – мо¬гут быть ме¬та¬ста¬зы в мо¬лоч¬ных же¬ле¬зах. Чёр¬те с два вам, а на что лег¬кий мас¬саж. Са¬ма я мас¬са¬жем не вла¬дею, но…Есть умель¬цы. И спа¬си¬бо им.
Од¬на¬ко от¬влек¬лась я. В ап¬ре¬ле я пе¬ре¬еха¬ла в но¬вую квар¬ти¬ру. Не то, что¬бы ста¬рая бы¬ла пло¬ха. Нет. Про¬сто, там мне мно¬гое на¬по¬ми¬на¬ло о про¬шлом. В про¬шлом же ни¬че¬го при¬ят¬но¬го не бы¬ло. Са¬ми по¬су¬ди¬те, что мо¬жет быть хо¬ро¬ше¬го в том, что один за дру¬гим мои му¬жья ухо¬ди¬ли из мо¬ей жиз¬ни со скан¬да¬лом, а то и тра¬гич¬но. Ми¬лые дру¬зья не от¬ста¬ва¬ли. Один по¬пал в пси¬хуш¬ку, дру¬го¬го…Про¬мол¬чу. Все же, это его день¬ги по¬шли на но¬вую квар¬ти¬ру и об¬ста¬нов¬ку. Хва¬ти¬ло и на им¬порт¬ное ав¬то. Не но¬вое. Но и не но¬вое оно луч¬ше на¬ших.
В те дни мне по¬мо¬гал один че¬ло¬век. Он мо¬ло¬же ме¬ня, что для ме¬ня ста¬ло нор¬мой. На¬стоя¬щий биз¬нес¬мен. Не бан¬дит ка¬кой-ни¬будь. Не хо¬чу го¬во¬рить о нём бо¬лее под¬роб¬но. Бо¬юсь сгла¬зить.
Си¬дим мы с Вик¬то¬ром за но¬вым сто¬лом, на но¬вых стуль¬ях, пьем вис¬ки и едим кре¬вет¬ки. Ужас как вкус¬но. Мне все¬го-то пять¬де¬сят пять.
___________________________________

Не тру¬ди¬тесь, под¬счи¬ты¬вать го¬да Ма¬ри¬ны. Это не био¬гра¬фи¬че¬ская справ¬ка, что по¬ла¬ют в от¬дел кад¬ров. Чи¬тай¬те и все тут.
___________________________________

Ему со¬рок два. Раз¬ве это раз¬ни¬ца. Вспом¬ним¬те Ли¬лю Бриг. Од¬на¬ко её я уже вспо¬ми¬на¬ла.
- Те¬бе на¬до по¬ехать на мо¬ре. Ес¬ли вра¬чи го¬во¬рят, - у ме¬ня от Вик¬то¬ра сек¬ре¬тов нет, - что нет ни¬ка¬кой он¬ко¬ло¬гии, зна¬чит солн¬це те¬бе не про¬ти¬во¬по¬ка¬за¬но. Я поз¬же под¬ле¬чу. Про¬ско¬чу тен¬дер и под¬ско¬чу.
- А как же квар¬ти¬ра?
- Не из¬воль бес¬по¬ко¬ить¬ся, - Вик¬тор Ива¬но¬вич в своё вре¬мя окон¬чил ЛГУ, фа¬куль¬тет жур¬на¬ли¬сти¬ки, не¬мно¬го по¬ра¬бо¬тал на Ле¬нин¬град¬ском те¬ле¬ви¬де¬нии, но рас¬со¬рил¬ся с Бел¬лой Кур¬ко¬вой и ушёл, - Вер¬нём¬ся в квар¬ти¬ру, от¬де¬лан¬ную луч¬ше, чем на кар¬тин¬ках в ка¬та¬ло¬гах.
В тот день Вик¬тор у ме¬ня не ос¬тал¬ся. Де¬ла. Я то¬ле¬рант¬на в этом во¬про¬се. У муж¬чи¬ны долж¬ны быть де¬ла, непод¬вла¬ст¬ные жен¬щи¬не.
Квар¬ти¬ра на один¬на¬дца¬том эта¬же, но я все же вы¬шла на лод¬жию. От¬кры¬ла од¬ну створ¬ку. Пы¬та¬юсь ус¬мот¬реть его «Мер¬се¬дес». Ка¬кое там. Хо¬лод¬но и зво¬нят в дверь. Ко¬го не¬лёг¬кая не¬сёт? Я ад¬рес ни¬ко¬му не да¬ва¬ла.
На ле¬ст¬нич¬ной пло¬щад¬ке, от¬сту¬пив от «глаз¬ка» сто¬ит моя под¬ру¬га.
- Ты че¬го пря¬чешь¬ся?
- Ма¬ло ли что, - бед¬ная, бед¬ная жен¬щи¬на она все¬го ста¬ла бо¬ять¬ся. Рань¬ше, ах как дав¬но это бы¬ло, она мог¬ла од¬на но¬чью пой¬ти на ка¬кую-то по¬эти¬че¬скую ту¬сов¬ку.
- Про¬хо¬ди. Не в две¬рях же го¬во¬рить.
- Ши¬кар¬но. Уме¬ешь уст¬раи¬вать¬ся, - а вот за¬ви¬ст¬ли¬ва она бы¬ла, ду¬маю, с ма¬ло¬лет¬ст¬ва. Её при¬сказ¬ка: Вам хо¬ро¬шо, не то, что мне, на¬би¬ла у ме¬ня ос¬ко¬ми¬ну. Воз¬ра¬жать в та¬ком слу¬чае, де¬ло зряш¬ное.
- Кто ад¬рес мой но¬вый дал?
- Сек¬рет¬ни¬ча¬ешь? Скры¬ва¬ешь¬ся от под¬ру¬ги? Пом¬ру, и ты не уз¬на¬ешь.
- По¬ми¬рать ко¬гда со¬бра¬лась? Про¬хо¬ди по¬ка не по¬мер¬ла на кух¬ню.
Там ещё сто¬ял за¬пах йо¬да и ал¬ко¬го¬ля.
- Ты по¬ра¬ни¬лась? – аль¬тер¬на¬ти¬вы ка¬кой-ни¬будь га¬до¬сти она не до¬пус¬ка¬ет. Йод и за¬пах спир¬та. Ко¬неч¬но, кто-то по¬ре¬зал¬ся.
- Я нет. Му¬жи¬ка за¬ре¬за¬ла. Пы¬тал¬ся ме¬ня из¬на¬си¬ло¬вать, - яв¬ная ложь, но На¬та¬лия та¬ра¬щит гла¬за, кру¬тит го¬ло¬вой.
- Где труп? Кро¬ви не ви¬жу.
- Я его ре¬за¬ла над ра¬ко¬ви¬ной. Ту¬да и кровь спус¬ти¬ла, - и это¬му она ве¬рит.
- Ты силь¬ная.
- Со¬стоя¬ние аф¬фек¬та. Ещё не про¬шло. Бе¬ре¬гись, - до че¬го же ис¬пу¬га¬на жен¬щи¬на, она и это¬му ве¬рит. Не¬да¬ром го¬во¬рят, у стра¬ха гла¬за ве¬ли¬ки.
На¬ко¬нец, она уви¬да¬ла по¬су¬ди¬ну с ка¬ро¬ти¬но¬вы¬ми ош¬мёт¬ка¬ми от кре¬ве¬ток.
- Что это? Ра¬ки боль¬ше.
- Кре¬вет¬ки бы¬ли.
- Ни¬ко¬гда не ела. Для нас до¬ро¬го, - опять хан¬же¬ская ложь. Она с му¬жем име¬ет до¬ход раза в три боль¬ше мое¬го.
- Я же го¬во¬рю, му¬жи¬ка за¬ре¬за¬ла.
- Пре¬кра¬ти лгать. Ставь во¬ду. Я пель¬ме¬ни при¬нес¬ла, - из сум¬ки дос¬та¬ет пач¬ку пель¬ме¬ней и бу¬тыл¬ку вод¬ки. Оп¬ре¬де¬лен¬но бли¬зок ко¬нец Све¬та. Ар¬ма¬гед¬дон! Ау! Где вы Гог и Ма¬гог?
- Ты ку¬ша¬ешь эту от¬ра¬ву? – я на¬роч¬но под¬зу¬жи¬ваю На¬та¬лию. Знаю, как она от¬но¬сит¬ся к еде. Вез¬де ей ме¬ре¬щит¬ся от¬ра¬ва. Там спе¬ци¬аль¬но под¬ме¬ша¬ли пес¬ти¬ци¬дов боль¬ше нор¬мы. Там вме¬сто мя¬са вло¬жи¬ли сою. А эти про¬дук¬ты ре¬зуль¬тат им¬мун¬ной ин¬же¬не¬рии. Ге¬но¬мо¬де¬фи¬ци¬ро¬ван¬ные про¬дук¬ты за¬по¬ло¬ни¬ли пол¬ки су¬пер¬мар¬ке¬тов Ев¬ро¬пы.
- Что, - чуть не вско¬чи¬ла с та¬бу¬ре¬та и не вы¬ро¬ни¬ла си¬га¬ре¬ту. Си¬га¬ре¬ты не от¬ли¬па¬ют от её при¬пух¬лых губ, - Ты хо¬чешь ска¬зать, что эти пель¬ме¬ни с со¬ей?
- Ху¬же. Это им¬мму¬но¬про¬дукт.
На¬та¬лия, не раз¬ду¬мы¬вая вы¬бра¬сы¬ва¬ет па¬кет пель¬ме¬ней в му¬сор¬ное вед¬ро. Я сме¬юсь.
- Ты из¬де¬ва¬ешь¬ся на¬до мной. Зна¬ла бы ты, ка¬кую тра¬ге¬дию. Я пе¬ре¬жи¬ваю.
- Ус¬по¬кой¬ся и сядь. Вы¬пьем, - ли¬цо На¬та¬лии ожи¬ви¬лось.
- А чем за¬ку¬сим?
- Ру¬ка¬вом, - я про¬дол¬жаю сте¬бать¬ся.
- Хо¬тя бы со¬ку, ка¬ко¬го, - На¬та¬лия ус¬по¬кои¬лась.
Вы¬пи¬ли и она про¬дол¬жи¬ла свою ис¬по¬ведь.
- Дочь вы¬шла за¬муж и ста¬ли они жить у нас. Га¬рик с ма¬моч¬кой жи¬вут в от¬дель¬ной квар¬ти¬ре, но ма¬ма его не за¬хо¬те¬ла ни в чём ущем¬лять се¬бя. На¬стоя¬щая про¬сти¬тут¬ка эта мать, - На¬та¬лия гряз¬но вы¬ру¬га¬лась, упот¬ре¬бив не¬цен¬зур¬ное на¬име¬но¬ва¬ние жен¬ско¬го де¬то¬род¬но¬го ор¬га¬на, - Она, ви¬дишь ли, то¬же сво¬бод¬ный ху¬дож¬ник. Я уз¬на¬ла, чем она по¬мыш¬ля¬ла в ин¬сти¬ту¬те жи¬во¬пи¬си и ри¬сун¬ка. На¬тур¬щи¬цей бы¬ла. А они, эти на¬тур¬щи¬цы, все по¬го¬лов¬но про¬сти¬тут¬ки.
- Же¬на Рем¬бранд¬та то¬же, по-твое¬му, про¬сти¬тут¬ка?
- Не пе¬ре¬дер¬ги¬вай. Ты бы ви¬де¬ла эту на¬тур¬щи¬цу. Ро¬жа по¬мя¬тая, то¬щая.
Са¬ма На¬та¬лия в свои го¬ды име¬ла вес под во¬семь¬де¬сят ки¬ло¬грам¬мов, бюст шес¬то¬го раз¬ме¬ра и таз объ¬е¬мом лит¬ров на сто. 
- Она к нам зая¬ви¬лась с бу¬тыл¬кой де¬ше¬во¬го порт¬вей¬на, - под¬ру¬га ок¬руг¬ли¬ла гла¬за, - Это к нам. К нам, кто пьет от¬бор¬ный конь¬як. Как она ра¬зо¬шлась по¬сле это¬го пой¬ла. Она и та¬лант¬ли¬ва, она и кра¬са¬ви¬ца не пи¬сан¬ная. У неё мас¬са по¬клон¬ни¬ков и все они лю¬ди бо¬га¬тые и с по¬ло¬же¬ни¬ем. На¬ме¬ка¬ет, что на¬ша дочь не па¬ра сы¬ноч¬ку. Она так и ска¬за¬ла: Что в на¬ше вре¬мя про¬фес¬сор. Ни¬щий. Ко¬му нуж¬на эта нау¬ка. Всё япон¬цы уже при¬ду¬ма¬ли и от¬кры¬ли. Од¬ним сло¬вом, мы с мо¬им Ар¬ка¬шей лю¬ди вто¬ро¬го сор¬та.
- А дочь-то что? Не уре¬зо¬ни¬ла свек¬ровь?
- Све¬та с этим не¬че¬са¬ным ху¬дож¬ни¬ком за¬пер¬лась в сво¬ей ком¬на¬те. Один Бог зна¬ет, чем они там за¬ни¬ма¬лись, по¬ка мы слу¬ша¬ли ма¬ма¬шу Га¬ри¬ка.
- Ты, как буд¬то не зна¬ешь, чем мо¬гут за¬ни¬мать¬ся мо¬ло¬дые лю¬ди на¬еди¬не. Лю¬би¬ли друг дру¬га.
- Это ты на¬зы¬ва¬ешь лю¬бо¬вью. На¬ско¬чит, как пе¬тух на ку¬ри¬цу, дёр¬нет¬ся раза три и прочь.
- Ты, что же под¬гля¬ды¬ва¬ла?
- Я мать или не мать?!
- Ты из¬вра¬щен¬ная мать. Ты бы ещё но¬ги до¬че¬ри под¬дер¬жи¬ва¬ла, что¬бы твое¬му Га¬ри¬ку удоб¬нее бы¬ло.
- Ты ме¬ня ос¬корб¬ля¬ешь. По¬шла я, - но ос¬та¬ет¬ся си¬деть.
- Допь¬ем и пой¬дешь.
- Ре¬зон¬но, - в этом вся моя под¬ру¬га. По¬ка не до¬пи¬ли бу¬тыл¬ку, На¬та¬лия не тро¬ну¬лась с мес¬та. Она ма¬тер¬но ру¬га¬ла всех. Дос¬та¬лось и му¬жу, и его род¬не. Осо¬бен¬но она ру¬га¬ла се¬ст¬ру му¬жа. Она и глу¬пая, и злоб¬ная. Не¬на¬ви¬дит не¬вест¬ку. На¬стоя¬щая зо¬лов¬ка.
Мо¬но¬лог На¬та¬лии пре¬рвал зво¬нок меж¬го¬ро¬да. Кто бы это мог? Ух¬ти-пух¬ти, мне зво¬нит сын. По¬тра¬тил¬ся.
Кри¬чит в труб¬ку, буд¬то я глу¬хая.
- Не ори ты так. Я ещё не ог¬лох¬ла.
- Ма¬ма, как ты там? У вас стре¬ля¬ют.
- А как же. Вот и сей¬час стро¬чат из «Мак¬си¬ма». Слы¬шишь? – в это вре¬мя На¬та¬лия на¬ча¬ла мыть по¬су¬ду.
- Не по¬хо¬же.
- По¬слу¬шай, ге¬ний, ты мне по¬зво¬нил из тво¬ей сран¬ной Аме¬ри¬ки толь¬ко для то¬го, что¬бы спро¬сить, стре¬ля¬ют ли у нас.
- Не-е-е, - он ос¬тал¬ся ре¬бен¬ком, - мы ро¬ди¬ли. Внук у те¬бя. В мае прие¬дем. Жди. Ты ра¬да? – ра¬да ли я? А чёрт ме¬ня зна¬ет. Так да¬ле¬ко и поч¬ти не¬ре¬аль¬но. Пра¬виль¬но на¬зва¬ли то ме¬сто – си¬ли¬ко¬но¬вая до¬ли¬на. Что-то не¬жи¬вое. Как грудь ис¬кус¬ст¬вен¬ная. Не  ска¬жу же я сы¬ну, что мне всё рав¬но, есть ли у ме¬ня внук, нет ли.
- Ра¬да без¬мер¬но. Жду с не¬тер¬пе¬ни¬ем, - рас¬стоя¬ние не по¬ме¬ха для экс¬т¬ра¬сен¬сор¬ных волн. Сын ущу¬чил мою иро¬нию. 
- Ты ос¬та¬лась всё та¬кой же. Ни йо¬ты доб¬ро¬ты и лас¬ки.
Сын прав. Ма¬ло он ви¬дел от ме¬ня лас¬ки. Под¬ни¬мать сы¬на од¬ной, без от¬ца не¬про¬сто.
Се¬кун¬да и нас разъ¬е¬ди¬ни¬ли. У них там, в Аме¬ри¬ке так по¬ло¬же¬но, разъ¬е¬ди¬нять без пре¬ду¬пре¬ж¬де¬ния. За¬пла¬тил за три ми¬ну¬ты и не вя¬кай.
- Лю¬бов¬ник зво¬нил? – На¬та¬лия мо¬жет ещё го¬во¬рить поч¬ти чле¬но¬раз¬дель¬но.
- Да, лю¬бов¬ник. Со¬об¬щил, что у нас бу¬дет ре¬бё¬нок, - я рас¬счи¬ты¬ва¬ла, что под¬ру¬га пой¬мёт мой юмор. Не тут-то бы¬ло.
- Не мо¬жет быть, - от удив¬ле¬ния под¬ру¬га глот¬ну¬ла вод¬ки, - ты же ста¬ру¬ха. А сколь¬ко ему?
- Ему де¬вя¬но¬сто, - про¬дол¬жаю ёр¬ни¬чать.
- То¬гда ре¬бе¬нок не от не¬го.
- Ты ду¬ра? Ка¬кой ре¬бе¬нок и по¬че¬му о его ро¬ж¬де¬нии мне со¬об¬ща¬ет муж¬чи¬на? Со¬всем моз¬ги про¬пи¬ла.
- Ос¬кор¬бить ме¬ня не труд¬но. По¬со¬чув¬ст¬во¬вать, по¬мочь, труд¬но. Чёр¬ст¬вая ты.
- Раз¬мо¬чи в сво¬их со¬п¬лях, мяг¬че ста¬ну.
- На¬шу Све¬ту этот Га¬рик, - без ка¬ко¬го-ли¬бо пе¬ре¬хо¬да, - сде¬лал нар¬ко¬ман¬кой.
Я же по¬ду¬ма¬ла, ес¬ли сам че¬ло¬век не хо¬чет, ни¬кто его на¬силь¬но не за¬ста¬вить упот¬реб¬лять нар¬ко¬ти¬ки. Вон, как ма¬ма¬ша гло¬щет во¬дя¬ру и ку¬рит од¬ну за дру¬гой.
- Этот Га¬рик из¬вра¬ще¬нец. Пред¬став¬ля¬ешь, - что я долж¬на бы¬ла пред¬ста¬вить, мне уз¬нать в дан¬ный мо¬мент не при¬шлось. На¬та¬лия по¬ник¬ла го¬ло¬вой.
И что при¬ка¬же¬те мне де¬лать с ней. Она ве¬сит не ме¬нее се¬ми¬де¬ся¬ти ки¬ло¬грам¬мов. Ту¬ша. Пус¬кай, тут спит. Про¬спит¬ся, са¬ма пе¬рей¬дёт в спаль¬ню. Не пу¬щу я её до¬мой.
Ста¬ла уби¬рать со сто¬ла. По те¬ле¬ви¬зо¬ру по¬ка¬зы¬ва¬ют ка¬кой-то оче¬ред¬ной бра¬зиль¬ский се¬ри¬ал. Пе¬ре¬клю¬чать лень. Мою по¬су¬ду и раз¬мыш¬ляю.
Мой сын, как бы он ни был да¬лек от ме¬ня, все же зво¬нит мне ка¬ж¬дый ме¬сяц. Ино¬гда с ока¬зи¬ей при¬сы¬ла¬ет мне пре¬зен¬ты за¬мор¬ские. На¬при¬мер, эту блу¬зу, он мне по¬да¬рил. Я её для до¬маш¬них нужд при¬спо¬со¬би¬ла. Обе¬щал вну¬ка при¬вес¬ти. Же¬ну его я ви¬де¬ла два раза. При¬ят¬ная в об¬ще¬нии хох¬луш¬ка. Из Ка¬на¬ды. Там ук¬ра¬ин¬цев пол¬но. Бу¬дет смесь у вну¬ка. Ар¬мян¬ская, рус¬ская и ук¬ра¬ин¬ская кровь. Ка¬ко¬во?
По¬су¬да пе¬ре¬мы¬та. Грязь уб¬ра¬на. На¬та¬лия спит, уро¬нив го¬ло¬ву на ру¬ки и ши¬ро¬ко рас¬ста¬вив но¬ги. Ба! Что я ви¬жу. Под ней лу¬жи¬ца. Бед¬ная жен¬щи¬на. Опи¬са¬лась. По¬дот¬ру. Её же хва¬тит удар, ес¬ли она уз¬на¬ет та¬кое. По¬зор!
Я не же¬лез¬ная. Но¬ги гу¬дят, в го¬ло¬ве шум. Плю¬ну¬ла на всё и по¬шла к се¬бе в спаль¬ню. Так и не уз¬на¬ла я, что та¬ко¬го из¬вра¬щен¬но¬го де¬ла¬ет Га¬рик с её до¬че¬рью и как она об этом уз¬на¬ла.
За ок¬на¬ми на¬ча¬ло свет¬леть, ко¬гда я ото¬рва¬ла го¬ло¬ву от по¬душ¬ки. В квар¬ти¬ре ти¬ши¬на. Не¬сколь¬ко се¬кунд я вспо¬ми¬на¬ла, что и где. Пол¬ная про¬стра¬ция. Не уз¬наю сво¬ей ком¬на¬ты. Не муд¬ре¬но. Во-пер¬вых, я тут жи¬ву не¬дав¬но. Во-вто¬рых, вче¬ра я мно¬го, не¬по¬зво¬ли¬тель¬но мно¬го для мое¬го ор¬га¬низ¬ма вы¬пи¬ла спирт¬но¬го. Хо¬ро¬шо ещё не ку¬ри¬ла. А от¬че¬го я так на¬пи¬лась? Ещё пять, семь се¬кунд и мой мозг дал кар¬тин¬ку – моя под¬ру¬га На¬та¬лия и лу¬жи¬ца мо¬чи под ней.
Пру¬жи¬ной вы¬ско¬чи¬ла с кро¬ва¬ти и в чем бы¬ла ско¬рее на кух¬ню. Ни¬ко¬го. Мо¬жет быть, мне при¬сни¬лось, что под¬ру¬га ус¬ну¬ла на кух¬не и офу¬ри¬лась? На по¬лу чис¬то. Оз¬ноб про¬бе¬жал по те¬лу. Мис¬ти¬ка ка¬кая-то. На¬до ус¬по¬ко¬ить¬ся. Пре¬ж¬де все¬го, одеть¬ся. По¬том умыть ли¬цо.
Я в пол¬ном по¬ряд¬ке. Ещё раз гля¬ну¬ла на се¬бя в зер¬ка¬ло – свет мой зер¬каль¬це ска¬жи, и по¬шла на кух¬ню. Точ¬но. Всё чис¬то. Мне мог¬ло и при¬снит¬ся, что под¬ру¬га опи¬са¬лась под се¬бя. Ка¬кую же па¬кость нам про¬да¬ют под ви¬дом вод¬ки. Се¬ла за стол. Сту¬пор. Вод¬ка. А, что вод¬ка. Из-за неё в се¬ми¬де¬ся¬тых го¬дах на¬ша эко¬но¬ми¬ка чуть не да¬ла тре¬щи¬ну. По¬ля¬ки зая¬ви¬ли, что вод¬ку вы¬ду¬ма¬ли они. Су¬ки, ска¬жи¬те. При¬шлось на¬шим уче¬ным за¬сесть в ар¬хи¬вы и до¬ка¬зы¬вать, что это мы изо¬бре¬ли вод¬ку. Ну не чушь ли? Впро¬чем, опо¬хме¬лить¬ся не ме¬ша¬ет. У ме¬ня все¬гда в за¬нач¬ке бу¬ты¬лоч¬ка. Тут я её спря¬та¬ла на лод¬жии. Ра¬зо¬гну¬ла спи¬ну, по¬тя¬ну¬лась, спа¬си¬бо сус¬та¬вы не тре¬щат, и по¬шла на лод¬жию. Чер¬те с два. Они, что чу¬ют, ко¬гда я пью вод¬ку. Что на преж¬нем мес¬те со¬се¬ди, что здесь. Зво¬нят в дверь. Сей¬час я им вы¬дам. По пер¬вое чис¬ло.
За две¬рью На¬та¬лия: Про¬сну¬лась уже. Я про¬дук¬тов ку¬пи¬ла. Зав¬тра¬кать бу¬дем, - и ни те¬ни сму¬ще¬ния.
Мо¬жет быть, мне при¬сни¬лось, что она опи¬са¬лась.
- Про¬хо¬ди, - ку¬да де¬вать¬ся? Та¬кая под¬ру¬га у  ме¬ня од¬на.
Рас¬щед¬ри¬лась На¬та¬лия. Ку¬пи¬ла в на¬рез¬ке, тер¬петь не мо¬гу, ма¬ло ли что ту¬да пи¬ха¬ют, ке¬ту и кол¬ба¬су. Ба¬том ми¬ни¬ба¬гет. Рань¬ше мы та¬кое на¬зы¬ва¬ли фран¬цуз¬ским ба¬то¬ном. Бан¬ку шпрот.
- Шпро¬ты чьи? – не не¬без¬раз¬лич¬но, от¬ку¬да рыб¬ка. Эс¬ты и ла¬ты со¬всем рас¬пус¬ти¬лись в сво¬ём пер¬во¬быт¬ном на¬цио¬на¬лиз¬ме. При¬тес¬ня¬ют рус¬ских. Вы¬ду¬ма¬ли не¬что – не¬гра¬ж¬да¬нин. Это пол¬ная чушь с точ¬ки зре¬ния юри¬ста.
- Те¬бе не всё рав¬но, - но на¬пя¬ли¬ла оч¬ки для бли¬зи и впе¬ри¬лась в бан¬ку.
- Дай, я, - чи¬таю: Ка¬ли¬нин¬град¬ский за¬вод при ры¬бо¬про¬мы¬сло¬вом объ¬е¬ди¬не¬нии «Ян¬тарь». 
- За¬вар¬ка у те¬бя есть? – На¬та¬лия уже рас¬су¬по¬ни¬лась. Грудь вы¬пер¬ла из лиф¬чи¬ка. Я та¬ко¬го не при¬ем¬лю. Да¬же в ба¬не, ку¬да на¬ве¬ды¬ва¬юсь раз в не¬де¬лю, я в пред¬бан¬ни¬ке обо¬ра¬чи¬ва¬юсь про¬сты¬ней.
- Чай бай¬хо¬вый круп¬но¬лис¬то¬вой, ты хо¬те¬ла спро¬сить. За¬вар¬ка уже в чай¬ни¬ке.
- За¬ну¬да. И как те¬бя тер¬пе¬ли му¬жья.
Мне ос¬то¬чер¬те¬ла эта пи¬ки¬ров¬ка. Во¬об¬ще, мне весь этот спек¬такль, про¬дол¬жаю¬щей¬ся уже поч¬ти су¬тки, уже встал по¬пе¬рёк гор¬ла. Вод¬ка в не¬го не по¬ле¬зет.
- Ты ре¬ши¬ла пе¬ре¬се¬лить¬ся ко мне? - ре¬зать так, ре¬зать.
- Хо¬чешь оби¬деть ме¬ня. Зна¬ла бы ты, как я ос¬корб¬ле¬на. Не то¬бой. Род¬ной до¬че¬рью. Я долж¬на, обя¬за¬на рас¬ска¬зать те¬бе всё.
У по¬па бы¬ла со¬ба¬ка, он её лю¬бил и так да¬лее. Тер¬пи, Ма¬ри¬на. Не от¬вя¬жешь¬ся. Как ска¬зал один анг¬ли¬ча¬нин, to confession is the fist step to repentance, при¬зна¬ние есть пер¬вый шаг к рас¬кая¬нию. На¬та¬лия жа¬ж¬дет ис¬по¬ве¬ди. Изо¬бра¬зи пад¬ре, и слу¬шай. Лишь она опять не на¬пи¬лась вдрызг.
Чай был кре¬пок и го¬ряч. Хо¬ро¬шо «ло¬жит¬ся» на ке¬ту, вод¬ку и ба¬тон. Речь На¬та¬лии ров¬на и связ¬на. 
- Жи¬вут они у нас с Ар¬ка¬шей в сред¬ней ком¬на¬те. Не от¬да¬вать же им боль¬шую. Кро¬ме то¬го там у нас ос¬нов¬ной фонд. Так Ар¬ка¬ша на¬зы¬ва¬ет кар¬ти¬ны и ан¬тик¬ва¬ри¬ат, - наш фонд. Ка¬кой-то пре¬дель¬ный ци¬низм. Уби¬ен¬ной ста¬руш¬ки это «фонд», но не воз¬ра¬жаю. Ина¬че ввя¬жем¬ся в пе¬ре¬пал¬ку, - Про¬шло пол¬го¬да и ста¬ли мы с суп¬ру¬гом за¬ме¬чать, что на¬ша дочь, - я об¬ра¬ти¬ла вни¬ма¬ние, что под¬ру¬га пе¬ре¬ста¬ла звать дочь по име¬ни, - ста¬ла по ут¬рам мно¬го пить хо¬лод¬ной во¬ду. Ар¬ка¬ша го¬во¬рит, шу¬тя, в пьян¬ст¬ве за¬ме¬чен не был, но по ут¬рам пил во¬ду. Хо¬тел шут¬ка¬ми от¬де¬лать¬ся. Он та¬кой бес¬тол¬ко¬вый, - док¬тор на¬ук у неё бес¬то¬лочь, - я не та¬кай про¬фан. Ме¬ня на мя¬ки¬не не про¬ве¬дешь. По¬ня¬ла, что этот сво¬бод¬ный, от че¬го толь¬ко, ху¬дож¬ник спаи¬ва¬ет на¬шу дочь. Её, ко¬то¬рую мы бе¬рег¬ли от всех этих па¬ко¬стей со¬вре¬мен¬ной жиз¬ни, - я смот¬рю на неё и вспо¬ми¬наю де¬ла ми¬нув¬ших лет.
Мо¬ре, пляж. По¬се¬лок Лоо. Мы втро¬ем, На¬та¬лия, Тать¬я¬на и я прие¬ха¬ли сю¬да по¬сле пред¬ди¬плом¬ной прак¬ти¬ки. Они за¬кан¬чи¬ва¬ют ЛГУ. Жи¬вем на час¬той квар¬ти¬ре. Так это на¬зы¬ва¬лось. На са¬мом де¬ле мы сни¬ма¬ем три кой¬ки в до¬ме раз¬ва¬лю¬хе, но ря¬дом с мо¬рем. Три рас¬кла¬душ¬ки три гвоз¬дя в об¬шар¬пан¬ной сте¬не и один та¬бу¬рет. Вот и вся об¬ста¬нов¬ка. За¬то это сто¬ит все¬го во¬семь¬де¬сят ко¬пе¬ек за ме¬сто. Мы с Тать¬я¬ной пла¬ва¬ем до по¬си¬не¬ния. На¬та¬лия бы¬ст¬ро ус¬та¬ет в во¬де и мёрз¬нет. Я, го¬во¬рит, пой¬ду, по¬гу¬ляю. Гу¬ляй, че¬го нам. Толь¬ко че¬рез пять дней она при¬хо¬дит в сле¬зах. У неё вы¬де¬ле¬ния. Та¬кие бы¬ва¬ют при трип¬пе¬ре. Го¬но¬рее. По¬гу¬ля¬ла де¬вуш¬ка.
- Ты ме¬ня не слу¬ша¬ешь. Все вы та¬кие, - не уточ¬ня¬ет, кто это мы та¬кие, - Отец да¬же сле¬дил за ней, ко¬гда она ухо¬ди¬ла, как бы в биб¬лио¬те¬ку.
- Это же ос¬кор¬би¬тель¬но.
- Лег¬ко те¬бе го¬во¬рить. У те¬бя сын. Он в по¬до¬ле не при¬не¬сет.
- И что же твой бла¬го¬вер¬ный вы¬сле¬дил?
- А вот что, - На¬та¬лия воз¬де¬ва¬ет ру¬ки к по¬тол¬ку, буд¬то там от¬вет, - Дочь не хо¬ди¬ла в биб¬лио¬те¬ку. Она хо¬ди¬ла в ки¬но.
- Грех-то, ка¬кой.
- Не шу¬ти. Ты же зна¬ешь, ка¬кие филь¬мы ста¬ли в то вре¬мя де¬мон¬ст¬ри¬ро¬вать. Сплош¬ная пор¬но¬гра¬фия.
- Ка¬кие же это филь¬мы?
- Но¬чи Ка¬би¬рии. Муж¬чи¬на и жен¬щи¬на. Ты, что же не пом¬нишь. Там го¬лая спи¬на му¬жи¬ка и эти охи-ахи.
Дол¬го пе¬ре¬ска¬зы¬вать все пе¬ри¬пе¬тии вос¬пи¬та¬ния до¬че¬ри в се¬мье док¬то¬ра и кан¬ди¬да¬та на¬ук. Там бы¬ло все. Слеж¬ка, пер¬лю¬ст¬ра¬ция пи¬сем и за¬пи¬сок. До¬хо¬ди¬ло до мор¬до¬би¬тия. Это на фо¬не не¬уём¬ных ласк. Кнут и пря¬ник бы¬ли хо¬ро¬ши в ра¬бо¬вла¬дель¬че¬ском об¬ще¬ст¬ве. Но не се¬го¬дня же. Во вре¬ме¬на мас¬со¬вых ком¬му¬ни¬ка¬ций, ра¬дио и те¬ле¬ви¬де¬ния.
Под¬ру¬га про¬дол¬жа¬ла. Я, под¬пе¬рев го¬ло¬ву ла¬до¬ня¬ми, слу¬ша¬ла. Тер¬пе¬ла и слу¬ша¬ла. Не да¬лее, как три дня на¬зад я про¬чла книж¬ку. Из тех, что штам¬пу¬ют со¬вре¬мен¬ные пи¬са¬ки. Книж¬ка анон¬си¬ро¬ва¬на, как жен¬ский де¬тек¬тив. Слог в том де¬тек¬ти¬ве и слог На¬та¬лии близ¬не¬цы бра¬тья. Как во¬да из про¬ху¬див¬ше¬го¬ся кра¬на. Но бы¬ва¬ют и вспле¬ски. Фыр-р-р-р и опять бульк, бульк.
Вод¬ка кон¬чи¬лась. Как и, сла¬ва Бо¬гу, кон¬чи¬лась на¬рез¬ка. Греш¬на, я ре¬ши¬ла, что те¬перь-то уж На¬та¬лия уй¬дет. Я уто¬ми¬лась и хо¬чу при¬лечь. Имею я пра¬во в сво¬ём до¬ме от¬дох¬нуть. Те¬ат¬раль¬но ра¬зе¬ваю рот в зе¬во¬те. Это у под¬ру¬ги вы¬зы¬ва¬ет вспыш¬ку гне¬ва: Ты бес¬сер¬деч¬ная, ты эгои¬ст¬ка. У те¬бя нет серд¬ца.
Это пре¬дел.
- Так и про¬ва¬ли¬вай. Я не ис¬по¬вед¬ник и дом мой не ис¬по¬ве¬даль¬ня. На хрен мне слу¬шать ис¬то¬рию гре¬хо¬па¬де¬ния твой Све¬ты. Ма¬ло что ли по те¬ле¬ви¬де¬нию это¬го. Что ни пе¬ре¬да¬ча, то убий¬цы, нар¬ко¬ма¬ны и на¬силь¬ни¬ки пе¬до¬фи¬лы.
- Ты хо¬чешь, что¬бы нас с Ар¬ка¬шей убил этот из¬вра¬ще¬нец? Ты зна¬ешь, что он де¬ла¬ет со Све¬той?! Он за¬став¬ля¬ет её де¬лать ми¬нет. Вот! – На¬та¬лия взди¬ра¬ет под¬бо¬ро¬док.
- Ты са¬ма ви¬де¬ла? – мне ста¬но¬вит¬ся тош¬но.
- За¬чем? Све¬та са¬ма мне ска¬за¬ла. Она так из¬ме¬ни¬лась. Го¬во¬рит, за де¬сять дол¬ла¬ров она у ко¬го хо¬чешь, сде¬ла¬ет это. А вы¬пить у те¬бя нет? – ис¬те¬рич¬ный пе¬ре¬ход.
- У ме¬ня тут не ви¬но¬кур¬ня.
- Ты пра¬ва, - под¬ру¬га по¬ник¬ла. Я мол¬чу. У ме¬ня за¬тек¬ла спи¬на, оне¬ме¬ли ру¬ки. Уши за¬вя¬ли.
В от¬кры¬тую фор¬точ¬ку про¬ник све¬жий, уже ве¬чер¬ний воз¬дух. Бре¬шут со¬ба¬ки. За¬ве¬ли мо¬ду дер¬жать со¬бак в го¬род¬ских квар¬ти¬рах. Ут¬ром спать не да¬ют. За¬сра¬ли га¬зо¬ны. Под при¬чи¬та¬ния На¬та¬лии я поч¬ти за¬дре¬ма¬ла, но тот крик вни¬зу встрях¬нул ме¬ня.
- Убью, га¬ди¬на, - кри¬чал муж¬чи¬на.
- Сам гад, - от¬вет¬ст¬во¬ва¬ла жен¬щи¬на го¬ло¬сом Тать¬я¬ны Шмы¬го, - И пёс твой гад¬ский.
Дош¬ли до кон¬флик¬та со¬бач¬ни¬ки. Но по¬че¬му не слыш¬но са¬мих со¬бак? Оп¬ре¬де¬лен¬но, сбе¬жа¬ли от сво¬их хо¬зя¬ев. Лю¬ди ла¬ют¬ся. Что же им со¬ба¬кам под¬ра¬жать этим тва¬рям не¬ра¬зум¬ным. Нет па¬мят¬ни¬ка склоч¬ни¬ку. Есть па¬мят¬ник и не один со¬ба¬ке. Зна¬ко¬во.
- Те¬бе ин¬те¬рес¬нее слу¬шать, как ру¬га¬ют¬ся ка¬кие-то пья¬ни¬цы, - вот све¬жай¬ший при¬мер. На¬та¬лии ней¬мёт¬ся за¬те¬ять со мной сва¬ру.
- Я вся вни¬ма¬ние. Га¬рик, он же Иго¬рек ока¬зал¬ся из¬вра¬щен¬цем. Но это, ми¬лая моя, смот¬ря как гля¬нуть. В Ри¬ме это по¬чи¬та¬лось пре¬дель¬ным от¬кро¬ве¬ни¬ем. И пат¬ри¬ции гна¬ли со дво¬ра, - вру и не крас¬нею, - жен¬щи¬ну, ес¬ли она не ов¬ла¬де¬ва¬ла этим ис¬кус¬ст¬вом, - а, впро¬чем, мо¬жет, и не вру. Не зря же ве¬ли¬кий Рим раз¬ва¬лил¬ся. И как ут¬вер¬жда¬ют ис¬то¬ри¬ки от пре¬сы¬щен¬но¬сти во всем. В по¬ли¬ти¬ке, бы¬ту, ис¬кус¬ст¬вах и зре¬ли¬щах. 
- При чем тут твой Рим, - без пау¬зы, - Я вы¬пить хо¬чу.
- На¬до в «24 ча¬са» ид¬ти. Муж не по¬те¬рял те¬бя, си¬зо¬кры¬лая ты моя го¬луб¬ка. Ар¬ка¬ша уе¬хал в Гру¬зию де¬лать док¬лад.
- Ал¬лах все¬мо¬гу¬щий. Не¬у¬же¬ли им ин¬те¬рес¬на нау¬ка. Гам¬са¬хур¬диа и Ше¬вард¬над¬зе на¬вряд ли сей¬час за¬ни¬ма¬ют¬ся чис¬той нау¬кой. Они по¬доб¬ны тем, что у ме¬ня во дво¬ре. Ху¬же псов.
Мы вы¬шли во двор. Ни¬ко¬го. Со¬бач¬ни¬ки, ви¬ди¬мо, ус¬та¬ли ла¬ять¬ся. А, мо¬жет быть, со¬шлись в ру¬ко¬паш¬ной и уби¬ли друг дру¬га. Так, шу¬тя и пе¬ре¬ки¬ды¬ва¬ясь от¬дель¬ны¬ми меж¬до¬ме¬тия¬ми, мы дош¬ли до под¬ва¬ла в уг¬ло¬вом до¬ме. 
Ти¬хо в на¬шем мик¬ро¬рай¬оне. Тут не жи¬вут лю¬ди за¬ня¬тые про¬дук¬тив¬ным тру¬дом. В ос¬нов¬ном обос¬но¬ва¬лись так на¬зы¬вае¬мые но¬вые рус¬ские. До¬ма все строе¬ны по ин¬ди¬ви¬ду¬аль¬ным про¬ек¬там. Квад¬рат¬ный метр тут сто¬ит до¬ро¬же, чем в Цен¬тре. Уст¬рои¬ли плат¬ную ав¬то¬сто¬ян¬ку. По¬гля¬ди¬те на неё. Все Ев¬ро¬пей¬ские свал¬ки тут. Мер¬се¬де¬сы с ку¬зо¬ва¬ми 190 и 220, особ¬ня¬ком их шес¬ти¬со¬тые со¬бра¬тья. А вот и во¬все уни¬кум – анг¬лий¬ский Ягу¬ар. В ох¬ран¬ни¬ках не ста¬ру¬хи ста¬ри¬ки, как бы¬ва¬ло рань¬ше. Тут всё мо¬лод¬цы под два мет¬ра рос¬том.
В под¬ва¬ле душ¬но. Под по¬то¬лок ви¬сит си¬га¬рет¬ный дым и яв¬ст¬вен¬но во¬ня¬ет пе¬ре¬га¬ром. Этот «аро¬мат» сдоб¬рен за¬па¬хом пе¬ре¬пре¬лой коп¬че¬ной ры¬бой. Оп¬ре¬де¬лен¬но, и вод¬ка тут в эти ча¬сы «пе¬ре¬пре¬лая». Го¬нят с Кав¬ка¬за кон¬тра¬факт¬ную во¬дя¬ру. Ска¬жи¬те, мо¬жет при¬лич¬ная вод¬ка сто¬ить семь¬де¬сят руб¬лей за пять¬сот грам¬мов. Нет. Сто¬ит на пол¬ке и дру¬гая, по две¬сти за бу¬тыл¬ку. Но то¬же не факт, что она на¬стоя¬щая.
- Че¬го же¬ла¬ют да¬мы? - ну и ро¬жа. Глаз¬ки ма¬лень¬кие. Их поч¬ти не вид¬но на оп¬лыв¬шем жи¬ром ли¬це. Рот боль¬шой и «мас¬ля¬ный», зу¬бы ров¬ные и не¬ес¬те¬ст¬вен¬но бе¬лые. Встав¬ные. Нос пе¬ре¬бит и го¬во¬рит этот пи¬те¬кан¬троп гну¬са¬во. 
- Да¬мы же¬ла¬ют, вы¬пив вод¬ки, не от¬ра¬вит¬ся.
- Ма¬дам шу¬тит. У нас вся вод¬ка фир¬мен¬ная. Ли¬зен, - тут пи¬те¬кан¬троп за¬пи¬на¬ет¬ся. Я по¬мо¬гаю, - Ли¬цен¬зи¬он¬ная, - Вот, вот. Ре¬ко¬мен¬дую «Цар¬скую». На се¬реб¬ре на¬сто¬ян¬ная.
- Что ты врешь, - всту¬па¬ет На¬та¬лия, кан¬ди¬дат хи¬ми¬че¬ских на¬ук, - Ио¬ны се¬реб¬ра не взаи¬мо¬дей¬ст¬ву¬ют со спир¬то¬вы¬ми рас¬тво¬ра¬ми.
- Да¬ма спе¬циа¬лист? – раз¬верз рот до ушей. Вонь по¬пёр¬ла.
- Хва¬тить баз¬лать, - на¬до кон¬чать этот ба¬ла¬ган, - Да¬вай две бу¬тыл¬ки Ли¬ви¬зов¬ской. Но, ес¬ли проб¬ка про¬кру¬тить¬ся, вер¬нешь день¬ги.
- Ар¬тур¬чик, - от¬ку¬да-то из глу¬бин под¬ва¬ла вы¬шла де¬ви¬ца. Впе¬ре¬ди грудь, ед¬ва не вы¬па¬даю¬щая из блу¬зы, по¬том гу¬бы, на¬кра¬шен¬ные ма¬ли¬но¬вым цве¬том. То ли крас¬ка, то ли кровь мла¬ден¬ца. Есть та¬лия и по¬то¬му бед¬ра осо¬бен¬но впе¬чат¬ля¬ют, - кто тут пра¬ва ка¬ча¬ет? Го¬ни в шею.
- Мы ка¬ча¬ем пра¬ва, - На¬та¬лия не ос¬во¬бо¬ди¬лась от преж¬них па¬ров ал¬ко¬го¬ля и бы¬ла бес¬страш¬на, - Дай¬те жа¬лоб¬ную кни¬гу, - пол¬ный идио¬тизм. Но по¬дей¬ст¬во¬ва¬ло.
- Ка¬кая кни¬га, - де¬ви¬ца вы¬шла из-за при¬лав¬ка, - Ка¬кая та¬кая кни¬га. Хо¬ти¬те, я са¬ма по¬про¬бую вод¬ку. Ар¬тур, от¬крой та¬кую же. Не тя¬ни со¬п¬ли.
Че¬рез де¬сять ми¬нут пат¬руль¬ные ми¬ли¬цио¬не¬ры, ко¬то¬рые, как пра¬ви¬ло, за¬гля¬ды¬ва¬ют в под¬вал ка¬ж¬дый час, смог¬ли на¬блю¬дать по¬ра¬зи¬тель¬ную кар¬ти¬ну. Три ба¬бы си¬дят на ящи¬ках в об¬ним¬ку, и по¬ют в раз¬но¬бой: Ка¬ким ты был, та¬ким ос¬тал¬ся, ка¬зак ли¬хой и так да¬лее по тек¬сту ка¬жет¬ся по¬эта пе¬сен¬ни¬ка то¬ва¬ри¬ща Ма¬ту¬сов¬ско¬го.   
- Ва¬лен¬ти¬на Ива¬нов¬на, - мол¬вил сер¬жант, - Вас не оби¬жа¬ют? – хо¬ро¬ша «кры¬ша» у Ва¬лю¬ши.
- Иди, Ва¬ся, иди. Обе¬ре¬гай по¬кой во¬ров и бан¬ди¬тов. Тут дру¬гие не жи¬вут. А тет¬ки мои слав¬ные. Иди, Ва¬ся, - мы про¬дол¬жи¬ли петь.
- Пой¬дем мы, - ска¬за¬ла На¬та¬лия и по¬пы¬та¬лась встать. Не по¬лу¬чи¬лось. Её кач¬ну¬ло и зад вновь «при¬лип» к ящи¬ку.
- А го¬во¬ри¬ли, вод¬ка фаль¬ши¬вая, - Ва¬лен¬ти¬на Ива¬нов¬на про¬де¬ла¬ла не¬ве¬ро¬ят¬ные те¬ло¬дви¬же¬ния, что¬бы по¬мочь На¬та¬лии встать, - Дие¬ту на¬до со¬блю¬дать, - и то¬же вер¬ну¬лась в ис¬ход¬ное по¬ло¬же¬ние.
Мы с Ар¬тур¬чи¬ком мол¬ча на¬блю¬да¬ем и да¬же по¬пы¬ток не де¬ла¬ем, что¬бы са¬мим ото¬рвать¬ся от ящи¬ков.
- Гос¬по¬да, - слы¬шать та¬кое от пи¬те¬кан¬тро¬па с пе¬ре¬би¬тым но¬сом не¬мно¬го стран¬но, - пред¬ла¬гаю взять¬ся за ру¬ки и со¬вме¬ст¬ны¬ми уси¬лия¬ми под¬нять¬ся. Ско¬ро мен¬ты опять на¬едут. Нуж¬ны нам за¬мо¬роч¬ки? – сам и от¬ве¬тил, - На хе¬ра они нам нуж¬ны.
Стран¬ную кон¬фи¬гу¬ра¬цию со¬ста¬ви¬ли мы. Но все же вста¬ли. Ни¬ко¬гда я не ис¬пы¬ты¬ва¬ла та¬ких ощу¬ще¬ний. Ног я не чув¬ст¬во¬ва¬ла, го¬ло¬ва лег¬кая, как воз¬душ¬ный ша¬рик. Язык уве¬ли¬чил¬ся в раз¬ме¬рах и пе¬ре¬стал слу¬шать¬ся ко¬манд из мо¬ей под¬кор¬ки. Стран¬но, что со¬бу¬тыль¬ни¬ки мог¬ли из¬да¬вать чле¬но¬раз¬дель¬ные зву¬ки. Что же за пой¬ло нам всу¬чи¬ли тут. Но и хо¬зяе¬ва его пи¬ли.
Сер¬жан¬ту при¬шлось вы¬зы¬вать две «Ско¬рые». Всех от¬вез¬ли в боль¬ни¬цу Бот¬ки¬на. Так на¬чал¬ся для ме¬ня но¬вый век. Вра¬чи так и не су¬ме¬ли оп¬ре¬де¬лить, ка¬кую от¬ра¬ву под¬ме¬ша¬ли в вод¬ку со¬вре¬мен¬ные Мен¬де¬лее¬вы.
Пер¬вым вы¬шел из боль¬ни¬цы Ар¬тур Кон¬ра¬до¬вич. Быв¬ший про¬фес¬сио¬наль¬ный бок¬сёр, про¬вед¬ший сто два¬дцать пять бо¬ев, из ко¬то¬рых в де¬вя¬но¬ста трёх по¬бе¬дил но¬кау¬том, оп¬ра¬вил¬ся на пя¬тый день. Ему вка¬ча¬ли не¬ме¬ре¬но фи¬зио¬ло¬ги¬че¬ско¬го рас¬тво¬ра, глю¬ко¬зы и ещё че¬го-то. Я и Ва¬лен¬ти¬на вы¬пи¬са¬лись на седь¬мой день. На¬та¬лия про¬ве¬ла в па¬ла¬те поч¬ти по¬ло¬ви¬ну ме¬ся¬ца. Не про¬шли да¬ром её пре¬ды¬ду¬щие воз¬лия¬ния, ска¬за¬лось и то, что она в дет¬ст¬ве бы¬ла за¬ра¬же¬на па¬ра¬зи¬та¬ми ас¬ка¬ри¬да¬ми. Ко¬жа на лок¬тях, под ко¬ле¬ня¬ми, и ещё кое-где по¬кры¬лась крас¬ной ко¬роч¬кой. Зуд не¬ве¬ро¬ят¬ный. Бу¬ду¬чи че¬ло¬ве¬ком с ха¬рак¬те¬ром хо¬ле¬ри¬ка, под¬ру¬га моя пло¬хо пе¬ре¬но¬си¬ла лю¬бую фи¬зио¬ло¬ги¬че¬скую не¬мощь. Тут же по¬сто¬ян¬ный зуд. Не го¬во¬рю о внеш¬нем ви¬де.
___________________________________

С На¬та¬ли¬ей мне пред¬сто¬ит встре¬тить¬ся уже поздней осе¬нью. На¬род в ди¬ком вос¬тор¬ге от но¬во¬го Пре¬зи¬ден¬та. Осо¬бен¬но его чтут и обо¬жа¬ют жен¬щи¬ны в воз¬рас¬те, что с чьей-то лег¬кой ру¬ки про¬зван Баль¬за¬ков¬ским. …И в воз¬дух чеп¬чи¬ки бро¬са¬ли…
Его – Бу¬дем мо¬чить в сор¬ти¬ре, тут же ста¬ло афо¬риз¬мом. Мо¬чи¬ли или не мо¬чи¬ли, не знаю. Од¬но знаю оп¬ре¬де¬лен¬но, Вик¬то¬ра рас¬стре¬ля¬ли у по¬ро¬га мое¬го до¬ма. В сен¬тяб¬ре. 
Три¬на¬дца¬то¬го, чтоб оно, это чис¬ло, ис¬чез¬ло из ка¬лен¬да¬ря, я жда¬ла Ви¬тю к обе¬ду. Он обе¬щал прие¬хать по¬рань¬ше. С ут¬ра по¬еха¬ла на ры¬нок. Всё обы¬ден¬но, как эти стро¬ки. И по¬го¬да та¬кая же. Се¬рая, туск¬лая. Ни солн¬ца, ни вет¬ра. Об¬ла¬ка свет¬ло-се¬рые. Они опус¬ти¬лись так низ¬ко, что ка¬за¬лось их мож¬но дос¬тать, ес¬ли не ру¬кой, то уж во вся¬ком слу¬чае, дли¬ной вет¬кой. Ство¬лы то¬по¬лей бле¬стят ут¬рен¬ней ро¬сой. Я шла по скве¬ру и вды¬ха¬ла влаж¬ный, пах¬нув¬ший гри¬ба¬ми воз¬дух. Обе ру¬ки за¬ня¬ты сум¬кой и па¬ке¬том. Тя¬же¬ло, но что не сде¬ла¬ешь ра¬ди муж¬чи¬ны. На¬стоя¬ще¬го муж¬чи¬ны, а не тех со¬вре¬мен¬ных осо¬бей с яич¬ка¬ми и пе¬ще¬ри¬стым те¬лом ме¬ж¬ду ни¬ми, ко¬то¬рые не спо¬соб¬ны на по¬сту¬пок.
- Ра¬нень¬ко Вы, Ма¬ри¬на, - это наш двор¬ник. Он тад¬жик. А, мо¬жет быть, уз¬бек. Кто их раз¬бе¬рёт. Ма¬ма рас¬ска¬зы¬ва¬ла, что пе¬ред вой¬ной в Ле¬нин¬гра¬де двор¬ни¬ка¬ми ра¬бо¬та¬ли та¬та¬ры. Те¬перь не¬весть кто, - Че¬го не спит¬ся-то?
- Ста¬ри¬кам не спит¬ся.
- Ка¬кой ста¬рик?! Ты мо¬ло¬дой. Кра¬си¬вый, - льстит тад¬жик или уз¬бек, но мне при¬ят¬но, - Гос¬тей ждешь?
- Жду, Мах¬мут.
- Мак¬сим я. А же¬на моя Ири¬на. Ма¬ма с па¬пой не хо¬те¬ли звать нас по-тад¬жик¬ски, - вот и разъ¬яс¬ни¬лось. А то, что у не¬го с же¬ной од¬ни па¬па и ма¬ма, про¬стим. Всё мо¬жет быть. Мо¬жет и се¬ст¬ра ему же¬на. Вос¬ток де¬ло тон¬кое.
- Жду гос¬тей, вот на ры¬нок схо¬ди¬ла. Ба¬ра¬ни¬ны ку¬пи¬ла, - за¬чем я ему го¬во¬рю о гос¬тях. Бол¬туш¬ка.
Мак¬сим взял¬ся за мет¬лу, во¬ро¬на карк¬ну¬ла сер¬ди¬то и не спе¬ша пе¬ре¬прыг¬ну¬ла на сан¬ти¬мет¬ров три¬дцать. Из со¬сед¬не¬го подъ¬ез¬да вы¬шла де¬вуш¬ка с моп¬сом. Мак¬сим ей: Доб¬рое ут¬ро, Ма¬ша.
Ма¬рия Ни¬ко¬лае¬ва ак¬три¬са те¬ат¬ра и ки¬но. Вер¬нее, она сни¬ма¬ет¬ся в те¬ле¬ви¬зи¬он¬ных се¬риа¬лах. Не¬пло¬хих. Я бы ска¬за¬ла, со¬лид¬но сня¬тых. А слу¬жит в те¬ат¬ре. В ос¬нов¬ном со¬ста¬ве.
- Доб¬рое. Мак¬сим, Вы не по¬мое¬те мне ок¬на?
- По¬мою. Зо¬ви, - обы¬ден¬но. Се¬ро.
Я во¬шла в подъ¬езд. Жду лифт. У нас два лиф¬та. За¬га¬да¬ла, ес¬ли пер¬вым при¬дет гру¬зо¬вой, то се¬го¬дня Вик¬тор со¬об¬щит мне о по¬езд¬ке на мо¬ре. Обе¬щал же. Он своё сло¬во дер¬жать уме¬ет.
На дво¬ре ра¬зо¬рва¬ли про¬сты¬ни. Я да¬же ух¬мыль¬ну¬лась.  Ко¬му при¬спи¬чи¬ло. За¬ла¬ял пёс. И ти¬ши¬на. По¬до¬шёл гру¬зо¬вой лифт. Я уже по¬ста¬ви¬ла пра¬вую но¬гу во¬внутрь, как раз¬дал¬ся крик Мак¬си¬ма: Дер¬жи, дер¬жи!!!
Ко¬го дер¬жи? И от¬че¬го двор¬ник так ис¬тош¬но кри¬чит? Дверь при¬ще¬ми¬ла но¬гу. С тру¬дом вы¬дер¬ну¬ла, и серд¬це силь¬но за¬би¬лось. От бо¬ли или от кри¬ка.
- Ми¬ли¬ция! - это кри¬чит ак¬три¬са. Моё серд¬це го¬то¬во вы¬прыг¬нуть из гру¬ди. Обы¬ден¬но, се¬ро.
Но¬ги са¬ми вы¬не¬сли ме¬ня с сум¬кой и пак¬том на ули¬цу. И че¬го они кри¬чат? Сто¬ит ма¬ши¬на Вик¬то¬ра. Ни¬кто не вы¬шел. Так это не по¬вод под¬ни¬мать та¬кой хай. Ох¬ра¬на долж¬на убе¬дить¬ся в безо¬пас¬но¬сти.
- Ой, Ма¬ри¬на! Ой, Ма¬ри¬на!
- Что ой, Ма¬ри¬на. Че¬го ты орешь, Мак¬сим.
- Са¬ма смот¬ри, - ты¬чет мет¬лой в ма¬ши¬ну. Те¬перь я ви¬жу, в ма¬ши¬не мас¬са ды¬рок. Ма¬лень¬ких, ак¬ку¬рат¬ных.
- Отой¬дем, - ме¬ня тя¬нет Ма¬рия Ни¬ко¬ла¬ев¬на, - мо¬жет взо¬рвать¬ся.
- Там мой Вик¬тор. По¬че¬му он не вы¬хо¬дит?
- Отой¬дем, - и про¬дол¬жа¬ет тя¬нуть за ру¬кав. Мы пя¬тим¬ся, а Мак¬сим идет с мет¬лой на¬пе¬ре¬вес к ма¬ши¬не. Вик¬тор ку¬пил её не¬дав¬но. Кра¬си¬вый джип. Чер¬ный, с за¬те¬нен¬ны¬ми стек¬ла¬ми, с дву¬мя ан¬тен¬на¬ми. Вик¬тор очень гор¬дил¬ся спут¬ни¬ко¬вой свя¬зью.
Мы с Ма¬шей ото¬шли к дет¬ской пло¬щад¬ке. Мопс мол¬чит. Лишь ту¬пым сво¬им но¬сом со¬пит.
- Ся¬дем. Вы от¬ды¬ши¬тесь, - про¬из¬нес¬ла по¬след¬ние сло¬ва Ма¬ша и тут мы ус¬лы¬ша¬ли вой ми¬ли¬цей¬ской си¬ре¬ны.
- Как бы¬ст¬ро, - поч¬ти в про¬стра¬ции про¬из¬нес¬ла я.
- На¬вер¬но, Мак¬сим по¬зво¬нил, - не зво¬нил Мак¬сим, это я точ¬но знаю. У не¬го нет мо¬биль¬но¬го те¬ле¬фо¬на. Не по кар¬ма¬ну.
Со сто¬ро¬ны про¬спек¬та во двор въез¬жа¬ет ми¬ли¬цей¬ский УАЗ,ик. Вой обор¬вал¬ся. Ма¬ши¬на ос¬та¬но¬ви¬лась в от¬да¬ле¬нии. Как буд¬то, на¬сто¬ро¬жи¬лась. Тру¬со¬ва¬ты на¬ши стра¬жи по¬ряд¬ка. На бом¬жа они идут сме¬ло. Тут же сме¬ло¬сти не хва¬та¬ет. Та¬кой ав¬то¬мо¬биль и та¬кие но¬ме¬ра. Вик¬тор за¬пла¬тил две¬сти дол¬ла¬ров за них.
- Че¬го же они мед¬лят? – на¬ив¬ная ак¬три¬са, как ска¬за¬ли бы древ¬ние гре¬ки, про¬та¬го¬нист. Не ка¬кой-ни¬будь там три¬та¬го¬нист. Наша Ма¬ша иг¬ра¬ет пер¬вые ро¬ли. Пер¬вые-то пер¬вые, а не со¬об¬ра¬жа¬ет.
- Ждут, как и Вы, ко¬гда рва¬нет.
- Идио¬ты. И за что им пла¬тят?
- За это и пла¬тят. Как Вы ду¬мае¬те, кто им ска¬зал, что тут стре¬ля¬ли. Стре¬ля¬ли ведь не из пуш¬ки.
- Со¬се¬ди по¬зво¬ни¬ли.
- И где они. Эти Ва¬ши со¬се¬ди. Не те вре¬ме¬на, Ма¬ша. Это при Ста¬ли¬не со¬сед на со¬се¬да до¬но¬сы стро¬чил. И бы¬ло то в ра¬дость.
Вы¬шел од¬ни мент, сто¬ит, че¬рез пле¬чо ав¬то¬мат. За¬чем? Вы¬шел вто¬рой. Мы слы¬шим: Экс¬пер¬тов на¬до вы¬зы¬вать, мать его в дыш¬ло.
Ко¬го «в дыш¬ло», не уточ¬ня¬ет. По¬ра¬зи¬тель¬но! Они так и сто¬ят. К ма¬ши¬не не идут.
Тут ме¬ня бу¬к¬валь¬но под¬бро¬си¬ло. А вдруг Ви¬тя ра¬нен и ему нуж¬на по¬мощь. Сум¬ка и па¬кет па¬да¬ют в песочницу, и я иду. Пря¬ми¬ком че¬рез га¬зон к Джи¬пу Че¬ро¬ки.
Мен¬ты про¬дол¬жа¬ют сто¬ять. Я иду. Ос¬та¬лось сде¬лать пять ша¬гов до ма¬ши¬ны: Стой, где сто¬ишь!
Ко мне идет один из ми¬ли¬цио¬не¬ров.
- Ты кто та¬кая?!
- Не тычь мне, шну¬рок, - от¬ку¬да этот сленг у ме¬ня, са¬ма не знаю, - там друг мой. Яс¬но? – и по¬шла на не¬го.
- Ты че¬го, - от¬сту¬пил, - мерт¬вя¬ков не бо¬ишь¬ся?
- А от¬ку¬да те¬бе из¬вест¬но, что Вик¬тор мёртв? Ты обо¬ро¬тень, - взвизг¬ну¬ла я.
- Са¬шок, брось ты с этой су¬ма¬сшед¬шей язык сти¬рать. А Вы, гра¬ж¬дан¬ка, отой¬ди¬те от мес¬та про¬ис¬ше¬ст¬вия. Сле¬ды унич¬то¬жи¬те. Что опе¬ра и кри¬ми¬на¬ли¬сты ска¬жут, - этот мо¬ло¬же и сим¬па¬тич¬нее. Я от¬сту¬пи¬ла. Ком в гор¬ле за¬стрял и но¬ги оде¬ре¬ве¬не¬ли. Вик¬то¬ра уби¬ли.
Ско¬ро прие¬ха¬ла дру¬гая ма¬ши¬на с над¬пи¬сью на бор¬ту – Кри¬ми¬на¬ли¬сти¬че¬ская ла¬бо¬ра¬то¬рия. Оце¬пи¬ли ма¬ши¬ну Вик¬то¬ра лен¬той и на¬ча¬ли там ко¬по¬шить¬ся.
- Пой¬дем¬те ко мне, - Ма¬рия всё вре¬мя, ока¬зы¬ва¬ет¬ся, не от¬хо¬ди¬ла от ме¬ня, - Вам на¬до вы¬пить.
- А как же Вик¬тор?
- Вы ему не по¬мо¬же¬те уже.
Ма¬рия Ни¬ко¬лае¬ва жи¬ла в со¬сед¬нем подъ¬ез¬де. Двор¬ник Мак¬сим и его же¬на Ири¬на по¬мог¬ли мне до¬не¬сти мои ку¬ту¬ли до квар¬ти¬ры Ма¬рии. Вхо¬дя в подъ¬езд, я ог¬ля¬ну¬лась. Из Джи¬па вы¬во¬ла¬ки¬ва¬ли те¬ло Вик¬то¬ра. Я уз¬на¬ла его по бо¬тин¬кам. Вы¬ше все бы¬ло в кро¬ви. По¬ра¬зи¬тель¬но, но ме¬ня не стош¬ни¬ло.
- Эй, гра¬ж¬дан¬ка! – ок¬ли¬ка¬ет ме¬ня кто-то от ма¬ши¬ны, - Не ухо¬ди¬те. Вы нам по¬на¬до¬би¬тесь.
- Гра¬ж¬дан¬ка пой¬дет ко мне, - го¬лос у Ма¬рии звон¬кий, - квар¬ти¬ра но¬мер пят¬на¬дцать.
- Ни¬ку¬да не ухо¬ди¬те, - был от¬вет.
- То¬гда, гра¬ж¬да¬нин на¬чаль¬ник, офор¬ми¬те под¬пис¬ку о не¬вы¬ез¬де, - вы¬ка¬за¬ла не¬пло¬хое зна¬ние УПК РФ Ма¬рия.
- Обой¬дешь¬ся.
Что тут на¬ча¬лось. Ма¬ша сбро¬си¬ла с се¬бя плащ, об¬на¬жи¬ла кра¬си¬вую грудь. Нет. Не со¬всем. Лег¬ким дви¬же¬ни¬ем рас¬пах¬ну¬ла джем¬пер.
- Вы смее¬те мне ха¬мить! Мне За¬слу¬жен¬ной ар¬ти¬ст¬ки Рос¬сии. Мне, ко¬то¬рой ру¬ко¬пле¬скал сам Ель¬цин. Про¬щай¬тесь с по¬го¬на¬ми.
Лейтенант ото¬ро¬пел. Он то хва¬тал¬ся за ко¬бу¬ру, то взма¬хи¬вал ру¬ка¬ми, слов¬но чай¬ка на вет¬ру. На¬ко¬нец, он спра¬вил¬ся с ото¬ро¬пью и об¬рёл дар ре¬чи. Имен¬но так пи¬шут в ро¬ма¬нах. Но что это бы¬ла за речь! Ни од¬но¬го нор¬маль¬но¬го сло¬ва. Ес¬ли бы мы смот¬ре¬ли это по те¬ле¬ви¬зо¬ру, то бы¬ли бы сплош¬ные пи-и-и-и.
 Ма¬рия от¬ве¬ча¬ла по фе¬не, to Pedlare,s French.
Так про¬дол¬жа¬лось три ми¬ну¬ты. Для ки¬не¬ма¬то¬гра¬фа это боль¬шое вре¬мя.
- Стоп! – ско¬ман¬до¬ва¬ла ак¬три¬са.
Милиционера выключили: Понял, не ду-рак. Был бы дурак, не понял, - и тут же, Выпить не найдётся?
Мизансцена намбер ту. Помесь француз-ского с нижегородским, как сказала бы моя ма-ма. Пусть земля ей будет пухом. Мария, мили-ционер, распустивший галстук регат и я. Я, ко-торая должна изображать убитую горем стару-ху. Это герои. Антураж – кухня «под Европу». В клетке попугай, а на столе литровая бутылка виски и тарелка с крупно нарезанными огурца-ми и помидорами.
- Помянем грешного, - милиционер погля-дел сначала на меня, потом на актрису. Как бы спрашивая, имя расстрелянного. Не дождался и залпом выпил пахучую жидкость.
Чудовищно! Не прошло и двух часов, как убили моего последнего милого друга, а я пью с милиционером и незнакомой мне женщиной.  В прихожей остались продукты, что купила для нашего, с Виктором обеда. Теперь он бездыха-нен, а я…Что сказать. Позор на мою седую го-лову. Это преувеличение. Седина у меня только в висках и я её не закрашиваю. Виктор гово-рит, уже говорил, что эта седина придаёт мне пикантность.
- Выпил? Чеши отсюда пока ветер без камней, - откуда у заслуженной артистки РФ такой сленг.
- Пошёл, - покорно соглашается лейтенант и поправляет галстук. Не уходит. Взгляд его за-стыл на бутылке.
- На посошок и вали, - Мария ловко нали-вает.
Оказывается, мы не закрыли дверь.
- Товарищ лейтенант, - в двери стоит сержант, - Вас эксперт просит. Он говорит, на-до по свежим следам произвести некоторые следственные действия, - сержант тоже вперил-ся в виски.
- Иду, - сержант продолжает стоять, - Чего стоишь? Иди. Сказал. Сейчас приду.
- Лейтенант, - Мария раскована и почти весела, - младшему чину положено налить. Раз-решите?
- Пять капель.
Они ушли.
- Как Вам моя антреприза? Думаю, наш худрук оценил бы. 
- Откуда этот сленг?
- Вы, значит, не смотрели меня в «Воров-ской саге». Там я играю бендершу. Этакую Соньку Золотая ручка. Выпьем спокойно без лишних.
Не успели мы выпить спокойно. Позвони-ли в дверь. На этот раз Мария заперла дверь. Сержант сказал, что начальство просит меня спуститься во двор.
Следователь решил, что будет лучше, если я тут же опознаю труп.
Виктора успели отмыть от крови. Следы её остались на рубашке. Лицо белое. Оно спо-койно. В левом виске небольшая дырочка с окантовкой. 
Составили протокол опознания. Я подпи-сала его и попросила побыть с убитым немного наедине. Виктор лежал в машине Скорой по-мощи на носилках. Рядом на полке его дорож-ная сумочка, отчего-то названная борсеткой. Не ведая, что творю, я сунула её себе за лиф и громко расплакалась. Истерика.
Меня отвели обратно к Марии. Я не со-противлялась. Мне нужна была релаксация по-сле такой процедуры.
Дома я оказалась, именно так, оказалась поздно ночью или рано утром. В моём воспа-ленном мозгу запечатлелась картинка – я и труп, в руках которого борсетка. С этим сном я проснулась и с ходу: Витя!
Тишина. Я схожу с ума. На кухне, куда я пришла после душа, полный порядок. Такого у меня никогда не бывало. Продукты, что я купи-ла для нашего с Виктором обеда, аккуратно разложены на столе. Записка: Милая Марина, я позволили себе немного похозяйничать у Вас. Пятнадцатого я целый день дома. У меня, так называемый сценарный день. Если захотите по-говорить, позвоните. Мария Николаева.
И номер телефона. Чёрт возьми, а какое сегодня число. На календаре с мордой фок-стерьера все то же тринадцатое. Не спрашивать же у соседей, какое, мол, сегодня число. Выход один, включать телевизор. На часах, спасибо они на батарейках, без пяти час. В это время по НТВ передают Новости. Там-то скажут, какое число.
Миловидная татарка вещает: Сегодня Президент России принял глав фракций веду-щих партий в Государственной Думе.
Принял. Ну и что? Эй, госпожа Буратаева, скажи какое это «сегодня». Пошла «картинка». Какие они все сытые, самодовольные. Владимир Вольфович расплылся в улыбке. Чему радуется этот человек, у которого папа юрист. Стоп! Вот он говорит: Вчера, тринадцатого сентября на-чалась Сталинградская битва. Мне тяжело осоз-навать, что по прошествии пятидесяти восьми лет в самом Сталинграде есть сотни ветеранов, ютящихся буквально в трущобах.
Спасибо, Владимир Вольфович. Больше мне ничего и не надо. Значит, сегодня четыр-надцатое. Ну и спать я! Голод одолел и заставил встать у плиты. Гренки с сыром, яичница с вет-чиной и большой помидор. Я его предназначала для Виктора. Поразительно, но ничто не дрогну-ло в моем нутре. Чёрствая, как сухарь. Выпила пятьдесят граммов водки и задумалась. Он, то есть, Виктор ехал ко мне. Значит, убийцы знали это. Холодный пот покрыл спину. Они знают, где я живу. Меня убьют. В кино всегда убивают любовниц авторитетов. Так обозвал Виктора следователь, что проводил опознание. Он так и сказал: Это третий авторитет за последний ме-сяц.
Как тут не выпить. В голове прояснилось. Я вспомнила о борсетке. И попять холодный пот. Зачем я её взяла и где она. Бросилась в спальню. Слава Богу! Борсетка лежит на при-кроватной тумбочке.
Водительские права, кошелёк и в нём дол-лары. Тысяча долларов. Целое состояние. Наших денег нет вовсе. Удостоверение в красной об-ложке. Или как говорят «корочках». Читаю – Выдано Виктору Ивановичу Викторову.
Витя, оказывается, был помощником де-путата Санкт-Петербургского законодательного собрания.
Небольшой кляссер. Неужели Витя был настолько сентиментален, что носил с собой фо-тографии близких.
Ничего подобного. Там какие-то финансо-вые бумаги. Не стала  разбираться, что это за бумаги. Потом. Устала я. Мне не восемнадцать. Тут же и прилегла. Опять в объятиях Орфея.
___________________________________

В начале октября мы с Марией решили отдохнуть где-нибудь загородом. Пятнадцатого сентября я все же позвонила ей, и мы мило про-вели полдня. Маша, так она просила называть её, читала стихи, пела. Была весела и бодра.
- Я родилась, - рассказывала она мне уже поздно вечером, в большой деревне в Ульянов-ской области. Там жили почти одни татары. У них быт на уровне лет взятия Иваном Грозным  Казани. Отец мой служил на Северном флоте, а мы с мамой жили там. В детстве я долго болела и на Севере меня бы похоронили. Мама работа-ла в правлении местного отделении Потребко-операции. Теперь я понимаю, что у мамы с от-цом отношения были натянуты, как тетива в луке. Одно неосторожное движение и стрела вылетит, поражая все и всех, - речь актрисы образна и говорит она красиво, - мне было ше-стнадцать, когда мама объявила, что они с от-цом развелись и, что теперь моим папой будет дядя Фатых. Началось настоящее татарское иго. Я не так одеваюсь, я груба, я распущена. А сам так и смотрит, как бы облапить меня. Я и сего-дня не отличаюсь пышностью форм. А тогда, вообще, была тоща. Костяк классический, мяса нет. Не говорю уж о жировой прослойке. В старших классах я увлеклась плаванием. В той деревне, на удивление, была хорошая школа. При ней бассейн. Даже конюшня была для вы-ездки. В наездники меня не взяли. Хила. В пла-вании же я показывала хорошие результаты. Так что сила в руках была. Что я Вас утомляю этой гадостью.
- Продолжайте, - подумала, наверное, у меня такая аура, что женщины стремятся испо-ведоваться у меня.
- Вообщем, однажды он все же застал ме-ня одну. Мама уехала в город. Сильный был та-тарин. Кричи, не кричи. Никто не откликнется. Такие там были нравы. Одолел-таки, и говорит: Теперь ты моя жена. У нас так заведено. Тут я и ударила его. Что под руку подвернулось. Дума-ла, убила. Сижу в ступоре. Нет, подонок, очу-хался. Сидит на полу. Кровь из раны течет. Гла-за заливает, а он улыбается, - Теперь ты у меня на коротком поводке. Будешь брыкаться, в ми-лицию сдан. В колонии из тебя быстро курочку сделают.
Мы выпили по рюмке. Помолчали. Что за напасть такая. Что ни история, то изнасилова-ние. Усмехнулась, значит, я не столь привлека-тельна, что меня никто даже не пытался изна-силовать.
Тот вечер пятнадцатого сентября памятен мне не одним застольем с Марией. Был повод выпить. Моё любопытство заставило меня все же разобраться с бумагами Виктора. Там были две закладные на дома в Зеленогорске и Репи-но. Три расписки в получении крупных сумм в долг. Поживем и разберёмся с ними. Грех-то, какой. Чужое присваивать. Но и время такое. Греховное. Страну разграбили.
В пансионат бывшего БМП мы с Марией поехали. Отлично отдохнули. Бассейн, душ Шарко, целительные ванны. Массаж и физиоте-рапия. Кода, сауна. Вечерами мы развлекались то в баре, то в бильярдной. Мужики там пого-ловно преступники. Так сказала Маша. Ей вид-нее.
Десять дней. Мало или много. Это как по-глядеть. Для меня было много. Не забудьте, сколько мне лет. Да и Маше пора было в коман-дировку на Ладогу сниматься в очередном се-риале. Она уезжала одна.
- Ты меня прости. Этот человек субсиди-рует наш фильм. Не имею права отказать.
Расстались тепло. Даже расцеловались.
Маша уехала, а у меня оставалось два дня. Сходила в бассейн, на душ. Никто на меня не обращает внимания. Вот так, старуха. Со смертью Виктора из меня вышел весь кураж. Сижу в своем номере. Попиваю винцо, говоря словами героя «Фиесты» Хэмингуея. Скучаю. Приеду, найду хорошего юриста. Надо решать с бумагами авторитета. Позвоню Наталии. Как они там с Аркадием. Что с их дочерью. Нехоро-шо тогда расстались. Я оклемалась, а как она. С её характером переживать такую болячку тяже-ло.
Утром в день моего отъезда так похолода-ло, что казалось, выпадет снег. Ветер с залива нес тяжёлые тёмно-синие тучи. Чайки замерли в воздухе, сопротивляясь напору ветра. В пан-сионате почти никого не осталось. Богатые дя-ди. Чего им несколько сотен зелени. Так они на-зывают американскую валюту.
От пансионата до платформы нас, меня и ещё двух женщин довез служебный автобус. По-том электричка и через час я уже у своего дома на улице Савушкина.  Проходя по двору, ещё раз вспомнила тот день. Вот тут стоял Джип Че-роки. А тут машина милиции, поодаль Скорая. Никакого волнения. Мне не привыкать. Рок.
Мой «Мерседес» стоит, где стоял. Максима нет. Он уже свое дело сделал. Теперь с женой пекут пирожки. На продажу.
Родной запах дома. Живу всего ничего, а уже квартира пропиталась моими запахами. Не подумайте ничего дурного. Ну, есть немного аромата алкоголя. Ну и что? Я же нормальный человек. Я не какой-нибудь гомоэректус. Да я и не умею делать из камня орудия производства. Как сказал мудрец, ничто человеческое мне не чуждо.
Распаковала свой багаж и ходу в ванную. Душ. Родной душ. Немец Шарко выдумал не-плохую штучку, но дома и вода родная.
Двадцатое октября. Пока я была в душе, приводила своё тело в порядок. То есть моё body. Во дворе всё побелело. Выпал ранний снег. Он скоро растает, но как красиво в дан-ный момент. Я не лирик, скорее циник, но кра-соту чувствую. Зря, что ли я в шестом классе почти полугодие ходила в изокружок при рай-оном ДПШ. Учитель рисования так и говорил: Ты хорошо чувствуешь цвет. Рисунок у тебя хромает, но в цвете ты успеваешь.
Черные блестящие стволы тополей и лип, с ветвями и оставшимися кое-где пожухшими ли-стьями контрастируют со снегом. Он налип и на ветки, и на стволы. Ворона сидит на ветке и что есть мочи каркает. Она радуется снегу? Или, наоборот, возмущается причудам природы.
В батареях центрального отопления за-булькало. Неужели дадут тепло.
Однако надо покушать. В пансионате на завтрак давали, как обычно геркулес, porridge, а по-американски, - oatmeal. Бутерброд с сыром и чай. Разве на этом долго продержишься? Ни хрена. В морозилке кусок свиной вырезки. Его пока разморозишь, с голоду подохнешь. Омлет и ветчина в банке. Выдумка тех же янки, но про-изведена в Югославии. Нам такого Иосипа. Жи-ли бы, как люди. Нет же, у нас после Иосифа пришел к власти Никита.
Потеплело в животе. Голова отяжелела.
Эх! Бабоньки! Мужика бы сейчас. Ней-мётся старухе. Не заниматься же мне мастурба-циецей. В мои-то года.
Лучшее средство в таком случае добрая порция спиртного. С Марией я привыкла к вис-ки. И пускай я не нищая, но и приработка не предвидится. Надо экономить. Удовлетворюсь нашей Ливизовской.
Я проснулась от звонка. Телефон у меня новый. Подарок Вити авторитета. С АОН,ом. Номер знаком, но убей Бог, не могу вспомнить, чей он. Поднимать трубку или нет. Секунд пять я размышляю. Телефон все трезвонит. Достал.
- Марина! – это подруга Наташа, - Ты, что умерла?
- Да, я тебе отвечаю из тартарары. Тут жарко.
- Идиотка, - это у неё почти, как ласка-тельное обращение, - Ты, где пропадала. Я по-думала, что с тобой случилось. Ты болела? – хле-бом не корми её, а дай поговорить о болезнях.
- Я с рождения больна. Кстати, как и все остальные.
- Не болтай. Я еду к тебе. У нас такое, та-кое.
Напрасно спрашивать её, что такое про-изошло. Всё равно не скажет. У неё в печенках сидит страх. Везде ей мерещатся чекисты или бандиты.
Думаю, легче перенести цунами или пе-режить Спитак, чем встретится с Наталией в таком состоянии. Держись, старуха.
Почти два часа добиралась подруга до меня. Она экономит на всем. И это несмотря на то, что муж её получает весьма прилично и пен-сия у неё немалая. Определенно тащится на трамвае. Потом не сядет в маршрутное такси, а будет ждать рейсового автобуса. Промокнет, продрогнет. Но не сядет в маршрутку. Как же, там дорого. 
Не пойду в магазин. Может быть, растает свинья. Картошка проросла. Обойдемся мака-ронами.
Неожиданно для меня Наталия притащила с собой домашние котлеты и винегрет.
- Я специально готовила, - объявила с по-рога, - И водку купила. На тебя надежды нет.
- Я сегодня утром вернулась. У меня ша-ром покати.
- В больнице была? – началось.
- В пансионате. Здорова я и прекрати го-ворить о болезнях.
В пять вечера мы сели за стол.
Рассказ Наталии.
- Мы с тобой тогда поговорили и я как-то успокоилась. Даже Аркаша стал меньше пить. А то он что ни день на кафедре расслаблялся. Мы думали, что Света одумается. К тому же она за-беременела. Думали, родит ребенка и природа возьмет своё, - съедены котлеты и винегрет, выпита бутылка водки, - Нет же, - руки возде-ваются вверх и глаза округляются, страшное зрелище, - это подонок, свободный художник заявил, что ребёнок свяжет ему руки, и он не сможет творить.
- Это он тебе сказал?
- Ещё чего! Ни я, ни Аркаша с ним не раз-говариваем, - надо понимать, что подслушива-ла, - Света устроила выкидыш. Это в наше-то время. Не при Сталине же живем. Это было пределом. После выкидыша началась настоящая вакханалия. Какой-то Валтасаров пир. Наш дом превратился в настоящий притон. Проходной двор. И что поразительно, никто не пьет водку, а все ненорма. Скоро мы поняли, что они все наркоманы. Так продолжалось до июля. Аркаша ушел в отпуск. Ты же знаешь, что у него с лег-кими. На Юг ему нельзя. Там слишком жарко. Ему дали путевку в пульманалогический сана-торий в Зеленогорске. Мы с ним решили так. Он будет отдыхать в санатории и выхлопочет там мне курсовку. Чтобы не тратиться на столовки. Я сниму комнату. Отдохнем. И комнату при-смотрела, и путевку выкупили. Но тут, - и опять руки воздеты, глаза выпучены. Пауза. Это зна-чит, что я должна проникнуться, - Но тут, хо-рошо помню, это произошло в ночь с пятницы на субботу, к нам в дом заявились милиционеры и объявили, что нашу дочь задержали и она на-ходится в отделении милиции, и у них ест ордер на обыск в её комнате. Позор! – тут Наталия встает и делает невероятные пассы руками и ногами. Настоящий танец шамана в экстазе, - У Аркаши приступ, ингалятор закончился. Он за-дыхается, а эти блюстители закона и порядка выворачивают все наизнанку. Под утро они за-кончили и объявили, что, если мы хотим уви-деть дочь, то должны поторопиться. Её скоро переведут в какой-то СИЗО.
Водка кончилась. Тащиться в заоконную мерзость нет сил. Не так Наталии, как мне надо выпить. Иначе не выдержу. Вспомнила слова дворника: Мы, мусульмане, водку не пьем, а та-лоны отоварили. Куда деть эту водку, не знаю. Продаю, а сам гоню самогонку.
Тогда я не стала спрашивать его, а само-гонку Аллах пить разрешает. Туда и пойдем. Самогонка всё лучше подпольной водки.
- Одевайся, пойдем за водкой, - как я ошиблась. Не держат ноги Наталию. Порази-тельно действие водки на эту женщину. Говорит вполне членораздельно, мимика normal, а ниж-ние конечности отказывают. 
- Я не могу, - Наталия чуть ли не плачет, - Ты сходи одна, а я пока помолюсь за тебя.
Это новость. Подруга «ударилась» в рели-гию? Nonsense, то есть чушь несусветная.
- Ты и молитву знаешь? - я уже натягиваю штормовку. Тоже подарок авторитета. Он при-вез её из Канады.
- Одну знаю. Иди уже.
Максим живет на первом этаже в третьем подъезде. Идти туда не далеко, но неудобно. Вдоль дома не пройдешь. Какой-то умник при-думал устроить там что-то похожее на палисад-ник. Вот и приходится переть вокруг. А там грязь. Значит, Максим дегустирует своё произ-ведение. Мне это в самый раз. Сторгуюсь поде-шевле. Ветровка защищает моё тело от порывов ветра. Я люблю осень, но не до такой же степе-ни, чтобы радоваться её капризам. Спасибо Виктору.
В квартире Максима стоит устойчивый запах сивухи. Но прежде, чем я попала туда, мне пришлось почти с минуту трезвонить.
- Ты кто? – такой жену Максима я ещё не видела.
- Где муж, - чем грубее, тем доходчивее.
- Муж дома. Ты его баба русская. Входи. Будем знакомиться, - пошла вглубь квартиры. Я следом. Что-то порочное в её фигуре. Зад как яблоко, но вертлявый. Ноги с «милой» кривиз-ной. Мужчины такие любят. Плечи прямые и широкие. Смотрю ей в затылок. Что за чутьё у этой таджички.
- Что сверлишь? Не просверлишь. Он и меня любит. Просто у него силы мужицкой мно-го.
Вошли на кухню. Посреди на табурете си-дит Максим. В трусах и тапках.
- Зачем женщину привела? Я не одет, - пьян, пьян, а соображает и стыд не потерял.
- Ой, ой. Она как будто тебя таким не ви-дела.
Я начинаю понимать, что жена дворника всерьёз приняла меня за любовницу Максима.
- Ирина! Молчи. Тащи одёжу, - слышать от таджика чисто скобское слово странно.
- Разбегусь и притащу. Сам иди, - и ко мне, - Тебя звать-то как?
- Женщина! Марина это. Из первого подъ-езда. Ейного мужика убили, - откуда у Максима такой говор.
Если бы не Наталия, что осталась в моём доме в состоянии прострации, я бы задержа-лась. Сидит и плотно сидит во мне червь аван-тюризма. Старая дура.
Максим оделся и быстро отрезвел. Неда-ром люди выдумали смокинг и фрак. Костюм дисциплинирует.
- Вы зачем пришли ко мне? Помощь нуж-на? Чего прибрать? Кого спровадить? Мы ми-гом.
- Самогонки надо.
- А магазин?
- На время посмотри.
- Это верно. Сколько? – выслушав мой от-вет, дворник начал действо.
Через пять минут я принимала от него две бутылки с прозрачной жидкостью.
- Осторожней. Тут градус большой. Не то, что водка.
- Давайте выпьем, - вклинилась Ирина, - Не чужие же, - она продолжала заблуждаться.
- Она права. Не чужие мы. Все в одной большой семье живем. Мы же советские люди. Не то, что некоторые. Которые на Джипах ез-дят.
Намекает или просто так? Чёрт с ним.
Обратно я шла в сопровождении таджи-ков. Максим галантно вел меня под руку, а же-на его шла позади с двумя бутылками самогон-ки. От залива дул тягучий, нудный влажный ве-тер. Пахло мокрым снегом. Небо отсвечивало огнями мегаполиса.
Вдруг таджик запел. По-таджикски. Тоск-ливую и жалостливую песни затянул дворник. О чем он тосковал?
Никто не откликнулся. Дом спал. Спит ли моя подруга?
- Пришли, Марина, - руку не отпускает, смотрит в лицо, - Как думаешь, за что автори-тета убили.
И он туда же. Виктора назвал авторите-том.
- У него в этом доме пять квартир. Не зна-ла? Серьезный мужик был. Зря только с этим связался, - с чем, этим он не уточнил. Я же ис-пугалась. Вспомнила, как мы познакомились с Виктором.
___________________________________


Год назад.
После операции и последующих мытарств я как-то сразу поникла. Из меня вынули стер-жень. Даже выпивка стала для меня противной. Уезжала надолго за город. Особенно мне понра-вился Павловск. Есть там некая тайна. Вообще, всё, что связано с этим императором казалось мне таинственным. Я бродила по парку. Иногда усаживалась на отдаленную скамью и читала. Тогда я увлеклась Виктором Гюго. Помню, в тот день я взяла с собой седьмой том собрания его сочинений. Третья и четвёртая части «Отвер-женных».
«Дорога, ведущая к прежней Менской за-ставе, как известно, составляет продолжение Севрской улицы…», на этом месте седьмой гла-вы меня окликнули.
- Мадам, Вы тут простудитесь.
Рядом стоял он. Виктор. Высокий молодой человек в бежевом пальто и шелковом кашне поверх ворота. Я обратила внимание на его ру-ки. Большие ладони с длинными пальцами. О таких говорят – руки пианиста.
___________________________________

Виктор Щипачёв начинал свою воровскую карьеру с вора карманника. Он оправдывал свою фамилию – был щипачём. _______________________________________

- Зачиталась, - я ничуть не испугалась. В парке пустынно. Кричи не кричи, не услышат.
- Позвольте сесть? – я подвинулась, осво-бождая место на большой скамье. Меня «пове-ло». Ушли, ускакали страхи и сомнения. Взмыла ввысь апатия и тоска.
- Вы увлекаетесь французской литерату-рой? – взглянул на обложку, - Гюго. Девятна-дцатый век. Что за век. Какие страсти. Чего стоит одна Вандея. Как Вы считаете, то, что отец Виктора был участником подавления вос-стания роялистов, не повлияло ли на умозрение Гюго писателя?
- Я так глубоко не вникала в жизнь писа-теля. Я простой читатель. Мне нравится его слог. Он пишет просто и понятно. Одновремен-но захватывающе.
Дунул ветер. Он поднял пыль песка и ли-ству. Стало зябко.
- Тут недалеко очень симпатичное место. Там мы можем продолжить беседу. Не откажи-те, - я не отказала. И не пожалела.
Небольшое кафе было оформлено в стиле «ретро». На стенах металлические светильники наподобие лампад. Столы из цельного дерева, без скатертей. Столовые приборы из белого фарфора с рисунком цвета индиго. Большие граненные фужера и стопки.
- Тут прекрасно готовят мясо в горшоч-ках, - Виктор галантно усадил меня за стол. Его обходительность была приятна. Я подумала, а ты, старуха можешь ещё произвести на мужчи-ну впечатление. Он подслушал мои мысли.
- Вы исключительно интересная женщина. Ныне, - что за слог, - женщины подобны пята-кам. Блестят и все одинаково красивы. Той красотой, что вызывают оскомину. В Вас есть шарм. Что-то природное, естественное.
Так началась наша дружба. Он в тот день много говорил о французской литературе. Я по-ражалась его начитанности. Он мог цитировать отдельные куски из текста того же Гюго.
- Сейчас мы переживаем время смуты и перемен. Можно сказать, время мятежа. Пом-ните, как у Гюго, - цитирует, слегка прикрыв глаза. Что за ресницы у этого мужчины. Девуш-ки позавидуют, - есть мятеж, и есть восстание, - начал он, - это проявление двух видов гнева – один неправый, другой правый. В демократи-ческих государствах, единственных, которые основаны на справедливости, иногда кучке лю-дей удается захватить власть; тогда поднимает-ся весь народ, и необходимость отстоять своё право может заставить взяться за оружие, - он открывает глаза и мне видны белки и синь их, - Не так ли и у нас сейчас. Чеченцы взялись за оружие. За ними последуют и прочие. Это ста-нет началом конца Российской Федерации. Вы так не считаете? – впервые мужчина интересу-ется моим мнение в таком вопросе.
- Я не интересуюсь политикой.
- Как Вы заблуждаетесь, - нам подали те самые горшочки, - Вот пример сиюминутный. Мы с Вами уже в политике. Наши отношения тоже политика. Помните, как у классика: не нужны нам эти политесы.
Вышли мы из кафе, когда солнце косну-лось верхушек деревьев. Смеркалось, и быстро наступила темнота.
- Боже мой, - вполне искренне встревожи-лась я, - боюсь в темноте возвращаться домой.
- Вы плохо думаете обо мне, - Виктор дос-тал мобильный телефон. Из борсетки. Знала бы я в тот момент, что теперь эта борсетка лежит у меня на тумбочке.
- Прошу простит меня. Мне надо сделать одни вызов. Виктор отошёл от меня на несколь-ко шагов и стал негромко говорить по телефону.
- Пройдемся немного. Подышим воздухом, которым дышал неудачник реформатор Павел. Позвольте, я возьму Вас под руку.
Я почувствовала силу его руки. Как там пишут, и тут же обомлела, то есть ослабела от неожиданности своих ощущений. Такое я испы-тывала, когда меня впервые обнял мужчина. И было мне тогда шестнадцать лет.
Через десять минут подкатила большая машина. Тогда я не знала её название. Это был Джип Чероки.
Не хочу впадать в сентиментальные вос-поминания. Скажу одно, Виктор оказался неж-ным и одновременно страстным любовником.
Он помог мне приобрести эту квартиру. Сейчас я понимаю, что за те деньги, что он за-просил, мне её было не приобрести. Но то было время эйфории. Последний всплеск женствен-ности. Когда готова подчиняться мужчине бес-прекословно. Я не замечала, что мой друг часто пропадал на несколько дней. Я не спрашивала, он сам объяснял эти отлучки делами. Я не об-ращала внимания на странности в его речах при общении с товарищами по бизнесу. Что значило, например, слово доза. По наивности я думала, что речь идет о лекарствах. Думала, мой Виктор занимается фармацевтическим бизне-сом.
Я бросилась в наш альянс как в омут го-ловой. To go in head first. Меня закрутило, затя-нуло и понесло.
___________________________________

«Принесло» меня, вернее, почти принесли меня в квартиру, что приобрела с помощью ав-торитета Максим и его жена Ирина.
- Мы пошли, - но не уходит. У меня в доме Наталия и я не знаю, в каком она состоянии. 
- Подождите тут, я сейчас.
Подруга не спит. Сидит у окна и что-то мурлычет. Мотив незнакомый, а слов не разо-брать.
- Пришла? – это сказано индифферентно и не повернув головы.
- Пришла. Ты что поешь?
- Песню викингов. Водки принесла?
- Самогоном разжилась. Приходи в себя. К нам гости.
- Это в твоём стиле. Ночью и гости. Я кар-тошку сварила, - неужели я отсутствовала столько времени.
Максим и Ирина вошли в квартиру с не-которой опаской.
Дворник долго осматривался, будто иска-ла убиенного авторитета. Ирина стояла за его спиной.
- Дорого живёте. Нет, не зря авторитет тут часто бывал.
Зажгли бра. Яркий свет был бы противен происходящему. Посреди ночи четверо совсем незнакомых людей пьют самогон и едят отвар-ную картошку. Едят и пьют молча. Как будто совершают некое таинство.
- Ты меня не дослушала, - прервала мыча-ние Наталия, - Светку осудили на пять лет. По статье, номера не помню, за распространение наркотиков.
- Это жена авторитета? – задал вопрос Максим.
- Да, мой муж авторитетный учёный, - не поняла Наталия, - Она теперь в колонии в Саб-лино. Мы с Аркашей ездим туда каждую суббо-ту. Я вот и подумала, может быть, твои знако-мые могут нам помочь.
- Авторитет мог бы, - опять встрял двор-ник, - Был бы жив, помог. Его уважали.
- О каком авторитете говорит этот чело-век?
- О моём друге Викторе.
- Вот он и мог бы. У тебя все друзья из криминального мира. Им всё теперь дозволено.
- Убили его. И даже, если бы он был жив, не стала бы я просить его за твою Свету.
- Я всё поняла. Зря тащилась через весь город. Тратилась. Звери вы все, - Наталия со-бралась и ушла. Не забыла прихватить миску и кастрюлю, в коих привезла котлеты и винегрет.
Я не помогла подруге избавить её дочь наркоманку от судебного наказания. Грех-то, какой.


     Грехопадение номер три



Я стала забывать смерть, как мне каза-лось, последнего, близкого мне мужчины. Новый две тысячи первый год стал для меня чем-то вроде пресловутого Рубикона или Аустерлица. Последний бой, он трудный самый…
Как ни бодрилась я, что ни предпринима-ла, а то, что я была свидетелем его расстрела, оставило во мне глубокий след.
Наталия на время оставила меня в покое. А вот с Марией мы стали встречаться часто. Ей сорок, мне за шестьдесят. И все же мы нашли общий язык. Наверное, не надо быть людьми из одного круга, чтобы сойтись. Наши чувства, вернее, ощущения во многом совпадали. Она, как и я, чуть-чуть сумасшедшая, она, как и я верит в провидение.
- Я убеждена, - говорила она, стоя на бе-регу Финского залива в районе Мартышкино, где у её деда был домик, - что мы, то есть это пресловутое человечество отнюдь не потомки приматов. Если это было так, то сегодня обезья-ны смогли предъявить нам претензии по заве-щанию. Хорошо мой дед помер. Он был похож на орангутанга.
Мне был близок юмор актрисы. Она в свою очередь понимала мои остроты.
Если уж я упомянула поселок Мартышки-но, то расскажу об одном курьезе, что произо-шёл там с нами. С Марией и мной.
Мы выехали чуть не на первой электрич-ке. Проезд подорожал, но у меня сезонный льготный билет. Мария набрала продуктов на роту, и я постаралась. Планы у нас громадные.
- Задолбали меня рекламщики. Снимитесь и снимитесь в ролике. Чтобы я рекламировала зубные протезы, ну уж нет. У меня все зубы свои. Главный разрешил мне отдохнуть пять дней. Дед умер три года назад. Успел оформить дарственную на дом на меня. Так что, милей-шая Марина, я теперь домовладелица, - она ти-хо смеётся, - Приедем, увидите, что это за дом.
От платформы мы шли уже минут пятна-дцать и всё вверх. Тяжелые сумки оттянули мне руки, и взмолилась: дайте мне отдохнуть.
- Ещё немного и мы устроим привал. Там есть чудесное место.
Марию я слушалась. Ей виднее. Солнце уже выпялилось и стало вовсю жарить. Утреня свежесть отступала, как Бонапарт под Москвой. На её место пришла тяжелая духота. Редкая жара для нашего города установилась в тот июль. На дороге, по которой мы тащились, ни-кого. Дачники ещё спят. Местное население ма-ло и оно тоже не напрягает себя трудом. Аренда комнат приносит большой доход.
- Тут я отдохнем, - Мария вперла указа-тельный палец в пень.
- Чудное место, - я опустила свой зад на прохладный торец бывшей сосны.
Наверху безумолку щебечут птицы. В тра-ве стрекочет кузнечик. Это знак. Если в водо-еме водятся раки, то он, водоём чист. Так же и с кузнечиками.
- Слышите? Кузнечик. Значит с экологией всё в порядке.
- Можно траву кушать. Да?
- Вы проголодались. Мы свободные люди. Нас никто не ждет. Открывайте, - актриса суёт мне банку шпрот. Прогресс, банка открывается без консервного ножа. Пока я возилась со шпротами, Мария нарезала огурцы и помидоры. Через минуту рядом с пнём, где, кстати, мы уместились вдвоём, была раскинута скатерть самобранка. Кто там злопыхал о моём тохосе? Умолкли? То-то.
- По маленькой, закусим и продолжим путь, - это не я сказала, заметьте. Мне памятны «Покровские ворота». В тот год как раз я встре-тила… Нечего вспоминать. Мало ли кого я тогда встретила. Подонком это кто-то оказался.
Две мельхиоровые рюмочки ёмкостью не более тридцати граммов тускло поблескивают на яркой зелени травы. Красно-кровавыми пят-нами треугольником расположились помидоры. Половинки огурцов сливаются с травой. Пикник на обочине. Убей Бог, сейчас не вспомню. Чьей кисти та картина. А, может быть, это не карти-на, а книга. Птицы пробили барабанные пере-понки. Кузнечик разместился у меня на макуш-ке.
- Вы как считаете, Марина, - отвлекает меня от воспоминаний Мария, - мы в состоянии продолжить путь.
- У Вас есть другое предложение?
- Вы хотите сказать есть ли альтернатива?
- Именно.
- Мы должны прийти к консенсусу. Иначе, нас не поймет местное население.
Бред! Мы были в прострации. Окружаю-щий мир скукожился для нас в радиусе метра. Пень стал вытворять черте что. То я, то Мария стали соскальзывать с него. Скоро мы убеди-лись, что нам на нём тесно. Вмиг пополнели.
- Любезные дамы, - голос раздавался от-куда-то сверху. Казалось, вещает само дерево, под кроной которого мы разместились, - могу предложить третий вариант. Вы сидите, про-стите уже лежите в метре от моего участка. Ес-ли не захотите войти в дом, то в саду есть га-мак. Ваши грациозные фигуры там уместятся.
- Марина, у меня началась белая горячка. У меня голоса.
- Похоже, мы обе впали в транс. Я тоже слышу голос. Мужчины, - добавила я, чтобы проверить свою версию.
- Я глас сатаны, - прозвучало тут же и мы с Марией уткнулись рожами в траву.
Я гляжу в лицо Заслуженной актрисы РФ, она вперила свой взор в меня. Между нашими лицами пятнадцать сантиметров.
- У Вас морщинки под глазами. Я знаю косметолога, он поправит, - это Мария.
- И Вам надо бы немного подправить под-бородок.
- Удобно лежать, Мария Николаевна?
- Кто Вы? -  Мария приподнимается на локтях. Волосы её распушились. Глаза горят, - Да охранят нас ангелы господни! Блаженный ты иль проклятый дух, овеян небом иль геенной дышишь, - она бы продолжала читать строки из Шекспира, но её прервал мужской голос.
- Он манит вас последовать за ним, как если бы хотел сказать вам что-то наедине, это тоже, кажется из Гамлета.
- Никуда я с Вами одна не пойду, - Мария уже стоит на коленях и собирает волосы в пучок на затылке, - Зачем так пугать нас, Виктор Петрович. Видите же, дамы слегка расслаби-лись. Марина! Вставайте, это Виктор Петрович, начальник, - актриса запнулась.
- Тут я не начальник. Простой дачник. Пошли ко мне. У меня самовар поспел.
И мы пошли. Сумки подхватил Виктор Петрович. Хмель переместился с ног на голову и нам стало весело. Продираясь через кусты кры-жовника, обдирая кожу на ногах и руках, мы идем в гости. В полном неведении и с неболь-шим смущением.
Ещё одно препятствие в виде узкого мос-тика и мы на участке. Трава в половину челове-ческого роста. Если, конечно, это не человек из книги рекордов сэра Гинесса. Среди этого праздника чертополоха стоят деревья яблонь и слив. И, что удивительно, ветви их гнутся под тяжестью массы плодов.
Я с трудом шагаю. Мои ноги истерзаны. Я же не девочка.
- Любезные сударыни, мы пришли.
Перед нами дом с мезонином. Краска по-всеместно облупилась. На веранде три четверти стёкол заменены фанерой. Крыльцо покосилось, а перила попросту отвалились и висят сбоку. Бросается в глаза печная труба. Она необычай-но широка.
- Вас шокирует внешний вид этого строе-ния? Уверяю вас, внутреннее убранство успо-коит вашу нервную систему, - хозяин идёт впе-реди. И, слава Богу. Я с опаской вступаю на ступени крыльца ветерана. Дверь на удивление открывается без скрипа. Мы в доме. Сначала мы попадаем в сени. Тут полумрак, подсвечен-ный мозаичным окошком. Потому в сенях при-ливаются сине-зелено-фиолетовые всполохи. Красиво и тревожно. Дверь из сеней собрана из необструганных досок и покрыта матовым ла-ком. Это одна сторона. Другая окрашена.
Входим в холл. Его можно обозвать ка-минным. Камин превалирует в интерьере холла. Верх его выложен изразцами с тонким, почти карандашным рисунком парусников. Красота.
- Сегодня мы камин топить не будем, - го-ворит хозяин, заметив мой взгляд, - Прошу, располагайтесь. Я на веранду за самоваром.
- Как Вы думаете, кто этот человек и чем пробавляется?
- Наверное, художник.
- В своём роде он сегодня художник. До девяносто третьего года был старпомом на кон-тейнеровозе в БМП. Тогда им разрешили приво-зить из Европы на борту по автомобилю. С это-го начался его business, так стали величать спе-куляцию. Он идет, договорим.
- Барыни сударыни обсудили мою персо-ну? Вижу, да. Да, я барышник или выражаясь языком блатных барыга. Начинал с автомашин со свалок старушки Европы, продолжил оргтех-никой. На страну напала эпидемия компьюти-разации. Потом ощутил вкус к антиквариату. Спрос был большой. Эти новые русские захоте-ли жить по-европейски. Идиоты. Не знают они, как живет европейский буржуа. Будем пить чай.
Мы пили чай и ели сушки. Обыкновенные сушки, что продают за десять рублей пятьдесят копеек за упаковку.
- Надеюсь, вы, милые дамы, мне удалось вернуть вам некоторое равновесие в ваших чу-десных головках. Теперь, если у вас есть не-сколько свободных минут, я хочу показать вам свою коллекцию.
Высокий, слегка ссутулившийся мужчина повел нас в комнату, что была справ.
Я не могу описать то, что нам пришлось увидеть. Думаю, какой-нибудь провинциальный музей мог бы позавидовать коллекции Виктора Петровича.
На стенах шпалерой висели картины. На стеллажах, антиквариат. Там были и часы, и шкатулки. Я обратила внимание на пасхальное яйцо.
- Это Фаберже. Моя гордость.
Пятнадцать минут мы пробыли в домаш-нем музее. Это было вполне достаточно, чтобы я поняла, каким богатством располагает это от-ставной старпом.
- Я провожу вас, - было очевидно, что мы ему уже поднадоели.
Дом деда Марии был небольшим, но чем-то очень привлекательным. Недаром дедушка имел звание Заслуженного архитектора РСФСР.
- Милый домишко, - набоб говорил с от-тенком снисходительности.
- Этот милый домишко, как Вы изволили выразиться, построил своими руками мой дед. И был он доктором архитектуры. По его проек-там построено не одно здание в Ленинграде.
- Миль пардон. Чувствуется рука мастера. Желаю приятных выходных, - и пошёл себе во-свояси.
- И, что это было?
- Тебе виднее, он же твой сосед.
- Я его видела один раз и то мельком, - Мария распаковывала сумку, - жаль, огурцы помялись.
Неожиданно актриса расплакалась.
- Что случилось?
- Деда вспомнила. Он был удивительным человеком. А этот, - и опять слёзы.
- Да ну его к такой-то матери. Он же ти-пичный неуч, дорвавшийся до такого богатства. Давай нормально покушаем.
- Ты права. Мне доктор сказал, что у нас в пищеводе наибольшее количество нервных окончаний. Вкусно поешь, и настроение подни-мется.
- Если же ещё выпить, то и совсем будет хорошо.
- Ты латентный алкоголик, - улыбка осве-тила лицо актрисы, - И я тоже.
Мне дом деда определённо пришелся по душе. В нём я чувствовала себя более комфорт-но, чем в «чертогах» нувориша. Он и набоб и нувориш. Это бывший старпом, член КПСС.
- Я предлагаю часок соснуть, а потом пой-ти на залив.
Возражать Марии не было смысла. Ове-ваемые легким и теплым ветерком, под гомон птиц мы уснули. Я проспала почти два часа. И, когда разомкнула веки, то увидела Марию, стоящую у открытого окна, в чем мать родила. Она делал физзарядку. До чего красиво её тело. Жировой покров умеренный. Живот рельефен, но подтянут. Грудь пусть и объемна, но крепка. Я смотрела, не шелохнувшись, и все же Мария почувствовала мой взгляд.
- Ты случайно не лесбиянка? Чего впери-лась?
- Не пробовала, - попыталась я скрыть смущение.
- А я пробовала. Да, да. И не таращи гла-за. Почитай древних греков. Это у них не счи-талось пороком.
- Гомосексуализм тоже не порок?
- Не сравнивай несравнимое, - Мария на-гишом пошла под душ, что был на дворе.
Я позавидовала ей. Мне бы такое небре-жение к мнению окружающих.
На заливе легкая зыбь. Небо на горизонте слилось с водной гладью. В мареве проглядыва-ется ближайший форт. Несколько лодок замерли у первой гряды камней.
- Дождемся рыбаков. Купим рыбки, - Ма-рия ходила по воде, подымая веер брызг.
Тут и начался наш разговор о происхож-дении жизни на Земле.
- Венера вышла из моря. Я не ошибаюсь? Все живое родилось в воде. Ты рожала?
- Сын у меня.
- Тогда не мне тебе говорить об около-плодных водах.
Мы уже сидели на прогретом валуне.
- Ты не забыла бутылку?
- Не забыла. Штопор забыла, - я действи-тельно забыла штопор. 
- Нет проблем, - опять сленг, - Давай бу-тылку.
Мария оторвала фольгу, слегка встряхнула бутылку и резко ударила по днищу. Пробка по-далась.
- Видал, миндал? – что за улыбка у этой женщины, - Следи за руками, - пассами фокус-ника Мария извлекла из волос заколку, -  Нико-го обмана. Ловкость рук и только.
Подцепила пробку и рывком выдернула её.
- Из горла будешь? – ударение на первый слог «горла».
Нам весело. Мы даже не заметили, как к берегу подошли рыбацкие лодки.
- Смотри, Вася, какие женщины.
В нескольких шагах от нас стояли мужи-ки. Загорелые, сильные. Дух перехватывает.
- Товарищи женщины, вам помощь не нужна? - одни из рыбаков отделился от группы и пошёл к нам.
- Опоздали, товарищи мужчины, - отвеча-ла Мария, - Но, если вы нам дадите рыбки, то мы вам дадим водки.
- Вполне современно. Это называется бар-тером, - уже к товарищам, - Мужики тут де-вушки водку предлагают в обмен на рыбу.
- Литр и вся рыба их, - отвечал самый по-жилой. 
Знали бы мы, что весь улов это пять ры-бин. Но слово сказано. Мы с пятью рыбинами. Они с литром водки.
- Хитры мужики. Ничего я им водку из Осетии купила, - Мария одна ходила в магазин, предоставив мне чистить рыбу.
Пять рыбин были нами изжарены в сме-тане. Мы пили водку производства фирмы «Ле-виз».
Вечер прошел в разговорах. Нам, женщи-нам есть о чем поговорить.
Утро следующего и последнего дня пребы-вания в Мартышкино, началось с зарядки. Ма-рия и меня заставила раздеться донага.
- Отбрось предрассудки. Обнаженное женское тело, это, прежде всего, натура. Похоть приходит только тогда, когда в голове заводятся черви.
В десять мы завтракали. Накануне вече-ром Мария купила у единственной в посёлке молочницы два литра молоко, и теперь мы его пили, заедая черным хлебом.
Внизу кто-то крикнул: Пожарных вызы-вай.
- Ни хера себе, - такого от актрисы я ус-лышать не ожидала. Значит, произошло что-то из ряда вон выходящее.
Черный дым поднимался над кронами плодовых деревьев.
- Ты знаешь, - немного успокоившись, сказала Мария, - это, кажется, горит дом Вик-тора Петровича.
- Его дом, вроде правее.
- Накинь что-нибудь. Сходим.
Мы спускаемся по той тропе, по которой вчера нас вел антиквар коллекционер. Вышли прямиком на пожар. Горел дом Виктора Петро-вича. Вокруг суетились люди с ведрами. Куда там! полыхало так, что головешки вылетали и поднимались высоко в небо. Сам погорелец си-дел поодаль и молча наблюдал. На его лице мас-ка отрешенности.
- Что же Вы сидите? – Мария присела ря-дом на корточки.
- А что делать. Тут и трех стволов не хва-тит. Пускай горит.
- Вы подобны сфинксу. У него горит дом, а он сидит тут, - Мария встряхнула мужчину.
- Не трясите. Не копилка. Не вытрясите ничего.
- Он ещё шутит. Ты слышишь, Марина.
Истошно визжа, подъехала пожарная ма-шина. Быстро пожарные раскатали рукав и на-чали поливать огонь. Дым постепенно светлел и скоро повалил пар.
- Приехали, когда почти всё выгорело, - равнодушно прокомментировал погорелец и пошел к пожарищу.
- Что делать будем? – Мария глядела куда-то в сторону.
- А, что мы можем сделать? Домой пошли.
- Погоди, - актриса говорит почти шепо-том, - Присядем.
Мя сели на какой-то пенек.
- Ты что? – мне стало не по себе.
- Молчи.
Молчу. Дым стал рассеиваться. Пожарные сворачивали шланги и укладывали какие-то штуки в машину. У кабины милиционер, офи-цер пожарный и погорелец о чем-то беседовали.
- Я его где-то видела.
- Кого, его.
- Посмотри туда, - Мария кивнула в сто-рону шоссе.
- Ну и что? Мужик стоит у машины.
- Что он там делает? На простого любо-пытного не похож. И машина у него импортная, дорогая. Это он поджег. Зуб даю.
- Откуда у тебя этот жаргон?
- Оттуда. Потом расскажу. Пойди к Вик-тору и попроси подойти сюда.
- Вам чего? – невежливо встретил меня Виктор Петрович.
- Мария просит Вас подойти к ней. Она там кого-то увидела.
- Подпишу протокол и приду.
- Ну, что он? Когда придет?
Я передала слова Виктора.
- Ну, я так и знала. Уехал, Герострат хре-нов. Спасибо зрение у меня хорошее. Номер я запомнила. Ты тоже запомни. Р 444 УФ 78. За-поминала?
Пожарные уехали. Милиция потопталась на углях и тоже отбыла.
- Вы позволите кое-что перенести в Ваш дом?
- Конечно. Мы с Мариной будем ждать Вас.
И опят мы обдираем кожу, спускаясь в дому деда архитектора.
- Я схожу в магазин, а ты пока нарежь овощей и поставь варить картошку, - Марина была сосредоточена. Она думала о своём.
Я посмотрела её вслед. Уже на выходе с участка Марина начала говорит по мобильному телефону.
Я так и не смогла освоить эту современ-ную штуковину. Не нужна она мне. Картошка всю дрогу выскакивает у меня из рук. Помидо-рина расплющилась. Я чертыхнулась и пошла на крыльцо. Молодец дед Марины. Красивое крыльцо придумал. Он нарочно сделал такие ступени, чтобы на них можно было сидеть. Поч-ти, как в кресле. Курю. Ни о чем не думаю. Для меня, с моей впечатлительно натурой одного пожара достаточно. Вспомнила сына. Он, чер-тяга так и не приехал. У них там, в Штатах, ви-дишь ли, кризис. Этот Клинтон все не угомо-нится. Соблазнил какую-то девицу. На её юбке обнаружили его сперму. До чего дожили.
- Ты уже всё сделала?
- Ничего я не сделала. Меня потряс пожар. Всё из рук валится.
- Обойдемся. Я купила готовое пюре. Литр кипятка и готово. Сегодня в город не едем.
- Как же театр.
- Забыла. В театре каникулы. Основная часть труппы на гастролях. Это я лентяйка. Съемки перенесли, так что я три дня свободна.
День перешел зенит и начал двигаться к вечеру. От залива потянуло прохладой.
- Хорошо бы рыбки, - почти мечтательно проговорила Мария.
- В сметане.
- Да под рюмочку.
- О чем мечтают женщины, - антиквар умел подойти не заметно.
- Виктор Петрович, Вы нас заиками сде-лаете, Мария встаёт. Боже правый! До чего она хороша. Я, определенно в неё влюбилась. Муж-чина тоже. Я вижу, как загорелись глаза у пого-рельца. Простите за невольную тавтологию.
- Милые дамы, - уже набило оскомину, - позвольте войти в дом.
Виктор Петрович в обеих руках держит по большому свёртку. Мы с Марией переглянулись и мысли у нас одинаковые. Может быть, он принес что-то вкусное. Но откуда? На пожари-ще теперь долго ничего не будет расти.
- Если угостите чаем, кое-что покажу.
- А водка?
- Можно и водки. Справим тризну по мо-ему дому.
Сумерки накрыли поселок, когда мы усе-лись за стол.
Поели и попили. Мы ждем.
- Теперь, Маша, покажите, где я мог бы расположить мою экспозицию.
- Тут и расположите. Мы уберём всё и располагайтесь.
При свете шестидесятиваттной лампочки мы увидали это. Драгоценности из золота и пла-тины. Тускло светились бриллианты. Гранаты мерцали кроваво-красным светом. Зеленела яшма.
- Это халцедон, - давал пояснения Виктор, - а это разновидность горного хрусталя. Этот сапфир я приобрёл в Омске. Видите он василь-ковый. Хотел было приобрести чисто синего цвета, но меня опередили.
- Как же они уцелели? – Маша заворожено смотрела на драгоценности.
- Помятую народную мудрость не класть все яйца в одну корзину, я эту коллекцию спря-тал в металлическом ящике, а его отправил в подпол. Вот и уцелели.
Я задалась вопросом, отчего он показыва-ет всё это нам. Просто хочет похвастаться? Вряд ли. Не таков этот человек.
Виктор собрал свои драгоценности с ящички.
- Мария и Марина, вы единственные лю-ди, которым я могу доверить это. Мне предсто-ит уехать. Дела. Страховщики народ дотошный. Начнут докапываться, не сам  ли я спалил дом. Вы напротив?
- Страшно как-то, - Мария говорила тихо.
- Вы опасаетесь, что нас подслушивают?  Вам мерещатся агенты ЦРУ?– антиквар явно подшучивал.
- Идиот, - я восхищена Марией, - Такие ценности, а он ерничает.
- Вы прелестны в гневе. Вы же актриса. Вам надлежит играть драматические роли. Вы не играете леди Макбет?
- Я играю бабу Ягу.
Они продолжают пикироваться, а я ухожу на крыльцо. Их дело молодое. Знаю я, чем обычно заканчивается такая перепалка. Савуар вивр. Житейская мудрость. Одно интересно, где они будут совокупляться.
- Марина, Вы куда запропастились? Я ухожу. На посошок с нами не выпьете.
Слабак ты, парень. Такую женщину и от-пустил.
Виктор Петрович ушел.
- Что скажешь?
- Он в тебя втюрился.
- Кто о чем, а вшивый о бане. Я об этих побрякушках. Он, что хочет, чтобы меня тут прирезали? На хер мне эти сложности.
- Как ты выражаешься.
- Говорю, как того требует момент.
- Тебя одолевает комплекс обладателя бо-гатств. Эмбара дэ ришес.
- Довольно забивать меня латынью. Ника-кого затруднения от богатства я не испытываю. Тем более, что они не мои. Подскажи лучше, где мне их спрятать.
- Тут принцип одни. Положи на самое видное место. Если нагрянут воры, то будут ис-кать по закоулкам. В белье, в матрасе.
- Тогда я положу их в таз с грязным бель-ем.
- Это лучшее, что ты могла придумать. А ещё помочись туда.
- И ты туда же.
В конце концов, было решено никуда не прятать пакеты, а просто положить их на полку, где специи.
- Завтра пойдем на берег. Мне фосфору не хватает, - сказала Мария и выпила разом полную рюмку водки.
Через два дня мы уехали из Мартышкино.
Проходя мимо пожарища, я подумала, не он ли сам и поджог. Но тут же отбросила эту мысль. Вряд ли страховка окупит утрату тех ценностей, что хранил дом развалюха.

__________________________________

Прошло лето, и я задумалась о своей жиз-ни. Сидеть дома и тупо смотреть в экран теле-визора. По вечерам пить водку и выть от оди-ночества. Мария занята по горло. У неё спек-такли и съемки. Она даже похудела. Мы редко с ней видимся.
В сентябре я решила, иду искать работу. В киоске Роспечати я уже работала. Не привы-кать. А у станции метро, на Черной речке как раз освободилось место. Три остановки на трамвае и я на месте. Не ради денег, которых у меня благодаря моим мужчинам в достатке, я села в эту конуру. Все ж общение. Это вам не овощной ларь.
Октябрь. Похолодало в ночь. Накануне мы с Марией отметили выход сериала с её участи-ем. Она подарила мне прекрасную кофту. Из ангоры. 
- Ты в своей конуре замерзаешь. Это со-греет твою немощь, - так мы шутим. Во мне уже семьдесят пять кило живого веса.
Вот и сижу теперь я в Машиной кофте. Тепло и не дует.
- АиФ свежий есть?
- Мы не севрюгой торгуем милейший. У нас пресса. Она всегда с душком.
- Это смешно, - серьезно говорит мужчина и наклоняет голову. Ба! Да это же Виктор Пет-рович.
- Марина! Это Вы? Что Вы тут делаете?
- Более дурацкого вопроса я и не ждала от Вас. Это, что Вы тут делаете?
- Чёрт возьми, я совсем оглупел, увидев Вас. А где Мария?
- Да, сударь, Вы и вправду поглупели. От-куда я знаю, где в данный момент Мария. Мо-жет быть дома, а, может быть, на репетиции. В кино её уже сняли. 
- Я еду с Ладожского вокзала. Был в Ар-хангельске.
- Рыбу ловили?
- Друга в последний путь провожал. Вме-сте плавали. Он механиком, я старпомом.
- Простите. Я как была дурой, так и оста-лась.
- Таких бы дур, да побольше. Вот что. За-крывайте Вашу лавочку и айда куда-нибудь. Отметим нашу встречу.
- С меня начальство спросит, где выручка.
- На сколько тонн тянет Ваша рыба с душком?
Я назвала сумму, оценив его юмор.
- Откройте дверку. Неудобно такую сумму в окошко пихать.
- Вы как всегда прекрасны, Марина. Я здешние места не знаю. Куда прикажете идти?
- Я тоже не знаток злачных мест. Знаю одно. Тут на набережной есть ресторан «У око-лицы». Ни разу там не была, так что за кухню не отвечаю.
- Везде люди, - философское замечание.
- И что же это значит?
- Значит, что можно договориться. Были бы деньги.
- Сэ нон э веро, э бэн тревато.
- Вероятно, это латынь. Не хочется думать иное.
- Я сказала, что, если это, то, что Вы ска-зали, и не верно, но все же хорошо придумано. Это латынь.
На террасе перед входом в ресторан у дверей человек. Он белой сорочке и черных брюках. Ему не холодно. Он курит. Мы подхо-дим и он без вопроса: У нас мероприятие.
Виктор подходит ближе, он уже громче и резче: Не слышал. Мероприятие у нас. Уши прочисти.
Что говорил Виктор, мне было не слышно.
Разобрала пару слов, - Ты у меня в соплях задохнешься, халдей штопанный.
- Так бы и говорили. Прошу, господин Прохор.
- Вы Прохор?
- Для него и иже с ним я Прохор. Прохо-дите и будьте как дома.
- Вижу, что Вы чувствуете себя как дома всюду, где бы ни были.
- Долгие годы странствий научили меня этому.
Подошла официантка. Встала и стоит. Как сеттер в стойке.
- Что будем пить, Марина Анатольевна?
- Я пью только воду и водку.
- Бутылку «Столичной» и две «Боржоми».
- Водка только «Московская», а «Боржоми» просто нет. 
- Позови старшего, - девица стоит.
- У тебя со слухом проблемы?
- Нету старшего.
- Давай-ка не свисти мне тут. Марш за директором, - что-то в тоне Виктора было такое, что девица чуть ли не побежала.
- Зря мы зашли сюда, - я чувствовала себя виноватой. Это я подсказала, куда идти.
- Нельзя потакать хамству. Вы любите ла-тынь. Салус попули супрэма лэкс. Благо народа – высший закон. Мы с Вами в данной ситуации представляем этот самый народ. Так что, Ма-рина, терпение и ещё раз терпение, - Виктор закончил фразу и рядом возник дородный муж-чина.
- У нас не принято устраивать скандалы.
Виктор встал. Просто встал. Он не произ-нес ни слова. Он просто встал.
- Я Вас понял. Мигом всё поправим.
- И не забудьте «Боржоми», - мужчина по-военному развернулся через плечо и пошагал.
- Вы обладаете даром гипноза?
- Почти десять лет я отходил в качестве старпома. И, если в море капитан дл команды высший председатель Верховного Совета и Со-вета министров и Прокурор, так сказать, един в трёх лицах, то я верховный жрец. Хочешь, не хочешь, а выучишься действовать не традици-онными методами.
__________________________________

Умолчал Виктор Петрович об одной ма-ленькой, но очень существенной детали. О та-туировке, что увидел директор ресторана. Рес-торана, что местные воры и бандиты выбрали для своих встреч, стрелок.
__________________________________

Прошло не больше десяти минут, и мы уже пили охлажденную водку из бутылки «со слезой», кушали севрюгу с лимоном.
- Почему Вы выбрали «Столичную». В ме-ню есть «Финляндия», виски.
- Все это чистая подделка. Настоящие виски и прочие напитки из-за бугра можно ку-пить в аэропорту.
Потом мы ели настоящий шашлык с тке-малевым соусом и лавашом. Пили прекрасное сухое вино.
- Я хочу Вас спросить, Вы часто видитесь с Марией?
- В последнее время редко. Она очень за-нята. Главный режиссер ставит её почти в каж-дый спектакль. Недавно закончила сниматься в сериале и опять читает новый сценарий.
- Она здорова?
- Её здоровью можно позавидовать. Не-много похудела. Но в её возрасте это не портит фигуры.
- Мне необходимо с ней встретиться, - я начала понимать, что он не престо так оказался у моего киоска. И, вообще, был ли он в Архан-гельске. Хоронил ли друга.
__________________________________

В самом Архангельске Виктор Петрович был проездом два раза. Один раз под конвоем, когда его эпатировали в лагерь и другой уже свободным. Дело его пересмотрел Верховный Суд РСФСР и оправдал полностью.
__________________________________

- Сегодня у нас четверг. У неё спектакль. Так что дома она будет не раньше двенадцати ночи. Вряд ли ей хватит сил говорить с Вами.
- Резонно. Тогда я приеду завтра. Под-скажите адрес.
Знала бы я, ведала, кому и для его даю адрес подруги.
Из ресторана мы вышли, когда совсем стемнело. К моему превеликому удивлению Виктор не вызвался проводить меня.
- Я возьму Вам такси и прошу прощения, что не могу проводить Вас. У меня багаж остал-ся в камере хранения на вокзале.
Лгал Виктор. Но тогда я ему верила. Дома я начала вспоминать наше посещение рестора-на. Всё мне казалось необычным. Почему его назвали Прохором? Отчего директор сразу под-чинился ему? И, в конце концов, кто таков этот Виктор. Мысли путались и скоро я устала. Спать, спать. Утро вечера мудренее.
__________________________________

От третьего лица.
Виктор Петрович был оправдан по недос-таточности оснований, то бишь улик. Не сумел обвинитель доказать в судебном заседании пре-ступного умысла в действиях гражданина Щи-пачёва. Дело вернули на доследование, но это уже дело техники и больших денег. Так что те-перь у Виктора Петровича было две задачи. Найти подходы в криминальной милиции и вернуть оставленные на хранение актриске драгоценности.
В гостинице «Мир» снял номер первого класса. Нечего привлекать к себе внимание, хо-тя денег на «люкс» ему не занимать. Обновив гардероб и приведя свой внешний вид в поря-док, он на следующий день не спеша поехал на другой конец города.
Новенький «Шевроле» с полоской шашечек по борту и надпись: Недорогое такси для доро-гих пассажиров.
Подумал, какая двусмысленность.
- Я закурю, - спросил он и услышал в от-вет неожиданное: Кури, Прохор. Давно отки-нулся?
- Лавр? Ты, что ли?
- Я, браток. Вот пацаны помогли купить эту американскую колымагу. Днем вожу доро-гих пассажиров. Ночью работаю на братву.
- Хороший бизнес. Товар груз всегда на-ходится?
- Как когда. Времена не те. То ли было в девяностых.
Скажем от себя. В конце девяностых го-дов двадцатого века страну охватила эпидемия убийств. Убивали бандиты друг дружку. Убива-ли начинающих и преуспевающих предприни-мателей. Убивали журналистов.
Так Виктор Петрович Щипачёв в миру, а в обществе себе подобных Прохор, встретил не-жданно-негаданно того человека, в мыслях о котором он пребывал последние 24 часа.
- Браток, сегодня сможешь поработать? – разве браток не работает, задастся вопросом человек несведущий. Виктор Петрович имел в виду другую работу. Вывоз тела покойника за город.
- Скажи, когда и где. Нет вопросов.
Обусловились, что созвонятся по мобиль-ному телефону.
__________________________________

От имени Виктора Петровича.

Это просто судьба, что я встретил Лавра. Не в моих правилах оставлять следы и тем более труп. Как говорят следаки, нет трупа, нет пре-ступления.
Савушкина улица, которую я знал по шес-тидесятым годам, протянулась далеко за фигуру девушки с ветвью лавра. Дом, который был ну-жен мне, находился как раз на развилке При-морского проспекта и Савушкиной улицы. Но-вый двенадцатиэтажный монстр построили перпендикулярно улице. У строителей это назы-вается радиальной застройкой. 
Обошёл его кругом. Нужный мне подъезд третий. Определил этаж. Тоже третий. Больше маячит нельзя. Хорошо, что пока производил рекогносцировку, никого не встретил. Собачни-ки мои враги. Они, как правило, становятся единственными свидетелями.
- Виктор! – у актрисы глаза на лоб, я сую ей цветок, - как мило. Не люблю эти охапки. Проходите, что же в дверях стоять.
У неё мило. Небольшой беспорядок не портит впечатления. Мария спокойно без суеты прибирает некоторые предметы женского туа-лета. Отмечаю. Бельё у неё высшего класса. Я люблю. Когда на женщине бельё супер. Но те-перь мне не до этого. А впрочем…Как карта ля-жет. Она баба молодая, одинокая. Определено ей обрыдло трахаться с актёришками, продюсе-рами и старыми режиссерами. По всем её по-вадкам вижу, тёлка в самом расцвете. Гормоны так и шастают по сосудам кровенесущим.
- Как давно мы не виделись. Где Вы про-падали? – говорит четко. По Мартышкино знаю, что она, выпивши, начинает частить.
- В Архангельске был. Товарища хоронил, - все женщины чутки к такому. Ой, да ай, со-чувствую и так далее. Другая трескотня. Мари-на тоже распиналась в соболезнованиях. Ей по-везло больше. Не было у неё дачи в Мартышки-но. Не у неё я заховал моё.
- Рано, - актриса успела накрыть на стол. Лишняя работа мне потом, - Но по такому слу-чаю можно и выпить. Правда же? – глаза и тон просто кричат: Ты такой мужественный, а я слабая женщина.
Пили мы вполне приличную водку и ели достаточно вкусную еду.
- У меня сегодня выходной. Вчера, Вы представляете, - она торопится обольстить ме-ня. Все женщины считают, что лучший способ это вызвать жалость, - вчера я вывихнула голе-ностоп. Наш худрук разрешил мне сегодня по-быть дома. Очень болело,– и тут же поправляет-ся, - и сейчас болит, - поднимает ногу, - вот тут.
Дилемма. С ходу опрокинуть её и сделать её безвольной от оргазма, а потом устроит до-прос с пристрастием. Или сначала допытаться, где мои драгоценности, а уж потом всё осталь-ное. В экстазе она и не поймет, что уже на том свете.
Вэни, види, вици. Пришёл, увидел, побе-дил, как любит выражаться её подруга Марина.
- Вы необыкновенно сосредоточены, - это уже совсем плохо. Стареешь старпом.
-Вы проницательны, - надо идти навстре-чу, - Я здорово поиздержался в Архангельске. Бедный Витя умер почти нищим. Извините, но мне нужен мой пакет, - следи за её реакцией. Знает или не знает, что в пакете.
- Как же, как же. Вы доверили нам такое, - дура. Она не одна, а с Марной посмотрели, что в пакете. Бедная открыла ящик Пандоры. Что же, сама себе вынесла приговор. Дилемма раз-решилась сама собой.
Она была прекрасна в постели. Её стоны возбуждали, её руки были цепки и умелые. Лег-кий поворот головы вокруг шеи и всё окончено. Можно приступать к заключительному акту. Уничтожит следы моего пребывания. Упаковать тело обнаженной женщины было нетрудно.
Лавр наотрез отказался брать у меня деньги: Браток, я тебе по гроб обязан.
Он был прав. Если бы не я, не жил бы он теперь в Санкт- Петербурге.
Сутки спустя я уже летел самолетом Пул-ковских авиалиний в Минск. За паспорт граж-данина Республики Беларусь я заплатил пятьсот евро. Почти даром.
__________________________________

Две недели я не видела Марию. Потом ко мне пришли её коллеги. Расспрашивали, когда мы с ней встречались в последний раз, какое у неё было настроение. На мой вопрос, что случи-лось, они отвечали, что Маша пропала.
Я выступила в качестве понятой при вскрытии квартиры. Чистота и порядок. Не по-хоже на Машу.
Я так и сказала следователю: У Марии ни-когда такого порядка не было. Это кто-то чужой тут поработал.
Прошёл 2001-ый. Наталия тяжело заболе-ла и долго лежала в больнице. Аркаша сдал. Его мучит астма. Их дочь Света вышла из колонии и принялась за старое. Скоро она умерла от пе-редозировки. А в ноябре меня вызвали в район-ную прокуратуру. На опознание трупа. Марию я узнала по её серёжкам.
- Кто-то ей хорошо знакомый убил её. Свернул шейные позвонки. Настоящий садист. Судмедэксперт определил, что сделал он это в процессе совокупления.
Меня пронзило – это я дала адрес Виктору и больше его не видела. Но не буду же я гово-рить об этом следователю. Не буду рассказывать о нашей летней поездке на дачу в Мартышкино, о пожаре и драгоценностях переданных на хра-нение Марии Виктором.
Это моё грехопадение.

           Гре¬хо¬па¬де¬ние но¬мер че¬ты¬ре



- Ма¬ри¬на Ана¬толь¬ев¬на, - и за¬чем так орать в труб¬ку те¬ле¬фо¬на. Мы жи¬вем в ми¬ре, на¬сквозь про¬ни¬зан¬ном ра¬дио¬вол¬на¬ми, рент¬ге¬нов¬ски¬ми из¬лу¬че¬ния¬ми. Нас ок¬ру¬жа¬ют ком¬пь¬ю¬те¬ры, мо¬биль¬ные те¬ле¬фо¬ны, что ни дом, то обя¬за¬тель¬но там бу¬дет маг¬нит¬но-ре¬зо¬нанс¬ный то¬мо¬граф. А тут она орет, - Ма¬ри¬на Ана¬толь¬ев¬на! Вы ещё ни¬че¬го не знае¬те?!
- Не ори¬те, ра¬ди Бо¬га. У ме¬ня уши бо¬лят от Ва¬ше¬го кри¬ка. Что мог¬ло та¬ко¬го слу¬чить¬ся, что бы Вы бу¬ди¬ли ме¬ня ни свет, ни за¬ря.
- И это Вы на¬зы¬вае¬те ни свет, ни за¬ря. На ча¬сах по¬ло¬ви¬на две¬на¬дца¬то¬го. Я сей¬час по¬дой¬ду к Вам. Не по те¬ле¬фо¬ну.
Вот чёрт. Как же дол¬го я спа¬ла. Мед¬лен¬но, по¬сус¬тав¬но на¬чи¬наю вста¬вать. Про¬кля¬тый ос¬тео¬хон¬д¬роз. Чтоб ему ни дна, ни по¬крыш¬ки. Го¬ло¬ва се¬кун¬ды три по¬кру¬жит¬ся и вста¬нет на ме¬сто. Те¬перь мож¬но и в ван¬ную. Так и ле¬жит брит¬вен¬ный при¬бор Вик¬то¬ра. Мас¬сив¬ный ста¬нок жел¬то¬го ме¬тал¬ла и по¬ма¬зок. Вик¬тор не лю¬бил пен¬ки для бри¬тья. Обык¬но¬вен¬ное дет¬ское мы¬ло. Он го¬во¬рил, что оно не су¬шит ко¬жу.
Ур¬ну с пра¬хом мне не от¬да¬ли – Кто Вы ему? Что от¬ве¬тить? Что я, ста¬рая жен¬щи¬на бы¬ла его лю¬бов¬ни¬цей. За¬сме¬ют. В луч¬шем слу¬чае. Мо¬гут и в пси¬хуш¬ку от¬пра¬вить.
Ну и ро¬жа. Сроч¬но го¬ря¬чий ком¬пресс. По¬том ги¬гие¬ни¬че¬ские сал¬фет¬ки и крем.
Вклю¬чи¬ла те¬ле¬ви¬зор, по¬да¬рок Вик¬то¬ра. Ве¬ща¬ют двое. Она та¬тар¬ка. Он не¬весть кто. Вла¬ди¬мир Вла¬ди¬ми¬ро¬вич Пу¬тин по¬се¬тил с од¬но¬днев¬ным ви¬зи¬том Гер¬ма¬нию. По¬шла кар¬тин¬ка. Сты¬до¬ба. Их Канц¬лер¬ша встре¬ча¬ет му¬жи¬ка в порт¬ках. И зо¬вут её по муль¬тяш¬но¬му – Мер¬кель. Ша¬пок¬ляк ка¬кой-то. В пра¬вом ниж¬нем уг¬лу эк¬ра¬на ци¬фер¬ки – 12.03. По¬лу¬ден¬ные но¬во¬сти.
Трез¬во¬нит со¬сед¬ка. Ес¬ли Вы не за¬бы¬ли, я дру¬жи¬ла с Ма¬ри¬ей. Это бы¬ла уди¬ви¬тель¬ная жен¬щи¬на. Пре¬крас¬ная ак¬три¬са и чут¬кий то¬ва¬рищ. А ка¬кой она бы¬ла рас¬сказ¬чик. Что скры¬вать, и пи¬ла она не¬ма¬ло. Без та¬ко¬го до¬пин¬га я не мо¬гу иг¬рать в пол¬ную си¬лу, го¬во¬ри¬ла она.
- Ма¬ри¬на Ле¬о¬ни¬дов¬на, - мою но¬вую под¬руж¬ку со¬сед¬ку зо¬вут этак про¬стень¬ко, Гла¬фи¬рой, - Вы не пред¬став¬ляе¬те, что я пе¬ре¬жи¬ла.
- Да прой¬ди¬те же Вы в квар¬ти¬ру. Весь дом на но¬ги под¬ни¬ме¬те.
- Ко¬го это?! Лю¬ди все на ра¬бо¬те. Это мы с Ва¬ми ту¬не¬яд¬ки.
- Не на¬до ва¬лить всё в од¬ну ку¬чу. Я, на¬при¬мер, ра¬бо¬таю. Два че¬рез два.
Ме¬сяц на¬зад я уст¬рои¬лась в со¬сед¬ний дом кон¬сь¬ерж¬кой. Чис¬то, те¬п¬ло и пла¬тят пять ты¬сяч.
- Ах. Про¬шу про¬ще¬ния. Ча¬ем на¬пои¬те? Я торт «Бал¬тий¬ский» ку¬пи¬ла.
Ей бы ов¬сян¬ку и во¬ду. Ве¬су в ней под сто ки¬ло.
Элек¬тро¬чай¬ник вски¬пел. Я вбу¬ха¬ла в за¬ва¬роч¬ный чай¬ник чуть ли не по¬ло¬ви¬ну пач¬ки «Ах¬ма¬та». Вик¬тор при¬учил.
- Те¬перь слу¬шай¬те, - Гла¬ша ед¬ва ды¬шит. Ещё бы! Вы¬пить две боль¬шие чаш¬ки чаю с са¬ха¬ром и съесть по¬ло¬ви¬ну тор¬та, - Вы со¬всем не ин¬те¬ре¬суе¬тесь жиз¬нью на¬ше¬го ТСЖ. 
- И с чем это Те-Се-Жо едят? – я знаю, что зна¬чит эта аб¬бре¬виа¬ту¬ра, но очень хо¬чет¬ся по¬злить со¬сед¬ку.
- Вот, вот. Вы да¬же не знае¬те, где жи¬вё¬те. То¬ва¬ри¬ще¬ст¬во соб¬ст¬вен¬ни¬ков жи¬лья. Вот, что это зна¬чит.
- А я-то ду¬ма¬ла, что жи¬ву в квар¬ти¬ре. Так, что же про¬изош¬ло в этом ва¬шем ТСЖ?
- А вот, что, - нет, до¬ро¬гие то¬ва¬ри¬щи, это не ¬М¬¬¬¬а¬рия. Та бы сыг¬ра¬ла ужас убе¬ди¬тель¬нее, - Все, кто по¬ста¬вил окон¬ные па¬ке¬ты, долж¬ны те¬перь по¬лу¬чить раз¬ре¬ше¬ние. Я уз¬на¬ла, это сто¬ит поч¬ти пять ты¬сяч.
- А, ес¬ли не по¬лу¬чу это раз¬ре¬ше¬ние, ме¬ня в тюрь¬му по¬са¬дят. Да?
- Всё Вы шу¬ти¬те. Мо¬гут ош¬тра¬фо¬вать или вы¬са¬дить ок¬на.
- Вы со¬об¬ра¬жае¬те, что го¬во¬ри¬те? Зи¬мой и без окон. Дом раз¬мо¬ро¬зим. Кто от¬ве¬чать бу¬дет.
Я по¬ни¬маю всю аб¬сурд¬ность та¬ко¬го, но не мо¬гу не по¬ды¬грать.
- Бо¬же ж ты мой! – во¬зо¬пи¬ла Гла¬фи¬ра, - По¬бе¬гу зво¬нить вну¬ку.
Внук Гла¬фи¬ры слу¬жит уча¬ст¬ко¬вым ми¬ли¬цио¬не¬ром. С её вну¬ком це¬лая ис¬то¬рия. От¬слу¬жив в ар¬мии, этот здо¬ро¬вяк, они все та¬кие, не за¬хо¬тел ра¬бо¬тать. Там ма¬ло пла¬тят, там ра¬бо¬та гряз¬ная там ещё че¬го-ни¬будь. Бол¬тал¬ся, бол¬тал¬ся. Об¬за¬вёл¬ся со¬мни¬тель¬ны¬ми друж¬ка¬ми. Стал пить. По¬том и нар¬ко¬ти¬ки. На этом его и взя¬ли. Что там, в ми¬ли¬ции с ним де¬ла¬ли, од¬но¬му их Нур¬га¬лие¬ву из¬вест¬но. Од¬на¬ко, он по¬дал за¬яв¬ле¬ние и его ско¬ро оп¬ре¬де¬ли¬ли в ДПС. Там про¬ра¬бо¬тал го¬да два и те¬перь вот слу¬жит уча¬ст¬ко¬вым. Рань¬ше бы ска¬за¬ли око¬ло¬точ¬ным. В этой долж¬но¬сти внук на¬шел се¬бя. Об¬ло¬жил двор¬ни¬ков яса¬ком или об¬ро¬ком. Как хо¬ти¬те, на¬зы¬вай¬те. Соз¬дал из бом¬жей и про¬че¬го от¬бро¬са жиз¬ни свою сеть ос¬ве¬до¬ми¬те¬лей, кто с кем и ку¬да и на¬чал по¬ма¬лень¬ку шан¬та¬жи¬ро¬вать лю¬би¬те¬лей схо¬дить на сто¬ро¬ну му¬жей, их жен, что не те¬ря¬ли да¬ром вре¬мя по¬ка их бла¬го¬вер¬ные тру¬ди¬лись на бла¬го ро¬ди¬ны и соб¬ст¬вен¬но¬го ко¬шель¬ка. Он и ко мне под¬би¬рал клю¬чи¬ки, но от¬стал, как толь¬ко Гла¬ша ста¬ла за¬ха¬жи¬вать ко мне. За¬чем ему тра¬тить нер¬вы на ста¬рую иди¬от¬ку, ко¬гда ба¬буш¬ка про¬фес¬сио¬наль¬ный сту¬кач. Вот та¬кая ис¬то¬рия с гео¬гра¬фи¬ей.
Про¬во¬ди¬ла со¬сед¬ку и от¬кры¬ла ба¬ноч¬ку кра¬бов. Не то, что¬бы я бы¬ла жа¬ди¬ной, но ме¬тать би¬сер пе¬ред ней я не на¬ме¬ре¬на. Мне же не по¬вре¬дит. Так о чем это я? Ах, да. О вну¬ке Гла¬фи¬ры. С му¬жем Гла¬фи¬ра ра¬зо¬шлась, ко¬гда до¬че¬ри бы¬ло все¬го де¬сять лет. Са¬мой Гла¬фи¬ре два¬дцать во¬семь то¬гда бы¬ло. Бла¬го¬дат¬ный кли¬мат и бо¬га¬тая при¬ро¬да Крас¬но¬да¬ра, она от¬ту¬да ро¬дом, ока¬за¬ли са¬мое бла¬го¬твор¬ное влия¬ние на раз¬ви¬тие де¬воч¬ки, и в сем¬на¬дцать лет Гла¬шу ро¬ди¬те¬ли по¬ве¬ли под ве¬нец. Не¬че¬го на ро¬ди¬тель¬ской шее си¬деть. Тем бо¬лее, что кро¬ме Гла¬ши в се¬мье бы¬ло ещё три ре¬бен¬ка и все дев¬ки. Ран¬нее раз¬ви¬тие, го¬ря¬чее Солн¬це и мно¬го ви¬та¬ми¬нов сыг¬ра¬ли свою роль. В во¬сем¬на¬дцать Гла¬фи¬ра ро¬ди¬ла. Ро¬ди¬ла и сра¬зу ра¬зо¬шлась с му¬жем. Мож¬но ли на¬звать му¬жем де¬вят¬на¬дца¬ти¬лет¬не¬го пар¬ня. К то¬му же его «за¬бри¬ли» в ар¬мию.
Об¬мак¬ну¬ла бу¬лоч¬ку в со¬ус от кра¬бов, при¬чмок¬ну¬ла. Я бы ещё съе¬ла, но на¬до ме¬ру знать. Ска¬жи¬те, си¬ба¬рит¬ка и не по сред¬ст¬вам жи¬ву. Ни¬че¬го по¬доб¬но¬го. Во-пер¬вых, не ка¬ж¬дый день я ла¬ком¬люсь та¬ки¬ми де¬ли¬ка¬те¬са¬ми, а, во-вто¬рых, за¬бы¬ли о на¬след¬ст¬ве, что мне дос¬та¬лось от мо¬их «быв¬ших»? То-то.
На чем я ос¬та¬но¬ви¬лась? Скле¬роз. Да, точ¬но. Му¬же¬нек в ар¬мию, а Гла¬ша на танц¬пло¬щад¬ку. Ди¬тя сбро¬сит к ма¬ме и ай¬да. Дев¬ка вид¬ная. Как го¬во¬рил мой зна¬ко¬мый БИЧ, при всех де¬лах и при здо¬ро¬вье. Пар¬ни на неё, как пче¬лы на мёд. Знае¬те, что она мне го¬во¬ри¬ла об этом пе¬рио¬де сво¬ей жиз¬ни. Я то¬гда уже ум¬ная бы¬ла, го¬во¬рит, пе¬ред тем, как но¬ги за¬драть ту¬да доль¬ку ли¬мо¬на ло¬жи¬ла. Так и го¬во¬ри¬ла. Кто её на¬до¬умил, что спер¬ма в ки¬слой сре¬де по¬ги¬ба¬ет, не знаю. ле¬то крас¬ное про¬пе¬ла, ог¬ля¬нуть¬ся не ус¬пе¬ла…За¬ле¬те¬ла-та¬ки Гла¬ша. По¬шла в ба¬ню, с со¬бой при¬хва¬ти¬ла пол-лит¬ра вод¬ки. Уст¬рои¬ла вы¬ки¬дыш и чуть не по¬мер¬ла. Это¬го мать её уже не стер¬пе¬ла. По¬пёр¬ла из до¬ма: Ва¬ли от¬сю¬до¬ва, ди¬тя я те¬бе не от¬дам. И по¬еха¬ла Гла¬ша, ку¬да де¬нег на би¬лет хва¬ти¬ло. Хва¬ти¬ло на го¬род Вол¬го¬град. Вол¬го¬град, то есть Ста¬лин¬град, а там по¬тя¬ну¬ло и в Ле¬нин¬град. Тут Гла¬фи¬ра раз¬вер¬ну¬ла бур¬ную дея¬тель¬ность. Эф¬фект¬ная внеш¬ность, при¬род¬ная смет¬ка и на¬халь¬ст¬во про¬вин¬ци¬ал¬ки по¬мо¬га¬ли ей. Убор¬щик слу¬жеб¬ных по¬ме¬ще¬ний в ча¬ст¬ном ох¬ран¬ном пред¬при¬ятии. То бы¬ли ли¬хие де¬вя¬но¬стые. В ЧОП,е ра¬бо¬та¬ют от¬став¬ные офи¬це¬ры МВД, КГБ. И ря¬дом ни¬ко¬гда не ухо¬дя¬щие в от¬став¬ку во¬ры и раз¬бой¬ни¬ки.  Кон¬тин¬гент. И те, и дру¬гие, впро¬чем, как и всё осо¬би муж¬ско¬го ро¬да, пад¬ки на клуб¬нич¬ку. Гла¬ша та ещё ягод¬ка. За¬вер¬те¬лось, за¬кру¬ти¬лось. Штат¬ный со¬став в ох¬ра¬не две¬на¬дцать че¬ло¬век. Мно¬го это иди ма¬ло? Для ко¬го как. И смот¬ря, на ка¬кие це¬ли, Вы хо¬ти¬те ис¬поль¬зо¬вать бой¬цов. Гла¬ше впол¬не хва¬та¬ло. Год и она уже жи¬вет в ком¬нат¬ке. И про¬пис¬ка есть и кры¬ша над го¬ло¬вой. Обош¬лось без абор¬та.
По¬ра мне ид¬ти в сбер¬банк. Ис¬то¬щил¬ся мой ко¬ше¬лёк. Я его на¬зы¬ваю рас¬ход¬ным. Так, на по¬все¬днев¬ные рас¬хо¬ды. По¬ка до¬пё¬хаю как раз пе¬ре¬рыв окон¬чит¬ся. По¬том в ма¬га¬зин.
За ночь на¬ме¬ло сне¬гу. Двор¬ник про¬ло¬жи¬ли уз¬кие троп¬ки. На та¬кой дво¬им не ра¬зой¬тись. Ле¬ни¬вы тад¬жи¬ки. Ото¬шла от до¬ма и ог¬ля¬ну¬лась. Это сколь¬ким же на¬до бу¬дет бе¬гать за вся¬ки¬ми справ¬ка¬ми. Сплош¬ня¬ком по фа¬са¬ду стек¬ло¬па¬ке¬ты. В ос¬нов¬ном од¬ной кон¬ст¬рук¬ции, но есть и ори¬ги¬на¬лы. Плю¬ну¬ла под но¬ги и вы¬ра¬зи¬лась в ад¬рес ны¬неш¬них на¬чаль¬ни¬ков со всей оп¬ре¬де¬лён¬но¬стью.
- Это со¬вер¬шен¬но вер¬но. Со¬вре¬мен¬ные на¬чаль¬ни¬ки ху¬же ово¬дов. Ни¬как не на¬пьют¬ся кро¬вуш¬ки на¬род¬ной, - ну и тип сто¬ит по¬за¬ди ме¬ня. На го¬ло¬ве за¬бы¬тый го¬лов¬ной убор. Так на¬зы¬вае¬мый пе¬ту¬шок. Это пе¬ту¬шок в по¬лос¬ку – си¬няя, крас¬ная, бе¬лая. Пря¬мо го¬су¬дар¬ст¬вен¬ный флаг на го¬ло¬ве. Ро¬жа не бри¬тая. По¬хож на Хе¬мин¬гу¬эя. На но¬су оч¬ки в тон¬кой оп¬ра¬ве. Мой взор пе¬ре¬ме¬ща¬ет¬ся ни¬же. На шее та¬кой же рас¬цвет¬ки шарф. Вишь, как по¬вя¬зал. Пет¬лей. Пи¬жон.
- Прой¬ти по¬зволь¬те, - он не ше¬лох¬нет¬ся.
- По¬зволь¬те пред¬ста¬вить¬ся. Ва¬ле¬рий Ива¬но¬вич По¬кров¬ский. Быв¬ший му¬зей¬ный ра¬бот¬ник.  Ны¬не пен¬сио¬нер, то есть из¬гой об¬ще¬ст¬ва.
- На го¬ло¬ве флаг де¬мо¬кра¬тов и их же хае¬те, - от¬че¬го я на¬ча¬ла раз¬го¬вор с ним, не знаю, но на¬ча¬ла же.
- Ма¬дам, по¬зволь¬те Вам за¬ме¬тить, что это цве¬та и фла¬га Фран¬ции. Фран¬ция же пред¬мет мо¬их ис¬сле¬до¬ва¬ний и люб¬ви.
- Дай¬те прой¬ти, на¬ко¬нец.
- Я не хо¬чу то¬пать в снег. Вы то¬же это¬го не хо¬ти¬те. Вы¬ход один. Или я иду с Ва¬ми, или Вы иде¬те со мной. Кста¬ти, я ку¬пил пре¬вос¬ход¬ную се¬лёд¬ку. Най¬дет¬ся и чем её за¬пить. По¬доз¬ре¬ваю, у Вас не мо¬жет быть не¬от¬лож¬ных дел.
- И дол¬го вы тут бу¬де¬те ля¬сы то¬чить, - ока¬зы¬ва¬ет¬ся, не стран¬но ли это, это троп¬кой поль¬зу¬ют¬ся и дру¬гие лю¬ди.
Го¬во¬рив¬ший по¬за¬ди Ва¬ле¬рия Ива¬но¬ви¬ча.
- Ди¬лем¬ма раз¬ре¬ше¬на. Мы идем до¬мой, - мне по¬нра¬ви¬лась улыб¬ка му¬зей¬но¬го ра¬бот¬ни¬ка.
Так в мою жизнь бу¬к¬валь¬но вперь¬ся этот муж¬чи¬на.
- Я жи¬ву вон в том до¬ме, - не бу¬ду же я на хо¬ду вер¬теть го¬ло¬вой. Он идет по¬за¬ди, - Я ста¬рый иди¬от. По¬зволь¬те, я об¬го¬ню Вас, - а ру¬ки у не¬го силь¬ные. Сколь¬ко же ему лет?
Те¬перь он идет впе¬ре¬ди. Ши¬ро¬кая спи¬на, бри¬тый за¬ты¬лок. Та¬ков вид сза¬ди. Курт¬ка при¬кры¬ва¬ет его зад, но но¬ги мне вид¬ны. И но¬ги силь¬ны. Ишь, как ша¬га¬ет. Мне бы по¬спеть за ним. На¬звал¬ся груз¬дем, по¬ле¬зай в ку¬зов. Не¬кая ас¬т¬раль¬ная си¬ла вле¬чет ме¬ня.
__________________________________

Мы-то зна¬ем имя это¬го «ас¬т¬ра¬ла». Зна¬ем, но не  бу¬дем рас¬про¬стра¬нять¬ся на эту те¬му.
__________________________________

- Я тут оби¬таю не¬дав¬но, - го¬во¬рит бо¬ро¬дач, при этом ма¬ни¬пу¬ли¬руя с До¬мо¬фо¬ном, - На¬при¬ду¬ма¬ли чер¬те что. Нор¬маль¬но¬му че¬ло¬ве¬ку не вой¬ти.
- У Вас нет кноп¬ки?
- Ни¬че¬го у ме¬ня нет, - Ва¬ле¬рий Ива¬но¬вич на¬чи¬на¬ет сер¬дить¬ся.
Я от¬би¬раю у не¬го связ¬ку клю¬чей.
- Вот это на¬зы¬ва¬ет¬ся кноп¬кой для от¬кры¬ва¬ния До¬мо¬фо¬на, - и тут я ви¬жу, что этот ста¬рый черт про¬сто на¬до мной сме¬ёт¬ся.
- Люб¬лю при¬ко¬лы. Ты уж про¬сти ме¬ня и при¬вы¬кай, - ка¬ков на¬глец. Ма¬ло то¬го, что схо¬ду пе¬ре¬шел на «ты», он ещё ре¬ко¬мен¬ду¬ет мне при¬вы¬кать к его вы¬ход¬кам. С ка¬кой ста¬ти?! Хо¬чет¬ся мне ки¬нуть ему в ли¬цо, но от¬ве¬чаю, не ве¬дая, что тво¬рю: И ты при¬вы¬кай. Я тёт¬ка вред¬ная.
- За¬ме¬ча¬тель¬но. Всю жизнь ждал та¬кую. Вред¬ную, кра¬си¬вую и сме¬лую.
Что за тип. Что за ока¬зия та¬кая.
Со¬сед¬ка Гла¬фи¬ра одер¬жи¬ма иде¬ей вы¬дать ме¬ня за¬муж. Этот за¬яв¬ля¬ет, что ис¬кал ме¬ня всю жизнь.
Два лиф¬та и оба не ра¬бо¬та¬ют.
- Эти ду¬ро¬ло¬мы за¬бы¬ли прой¬ти ап¬ро¬ба¬цию и вот вам ре¬зуль¬тат. Нам на пя¬тый этаж. Оси¬лим?
Хо¬ро¬шо, что я не ус¬пе¬ла схо¬дить в ма¬га¬зин. А то пе¬реть¬ся бы с сум¬кой.
По внеш¬ней ле¬ст¬ни¬це  на¬ча¬ли по¬ды¬мать¬ся. На¬прас¬но я с ут¬ра по¬пи¬ла пи¬ва. От¬дыш¬ка одо¬ле¬ва¬ет.
- Ты ас¬т¬ма¬тик?
- Сам ты ас¬т¬ма¬тик. Пи¬ва на¬пи¬лась.
- Зна¬ко¬мо. С ут¬ра сушь во рту.
Он ал¬ко¬го¬лик. Под¬фар¬ти¬ло те¬бе, ста¬ру¬ха. Был у те¬бя про¬фес¬сор с сер¬деч¬ной не¬дос¬та¬точ¬но¬стью. Был здо¬ро¬вяк бан¬дит. Его про¬сто за¬стре¬лил. И те¬перь ал¬ко¬го¬лик.
- При¬шли.
На ле¬ст¬нич¬ной пло¬щад¬ке. Все¬го три две¬ри. Стран¬но это. В мо¬ём до¬ме так все шесть.
- Ни¬че¬му не удив¬ляй¬ся. Жи¬ву я скром¬но, но дос¬той¬но.
Этот ста¬рик с бо¬ро¬дой под Хе¬мин¬гу¬эя за¬ни¬ма¬ет треть эта¬жа. При¬хо¬жая мет¬ров два¬дцать. Там и сте¬ной шкаф для верх¬ней оде¬ж¬ды, там и ма¬лю¬сень¬кий ди¬ван¬чик, и изящ¬ный сто¬лик. Что-то по¬хо¬жее на лом¬бер¬ный. На сте¬не кар¬тин¬ки в бе¬лых рам¬ках.
- Это офор¬ты Ост¬ро¬умо¬вой-Ле¬бе¬де¬вой. По слу¬чаю дос¬та¬лись.
Зор¬кий ста¬ри¬каш¬ка. Уви¬дел, что я рас¬смат¬ри¬ваю.
Про¬хо¬дим в апар¬та¬мен¬ты. Ина¬че то, ку¬да он ввел ме¬ня, не на¬зо¬вешь. Окон не вид¬но. Што¬ры во всю сте¬ну. Вдоль од¬ной сте¬ны книж¬ные стел¬ла¬жи. Сколь¬ко тут книг?! Хва¬ти¬ло бы на хо¬ро¬шую биб¬лио¬те¬ку. Пол¬ки под по¬то¬лок. Не зря ря¬дам при¬мос¬ти¬лась стре¬мян¬ка. Об ос¬таль¬ной об¬ста¬нов¬ке го¬во¬рить не бу¬ду. Се¬бя по¬жа¬лею. Од¬но ска¬жу, уса¬дил ме¬ня му¬зей¬ный ра¬бот¬ник на ди¬ван, что при¬хо¬ди¬лось мне ви¬деть в ки¬но или во двор¬цах быв¬ших кня¬зей да гра¬фов.
- Си¬ди, от¬ды¬хай. Я по¬ка со¬об¬ра¬жу че¬го-ни¬будь нам на зуб.
Ушел и ско¬ро из¬да¬ле¬ка: Ты что пред¬по¬чи¬та¬ешь, вод¬ку, вис¬ки, конь¬як.
- Я днем не пью.
Мол¬чок. Не слы¬шал? Или иг¬но¬ри¬ру¬ет? С не¬го ста¬нет¬ся про¬иг¬но¬ри¬ро¬вать мое мне¬ние.
Вхо¬дит. Пе¬ред со¬бой ка¬тит сер¬ви¬ро¬воч¬ный сто¬лик. На¬вер¬ху раз¬ные по¬су¬ди¬ны из ме¬тал¬ла. Не¬у¬же¬ли это се¬реб¬ро? Всё мо¬жет быть в этом до¬ме.
- По¬ка, так ска¬зать, для за¬трав¬ки, хо¬лод¬ные за¬кус¬ки и про¬стая вод¬ка. Ты бу¬дешь пить и за¬ку¬сы¬вать. Я го¬во¬рить. Твоё де¬ло слу¬шать ме¬ня или нет.
Бе¬рёт бы¬ка за ро¬га. Знай своё ме¬сто, ста¬рая. По¬ра¬зи¬тель¬но! Я со¬глас¬на с та¬кой ро¬лью.
Го¬во¬рит Ва¬ле¬рий ров¬но, из¬ред¬ка де¬лая пау¬зы. Жес¬ти¬ку¬ли¬ру¬ет сдер¬жа¬но. Рас¬сказ его ме¬ня ув¬лек. Ро¬дом он из Ба¬ку. Там его пра¬щур, это его вы¬ра¬же¬ние, слу¬жил в по¬гра¬нич¬ной мор¬ской  ох¬ра¬не.
- Ки¬но «Бе¬лое Солн¬це пус¬ты¬ни» смот¬ре¬ла. Лус¬пе¬ка¬ев¬ское – Та¬мож¬ня да¬ет доб¬ро, пом¬нишь. В три¬дцать седь¬мом мое¬го па¬па¬шу аре¬сто¬ва¬ли. Сги¬нул он. Ку¬да ма¬ма не об¬ра¬ща¬лась, вез¬де один от¬вет, жди¬те. Она да¬же Во¬ро¬ши¬ло¬ву пи¬са¬ла. И на¬прас¬но. С ра¬бо¬ты её по¬гна¬ли, как ЧСВН. Не зна¬ешь, что это зна¬чит? Член се¬мьи вра¬га на¬ро¬да. Мне три го¬да. Жрать был го¬разд. И по¬еха¬ла ма¬ма к се¬бе на ро¬ди¬ну. В Ар¬хан¬гель¬скую гу¬бер¬нию, в го¬род Кемь. Там жи¬ла его ма¬ма¬ша. Моя баб¬ка. Дед утоп в мо¬ре. Про¬мыш¬лял мак¬рель и пал¬ту¬са.
Я съе¬ла поч¬ти всю ик¬ру и вы¬пи¬ла три рюм¬ки вод¬ки. Как ни хо¬рош был рас¬сказ Ва¬ле¬рия, ме¬ня по¬тя¬ну¬ло в сон.
- Всё ви¬жу, - нет оби¬ды, - По¬шли, уло¬жу те¬бя спать.
Я под¬чи¬ня¬юсь. На¬ва¬ж¬де¬ние. Уже сквозь сон слы¬шу, что хо¬зя¬ин дом го¬во¬рит по те¬ле¬фо¬ну. Мне без¬раз¬лич¬но, с кем он го¬во¬рит. Я сплю.
__________________________________

Про¬шло три дня. Не по¬ду¬май¬те, что я их про¬ела без¬вы¬лаз¬но у му¬зей¬щи¬ка. Что бы¬ло, то бы¬ло. Два дня я гос¬ти¬ла в его чер¬то¬гах.
- У ме¬ня мож¬но про¬жить в ав¬то¬ном¬ке хоть ме¬сяц.
Он не пре¬уве¬ли¬чи¬ва¬ет. Че¬го толь¬ко у не¬го нет. К при¬ме¬ру, са¬хар¬но¬го пес¬ка два меш¬ка по 50 ки¬ло¬грам¬мов.
Один раз он ухо¬дил: На¬де¬юсь, ты не по¬до¬жжешь дом.
Он не шу¬тил. Я дей¬ст¬ви¬тель¬но чуть не уст¬рои¬ла по¬жар. Ус¬ну¬ла с си¬га¬ре¬той.
Так вот, он ушёл, а я дви¬жи¬мая при¬род¬ным лю¬бо¬пыт¬ст¬вом за¬лез¬ла в мо¬ро¬зиль¬ную ка¬ме¬ру. Как там всё ак¬ку¬рат¬но. Па¬ке¬ты про¬ну¬ме¬ро¬ва¬ны и над¬пи¬са¬ны. Че¬го там толь¬ко нет. Пе¬ре¬чис¬лять не хва¬тит вре¬ме¬ни. Боль¬ше все¬го ме¬ня по¬ра¬зил один – «Во¬бла Кас¬пий¬ская», туш¬ки и вес 5 кг.
Про¬шло три дня. Я опять в сво¬ей, рань¬ше ка¬зав¬шей¬ся мне пре¬крас¬ной квар¬ти¬ре. По сек¬ре¬ту ска¬жу, при¬шла в силь¬ном под¬пи¬тии. Ина¬че не со¬тво¬ри¬ла бы то, что со¬тво¬ри¬ла. Ре¬ши¬ла сде¬лать пе¬ре¬ста¬нов¬ку. Си¬лы не те. Кро¬вать ни в ка¬кую не хо¬те¬ла под¬да¬вать¬ся  мне. Трю¬мо, так то, во¬об¬ще, взбун¬то¬ва¬лось. По¬ка¬ча¬лось, по¬ка¬ча¬лось и оп¬ро¬ки¬ну¬лось на сте¬ну. Вот в та¬ком со¬стоя¬нии ин¬терь¬е¬ра за¬ста¬ла ме¬ня Гла¬фи¬ра.
- Вы со¬шли с ума. Я до¬га¬ды¬ва¬лась, что у Вас с моз¬га¬ми не всё в по¬ряд¬ке. Но, что¬бы та¬кое, та¬кое, - она за¬ка¬ти¬ла гла¬за.
Ми¬ну¬та и она все по¬ня¬ла.
- В стель¬ку пья¬ная. Зна¬чит, есть день¬ги. Я за этим и при¬шла. Одол¬жи¬те  мне три ты¬ся¬чи. Внук обе¬щал от¬ма¬зать ме¬ня по стек¬ло¬па¬ке¬там.
- Я луч¬ше в тюрь¬му ся¬ду, но та¬кие день¬ги не от¬дам, - я про¬трез¬ве¬ла, - По¬мо¬ги¬те по¬ста¬вить на ме¬сто трю¬мо.
- А де¬нег да¬ди¬те?
- Три ты¬ся¬чи?
- Мож¬но и од¬ну, - Гла¬ша силь¬ная. Од¬на по¬ста¬ви¬ла трю¬мо на ме¬сто.
- Пол¬сот¬ни и всё, - от неё не от¬вя¬жешь¬ся. При¬шлось за¬лезть в за¬гаш¬ник. Впро¬чем, всё рав¬но в сбер¬банк не по¬па¬ла.
- Да¬вай, - от ра¬до¬сти Гла¬ша пе¬ре¬шла на «ты».
- Зна¬чит, на¬вра¬ла, что на взят¬ку.
- На¬вра¬ла, - го¬во¬рит со¬сед¬ка, уже за¬со¬вы¬вая за лиф ас¬сиг¬на¬цию, - Но внук вправ¬ду при¬шёл. На¬до же че¬го на стол со¬об¬ра¬зить.
- Ни¬че¬го се¬бе, стол на три ты¬ся¬чи. На та¬кую сум¬му мож¬но бан¬кет в рес¬то¬ра¬не от¬гро¬хать.
День¬ги Гла¬фи¬ра взя¬ла, но не ухо¬дит.
- Че¬го ещё?
- Ин¬те¬рес¬но нам знать. Где это Вы три дня про¬па¬да¬ли. Не в вы¬трез¬ви¬те¬ле ли?
Я по уши пол¬ная впе¬чат¬ле¬ния¬ми от зна¬ком¬ст¬ва с Ва¬ле¬ри¬ем не удер¬жа¬лась и ста¬ла рас¬ска¬зы¬вать о нём.
- О му¬жи¬ках го¬во¬рят се¬ди¬на в бо¬ро¬ду, бес в реб¬ро. А нас, ба¬бах, как ска¬зать.
Я не го¬ню со¬сед¬ку. Мне хо¬чет¬ся по¬де¬лить¬ся хоть с кем мои¬ми чув¬ст¬ва¬ми. Ста¬рею. Рань¬ше та¬ко¬го не бы¬ло. О сво¬их муж¬чи¬нах я не го¬во¬ри¬ла да¬же На¬та¬лии.
- Вы¬пьем? – это не я го¬во¬рю, а моя ут¬ре¬ня гос¬тья.
- Я мо¬гу. А Вы-то как.
- Мне как раз.
В хо¬ло¬диль¬ни¬ке в бу¬тыл¬ке на до¬ныш¬ке. Гу¬бы сма¬зать. И за¬кус¬ки ноль. До ма¬га¬зи¬на я так и не дош¬ла.
- Го¬ляк, - ком¬мен¬ти¬ру¬ет Гла¬ша и до¬бав¬ля¬ет, - Я со¬бра¬лась в ма¬га¬зин. Да¬ди¬те де¬нег, ку¬п¬лю все¬го.
- А как же сын?
- Дрых¬нет ён. Вче¬рась так на¬под¬да¬ва¬ли, что бу¬дет спать дол¬го, - Гла¬фи¬ра пе¬ре¬шла на про¬стец¬кий го¬вор.
- Так я же да¬ла Вам пять¬сот руб¬лей.
- Это для сы¬на. Нам да¬вай¬те. У Вас те¬пе¬ря бо¬га¬тей в по¬лю¬бов¬ни¬ках.
- Всё-то Вы знае¬те.
- Долж¬ность у ме¬ня та¬кая, что¬бы всё знать.
- Ва¬ша долж¬ность на¬зы¬ва¬ет¬ся сплет¬ни¬ца.
Мы уже вы¬шли на ле¬ст¬ни¬цу, не ре¬ши¬лась я от¬дать ещё по¬ло¬ви¬ну ты¬ся¬чи Гла¬фи¬ре.
- Моя долж¬ность на¬зы¬ва¬ет¬ся, - пе¬ре¬шла на шё¬пот, - тай¬ный ин¬фор¬ма¬тор спец¬служб. Со¬сед¬ка гор¬до вски¬ды¬ва¬ет кра¬си¬вую го¬ло¬ву.
- Сту¬кач Вы.
- Как хо¬ти¬те, на¬зы¬вай¬те, но ра¬бо¬та очень от¬вет¬ст¬вен¬ная. Ос¬корб¬ляе¬те. Ни¬че¬го боль¬ше не ска¬жу.
Ну и мерз¬кая се¬го¬дня по¬го¬да. Как го¬во¬рит наш ме¬ст¬ный бомж: Зай¬ми, но ку¬пи пол¬бан¬ки.
По¬те¬п¬ле¬ло и по¬тек¬ло. Се¬рость по¬все¬ме¬ст¬ная. Се¬ро не¬бо, сер снег, се¬ры до¬ма и лю¬ди се¬ры. Глав¬ное по¬се¬ре¬ло внут¬ри ме¬ня. Ис¬па¬ри¬лась ро¬зо¬вая пе¬ле¬на, что на¬кры¬ла в апар¬та¬мен¬тах на пя¬том эта¬же вон то¬го до¬ма. Ин¬те¬рес¬но, что он де¬ла¬ет сей¬час. Спит, на¬вер¬ное.
__________________________________

Ва¬ле¬рий Ива¬но¬вич По¬кров¬ский в этот час не спал. Он си¬дел в ка¬би¬не¬те и ра¬бо¬тал на но¬ут¬бу¬ке. В гло¬баль¬ной се¬ти WWW, Rambler он ис¬кал парт¬нё¬ров по биз¬не¬су. Биз¬нес его весь¬ма спе¬ци¬фи¬че¬ский. Он «тор¬гу¬ет» осо¬ба¬ми жен¬ско¬го по¬ла. Вир¬ту¬аль¬ны¬ми. Име¬ет не¬пло¬хой до¬ход.
_________________________________


- Ку¬да пой¬дём? – Гла¬фи¬ра идёт впе¬ре¬ди и го¬во¬рит гром¬ко.
- В «Пе¬ре¬крё¬сток». Ку¬да ещё?
- Не люб¬лю эти су¬пер¬ма¬ке¬ты.
- Су¬пер¬мар¬ке¬ты, - по¬прав¬ляю я со¬сед¬ку, так и не из¬ба¬вив¬шую¬ся от про¬вин¬циа¬лиз¬ма.
- Один чёрт. По¬на¬строи¬ли. Рань¬ше лас¬ко¬вее бы¬ло. По-до¬маш¬не¬му.
Она пра¬ва. При¬дешь, бы¬ва¬ла в мяс¬ной ма¬га¬зин. Там мяс¬ник зна¬ко¬мый. Ты ему улыб¬ку, он те¬бе ку¬со¬чек, что по¬лу¬чше. Те¬перь они на¬зы¬ва¬ют се¬бя руб¬щи¬ка¬ми мя¬са. Им, ви¬дишь ли, на¬зы¬вать¬ся мяс¬ни¬ка¬ми ка¬жет¬ся ос¬кор¬би¬тель¬ным. Про¬чли бы в сло¬ва¬ре Оже¬го¬ва оп¬ре¬де¬ле¬ние сло¬ва мяс¬ник.
- На пять¬сот руб¬лей не раз¬гу¬ля¬ешь¬ся, - про¬дол¬жа¬ет орать Гла¬фи¬ра.
- Не ори¬те же Вы. От¬бе¬рут и эти.
- Хер им в зу¬бы, а не день¬ги.
На¬кли¬ка¬ла. На¬ша ме¬ст¬ная дос¬то¬при¬ме¬ча¬тель¬ность бомж Ви¬тя со сво¬ей под¬ру¬гой: Кто тут всуе при¬чин¬ное ме¬сто по¬ми¬на¬ет.  Ва¬ся до то¬го, как стал бро¬дя¬гой, был пре¬по¬да¬ва¬те¬лем в Ли¬цее, по-ста¬ро¬му тех¬ни¬ку¬ме.
- От¬ва¬ли Ва¬ся, по¬ка физ¬де¬лей не на¬ве¬ша¬ла, - гру¬ба Гла¬фи¬ра. Ва¬ся без¬оби¬ден. Од¬но пло¬хо, не мо¬ет¬ся и во¬нюч от то¬го.
- Вы Гла¬фи¬ра ни¬ко¬гда не ста¬не¬те го¬ро¬жан¬кой. Что за вы¬ра¬же¬ния.
Мы про¬дол¬жа¬ем ид¬ти по тро¬пин¬ке. Ва¬ся и его под¬ру¬га по це¬ли¬не. Но¬ги их про¬ва¬ли¬ва¬ют¬ся в мок¬рый снег, но им ни¬по¬чём. По¬ра¬зи¬тель¬на жи¬ву¬честь у этих лю¬дей.
- Да¬ди¬те на пи¬во, рас¬ска¬жу, что но¬чью про¬изош¬ло, - это Ва¬ся.
- Мы че¬го ви¬де¬ли, - вто¬рит ему под¬ру¬га. Име¬ни её мы не зна¬ем. Ва¬ся зо¬вет её то Вер¬кой, то Валь¬кой, а то и во¬все стран¬но – Сясь¬кой.
- Ва¬ли, ва¬ли от¬се¬до¬ва. Что ты мог ви¬деть. Зен¬ки за¬лил и ме¬ре¬щит¬ся чер¬те что.
- Ос¬корб¬ля¬ешь. Я за ба¬зар от¬ве¬чаю. Но¬чью ми¬ли¬ция при¬ез¬жа¬ла. Мы с Сяс¬кой всё ви¬де¬ли, - Ва¬ся по¬до¬шёл на кри¬ти¬че¬ское рас¬стоя¬ние. Вонь уда¬ри¬ла в нос.
- Отой¬ди, по¬дох¬нуть мож¬но, - Гла¬фи¬ра мах¬ну¬ла ру¬кой, буд¬то от¬го¬няя мух.
- Ишь ца¬цы, ка¬кие. Дай на пи¬во.
- На ба¬ню дам, а на пи¬во шиш те¬бе. Го¬во¬ри, что ви¬дел.
- А ни¬че¬го. Прие¬ха¬ли и уе¬ха¬ли.
- За¬чем при¬ез¬жа¬ли? - диа¬лог Гла¬фи¬ры и бом¬жа про¬дол¬жал¬ся.
- А хер их зна¬ет. На¬вер¬ное, ко¬го аре¬сто¬вать хо¬те¬ли. А, мо¬жет быть, шмон на¬во¬ди¬ли у ко¬го. Тут пол¬но во¬рюг. Жи¬ру¬ют. Да¬вай день¬ги.
При¬шлось дать Ва¬се и пе¬го под¬руж¬ке пять¬де¬сят руб¬лей.
- Как же так, Гла¬ша. Ты го¬во¬ришь, что ты ос¬ве¬до¬ми¬тель, а не зна¬ешь, что ми¬ли¬ция но¬чью при¬ез¬жа¬ла.
- За ноч¬ные мне не пла¬тят. Но я уз¬наю, - в го¬ло¬се со¬сед¬ки про¬зву¬ча¬ли нот¬ки азар¬та охот¬ни¬ка.
__________________________________

Но¬чью при¬ез¬жа¬ла опер¬груп¬па рай¬он¬но¬го УВД для про¬из¬ве¬де¬ния след¬ст¬вен¬ных ме¬ро¬прия¬тий в квар¬ти¬ре со¬се¬да Ва¬ле¬рия Ива¬но¬ви¬ча По¬кров¬ско¬го. В то вре¬мя, ко¬гда му¬зей¬ный ра¬бот¬ник «раз¬вле¬кал¬ся» с Ма¬ри¬ной, у со¬се¬да про¬изош¬ло убий¬ст¬во. Же¬на уби¬ла му¬жа. Как ска¬за¬но в ла¬ти¬но¬аме¬ри¬кан¬ском се¬риа¬ле – бо¬га¬тые то¬же пла¬чут. Как и пре¬ж¬де пре¬сту¬п¬ле¬ния на бы¬то¬вой поч¬ве пре¬ва¬ли¬ро¬ва¬ли в ми¬ли¬цей¬ской ста¬ти¬сти¬ке. При¬дет час, и пред¬ста¬ви¬те¬ли дру¬гой ка¬раю¬щей ор¬га¬ни¬за¬ции прие¬дут в этот дом. Но не бу¬дем то¬ро¬пить со¬бы¬тия.
__________________________________

Воз¬вра¬ща¬лись до¬мой отя¬го¬щен¬ные па¬ке¬та¬ми.
- Хо¬ро¬шо от¬ва¬ри¬лись, - ра¬до¬ст¬но, поч¬ти вос¬тор¬жен¬но по¬вто¬ря¬ла со¬сед¬ка, и про¬дол¬жа¬ла, - И все это на пять¬сот де¬ре¬вян¬ных.
На¬хва¬та¬лась.
- К Вам пой¬дём. Мой мент со¬жрет и нам не ос¬та¬вит.
Пир про¬дол¬жал¬ся до ча¬су дня.
- Я по¬шла. А ты, - опять пе¬ре¬шли на «ты», - дер¬жи ухо вос¬тро. Не про¬стой он, этот бо¬ро¬дач. Им из ФСБ ин¬те¬ре¬су¬ют¬ся. Мне на¬ка¬за¬ли при¬гля¬ды¬вать, кто к не¬му хо¬дит, с кем пьет и го¬во¬рит. Ос¬то¬рож¬ней с ним. Шпи¬он он. Да¬ром, что ли на фран¬цуз¬ском го¬во¬рит без за¬пин¬ки.
То, что Ва¬ле¬рий мо¬жет изъ¬яс¬нять¬ся на фран¬цуз¬ском язы¬ке для ме¬ня но¬вость. По-анг¬лий¬ски он при мне кое-что го¬во¬рил.
Гла¬фи¬ра уш¬ла. Я по¬гля¬де¬ла ей вслед. И вспом¬ни¬ла ге¬ро¬ев из¬вест¬ной по¬вес¬ти и их ре¬п¬ли¬ки о те¬ле¬ге, ко¬то¬рая долж¬на бы¬ла дое¬хать до Мо¬ск¬вы. Гла¬ша шла, про¬из¬во¬дя гал¬сы от од¬ной стен¬ки до дру¬гой.
В квар¬ти¬ре как был бар¬дак, так и ос¬тал¬ся. При¬во¬дить её в по¬ря¬док нет, ни же¬ла¬ние, ни сил. Так и за¬ва¬ли¬лась в кро¬вать. Хва¬ти¬ло сил ста¬щить с се¬бя всю оде¬ж¬ду. Ко¬го мне стес¬нять¬ся?
__________________________________

Оши¬ба¬лась Ма¬ри¬на Ле¬о¬ни¬дов¬на. Гла¬ша, как ни про¬ста она ка¬за¬лась, су¬ме¬ла ус¬та¬но¬вить ми¬ни¬ви¬де¬о¬ка¬ме¬ры. За три дня про¬ве¬ден¬ных в гос¬тях у Ва¬ле¬рия Ива¬но¬ви¬ча, те, ко¬му на¬до ус¬пе¬ли за¬фик¬си¬ро¬вать лич¬ность но¬во¬го объ¬ек¬та, и да¬ли та¬кое по¬ру¬че¬ние сво¬ему ос¬ве¬до¬ми¬те¬лю. Ви¬дят они на мо¬ни¬то¬ре всё, что про¬ис¬хо¬дит в квар¬ти¬ре «объ¬ек¬та но¬мер три».
- А ни¬че¬го ещё ба¬бён¬ка, - го¬во¬рит один дру¬го¬му и тот от¬ве¬ча¬ет.
 - Стал бы.
- Стол¬бы, - оба сме¬ют¬ся.
_________________________________


Те¬ло не¬мно¬го ло¬мит. Вспом¬ни¬лись пя¬ти¬де¬ся¬тые го¬ды. Я сту¬дент¬ка. На дво¬ре от¬те¬пель. И в при¬ро¬де, и в по¬ли¬ти¬ке. Пять¬де¬сят де¬вя¬тый.
На Нев¬ском в ки¬но¬те¬ат¬ре «Ок¬тябрь» на¬ча¬ли кру¬тить фран¬цуз¬ский фильм ре¬жис¬се¬ра Але¬не Ре¬не «Хи¬ро¬си¬ма лю¬бовь моя». Мы, дев¬чон¬ки пер¬во¬го кур¬са, сбе¬га¬ли со вто¬рой па¬ры, что¬бы, от¬сто¬яв оче¬редь, ку¬пить би¬ле¬ты не зав¬траш¬ний ут¬реш¬ний се¬анс. Сколь¬ко бы¬ло эмо¬ций. Как пе¬ре¬жи¬ва¬ли мы за мо¬ло¬день¬ко¬го фран¬цу¬за. Не ле¬ни¬лись и еха¬ли на пло¬щадь Ка¬ли¬ни¬на. Там в ки¬но¬те¬ат¬ре «Ги¬гант» де¬мон¬ст¬ри¬ро¬ва¬ли аме¬ри¬кан¬скую ко¬ме¬дию с Мери¬лин Мон¬ро. У нас он шёл под на¬зва¬ние «В джа¬зе толь¬ко де¬вуш¬ки». У аме¬ри¬кан¬цев – «Не¬ко¬то¬рые лю¬бят по¬го¬ря¬чее». Я ша¬тен¬ка. Пе¬ре¬кра¬шусь в блон¬дин¬ку, ро¬ди¬те¬ли вы¬го¬нят из до¬ма. Но мно¬гие дев¬чон¬ки с на¬ше¬го кур¬са пе¬ре¬кра¬си¬лись и сде¬ла¬ли при¬чёс¬ку как у Мон¬ро. Я ста¬ра¬лась не от¬ста¬вать. Нель¬зя стать блон¬дин¬кой? Ни¬че¬го, я на¬вер¬стаю в дру¬гой осо¬бен¬но¬сти Мери¬лин. Спер¬ла у от¬ца од¬ну из его фля¬жек. От¬тер¬ла её до бле¬ска. Прав¬да она бы¬ла та¬ких раз¬ме¬ров, что за чу¬лок не по¬ме¬ща¬лась, но у ме¬ня же грудь третье¬го раз¬ме¬ра. Ска¬жи¬те, че¬го это я о ки¬но, ко¬гда те¬ло ло¬мит. От¬ве¬чу. При¬мер ки¬но за¬ра¬зи¬те¬лен. Вот и ло¬ми¬ло всё те¬ло. Маль¬чи¬ки у нас на кур¬се как на под¬бор. По¬го¬лов¬но за¬ни¬ма¬ют¬ся бок¬сом. Си¬лы мно¬го.
По¬ле¬жу не¬мно¬го. А, что по¬том? На ра¬бо¬ту ид¬ти се¬го¬дня не на¬до. По¬зво¬нил бы Ва¬ле¬рий Ива¬но¬вич. Я же да¬ла ему свой те¬ле¬фон. Не¬мо¬го стран¬но чув¬ст¬во¬вать се¬бя опять ув¬ле¬чен¬ной муж¬чи¬ной. Ка¬за¬лось, со смер¬тью ав¬то¬ри¬те¬та всё ка¬ну¬ло. Ка¬за¬лось, те¬перь я не смо¬гу ощу¬тить тре¬пет от при¬кос¬но¬ве¬ния муж¬ской ру¬ки. Ка¬за¬лось…
И опять вос¬по¬ми¬на¬ния. Ше¬сть¬де¬сят пя¬тый год. Я мо¬ло¬дой спе¬циа¬лист. 
Ме¬ня рас¬пре¬де¬ли¬ли в НИИ № 175. По¬том ему да¬ли имя. Млад¬ший ин¬же¬нер-кон¬ст¬рук¬тор. Зву¬чит. Ок¬лад 90 ре. Плюс пре¬мия 15%. Это уже сум¬ма. Мо¬гу по¬зво¬лить  ку¬пить с пре¬мии у фар¬цов¬щи¬ков кол¬гот¬ки. Мо¬гу схо¬дить в ка¬фе «Се¬вер» и съесть там кот¬ле¬ту по-ки¬ев¬ски. Вы¬пить бо¬кал Шам¬пан¬ско¬го. У ме¬ня нет по¬сто¬ян¬но¬го ка¬ва¬ле¬ра. Это я унас¬ле¬до¬ва¬ла от от¬ца. Как-то в под¬пи¬тии он раз¬от¬кро¬вен¬ни¬чал¬ся.
- Я че¬ло¬век по¬сто¬ян¬ный. У ме¬ня од¬на же¬на и не ме¬нее двух лю¬бов¬ниц. Чтоб не при¬вы¬кать.
Так и я. Не хо¬чу при¬вы¬кать. Не в мо¬их пла¬нах вы¬хо¬дить за¬муж и ро¬жать де¬тей. Сна¬ча¬ла я добь¬юсь долж¬но¬сти стар¬ше¬го ин¬же¬не¬ра. А там, по¬смот¬рим. Муж¬чин во¬круг ме¬ня пол¬но. Это тот то¬вар, что не про¬кис¬нет. Под¬рас¬та¬ет но¬вое по¬ко¬ле¬ние спер¬мо¬но¬си¬те¬лей. Мно¬го ли мне от них на¬до.
Год на¬зад ски¬ну¬ли Ни¬ки¬ту Хру¬ще¬ва. Мо¬лод¬цы ре¬бя¬та. По¬ка он от¬ды¬хал на Пи¬цун¬де, они всё и свар¬га¬ни¬ли. Та¬кую ка¬шу за¬ва¬ри¬ли, что ему не уда¬лось рас¬хле¬бать. На¬ел¬ся от пу¬за вла¬сти. Рас¬дер¬ба¬нил стра¬ну и ти¬хо ушел на пен¬сию. Нон¬сенс для на¬ше¬го строя. Я так до сих пор пом¬ню ба¬то¬ны его вре¬ме¬ни. Се¬рые, как шта¬ны по¬жар¬но¬го. Сты¬до¬ба.
По¬ра вста¬вать и при¬брать¬ся в квар¬ти¬ре. Сты¬до¬ба же. Мать мою жен¬щи¬ну!
Спра¬ви¬лась с кро¬ва¬тью. При¬ня¬лась за трю¬мо. Вы¬бра¬ла для не¬го но¬вое ме¬сто, у ок¬на. Уда¬лось-та¬ки пе¬ре¬та¬щить его, не оп¬ро¬ки¬нув. Ог¬ля¬де¬ла «по¬ле сра¬же¬ния» и ос¬та¬лась до¬воль¬ной. За¬слу¬жи¬ла рюм¬ку. Не то¬ро¬пясь, от¬сле¬жи¬вая ка¬ж¬дое своё дви¬же¬ние, на¬ли¬ла из за¬по¬тев¬шей бу¬тыл¬ки жид¬кость. Не¬сколь¬ко се¬кунд по¬лю¬бо¬ва¬лась ею. От¬ре¬за¬ла боль¬шой шмат мадь¬яр¬ско¬го шпи¬ка, с крас¬ным пер¬цем (Ах, моя пе¬чень), ло¬моть чер¬но¬го хле¬ба и за¬кус¬ка го¬то¬ва. Не то¬ро¬п¬люсь. Мой же¬лу¬док дол¬жен под¬го¬то¬вить¬ся к прие¬му все¬го это¬го.
Так уст¬ро¬ен мир. Не уда¬лось мне в пол¬ной ме¬ре вку¬сить пло¬дов тру¬дов сво¬их, как за¬зво¬нил те¬ле¬фон. Это Ва¬ле¬рий, по¬ду¬ма¬ла я и не ошиб¬лась.
- Ма¬дам, Вы про¬сну¬лись?
- Ма¬дам уже сде¬ла¬ла пе¬ре¬ста¬нов¬ку, и те¬перь на¬ме¬ре¬ва¬лась от¬ме¬тить это эпо¬халь¬ное со¬бы¬тие ста грам¬ма¬ми вод¬ки вен¬гер¬ским шпи¬ком.
- Мо¬мент, - даль¬ше он за¬та¬ра¬то¬рил по-фран¬цуз¬ски, - Вы по¬ня¬ли, что я ска¬зал?
- Та¬ра¬бар¬щи¬на фран¬цуз¬ская. Го¬во¬ри¬те на рус¬ском.
- Я по¬про¬сил Вас не¬мно¬го по¬до¬ж¬дать, по¬ка я не на¬лью се¬бе.
- Вы пред¬по¬чи¬тае¬те та¬кое об¬ще¬ние? Так ска¬зать, вир¬ту¬аль¬ное.
- Это, как стар¬то¬вый дви¬жок. Я зво¬ню Вам, что¬бы при¬гла¬сить на зав¬трак. Се¬го¬дня у ме¬ня сед¬ло ба¬раш¬ка в чес¬ноч¬ном со¬усе, на гар¬нир греч¬не¬вая ка¬ша яд¬ри¬ца, бе¬лое гру¬зин¬ское ви¬но и ар¬мян¬ский ла¬ваш. 
- Ин¬тер¬на¬цио¬нал. Ка¬кой толь¬ко?
- Вы юмо¬ри¬ст¬ка. Пя¬тый, не со¬сто¬яв¬ший¬ся. Уст¬ро¬ит?
- Фор¬ма оде¬ж¬ды?
- По¬все¬днев¬ная, - на том кон¬це про¬во¬да что-то за¬пи¬ли¬ка¬ло и за¬ека¬ло.
- Про¬шу про¬ще¬ния. Я пе¬ре¬зво¬ню.
То¬же мне, ка¬ва¬лер. Не ус¬пе¬ваю спро¬сить, кто мо¬жет от¬влечь его от раз¬го¬во¬ра со мной.
По¬че¬му-то всплы¬ло сло¬во¬со¬че¬та¬ние на анг¬лий¬ском – fools will be meddling. Ду¬рак во всё лю¬бит вме¬шать¬ся.
Чёрт с ним и с его сед¬лом ба¬раш¬ка. Мы са¬ми с уса¬ми.
За ок¬ном мо¬им не¬бо. Нет не си¬нее. Блек¬ло-жел¬тое. От¬ра¬жа¬ют¬ся ог¬ни го¬ро¬да от низ¬ко ви¬ся¬щих туч.
Ше¬сть¬де¬сят пя¬тый. Ме¬ня ко¬ман¬ди¬ро¬ва¬ли в да¬ле¬кий го¬род Прже¬вальск. Июль и в Ле¬нин¬гра¬де был жар¬ким, а там на¬стоя¬щее пек¬ло.  Нас трое. Два му¬жи¬ка из смеж¬но¬го от¬де¬ла и я, ба¬ба, то есть. Это не гру¬бость, а ре¬аль¬ное ото¬бра¬же¬ние су¬ти. К то¬му вре¬ме¬ни я силь¬но раз¬да¬лась в бед¬рах и при¬ба¬ви¬ла в ве¬се. На¬стоя¬щая куп¬чи¬ха с кар¬ти¬ны Кус¬то¬ди¬ев. Еха¬ли мы в об¬щем ва¬го¬не. По ста¬ту¬су ку¬пе нам не по¬ла¬га¬лось. Спа¬са¬лись от жа¬ры су¬хим ви¬ном. Ох¬ла¬ж¬да¬ли его так. На¬мо¬чим ва¬фель¬ное по¬ло¬тен¬це, за¬вер¬нем в не¬го бу¬тыл¬ку и вы¬ста¬вим на¬ру¬жу. На встреч¬ном вет¬ру по¬ло¬тен¬це вы¬сы¬ха¬ет и та¬ким об¬ра¬зом ох¬ла¬ж¬да¬ет Ви¬но бе¬лое, су¬хое, ор¬ди¬нар¬ное. По руль два¬дцать литр. Пи¬ли ви¬но и ели сли¬вы. Туа¬лет ря¬дом. Это так, к сло¬ву.
Же¬ня и Га¬рик маль¬чи¬ки смир¬ные. На обо¬их ров¬но семь¬де¬сят го¬ди¬ков. Я за¬ня¬ла верх¬нюю пол¬ку. Вы¬пью вин¬ца и на¬верх. Дрых¬нуть. А, что но¬чью де¬лать? Ну, уж, нет. Не ста¬ну я вам рас¬ска¬зы¬вать, как про¬хо¬ди¬ли эти три но¬чи. Ска¬жу ко¬рот¬ко. По¬ху¬де¬ла на пять ки¬ло¬грам¬мов. Не¬воль¬но рас¬хо¬хо¬та¬лась. Вот бы сей¬час мне тех Жень и Га¬ри¬ков. На озе¬ре Ис¬сык-Куль мы ис¬пы¬ты¬ва¬ли на¬ши из¬де¬лия. Не¬дол¬го мне при¬шлось уча¬ст¬во¬вать в тех ис¬пы¬та¬ни¬ях. За¬бо¬ле¬ла. Пе¬чень за¬ша¬ли¬ла.
Опять зво¬нит те¬ле¬фон.
- Про¬шу про¬ще¬ния. Кол¬ле¬га из Фран¬ции зво¬нил. Де¬ла. Я жду,  не за¬став¬ляй¬те Вас ждать, - бряк труб¬ку.
Ну, уж фи¬гуш¬ки. Он, ви¬дишь ли, та¬ры-ба¬ры раз¬во¬дит, а я по¬спе¬шай. У со¬вет¬ских соб¬ст¬вен¬ная гор¬дость. Как ни ста¬ра¬лась я тя¬нуть вре¬мя, а не¬воль¬но то¬ро¬пи¬ла его. Черт бо¬ро¬да¬тый, чем ты ме¬ня зав¬лек? Не тем же, что по¬ил ред¬ким пой¬лом и кор¬мил де¬ли¬ка¬те¬са¬ми. Я мо¬гу и са¬ма на¬пить¬ся вис¬ки и на¬жрать¬ся ик¬ры. Как он го¬во¬рит, вспо¬ми¬на¬ла я, при¬ме¬ри¬вая но¬вое до¬ро¬гое бе¬льё. Од¬ни тру¬си¬ки сто¬ят…Впро¬чем, за¬чем Вам знать, сколь¬ко де¬нег я тра¬чу на кон¬фек¬ци¬он.
Ка¬кая я все-та¬ки ду¬ра. На дво¬ре зи¬ма, а я на¬пя¬ли¬ла всё лег¬кое. Ещё со¬об¬ра¬жаю, что мож¬но бы¬ст¬рее сни¬мать.
У Ва¬ле¬рия в до¬ме пус¬ти¬ли лифт, но я по¬шла пеш¬ком. Пусть по¬нерв¬ни¬ча¬ет и по¬до¬ж¬дет.
- Здрав¬ст¬вуй, - Ва¬ле¬рий Ива¬но¬вич во шлаф¬ро¬ке. Не¬год¬ный! Я на¬ря¬жа¬юсь, а он встре¬ча¬ет ме¬ня толь¬ко что не в ниж¬нем бе¬лье, - Про¬сти, не ус¬пел пе¬ре¬одеть¬ся. Зав¬трак го¬то¬вил. Ба¬ра¬ни¬на тре¬бу¬ет осо¬бо¬го вни¬ма¬ния. Про¬хо¬ди в сто¬ло¬вую. Я бы¬ст¬ро.
В сто¬ло¬вой все го¬то¬во к тра¬пе¬зе. Стол на¬крыт со¬от¬вет¬ст¬вен¬но. По выс¬ше¬му раз¬ря¬ду. По две та¬рел¬ки на пер¬со¬ну. Две вил¬ки столь¬ко же но¬жей. Бо¬ка¬лы и рюм¬ки. Зна¬чит, опять бу¬дем пить. С ут¬ра. Впро¬чем, ка¬кое же это ут¬ро. На ча¬сах пол¬ви¬на пер¬во¬го. Кро¬ме сто¬ло¬вой по¬су¬ды на сто¬ле ни¬че¬го нет. Я вспом¬ни¬ла обе¬ды у про¬фес¬со¬ра. Там нам по¬да¬вал маль¬чик. А тут кто бу¬дет нам при¬слу¬жи¬вать? Не¬у¬же¬ли то¬же маль¬чик. Од¬но¬го го¬мо¬сек¬суа¬ли¬ста мне дос¬та¬точ¬но.
- Я го¬тов, - пи¬жон этот от¬став¬ной му¬зей¬щик. Бе¬же¬вые брю¬ки, чер¬ная со¬роч¬ка с во¬рот¬ни¬ком апаш и лег¬кий шар¬фик на шее. Бо¬ро¬да ак¬ку¬рат¬но по¬стри¬же¬на, а на но¬су оч¬ки в ме¬тал¬ли¬че¬ской оп¬ра¬ве с за¬те¬нен¬ны¬ми оку¬ля¬ра¬ми.
- А кто бу¬дет нас об¬слу¬жи¬вать?
- Я. А что?
- Так про¬сто спро¬си¬ла.
- По¬жа¬луй, ты пра¬ва. В сле¬дую¬щий раз при¬гла¬шу Гла¬шу, - мы пе¬ре¬хо¬дим то на «ты», то на «Вы».
- Гла¬фи¬ру?
- Ты её зна¬ешь?
- Она моя со¬сед¬ка и час¬то за¬хо¬дит в гос¬ти.
Не ста¬ла я го¬во¬рить, что Гла¬фи¬ра ос¬ве¬до¬ми¬тель.
- А у ме¬ня она де¬лать при¬бор¬ку раз в не¬де¬лю. Жен¬щи¬на свое¬об¬раз¬ная. Гру¬бо¬ва¬та, но об¬ла¬да¬ет при¬род¬ным так¬том.
Как он оши¬ба¬ет¬ся. Гла¬ша уме¬ет при¬тво¬рять¬ся.
Так на¬зы¬вае¬мый зав¬трак на¬чал¬ся в час. Из-за сто¬ла мы вы¬шли око¬ло трех дня. В это вре¬мя все нор¬маль¬ные лю¬ди за¬кан¬чи¬ва¬ют обе¬дать. Мы же пе¬ре¬шли в гос¬ти¬ную. Пить ли¬кер и ку¬рить. Я си¬га¬рет¬ки «Гла¬мур», Ва¬ле¬рий си¬га¬ру.
- Поч¬ти два¬дцать лет я про¬ра¬бо¬тал в Эр¬ми¬та¬же. До¬рос до на¬чаль¬ни¬ка от¬де¬ла. Ус¬пел за¬щи¬тить дис¬сер¬та¬цию. В мо¬ём ве¬де¬нии бы¬ли пред¬ме¬ты при¬клад¬но¬го ис¬кус¬ст¬ва XVIII, на¬ча¬ла XIX ве¬ков. За¬ни¬мал¬ся и жи¬во¬пи¬сью. Кон¬суль¬ти¬ро¬вал. Был чле¬ном оце¬ноч¬ной ко¬мис¬сии.
Я слу¬ша¬ла впол¬уха. Я тех¬нарь до моз¬га кос¬тей. Мне нра¬вят¬ся кар¬ти¬ны, где все яс¬но и кра¬си¬во. Не по¬ни¬маю, что та¬ко¬го осо¬бен¬но¬го в «Чер¬ном квад¬ра¬те» Ма¬ле¬ви¬ча. И тот же Пи¬кас¬со мне не нра¬вит¬ся. Ли¬ца ис¬ка¬же¬ны, фи¬гу¬ры урод¬ли¬вы. По¬че¬му маль¬чик дол¬жен быть го¬лу¬бым? То ли де¬ло Ру¬бенс. Там всё жи¬вое, кра¬си¬вое.
- Ты слу¬ша¬ешь ме¬ня? У те¬бя в го¬ло¬ве од¬ни же¬ле¬зя¬ки.
- От¬ку¬да те¬бе из¬вест¬но, чем я за¬ни¬ма¬лась рань¬ше? Ты, что шпио¬нишь?
- Жизнь.
- Что жизнь? Тем¬нишь?
- По¬го¬во¬рим об этом по¬том. Я мно¬го пе¬ре¬жил. Ро¬ж¬ден я в раз¬гар Ста¬лин¬ских ре¬прес¬сий. Па¬пу аре¬сто¬ва¬ли, ко¬гда мне не ис¬пол¬ни¬лось и пол¬го¬да. По¬пал в кам¬па¬нию по ис¬ко¬ре¬не¬нию Троц¬киз¬ма. Троц¬кий это Брон¬штейн. Фа¬ми¬лия па¬пы По¬кров¬ский. Это по¬пов¬ская фа¬ми¬лия. Но что для ре¬во¬лю¬ци¬он¬ных стра¬жей эти¬мо¬ло¬гия пус¬той звук. Ский, зна¬чит ев¬рей. Ев¬рей, зна¬чит троц¬кист. Так что рос я без от¬ца. Нет, его не рас¬стре¬ля¬ли. Но три го¬да, что он про¬вел в Кре¬стах, так из¬ме¬ни¬ли его, что в се¬мью он не вер¬нул¬ся. Вы¬сла¬ли его на сто пер¬вый ки¬ло¬метр. Там встре¬тил жен¬щи¬ну и ос¬тал¬ся на всю жизнь с ней. Ма¬ма ра¬бо¬та¬ла в Биб¬лио¬те¬ке Ака¬де¬мии на¬ук. Я мно¬го бо¬лел, и дет¬ский сад был мне за¬ка¬зан. Так что дет¬ст¬во я про¬вел в биб¬лио¬те¬ке. Ра¬но на¬чал чи¬тать. Кни¬ги об¬ла¬да¬ют уди¬ви¬тель¬ным свой¬ст¬вом. Они от¬да¬ля¬ют че¬ло¬ве¬ка от су¬ще¬го ми¬ра. Мой мир, это мир Фе¬ни¬мо¬ра Ку¬пе¬ра, Жюль Вер¬на. Поз¬же мои¬ми ге¬роя¬ми ста¬но¬вят¬ся Гек Фин и Том Сой¬ер. В шко¬ле я был бе¬лой во¬ро¬ной. Од¬но¬класс¬ни¬ки ос¬ваи¬ва¬ют аз¬бу¬ку, а я уже бег¬ло чи¬таю вслух. С ариф¬ме¬ти¬кой та¬кая же кар¬ти¬на. Я за¬был ска¬зать, что ба¬буш¬ка по ма¬те¬рин¬ской ли¬нии бы¬ла учи¬те¬лем ма¬те¬ма¬ти¬ки. В юно¬сти меч¬та¬ла о карь¬е¬ре Скло¬дов¬ской. Она при¬дер¬жи¬ва¬лась соб¬ст¬вен¬ной ме¬то¬ди¬ки в пре¬по¬да¬ва¬нии ма¬те¬ма¬ти¬ки. Её она при¬ме¬ня¬ла на мне. Мо¬жешь пред¬ста¬вить, ка¬кие зна¬ния бы¬ли у ме¬ня к се¬ми го¬дам. Толь¬ко что не вы¬чис¬лял ло¬га¬риф¬мы. Так, что, ми¬лый друг, - у ме¬ня за¬ще¬ми¬ло. Ни¬кто так не на¬зы¬вал ме¬ня рань¬ше, - На¬чаль¬ную шко¬лу я окон¬чил в де¬вять лет.
- Да¬вай сде¬ла¬ем пе¬ре¬рыв. Всё очень ин¬те¬рес¬но, но я пре¬сы¬ти¬лась, - взмо¬ли¬лась я. Че¬ст¬но го¬во¬ря, к сты¬ду мо¬ему, мне про¬сто за¬хо¬те¬лось в туа¬лет.
- Ты пра¬ва. Я на кух¬ню мыть по¬су¬ду, а ты от¬дох¬ни.
Что за му¬жик! Он мо¬ет по¬су¬ду. Я не ста¬ла воз¬ра¬жать. Ни¬че¬го, при¬дёт, ес¬ли при¬дёт, вре¬мя и я бу¬ду мыть ему по¬су¬ду.
__________________________________

До это¬го не дош¬ло. Ва¬ле¬рий Ива¬но¬вич на¬нял в при¬слу¬ги Гла¬фи¬ру. Что из это¬го вы¬шло, уз¬на¬ем поз¬же.
__________________________________

До позд¬не¬го ве¬че¬ра я про¬бы¬ла у Ва¬ле¬рия Ива¬но¬ви¬ча. Он го¬во¬рил, и я с ин¬те¬ре¬сом его слу¬ша¬ла. Он по¬ве¬дал мне о сво¬ей жиз¬ни во Фран¬ции. Го¬во¬рил, не та¬ясь о жен¬щи¬нах, ко¬то¬рые, его сло¬ва, со¬пут¬ст¬во¬ва¬ли ему в жиз¬ни. О жен¬щи¬нах он го¬во¬рил без обыч¬ной для му¬жи¬ков бра¬ва¬ды, ува¬жи¬тель¬но. Вы¬хо¬ди¬ло, что все они бы¬ли ис¬клю¬чи¬тель¬но кра¬си¬вы и ум¬ны.
- Глав¬ное, что прель¬ща¬ет ме¬ня в жен¬щи¬нах, это ум. Уме¬ние со¬чув¬ст¬во¬вать и со¬пе¬ре¬жи¬вать.
Я по¬пы¬та¬лась воз¬ра¬зить ему: Во мне ни¬ко¬гда не бы¬ло это¬го. Я не умею со¬пе¬ре¬жи¬вать.
- Вы це¬ли¬на, ко¬ею я при¬зван вспа¬хать и за¬се¬ять.
Ну и ска¬за¬нул?!
- А плуг Ваш не за¬ржа¬вел? – мы пи¬ки¬ро¬ва¬лись, при¬да¬вая на¬шей бе¬се¬де от¬те¬нок по¬шля¬ти¬ны, и то ме¬ня не ко¬ро¬би¬ло.
- Пре¬вос¬ход¬но! – Ва¬ле¬рий те¬ат¬раль¬но вски¬нул ру¬ки, а мне по¬ду¬ма¬лось, эти бы ру¬ки да мне на грудь.
Ска¬жи¬те, со¬шла с ума ста¬ру¬ха. Что ж. Я не бу¬ду спо¬рить. Он же про¬дол¬жал: Вы по¬ко¬ряе¬те ме¬ня все боль¬ше и боль¬ше. Ва¬ша рас¬ко¬ван¬ность и од¬но¬вре¬мен¬но тон¬кое чув¬ст¬во кра¬со¬ты, - лесть мне при¬ят¬на, - рас¬кры¬ва¬ют¬ся по¬доб¬но цвет¬ку ло¬то¬са.
- Вы по¬эт?
- Два¬дцать лет об¬ще¬ния с пре¬крас¬ным сде¬ла¬ли ме¬ня эс¬те¬том.
- Вы хо¬ти¬те мне ска¬зать, - я на¬се¬даю на не¬го, - что я пре¬крас¬на?
- Оп¬ре¬де¬лен¬но, - Ва¬ле¬рий вста¬ет с крес¬ла и идет ко мне. Что-то глу¬бо¬ко внут¬ри ме¬ня, где-то в ма¬лом та¬зу за¬ще¬ми¬ло и ста¬ло го¬ря¬чо. Он мед¬лен¬но, по¬доб¬но лед¬ни¬ку, схо¬дя¬ще¬му с го¬ры, под¬ви¬га¬ет¬ся ко мне.
Что про¬ис¬хо¬ди¬ло даль¬ше, я пом¬ню от¬рыв¬ка¬ми. Эта¬ки¬ми вспыш¬ка¬ми. Сна¬ча¬ла я оне¬ме¬ла. По¬том мои но¬ги оде¬ре¬ве¬не¬ли, а ру¬ки вски¬ну¬лись и об¬хва¬ти¬ли шею муж¬чи¬ны. Я мог¬ла ещё от¬да¬вать от¬чёт о том, что про¬ис¬хо¬дит со мной. Мне ше¬сть¬де¬сят с хво¬сти¬ком. Это же ка¬кое-то из¬вра¬ще¬ние!  С Вик¬то¬ром мы пре¬да¬ва¬лись ти¬хим уте¬хам. То¬гда мне ка¬за¬лось, это вер¬ши¬ной мое¬го endowment,а. От пре¬ве¬ли¬кой скром¬но¬сти я пе¬ре¬шла на анг¬лий¬ский язык. С Ва¬ле¬ри¬ем всё бы¬ло по¬доб¬но цу¬на¬ми.  На¬ка¬ти¬ла вол¬на, на¬кры¬ла с го¬ло¬вой, ог¬лу¬ши¬ла и от¬сту¬пи¬ла.
Я од¬на. Я ни¬че¬го не ви¬жу и не слы¬шу. Тон¬кий звон на гра¬ни ин¬фра¬зву¬ка и ни¬че¬го бо¬лее. Я по¬гру¬зи¬лась в са¬мою се¬бя. На¬вер¬ное, это и есть нир¬ва¬на.   
Сколь¬ко вре¬ме¬ни про¬шло, я не знаю. Вспле¬ском ко мне вер¬нул¬ся ок¬ру¬жаю¬щий мир с его све¬том, об¬раз¬ами и зву¬ка¬ми.
-  Я ухо¬жу по де¬лам, - на¬до мной на¬вис¬ла фи¬гу¬ра Ва¬ле¬рия. Он об¬ла¬чен во что-то чер¬ное, бо¬ро¬да кон¬тра¬ст¬но вы¬де¬ля¬ет¬ся на нём, - На¬ду¬ма¬ешь уй¬ти, про¬сто за¬хлоп¬ни дверь.
Не¬в¬по¬пад я ду¬маю, а сиг¬на¬ли¬за¬ция? Тут же столь¬ко цен¬но¬стей. 
- На¬ду¬ма¬ешь ме¬ня ог¬ра¬бить, уч¬ти, квар¬ти¬ра на¬хо¬дит¬ся под ви¬део¬наб¬лю¬де¬ни¬ем. За¬хо¬чешь есть, еда в хо¬ло¬диль¬ни¬ки. Пей в ме¬ру. Ма¬ло ли, вечером  ещё встре¬тим¬ся. Хо¬те¬лось бы встре¬тить те¬бя в нор¬маль¬ном со¬стоя¬нии.
Он ушёл не¬слыш¬но. Не бы¬ло ни хло¬па¬нья две¬рью, ни обыч¬но¬го «по¬ка». Те¬перь я мог¬ла в пол¬ной ме¬ре оце¬нить про¬изо¬шед¬шее и про¬ис¬хо¬дя¬щее. Это че¬ло¬век про¬сто из¬на¬си¬ло¬вал ме¬ня. Ме¬ня, ста¬ру¬ху. Что это? Осо¬бое из¬вра¬ще¬ние? Страсть, что рвёт в кло¬чья все нор¬мы при¬ли¬чия?
По¬ра вы¬ле¬зать из-под одея¬ла. Оно лег¬ко и шел¬ко¬вис¬то. Так бы и ва¬ля¬лась бы. По¬ра, ста¬рая раз¬врат¬ни¬ца. В квар¬ти¬ре иде¬аль¬ный по¬ря¬док. Хва¬та¬ет сил и тер¬пе¬ния у быв¬ше¬го му¬зей¬но¬го ра¬бот¬ни¬ка на та¬кое.
__________________________________

Ма¬ри¬на Ана¬толь¬ев¬на про¬спа¬ла тот мо¬мент, ко¬гда в квар¬ти¬ру к По¬кров¬ско¬му во¬шла Гла¬фи¬ра. Хо¬зя¬ин при¬ка¬зал при¬брать¬ся, но за¬пре¬тил за¬гля¬ды¬вать в спаль¬ню. Гла¬ша все по¬ня¬ла. У хо¬зяи¬на жен¬щи¬на. Бо¬лее то¬го она по¬ня¬ла, кто имен¬но. Са¬пож¬ки, что но¬си¬ла её со¬сед¬ка, стоя¬ли в гар¬де¬ро¬бе в при¬хо¬жей.
__________________________________

Не¬ожи¬дан¬но на ме¬ня на¬пал ужас¬ный ап¬пе¬тит. При¬го¬тов¬лять что ли¬бо го¬ря¬чее на пли¬те же¬ла¬ния не бы¬ло. Бла¬го у Ва¬ле¬рии бы¬ла мик¬ро¬вол¬нов¬ка. Ра¬зо¬гре¬ла ту¬ше¬ное мя¬со и на¬ре¬за¬ла ово¬щи. Ми¬нут пять я стоя¬ла в раз¬ду¬мье – пить или не пить. Да чёрт ме¬ня по¬де¬ри! Я ему не дев¬чон¬ка. Вы¬пью и все.
__________________________________

Что про¬ис¬хо¬ди¬ло доль¬ше, нам про¬сто не хо¬чет¬ся опи¬сы¬вать. Жен¬ский ал¬ко¬го¬лизм, страш¬ный по¬рок. Ва¬ле¬рий вер¬нул¬ся в свои апар¬та¬мен¬ты ров¬но в все¬м¬¬¬н¬а¬дцать ноль, ноль. Ма¬ри¬ну он за¬ста¬ло спя¬щей пря¬мо на ди¬ва¬ни¬чи¬ке-угол¬ке на кух¬не. Свер¬ну¬лась ка¬ла¬чи¬ком и спит. Вот, что про¬изош¬ло да¬лее. 
__________________________________

От го¬лов¬ной бо¬ли хо¬чет¬ся лезть на стен¬ку. Во рту сушь. Сплош¬ной на¬ж¬дак. До¬жи¬ла. При¬под¬ня¬ла го¬ло¬ву и при¬слу¬ша¬лась. В квар¬ти¬ре ти¬ши¬на. О та¬кой пи¬шут, гро¬бо¬вая. Чёрт возь¬ми! Я ус¬ну¬ла на этом од¬ре. Те¬ло ло¬мит. За ок¬ном те¬мень.
Мед¬лен¬но раз¬ги¬ба¬юсь и встаю. Яр¬кий свет ос¬ле¬пил.
- Ма¬дам жи¬ва? – в про¬еме сто¬ит Ва¬ле¬рий. Весь в чер¬ном. Я по¬сте¬пен¬но на¬чи¬наю вспо¬ми¬нать.
- Вы же уш¬ли.
- На ли¬цо пер¬вые при¬зна¬ки бе¬лой го¬ряч¬ки. С то¬го мо¬мен¬та, ко¬гда я вы¬шел от¬сю¬да, про¬шло пять ча¬сов.
- Сколь¬ко же сей¬час?
- По¬ло¬ви¬на седь¬мо¬го ве¬че¬ра. Вре¬мя ужи¬на.
- Не го¬во¬ри мне о еде. Толь¬ко пить.
- То¬гда идем в гос¬ти¬ную.
Ва¬ле¬рий по¬ил ме¬ня хо¬лод¬ню¬щим мор¬сом, кор¬мил грейп¬фру¬том. Да¬вал пе¬ре¬дох¬нуть и про¬дол¬жал. Че¬рез пят¬на¬дцать ми¬нут моя го¬ло¬ва ох¬ла¬де¬ла, и сушь во рту про¬па¬ла. Я мог¬ла го¬во¬рить.
- До¬воль¬но,
- Так бы час на¬зад, - я не удер¬жа¬лась и бро¬си¬ла в от¬вет.
- Луч¬ше уж три ча¬са на¬зад.
- Ты не¬нор¬маль¬ная ба¬ба, - мне бы¬ло не обид¬но. Бо¬лее то¬го мне бы¬ло при¬ят¬но слы¬шать та¬кое.
__________________________________

Пусть прой¬дет ещё не¬ко¬то¬рое вре¬мя. Жизнь по¬ра¬зи¬тель¬ная шту¬ка. Осо¬бен¬но, ко¬гда де¬ло ка¬са¬ет¬ся взаи¬мо¬от¬но¬ше¬ний муж¬чи¬ны и жен¬щи¬ны. Не зря анг¬ли¬ча¬не го¬во¬рят – to joys shared with others, раз¬де¬лён¬ная ра¬дость вдвой¬не при¬ят¬на.
__________________________________

От Ва¬ле¬рия я уш¬ла ра¬но ут¬ром в пят¬ни¬цу. Он, со¬слав¬шись на де¬ла, прак¬ти¬че¬ски вы¬ста¬вил ме¬ня за дверь. И опять я не в оби¬де. Как мож¬но оби¬жать¬ся на муж¬чи¬ну по¬сле столь¬ких ми¬нут на¬сла¬ж¬де¬ния.
На про¬ща¬ние он про¬из¬нёс фра¬зу, ко¬то¬рая не¬сколь¬ко оза¬да¬чи¬ла ме¬ня: На¬вер¬ное, мы хо¬ро¬шо смот¬рим¬ся на эк¬ра¬не.
До¬мой при¬шла в семь, а на ра¬бо¬чем мес¬те в подъ¬ез¬де со¬сед¬не¬го до¬ма за пе¬ре¬го¬род¬кой я бы¬ла в де¬вять. Моя смен¬щи¬ца не ус¬пе¬ла да¬же уб¬рать свою ут¬варь. Двое су¬ток я про¬ве¬ду на по¬сту. Я не ос¬та¬нусь го¬лод¬ной. До¬ма в хо¬ло¬диль¬ни¬ке у ме¬ня по¬сто¬ян¬но на¬хо¬дить¬ся «тре¬вож¬ный» на¬бор. Две бан¬ки ка¬ких-ни¬будь кон¬сер¬вов, кол¬ба¬са Са¬ля¬ми и сыр Эдем. Хру¬стя¬щие хлеб¬цы и ко¬фе. Че¬го еще на¬до. Ску¬чать мне при¬дёт¬ся. Жиль¬цы не да¬дут. Дом этот рань¬ше был ве¬дом¬ст¬вен¬ным. От ка¬ко¬го-то КБ. Ус¬пе¬ли по¬стро¬ить до раз¬ва¬ла все¬го и вся. На¬род сплошь об¬ра¬зо¬ван¬ный, вос¬пи¬тан¬ный, но по¬го¬во¬рить лю¬бит. Осо¬бен¬но осо¬би муж¬ско¬го по¬ла. И те¬ле¬ви¬зор есть. День на¬чал¬ся с раз¬го¬во¬ра с быв¬шим ве¬ду¬щим кон¬ст¬рук¬то¬ром. Рань¬ше он кон¬ст¬руи¬ро¬вал ка¬кие-то очень важ¬ные и ужас¬но сек¬рет¬ные при¬бо¬ры. Те¬перь жи¬вет с же¬ной (ну и жо¬па у неё) ев¬рей¬кой на пя¬том эта¬же и за¬ни¬ма¬ет¬ся жи¬во¬пи¬сью. Я не боль¬шой зна¬ток, но его кар¬ти¬ны мне не нра¬вят¬ся. Но не ска¬жу же я ему, что он буд¬то рас¬кра¬ши¬ва¬ет фо¬то¬гра¬фии.
- Доб¬рое ут¬ро, Ма¬ри¬на Ле¬о¬ни¬дов¬на, - он вы¬сок и для то¬го, что¬бы уви¬деть моё ли¬цо ему при¬хо¬дит¬ся со¬гнуть¬ся в три по¬ги¬бе¬ли, - Как от¬дох¬ну¬ли? – он не ждет от¬ве¬та. Ему са¬мо¬му не¬втер¬пёж по¬ве¬дать, как он про¬вел эти дни. Ес¬те¬ст¬вен¬но, глав¬ная те¬ма это стек¬ло¬па¬ке¬ты.
- Не знаю как Вы, а мы так с Фи¬роч¬кой ни за что не бу¬дем пла¬тить. Че¬го на¬ду¬ма¬ли!
Он про¬дол¬жа¬ет раз¬ви¬вать те¬му, а я «уле¬таю». Мне есть о чем по¬ду¬мать и че¬го вспом¬нить. Что Ва¬ле¬рий имел в ви¬ду, го¬во¬ря о том, что мы хо¬ро¬шо бы смот¬ре¬лись на эк¬ра¬не. Уж не ду¬ма¬ет ли он снять на¬ши эк¬зер¬си¬сы на ви¬део¬ка¬ме¬ру.
__________________________________

Уже сня¬ли, от¬ве¬тим не¬слыш¬но мы Ма¬ри¬не Ле¬о¬ни¬дов¬не. Ко¬му на¬до, тот и снял. Гос¬по¬дин По¬кров¬ский стал по¬доз¬ре¬вать о на¬блю¬де¬нии. От¬то¬го и вы¬про¬во¬дил гос¬тью, что¬бы об¬сле¬до¬вать на этот пред¬мет своё жи¬ли¬ще.
__________________________________

- Вы со мной не со¬глас¬ны? – дос¬тал-та¬ки ме¬ня этот ху¬дож¬ник ти¬ре быв¬ший кон¬ст¬рук¬тор.
- Аб¬со¬лют¬но со¬глас¬на.
- С чем имен¬но Вы со¬глас¬ны?
- Я со¬глас¬на со всем, что Вы го¬во¬ри¬те.
- И с тем, что Вам на¬до бы схо¬дить к кос¬ме¬то¬ло¬гу?
- Это ещё за¬чем? – вы¬да¬ла я се¬бя.
- Вот, ви¬ди¬те. Вы ме¬ня не слу¬ша¬ли. У Вас меш¬ки под гла¬за¬ми и бры¬ли, - раз¬вер¬нул¬ся на¬хал и вы¬шел вон.
По¬сле та¬ко¬го за¬яв¬ле¬ния, ка¬кая мо¬жет быть ра¬бо¬та. За¬пер¬ла свою ка¬мор¬ку и бе¬гом до¬мой. Бла¬го ря¬дом. С по¬ро¬га к зер¬ка¬лу. Ка¬ков на¬хал. Ка¬кие меш¬ки, ка¬кие бры¬ли!? Нет, всё-та¬ки эти ев¬реи на¬глые лю¬ди.
Глот¬ну¬ла пря¬мо из бу¬тыл¬ки и опять бе¬гом на пост.
Во¬вре¬мя. К до¬му, где я тру¬жусь, то¬па¬ет Ва¬ся ми¬ли¬цио¬нер. Хо¬рош. Фор¬му он уме¬ет но¬сить. С фор¬сом. Оп¬ре¬де¬лен¬но, ему эту фор¬му по¬ши¬ли на за¬каз. Уви¬дел ме¬ня и ма¬шет ру¬кой. Не ухо¬ди¬те, мол. Ещё че¬го. Мне на пост на¬до, и юрк в подъ¬езд. А там ко¬до¬вый за¬мок. Поди, от¬крой. Се¬ла на свое ме¬сто и ста¬ла де¬лать вид, что чи¬таю жур¬нал «Био¬гра¬фия». Его мне жи¬лич¬ка с третье¬го эта¬жа да¬ла. На об¬лож¬ке ро¬жа аме¬ри¬кан¬ской ак¬три¬ски и про¬сти¬тут¬ки по со¬вмес¬ти¬тель¬ст¬ву Мэ¬ри¬лин Мон¬ро. Во¬шёл всё-та¬ки, мер¬за¬вец. Для не¬го зам¬ков не су¬ще¬ст¬ву¬ет. Он так, гля¬дишь, и в лю¬бую квар¬ти¬ру вой¬дет. Об¬кра¬дет и ни¬че¬го ему не бу¬дет. Кто по¬ду¬ма¬ет на уча¬ст¬ко¬во¬го?
- Гра¬ж¬дан¬ка По¬спе¬ло¬ва, - ес¬ли, гра¬ж¬дан¬ка, жди га¬до¬сти, - я к Вам, а Вы от ме¬ня. Вы, что не ви¬де¬ли ме¬ня?
- Ви¬де¬ла. Не сле¬пая, но у ме¬ня пост. Ма¬ло ли кто тут хо¬дит.
- Я Вам ни кто-то, а уча¬ст¬ко¬вый ми¬ли¬цио¬нер. Так ска¬зать, пред¬ста¬ви¬тель вла¬сти.
Наш диа¬лог пре¬рвал муж¬чи¬на. Этот у нас стар¬ший по подъ¬ез¬ду. Это он всю до¬ро¬гу стро¬чит пись¬ма в упра¬ву по раз¬ным по¬во¬дам.
- Ма¬ри¬на Ле¬о¬ни¬дов¬на, у нас, что ЧП? Что тут де¬ла¬ет ми¬ли¬ция? – рань¬ше наш ста¬рос¬та ра¬бо¬тал ка¬ким-то на¬чаль¬ни¬ком и до сих пор не оту¬чил¬ся го¬во¬рить гром¬ко и без¬ап¬пе¬ля¬ци¬он¬но.
- Сла¬ва Бо¬гу, - от¬ве¬ча¬ет за ме¬ня Ва¬ся, - чрез¬вы¬чай¬но¬го про¬ис¬ше¬ст¬вие нет. Для то¬го я про¬во¬жу про¬фи¬лак¬ти¬ку. Вот Вы, гра¬ж¬да¬нин Ва¬син, - всех он зна¬ет наш Ва¬ся, - знае¬те, кто вче¬ра но¬чью ту¬та у вас гром¬ко пел. За¬кон на¬ру¬шал. Или вы не знае¬те, что по¬сле два¬дца¬ти трех нуль-нуль на¬доб¬но со¬блю¬дать ти¬ши¬ну.
Он, что на¬роч¬но ко¬вер¬ка¬ет рус¬ский язык? Вижу, нарочно. Глаша говорила мне, что он за-очно учится в каком-то частном университете. На юриста. Хочет стать адвокатом.
- Разберёмся, начальник, - наш староста поник. Сказал и ушел.
- Зачем пришёл, Вася?
- Так, побеседовать. Кому, как ни Вам быть в курсе. Кто чем дышит.
- Неужто тебе недостаточно того, что баб-ка твоя доносит?
- Кто сказал? – всполошился Вася.
- Чего вскинулся, будто жеребец?
- Это секрет большой.
- То-то секрет, если я знаю. Не волнуйся, я никому не скажу. А тебе служить не желаю. Ты в ментуре, - я нарочно говорю грубости, - слу-жишь. Служил бы в ФСБ, другое дело.
- У них политика. У нас бытовуха. Пони-мать надо. Вам приятно будет жить, если рядом бытовой хулиган? – сам и отвечает, - Нет.
- Поняла. Тогда слушай, - поиграю. Что с меня? – На пятом этаже, номер квартиры не знаю, живет явный педофил.
- Чего?
- Развратник. По мальчикам ходит и на-силует их. Вот чего.
- Не может быть. Я бы знал. Такое не ута-ишь.
- Так он тебе и раскроется. Они, эти пе-дофилы, очень осторожны, - честно говоря, мне до чертиков надоел этот бывший конструктор с его вечными сетованиями.
- Учтем. Что ещё?
- На первый раз достаточно. С тебя бу-тылка.
- Не похоже на Вас. Вроде культурная женщина, а туда же. Это мой тёзка бомж может клянчить на пиво, но Вы! – Вася милиционер округлил глаза и стал похож на свою бабку.
Вася вышел, а я стала готовить себе обед. Время летит, как пуля. Спасибо жильцам дали спокойно покушать. Прожевала последний ку-сок, и запиликал мой мобильный телефон. Всё не могу осилить его премудрости. У других вы-свечивается, кто звонит. У меня нет. На всякий случай отвечаю строго: Алло.
- На посту? - голос Валерия я не перепу-таю.
- Так точно, мой генерал, - он что-то лопо-чет по-французски. И тут же переводит.
- Женераль, во Франции величина боль-шая. Я же скорее, капрал. Жди. Несу еду.
Ну, что делать? Моё брюхо полно. Не идти же в туалет и два пальца в рот. Только через се-кунд пять я вникла в происходящее. Это надо же! Такой мужчина и озаботился о моем желуд-ке. Мне казалось, его кроме своих раритетов и дела ничего не волнует.
Тут меня подбросило. Я же не в форме. Слава Богу, в сумке завалялась губная помада. Подвела губы, как могла, привела волосы в по-рядок. Глянула в зеркало, ничего. Сойдет. И тут загудел домофон. Это Он! Беру трубку. Там треск, но это же он и нажимаю кнопочку. Жду. Мой пост в углу и двери я не вижу. Растопыри-ла глаза, а из-за угла выходят трое. Двое в дуб-ленках, каких уже не носят, в шапках ушанках. Архаика какая-то. Третий наш сантехник Ак-рам.
- Вы тут дежурная? – спрашивает один. Тот, что повыше.
-  Консьержка я.
- Один черт. Мы из милиции, - и тычет мне в лицо красной книжицей. Прямо кино, - В квартиру номер шестьдесят два никто не про-ходил?
- Никто не проходил. Там, вообще, никого нет сейчас. Все на работе.
- Пойдете с нами, - тон, не требующий возражений, - Понятой будете.
По телефильмам я знаю о понятых. Сидят и смотрят, как сыщики роются в вещах. А кто тут останется? Так и спросила, а в ответ: Никто ваш пост не украдет.
Тут до меня дошло. Как же Валерий? Он придет, а меня нет. Ему и дверь никто не от-кроет. Тяну время. Мужчины стоят и ждут. Од-ни другому говорит: Она тянет время. Сообщ-ника ждет.
- Подождем и мы, - отвечает тот, что вы-ше ростом.
Ну, уж, нет.
- Пошли уже, - и выхожу из-за перегород-ки. Акрам рядом. Милиционеры идут впереди, мы позади. Акрам дерг меня за рукав. Мол, по-приотстань. Милиционеры повернули к лифту, а мы задержались. Сантехник шепчет: Им не сю-да надо. Им дом, - и называет номер дома, где живет Валерий. Тут меня ударило. Они назвали номер квартиры Покровского. Дом не тот, а квартира та. Узбек же продолжает: Я нарочно повел их сюда. Номер дома один, а корпуса раз-ные. Ваш знакомый попросил. И ещё сказал, чтобы Вы его не ждали. Он сам Вам позвонит. Приличный господин, - на этом наши перегово-ры закончились. Мы подошли к лифту.
Хитрец Валерий. Я-то губу раскатала, ку-шать мне несёт. А он просто таким образом подготовил меня к визиту оперов. Мне стало страшно за Валерия. Успела привыкнуть к это-му весьма своеобразному мужчине.
Подошли к квартире. Тут и началось. Они приказывают Акраму взломать дверь. Он ни в какую: Я сантехник, а не слесарь.
Они угрожают, он им в ответ, - у меня и инструмента нужного нет.
Кстати, два слова об этом узбеке. У себя на родине он закончил Университет. Филолог по образованию. Руссист. Учил узбекских детишек русскому языку. До тех пор, пока не пришла эта самая независимость в Узбекистан. Всё русское вмиг стало враждебным. Какой уж тут русский. Теперь чинит водопровод тут. Живет в комнате с другим узбеком. Шлет домой жене деньги. Там они в цене. Независимость, независимостью, а кушать надо.
- Он прав, - говорит тот, что пониже, - Надо слесаря было брать.
- Ты задним умом силен. У нас времени в обрез. Хозяин может вернуться. Приказываю, бегом марш за слесарем.
Акрам и мент ушли. Мы стоим у дверей. Глупое положение.
- Пройдемте на лестницу. Покурим, - предлагает старший, не поинтересовавшись, курю ли я.
Снаружи ветер и стужа. Он курит и мол-чит. Думаю, самое время попытаться выведать у него, что они будут искать.
- Не положено, - его первая реакция, но закурив вторую сигарету, меняет позицию, - Этот господин подозревается в мошенничестве. Не простом. Международном. Выставляет в Ин-тернете фото разных дамочек и на этот крючок ловит заграничных ротозеев и любителей рус-ских бабенок. Они ему доллары и евро, а он им шиш с маслом.
- Так им и надо. В чем же тут состав пре-ступления? – я возмущена. Нет, не тем, чем за-нимается Валерий. Тем, что за это его могут осудить.
- Послушайте, гражданка, - от злости мент побелел, - не Ваше это дело. И, вообще, чего это Вы интересуетесь? Не с ним ли в компании?
Нас позвали. Слесарь зол. Видно его ото-рвали от застолья. Разит от него за версту. Он ещё жует лук. Амбре!
Повозился у двери и говорит: Дверь железная. Тут автоген нужен. Простой фомкой не возьмешь. Зови МЧС.
Что тут началось. Милиционеры орут, слесарь вопит. Первые на него, он на всю милицию с Министром во главе. Потом милиционеры не-много успокоились и начали при нас выяснять, кто из них более виноват и дурнее.
И опять Акрам тянет меня за рукав: Им не до нас. Пошли отсюда. Тихой сапой мы пошли к лифту. В это время завибрировал мой мобиль-ный телефон. Я перевала его на такой режим сразу, как только меня мобилизовали в понятые.
- Марина, - это Валерий, - слушай и отве-чай односложно – да-нет. К тебе милиция яви-лась? – отвечаю, да, - Обыск произвели? – отве-чаю, нет, - Не смогли вскрыть квартиру? – да, - Я уеду на пару дней. Мне не звони. Сам позво-ню. Не верь им. Я не преступник, - и совсем не-ожиданное, - Целую.
Я не удержалась и в ответ тоже – целую.
- Сын звонил? – тактичен узбек.
- Сын.
Спустились вниз, и я заняла свое место.
- Я пошел, - Акрам мешкает.
- Иди, Акрамчик, - он продолжает стоять.
- Вы бы осторожней. С милицией не надо ссориться.
- Хорошо, не буду. Добрый ты, - Акрам не ответил. Просто улыбнулся этак хитро и вышел. Вечер уже. Ему домой пора. Глаша мне расска-зала о его здешней интимной жизни. Есть у него женщина. Русская, старше его на пять лет. Не укоришь молодого мужчину. Природа берёт своё. На себя посмотри, подумала я и начала го-товить ужин. Тоже природа. Разогрела кашу с ламинарией, нарезала сыр, приготовилась зава-рить кофе, а тут они. Милиционеры.
Прямиком ко мне и с ходу: О том, что произошло ни слова. Отвечать будете перед су-дом.
Откуда взялось это у меня, но я расхохо-талась им в лицо. Выскочили, как ошпаренные: Сумасшедшая.
__________________________________

Минуло, именно минуло, две недели. Не стало рядом Валерия, и жизнь моя буквально потекла мимо и мимо. Я автоматически готови-ла себе еду, автоматически ходила на работу. Даже водка не приносила того отдохновения, что было раньше. Глафира увлечена своей тай-ной миссией и мужчиной.
- Он такой культурный, - говорила она, и я слушала, - Дарит цветы. Один раз сводил ме-ня на концерт. Певичка так себе. Тощая, какая-то дранная. И фамилия у неё странная. Ваенга.
Командированный спец нашел то, что нужно – хорошую пищу, уют и женщины в са-мом соку.
Я же впала в тоску. Удивительные мета-морфозы происходит во мне. Я перестала сле-дить за собой. Мужчины, как таковые были мне неинтересны. Через десять дней после того зло-счастного дня я уволилась. Противно стало вы-слушивать всех их, жильцов. Довольные и недо-вольные жизнью. Толстые и тощие. У всех у них свои проблемы. Кто-то недоволен качеством продуктов. Другому не угодил начальник. А этот терпеть не может жену. Особенно донимал хо-зяин той квартиры, куда пытались проникнуть наши Пинкертоны неудачники.
Так что, осточертела мне моя служба и ушла, не получив даже расчёта. Не забыли, я вдовушка богатая.
Пятого февраля я решила съездить куда-нибудь в центр. Схожу в музей или пообедаю в хорошем ресторане. Отвлекусь. Развею тоску печаль. Долго ждала маршрутное такси. Долго ехала в пропахшем потом автобусе до метро. Везде «пробки». В метро давка. Наверное, в метро решили экономить и отключили конди-ционеры. Такая духота! Всё мне не нравится. Люди грубы. Дома грязны и уродливы. Пона-строили уродцев.
В Русском музее выходной. Тащиться в Эрмитаж нет желания. Там тоже, может быть, перерыв в работе. По прежней жизни знаю один приличный ресторан. При гостинице «Ас-тория». Пошла туда. Иду по нечетной стороне Невского. Где был один магазин, устроили что-то несуразное. Тут была превосходная пирож-ковая. Нет её. Плюнула под ноги и не удержа-лась от пары слов из неформальной лексики.
- Я давно иду за тобой. Все думаю, куда моя Марина направляется, - Боже правый, ря-дом Валерий.
- Ущипни меня.
Он меня обнял. Вот так! Посреди тротуара в толпе прохожих. От макушки до пяток меня пронизала дрожь.
- Всё та же Марина. Куда путь держим? – Валерий взял меня под руку. Мы продолжаем стоять посреди мостовой. Люди с недоумением оглядывают нас и обходят чуть ли не с опаской.
- Хотела посидеть в «Астории».
- Это достаточно примитивно. Я поведу тебя в такое место, где обстановка и кухня со-ответствуют духу времени.
__________________________________

Гостиница «Астория» оставалась одним из объектов пристального наблюдения органов. Там работали и феэсбешники и эмведэшники. Валерию это было ни к чему.
__________________________________

Валерий повел меня по Невскому про-спекту в сторону Садовой.
- Не говори ничего, - мне приятно ощу-щать силу его руки на моем предплечье, - при-дем, выпьем за встречу, и ты мне всё расска-жешь.
Знала бы я тот момент, что он отслеживал меня от дома. Проверял, нет ли за мной «хвоста» и вёл меня в ресторан с одной целью – устроить мне допрос. Но тогда на Невском в толпе моло-дых и не очень молодых людей, ведомая под ру-ку, я пребывала в эйфории. 
Свернули на Садовую улицу, прошли Гос-тиный двор и ещё раз повернули. На улице Ло-моносова было пустынно и я, грешна, подумала, он поцелует меня. Фиг тебе, старуха. Правда в уме я выразилась более энергично.
- Тут мы и обоснуемся на некоторое вре-мя, - Валерий ввел меня небольшой холл. Моло-дой человек в черном костюме и при галстуке бабочка услужливо открыл перед нами дверь: Милости прошу, господни Покровский.
- Тебя тут знают? – глупо, но спросила я.
- Это моё любимое место. 
Прошли в зал. Что имел в виду Валерий, говоря о соответствии ресторана духу времени? Ничего особенного.  Вкусно, ничего не скажу. Но, чтобы что-то, что смогло бы поразить мой вкус, так нет. И обстановка обычная. Я скала бы, даже аскетичная.
Валерия дал мне утолить жажду, и замо-рить червячка и учинил настоящий допрос. Ко-гда заявились опера? Что они сказали и показа-ли ли какую-нибудь бумагу. Что говорил Акрам. Долго ли они пробыли в доме. Такой допрос ме-ня возмутил и я взорвалась.
- Вы, - я перешла на «Вы», - пригасили ме-ня сюда, в эту дыру, чтобы допросить меня. Кто Вы такой, чтобы допрашивать меня?! Я немед-ленно ухожу.
- Иди, - я сижу, - Иди же. Но помни, от меня далеко не уйдешь.
В его голосе слышится реальная угроза. Не хватало мне на склоне лет стать жертвой этого лощеного бандита.
- Что ты можешь со мной сделать, - хоро-хорюсь я.
- Зацелую до смерти, - удивительная лич-ность этот мужчина. Он насмехается? Или гово-рит всерьез?
- Трепло. Пошли отсюда. Я устала и хочу домой.
На улице уже стемнело, и повалил снег. Те, кто именуют себя петербуржцами, попрята-лись кто куда. Им такая погода противна. Там, откуда они приехали, светит солнце и зреет аб-рикос и виноград.
- Возьми деньги, я поймаю машину. Ез-жай домой. У меня есть ещё в центре дела.
Ехать, так ехать. И от денег я не отка-жусь. Осточертело мне всё это. Его допрос, его ресторан, больше похожий на притон. И он сам осточертел.
В машине тепло. Шофёр тут же стал бол-тать. Он недавно работает в такси, раньше служил у дяди Васи. Кто такой этот дядя Вася, я не знаю. Но подумала, что тоже какой-нибудь бандит. Развелось их. Но, когда он заговорил о второй чеченской войне, я поняла, что он де-сантник. А дядя Вася, это командующий ВДВ. Был раньше. Потом был другой генерал. Тот. Что расстрелял Верховный Совет. Шофёр болта-ет, а я прикрыла веки и дремлю. Лепота, как говорил киношный Иван Грозный.
- Приехали, дамочка, - откуда он знает, где я живу, - Ваш кавалер наказал доставить Вас прямиком к подъезду. Поглядите, он это.
Удивительный человек. Он помог мне выйти из «Шевроле». И даже довёл до подъезда.
- Понадоблюсь, позвоните, - и сунул мне в руку визитку. Чудеса. Тут до меня доперло. Ва-лерий не «ловил» такси. Машина стояла у тро-туара и ждала нас. Надо опасаться Валерия. И уважать.
Уже в квартире, скинув пальто и сняв шапку, я стала анализировать произошедшее и свои чувства. Разговор, вернее монолог, кото-рый состоялся на Ломоносова, меня покоробил и одновременно, насторожил. Однако Валерий мне исключительно симпатичен. Скажу больше, я очарована им. Что, я не догадывалась о его, мягко говоря, противоправной деятельности? Догадывалась. В какой-то мере это вызывало у меня уважение к нему. Вот такой коктейль. Страсть и страх. Уважение и пренебрежение.
Света в доме я не зажигала. Мне для моих умственных упражнений было достаточно того, что лилось в окна. Даже здесь, в районе относи-тельно молодом реклама заполонила всё свобод-ное пространство.
Сытость от съеденного в ресторане посте-пенно проходит. На часах около девяти вечера. Последнее время я ввела в правило позже вось-ми не есть.
Так бы и было бы, если не пришла Глафи-ра.
- Вы ничего не знаете! – с порога начала она на повышенных тонах.
- Да уж. Я и не могу знать того, что Вы знаете. Вы же профессионал.
- У меня есть бутылка виски, - не отвечает на мой выпад Глаша и проходит на кухню.
- Чего это Вы в потёмках?
Зажгли свет.
- Боже ж ты мой! – опять возопила Глафи-ра, - Что у Вас с лицом?! Вы в бане парились?
Пришлось идти в ванну. Да! Видок. Рожа красная, губы вспухли, как будто я целовалась взасос. Мои внутренние переживания так отра-зились на лице. Ополоснула лицо холодной во-дой. Посмотрела. Ничего. Сойдет, и вернулась на кухню. А там уже стол накрыт. Глаша распо-рядилась моим холодильником. Вернее, его со-держимым.
Вот что рассказала мне Глафира. Сегодня днем, это когда я бродила в центре, в дом, где живет Валерий, приезжала милиция.
__________________________________

Глафира ошибается. Приезжала бригада из прокурорских работников и сотрудников ФСБ.
__________________________________

- Они хотели сделать обыск у Валерия Ивановича, - не стала я поправлять Глашу, обыск производят, а не делают. Отметила, с ка-ким уважением она произносит имя и отчество Валерия, - Потолкались, потолкались и уехали. Я после них пошла туда. Дверь заклеена бумаж-кой, а на ней печать. Ужас, какой! – Глаша по привычке закатила глаза.
Выпили ещё по рюмке виски. Хорошие виски. Открыли форточку. Свежий морозный воздух проник на кухню, и я поняла, как мы тут «надышали».
- Ты не знаешь, где Валерий? – Глаша дышит глубоко и часто.
- Не знаю.
Я действительно не знаю, где он.
- Его бы предупредить. Как он теперь в свою квартиру войдет-то.
- Не знаю. У меня такого опыта нет.
- Позвонить бы ему. Мало ли что.
- Хорошо бы, - у меня есть номер мобиль-ного телефона Валерия, но при Глаше я звонить не буду. Она сексот. Нарочно выводит меня на такое. Хочет услышать наш разговор. Опреде-ленно имеет задание выаедать, где Валерий.
Сидим. Молчим. Долго так продолжаться не могло.
- Я пошла. Завтра рано вставать.
Удерживать гостью не стала. Едва за ней закрылась дверь, я набрала номер Валерия. Противный женский голос известил, что номер находится вне сферы обслуживания. Ну и чёрт с ним. Я пошла спать.
__________________________________

Спустя сутки.
Я проспала десять часов. Продрав свои прекрасные очи в двенадцать часов дня, я дол-го валялась в постели. По телевизору по первому каналу после новостей опят показывали Поре-ченкова с его напарником, глуповатым Краско. Один постоянно бьет морды бандитам, другой приходит ему на помощь, когда дело уже сдела-но. Понажимала кнопку. На одном вещают о ДТП, на другом бабы изгаляются. Домохозяйки, мать их в дышло. По «Культуре» передают оперу Верди. На РенТВ мужик объясняет, как избе-жать отрицательных последствий при раннем климаксе. Для меня эта тема не актуальна.
Когда ноги мои стали отекать, я вылезла из-под одеяла. Быстрее под душ. Холодная вода обожгла кожу, потом горячая. Небольшое серд-цебиение и я выхожу из ванной. Посвежевшей. Гляжу в зеркало. Для моих годов я выгляжу вполне прилично. Определенно, меня сам сата-на околдовал. Я Дориан Грей в женском обли-чии.
Сегодня у меня пост. Овощи и соки. Сей-час я поем и пойду на двор. Там пробежка. И опять под душ.
На улице я пробыла час. Что может про-изойти за это время? Оказывается, многое.
Вошла в квартиру и услышала звонок моего мобильного телефона. Ответить не успела. Открыла непринятые вызовы. Номер незнаком. Дилемма. Звонить или нет. Погожу. Вдруг ещё раз позвонит.
Час прошел в делах по хозяйству. Телеви-зор бубнит голосом Николая Сванидзе. Он всё не уймется и поливает грязью наше, а значит и мое прошлое. Как говорят на флоте, приборка сделана. Можно бы и принять на грудь. Но пост же.
Задребезжал мобильник. 
- Марина, - Валерий и сердце мое заколо-тилось, - через пять минут я буду у тебя.
Разъединился. Пять минут вполне доста-точно, чтобы переодеться. Рожу лица я «поста-вила» утром. Ещё раз глянула на себя в зеркало. Вполне.
Валерий непривычно небрежен в одежде. Я так и спросила: Ты на вокзале ночевал?
- И это было, дорогая, - так он ко мне ещё не обращался, - Позволь принять душ.
Через дверь кричу: Кушать будешь?
В ответ: Буду и много.
Скоренько на кухню. В последний раз я готовила еду для мужчины, для Виктора в тот день, когда его убили. Но, как говорил товарищ Сталин, метод аналогий не научный метод.
Антрекот с кровью, крупно нарезанные помидоры и огурцы. Белый хлеб я поджарила и положила на него сыр сулугуни. Валерий любит его. Достала из морозилки бутылку Немирова. Открыла банку консервированных ананасов. Стол готов.
Вышел из ванной Валерий. Как он хорош, чёрт! Соблазнитель и совратитель.
- Роскошно. Ты чудо, Марина.
А я гляжу не него. Что за руки, что за грудь. Ниже смотреть опасаюсь.
Нарушила я пост. Как же не выпить с та-ким мужчиной.
Наша трапеза продолжалась недолго. Дол-го длилось наше соитие. Иначе сказать не могу. Кому сказать, не поверят. Я дважды достигала вершины. Проще говоря, я дважды кончила.
__________________________________

Вечер того же дня. Точнее двадцать два часа пятнадцатого февраля 2001 года.
- Ты удивительная женщина, - мы лежим нагими. Наши тела распластаны на кровати. Мы до крайности утомлены. Рядом, на полу сто-ит бутылка, и мы изредка отхлебываем из неё, - За всю свою жизнь я не встречал такого изы-ска.
Мы продолжали бы и дальше так лежать, но прозвенел звонок телефона. Валерий встре-пенулся: Обо мне ни слова.
От Глаши, а это она звонила, я отделалась быстро. А она, определенно, хотела выведать, не встречалась ли я с Валерием.
Он всё понял и поблагодарил меня: Спа-сибо, что не сказала этой стукачке обо мне. Это она навела на меня чекистов. Они опечатали мою квартиру.
Мы вышли на кухню.
- Не надо зажигать свет.
Я подчинилась. Достаточно того света, что из окна. В полумраке мы начали, вернее, про-должили трапезу. К чертям пост!
- Марина, отнесись к тому, что я скажу предельно серьезно. Я нахожусь под следствием. Мне инкриминируют мошенничество. Не про-стое, международное. Я же себя виновным не считаю. Но против них не попрешь. Обнаружь я себя, меня тут же упекут в СИЗО. А там я бес-силен. Я же не профессиональный преступник. Это им даже в тюрьме дают говорить по мо-бильному телефону. У них связи везде. Я выну-жден скрыться. Ты единственный человек, ко-торому я могу довериться. Вот тебе документ. Это дарственная на все мои так сказать богат-ства. Сейчас я уйду. Не ищи меня. Я сам выйду на связь.
Он даже не поцеловал меня. Так и ушёл, в чем пришел.
Я долго и тяжело плакала. Ночь прошла в кошмарах.
__________________________________

Валерий Иванович Покровский ушёл от Марины Анатольевны в одежде больше подхо-дящей для бомжа, но в его карманах было три мобильных телефона и три кредитных карточ-ки.
__________________________________



           Эпилог


Через шесть месяцев после нашей послед-ней встречи с Валерием, я узнала, что дело в отношении его прекратили в виду отсутствия фигуранта. Сам он был объявлен в розыск. Я же стала обладательницей богатой коллекции произведений изобразительного искусства и пред-метов антиквариата. Я богата!
Грехопадение номер четыре.