Игнатьев-Новгородский детинец-Оконч

ЧАСТЬ – 4
Окончание
                Р.Г. Игнатьев

                КРАТКОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ОПИСАНИЕ
                НОВГОРОДСКОГО ДЕТИНЦА, ИЛИ
                КРЕПОСТИ

      После этого Новгородцы отправили к новому королю посольство – просить у него себе на царство младшего брата его Филиппа. Юрьевский архимандрит Никандр, дворяне: Полуект, Колычев и Боборыкин, дьяк Милютин и мещанин Стефан Иголкин, бывшие прежде того в Швеции, предложили об этом Стокгольм-кому двору – и получили согласие. Новгородское правительство опасалось совершенного присоединения к Швеции, и, ожидая на царство Филиппа, желало, чтоб Новгород был Государством отдельным. Оставалось только решить, на каких условиях желают Новгородцы иметь Государем Шведского принца, – и об этом происходили переговоры.
      Между тем временное правительство Новгорода: Делагарди, митрополит Исидор и Одоевский, в ошибочном ожидании дней лучших, владычествовало средь опустошенной страны, ибо жители Новгорода были рассеяны; очень малая часть их оставалась в городе и те казались какими-то призраками, бродящими между родными пепелищами; самая Святыня была поругана врагами. Шведские войска беспрестанно сбирали с жителей деньги и запасы, отыскивали и забирали церковные сокровища.
      Как плачевно было состояние, так и древний детинец представлял почти одни жалкие развалины. Кроме разграбленного врагами Софийского храма, была также опустошены и разграблены находящиеся тогда в детинце церкви: Рождества Христова и Иоанна Златоуста, на Спасской и Златоустовской башнях, Сергия Преподобного, Евфимия Великого, на сенях, что в Архиерейском доме. Святого Равноапостольского князя Владимира, на Владимирской башне, Афанасия и Кирилла, Богоотец Иоакима и Анны, Происхождении Честных древ животворящего Креста Господня, Евангелиста Марка, Успения Богородицы, (Ржевская) Положения Пояса Богородицы, над Богородицкой башней, Покрова Богородицы, Входа во Иерусалим, Похвалы Богородицы, Анастасья Великого с приделом Святого Алексея Митрополита, Воскресения Христова, на Воскресенской башне, Покрова Богородицы, что у Дьячего двора в стене, Иоанна Златоуста, Кирилла Белозерского, Мученика Христофора с приделом Святого Феодота Аркирского, Преображения Господня на башне, Андрея Стратилата и Бориса и Глеба (1).
      Подобно этим во всем Новгороде были разорены обители и церкви: впоследствии в некоторых из них возобновлено было богослужение, о чем старалось самое временное правительство. По местным, народным преданиям, ударом в деревянную доску сзывали народ в церковь к обычному молитвословию; боялись выказывать утварь, имеющую хотя какую-нибудь ценность, чтобы не возбудить жадности неприятеля. Говорят, что к этому времени относится употребление в здешних церквах при богослужении оловянных и деревянных потиров и дискосов, которые и доныне сохранились в некоторых монастырях и церквах, как бы живые памятники протекших дней скорби.
      В Софийском храме, по преданию, происходило богослужение в придельном храме Рождества Богородицы, начатое вскоре после разорения самого собора. Посланный в 1612 году из Новгорода в стан Пожарского дворянин Татищев объявил: «что в Новгороде христианской вере порухи нет и христианом разорения никакого нет; живут по-прежнему: что Шведский Принц Филипп скоро будет и во всем отдается на волю Новгородцев» (2).
Кто будет спорить, чтобы лютеране – шведы, грабившие собственно драгоценности Святыни касались до ее догматов, гнали и когда-либо запрещали свободу православного вероисповедания. Но в отношении прочего, то были слова дипломата, язык современной политики Делагарди, Исидора и Одоевского так должно ли им дать веру?..
      Семь лет владычествовали шведы над Новгородской областью, т. е. с 1611 по 1617 год, но и не думали привести в исполнение мирного договора. Обещанный Стокгольмским двором в Государи Новгороду принц Филипп не прибыл, а шведы продолжали завоевание Ингерманландии; овладели укрепленными городами Новгородской области: Ямбургом, Гдовом, Ивангородом и Копорьем, – словом, все еще действовали, как бы в земле неприятельской. Тут только увидели, поняли или стали понимать Новгородцы, чего должно им ожидать от шведского короля Густава Адольфа, который медлил вовсе не с тем намерением, чтобы дать Новгороду Государя и видеть брата своего Царем Русским (3), но желает обратить древнее их великокняжение в шведскую провинцию. Однако ж до времени еще дружили Новгородцы со шведами, сражаясь с поляками, наводнявшими тогда Россию и вторгавшимися в область Новгородскую.
      Между тем, как страдала, гибнула область Новгородская, – отдохнула, также гибнувшая Москва, а с ней и вся остальная Русь.
      По дивному промыслу Всевышнего решилась тогда судьба нашего отечества в вечно-незабвенный для России день 21-е февраля 1613 года: на престоле Рюрика увидели юного Государя, царя Михаила Феодоровича из благословенного рода Романовых. Пришествие его среди угнетения и гибели России было как бы пришествием второго Мессии, когда тот явился на спасение рода человеческого…
      Русская душа. Русский дух откликнулись тогда в Новгородцах нетерпеливым желанием быть снова под законной властью истинного Царя Русского. Многие провинции возмутились против шведов и временного правительства, разбили шведские отряды под Тихвином и Гдовом. Наконец, и принц Филипп поспешил в Россию, прибыл в Выборг, ласкал Новгородцев, но объявил, что хочет быть Государем всей России, а не одного Новгорода. Дело опять задлилось, но Новгородцы уже снеслись с Московской думой, и царь Михаил Феодорович выслал им вспомогательное войско под начальством князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого, которое изгнало шведов из г. Старая Русса, но шведы, более тогдашних россиян искусные в военном деле, укрепились в яму Бронницах (25 верст от Новгорода) и разбили здесь царское войско.
     Но они уже мало радовались этой победе, опасаясь царя Михаила, и желали мира, потому что ясно видели нетвердость своего владычества в Новгороде, и спешили только достать себе более выгодный мир, а потому в 1615 году, после неудачной осады Пскова, заключали перемирие на год.
     Московский двор ревностно занялся судьбой Новгорода. Митрополит Исидор и Одоевский взывали к царю о помощи и отправили в Москву послов с усердным челобитьем. Вероятно они обратились к Московской думе тотчас же после восшествия на престол царя Михаила Феодоровича. Наконец, 27 го февраля 1617 года, между Тихвином и Старой Ладогой, в убогой деревне Столбове, решилась судьба древнего великокняжения, и отторгнутый Новгород снова возвратился в материнские объятия Святой Руси! Еще прежде того 20-го ноября 1616 года подписаны были с обеих сторон прелиминарные статьи трактата России и шведскими уполномоченными; при этом случае в числе последних находился и сам граф Делагарди(4).
По силе Столбовского трактата, шведские войска оставили Новгород, Старую Руссу, Порхов, Гдов и Ладогу, взамен которых Швеции уступлены Ингерманландия и Карелия; границей Швеции с Новгородской областью назначалась река Лава, впадающая в Ладожское озеро.
     Радостная весть давно желанного мира восхищала Новгородцев: вот они снова Русские, снова подданные Русского Царя. Вскоре дошла до народа другая весть, весть не малая, что находившийся при мирных переговорах князь Даниил Иванович Мезецкий вместе с драгоценной вестью мира едет принять Новгород и везет им другую, священную драгоценность: Чудотворный образ Тихвинской Божией Матери, бывший прежде в Даниловском Острожке и находившийся во все время переговоров при Российском посольстве и при осаде шведами Тихвинского монастыря.
     Новгородский летописец говорить: «и посылают (послы царские) преже себе избранных мужей в Великий Новград на приятие того, вдают же им на заступление икону Богоматери, яко да та предварит и спасения путь то устроит и милостию своею град свободит»(5).
В воскресение на пятой неделе Великого Поста, за несколько верст от города встретили ликующие Новгородцы, все от мала, до велика, чудотворную икону Божией Матери. Митрополит Исидор, в сопровождении духовенства, с крестами и святыми иконами вышед на встречу, пел молебны, народ молился, плакал от радости и внес икону Богоматери в Софийский храм. С тех пор учреждено было праздновать ежегодно в пятое воскресение Великого Поста память принесения в Новгород иконы Тихвинской Божьей Матери и присоединения Новгорода к России. Детинец снова был безмолвным свидетелем нового, умилительного зрелища. До XVII века в память этого события из всех обителей и церквей Новгородских совершался в этот день   Крестный ход в Софийский собор после утрени (6).
     Настали для Новгорода дни мира. Государь царь Михаил Федорович обратил внимание на судьбу несчастного, разоренного Новгорода. Учредился тогда Духовный Приказ, для приведения в порядок духовных дел и поправления разоренных церквей, которые велено было возобновить в том виде, как они были прежде. Которые из них имели жалованные грамоты о денежном и ружном содержании, тем велено было возобновить его, наведя справки о самых грамотах.
     Приказом управляли: митрополит Исидор, наместник государев, уже не Одоевский, который, вероятно, по присоединении Новгорода, занял место в Думе Московской (7), но князь Прозоровский, государевы и митрополичьи дьяки. Строение и возобновление грамот поручили избранным лицам от дворян и граждан (8).
     В это время возобновили в детинце древнюю Софийскую церковь и некоторые другие, но многие церкви уже не возобновлялись; вместе с тем вовсе не думали о приведении детинца в оборонительное положение и не укрепляли его. Однако ж из числа церквей детинца, как видно из рукописного служебного устава Новгородского, существовали до XVII века церкви: Похвалы Богородицы, Происхождение Древ на Спасской башне, Святого Владимира, Покрова Богородицы и Андрея Стратилата. Значит прочие, не возобновлялись после нашествия на Новгород шведов.
     Детинец, до того многолюдный, в это время совершенно почти опустел; в нем считали сгоравшими 150 дворов и около 40 лавок; во всем Новгороде оказалось тогда 729 жилых домов и только около 2000 жителей. Если кому трудно будет поверить, чтобы на пространстве Новгородского детинца было 150 домов и столько церквей, то стоит опять-таки вспомнить о кремле Московскому вмещавшем на пространстве 25 десятин, дворцы, терема боярские, монастыри, церкви, сады, кладбища и казармы воинских людей, при этом возьмем в соображение самые строения: они состояли большей частью из хижин; домы самых бояр состояли из трех отделов: светлицы, сенника и повалуши (спальни) и ясно увидим, что подобного рода строения могли действительно поместиться в детинце; самые церкви, как и окружающие их здания, были большей частью деревянные и маловместительные: так тесно всегда строили наши предки в укрепленных детинцах, о чем мы уже сказали выше.
     Частные люди в это время почти не возобновляли домов своих в детинце: там оставались судебные места, т. е. Приказы Новгородской Четверти и Владычной или Духовный, домы Архиерейский и государева наместника близ Покровской церкви, домы священнослужителей, тюрьмы и казенные амбары. Впрочем, было несколько и частных домов, но они были обитаемы, вероятно, только служебными лицами, т. е. чинами Приказов. Церкви, возобновленные после шведского нашествия духовным Приказом, были содержимы ружным жалованием и имели даже несколько прихожан, что из дел бывшего Духовного Приказа, уничтоженного только в царствование Феодора Алексеевича, именно в 1686 году.
     После этого Новгород мирно наслаждался благоденствием под кротким правлением царя Михаила и приемника его, государя царя Алексея Михайловича. Со времени присоединения к России в 1617 по 1650 год, он как древняя отчина властителей Русских, видел только попечительность их о благоденствии разоренного края. Святыня Новгорода была восстановлена, жители снова призваны на оставленные пепелища. Государь царь Алексей Михайлович обратил также внимание на иностранную торговлю и оставил ее в цветущее состояние. Это-то самое обстоятельство было причиной мятежа Новгородского в 1650 году.

     Кто не знает, какую силу имел при дворе царя Алексея, боярин Борис Иванович Морозов, бывший некогда пестуном (дядькой) государевым, а потом временщиком, властолюбцем ненавистным народу. Морозов доходил до монополии, вступаясь в торговлю; народ обвинял его единогласно в умышленном возвышении цен на жизненные припасы. В это самое время в Москве народ возмутился против Морозова, вломился в кремль, требуя выдачи изменника Морозова. Здесь юный государь царь Алексей Михайлович оказал великодушие достойное славы в истории: он выехал сам к народу, говорил с ним, обещал правосудие – и народ успокоился. Московское возмущение прекрасно описано очевидцем его Олеарием.
     В то же самое время, та же самая монополия в торговле произвела мятежи недовольного народа во многих местах: в Новгороде и в Пскове также вспыхнуло возмущение.
Весь народ, единогласно обвиняя Морозова и других чиновников в монополии о торговле, обвинял вместе с тем и все именитое купечество и в особенности купечество иностранное, живущее по торговым делам в Москве, а более того в Новгород, в сношении их с боярином Морозовым. Наконец, в Новгороде народ в особенности вознегодовал на иностранное купечество, как на главную пружину умышленной дороговизны и чрез это разорение бедного класса людей; не доверяли уже самим правителям, воеводам, дьякам царским, видя в них слуг сильного Морозова и подкупленных иностранным купечеством.
     В Новгороде какой-то гражданин Волк ходил по домам иностранных купцов и угрожал, что народ намерен возмутиться и умертвить их. Волк говорил им: «знаете, что народ не любит боярина Морозова, называет его изменником, вас – его друзьями и сообщниками, лазутчиками. Вас здесь хотят ограбить и убить. Кто хочет быть из вас живым и не лишиться имущества, – уезжай скорее». Иностранные купцы, видя и сами прежде того явное недоброжелательство к себе народа, всему этому верили, даже благодарили и дарили своего спасителя. Наконец, в один день не стало в Новгороде ни одного иностранного купца: они бежали, тайно захватив только лучшие вещи из своего имущества, оставя посредственный и грузный товар в лавках. Народ удивился, удивилось более того Русское купечество.    Возмутитель Волк, являясь пред Новгородским купечеством, народом и даже в Приказе, всюду рассеивал лож, что иностранцы, приятели Морозова, что он снабдил их умышленно царской казной, и сам же научил бежать за границу. Окажем услугу царю и России, поймаем немцев, отнимем у них казну царскую и поступим с ними, как с изменниками, – кричал возмутившийся народ.
     Толпы народные погнались за бежавшими, и, догнав их где-то на дороге, ограбили имущество, били и мучили, сколько хотели, но не убили по совету некоторых из новгородских купцов, предлагавших допросить обо всем иностранцев и думавших, что чрез это откроется измена Морозова, измена государственная, которая будет скрыта, если они убьют иностранцев. Народ согласился, сковал этих несчастных, как пленников, влек с поруганием в Новгород и там бедных иностранцев заключили в тюрьму. Между тем быстрой лавой распространился мятеж народный по всему Новгороду, напоминая собой времена древние – и древний детинец сделался снова безмолвным зрителем темного, бесславного события.
     Мятежники грабили домы бояр и бросились в детинец, чтобы убить царского наместника князя Федора Андреевича Хилкова. Хилков выслал, было, стрелецкого полковника и какого-то дьяка с отрядом стрельцов и казаков, но ожесточенный народ уже не хотел слушать ни полковника, ни дьяка, их едва не убили; стрельцы и казаки тотчас же пристали к народу и вместе с ними вломились в детинец, окружили дом наместника, бывший близ нынешней церкви Покрова Богородицы, что близ крепостной стены. «То все друзья Морозова, (кричали мятежники) участники в измене! — Они согласились продавать хлеб, «мясо и рыбу в чужие земли, отчего де пошли недостаток и дороговизна!»
     Но князь Хилков успел скрыться, он бежал из своего дома чрез Покровскую, Кукуевскую и Спасскую башню, бежал по стене прямо в Архиерейскую Палату и умолял Владыку спасти его от неистовства ожесточенного народа.
     Митрополитом Новгородским был тогда знаменитый впоследствии Никон, возведенный в это достоинство в 1652 году из архимандритов Московского Новоспасского монастыря. То был пастырь мудрый, то был человек выше своего века; он носил лестное название: «друга Царева» (9).
     Никон, скрыв в своих покоях царского воеводу, приказал слугам своим запереть ворота, но народ изломал их. По всему Новгороду били в набат, толпы мятежников возрастали и спешили в детинец. Тогда Никон сам пошел усмирять мятежников, но его не слушали, бросали камнями и народ кричал, что он сам изменник, если вступается за злодеев и их еще извиняет.
     Тут многие из народа бросились на митрополита, сбили его с ног, били, топтали, волочили по земле и, наверное, убили бы, если б некоторые из более благоразумных не окружили полумертвого Никона и не допустили ожесточенный народ к довершению злодеяния; многие думали, что он уже умер, потому что митрополит лежал почти без дыхания. Полумертвого его отнесли домой служители Архиерейского дома; на народ после этого напал, какой-то сверхъестественный страх, и мятежники в безмолвии оставили детинец, мятеж прекратился.
     Между тем, едва пришедши в себя, митрополит требовал к себе духовника, приобщился Святых Таин и, несмотря на крайнюю слабость, отправился к народу, собравшемуся на Торговой стороне близ Николаевского собора на дворищах, там, где в древности было Вече. Кратка была речь Никона: «Слушатели! Как я вам всегда проповедовал правду без страха, то теперь тем более это учиню, что приготовился к смерти. Я сподобился Святых Тайн, для спасения душ ваших. Я к вам пришел нарочно и предстою пред вами. Если вы знаете за мною какую вину, или неправду против Царя и Государства – скажите  и убейте меня, но воздержитесь от самовольства и оставьте определенному от Бога Начальству разобрать ваши жалобы».
     Речь эта, подействовала, народ безмолвно разошелся. Митрополит велел потом сказать им, что он будет за них ходатайствовать пред царем о помиловании, прощает сделанное ему оскорбление, но предает проклятию главных виновников бунта.
     Не было неистовств в народе, но возмущение еще таилось среди граждан древнего Новгорода. Народ сам собой отрешил от управления царского наместника князя Хилкова и избрал из среды себя какого-то Ивана Щеглова, которого назвали: «Новгородским Воеводой» и вручили дела государственного управления. В Москву к Государю отправили челобитную от имени всего Новгорода о том, что все происходившее было единственно из одной ревности к услугам Его царского величества и для благополучия государства; челобитную эту подписали почти все жители Новгорода. Если не дадут правосудия в Москве, так отдадимся Польше или Швеции, говорили зачинщики бунта. Но митрополит и Хилков действовали: первый торжественно гремел анафемой с амвона Софийского храма, и вместе с Хилковым послал к Государю в Москву отписку об истинном ходе всего дела; народ слышал церковные клятвы Никона и к удивлению безмолвствовал.
     Бунтовщики по всем дорогам учредили крепко заставы, чтобы преградить сношение Никона и Хилкова с Москвою, но посланный ими вестник как-то удачно пробрался чрез эти заставы, явился в Москве и подал Государю и боярам отписку Никона и Хилкова. Тогда последовал указ, достойный вполне Царя Русского. Государь отдавал все дело на суд Никона; хотя бунтовщики достойны казни, но если во всем сознаются, будут просить у митрополита прощения и выдадут главных виновников, то Государь оставит дело на решение митрополиту и кого тот простит, того и Государь прощает.
     Беспрестанно после того к Никону приходили виновные, умоляли о прощении и снятии проклятия, отдавались во всем во власть его и Никон изрек прощение и обещал милость царскую. В то же самое время явился присланный от государя князь Иван Никитич Хованский с 1000 стрельцами для усмирения бунта и производства самого розыска. Тогда взяли под стражу в детинец более 300 человек, подозреваемых виновными, началось следствие и открылось дело. Митрополит ходатайствовал за виновных, из числа которых один гражданин Волк был наказан смертно, Щеглов и другие 10 человек главных виновников наказаны кнутом и посланы в ссылку, все прочие были помилованы.
     Государь писал к Никону, ублажал похвалами за его усердие и верность, называл Никона в собственноручных письмах: «Правдивым страстотерпцем и ревнителем, звал в Москву, писал, что патриарх Иосиф недомогает. Никон отправился туда, узнав о кончине первосвятителя, и уже не возвращался в Новгород, будучи по желанию народа и слезному челобитью Государя избран Всероссийским Патриархом (10).
    Прошло много лет мирных для Новгородского края, и наступили дни царствования Петра Великого, дни великие в истории нашей, но бурные для древнего Новгорода.
То была дивная эпоха борьбы двух гениев: Карл XII, король шведский, стремился к обладанию Россией, но новый Александр встретил себе достойного противника в лице Великого Петра.
    Карл двинул свои войска на Россию, и звук бранного оружия снова огласил давно мирный Новгород, снова древний его детинец облекся в одежду брани.
В 1699 году последовал царский указ о приведении в порядок прежних укреплений Новгородского детинца и об устроении вновь в приличных местах бастионов. Знаменитый инженер Кормчнин, укреплявший в тоже время кремль Московский, устраивал и Новгородкие укрепления. Петр ожидал Карла в пределах России. Государь сам лично осматривал Новгородский детинец, вместе с любимцем своим Лефортом, носившим звание Новгородского наместника, но делами Новгородской области управлял тогда князь Трубецкой.
    К осени следующего 1700 года окончено было вполне укрепление детинца, и вот в каком виде он тогда находился: самый детинец изображал круглую фигуру и около него обходил вал и глубокий, всегда наполненный водою ров, со стороны нынешней Софийской площади; при вале устроено было шесть бастионов, на которых помещались орудия; чрез ров устроены были два каменных моста на двух арках, кроме того исправлены были башни для приюта в них воинских людей в случае осады.
    12 августа 1700 года сказывали в Москве на постельном Государевом крыльце указ царский, чтобы по случаю войны со шведами, стольникам, стряпчим, дворянам и жильцам явиться в Новгород дня осадной воинской службы, под начальство адмирала, фельдмаршала Федора Апраксина, в назначенные для того сроки, именно: всем живущим менее 300 верст от Новгорода к 1, а более 300 верст не далее 15 сентября 1700 года. Ослушникам указа угрожало штрафом, смотря по количеству имущества каждого дворянина, например: с каждых 50 крестьянских дворов бралось 50 руб., менее того и беспоместные дворяне должны были платить штрафу 25 руб.!..
     Больным дозволялось пробыть еще целый месяц после назначенных сроков, но далее, виновные подвергались штрафу по 1 руб. в сутки; об ослушниках указа, намеревавшихся совершенно отклониться от осадной службы, было сказано: «а которые на тое службу огурством своим не поедут, и тем будет казнь» (11).
     Новгород был объявлен на осадном положении. Вот вкратце инструкция царская, данная в 1700 году декабря 28 ближнему боярину, князю Ивану Юрьевичу Трубецкому, посланному тогда вместе с дьяками: Андреем Юдиным, Андреем Озеровым и Иваном Ивановым, чтобы принять в Новгороде от окольничего и воеводы Петра Матвеевича Апраксина гражданское начальство. Апраксину велено было сдать дела и быть «в Москве бессрочно…» (12) Князю Трубецкому было велено, приняв от Апраксина печать, казну, запасы и дела, «привесть в известность число собранного войска; исчислив количество оружия, пороха и всех воинских снарядов, сделать опись и прислать в Москву в Разряд в Приказ Новгородский»; воинские снаряды велено было Трубецкому иметь под своим присмотром, также наблюдать за порядком во время сбора войск, чтобы военные люди не притесняли мирных жителей. Вместе с тем назначалось отправить часть войск в поход, оставив нужное число людей на случай осады; при приближении же неприятеля поставить по воротам и башням воинов и орудия.
     Надобно заметить, что кроме детинца были расставлены орудия на валу, окружающем Новгород; их сняли уже в царствование Императрицы Елизаветы Петровны, именно в 1752 году(13).
     Пограничным жителям Новгородской области велено было немедленно сообщать всякие вести, которые они услышат от пленных или ближних жителей, в Новгород, наместнику князю Трубецкому, но вместе с тем предоставлена была свободная торговли иностранному купечеству, а велено лишь осматривать паспорты и если таковые казались сомнительными, или титул Государев не так писан, то отбирать и отсылать в Москву в Посольский приказ (Коллегия Иностранных дел).
    Шпионов (писал Государь) в иностранные государства не посылать, а разведывать все чрез иностранное купечество, которому, отъезжая из России, здешних наших происшествий отнюдь не рассказывать, и под смертной казнью запретить, чтобы кто-либо тайно держал у себя, иностранца; порубежного жителя, подозреваемого в сообществе и в сношении с неприятелем «пытать накрепко»; не принимать на службу в Новгород иногороднего дворянства, ни их крестьян, ни холопей, но таковых даже не держать в Новгороде, а отсылать на прежнее их место жительства. Потом следует полная инструкция в отношении благочиния; велено остерегаться пожаров, преследовать корчемство и табак (14).
    Так снова готовился древний Новгород и его детинец встретить врагов, но обстоятельства шведской войны изменились; шведы шли не на Север, но на Юг России. Петр здесь ожидал своего мощного врага Карла XII, и не суждено было ему увидеть его. Два великих человека увидались не среди древнего Новгорода, но на полях Полтавы, бывших: «новыми полями Замы для Карла». Русские достойно загладили здесь поражение свое под Нарвой.
    Снова умолк гром оружия среди Новгородского детинца; вокруг Новгородской области все изменялось, все принимало новый вид, все было руководимо, созидаемо всемощным гением великого преобразователя России. Петр громил Швецию: взявши у них древний новгородский г. Орешек, в 1702 г., на земле шведской заложил себе в 1703 году новую столицу, Петербург, куда обратилась вся жизнь народная, жизнь целой России: двор Государя, иностранные послы, правительство, сановники, науки, промышленность, торговля, войско и флот, – и древний Новгород стал точкой сообщения между древней Москвой и юным Петербургом, складочным местом военных запасов в последнее время войны Шведской, пред Нейштадским миром.
    Много изменился быт Новгорода и его области: в 1707 году Новгород был назначен провинциальным городом вновь открытой тогда Ингерманландской губернии, переименованной в 1710 году в С. Петербургскую. По переписи 1719 года в Новгороде оказалось не более, однако же, 2300 человек жителей.
    Управление Новгородской провинцией поручалось воеводе с товарищами, а в самом Новгороде судебная и исполнительная части вверены были коменданту, как видно из дел бывшей Новгородской провинциальной и воеводской канцелярии. В это время детинец снова был местом пребывания судебных лиц. Здесь помещались вновь учрежденные Петром судебные места, заменившие собой прежний приказ Новгородской Четверти; места эти были следующие: Воеводская или провинциальная канцелярия, Комендантская, Крепостная, Ренмейстерская, (о сборе доходов) Камерирская, Вальдмейстерская, (о лесах) Ямская, Табачная, Соляная и Питейная конторы. В 1716 году по указу Петра Великого учрежден был здесь в детинце сиротский дом за счет доходов Новгородского Архиерейского дома; это заведение помещалось в самом Архиерейском доме.
    Сколько событий видал Новгородский детинец в дни Великого Петра! Здесь получил он весть о поражении войска своего под Нарвой в 1700 году, здесь при себе, начал устраивать укрепления и жители Новгородские видели новый пример Русской доблести и истинного христианского смирения, напоминавший собой времена древних Святителей Новгородских Иоанна и Спиридона: престарелый Святитель Новгорода, митрополит Иов, сам выходил на устраивавшиеся бастионы и своими старческими руками помогал рабочим, устраивавшим укрепления.
    Много раз видал детинец Великого, он здесь с неимоверным усилием гения устраивал свои силы; много раз после войны бывал Петр в Новгороде, молился его святыне, и последняя прогулка пред кончиной его в 1725 году была по Ильменю и р. Волхову.
Император Петр II-й, проезжая для своего коронования в Москву в 1728 году, по преданию народному, останавливался в детинце и будто бы намеревался срыть здешние укрепления... Но вал, бастионы, башни и каменные стены детинца оставались неприкосновенными и в царствование Императрицы Анны Иоанновны, и в счастливые дни Елизаветы и Великой Екатерины.
    По достоверным документам бывшей Новгородской межевой конторы, относящимся к 1788 году, времени бывшего здесь Генерального размежевания (15), так обозначено о детинце, сохранившем совершенно все сделанное Петром Великим: «градская крепость с башнями вокруг обведена валом с шестью бастионами, а между ими и веденною каменною стеною был широкий и глубокий ров, в котором во все время года имеется вода, наподобие малого озерка, не впадающего в р. Волхов». В самом замке находились: Софийский собор, Покрова Богородицы и Андрея Стратилата – именуемая Обыденной, но куда девалось такое число бывших здесь в древности церквей, о том сделаем свои разыскания и скажем в то время, когда вслед за этим будем описывать памятники древнего детинца. Кроме того помещались в крепости Архиерейский дом, Консистория, бывшая тогда под Софийской колокольней, Присутственные места Новгородского наместничества, домы священноцерковных служителей Софийского собора, соляные амбары, винные погреба и тюрьмы близ Покровской башни, где содержались колодники.
Значит, внутренность крепости была совершенно в том же почти виде, в каком находится она и ныне, но укрепления уже тогда приходили в ветхость.
    В 1797 году, по повелению Императора Павла, только что сняли орудия со стен, башен и бастионов детинца и отправили их в С. Петербург (16).
    Наступил замечательный в новой истории нашей, незабвенный 1812 год и детинец был снова зрителем великого события. Император Александр сзывал тогда верных россиян на защиту отечества, и здешнее дворянство дружно откликнулось на зов царский, как некогда во времена Невского, стремились Новгородцы на отражение врага, на защиту отечества. Дворянство и купечество не щадили ничего и в один месяц собрали более 16000 ополченных ратников; не щадили драгоценностей церковных и Софийский собор пожертвовал из своей казны несколько тысяч рублей; духовенство вполне разделяло рвение других сословий, также жертвовало всем чем могло, молилось усердно и были примеры, что само шло сражаться и умирать за отечество. Трудно, невозможно описать, что тогда происходило в России: не было семейства, в котором нельзя было бы указать на пример высшей доблести, высшего самоотвержения. Дружины воинские стекались в Новгород, в детинец; здесь, помолясь святыне, взяли вместо знамени, хоругвь из Софийского собора с изображением иконы Знамения Божией Матери.
    Это Спасительное Знамение предшествовало Новгородскому ополчению в войне 1812 года и находилось с ним в сражении под г. Полоцком.
Здесь среди детинца приветствовали Новгородцы защитника Петрова града – графа Витгенштейна.
    В 1818 году предположено было уничтожить укрепления детинца, пришедшие в ветхость, и, сломав стены, устроить воинские казармы. Но государь Император Александр I-й приказал поддерживать древнюю крепость, отпуская на это каждогодно ремонтную сумму, что и доныне соблюдается. В это время только срыли не нужные бастионы и вал, на месте которого ныне находится городской сад.

    Здесь мы окончим наше краткое сказание или лучше сказать, краткий, беглый исторический очерк древнего Новгородского детинца и теперь в следующей статье обратим внимание на исторические древние его памятники; детинец – сердце Новгорода, его святыня, а другие памятники суть славы минувшего; они одни единственно повествуют нам о древнем Новгороде. Жаль, очень жаль, что они более или менее истребились и постепенно истребляются пред наблюдательным и любознательным вниманием зрителя; новизна освобождается в глазах наших от древности, как бы от какой лишней тяжести; много утерялось ее в монастырях, церквах и архивах по разным обстоятельствам народным и прочим, – и все, все это погибло навсегда для истории, как погибает среди людей слава мира. Теперь мы должны довольствоваться тем, что сохранилось из древнего быта Великого Новгорода.

    Итак, обратим же теперь внимание наше на древние памятники былого, заключающееся в Новгородском детинце и по ним-то прочтем летопись минувшего и незабвенного.

                Руфи Итатьевъ

____________
Примечания:
(1) См. Опись Новгородскую, изданную преосвященным митрополитом Евгением в Исторических разговорах о древности Великого Новгорода. С. 84. Опись эта была в 1615 г. по присоединении Новгорода к России, но она, кажется, издана не совсем верно. В недавно доставшемся мне списке с этой описи и в сборнике Софийской библиотеки в № 10 (лист 27) значатся церкви: Николая Чудотворца, Димитрия Мироточивого и Распятия Господня; можно сделать разве такое предположение: не были ли самые эти храмы придельными при некоторых из церквей детинца. Об этом сделаем разыскание при описании в отдельности древних памятников детинца. В рукописи, служенном уставе Софийского собора упоминается еще церковь Архидиакона Стефана в детинце (лист 20).
(2) Отписка Пожарского в Тобольск, см. Акты исторические. Т. IV. № 324.
(3) Этого мнения был и шведский историк Пуффендорф, но Герт в Истории короля Густава Адольфа (Часть I. С. 44) говорит, что будто он очень любил брата своего Филиппа и боялся его отпустить в Россию, но это едва справедливо: дела показывают иначе.
(4) Трактат этот напечатан в Полном собрании законов. Т. I. и в Актах исторических. Т. III. № 229.
(5) Прибавление к Новгородской Третьей летописи. С. 305.
(6) Рукописный устав служебный Новгородский, лист 101.
(7) Видимо, Руфу Гавриловичу Игнатьеву было неизвестно, что князь И.Н. Большой Одоевский умер «3 марта 1616 г. в Новгороде» (А.А. Селин Новгородское общество в эпоху Смуты. СПб., 2008. С. 403). – А.О.
(8) Из выписей окладных и ружных книг Духовного Приказа, хранящихся в Софийском соборе отдельно под именем «Старого Архива».
(9) Вот краткая биография этого замечательного иерарха нашей церкви: Никон, в мире назывался Никитою, он родился в 1615 году, где-то близ Нижнего Новгорода, и был сын бедного крестьянина; с юных лет послушник Макарьева Желтоводского монастыря, потом причетник и священник сначала в селе близ его родины, а после того Московской церкви Максима Исповедника, что на Варварке. Лишась троих детей, Никон убедил жену идти в монастырь, а сам постригся в монашество в Анзерский скит, что на белом море; жена же его пострижена была в бывшем Московском Алексеевском монастыре на Чертолье, близ Каменного моста, где скончалась и была погребена близ алтаря соборной игуменом Новгородского Кожеозерского монастыря. В это время увидел его царь Алексей Михайлович, когда Никон был в Москве по какому-то монастырскому делу, полюбил его и велел посвятить в архимандриты Московского Новоспасского монастыря и сделал членом Боярской думы. Боярам не нравилось вмешательство нового архимандрита в дела гражданские, не нравилось и духовенству возвышение Никона и потому искали причину удалить его и нашли необходимым повысить, а поэтому послали архиереем в Новгород (Прим. летописца).
(10) Заимствовано из «Жизни Патриарха Никона, сочинения архимандрита Аполлоса и «Истории царствования царя Алексея Михайловича», сочинения Берга.
(11) Полное собрание законов. Т. IV. № 1811.
(12) Ibid. № 1758.
(13) Наказ Новгородскому коменданту Самойлову о снятии орудий с городского вала. Подлинное дело хранится в архиве в Новгородском губернском правлении.
(14) Полное собрание законов. Т. III. № 1739.
(15) Документы ныне хранятся в Новгородской губернской чертежной. В это время значится число жителей в Новгороде 2028 муж. и 2019 жен. пола; под улицами, рвами и проч. 179 десятин, 2300 саж., домов 1009.
(16) Дело в архиве Губернского правления. № 428.

Текст публикации подготовил А.Н. Одиноков