Рецензия на спектакль ЛЕС 1975 г

Драматург – А. Островский
Режиссер-постановщик – И. Ильинский

Крепостное право отменили 9 лет назад. Однако крепостничество так прочно осело в людских душах и судьбах, что его, пожалуй, никакой мощью не вытравишь. «Уж и как эта крепость людей уродует!» - говорит в пьесе ключница Улита. Уродует не только крестьян, но и господ. Желание повелевать не вменяется господам, как что-то безнравственное, так же как бедным – готовность подчиняться. Четкое разграничение на сословия и рабская зависимость одних от других, животное соперничество, слепая жажда наживы стали объектом размышлений драматурга. Свободным в таком обществе, как и Средние века, остается только тот, кто может говорить безбоязненно правду – шут, нищий да дурак.
Борьба за свободу, нравственную чистоту и справедливость никогда не перестанет быть актуальной, именно поэтому пьесы Островского до сих пор не сходят со сцены. Его сюжеты могут быть легко переложены и на современность. Яркие характеры не оставят равнодушным самого искушенного зрителя.
В своей постановке «Леса» Ильинский, мало отошел от классических постановок конца 19 века. В ней нет ни особенной смелой трактовки, не бросающихся в глаза новаторских приемов. Актеры играют с неторопливой величавостью, без современной экспрессии и суетности. Неторопливость повествования рождает размышленческую созерцательность.  Мы словно бы погружаемся в сонно-тягучий мир усадебного барства, вдыхаем ленивую сонливость летнего леса. На фоне же всего этого обманчивого благолепия, выражаясь слова Несчастливцева «Старухи выходят замуж за гимназистов, молодые девушки топятся от горького житья у своих родных…». Драма эта подается без лишнего пафоса, грозового нагнетания. Напротив, она сопровождается легкой лирической музыкой, на манер балалаечной. В самом деле, если б режиссер сгустил краски для большего ощущения трагичности, характеры стали бы чересчур кричащими своей порочностью и приобрели бы даже некоторую комичность, а так все больше походит на злободневную и несносную ПРАВДУ.
Современный зритель, конечно, будет уставать от динамики спектакля. Паузы, медлительность речи, отсутствие быстрых передвижений, неожиданных трюков. Однако современным режиссерам есть чему позавидовать, чему порадоваться. Например, превосходной игре актеров. Манера игры простая, житейская, без назойливости, без звездности. Спокойная, качественная жизнь на сцене. Образ Несчастливцева, созданный Филипповым, запоминается, как что-то неотторжимое от пьесы, от Островского. Другими бы, даже самим Ильинским, еще можно было бы пожертвовать, но Филипповым – нет. Такое неискусственное благородство, густота голоса, выразительность взгляда! Ильинский выглядит на сцене подуставшим, видно, времена особенного озорства для него прошли. Движения его часто рассеянны, нечетки. Гурмыжская целиком растворилась в какой-то лисьей женственности, ей чуточку не хватает властности, но от этого ее характер еще более раздражает зрителя. Аксюша – такая, видимо, как и была со времен Островского. Нечто среднее между Бесприданницей и Катериной. Простая, искренняя, с внутренним темпераментом. Из ключницы режиссер сделал нечто, вроде домашней болонки. При разговоре с хозяйкой, она ползает по полу и ластится на манер собаки. Алексей – такой, как надо. Не лишенный приятности в моменты покорности и гадливости в моменты властные. Превосходная сцена, когда  во время важничанья перед бродягой Несчастивцевым он садиться перед ним нога на ногу, и Несчастливцев двумя огромными перстами легко смахивает его ножку с коленки. Котенок Алексис и настоящий барс – Несчастливцев.
Сцена встречи двух актеров показалась недостаточно выстроенной. В ней ощущается какая-то вялость, Аркашка выглядит каким-то рассеянным, а Несчастливцев – слишком погруженным в себя. По-настоящему Филиппов разыгрывается уже под конец, в сцене, где Несчастливцев угрожает своей тетушке пистолетом. «Злато, злато! Сколько от тебя зла-то!» - с душой проговаривает он. Пространство вокруг его мощной фигуры как будто сужается, все становится мелким, фигуры персонажей блекнут в своем ничтожестве.
Световое и цветовое решение постановки довольно позитивно. В декорациях, изображающих природу, ощущается легкость, воздушность, никакой  замкнутости и ограниченности пространства. На фоне эдакой природы с соловьями и луной только человек с его затемненным  сознанием может страдать. Только порочные себялюбцы могут превратить лес в царство кошмаров и дикую заросль. Сначала храм природы служит отемненным сердцам ареной для саморазрушения, а потом и сам храм начинает разрушаться. Гурмыжская промотает все на своих любовников и превратится у Чехова в Раневскую, купец Восмибратов наберет силу и пойдет рубить господские сады и разорять прекрасные усадьбы… Вот только исчезнет из природы благородный Несчастливцев, как последняя надежда художника на искренность и непродажность в этом мире. Измельчают характеры, улягутся буйные страсти, начнется угасание и разложение…