Радость

        Ночь накрыла заснеженную землю своим волшебным покрывалом. Полная луна призрачным светом окрасила искрящийся снег. Начиналось великое таинство отдыха и преображения. Снежная поляна сверкала искрящимися снежинками, словно необъятный космос россыпями звёзд.  Это великолепное холодное безмолвие согревал лишь один квадратик теплого  света, из келейки настоятеля монастыря Отца Сергия. Он словно теплый островок в бело-голубом безмолвии плыл в беспредельность, не нарушая искрящейся красоты.
 
        Это что там за мышонок за дверями скребётся, заходи уже, коль пришёл, отреагировал Сергий на шорох в сенях. В дверь несмело вошёл Алёшка, молоденький монашек. Клобук, смешно повис на оттопыренных ушах. Щёки, как два красных яблока, румянились от мороза. Из под черного платья, огромные валенки переступают с ноги на ногу. Вот такое зрелище.

        Сергий добродушно улыбнулся в усы и нарочито серьезно предложил Алёшке сесть. Тот с легкостью, выпорхнул из своих валенок, и примостился на краюшке скамейки.
        Ну не томи, поделись своими секретами, нарушил молчание настоятель.
        Да какие уж там секреты, начал Алёшка, отец Сергий я опять заблудился.
Инок собрался с духом и продолжил. Я обманщик, уныло сказал мальчишка, да и все кругом. Вся наша братия смиряет свою гордыню каждодневным трудом, и все равно я внутри чувствую, что  я самый лучший и самый любимый у Бога, выходит, я каждый день претворяюсь, что я как все. Да и все остальные, по ним это видно, чувствуют так же как я. Конечно, я понимаю нужно много молиться и работать, чтобы стать как все, но пока мне кажется, я не приблизился к этому ни на шаг.

         Сергий улыбнулся, поправил клобук на голове монашка, от этого Алёшке захотелось просто «замурлыкать» и уверено сказал, я сынок могу подтвердить твои слова, ты действительно самый лучший и самый любимый. Щёки мальчишки зарделись сильнее, чем от мороза.
          А ты? Вопрос повис в воздухе. Настоятель невозмутимо продолжил и я самый лучший и самый любимый. Алёшка не унимался, но ведь по тебе это совсем не видно. Это потому сынок что вы этим гордитесь, а я радуюсь. Радость не мешает мне быть любимым дитём у Отца нашего, а наоборот даёт ещё большую радость за всех нас, что все мы любимые дети и каждый из нас неповторим.

           Продолжать разговор было уже не с кем, Алёшкины валенки мелькнули у порога. Любимое, радостное дитя мчалось по заснеженной сверкающей тропинке, как звездочка по млечному пути, прямо в объятия Отца.