Круиз по Стиксу

               

Все началось с банальной простуды.
Или нет – с лакированных туфелек-лодочек.
Конец марта выдался теплым, солнечным, и Марина надела в тот день новые туфельки. Взяла и надела, махнув рукой на ворчание свекрови, на собственные опасения, вопреки здравому смыслу. Как легко шли ноги в этой легкой обуви, какой молодой и быстрой она ощутила себя! Холодный ветерок развевал ее тщательно уложенные локоны, но солнце светило ярко, грело, и было радостно на душе. В тот день у Иры было день рождения, и после работы они все собирались посидеть всем коллективом. И новый баянист, тоже, наверное, останется… Подумав об этом, Марина отставила надоевшие сапожки и надела новые туфли.

- - Так и пойдешь? Холодно еще, - сказала свекровь. – Лучше возьми их с собой, на работе переоденешь.
- Марина повертела в руках сумочку. Не маленькая, книги и ноты поместятся, а вот туфли – нет. Солнце предательски подмигивало, обещая тепло, и Марина решилась.

Они хорошо посидели, посмеялись, потанцевали. Поиграли, спели – музыкальная школа, в конце концов! Марина чувствовала себя на десять лет моложе в туфельках на высоком каблучке.
 Новый баянист оказался обыкновенным парнем, с банальным набором анекдотов. А когда вышли на темную улицу, Марине подумалось, что она сглупила, поддавшись обманчивому дыханию весны: было холодно, сыро, и ожидаемая радость от праздника на деле оказалась миражом.
Маршрутки долго не было, и Марина быстро начала замерзать. Остальные весело смеялись, а у нее зуб на зуб не попадал. Ирка пожалела ее:
- - А ты, бедненькая, в туфельках!
- Вот и вся цена ее геройству.
- - Да мне не холодно, - пробовала отмахнуться она, но в сердце уже заползала горечь разочарования.
- Домой она прибежала поздно, Вовка уже собирался спать. Влезла под горячий душ, надеясь, что все обойдется, потом нырнула под одеяло. Но согреться не смогла – то ли потому, что муж в эту ночь был на дежурстве, и не к кому было прижаться, то ли потому, что было действительно холодно в доме. Вовка тихо сопел за шкафом, а она пролежала без сна до утра, не находя себе места на холодной постели.
- Максим пришел утром и завалился спать, Вовка ушел в школу, а она с трудом встала, прибрала, приготовила обед на вечер: если у нее была вторая смена – готовила она. Когда же на работу нужно было с утра, дежурной по кухне оставалась свекровь. На работу идти не хотелось, подозрительно саднило горло и болела голова. Свекровь оглядела ее бледное лицо и покрасневшие веки, но ничего не сказала. Марина отвернулась с досадой: только пожалуйся, как вспомнит злополучные туфельки и попрекнет!

А на следующее утро она поняла, что здорово простудилась. Были последние дни четверти, и она решила, что в школе обойдутся и без нее. Позвонила, предупредила, что нездорова, что уроки перенесет, и снова легла в постель. Вовка убежал в школу, Максим пошел по своим делам, так что можно было поболеть.
Наверное, она заснула. Разбудил ее грохот на кухне. Она встрепенулась, поглядела на часы: был уже полдень. Вот уж эта манера свекрови греметь посудой, если они с Максимом долго не встают! Не позовет, не постучит, но начинает такой тарарам на кухне, что сил нет, вскочишь и побежишь что-то делать! Она попробовала встать, но голова казалась налитой свинцом, и такая слабость навалилась!
 А грохот на кухне продолжался. Марина по звуку определила, что сковородка кинута на плиту, жалобно зазвеневшую всеми конфорками,  стопка тарелок рассыпалась в раковине под струей воды. Потом что-то упало, похоже, сорвался с крючка дуршлаг. Потом хлопнула дверь, и все стихло: начался сериал, который свекровь никогда не пропускала, и Марина вздохнула с облегчением, зная, что полчаса будет тихо.
 Хотелось пить, губы пересохли, подушка под щекой была влажной. Сил встать не было, и она лежала и мучалась, зная, что  необходимо встать и сказать, что она больна, а не ленится, и сделать это нужно  сейчас, после призывного грохота, иначе свекровь будет ходить по квартире с видом оскорбленной невинности. Но, только услышав, что сериал кончился и сейчас начнется вторая серия демонстрации недовольства, Марина принудила себя выйти на кухню.
- - Мама, я заболела, - сказала она.
- Свекровь смерила ее взглядом:
- - Туфельки боком выходят?
- Марина налила в кружку воды и вернулась в постель.
- Ее душила обида. Вот так сразу – ехидства! Не пожалела, не спросила, не надо ли ей чего, а сразу упреки. За что, о господи?!
За то, что один раз почувствовала себя молодой? За короткую радость выглядеть нарядной? Радость, ожидание которой было радостней самой радости? Она и так наказана, так зачем  еще ее казнить?
Грохот на кухне стал тише, в пределах обычной работы. Марина поняла, что свекровь, не надеясь на нее, взяла хозяйство в свои руки. Запахло борщом, значит, можно спокойно лежать. Вовку накормят, Максим тоже голодным не останется.
Вовка прибежал веселый, румяный, куртка нараспашку.
- - Мам, ты чего лежишь? Заболела?
- - Вов, попросись к бабушке спать, вдруг у меня грипп, - улыбнулась сыну Марина. Но он уже забрался к ней в постель и терся носом-пуговкой о ее щеку.
- - Я не заболею, вот увидишь! А к бабке не пойду: она ругается. Сто замечаний в минуту. Да она меня вечером замучает! А ты знаешь, ты горячая! Может, у тебя температура?
- Он вскочил и принес градусник. Марина  подумала, что больше никому не пришло в голову померить у нее температуру…
- К вечеру она почувствовала себя лучше, встала, поужинали все вместе. Все было как обычно, разве что слабость и надоедливый кашель. Вовка рассказывал про школьные дела, Максим затеял с ним веселую возню.
- Она смотрела на них и поражалась, как они похожи.
- От нее Вовка взял только цвет волос – соломенно-желтый, яркий. Черты лица были Максимовы. Даже обидно! Ведь так хотелось заглянуть в лицо сынишки и увидеть в нем свое собственное!
- А ночью ей стало плохо. Словно камень положили на грудь, и он не давал дышать.
- Она села в постели. Оказалось, что сидя дышать легче. Максим не проснулся, когда она выбралась из-под одеяла и ушла в кресло. Кот Филька сонно потянулся: кресло было его кроватью, и Марина помешала ему досмотреть сон, взяв на руки. Он хотел было соскользнуть на пол, но Марина прижала к себе лохматый комок, словно ей легче было, когда она держала его на руках. Кот смирился и замурчал.
- Камень, придавивший грудь, постепенно становился легче, и Марина успокоилась. Простуда, обычная простуда! Пройдет. Скоро будет совсем тепло, солнце снова вылечит ее. Хотелось разбудить Максима, услышать слова утешения и сочувствия… Но от Максима их не дождешься. Он не любит, когда его будят среди ночи, чтобы поговорить.
- Сочувствовать можно только ему. Жизнь у него не сложилась. А начиналась так хорошо! Какой он красивый был тогда, в летной форме, когда Марина впервые увидела его! И сколько надежд! Как гордо шел он по земле, зная, что скоро будет летать!
- Они поженились  и уехали вместе в Среднюю Азию, куда его послали работать. Потом должен был появиться Вовка, и Марина, не вынесшая тамошнего климата, решила вернуться  на время к родителям. А потом огромная страна распалась, аэропорты заросли травой, и как-то быстро Максим вернулся домой...
- Рожденный ползать – летать не может. А вот рожденному летать пришлось учиться ползать. Работы по специальности он так и не нашел. Потом махнул рукой: разочаровался в этой авиации! Но Марине показалось, что это авиация разочаровалась в нем, и не она ему, а он ей был не нужен. Но эту свою догадку она никогда не обнаруживала: Максим не простил бы ей такой прозорливости. Он перепробовал много специальностей, но  не задержался нигде. Последние полгода работал охранником, читай - сторожем. Это его унижало, но выхода не было. На его лице застыла маска разочарованного в жизни человека, которого общество не ценит и не использует огромный потенциал, заложенный в нем. И пусть пеняет на себя! Лично он, Максим, умывает руки. Пожалеете потом, что не оценили!
- Поселились они у свекрови: Маринины родные жили в маленьком городишке с младшей дочерью, так что там места Марине не было.
- Но и здесь тоже не было места! Двухкомнатная квартира, теснота, комната, перегороженная шкафом, за которым сопит восьмилетний Вовка! У свекрови отдельная комната, она здесь хозяйка. А у нее, у Марины – угол. И никакой надежды на собственное жилье. И даже на приличную зарплату – ее и мужа. Много ли платят охранникам? Много ли платят учительнице музыки?
- Кот недовольно заворочался у нее на руках, пытаясь вырваться. Коту нужна свобода. Он и так разрешил себя потискать среди ночи – редкий случай! Хорошего помаленьку! Многого хотят эти люди – кормят кое-как, и за это хватают, когда хотят! А он – кот, существо свободное!
- А Марина – нет. Прикована к семье. Упаси Боже  опоздать с работы! Все четверо, включая кота, сразу выразят ей свое недовольство: свекровь – ехидным молчанием, Максим – недовольным видом и грубыми вопросами: где была? Сынишка – обиженным хныканьем и жалобами, кот – призывным мявом, ведь ест он только у Марины из рук. Словом, когда ее нет – плохо всем. Эгоисты. А когда она дома – ее не замечают. Каждый занят своим делом: свекровь смотрит телевизор у себя в комнате или болтает по телефону с подругами, такими же старыми перечницами, Максим читает детективы, Вовка давит кота. Кот орет дурным голосом  и вырывается, не соглашаясь лезть в коробку из-под утюга, куда Вовка пытается его запихнуть. И тогда все обвиняют Марину: Максим за то, что кот орет и мешает ему читать, кот за то, что Марина не заступается за него, Вовка – за то, что кот при Марине совершенно никого не слушается, а свекровь – просто так, что Марина не может дать ладу в семье и ей приходится вмешиваться и наводить порядок. А что Марине тоскливо и одиноко – никому нет дела. Что Марине тоже хочется почитать. Подумать. Поговорить по телефону с Иркой – на работе некогда: ученики один за одним идут у обеих, и расписание не совпадает. Перекинутся парой слов перед работой – и все.


продолжение
http://www.proza.ru/2013/01/11/1959