Дела семейные

Относительно всяческих неурядиц в семейном вопросе я являюсь потомственным специалистом. Батяня мой с матушкой собачились, сколько себя помню. Но я, конечно, сильно превзошел их в этом деле, и теперь совершенно точно могу утверждать, что кот в мешке, или кошка в той же таре, — применительно к семейному строительству, разумеется, — это для всяких там идеалистов, которые начало «Евгения Онегина» наизусть могут. Это у них постоянные семейные драмы и трагедии. А кто попроще, те лишней поэзии в голове не держат. Ведь тут главное не перепутать, кто есть кто. Ведь все эти возвышенные до свадьбы одно, а после сочетания законным, но оттого не менее издевательским браком вдруг и одно, и другое, и третье. Я это в том смысле, что после венчания у возвышенных непременно начинает обнаруживаться какая-нибудь досадная порча.

За одной, к примеру, жених ухаживает, как за чайной розой. По разным престижным местам ее водят, в ресторан, опять же, а она, куда бы ее не привели, ширнет вилкой в блюдо, губки надует, и жалуется: это недосолено, тут слишком  острый соус, а это, в горшочке, вообще, комбикорм какой-то. Жених тут же призывает официанта, вертит перед ним руками и возмущается, а в душе, конечно, себя тешит: уж у него-то, похоже, жена на кухне царицей будет. Но после свадьбы вдруг выясняется, что молодая жена на кухне может только разные тортики, и пирожные, и через месяц невыносимо сладкой жизни счастливому супругу все ее тортики уже становятся поперек горла.

Другая невеста в период романтических ухаживаний ни за что не соглашается садиться в таксомотор — неудобно ей, видите ли, что кавалер на нее от чрезмерного счастья деньги потратит. Но после свадьбы она вдруг решительно изгоняет из себя какую-либо робость в щекотливом денежном вопросе, и за один только медовый месяц спускает на всякое барахло больше, чем истратил ее обескураженный муж за всю свою прежнюю холостую жизнь на пиво, водку, и предыдущих, извините, дам, вместе взятых. В таких случаях и к гадалке ходить не надо — впредь у этих супругов жизнь развернется в лучшем случае по Шекспиру, а то и по самим братьям Стругацким. А вот если бы первая, сидя в ресторане, призналась: «Как жаль, что я совершенно не умею готовить», а другая сразу после знакомства стала выдвигать неуемные имущественные требования, то ведь, ей-богу, все бы могло обойтись и тихо-мирно. Отужинали бы, чем бог послал, а после ресторана — в разные стороны.

Но есть и сравнительно честные люди. Они до свадьбы друг перед другом комедий не ломают. Они правду характеров выдерживают: вот, мол, каков я, смотри хорошенько, чтоб после ЗАГСа никаких вздохов и матерщины не было. Устраивает — давай жить, не нравится — сама дура. Зато уж если такие сошлись, то после свадьбы никакие огорчительные сюрпризы им уже не грозят.

Вот мой дядя, например, именно из такой породы. Он и его жена добились прямо-таки выдающихся успехов в семейном строительстве. Помню, спросил как-то дядю:

— Чем же она тебе приглянулась, дядь Петь?

— Тем, что не вертихвостка, — строго повел бровью дядя. — Жена должна быть во-о! — потряс он кулаком в воздухе.

Я, по молодости лет не могу знать, что значит это его «во-о!», потому продолжаю:

— В каком смысле?

— «В каком смысле», — недовольно повторил он, и нахмурился. — Я вот, как ни гляну, вокруг тебя одни пустопорожние девицы только и вертятся. Будто соревнование меж собой устроили, у кого юбка короче. И только, понимаешь, у них интересов, что эти танцы дурацкие (тут дядя попытался изобразить эти самые танцы, отчаянно закрутив задом, будто только что присел на раскаленную сковородку), да еще — как бы подруг нарядом перещеголять. Смотри, племяш, окрутит такая — хлебнешь с ней. Не на то надо смотреть, какие у нее коленки. Вернее, не на то в первую очередь.

— А на что же? — спрашиваю. — Вот ты, к примеру, как в своей Евдокии будущую супругу разглядел?

Дядя помолчал, двинул своей косматой бровью туда-сюда, и признался:

— Подарок она мне сделала…

— Ну?.. И что ж за подарок?

— Свитер. До сих пор, между прочим, цел, — многозначительно поднял вверх палец дядя.

— Что ж это за свитер, раз так тебя сразил?

— Свитер, допустим, обычный. Не в свитере дело, а в том, как она его дарила.

— И как же?

— Покупали мы его вместе, осенью, за ее деньги. Купить-то купили, а надевать его мне не дает — домой отнесла. Я ей: «Дусь, а Дусь, что ж ты свитер мне не даешь?» А холодно, помню, было в ту зиму просто жуть, а жили, конечно, бедно, так что я до самой весны в худом пальтишке на бумажную рубаху проходил, и свитер мне тогда просто позарез был нужен. А она мне  отвечает: «Нет. Это тебе подарочек будет на 23 февраля. А если сейчас отдам, то к мужскому дню тебе еще что-то покупать придется. Нет, и не приставай». Так и подарила его, когда зима уже, считай, прошла. Другой бы на моем месте фыркнул, а я, напротив, хозяйственность ее в том узрел.

Я сперва подумал, что шутит надо мной дядя. Разыгрывает. Нет, сидит, задумался, видно не фантазии это, — правда. Стало мне тогда интересно, чем же тогда он свою невесту покорил, каким-таким душевным свойством? При случае поинтересовался у жены его, Евдокии:

— Тетя, дано хотел спросить, как в вашей молодости за дамами ухаживали? И еще мне интересно, в какой момент вы решили, что пойдете за Петра Ивановича замуж?

— Черт его знает, как тогда ухаживали, — пожала она плечами. — Не знаю. За мной никто не ухаживал особо. А насчет того, когда решилась — не помню уж: столько годов прошло. Хотя, погоди, вот, наверное, когда. Провожал он меня как-то после кино домой. Стемнело уже, на улице — никого. Подходим к моему подъезду, а он вдруг наклонился, ноги раскорячил, и сморкаться стал. Я, помню, ему еще высказалась, что и в платочек можно было такие дела сделать, а он мне: «Зачем же я буду чистый платочек пачкать? Все равно, говорит, никто не видит».

— Как никто? — говорю. — А вы?!

— А что я? Невелика барыня… Только, помню, подумалось мне: «Бережливый он. Такой после получки лежа домой приходить не будет. Так и вышло».

Тут я не сдержался и совсем, кажется, не к месту, ляпнул:

— А счастье в вашей жизни было?

— Счастье?… Было, поди… А там, кто его знает, что оно, счастье-то…