Выигрыш

                1               
Он сидел и наблюдал. Как она сосала, это было что-то. Присядет на ножки, задок вверх, выпрямит ножки, задок вниз.
«Стерва», – думал Антон. – Что ты делаешь? Думаешь, мне приятно? Как бы ни так. О-о-о-о-о!!! – завопил Антон и хлопнул рукой.
На теле, чуть выше колена осталось темное пятнышко от комарихи и чуть-чуть крови.
«Зараза», – думал Антон, а если бы вытерпел, и надулась кровью?».
Он почесал укушенное место, оно уже стало припухать.

«Интересно, а в Египте на курортах или там где-нибудь на Канарах комары есть, нет? А если есть, кусают также больно. Как наши или нет? Все-таки туристы ездят отдыхать, там их, наверно, вытравили. Вот бы съездить посмотреть».
Так думал Антон, лежа на берегу соленого  озера. Жена его Лидуся лежала рядом и видимо ни о чем таком и не мечтала. На её лодыжке сидела уже раздувшаяся комариха, но Лидуся спала и ничего не чувствовала.

Антон перевернулся на живот, положил голову на руки и продолжил размышлять: «Сколько ж надо денег, чтобы съездить в Египет, да хоть бы в Турцию, черт побери. А какие там бабы-девки? Хотя, что это я, там женщины-мусульманки, а за удовольствиями наши же девки и ездят. Черт вот бы я там покуролесил, были б деньги».
Антон Краснов не был лентяем, он работал менеджером. Как он говорил с гордостью: я менеджер младшего звена.
Жена в таких случаях всегда подначивала:
– Ага, бригадир, по-старому, – и криво ухмылялась.
Антон аж бледнел от злости на жену.
– Ну не понимает, баба, что в нашем капиталистическом светлом, без денег, карьеру не сделать,  – думал он. – Деньги, деньги, деньги везде нужны деньги, а где их взять? Ларек свой открыть, нужны деньги, в кабалу к банкирам за кредитом? Нет, не по мне это, душа будет не на месте. Думай и бойся, ночами потом не спи, как бы ни прогореть с этой торговлей. Не по мне это. Вот выпало бы счастье выиграть в лотерею, это другое дело! – размышлял он под палящим солнцем.

Антон не был азартным человеком, но раз в месяц, а, то и реже покупал билеты  «Русское лото» или «Золотой ключ». Однако больше двухсот рублей не выигрывал. Так двадцать, тридцать, пятьдесят. Но  тут, же на эти деньги покупал билет, добавляя свои кровные.
Солнце клонилось к закату, жара спадала. «Пора и шашлыки жарить», – подумал Антон. «Пойду-ка, искупнусь, и мангал достану из машины».
– Лидуся, – позвал он жену. – Пошли купаться, да шашлыки жарить будем.
Лидуся нехотя перевернулась.

– Ох, Господиии…, наверно перегрелась, – простонала она.
– Да это оттого, что переспала на солнце, – сказал Антон. – Пойдем в воду, и всё пройдет, взбодримся.
– Ага, взбодримся, у меня спина сгорела и живот красный. Ты что не разбудил? – стонала Лида.
– Ну, конечно, а я что не спал? И я уснул, – оправдывался Антон. – Ладно, давай шевели булками, я пошел, – и побрел к озеру, загребая песок ногами.
Лида, кляня эту поездку, тоже пошла к воде, бормоча:
– Да лучше бы я дома сидела, телек смотрела. «Кондюх» бы врубила, и порядок. Нет, дернул черт (это про Антона) на природу, на природу. Шашлыки, шашлыки, – бормотала она. – На фиг мне такой отдых. Завтра ни одно платье не оденешь, сгорела, – злилась она. – А с Толиком, как встречаться, на завтра договорились.

Вспомнив о Толике, она размякла, черты лица разгладились, появилось подобие улыбки на лице. В тихушку она изменяла Антону. Да и кто в наше время не изменяет-то, святых нет. Она работала в магазине торговой сети «Мария-Ра» на кассе, где и познакомилась с Толиком.
Толик был крепкий коммерсант, имел пару магазинов в деревнях, ездил на японском джипе, не пил, не курил. Сам как колобок, с солидным брюшком, любил стройных женщин и минет. Вообще они были довольны друг другом, а его блестящая лысина очень импонировала ему. Познакомились они тривиально, он забыл апельсины, она их взвешивала на электронных весах, и Лида крикнула вслед.
– Мужчина, вы апельсины забыли.
Толик вернулся от выхода, глянул в её глаза, они улыбались. Смутился, взял апельсины. А вечером заехал за ней к концу рабочего дня. Она как будто  к старому знакомому села в машину, Толик только спросил: куда? Лида назвала адрес, и они поехали. И тут Лида расхохоталась, Толик недоуменно смотрел на нее, сбавив скорость. Лида пояснила:
– Как в такси смешно.
– Ну, в такси есть такса, – улыбнулся Толик.
– А ты чем берешь? – тоже улыбаясь, спросила Лида. – Сейчас скажет: натурой, – подумалось ей.
– Натурой, – ответил Толя.
И она опять расхохоталась.
– Губа не дура, – еле вымолвила она.
– Ну, вот и посмотрим дура губа или нет, – хитро прищурившись, молвил Толя.
Подъехали к дому Лиды. Остановились. Лида продолжала пикировку.
– Губа то у меня не дура, да и губа не одна, а еще, – приподняв брови и глядя на него невинным взглядом, обронила, – и язычок острый.
Показала ему кончик языка и выскочила из машины.
Толик покачал головой, посмотрел, к какому подъезду она пошла. У двери она обернулась, сделала ручкой и пропала в черной пасти двери.

А потом закрутилось, завертелось. Они начали встречаться не очень часто, но и не очень редко: раз в неделю, а то и в две недели. Обоих это устраивало, оба были довольны. Толян оттого, что не надо покупать проституток, а Лида. Лида любила делать минет. Ей нравилось, как мужчины извиваются, стонут и теряют голову от этого. А Толик даже как-то похрюкивал от удовольствия. С мужем же всё было не так, как-то всё буднично, обычно, серо, никакой буйной фантазии.
Пока Лидуся отмокала в воде, Антон разжег мангал, и когда появились угли, позвал жену:
– Лидуся иди, мясо нанизывать.
Он знал, что она любит это делать и даже поддразнивал над ней:
– Ну-ка, ну-ка, как это ты аккуратно делаешь, даже мне завидно. О-о-о-о… держит как шпажку, о-о-о… как она ручкой кусочек… как его насаживает, – и смеялся.
Смеялась и Лидуся, они в этом понимала друг друга. Возможно, только интимные отношения и держали их вместе, да еще дочка.

Окунувшись под самодельным душем, Антон сделал: к канистре на пробку приладил шланг от душа, канистру привязал к дереву, получился самодельный душ. Обмывшись пресной водой, жарили шашлыки. Лида посетовала, что дочка не поехала с ними. Но у дочки свои дела:
– Не хочу, – сказала и всё.
А четырнадцать лет, возраст такой, что приказывать бессмысленно. Не хочет, не надо. Тем более мама догадывалась, дочка увлеклась мальчиком. Скорее всего, поэтому и не поехала с ними. Это её отец Антон считал, что она еще соплячка, как он говорил: «еще не птица, но уже подлётыш». А что вытворяют в наше время эти подлётыши, он или не хотел понимать, или считал, что это где-то там, в не его семье и его не касается. Но Лида думала по-другому, она знала себя и знала, как вели себя девочки, когда она была в том возрасте. Эти подлётыши по наглости и нахрапистости в сексе могли дать фору любой проститутке. Другое дело, что у них не было опыта. Как сказали бы дамы сексуального труда: «девочки вы окончили только начальную школу. Вот когда пройдете университеты, тогда и будете козырять профессионализмом».

Лида думала о дочке и нервничала. Нехватка денег очень сильно влияла на её психику.  И как только возникал какой-нибудь финансовый вопрос, она начинала психовать.  Упрекала Антона, жаловалась на жизнь. Одним словом ныть. Конечно, она боялась того, что дочка может принести, как говорили раньше в подоле ребенка. Поэтому Анатолий был для нее отдушиной, и занималась она с ним сексом самозабвенно. Тем более что Анатолий, как она его звала, Толик, стал дарить подарки. Да не абы что, вот на день рождения её, подарил цепочку золотую. Она была так рада, так ласкова с Толиком, что он даже заподозрил: не из-за денег ли она с ним. Нет, он этого не боялся, просто ему хотелось душевных, открытых отношений. Не покупной любви, когда всё делается автоматически, а непременно, чтоб всё было душевно. Он по натуре не был скупердяем, и мог себе позволить дарить дорогие подарки любовнице. А уж, как она будет отчитываться перед мужем, его не волновало.

Тем временем Антон, наевшись шашлыков, лег отдохнуть, сказав:
– Посплю часок, и будем собираться домой, часам к девяти приедем, – сказал и задремал на свежем воздухе.
Лида пошла, протирать песком шампуры и мыть посуду в озере. Её не покидали мысли о дочери, что-то тревожило, но она не понимала, что и старалась гнать нехорошие мысли подальше. Вымыв посуду, она побродила по воде, спина горела. Антон намазал кремом спину, но платье одеть она ещё боялась. Вскоре ей надоело бродить вдоль берега, и она пошла в сторону бора, искать укромное местечко, где бы присесть. Нашла, как ей показалось подходящий кустик, присела. Только сделала своё дело, как невдалеке раздался сдавленный смех. Она подскочила, поправила плавки и быстрыми шагами, чуть не бегом пошла к машине. Антон уже грузил в старенькую девятку вещи. Лида стала помогать укладываться. Вскоре поехали домой.

                II

Через дверь глухо звучала песня «Мы с тобой не пара, не пара. Такая вот запара, запара…». Лида прислушалась, потом открыла ключом дверь. В открытую дверь из комнаты дочки песня зазвучала громче. Лида тихонько подошла, заглянула в комнату. Дочка лежала на постели, уткнувшись в подушку, плечи её вздрагивали. Лида подошла, выключила музыку и присела рядом с дочкой, положив руку на её плечо. Дочка вздрогнула, рыдания прекратились. Лида как могла ласково спросила:
– Машенька, что случилось?
Девочка повернула заплаканное лицо и с горечью в голосе упрекнула мать:
– Что случилось, неужели ты не понимаешь мама. Посмотри, как одеваются девочки моего возраста, а мне одеть нечего. Я думала, что у нас с Ильей будет все хорошо, мы уже месяц встречались. А сегодня я пригласила его в гости, он хотел секса, а я боялась. Он начал  нагло приставать, и я сказала, чтобы он уходил. А он, – снова заплакала Маша, – стал смеяться, назвал нас нищетой и ушел.
– Доченька, если парень так отзывается о твоей семье, значит, он не будет тебя уважать, и он тебя не любит. Ну, какая мы нищета, у нас все есть для жизни: квартира, машина, работа. У нас всё есть, – сказала утвердительно Лида, а у самой в душе что-то шевелилось протестное.

Она лгала сама себе и дочке. Больше себе, для того, чтобы не разрыдаться рядом с дочкой.
–Ну, конечно, – заговорила Маша, – квартира – предел мечтаний, машина – старая развалюха. Мобильник у меня, какой?
– Какой? – переспросила Лида.
– Фуфло, у всех уже давно с наворотами, фотают друг друга, ММэСками обмениваются. А у меня? Купили за тысячу, чтоб отвязаться и всё, – выпалила Маша.
– Маша, что ты такое говоришь, мы с папой всё для тебя делаем, – чуть не плача сказала Лида.
– Конечно, вы же на большее не способны, – упрекнула Маша.
Лида покраснела, она не ожидала от дочки такой черной неблагодарности. Ей казалось, что всё у них в семье хорошо, по крайней мере, с морально-психологической точки зрения.
А Маша продолжала:
– Я уже год папу прошу купить новый монитор жидкокристаллический, он всё обещает и обещает. Мне стыдно ребят домой пригласить, стенка у нас допотопная, от бабушки досталась, как же наследство.
Лида возмутилась:
– Маша прекрати.
Но ту уже трудно было остановить:
– А диван? Вы его уже два раза перетягивали. Сколько ему, лет двадцать?
– Нет, после свадьбы покупали, пятнадцать лет, мы его с трудом достали. Да хороший же диван, пружинный не то, что сейчас на поролоне делают, – проворчала Лида.
– Конечно, новый купить не можете, – констатировала Маша. – А еще мне: учись хорошо, учись хорошо, поступишь в институт, легче нормальную работу найти будет. А зачем он институт? Вон девчонки из старших классов вечерами проститутками работают, в месяц по десять тысяч имеют и довольны, у них всё есть.
– Маша, прекрати, что ты несешь, прекрати сейчас же, – закричала Лида.

  В квартиру входил Антон, стукнула дверь. Лида вытерла слезы и пошла встречать.
– Что случилось, – увидев её, спросил Антон.
И тут Лида взорвалась. Что на нее нашло, она не понимала. Но выход-то после тяжелого разговора с дочкой должен был быть, вот и прорвало.
– А ты не знаешь? Мы вот смотри-ка, отдыхаем, смотри-ка устали. Шашлычка нам захотелось, искупаться захотелось. И меня потащил, да лучше бы подумал, где деньги заработать. Дочка вон пообносилась, телефон новый хочет, про монитор тебе, сколько талдычит, а ты не чешешься, – чуть не в истерике кричала Лида.
Антон плюнул, матюгнулся и выскочил, хлопнув дверями, на лестничную площадку и вышел на улицу. Уже почти стемнело, сел на лавочку, закурил. В голове вертелись вихрем мысли:
– Что случилось? Чего она взбеленилась? Дура, ничего не объяснила. С Машей, что-нибудь, что ли? – решил покурить. – Пусть остынет, горячая очень.

  В это время Лида, снова вошла в комнату дочери, обняла её, прижала голову к своей груди и заплакала. Так сидели: мама с дочкой и беззвучно плакали.
Докурив сигарету, Антон поднялся, пошел до ближайшего ларька, купил пиво, вернулся, сел на лавочку, открыл бутылку, жадно выпил сразу половину. Алкоголь он не любил и пиво пил от случая к случаю. Но тут ему требовалось какое-то успокоительное, была бы под рукой вода, попил бы воды. Пиво показалось каким-то кислым, несвежим. Он допил, бросил бутылку в урну и пошел домой.
  Осторожно открыл дверь, в коридоре было темно, нашарил рукой выключатель, включил свет. Снял кроссовки, надел тапочки, прошел в туалет, затем в ванную, принял душ, побрился. У него была привычка бриться на ночь, утром же это дело не любил. Лучше в постели пять минут поваляться. Правда все эти годы совместной жизни Лида ворчала, что пахнет от него в постели, как от парфюмера. Но он не обращал на это внимания. Побрившись, прошел в комнату, включил телевизор. Постель не была разобрана. Но он много раз делал это сам. Достал свежее белье, разложил диван, постелил и лег. Он любил с полчасика полежать, посмотреть телевизор, а потом, согревшись, уснуть. Глаза слипались, он щелкнул пультом, отвернулся к стене, подбил подушку под щеку, готовясь ко сну. Тихонько вошла Лида, она уже также приняла душ, волосы были влажными, легла рядом на спину. Стало тихо, только часы тикали на стенке.

                III

  Утром Антон вставал раньше всех. Умывался, шел за машиной в гараж. Через полчаса возвращался, завтракал, чистил зубы и ехал на работу к восьми ноль, ноль. Был понедельник, обычный день. Обедать Антон ездил домой, пятнадцать минут на машине до дома, разогревал обед, на всё уходило сорок, сорок пять минут, он успевал и был доволен. Ехал он обычным маршрутом, мелькали пятиэтажки с магазинами на первых этажах. Вот проехал мимо банка, вот магазин «Детский мир». Мелькнул киоск «Рослото». Антон резко затормозил, сзади засигналил недовольный водитель «Мазды», и объезжая, показал ему средний палец. На что Антон пробормотал: «сам такой». Найдя выезд с проспекта, Антон свернул, вдоль дома поехал к киоску. Он вспомнил, у него есть билет «Золотой ключ», розыгрыш был в субботу, значит, результат уже известен и в киоске наверняка есть таблица. А газета выйдет с таблицей розыгрыша только к концу недели. Поэтому он так резко затормозил: интуитивно.
  У киоска, заглушив машину, взял барсетку, подошел к окошечку. Достал билет из отдельного кармашка, постучал в окошко и, поздоровавшись, подал билет. Киоскерша билет взяла, достала таблицы выигрышей, развернула билет, пробежала глазами. Рот у нее открылся, как у рыбы на берегу, глаза смотрели в одну точку. Антон не выдержал.
– Ну, что там? – спросил он.
Киоскерша икнула и выдавила:
– Вы… вы..выиграл, про… проздравляю.
Киоскерша была пенсионеркой, и сумма выигрыша её ошеломила настолько, что она даже буквы в словах начала путать.
– Сколько? – прохрипел Антон, во рту пересохло, язык стал толстым и шершавым.
Мысли в голове роились, как пчелы. В глазах потемнело, мелькали искорки, горели светлячки разноцветные. Антон подумал: «Не упасть бы в обморок, а то билет потом не найдешь». Немного придя в себя, он переспросил:
– Ну, что там?
  Киоскерша достала большой носовой платок, вытерла лицо, звучно высморкалась и молвила:
– Девятьсот шестьдесят тысяч сто пятьдесят рублей.
У Антона мелькнула странная мысль: «Заберу деньги, а сто пятьдесят ей на чай оставлю».
Он выпрямился, огляделся вокруг и тут же, словно его ударило током, согнулся, сунув голову в окошечко. Он испугался того, чтобы киоскерша не подменила билет.
– Давай, – проговорил он.
Киоскерша испуганно глядела на его белое лицо.
– Чего давай? – испугалась она.
– Чего, чего? Билет давай мой, который выиграл.
– А, ну конечно, – очнулась киоскерша.  – Только надо зарегистрировать. Паспорт есть?
– Есть и паспорт, и права, и доверенность, – почему-то бормотал Антон.
 
  Его охватила эйфория. Мысли лихорадочно набегали одна на другую.
« Компьютер новый дочке куплю и мобильник. Да и на ноутбук хватит», – мелькало в голове.
Руки тряслись, он пытался достать документы, не отрывая взгляда от билета, лежащего на столике перед киоскершей, он все ещё не доверял ей.
– Какой на хрен, компьютер? Да это ж и на квартиру новую хватит и на машину. О! На курорт в Анталию съезжу. Нет, лучше на Канары или в Египет – бормотал Антон.
Наконец, трясущимися руками он достал паспорт. На кой черт ей права и доверенность, она же не гибэдэдэшник. Плюнул в сторону, матернулся в полголоса, да это ж я всё попутал, ей паспорт для регистрации билета нужен. И подал паспорт в окошечко.

                IV

  В этот день Лида не работала. График у неё был: два через два, два дня работает, два отдыхает. Поэтому у них с Толиком и была договоренность на этот день. Дочка ушла в школу, Антон – на работе. К десяти часам, заверещал мобильник. «Это Толик», – подумала Лида. Взяла телефон, включила, посмотрела на экран, да это был он. Договорились встретиться через полчаса недалеко от дома. Перед свиданиями Лида никогда не красилась, понимала: зачем макияж, всё равно его придется стирать перед «актом любви». Поэтому она не «парилась». Оделась по-быстрому, почистила зубы и выскочила из дома. Зайдя за угол соседнего дома, она увидела машину Толика, подошла. Села, сказала.
– Привет, ну что вперед!
Толик включил скорость, погладил её колено, сказав:
– Привет, привет, а я соскучился.
И они поехали за город. В принципе можно было снять квартиру на час или два, а то и больше, но они любили природу. Секс на природе – это же свобода: ни стены на тебя не давят, ни боязнь, что тебя могут снять скрытой камерой. В общем, благодать была для них, только на природе.
 
Лида вела себя как обычно, но что-то тревожное было в её действиях. Какая-то торопливость. А Толик привык к другой Лиде. Поэтому он спросил после акта любви:
– Случилось что?
Лида, глядя открыто ему в глаза, заявила:
– Толь, я наверно разведусь, не могу больше с ним.
– Чего это, я не понял? – откликнулся Анатолий.
– Да, понимаешь, какой он мужик, деньги, что зарабатывает, едва хватает на продукты. Да на машину тратит, она  старая – всё ремонтирует. А трахаться? Трахаться мне и тебя хватает, а с ним так по обязанности, – продолжила Лида.
– Ну, знаешь, тут я тебе не советчик. Только  как ты одна дочку поднимать будешь? – сказал Анатолий.
– Поздно, – откликнулась через минуту Лида. – Она уже вышла из-под контроля, считает себя взрослой. Завидует старшим подругам, говорит, они проституцией больше зарабатывают за месяц, чем их родители.
– Да дела-а-а… – протянул Анатолий, у него у самого было две дочки. Но они уже проскочили этот жизненный период, потому что и Анатолий был старше Лиды, и его дочки уже взрослые, и замужем. (Младшей восемнадцать, учится заочно, старшей  – 22, уже замужем и отучилась).

Лида продолжала:
– Вчера вернулись с отдыха, она ревет дома одна. Спрашиваю в чем дело, вот она мне всё и выдала. Оказывается, парень с кем она уже месяц встречается, хотел от нее секса, а она не решилась, первый раз все-таки. А он психанул, обозвал её и нас нищетой и ушел.
– Да, чепуха, молодые помирятся, – молвил Толя.
– Вот этого я и боюсь, – призналась Лида. – Помирятся, он ей даст денег, сделает своё дело. А вдруг потом начнет её предлагать друзьям за деньги, знаешь это сейчас  сплошь и рядом. Так и втянет в проституцию, – всхлипнула Лида.
– Да, не волнуйся ты так, еще ведь ничего не произошло. И с чего ты решила, что нужно разводиться, из-за этого что ль, – проговорил Анатолий.
Толя, миленький, – погладила его по щеке рукой Лида, – да он же ничего не делает для того, чтобы изменить, что-то в жизни. Сидит на этой сраной должности, за пять тысяч и молчит в тряпочку, его всё устраивает, – говорила Лида.
– А что делать? Если он такой человек, ну не может деньги делать, зато не пьющий, – продолжил Анатолий. Его уже сверлила навязчивая мысль: «Баба-то хороша, как любовница, но содержать её, да еще её дочку он был не готов. Да и на фига ему эти проблемы  своих,  коммерческих хватает. С ней он хотел только одного: отдыхать телом хотя бы, если не душой. И он задумался.
 
  Лида заметила это. И тут у неё мелькнула мысль, от которой она даже вздрогнула. Анатолий внимательно посмотрел на неё.
– Ты чего? – спросил он Лиду.
– Толь, ты только не подумай, что я дура чокнутая. Я же простая баба. Я ж девушкой была, была такой же, как Маша. В её возрасте только и мечтала потрахаться, да не, а бы с кем, а с солидным мужчиной.. Да, да, вот в то время нашелся бы смелый мужик, сломал бы мне целку по умному, ласково. Было б здорово. А что получилось: по пьяной лавочке, на отдыхе на природе пристроился один "шибзик". Я и отдалась. Надоело, хотела попробовать, вот и попробовала. Ничего не поняла, что-то кольнуло внизу живота и всё. Наутро проснулась вся такая гордая: я женщина, я женщина. Я сделала это. И что, как глянула на того, кто это сделал, чуть не вырвало. Чуть не последнее «чучмо» в нашей компании. Одно только и спасло, мало что помнила. Бухая была. Это потом, уже парни нормальные поняли, что я доступная и стали со мной встречаться. А знаешь, что мне в голову пришло? – спросила Лида.
– Ну? – недоумевал Анатолий.
Лида, смущаясь, продолжила.
– Толь, а не мог бы ты, ну как сказать-то?
– Как есть, так и говори, чего хочешь-то – денег надо, что ли, – подумал Анатолий.
Лида уловила его беспокойство.
– Толь, ты только не волнуйся, я может, покажусь дурой. Ой, не знаю, как выразиться. В общем, может, мне познакомить… тебя, познакомить, – мямлила Лида, – с Машей.
– Чо это, зачем? – всполошился Толик.
У него закрались подозрения:  «Что это она о разводе, о своей молодости, теперь вот о дочке. Замуж что ли за меня хочет. Ни фига себе».
– Толя, ты не волнуйся, – продолжала Лида. – Замуж за тебя я не хочу, у тебя семья, зачем мне это. Я, о другом, – и опять прикусила язык.
– Странно, – терялся в догадках Толик. – Чего она хочет-то.
После акта любви он был расслаблен. Думать ни о чем не хотелось. Он лежал на откинутом сиденье и отдыхал. В этот раз они даже из машины не выходили.
– Толя слушай, – решилась Лида. – Может, ты станешь первым мужчиной моей Машки.
Её ласковые руки гладили его живот и волосатый лобок. Он вздрогнул и ощутил вдруг, как член его медленно стал напрягаться. Лида это заметила и запустила руку в трусы.
– Не понял? – пробормотал Толик.
– А что тут непонятного, – проговорила Лида, гладя его член. – Будь первым мужчиной моей дочери.
– Ты думаешь, что говоришь, – проворчал Анатолий.
– Думаю, думаю, – быстро заговорила Лида, выдернув руку из трусов Толика. – Я мать, я вижу, как она смотрит на мужиков, а как на пацанов.
– Как? – перебил Толик.
– А так, – продолжала Лида, – она пацанов презирает и боится. Она же мне рассказывает: кто-то слюнтяй, кто-то  наркотой балуется, травкой, кто-то уже пьет много.  Посмотри уже и «голубых» хватает, вообще на девчонок не смотрят. Вот, – выпалила Лида и прижалась к Толику, – а ты ласковый, ты добрый. Так пусть уже лучше с тобой, чем с кем попало, как я, по-пьянке.
– Ладно, поедем время уже, – спохватился Толя.
– Толя, ты подумай, я не тороплю, но думай быстрей а, то она влетит  это точно, – бубнила Лида, заглядывая ему в глаза.
Толя не знал, что ответить. К такому повороту событий он был не готов. Даже не предполагал. У него были юные «нимфетки-конфетки», как он их называл, но они уже были тертыми шлюхами, хоть и было им по пятнадцать лет. А тут тихоня, да еще четырнадцать лет, а это статья.
"Хотя, – размышлял он, – мамаша просит. А вдруг они на крючок меня ловят. Чёрт вот так дела. Странно всё это", – так думал Анатолий, пока они ехали в город.

                V
      
    Был теплый летний день. Один из тех, когда не жарко, градусов двадцать. После прошедшего дождя деревья выглядели зелеными красавцами, тополя шелестели изумрудной листвой. Небо было голубым, голубым, хотя солнце и было уже в зените. На горизонте еще виднелись тучи, напоминая о прошедшей грозе.
Легкий ветерок коснулся лица Маши, когда она выскочила из подъезда. На ней была короткая маечка «топик», шорты, красные носочки и белые кроссовки. Выглядела она в свои четырнадцать с половиной супер. Не один мужчина уже провожал её взглядом.
Но когда она одевалась дома, перед выходом на улицу у зеркала, ей было обидно. Обидно за старые кроссовки, обидно, что у неё странный, не новый «топик», за чуть вылинявшие носки, за старый мобильник и сумочку, куда она его положила. Настроение портилось и уже не очень-то хотелось на улицу. А кто в её возрасте не хочет выглядеть королевой  или хотя бы принцессой. В такие моменты она присаживалась на тумбочку трюмо и задумывалась, правда ненадолго.

  А задумывалась она о том, что: вот нашелся бы нормальный мужчина, кому можно было бы продать свою невинность. Она понимала, рано или поздно с ней придется расстаться. У неё с мамой были разговоры на эту тему. Мама рассказала, как она лишилась невинности. Поэтому у Маши сложилось стойкое отвращение с «чухоносам», как она называла парней, не знавших кроме пива и сигарет, больше ничего.
 
  Ей грезились романтические вечера: со свечами, шампанским  и непременно розами на столе. Поцелуй и объятья, рыцарские обещания и поступки. Но тут же ей казалось, что лучше ужин в ресторане, танго под томную музыку, она безвольная в его сильных руках и он, танцуя, ведет, ведет её и вот они уже у дверей номера, вот он её мужчина сильный, красивый, серьезный, в годах, лет на двадцать старше её, заводит в номер, где стоит шикарная кровать с шелковым бельем, почему-то непременно бордовым цветом. И он ласково и нежно кладет её на это великолепие… Что будет дальше, она не думала, потому что не знала, КАК ЭТО происходит.

  Но как только хлопала дверь подъезда, грёзы улетучивались, она вставала и шла на улицу погулять. Предварительно позвонив подружке Элке.
Элка была колоритной фигурой. Широкий рот, полные губы, нос картошкой, круглое лицо, маленькие чуть не свинячьи глазки. Но… за полостью рта, она следила с фанатизмом. Зубы у неё были удивительно белые, и улыбка ослепляющей. Когда она улыбалась, казалось, вокруг всё расцветает. Лицо становилось милым и привлекательным. Сразу куда исчезали все недостатки её полной, почти без талии фигуры. Если бы не её шикарная грудь (иногда в порыве нежности к себе она, встряхивая груди ладошками, смеялась – смотри какие у меня шикарные «зайки», ни один мужик не устоит) то, казалось бы, она просто бочонком.
Элка переспала уже с кучей мальчишек, называя их почему-то «пискунами». Маша как-то пыталась выяснить это у неё. Она ответила так:
– Пискуны они и есть пискуны. Когда получают от секса удовольствие, аж пищат. А еще? Ну что у них там, в штанах?.. писюны, – так отвечала она подругам, донимавшим её расспросами. Недавно она познакомилась, как она говорила с настоящим мужиком.
Ему было двадцать семь лет, и он месяц назад развелся. Элка была безумно довольна, что наконец-то и на неё обратил внимание настоящий мужик, а не сопливый обкуренный пацан. А главное у него была «тачка». Элка не разбиралась, какая-то «япошка», а звучало гордо иномарка. Поэтому Элка иногда чувствовала себя, чуть ли не интердевочкой. Этой толстой дурехе было чуть больше семнадцати лет.

  С Машей она познакомились на танц-поле. Оказалось, что живут в соседних домах и домой ушли вместе, с тех пор и дружат. Элка своей болтовней о мальчишках, как бы вводила Машу в мир сексуальных отношений. А так как у Элки всегда были какие-то карманные деньги, она понимала, что за секс с ней, ей же дают денежку. Маша пыталась поговорить с Элкой о том, что это вроде как нехорошо проституцией попахивает. На что Элка философски отвечала:
– Ты что, дура, а где ты видела секс без оплаты. Вон в семьях, что происходит? Если мужик не будет домой деньги носить и отдавать жене, разве она допустит до своего тела такого мужика? Нет конечно. А почему я должна спать бесплатно? Глупости. На то и мужики, пусть платят.
Маша пыталась возразить:
– Ну, ты же с кем-то, с первым, не за деньги же? У тебя ж любовь, наверно, была?
Ну, тут же услышала такое:
– Какая к черту любовь. Пива обпузырились в подвале, на старых матрасах уснули. Чувствую, кто-то елозит по мне, придавил аж, чуть не задыхаюсь. Я как двину. Он отлетел. Потом опять руку в трусы запускает, я молчу. Интересно стало. Отвернулась, легла на бок. Чувствую, снимает. Думаю, давай, давай, щас как пиз…ну. А самой спать захотелось,  что-то как начала зевать, не пойму. Он мне туда толкает, а я зеваю и всё. Зеваю и всё. Вот так и прозевала. Ничего не поняла, а оказалось я уже и не целка. Только и поняла, что это Колька, сосед, он в параллельном классе учится.
– Сколько ж тебе лет, было? – спросила Маша.
– Да, так же вот как тебе сейчас. Почти пятнадцать.
– Ну и что дальше то? – снова спросила Маша.
– Что, что? Он гад в тихую растрепал всем друзьям, ну и они меня стали в подвале пивом накачивать. Сначала я как-то пыталась сопротивляться. Потом махнула рукой. Привыкла, что один, что трое подряд, какая разница.
– А Васька? С которым ты сейчас встречаешься? – опять спросила Маша.
– А что, Васька? Ему женщина нужна, он в разводе. Какая ему разница, мне платить или проституток покупать, – Элка хмыкнула. – Пусть лучше мне.
– Ё-моё, – воскликнула Маша, ну ты ж тогда проститутка, получается?
– Вот ты докопалась, а тебе что надо. Ты что хочешь понять, дура. Живи как есть и всё. Есть мужик, хочет трахаться. Есть я, могу ему предоставить это удовольствие, пусть платит. Всё! – вспылила Элка.
Они сидели на лавочке возле её дома. Элка помолчав, молвила.
– Ладно, не парься. Пойдем в сквер, курить хочется, там покурим.
Элка по натуре была добродушной и не вспыльчивой девахой. Вскоре они уже сидели на лавочке в сквере. Элка курила, Маша еще не привыкла, хотя пробовала несколько раз, было противно, тошнило.

  Подходили знакомые, кто-то приносил пиво, угощали. Выпивали, уходили, приходили другие. Некоторые из пацанов пытались заигрывать с Элкой, склонить её к сексу. Она была непреклонна, чем немало удивляла бывших поклонников и они уходили в недоумении.
Элка после непродолжительного молчания, молвила:
– Васька в командировке, скучно. Уехал дома строить. В Остроугловский района. Приедет, может только через месяц, – с грустью молвила Элка. – Там пожар был сильный, слыхала?
– Да, – ответила Маша и вспомнила. – Слушай,  я забыла, ёлы-палы. Мои предки наверно разведутся.
– Да, ты чо? А что так, чо им не хватает-то, – вспыхнула Элка. – Я думала у вас всё ништяк дома.
– Какое там, – откликнулась Маша. – Папанька денег мало приносит. Мы  уж вон пообносились, всё старое. Мамка пилит, пилит, грозит, что на развод подаст. Если уже  не подала, она мне не докладывала. Я видела, у неё хахаль появился. Может давно, не знаю, случайно их в машине видела, тачка крутая – джип «японец». Наверно, богатенький Буратино.
– О, слушай, – заволновалась Элка. – Раз он богатый, значит, наверняка девочек любит.
– Ты чего? – не поняла Маша.
– Чего, чего, пойдем отсюда, здесь не поговоришь. Пойдем на крышу, там нас никто не достанет, – взволновалась Элка.

  Квартира, в которой жила Элка с родителями находилась на пятом этаже. Тут же на лестничной площадке был люк на крышу. Он запирался на замок, но ключ был в Элкиной квартире, на всякий случай из управляющей компании оставили или забыли, Элка не знала. Обнаружила его случайно в прихожей, на нем была бирка: от чердака. Иногда они с Машей вечерами лазили на крышу полюбоваться вечерним городом и покурить.
  На крыше Элка изложили свой план. Выглядело это так: Маша как бы случайно знакомится с хахалем её мамаши. Строит глазки, завлекает, увлекает (Элка сказала, научит как), записывает его ухаживания, приставания (Элка была уверена, что он будет приставать) на диктофон. Потом они предъявляют ему и шантажируют. План был не то, чтобы абсурдным, но глупым точно. Однако Элку это не смущало. Она много раз слышала в новостных программах нечто подобное. И решила с помощью подружки срубить бабки с «буратино».
– Подожди, – всколыхнулась Маша. – А если он меня трахнет, ну изнасилует.
– Здорово, так это ж здорово, – чуть не закричала Элка. – Тебе что, всю жизнь девкой ходить, тебе пятнадцать лет, на тебя мужики заглядываются, я ж вижу. Если б ты выпивала, давно бы уж трахнули где-нибудь. А ты ж у нас бережливая, себя бережешь. Ну, так делай по-умному. Пока какой-нибудь «халдей» не пристроился (она не знала, кто такой «халдей», но ей было наплевать, само слово нравилось). А сейчас можно «целяк» продать или на него поймать лоха и развести его на бабки. Ну, ты ж не будешь шуметь: «купите мою целку, купите мою целку». Так что давай, будем по-другому. Согласна?
Маша была в смятении. Этим планом Элка огорошила её. Она вспомнила, как мамаша её намекала, что пора бы уже и парня завести и желательно богатого, ну или хотя бы не жадного на деньги, умеющего их делать.

  Почему-то в современном обществе сложилось впечатление, что деньги непременно нужно делать, не зарабатывать, а делать. А как, мало кто себе представлял.
  Легкий ветерок трепал волосы Маши. Элка курила, возбуждение от плана постепенно стало проходить. Они сидели на кирпичной кладке, ограждающей выход вентиляции, и молчали. Необъяснимой силой надвигался вечер. Кое-где в городе зажглись огоньки электрических ламп. Засветилась реклама над входами в магазины и кафешки. Солнце село. Было еще достаточно светло, но чувствовалось еще полчаса и стемнеет. Потянул прохладный ветерок. Топик тепла не придавал. Маша поежилась. Сказала:
– Пойдем что ли? – как спросила.
– Пойдем, – буркнула Элка. – Ты обмозгуй, обсоси это дело. Может, что у нас и выгорит.
Она не отделяла себя и считала, что это их совместный план. И была почти уверена в том, что Маша согласится.
Они не могли знать по своей молодости то, что жизнь иногда преподносит такие сюрпризы…

                VI

  Подъехав к дому, Антон оставил машину у подъезда. Зашел в дом, в почтовом ящике лежали газеты. Достав газеты, увидел бланк. Это была повестка в суд на завтрашний день.
– Черт, это ж на развод, – подумал Антон.
Он стоял в подъезде и тупо смотрел на повестку. Обедать расхотелось. Вернее он не хотел никого видеть. Он думал лихорадочно. Что делать? Вышел, сел в машину, машинально завел, поехал тихонько от дома. Отъехав на порядочное расстояние, свернул в какой-то двор. Остановился. Откинулся на сиденье и задумался. Мысли опережали одна  другую, никакого стройного плана не вырисовывалось. Хлынул сильный летний ливень. Высунул руку в окошко, намочил её  под дождем, обтер лицо. Стало немного легче. В мыслях что-то прояснилось. Мелькнула, как ему показалось, дельная мысль. Не делиться выигрышем. Он поехал на работу и до самого вечера думал, как это ему устроить. Ему хотелось наказать Лидку, но в то же время, было жалко дочь. Вскоре он пришел к выводу и принял решение – не делится!
– Дочь уже взрослая, а Лидке пусть будет в наказание, пусть разводится, я дам развод, – думал он. – Выигрыш все равно получать через месяц. С разводом утрясется, а там видно будет. Машину заберу, а остальное всё, что есть в квартире, оставлю. Пока сниму квартиру, а там видно будет. Продам машину, съезжу куда-нибудь за границу, а потом умотаю в другой город, да хоть в Заринск, так друг живет. Нет нельзя, о выигрыше проболтаюсь еще, дойдет до Лидки. Черт куда умотать, – думал Антон. – Ладно, завтра развод, потом по ходу видно будет.

  Развод прошел как-то буднично. Единственно, что насторожило Антона, Лида, увидев, как у него блестят глаза, спросила:
–Ты что доволен?
На что Антон ответил:
– Так это ты должна быть довольна, ты же заявление подавала.
Лида отвернувшись, замолчала. Вышли на улицу. Антон быстро сел в машину и поехал. Его сверлило: что дальше? Увольняться? Рано. А может заявление подать, пока туда-сюда, проверка билета пройдет, как раз и уволюсь. Нет, надо уволиться раньше, получить расчет, уехать в Барнаул и там ждать получение выигрыша в головном офисе. Денег пока хватит квартиру снять и на питание. Если что машину скину по дешевке, чтоб быстрей. Нет, нельзя, заподозрят. А в чем? Чёрт, голову сломать можно. Что э это такое, – думал Антон. – Так, спокойно. Машину продаю и в Барнаул или в Заринск, как будто на работу, или лучше в Новосибирск, там затеряться легче. Надо прикинуть: штук двадцать получу при расчете, машину минимум за пятьдесят отдам. Итого семьдесят, штук десять оставлю дочке. Мне хватит, – решил он. И поехал на работу писать заявление.

  Заехал по пути в филиал лотерейной компании, заявил, что с билетом сам поедет в Барнаул в головной офис. Умоляюще глядя, попросил, чтобы молчали о крупном выигрыше в городе. Ему ответили, что по закону не имеют право разглашать, кто, сколько и когда выиграл. Он успокоился.
  На работе договорился о расчете быстро, в течение двух дней получил расчет. Через неделю продал машину, дал денег дочери. Сдал ключи хозяйке, квартиру он снимал на неделю и уехал в Барнаул.

                VII

  Лида была выходная. Убирала в квартире, пылесосила, в машину-автомат забросила белье. Машинально готовила обед, думая – кому? Дочь в школе поест. А сама? Самой ничего не хотелось. Она была поражена: почему с такой легкостью пошел на развод Антон. Никакого сопротивления с его стороны не было. Жили, жили, вдруг раз и уже чужие люди. Как же это так, – думала Лида. – Почему так получается. Оказалось, нет никаких ниточек, которые трудно было бы разорвать – нет? Странно. Как же так отовсюду и от родителей и в школе только и слышно: семья, семья. Семья – это главное, что есть в жизни человека. А может, у нас и не было никакой семьи? А может мы и жили просто так, чтобы не трахаться с кем попало, как в юношеские годы? Только для того и нужна была семья? Чтобы был один половой партнер? А как же духовность? Значит, мы и жили вместе только для того, чтобы было с кем трахаться, когда захочется? А ребенка завели только потому, что так природой заложено. – Лида удивилась: она никогда так не думала. – Что же получается? Для того, чтобы осознать прошлое, нужно что-то порвать, изменить в настоящем? Ерунда какая-то, – думала Лида. – А если бы я бросила Толика, изменились бы или нет отношения с Антоном. Да ну к черту, он и до Толика ничего во мне не вызывал. Разве только в постели с ним хорошо было. Поэтому и пошла за него.
 
  И все-таки ей было отчего-то грустно. Она не испытывала облегчения после развода. Получалось: никакой тяжести семейной жизни не было. Зачем тогда разводилась. И всё-таки что-то было? Лида никогда не занималась самоанализом. Она считала, что уделом каких-то высоколобых особ. А тут что-то потянуло на это копание в себе и в своей, теперь уже бывшей, как она считала, семейной жизни.

  Её можно было понять. Она не знала, что такое одиночество. А именно  в нем, в одиночестве, человек начинает задумываться, когда ощутит его холодное дыхание. Холодная постель, холодный обед, пустая, кажущаяся холодной квартира. И ты одна слоняешься из угла в угол. И в душе холод от одиночества.

  Позвонила Толику. Он был в Барнауле по делам. Сказал, что соскучился, приедет, позвонит. Переделав домашние дела, ждала Машу. Вечерело, Маши не было. Набрала номер мобильного Маши: «абонент не доступен», – ответили.

  Прошла почти неделя после развода и как ушел Антон. Два дня Маша вообще не разговаривала, запиралась в своей комнате, врубала музыку, одевала наушники и не откликалась. Или одевалась в своей комнате, быстро проходила коридор и выскакивала в подъезд и на улицу. Лиде было обидно и не понятно: почему дочь до развода, шедшая на откровенные разговоры, теперь просто игнорирует её. Как будто её нет. А её в эти дни так хотелось услышать слова, если не поддержки, то хотя бы участия.

  На работе допустила несколько ошибок на кассе, получила предупреждение и выговор от директрисы. Давно у неё не было такого провала в жизни. Какая-то черная полоса наступила. Единственной отдушиной оказались встречи с Толиком. Но отдыхать на озеро с шашлыками он её никогда не приглашал. И она уже начала ностальгировать об их с Антоном вылазках на природу. Иногда в порыве жалости к себе думала:
– Может всё-таки зря развелась. Дура. Можно было и так жить и с Толиком встречаться. А как теперь с Машкой поговорить, чтобы она с Толиком переспала? Нет, это нереально! Что же делать? Что делать?
  И тут ей пришла, как ей показалось, спасительная мысль:
«Нужно организовать совместный пикник. Вылазку на природу с Толиком и Машку взять с собой».

  Но тут, же сникла, а как её уговорить, если она и разговаривать не хочет. И снова мысли:
  «А может  ей новый монитор купить. Может от этого она растает и согласится на поездку?».
  Лида уже несколько дней не заглядывала в комнату к дочери. Она не могла знать, что монитор уже стоит новый. Как только Антон дал деньги Маше, она туту же купила монитор. Подключить провода для неё не составило труда, и теперь ловила кайф от качественной картинки. Старый телефон сдали с Элкой перекупщикам на рынке, добавила остатки и купила себе новый «сотик», как она выражалась.  Жизнь налаживалась, как она считала. Но с матерью на контакт не шла. Поэтому Лида ничего не знала о делах Маши.

  Больше ничего путного Лида придумать не могла. Но жизнь иногда сама всё расставляет по своим местам и только по, ей, жизни, известным законам. Ведь доказано: мысль материальна и если человек очень сильно чего-то хочет, то и сбудется. Поэтому нужно не только жить правильно, но и думать. А то, что ж получается, живешь вроде правильно, не пьешь, семья есть, жена, дети, квартира или дом, в доме вроде достаток. Живи, радуйся. Так нет, приходят почему-то мысли какие-то крамольные. Хочется любовника или любовницу, хочется больше денег, хочется того, другого. И всё, человек сам разрушает, то, что создал. А это, от не умения жить по средствам. По средствам отпущенных человеку жизнью, судьбой. Богом если хотите. Недаром же говорится: «За что боролись, на то и напоролись».
То, что произошло дальше, подтверждает вышеизложенное.

                VIII
 
Анатолий Краснов уладил свои бизнес дела. Дома был порядок, его жена бухгалтер небольшого муниципального предприятия, всегда всё держала в «ажуре». И  магазинный «дебет-кредит» и дома всегда чистота и порядок. И с сексом у них всё классически в порядке. Живи и радуйся. Да вот только тот самый «бесёнок» то и не дает человеку спокойно жить. Всё чего-то хочется человеку. Вот и Анатолий от жизни бегал налево. Потому что в семье было всё «право», т. е. правильно.
 Утром следующего по приезду дня, он восстановившись, решил сделать Лидусе сюрприз. Предварительно не позвонив, поехал к её дому. Свернув в проулок, ехал мимо железных гаражей, стоящих за домом. Выезжая из-за гаражей к дому, где жила Лида, он увидел девушку. В обтягивающей фигурку маечке, джинсах и кроссовках с сумочкой в руку, она приближалась. Он невольно нажал тормоз. Вот она уже поравнялась с капотом, вот уже у двери, окно было открыто. Он неожиданно для себя брякнул:
– Стоп!
  Девушка от неожиданности запнулась, и удивленно глянув на Толика, остановилась. Они в упор смотрели друг на друга, их разделяло каких-то полметра.
– Что? – наконец спросила девушка.
  А это была Маша. Она шла и думала о своём. Она не обращала внимания, что за машина вывернула из-за гаражей. Шла, глядя себе под ноги. И друг: «Стоп». Она опешила. Когда подняла глаза, что-то смутно знакомое было перед ней. И тут она врубилась: «Это ж машина мамашиного любовника», она с удивлением глядела на Толика.
– Что, что? – вопросом на вопрос ответил Толик.
– Вы что-то хотели спросить? – забормотала Маша, оглядываясь по сторонам.
  В голове вдруг мелькнула мысль, а если мамаша увидит их, хотя чего ей было бояться. Но она почему-то не хотела, чтобы мамаша её видела рядом с машиной Толика, тем более разговаривающей с ним.
Анатолий тоже как-то растерялся, сглотнув слюну, он молвил:
– А ты кто? – вопрос прозвучал по-дурацки.
Машу же вопрос вообще вывел из себя.
– Конь в пальто, – ответила она и пошла дальше.
Пока Анатолий разворачивался на площадке перед домом, девушка скрылась за соседней пятиэтажкой.
– Черт, куда она делась? – Толик тихонько ехал и смотрел по сторонам.

  Маша наблюдала из-за угла соседнего дома. Она хотела увидеть, как мать будет садиться в машину и снять это на камеру мобильника. Однако она увидела только одного Толика в машине.
– Странно, – подумала она. – А мамаша где?
И тут она догадалась: «Елы-палы, он же меня высматривает», – и испугалась, чего-то сама, не зная чего. Хотя это был даже не испуг. Просто где-то внизу живота похолодело и ноги стали ватными. «Ни фига себе», – снова подумала она.

  Тут кровь прилила к её ногам, в животе тоже стало тепло. Появилась какая-то уверенность. Она еще не понимала, но в подсознанье уже вырисовывалось что-то реальное. Наконец мысль сформировалась: «Нужно выйти, а дальше будь, что будет». И она вышла из-за дома
  Анатолий увидел её в зеркало заднего вида и улыбнулся, подумав: «В прятки играть вздумала. Знаем мы эти женские штучки. Раз вышла, значит, хочешь, чтоб тебя увидели, а значит, и в машину сядешь».
  Он остановил машину. Маша медленно приближалась. Как только она поравнялась с задней дверью, Анатолий её открыл перед самым носом Маши. Как бы приглашая, и сказал:
– Садись.
  И Маша села, сама не понимая почему. Анатолий протянул руку, захлопнул дверь, и машина резко рванула вперед. Через пятьсот метров, свернули на мост через р. Алей. Выскочив из города, машина понеслась с бешеной скоростью. Маша сидела сама не своя, вжавшись в заднее сиденье, и казалась маленьким испуганным котенком.
 
  Промчавшись по Змеиногорскому тракту километров десять, перед речкой Склюихой машина свернула в поле и вскоре остановилась на берегу. Заглушив мотор, Анатолий обнял руль обеими руками, положил на них голову, упершись подбородком, и задумался. Он не понимал, зачем он это сделал и пытался собраться с мыслями.
– Тебя как звать? Как твое имя? – поправился он. Вопрос прозвучал резко в наступившей тишине.
– Маша, – едва слышно прошептала девушка.
 
  И тут Анатолий всё понял: «Это  она. Это точно дочь Лиды. Надо же, как же так получилось? – всплыл вопрос. Он просто не знал, что дальше. «Неужели это Лида её подослала? Нет, нереально? Как-то всё спонтанно, странно произошло. Это ж видно без подготовки. А если всё же… нет, не может быть,… неужели так коварно, но она ж не глупая женщина. Знает, что я раскушу. Нет здесь что-то не так. На сценарий не похоже. Тогда что? Случайность? Ну что надо пообщаться, может, что и проясниться.
Анатолий открыл дверь со своей стороны, вышел из машины, обошел её, открыл дверь, где сидела девушка и предложил:
– Давай погуляем, поговорим.

  Маша осторожно вышла из машины и сделала несколько шагов к речке. Мягко захлопнулась дверь, но даже от этого тихого щелчка Маша вздрогнула. Было тихо, тихо. Из-за деревьев, растущих в алейской забоке, виднелась труба заводской ТЭЦ и кое-где корпуса высоток. Послышались голоса пичужек.  Речка Склюиха вообще холодная речка, потому, что питается подземными ключами. Но вода в ней замечательная, чистая, чистая, даже дно видно местами, там, где не заросло ряской. Высоко в небе звенел жаворонок.
– Скажи, – спросил Анатолий, – почему ты села в машину к незнакомому мужчине?
Маша улыбнулась, ей стало легко, и она заговорила откровенно.
– Мама рассказывала о Вас. Вы не злой человек.
– Что еще тебе мама рассказывала?
– Да ничего больше, теперь и я вижу какой Вы.
– И какой?
– Мне кажется, добрый.
– Ну, иногда приходиться притворяться и злым быть, иначе сожрут конкуренты и чиновники.
– А с близкими? Также притворяетесь?
– Ну, знаешь? Что это я должен перед тобой душу открывать?
– Вы первый начали расспрашивать.
 – А ты не проста, как я погляжу.
Маша улыбнулась и ответила:
–Я почему-то сразу почувствовала, что от Вас не исходит зло, и Вас не надо бояться.
– Ты поэтому села в машину и поехала за город со мной, – удивился Анатолий. – А если я маньяк, если я притворяюсь. И сделать могу всё, что угодно.
Маша вздохнула и ответила:
– А что Вы можете сделать? Изнасиловать, убить и в речку сбросить? – и тихо рассмеялась.
Анатолия это ошарашило.
– Да нет, ничего такого, – пробурчал он.
– Ну, вот видите, а чего тогда мне бояться.
– Да ты, что такая глупая. А если бы на моем месте оказался действительно маньяк, – чуть не вскричал Анатолий.
– Да ну, ерунда. Где они у нас в городе? Город-то маленький, все на виду, – сказала в ответ Маша. – Тем более я же знала, что Вы любовник мамы.
– У Вас такие откровенные отношения с мамой? – задал вопрос Анатолий.
– Ну, не то чтобы совсем. Я ж видела вас не один раз вместе. Ну… т.е. видела как мама садилась в машину и вы уезжали. Ясно ж куда, – ответила Маша.
– Но мы ж.
– И куда? – буркнул Анатолий.
– Ясно куда. Может и сюда, на это место, где мы сейчас.

  «Похоже девочка не глупа. Не современная пустышка. Мысли есть в голове. Интересненько и что дальше, – думал Анатолий. – Она ж дитё, младше моей дочки Лизки. Вот дурак, на фиг я выехал с ней за город. А куда было деваться? Не дай Бог видела в окно Лида, это ж пи…дец, скандал», – Анатолий заволновался.

  Маша заметила волнение Анатолия и кажется, поняла, в чем дело.
– Да не волнуйтесь Вы, мама ушла на пару часов, на работу. Что-то там начальство вызвало, в общем, позвонили, она быстренько побежала, –  внесла ясность Маша.
А почему она не позвонила, – только успел подумать Анатолий, как раздался звонок мобильного телефона. Звонила Лида.
– Алло Толик, ты, наверное, уже заждался? Извини, позвонили с работы, пришлось бежать, думала на пять минут, а вот задержали. Прости уже все, через пять минут выхожу. Если можешь, подъезжай к магазину в переулок кафешки, встретимся, пока, – выпалила Лида, и отключилась.

  «Вот дела и что дальше делать?» – вновь закружились мысли в голове – «Надо в город ехать», – решил он.
Раздался голос Маши:
– Это она?
Анатолий кивнул и буркнул:
– Садись, поехали.
– Куда? – с улыбкой спросила Маша
Анатолий дернулся.
– Куда, куда? Маме сдам на руки в целости и сохранности.
Маша странно улыбнулась и произнесла неожиданную фразу:
– А если я не хочу целости и сохранности?
Анатолий, будучи по натуре спокойным человеком неожиданно взорвался:
– Да, что ж это такое? Что мне с тобой трахаться что ли?
Маша туту же вставила:
– А почему бы и нет?
– Ты представляешь, что ты говоришь? – от неожиданности происходящего Анатолий даже сел на траву и теперь смотрел на Машу снизу вверх.
– А что я говорю? – откликнулась Маша и вдруг, сделав шаг к сидящему Анатолию, прижала его голову к своему животу.
 
  Анатолий вздрогнул, но остался сидеть. Запах молодого сильного тела пьянил его, голова вдруг сделалась пустой, мысли пропали. Появилось острое желание тут же обладать этим молодым, пахнущим свежестью, и как ему казалось парным молоком, телом. В голове вдруг появились картинки из юности. То вспомнились душные летние вечера, когда он тискался с девчонками на задних дворах в деревне. То вдруг обжигало свежестью морозного воздуха, и он не мог сделать вздоха, то вдруг наполнял грудь терпкий аромат черемухи, – из глаз Анатолия капнули слезы.
– Что ж ты со мной делаешь, девочка? Что ж ты делаешь?
– Ничего, – невинно возразила Маша.
– Ты ничего не понимаешь, – вздохнул Анатолий. – Поедем? – жалостливо прозвучал его вопрос, жалостливо и просящее. – Поедем? – вновь переспросил он.

  Машино лицо было розовое от наступившего волнения взгляд, устремленный вдаль, ничего не выражал. Мыслей не было. В голове сидело только одно: или сейчас или никогда. С неожиданной для неё силой она толкнула Анатолия. Он упал на спину.

  Всё это выглядело, как в дешевом эротическом фильме. Но кто об этом думает в эти минуты? Поколение (НХ-Т) знает всё уже почти с пеленок.
Анатолий пробормотал:
– Подожди, – и расстегнул шорты.
Через некоторое время они лежали на спинах. Маша глядела в синее, синее небо и её губы едва шевелясь, выдавали:
– Я женщина, я женщина, я женщина.
Анатолий, натянув шорты, лежал с закрытыми глазами умиротворенный, немного усталый  и опустошенный.

  Вдруг Маша засмеялась, Анатолий, удивленно повернув голову в её сторону, глянул на неё. Мелькнула мысль: «Истерика что ли? Еще этого не хватало».
А Маша смеялась и смеялась. Она вспомнила план Элки, как она хотела продать её. Машину невинность. Вот это её и рассмешило. Она села, хитро глянула на Анатолия, сказала:
– Потом расскажу. Поехали в город.
Анатолий встал, подал руку Маше, помог подняться.
– Как ты? – смущаясь, спросил Анатолий.
– Нормально, – одевая плавочки и шортики, ответила Маша.
Всё это время их никто не тревожил, телефоны не сговариваясь, они выключили.
В город Анатолий ехал очень медленно. Он обдумывал случившееся. Ему льстило, то, что он стал первым мужчиной у этой девочки. Пусть лучше так, чем так, как случилось с её мамой Лидой. И тут его оглушила одна мысль. Видимо она где-то сидела в подсознании. Он чувствовал: что-то не дает ему спокойствия. И тут он понял, что. Съехал на обочину, остановился и спросил:
– А ты не боишься залететь?
Маша, глядя прямо ему в глаза, ответила насмешливо.
– Не волнуйтесь дядя Толя, мне не двенадцать лет, хотя и они уже всё знают. Девчонки рассказывали: первый раз бывает по-разному. Можно залететь, а может, и нет. Но вы, же опытный мужчина. Я же чувствовала, как Вы всё сделали. Наверно будет всё нормально.
– Слушай не издевайся, хватит на Вы, – взмолился Анатолий.
– Ладно, дядя Толя, – улыбаясь, сказала Маша.
– Прекрати, ну, что ты: то Вы, то дядя. Просто Анатолий.
– Ладно, буду звать Анатолий, – улыбаясь, сказала Маша.
И они поехали в город. В гущу той причудливой жизни, в которой они выросли и живут.

                IX

  Антон прожил в Барнауле почти неделю, не выходя на улицу из снимаемой квартиры на проспекте Красноармейцев. Так в магазин за продуктами, да за носками, трусами и гигиеническими принадлежностями. Купил недорогой ноутбук и резался в игры. Время летело незаметно. Через несколько дней стало надоедать одному. Он привык к компаниям, т.е. он не представлял раньше, как это человек может жить один. Знакомства с женщинами он не заводил принципиально, опасаясь втянуться в отношения. Два раза вызывал по объявлению девочек легкого поведения, через час отправлял их восвояси и всё.

  Однажды гуляя недалеко от дома, где снимал квартиру, увидел вывеску «Игровые автоматы».
– Зайду, – решил Антон, – на часок.
В полутемном зале вдоль стен стояло с десяток игровых автоматов. Разменяв в кассе деньги, он присел к первому свободному аппарату.

  Антон спохватился, когда разменянные им купюры кончились. Глянул на часы. Почти два чала пролетели незаметно.  Выигрыша не было, да он и не сожалел. Главное «убить время», – подумал он, и пошел к выходу. Почти стемнело. Антон быстрым шагом дошел до дома, где снимал квартиру. Открыл ключом дверь, зашел в прихожую и остановился, что-то его насторожило, он замер. Через несколько секунд понял – тишина. Стояла зловещая тишина. Мотнул головой, будто хотел прогнать эту тишину, включил свет в прихожей, снял кроссовки, прошел в комнату, сел на диван. Постель он не убирал, тут же лежал ноутбук. Антон тупо уставился на него и вдруг сказал, обращаясь к ноутбуку:
– А ты паря, не такой, от тебя нет материального ожидания. Выиграть можно, но ты ж не выплатишь деньги. Н-да… – протянул Антон.

  Открыл ноутбук, поиграл немного. Азарта не было. Закрыл ноутбук, положил рядом на стул. Лег, закурил. Не докурив сигарету, встал, подошел к окну, распахнул. Вечер был душный. Докурил сигарету, щелчком выкинул её в окно. Он не понимал, но чувствовал, что-то с ним произошло. Он никак не мог расслабиться, он был напряжен, как пружина, как маленькая пружинка. Слегка дрожащими руками, он закурил ещё одну сигарету. Затянулся, немного расслабился.
– Чёрт, что такое? – подумал Антон, спать не хотелось. – Поиграю ещё, – решил он.
Сел на диван, ноутбук положил на колени, начал игру. Через час он уже с азартом стучал по кнопкам.

  Сколько прошло времени, он не знал. Затекшая нога, начала покалывать. Нажал паузу, потряс головой, прошелся по комнате. Сходил в туалет, решил: «хватить играть». Почистил зубы, и не глядя на часы, упал в постель. Ворочался долго, напряжение после игры проходило медленно. Уснул под утро.

  День был пасмурным. Антон проснулся в первом часу, в животе урчало. Он вспомнил, что даже не поужинал вечером. И тут же нахлынули ощущения игры, той игры – игры на автоматах. Он быстро соскочил с постели, сбегал в туалет, заскочил на кухню, включил эл. чайник  и в ванну. Принял душ, растерся полотенцем. Почувствовал себя бодро. Быстро сделал кофе, достал масло из холодильника, булочку из хлебницы. Перекусил, и в прихожую, быстро надел кроссовки, ветровку – и на улицу. Мыслей не было, всё делалось на автомате.
Перебежав проспект, свернул во дворы и увидел то, что хотел увидеть. Вывеска мигала и манила разноцветными огоньками. Антон зашел в зал, быстро дошел до кассы, на ходу доставая из кармана кошелек, он никак не поддавался. Наконец достал его, вывернув карман, он так и остался висеть, олицетворяя вывернутую на изнанку душу. Достав тысячную купюру, Антон тут же в кассе разменял на более мелкие, и пошел быстрым шагом к автоматам. Кассирша внимательно посмотрела ему вслед с едва уловимой улыбкой и кивнула администратору. Они понимали друг друга – это их клиент. Администратор куда-то удалился, через несколько минут появился с маленьким подносом и дымящейся чашечкой кофе, направился к Антону. Подойдя, молвил:
– Бонус от администрации, Ваш кофе.

  Антон машинально взял пластиковую чашечку с кофе, поставил рядом, кивнул головой и погрузился в виртуальный мир. Администратор удалился, улыбаясь.
О том, что деньги утекали, как вода, Антон не думал. Азарт захватил его волю. Он и  так жил в чужом городе затворником, а после того, как стал играть, вообще превратился в зомби. Деньги его были на карточке, остаток он проверял редко. Однажды, проверив, он обнаружил, что на карточке осталось двадцать с небольшим тысяч рублей.
  Уставившись на терминал, он повторно провел операцию. Действительно, из пятидесяти тысяч (за которые он продал машину) осталось двадцать тысяч. Вынув чек из терминала, Антон отошел, сел недалеко на лавочку и задумался. Задумался впервые, после того, как начал играть.

  «Ни хрена себе! Это что ж получается, после развода, я уже профукал, больше тридцати тысяч. Ни хрена себе!». Антон встал, снова сел, закурил. «Да куда ж они пропали, деньги-то. Ну, не мог же я столько проиграть. Не мог…»
  Антон не понимал простой вещи, а именно того, что он стал игроком. У него ещё появлялись проблески сознания реальности, как в данный момент. Но его уже увлекла в свои сети та сила, что зовется – виртуальным миром. Ему там было хорошо, он там был героем, он там был властелином, он там чувствовал себя всемогущим Богом. Он не понимал одного, того, что этого всемогущего Молоха нужно подкармливать и подкармливать финансами. Это многоголовая гидра, как пылесос очищала карманы  граждан от ненужного мусора в виде денег и тянула всё: от монет до купюр.

  Разум таким людей отключался автоматически при воспоминании о мелькании барабана, они становились аморфными роботами: купюра; купюроприемник (или монеты, монетоприемник – неважно) нажатие кнопок (или рычаг), мелькание барабана, эйфория от конечного выигрыша или разочарование проигрыша, только эмоции владели этими людьми, только эмоции. Реальность уплывала, куда-то растворялась, терялась в необъятном виртуальном мире. Даже выигрыш или проигрыш уже не мог остановить таких людей, азарт становился смыслом в тот момент, когда они играли. И кажется, если бы не режим работы игровых заведений и не момент окончания финансового потока из кармана игрока, его ничто более не сможет остановить. Но ласкающие слух слова:
– Приходите завтра, – были как бальзам на душу таким людям.
Антон пока не понимал этого. Он размышлял уже в другой плоскости. Ему уже подсказывал невидимый сатана: «Что ты волнуешься из-за такой мелочи. У тебя скоро будет почти миллион. Чего мелочишься, всё будет о кей! Ты даже на море, как мечтал, сможешь съездить». И казалось Антону, что этот кто-то так, добродушно ему улыбается и желает ему только добра.
 
  Антон успокоился и пошел туда, куда и подсказывал этот добродушный голос. Ноги сами повели его туда, где не надо было думать о будущем в реальном мире. Туда, где есть мир, где нет ни разводов, ни детей, ни семьи. Туда, где не надо думать о их содержании, т.е. туда – в мир Сатаны. В виртуальный мир.

                Х

  Вечером наконец-то Лида дозвонилась до Анатолия. Тихо сказала:
– Привет, ты что-то днем не отвечал? – спросила она.
Толик заюлил:
– Да знаешь эти торговые дела, то в один магазин товар из фирмы не завезли, то в другом разобраться нужно было, в общем закрутился.
Лида вздохнула и жалобно произнесла:
– Толик, не бросай меня, а?
Анатолий вздрогнул даже, таким жалобным был её голос. Он понял, как ей одиноко и поспешил успокоить.
– Лидуся, всё будет о’кей! Не раскисай!
Лида продолжила:
– Толик, а давай завтра съездим на озеро? Машку возьмем с собой. Ты ж еще с ней не знаком?
Если бы Лида видела, как покраснел в этот момент Анатолий, она бы сразу все поняла. Но он был далеко. Не дождавшись ответа, Лида переспросила:
– Ну, что согласен?
– В принципе да, – ответил Анатолий после минутного молчания. – Только мне нужно завтра с утра в одно место, согласую и всё.
Лида переспросила, оживленно:
– Так, что едем?
– Едем, едем, – ответил Анатолий. – Только ближе к обеду, часиков в одиннадцать.
– Ну, вот и хорошо, вот и хорошо, – обрадовалась Лида. – Я продукты возьму на троих. Правда с Машей нужно еще поговорить, – спохватилась она.
Анатолий сказал:
– Ладно, пока, – и отключился.
У него в голове уже жужжал рой пчёл-мыслей. Замелькали сотни вариантов поведения. Как с ними разговаривать? О чем? Нужно созвониться с Машей, что она думает по этому поводу? И т.д. и т.п. Вскоре он решил: «утро вечера мудренее» и поехал домой. Жил он в небольшом частном доме. Три комнаты и кухня, вполне устраивали его и жену, т.к. дочки жили отдельно. Каждой он купил квартиру, немного был недоволен зятьями. Но считал, что ума ещё наберутся. Вечером сидел задумчивый. Жена Людмила спросила:
– Случилось, что?
Анатолий быстро ответил:
– Нет, нет. Всё нормально, я ж звонил тебе. Товар не подвезли вовремя, всё уладил.
– Ну, молодец, ты ж у меня умничка, – и погладила его бедро.
Толик напрягся, глянул на Людмилу
– Ты чего? – спросил он.
– Да так, а ты что не хочешь? – намекнула Людмила.
– Да что-то устал сегодня, голова раскалывается, ну если хочешь, давай, – сказал Анатолий, прижимая Людмилу за плечи к себе.
Он знал, этот прием сработает. И точно, Людмила тихонечко отстранилась:
– Ладно, ладно, ишь шалунишка.
Анатолий парировал:
– А ты не возбуждай.
– Ладно, отдыхай, – поцеловала его в лысенку, вытерла ладошкой и пошла в спальню.

  Анатолий решил досмотреть сериал. Понимал, лучше отсидеться здесь, Людмила скоро уснет. Тогда и он под бочок ляжет. А утром ей некогда, да она и не любила секс поутру.
Анатолий смотрел сериал неосмысливая. Мысли крутились вокруг того обстоятельства, что сложится завтра. Вроде ещё можно было переиграть, найти или придумать причину и отказаться от поездки. Но он опасался, вдруг Лида что-то заподозрит: вроде того, что он не хочет больше с ней встречаться. А обрубать все концы он не хотел.

  В конце, концов, ничего не придумав, даже схематично, решил положиться на волю случая. И пошел спать. А зря. Слепых случайностей не бывает, всё предопределено, только не каждый человек может это понимать и чувствовать. Каждый так, называемый случай дается человеку, как испытание и как он из него выйдет: достойно или нет, это другое дело.
Утром жена встала раньше. Заботы женские, что поделаешь. Во-первых, нужно накраситься, а это как минимум полчаса, а то и час. Во-вторых, что-то приготовить на завтрак. Затем бежать на работу. Она может, и не работала бы уже, но этот проклятый трудовой стаж для пенсии нужно было выработать. Да и удобно было, иногда она брала беспроцентные кредиты для закупки товара. Начальство смотрело на это сквозь пальцы. А как иначе, все повязаны. В середине девяностых при бурном развитии этого проклятого всеми капитализма, каждый искал тихую гавань. Вот и начальник её, иногда отоваривался в их магазине, естественно не платил. Считая это как бы проценты за выданный кредит. Потом-то он, конечно, поднялся, но до сих пор остался, благодарен Людмиле.

  После того как хлопнула дверь, Анатолий поднялся, глянул в окно через штору. Увидел, как Людмила вышла со двора, и пошел в туалет. Дом он благоустроил лет пять назад. Туалет, ванна, горячая вода (водонагреватель) были в доме. Умылся, побрился, позавтракал: Людмила на столе оставила. Вышел во двор, пошел в гараж. Выгнал машину со двора, вернулся, всё закрыл: дом, гараж, ворота, калитку. Подергал – на замке. Сел в машину, отъехал от дома. Позвонил Лиде, сказал:
– Через полтора часа заеду за вами.
И поехал на оптовые склады. Через час перезвонил, сказал:
– Лидок подъезжаю, выходите.
  Накануне вечером Лида еле-еле дождалась Машу. Ей не терпелось рассказать о том, что они поедут отдыхать на озеро втроем. Было немного страшновато: как отреагирует Маша на это. Реакция Маши была необычной, не то чтобы безразличной, но и не восторженной. С не скрываемым любопытством она переспросила:
–  С кем это поедем? – и уставилась, глядя исподлобья на мать.
Лида, помявшись, нашлась:
– Так с одним знакомым. Хорошим знакомым, по имени Анатолий.
– Ну, ну, – буркнула Маша и упорхнула в комнату, щелкнула защелка.
Лида, подойдя к двери, громко спросила:
– Ты поедешь?
В ответ услышала:
– Посмотрим, – и включила громкую музыку.


  Маша, запершись в комнате и включив громко музыку, плакала, уткнувшись в подушку. Поделиться о прошедших и предстоящих событиях было не с кем. Элка уехала к бабушке в деревню, а по телефону не поговоришь – дорого, да и как? Нужен был живой человек рядом, и не просто, а бы кто, а тот, кому можно было бы довериться. Но Элки не было, а остальных девчонок она в расчет не брала, так знакомые.

  Наплакавшись, встала, быстренько сходила в туалет, ванную. Умылась, почистила зубы и снова юркнула в свою комнату. Легла в постель, не спалось. Она понимала, что завтра состоится нечто важное, вроде экзамена. Как вести себя в такой ситуации, она не знала, поэтому не могла успокоиться. Её были нервная дрожь. Наконец, она уснула.
Утром проснулась, как от толчка. Мать уже топала по квартире, собирая вещи и сумку с продуктами. Страх от неизвестности прошел. Недаром в народе говорят: утро вечера мудренее. Маша встала, убрала постель, вышла. Увидев мать, сказала: «Привет», – и прошла в ванную.

  Лида ответила тоже: «Привет», – и внимательно посмотрела на дочь. Заметив припухшие глаза, подумала: «Наверное, плохо спала», – и стала дальше собирать сумки и пакеты. Включила чайник. Вышла Маша, прошла в кухню, сделала бутерброд, вскипела вода в чайнике. Насыпала кофе в стакан, сахар и залила кипятком. Сидела молча, жуя бутерброд.
То, что произошло вчера, после прошедшего вечера и ночи, ей казалось нечто далеким и незначительным. Вроде как, просто: проткнуть пупок и поставить пирсинг. Эта девочка была продуктом своего времени. Она не знала того понятия чести, женской чести – «нетронутости», как говорили в старые времена. Ей просто некому было это объяснить.
Отовсюду с экранов телевизоров, из монитора компьютера льется пошлость и разврат. На неокрепшие малолетние умы вывалили столько информации о сексе и именно о сексе в раннем возрасте, что они в двенадцать, четырнадцать лет считают себя неполноценными, какими-то недоразвитыми, если не занимаются сексом. Институт семьи, семьи предстоящей перед Богом и освященной Богом с введением понятия «гражданский брак», начал рушиться. Ещё каких-то двадцать-тридцать лет назад мужчина и женщина, жившие вне официального брака, назывались сожителями, т.е. просто совместными жителями. Их мало интересовал вопрос о детях и вообще о потомках, их интересовал только один вопрос: удовлетворение своей плоти и похоти. Только поэтому они и были нужны друг другу. Ни о каком совместном хозяйстве и совместных детях такие особи и не мечтали. К великому сожалению эта чума распространяется в арифметической прогрессии. Дети, рожденные в гражданском браке, думают и живут так, как их родители, другой-то жизни они не знают изнутри. В таких семьях не звучат слова: бракосочетание, свадьба, венчание, расписаться в ЗАГСе. У них существует только одно понятие: сошлись.

  Вот они сошлись и живут. Просто как в стаде, сошлись и всё. За редким исключением к таким «семьям» приходит осознание того, что они неполноценная семья. И некоторые стараются исправить это, идя в церковь венчаться или в ЗАГС расписываться.

  И хотя семью Антона и Лиды не спасло то, что они были зарегистрированы, это исключение из правил. И лишний раз показывает, как просто люди стали относиться к институту семьи. Вот она была, а вот уже и нет. Но любому здравомыслящему понятно: человек страдает от одиночества и ищет замещения даже помимо своей воли. Разрушив семью, Лида все равно не осталась одна, она всё чаще думала об Анатолии. А в её извращенном современными понятиями о поведении, мозгу и созрел план: познакомить дочь с Анатолием. Вообще-то она и сама не совсем понимала, зачем ей это. Разве только вспоминая свою юность, не хотела дочери такого же. Поэтому и родилась такая, как ей казалось разумная мысль: подложить дочь Анатолию в постель.
Зазвонил телефон, Лида ответила, это был Анатолий, сказал:
–Выходите, жду у дома.
Лида засуетилась, сказала:
– Маша бери пакет, я возьму сумку. Выходим.
И они вышли, обе с чувством ожидания неизвестности.

                XI

  Каким бы ни стал Антон закрытым на внешние раздражители-эмоции, он все-таки заметил однажды, что за ним следят.
  Он шел до снимаемой квартиры в сумерках. Метрах в пятидесяти за ним двое. Первый раз он их заметил, когда переходил проспект, не придал значения, люди как люди. Второй раз заметил то, что эти двое свернули за ним к его дому. Он насторожился, неожиданно вспотел, подойдя к двери подъезда дрожавшей рукой едва попадая на кнопки кодового замка, он набрал номер. Замок щелкнул, открылась дверь, Антон зашел, быстро её закрыл за собой и прислонился к двери. Через минуту послышались шаги и тихий говор:
– Понятно, дом и подъезд знаем. Завтра ты ждешь в подъезде, я позвоню, когда он выйдет из зала, и проследи в какую хату он зайдет. Пошли, – и шаги удалились.

  Антон не на шутку испугался, внизу живота появилась тяжесть. Захотелось пукнуть, но вместо ожидаемого звука неожиданно стало мокро в трусах. Едва переставляя ватные ноги, Антон пошел в квартиру. Он никогда не чувствовал такого омерзения. Весь вечер, пока он мылся в ванной и стирал белье, сверлила одна мысль: «…Нужно уезжать. Уеду, уеду, уеду…».
Утром, едва проснувшись и вспомнив, что он испытал вчера, схватил телефон и начал набирать номер телефона хозяйки квартиры. Сонный голос ответил: «Алло». Антон сбивчиво объяснил, что ему срочно нужно уехать, а как передать ключи он не знает. Хозяйка недовольная ранним звонком, ответила:
– Через час, приеду, жди.

  Антон стал лихорадочно собирать вещи. Покидав всё в дорожную сумку, вышел в кухню, глянул в окно. Из окна в кухне можно было видеть, кто заходить в подъезд и стал ждать. Наконец, на такси подъехала хозяйка, поднялась по ступенькам, открыла своим ключом дверь, зашла. Увидев, что на Антоне нет лица, спросила:
– Что случилось? Умер кто?
– Да, да, – торопливо ответил Антон. – Срочно ехать нужно.
Хозяйка осмотрела квартиру, ничего предосудительного не заметила.
– Ну, ладно, твои дела, давай ключи, – сказала и протянула руку.
Антон дрожавшей рукой подал ключи. Хозяйка заметила:
– Эк, тебя трясет. Ладно, всё проходит, пройдет и это, – заметив, что сказала бестактность (она то думала, что кто-то умер) – смутилась.
  Антон подхватил сумку на плечо, вышел из квартиры. Затем из подъезда, огляделся по сторонам и зашагал в сторону центра, не зная ещё зачем.
Мыслей не было, шел, шел и шел. Увидев киоск, купил газету с объявлениями. Сел на лавку, стал просматривать, где сдаются квартиры. Из этого района он хотел уйти, но и на окраины не хотелось.

  Найдя устроивший его вариант, выписал точно адрес, поймал такси и поехал. У дома встретила хозяйка. Зашли в квартиру, обычная однушка в «хрущевке». Договорились на неделю, если потребуется дальше, потом доплатит. В квартире на кухне была старая мебель, в комнате неплохой диван и старый, но еще, сносно показывавший телевизор «Акай». Антон расслабился, лег на диван и мгновенно уснул. Проспал он примерно два часа, и проснулся от оглушительного, как ему показалось звонка телефона. Он взял мобильник, ответил:
– Да, я слушаю, – номер не определялся и Антон опять взволновался. Женский голос спросил:
– Краснов Антон Петрович?
– Да, он самый, – ответил Антон, он уже догадался, это был тот самый долгожданный звонок.
– Ваш билет действительно выиграл, деньги будут в ближайшие часы перечислены на банковский счет, указанный Вами. Всего хорошего, – и гудок, отключилась.
Антон сидел ошарашенный.

  "Наконец-то, Господи, наконец-то. А когда, а сколько ещё ждать», – думал Антон, чуть не бегая по квартире. Ожидание было мучительным. Он вышел из квартиры во двор, постоял и направился к скамейке. Района он не знал и не хотел отлучаться далеко. Посидев в тенечке несколько минут, он все же не выдержал, встал и пошел вдоль проспекта, пройдя метров триста, вернулся. Недалеко от дома увидел кафешку, зашел перекусить. Он уже допивал кофе, когда «блямкнул» телефон. Глянул, это было сообщение мобильного банка. Осторожно, не выдавая волнения, нажал кнопку, на экране высветилось: «Popolnenie scheta: uspeshno. Summa: 860120 rub, число и время».
 
  Антон смотрел и не верил своим глазам. Выключил телефон, включил снова: «Мои сообщения», все точно, повторилось. Он ошеломленно посмотрел по сторонам. Интуитивно ему хотелось увидеть банкомат. Рядом не было. Подозвал официанта, рассчитался за обед и хриплым голосом спросил:
– А где ближайший банкомат?
Официант пояснил, филиал Сбербанка за углом, недалеко. Антон буркнул:
– Сдачи не надо, – тяжело поднялся и вышел из кафе.

  Медленно пошел в ту сторону, куда показал официант. За углом действительно был филиал Сбербанка, а на улице банкомат. Антон подойдя, огляделся, рядом никого. Достал карточку из портмоне, вставил в гнездо банкомата, глубоко вдохнул воздух, и набрал пин код, предварительно указав сумму на выдачу в пять тысяч. Выскочили пять тысячных купюр. Антон забрал их и нажал кнопку: печать чека. Только, когда поднес чек к глазам, он понял: да деньги на его счете и деньги немалые.

  Ему вдруг захотелось плясать, и он чуть было не пустился в пляс, вовремя вспомнив о тех, кто за ним следил. Осадив себя, он снова огляделся, ничего подозрительного. Вокруг никого, прохожие в стороне. «Ну, и, слава Богу», – подумал Антон.
  Теперь нужно было решать: «А что дальше? Пойду-ка я в квартиру, подумаю», – и быстрым шагом направился в сторону дома, где снимал квартиру. Успокоившись в квартире, Антон составил план: первое: купить приличный костюм. Второе – заказать путевку (пока не решил куда). Третье – на вечер вызвать девочку.

  В голове бушевали мысли: хотелось всё и сразу. Хотел позвонить дочке, но одернул себя, вдруг заподозрит что-то и матери расскажет. Лиде он звонить и не собирался. Нет решил, потом после курорта позвонит и дочке.
 Время было около восемнадцати часов, куда себя день Антон не знал. Позвонил в агентство, заказал девочку на ночь к двадцати двум часам и пошел покупать шампанское и продукты. Вернувшись, накрыл журнальный столик (другого не было в квартире) бумагой – нашел в кладовке. Выставил шампанское, нарезал колбасу, блюдца были на кухне в шкафу. Вымыл фрукты: яблоки, виноград разложил по тарелочкам. Поставил коробку конфет рядом с шампанским. Оглядел, одобрительно хмыкнул, подумал: «Пойдет». Глянул на часы, удивился – до чего медленно время идет. Хуже нет: ждать и догонять. Нужно было девку к восьми вызвать. Ну и что теперь? – подумал  и вспомнил о ноутбуке. «Точно поиграю, убью время», – решил он. Действительно время пролетело незаметно. В двадцать два часа зазвонил дверной звонок. Антон аж от неожиданности вздрогнул. Выключил ноутбук, пошел к двери.
Посмотрел в глазок. На площадке стояла девушка и «мордоворот». Антон замешкался, подумал: а парень причем? И тут же – а это, наверное, охранник, так положено. Открыл дверь. «Мордоворот» спросил:
– Девочку заказывали? Ты один? Можно посмотрю? – и, отодвинув Антона, прошел в квартиру. Убедившись, что он один, молвил: – Бабки давай.
Антон протянул три купюры по тысячи. Бугай взял их огромной лапищей, повернулся, пошел к двери, на ходу сказал:
– До утра твоя, – и обращаясь к девушке. – Позвонишь, приедут, – и вышел, хлопнув дверью.
– Давай знакомиться, – сказал Антон. – Тебя как звать?
Девушка, глядя на Антона невинным взглядом, сказала:
– Сантия.
– Как? – удивленно переспросил Антон.
– Да какая тебе разница, – гладя Антона по щеке ручкой, молвила девушка. – Ну, зови Саня.
– Ну, я это, что-то не таво, не въеду. Я тебя Александра буду звать. Во точно, Алекса, короче, – у Антона прошло удивление, которое он испытал, услышав первоначальный вариант имени девушки.
– Ну, Алекса, так Алекса, как тебе удобно. А как тебя называть? – спросила девушка.
– А меня зови Антон, – ответил Антон, не мудрствуя лукаво.
– Антошка, Антошка, пойдем копать картошку, – игривым голосом звала девушка, идя в комнату.
– О о о... – протянула она. – Прекрасный стол.

  Села на диван, положила ногу на ногу, а так как диван был низковат, выглядело это очень сексуально. Антон засуетился, особой посуды для шампанского не было, он купил пластиковые стаканчики разного объема.
  Раздался тихий хлопок, шампанское он открывать умел. Разлил по стаканчикам, подняли. Только открыл рот, хотел тост сказать, девушка опередила:
– За любовь, – и подняв брови, – и за секс.
– Согласен, – пожал плечами Антон, они тихонечко чокнулись и выпили.
  Потом пили уже без тостов. Антон наливал, и они пили, болтая всякую чепуху.
Бутылка уже заканчивалась, девушка уже была заманчиво полураздета. В ушах Антона шумело от шампанского, но сексом они занялись с обоюдным удовольствием. Во всяком случае, так показалось Антону. Сначала был профессионально исполненный минет. Потом опять шампанское, открыли вторую бутылку. В общем, всё было отлично. Через некоторое время, когда Антон почувствовал мужскую силу опять, покувыркались на уже разложенном диване. Девушка Антону понравилась. Он выяснил, что ей двадцать лет, она  студентка, учится платно. За лето ей нужно заработать определенную сумму оплатить учебу. Родители живут в деревне. Денег у них нет.

  Антон слушал и курил, ему пришла в голову интересная мысль. Он быстро встал с дивана, прошел в туалет. Умылся, подмылся. Мысль не покидала его. Пришел, сел на диван, налил шампанское, выпил один. Девушка, видимо, уже захотела спать и дремала. Спать ей было нельзя, на работе. Пока не разрешит клиент. Антон повернулся, тронул плечо.
–А, – вскрикнула девушка. – Что? Ещё? – и раздвинула ноги.
– Нет, подожди не спи Алекса. Послушай, что скажу, – заговорил быстро с жаром Антон. – А давай со мной. Ну поедем отдохнем, куда-нибудь за границу. Да хоть в Таиланд, – почему-то брякнул он.
– Какой Таиланд, ты что «шампусика» обпился, – хохотнула девушка.
– Нет, я серьезно, деньги у меня есть. Поедем со мной, куда хочешь. Ну не в Таиланд, так в Анталию смотаемся, – остановил девушку Антон. – Ты не смейся, я серьезно.
– Ты понимаешь, что говоришь фантазер? Я же проститутка, я на работе. Мне деньги отрабатывать надо. Ты купил меня на ночь? Так получай удовольствие. Что еще? По фантазировать захотелось? Лапшу на уши навесить, так зачем? У тебя ж всё оплачено, ты не где-то меня снял, чтоб секс бесплатно получить и уши намять девочке. Ты что городишь парень? – выпалила она.
– Да подожди, на выпей и послушай, – продолжил Антон. Его понесло, что это он и сам не понимал. Тоже сказалось нервное напряжение во время ожидания. Мысли то во время игры были: выиграть, выиграть, выиграть, сорвать джек-пот и рвануть за границу. А тут – всё, вот она реальность и деньги в кармане. А с девушкой так еще лучше.

  – Выпей, – повторил Антон, – и послушай. Деньги у меня есть и достаточно, нам хватит отдохнуть и ещё останется. Ну что я один поеду, вдвоем веселей. Давай соглашайся. Я путевки хоть завтра куплю, только паспорт свой привози, – глядя на девушку, говорил Антон.
 
  Алекса внимательно слушала и думала: «Он либо сумасшедший, болтает просто для развлечения, ну тогда черт с ним и не такое слышали. А вот если и впрямь деньги есть, это интересно. Как бы узнать, сколько и почему он здесь с деньгами? Удрал от кого-то? Скрывается? Кинул наверно кого-то? Сейчас это в моде», – вслух спросила:
– Денег то хватит, видишь у меня ничего нет, всё что на мне, то моё и всё, – закинула удочку она.
– Да, херня это. Всё у тебя будет, что необходимо, здесь купим, и там что захочешь, – сказал Антон.
– А скажи, – царапая ноготочком по спине, спросила Алекса, – за что мне девушке по вызову, такое счастье?
– Да что ты заморачиваешься? Ну, хорошо мне с тобой и всё, зачем мне другую искать? Другое дело, если ты не хочешь или не можешь, тогда один поеду. Что там девушек нет что ли? – ответил Антон.
– Да я в принципе не против, – пошла на попятную Алекса, уже боясь, что он передумает. – Но мне нужно подумать, с подружками посоветоваться. И потом я ж в фирме работаю, отпуск что ли оформить надо, – успокаивающим тихим голосом говорила Алекса.
Антон выслушал и согласился:
– Ладно, давай спать. Завтра думай, я номер мобильного дам, вечером и не самое позднее послезавтра утром позвони, согласна или нет. Путевки надо заказать две или одну.
Алекса поняла: не врет, это серьезно. Деньги есть. И они успокоившись, уснули.

                XII

  Выехав из Рубцовска на Егорьевский тракт, Анатолий погнал машину в сторону озера. Из динамиков лилась веселая музыка, в приоткрытые окна врывался поток воздуха, то и дело, взбивая волосы на голове женщин. Анатолий, поглядывая иногда в зеркало заднего вида в салоне, наблюдал за Лидой. Его сверлила только одна мысль: «Знает или нет, что произошло между ним и Машей, но ничего понять по  лицу Лиды было невозможно. Маша сидела, отвернувшись к боковому окну, и смотрела, как мимо пролетают лесополосы и поля с пшеницей.

  Анатолий, сделав музыку тише, попытался оживить общение, рассказал какой-то незамысловатый анекдот. Лида хмыкнула, от Маши реакции не было никакой, и он снова включив громко музыку, замолчал. Мимо пролетали встречные легковые и грузовые машины. Уже проехали Песчаный Борок (в этом районе находится городское кладбище), когда после знака ограничивающего скорость Анатолий надавил на педаль газа. Джип несся со скоростью сто-сто двадцать километров в час. Навстречу быстро приближался «КамАЗ»-длинномер. Прицеп жутко мотало из стороны в сторону. «Что-то не то», – подумал Анатолий и тут же увидел спущенное колесо прицепа. – Ё моё, его ж из-за колеса мотает». Больше он ничего подумать не успел. Когда «КамАЗ» поравнялся с джипом, хвост этого монстра хлестнул по джипу.

  Раздался страшный треск: «Отдохнули», – мелькнула последняя мысль Толика. Затем наступил сплошной хаос… В этой мясорубке был едва слышен визг женщин. Джип вылетел с трассы, несколько раз перевернулся и со смятым верхом встал на колеса на пшеничном поле. Из моторного отсека валил пар и дым. Через пару минут машина вспыхнула. Вокруг суетились люди, водитель «КамАЗа» бегал с огнетушителем. Всё было бесполезно.

  Маша лежала в пшенице, в нескольких метрах. Рот был забит землей, из носа пузырилась кровь. Одна рука была вывернута в сторону, как сломанное  крыло у птицы. Открытые синие глаза смотрели в чистое синее-синее небо. Ей было так легко, как легко бывает только в раю. Она ничего не чувствовала, ничего не понимала. Она видела только эту всепоглощающую синеву неба. Она ещё не различала ни где небо, ни где земля. И ничего не ощущала вокруг. Она лежала и смотрела в небо, широко открытыми глазами.

  Вскоре кто-то заметил примятую пшеницу в стороне и пошел посмотреть. Там и нашли Машу. Осмотрели, трогать не стали, кто-то уже вызвал скорую и сообщил в ГИБДД, где произошла автокатастрофа.

  Через полчаса приехала скорая из Рубцовска. Машу, сделав укол, осторожно положили на носилки, поставили в машину и увезли. Милиция начала опрос водителя «КамАЗа» и свидетелей.

  Машу определили в отделение травматологии в горбольницу на «питомнике».
Обгоревшие тела Анатолия и Лиды увезли в морг.
По отлетевшему номеру в ГИБДД определили, кому принадлежала машина, и сообщили жене Анатолия о трагедии. Попросили приехать в морг для опознания. С Людмилой случилась истерика, ей вызвали врача, сделали укол. Она в это время находилась на работе. Вызвали дочек. Людмила постоянно твердила, раскачиваясь, сидя на стуле:
– Это не он… Это не он… Он не мог там быть… Он же уехал в деревню, товар повез в магазин… Это не он...

  Приехавшие дочки успокаивали:
– Конечно не он. Это какая-то ошибка, – гладя её по плечу, говорила старшая дочь со слезами на глазах. Младшая, утираясь платочком, сидела рядом.

  Приехало вызванное такси, и они поехали в морг. Обугленное тело было ужасным. Оно было скрюченным, как держался за руль, так и торчали обгоревшие руки. Видимо от удара, сознание он потерял сразу, возможно это была мгновенная смерть. Людмила зарыдала, одна из дочек упала в обморок, вторая плакала вместе с мамой. Да это был Анатолий или  то, что от него осталось. Людмиле сделали еще укор, она немного успокоилась. Перстень на пальце был похож на перстень Анатолия, брючный ремень и фрагменты одежды были его. Не осталось никаких сомнений. Судмедэксперт составил акт опознания. Следователь выдал повестку, попросил придти завтра в отделение, видя её состояние. По этой же причине не стали рассказывать, пока, кто был с ним в машине.

  На следующий день Людмила взяла отпуск за свой счет, нужно было готовится к похоронам. Пошла в милицию. Дознаватель, молодой парень лет тридцати, объяснил, что произошло на трассе, прочитал протоколы. Когда выяснилось, что Анатолий был не один, Людмила занервничала и никак не хотела этому верить. Дознаватель налил в стакан воды, подал Людмиле, сказав:
– Выпейте.
Людмила сделала пару глотков, проглотив комок, стоявший в горле. Стало легче. Дознаватель повторил:
– Я не знаю с кем и почему Ваш муж, – поперхнулся, – простите Ваш бывший муж был там. Мы выясним, почему и с кем он там был. Кстати, женщина сгорела вместе с ним в машине, а вот девушка, бывшая в ними осталась жива. Её выбросило при ударе, дверь открылась. Правда, вся переломанная, в реанимации в горбольнице на «питомнике».
– А можно с ней поговорить? – робко спросила Люда.
– Пока нет, даже нас врачи не допускают. Она еще без сознания. Как только придет в себя, нам сообщат. Я Вам позвоню. А пока будет идти следствие, – ответил дознаватель и добавил. – Вот Ваш пропуск, до свидания. Я Вам позвоню, когда нужно будет придти сюда. Вам видимо, нужно заняться похоронами.
Людмила кивнула головой, поднявшись со стула, пошла к двери.
Похороны прошли обыденно (если это действие можно так назвать). Правда, иногда среди присутствующих слышались недоуменные вопросы: С другой женщиной? Как же так? А может это его вторая семья? – раздавались шепотки. Людмила ходила вокруг столов молча или сидела ни с кем ни о чем не говоря. Её тоже волновал вопрос: кто это погибшая женщина и девушка в реанимации?

  Лиду похоронили родственники. Никто не знал, как сообщить Антону. Маша лежала в реанимации в коме. Людмила все же решилась и сходила в больницу, но её таки не пустили к Маше. Она всё еще была в коме. Приходила подруга Элка, но и её не допустили в палату.
Через две недели Маша всё-таки вышла из комы. Молодой  организм боролся, тем более, что он (организм) уже знал, что Маша не одна. При очередной проверке анализов, врачи узнали, что Маша беременна. Срок был мал, всего две недели, но и этого было достаточно, чтобы врачи засуетились. На них легла ответственность за две жизни. Но Маше пока об этом не сказали, боялись, чтобы она снова не впала в кому.

  Через месяц разрешили посетителям входить в палату. Маша уже могла разговаривать. Дознаватель, конечно, приходил раньше и помаленьку расспрашивал её, кто она такая и что за женщина была ещё в машине. Маша рассказала всё, что помнила. Когда ей сказали, что мама её погибла, она снова чуть не потеряла сознание.

  Людмила узнала от следователя все обстоятельства дела. Поплакала дома и решила навестить Машу. Она представилась знакомой мамы, выразила соболезнование. Приходить она стала все чаще и чаще. Что-то тянуло её к этой беззащитной девочке. Возможно и то, что ей сообщили о беременности Маши. Людмиле было жалко её, и в то же время она уже привязалась к ней. Теперь она уже приходила к Маше каждый день. Эти две женщины еще не понимали, почему их так тянет друг к другу. Что-то на уровне подсознания Людмила постоянно думала: «Что будет с этой девочкой и её будущим малышом? Кто его отец? Приходил ли он к ней?». Врачи строго настрого запретили Людмиле сообщать о беременности Маше. Мол, они сами знают, когда и как сказать об этом. И Людмила согласилась и молчала.
Прошло чуть больше месяца, Маша шла на поправку и её готовили к выписке. За несколько дней до этого ей сообщили о том, что она беременна. Известие это она приняла равнодушно.
Лечащий врач настоятельно советовал сделать аборт, хотя и понимал, что это действие в её возрасте и после перенесенных ею потрясений, чревато. Ещё он ей посоветовал срочно пойти в гинекологию и встать на учет, если не будет делать аборт. Получалось в любом случае нужно идти в гинекологию.

  От отца не было никаких известий. Он как сквозь землю провалился. Когда её выписывали, пришли Элка, Людмила и двоюродная тетка по матери. Она же и организовала похороны Лиды, взяв все расходы на себя.

  Приехало вызванное такси, Элка и Маша уехали. Людмила стояла одна у входа в больницу в растерянности. Она привязалась за это время к Маше, как к родной дочери. И теперь оставшись на крыльце одна, растерялась. «А что дальше?» – думала она. «Адрес у меня есть, телефон записала. Ладно, вечером позвоню, как она дома устроилась». И поехала на работу.

  На работе никак не могла сосредоточиться, бумаги так и валились из рук, цифры сливались в одну строчку. Боясь напортачить, она просто сидела и ничего не делала. Дождавшись конца рабочего дня, позвонила Маше. Мобильник Машин потерялся во время аварии, звонок был на домашний телефон:
– Алло, Маша? Как ты там? Устроилась? Глупость какая ты же дома, что это я спрашиваю. У тебя все в порядке? – снова спросила Людмила.
– Да, – услышала в ответ. – Спасибо тетя Люда, мы с Элкой, тетя Таня уехала домой.
– Может чего надо, продуктов там или ещё что ты скажи, и я привезу, не стесняйся, – говорила Людмила.
– Спасибо тетя Люда, денег маленько есть, мы с Элкой купили продукты, пока хватит.
Людмила заплакала.
– Подожди, подожди, я сейчас приеду и что-нибудь приготовим на ужин, – сказала она сквозь слезы.

  Рабочий день закончился, она выключила компьютер, убрала бумаги в стол. И быстро пошла к выходу. Сотрудницы недоуменно наблюдали за ней.
  Через дорогу был магазин, она зашла, купила курочку, колбаски, сыр, фруктов, кое-что еще и, выйдя из магазина, тут же на стоянке взяла такси.
Дверь открыла Элка, Людмила вошла, спросила как Маша.
Вышла Маша, увидев пакеты с продуктами, сказала:
– Да не беспокойтесь тетя Люда, у нас все есть.
Ей было стыдно перед этой женщиной. Она уже разобралась, кто есть кто и испытывала неловкость. Людмила прошла на кухню, девушки за ней, поставила пакеты на пол и начала выкладывать на стол продукты.

  Людмила давно уже поняла, что Маша дочка любовницы мужа. Но она не знала самого главного, она не знала того, что и Маша по собственной воле была любовницей Анатолия. Теперь Маша, поняв, что беременна от Анатолия просто не знала, как себя вести и делала всё автоматически. Еёй казалось, что она живет в нереальном мире, после той памятной встречи с Анатолием. Все эти события промелькнули как в  калейдоскопе и словно во сне. Иногда ей казалось: вот сейчас проснусь, и будет всё как раньше. Мама, папа, домашние дела, они так же будут переругиваться друг с другом, потом хохотать и обниматься. Ей казалось, что вот, вот и вновь семейная жизнь войдет в привычное русло.

  Бедная девочка она не понимала, что уже ничего изменить нельзя. Всё предопределено судьбой. Людмила, разморозив в микроволновке курицу, порезала её на части и поставила на печь. Пока курица варилась, приготовила салаты, нарезала колбаски, вымыла фрукты.
Маша с Элкой чтобы не мешать в маленькой кухне ушли в зал. Они не понимали, что нужно этой женщине, почему она вьется около Маши. Их молодые, но извращенные современным телевидением умы, строили различные планы.

  – А может она аферистка? Может, хочет квартиру отнять? – перешептывались они. Такие мысли исходили в осном от Элки. Маша интуитивно чувствовала, что эта женщина не несет зло, и когда она рядом Маше было комфортно. Пока она лежала в больнице ни одну ночь подушка была мокрая от слез. Ей жалко было маму, такая нелепая смерть и от отца «ни слуху, ни духу». У неё еще оставались какие-то деньги, и Элка купила ей простенький «Samsung», номер мобильного телефона отца она нашла дома в записной книжке и теперь каждый час набирала его. В ответ слышала только одно: «абонент не доступен».
Вошла Людмила, сказала:
– Девочки ставим стол.
Стол-книжка стоял в углу. Стол поставили. Маша достала клеенку из стенки. Элка расстелила её на столе и Людмила начала носить из кухни тарелки с едой. Элка расставляла на столе. Маше двигаться было еще трудно. Переломанная в двух местах нога, хоть и срослась правильно, но еще болела и Маша прихрамывала. Да и сломанная ключица давала о себе знать, руку невозможно было поднять выше уровня плеча. Она не могла носить тарелки, сидела на диване.

  Когда стол был накрыт, все сели. Возникла неловкая тишина. Никто не знал, как начать и что сказать по поводу этого спонтанного совместного ужина. Людмила не хотела заводить серьезный разговор по поводу будущего Маши при ее подружке Элке. Она как умная, с жизненным опытом женщина понимала то, что Элка вертихвостка, она уловила это по отдельным фразам, доносившимся иногда до неё и в больнице, и здесь. В Маше же чувствовался какой-то жизненный стержень, из неё могла получиться рассудительная умная и заботливая женщина – мать. Только поэтому Людмила и решилась оказать ей помощь и быть иногда рядом. Но на это все-таки нужно было согласие Маши.

  Во время ужина перекидывались незначительными фразами. Людмила ухаживала, подкладывала лучшие кусочки Маше. Она уже поняла, что сегодня разговор не получится. Мешала Элка. После ужина Людмила убрала и вымыла посуду. Маша с Элкой шептались в зале, сидя на диване. Наведя порядок, Людмила попрощалась, пообещала завтра днем позвонить и ушла. Элка поправляя пилкой ноготь, заговорила в полный голос.
– Ну и чо? Чо надо этой бабе? Чо она привязалась? Какая-то ненормальная, дура чокнутая. Её мужик спал с твоей матерью, а она с тобой возится. Это не спроста. Ей что-то надо. А надо ей твоя хата, во, – выпалила Элка.
Маша устало вздохнула и ответила:
– Элка не собирай, что попало. Она мужа потеряла, ей больно. И мне наверно хочет помочь, заботиться.

  Маша не знала как сказать Элке о том, что она беременна и беременна от погибшего мужика этой самой женщины, которая сейчас заботиться о ней, о Маше.
– Ага, заботливая. Скоро узнаешь, что она хочет. Эта заботливая, – ворчала Элка.
Маша спросила:
– Домой пойдешь ночевать или у меня останешься.
Элка буркнула:
– Да, чо я попрусь, темно уже, у тебя останусь, за тобой же еще смотреть надо. Своим вот только звякну. И набрав номер на мобильном, кому-то сказала, чтоб её не ждали. Посмотрев немного телевизор, они легли спать. Элка в зале на диване. Маша в своей комнате.

                XIII

  Антон проснулся поздно. Девушка уже ушла, когда он и не слышал. Проверил, всё вроде на месте, дверь захлопнута. Вспомнил, о чем вчера говорил с девушкой. Пожалел только об одном, о том, что сказал о деньгах. О том, что они есть, и он может позволить себе их тратить.

  «Черт, – подумал Антон, – это всё шампанское, язык развязался, вроде ерунда вино, а в голову шибануло. Про деньги то, я зря сказал», – и пошел умываться.
  Не зря говорят: «Язык мой враг мой». «Сантия – Александра – Алекса», – в это время взахлеб рассказывала своим покровителям о том, что какой-то лох имеет немного лишних денег и никак, видимо, не придумает, куда их потратить. Заграницу вот звал. Короче нужно помочь ему от них избавиться.

  Сначала парни слушали её угрюмо, но потом, услышав, что её кто-то зовет заграницу отдохнуть, заржали. Один по кличке «Пинцет» сквозь смех выдохнул:
– Давно такие лошары не попадались. Это ж надо с девочкой по вызову и на курорт… Ха… ха…ха… заграницу… ха… ха… ха… умора. Точно, это он кого-то кинул и хочет быстрее бабки растрясти по ветру… Поможем, «Фотограф», – обратился он к другому сидящему рядом.
– А чо ж не помочь, поможем. Дело-то доброе, избавим лоха от лишних хлопот, – сквозь смех проговорил «Фотограф».

  Клички свои «Пинцет» и «Фотограф» получили давно еще в конце девяностых, когда выходили на криминальный рынок. Сначала рэкетирствовали помалу, ларечников обдирали, затем переключились на проституток, тут двойное удовольствие: и секс бесплатный и бабки выбивать с проституток почти не приходилось, сами платили за крышевание. Так вот этот мордоворот «Пинцет», когда кто-то из ларечников «артачился» и не хотел платить, после того как его привозили в какой-нибудь подвал связанного и ошеломленного, доставал из кармана медицинский инструмент «зажим», похожий на пинцет. И этот зажим цеплял за носовую перегородку. Боль была адская и каждый ларечник быстро соглашался платить дань. За этот инструмент его и прозвали «Пинцет». «Фотограф» же любил снимать эту процедуру на камеру мобильного телефона. Как он выражался: «на вечную память, на долгую дружбу».

  Обговорили детали действия, план был примитивный, всё та же отработанная схема выбивания денег. Договорились так: Сантия вызывает лоха на улицу поговорить, погулять на свежем воздухе. Заводит в безлюдное место, где они будут с машиной. Бандиты заталкивают его в машину и везут в подвал «пинцетовского» коттеджа. На том и порешили.         

  После обеда ближе к вечеру Сантия-Алекса позвонила Антону и сладким голосом заворковала:
– Привет, заждался, а я спала, отдыхала. Ты же мне так бока намял. Здорово, давно я таких гимнастических упражнений не выполняла, – и тут же. – Может немножко прогуляемся у твоего дома, посидим на лавочке, поболтаем. На свежем воздухе хочется побыть, а Антош, – ласково говорила девушка.

  Антон размяк от её воркования и согласился. Встретились они у дома. Алекса предложила немного прогуляться, она не хотела упускать инициативу и активно давила на Антона.
– Пойдем вон там, скверик есть, – ворковала она, – посидим на лавочке, покурим. Заодно и обсудим твое предложение.
– Ты согласна? – обрадовано спросил Антон.
Девушка пожала плечами.
– Пожалуй да, чем нет, но надо кое-что обсудить, – молвила она.
– Хорошо, идем, – согласился Антон.

  Они уже почти дошли до сквера, народа не было, так два, три прохожих, когда возле них резко остановилась машина. Открылась дверь, они очутились перед открытой дверью. Сантия-Алекса толкнула Антона в сторону машины, мощные руки подхватили его и заволокли на заднее сидение, где он получил удар по голове. Сантия-Алекса пригнула следом, и машина на большой скорости скрылась. Антону быстро заклеили рот скотчем и скотчем же связали руки и ноги. Фургон был объемный, места для возни хватало. Вскоре они выехали из города и поехали в коттеджный поселок, где был дом «Пинцета».

  На выезде из города находился пост ГИБДД. Сбавили скорость. Местные городские номера на машине не привлекали внимания постовых, они тормозили в основном транзитные фуры, идущие из Средней Азии. Там хоть чем-то можно поживиться, а с местных, что возьмешь? Проехав спокойно пост, снова прибавили скорость, за рулем был «Фотограф». «Пинцет» и «Фотограф» решили никого больше не привлекать. Надеялись справиться вдвоем. Девушку высадили по дороге, дав деньги на такси. После поста ГИБДД прибавили скорость, но движение было плотным. Несколько раз чуть было не столкнувшись лоб в лоб со встречными фурами и легковыми, «Фотограф» скорость сбросил.

  Через двадцать минут были в коттеджном поселке. Подъехали к коттеджу «Пинцета», посигналили. Ворота открыл сторож. Мужик лет пятидесяти пяти, шестидесяти. После нескольких отсидок никуда не мог пристроиться, пока не столкнулся с «Пинцетом» и «Фотографом», вот они и взяли его на «кормление». Вроде как уголовную солидарность проявили и в то же время в бандитской среде себе авторитет добавили. Закрыв ворота во дворе, мужик пошел открывать встроенный гараж. Гараж был приличный восемь в длину, пять метров в ширину и под ним и домом подвал. Туда и спустили пленника. Наказав сторожу за ним присматривать, уехали в город, там тоже были неотложные дела.

  Сторож закрыл подвал на замок, пошел подметать двор. Вернувшись часа через два, увидел, что пленник сидит, прислонившись к стене, и с испугом смотрит не него. Сторож подошел, отклеил скотч ото рта. Пленник, шумно вздохнув воздух, вдруг заплакал. Сторож этого не ожидал, спросил:
– Ты чего?
Пленник зарыдал еще сильнее, видимо, от того, что в голосе сторожа слышались слабые нотки участия. Пленник рыдая и икая, пробормотал сквозь слезы.
– Пить, воды дайте.
Сторож принес стоявшую недалеко полторашку с водой, открыл пробку, прислонил горлышко ко рту пленника. Тот жадно, взахлеб начал пить. Когда бутылка была на половину пуста, сторож оторвал её от пленника. Тот пока пил, успокоился. Сторож спросил:
– За что тебя? Задолжал что ли?
Пленник пожал плечами, сказал:
– Не знаю.
Сторож тут же заклеил ему рот, висящим на щеке скотчем, бормоча:
– Не хочешь, не говори, каждому своё, – и пошел к выходу.
Пленник ещё мычал во след, но сторож его уже не слушал, он пошел по своим хозяйственным делам. После обеда позвонил «Пинцет», спросил:
– Как дела?
Сторож ответил:
– Всё нормально.
«Пинцет» сказал, что приедут поздно и отключил мобильник.

  Сторож сел на ступени крыльца, закурил и задумался. Он частенько думал, почему так не справедливо устроена жизнь нашего общества и пытался анализировать свою жизнь. Вот за что он сел первый раз? За то что пришел к начальнику требовать свою зарплату, а тот послал его на три буквы, добавив, что денег нет и ближайшее время не будет. Это сейчас он сторож и кличут его как собаку «Серый», а тогда он был уважаемым человеком. Не пил, работал электриком в горпищеторге, была семья и двое детей. Жена работала в ЖЭУ мастером там же и квартиру получила, жили хорошо. Уже и об автомобиле стали подумывать. И вдруг в одночасье всё рухнуло. Союз развалили, хотя народ был против.  Да кто его когда слушал народ-то. Забили головы незнакомыми словами: демократия, электорат, консенсус, толерантность и т. д., народ вообще перестал понимать, что происходит. В зоне он повидал разных людей: были и дураки и умные. В одном из разговоров собеседник обронил такую фразу: «В нашей стране можно либо воровать, либо бандитствовать, простому мужику, если он не хочет бесплатно горбатиться на чиновников и хозяина».

  В свой первый срок он получил кличку «Ванька-Серый» по имени и за то, что был неприметный и тихий как мышь. Сам себе на уме. Во время первой отсидки, жена сошлась с другим. Освободившись и помыкавшись, он с какими-то бомжами взломал ларек, попался, отсидел ещё три года. В общей  сложности получилось пять, но блатная романтика его не затронула, как-то не привлекала. Не той закваски, что ли был, человек. Так и мыкался вроде уголовник, а уголовникам чужой и уже на воле всем стал чужим. Все знают, как у нас в стране относятся  к сидевшим – с недоверием, ожидая от них в любой момент подвоха и обмана. Но «Ванька-Серый» не умел и не хотел никого обманывать, по натуре он был простой мужик и «бродяга», зона его не перевоспитала, т. е. не сделала ни блатным, ни вором. Поскитавшись по чужим углам и подвалам, третий срок он принял от своей Судьбы даже с благодарностью. Там в зоне хоть какая-то определенность: помоют, покормят, одежду дадут и работу. От женской ласки он уже давно отвык. На воле иногда пользовался «бомжихами», редко, когда появлялись деньги, покупал проститутку. Но это уж было, как праздник. Мылся, брился, чистился, одевал самую лучшую одежду и пересчитав деньги шел к какой-нибудь «крале» на квартиру. Благо в любой городской газете объявлений хоть отбавляй. Но деньги имеют свойство кончаться, а с ними кончалась и приличная жизнь, и снова он шел бродить и красть по малому, для того, чтобы продать ворованное и купить кусок хлеба. Он страдал от этого, на работу в приличную организацию не брали, а частники либо не платили или платили крохи, либо через два-три месяца увольняли (выгоняли) без денег или дав гроши. Вот тогда он и «шиковал» только лишь для того, чтобы почувствовать себя хоть на время человеком.

  Он уж не помнил, где его подобрали «Пинцет» и «Фотограф», но когда его привезли и сказали, что он будет здесь жить, сторожить и убирать двор, он даже обрадовался, хоть какая-то крыша над головой. Правда пригрозили, если что-то украдет или плохо будет работать, и не дай Бог убежит, то убьют. Сказали вроде шутливо, но угроза в голосе чувствовалась, за время проведенное в зонах он стал неплохим психологом и понимал: эти шутить не будут. Так он стал сторожем, погоняло «Серый» осталось от зоны.
«Серый» сидел на кирпичном крыльце, невдалеке у стены дома в тенечке лежал черный пес. Породы немецкая овчарка, возможно с небольшой примесью другой непонятной породы, по кличке Джон. Серый вздох, поднялся, подошел к собаке. Та подняла голову. Серый присел на корточки, начал чесать за ухом, собака снова положила голову на землю. Серый пробормотал:
– Как же так получается, А? Вот у тебя собаки человеческое имя Джон, а у меня, человека, собачья кличка «Серый». Молчишь и правильно, меньше знаешь, крепче спишь. Эх, Ма…

  Не услышав от собаки ответа, поднялся и быстро пошел в подвал к пленнику. Завидев его, Антон замычал. Серый подошел, отлепил скотч от рта. Тут же услышал:
– Ссать… не могу, ссать хочу…
Серый помог подняться, разрезал ножом скотч на руках, освободив их. Пока Антон растирал запястья и пальцы, принес ведро, стоявшее тут же в углу, и отошел в сторону. Антон стоял у ведра и чуть не плакал, мочевой пузырь был переполнен, а он не мог расслабиться, чтобы освободить его. Серый понял его состояние, буркнул:
– Только без ерунды, – и отошел в угол, присел у стены метрах в пяти за поломанным столом, чтобы видеть только верхнюю часть туловища пленника.
Наконец, послышались характерные звуки и вскоре облегченный выдох со стоном. Серый встал, подошел к пленнику, сказал извини и снова скотчем, лежавшем тут же замотал руки Антона, на этот раз спереди. Отодвинув ведро в сторону, он помог сесть к стене на пол Антону. Спросил:
– За что тебя?
– Не знаю, клянусь, не знаю, – быстро заговорил Антон. – Я с девкой сегодня утром должен был встретиться, а она подъехала с этими и меня сюда привезли.
– Что за баба? – перебил Серый.
– Да не знаю, вчера снял по вызову приехала. Всю ночь прокувыркались, даже не слышал, когда ушла, – сказал Антон.
– А о чем с ней разговаривал, помнишь или бухой был, не запомнил? – спросил Серый.
Антон замялся:
– Да не бухой, так, шампанское пили, конфеты ели… – он продолжал мяться, не знал, доверять ли этому мужику. Кто он такой. Наконец спросил:
– Ты с ними?
Серый с минуту угрюмо смотрел на Антона, наконец сказал:
– Я не с ними, но я у них… работаю сторожем.

  Антон вдруг понял, что этому человеку можно доверять, это как вспышка, мозг работал на пределе, и интуиция подсказывала: «он поможет». Антон заплакал, сквозь слезы попросил воды. Из полторашки хлебнул несколько глотков. Серый держал бутылку. Попив, Антон начал быстро, быстро рассказывать. Как жил в Рубцовске с семьей. Как и почему развелся с женой. Пришлось рассказать и про выигрыш. Был ли Антон наивным человеком или нет, но он понял, что попал в такую ситуацию, из которой один он не выберется.
– А деньги где? – вдруг перебив, спросил Серый.
Антон испугался, даже внизу живота похолодело и заурчало. Серый заметив, испуг, молвил:
– Если деньги у тебя близко, то вытрясут у тебя всё и хорошо, если не кончат тебя. Если деньги далеко, всё равно вытрясут, не сомневайся. Сколько? – вдруг спросил он.
Антон не понял, переспросил:
– Чего?
Серый пояснил:
– Сколько денег у тебя?

  Антон всё ещё сомневался «говорить, не говорить» – сверлила мысль, «а если те приедут, а если он заодно с ними». Ноги затекли, он едва шевелил пальцами. Серый внимательно смотрел на Антона, он знал по зоне больше напора, искренности в словах, доверчивой интонации и человек небывалый, поплывет, как говорят менты «расколется».
– Ладно, посиди, подумай, пойду поесть чего принесу, – он понимал сытый человек становиться мягче и доверчивей, и ушел. Минут через десять вернулся, принес колбасы, в термосе кофе и хлеба. Поставил на стул возле Антона, развязал ему руки, налил кофе.
Антон пил жадно, обжигаясь, выпил чашку кофе. Налил еще, взял хлеб, колбасу и откусывая по очереди от  каждого куска начал есть, запивая кофе. Насытившись, выпил оставшийся кофе, термос был небольшой, поллитровый, сказал:
– Спасибо.
Серый засмеялся, откликнулся:
– Смотри-ка, вежливый.
Антон недоуменно пожал плечами, про себя подумал: «Что тут такого».
– Ну и сколько у тебя денег? – снова спросил Серый. Он не особо верил в эту красивую сказку про выигрыш, еще не такого в зоне наслушался, но заинтересовался.
Антон назвал цифру. Серый усмехнулся:
– Да, не густо…
Антон быстро заговорил, боясь того, что этот мужик потеряет к нему интерес:
– Слушай, вытащи меня отсюда, я тебе половину отдам и уеду в свой город к черту, снова налажу жизнь, может, с женой бывшей сойдусь. Там же дочка у меня, её учить надо. Деньги на учебу нужны. Ну, выручи друг, выручи, а? – взахлеб говорил Антон, в конце даже слезы выступили.

  Серый выслушал, сказал:
– Я пойду подумаю, давай руки, – и снова замотал их скотчем. Вышел на улицу. Было около восемнадцати часов, самая духота. Ветра не было, солнце уже не палило, но земля так раскалилась, что от нее шло больше тепла, чем от заходящего солнца. После прохладного подвала было неплохо, но вскоре согревшись, Серый уже вытирал пот с лица. Он начал обдумывать план. Как с эти мужиком добраться до банкомата, чтобы он не сбежал и не кинул его. Это была дилемма: помогать, не помогать. Обещанные пятьдесят процентов, а это четыреста тысяч, волновали его, и он уже рисовал радужные проекты, от покупки дома в деревне до поездки куда-нибудь отдохнуть. Он решил помочь. Теперь возникал вопрос – как? Карточку мужик не доверит, а у банкомата может заорать: «грабят». И что делать? Разволновавшись, стал быстро ходить по двору, потея и вытирая пот со лба прямо рукавом рубашки. Придумать так ничего и не смог. Пошел в подвал. Антон всё так же сидел у стены, опершись спиной.

 – Ладно, помогу я тебе, – сказал Серый, сев на корточки перед Антоном, – а ты возьмешь и кинешь меня. Что я могу сделать? – и отклеил Антону рот.
Антон всё понял и заговорил:
– Слушай я не сука, ну сам подумай, ты меня спасаешь, возможно, от смерти. Деньги в принципе халявные, а я в такой ситуации, что могу лишиться их всех. Даже если ты боишься, что я заявлю в милицию, но ты же мне помог и я добровольно дам тебе деньги. Ты ни при чем. Но я боюсь шум подымать, если поднимется шумиха, бандиты или их дружки меня найдут. Я же не собираюсь за границу, да и что это останется, так «слезы», а не деньги, – Антон говорил быстро и логично. Он уже забыл о своих мечтах про отдых за границей и тому подобном. Он теперь думал об одном: как бы побыстрей смотаться отсюда в свой родной город и продолжал. – В банкомате я сниму половину, отдам тебе и тут же с таксистом договорюсь, уеду в свой город. Все, другого пути нет.

  Серый поверил. Заговорил:
– Сейчас вызову такси, посиди пока, – и вышел из подвала.
Позвонил по мобильнику, вызвал такси. Через полчаса машина стояла невдалеке, где он сказал. После того как он вызвал такси, спустился в подвал. Развязал руки, и только тут до него дошло… он испуганно спросил:
– Бля, а карточка-то где? У тебя ж ничего нет, ни документов, ни кошелька. Ты чё?
Антон криво улыбнулся.
– Не ссы, пошли в машину, расскажу.
Серый шел, как полупарализованный, сверлила одна мысль: «объ…бал, объ…бал.
Сели в машину, в город не поехали, попросили такси ста подъехать к ближайшему банкомату Сбербанка.

  В машине сидя на заднем сиденье, Антон снял кроссовок, затем носок и из носка достал карточку Сбербанка. Как он догадался положить её туда, когда шел на встречу с Алексой он и сам не знал. Просто сунул в носок и всё, интуитивно. Вот карточка и сохранилась, а документы все отобрали бандиты. Только поэтому он так уверенно обещал денег Серому. Через десять минут подъехали к банкомату. Вместе вышли из такси, пошли к банкомату. Антон вставил карточку, набрал пинкод и сумму к выдаче. В эту минуту у него не возникало ни малейшего сомнения, в правильности своих действий.

  Сняв четыреста тысяч, он тут же передал их Серому. Тот достал из кармана целлофановый пакет. Как он у него там оказался? Сложил деньги. Они стояли с минуту, глядя друг другу в глаза. В принципе они даже не понимали, что происходит. Всё  это для них было, как во сне. И наверно каждый думал: «Сейчас проснусь, и всё кончится». Однако они прекрасно понимали друг друга.  Антон подал руку первый. Серый пожал её. Антон сказал полувопросительно:
– Ну…, я пойду? – и пошел к такси. Серый немного постояв, достал мобильник и вызвал другую машину.

                XIV

  Утром Маша с Элкой проснулись поздно. Солнце заливало квартиру,  настроение у них было отличное. Позавтракали, болтая пустяки. Разговаривая по пустякам, вспомнили о серьезных вещах: скоро сорок дней со дня смерти матери. «От отца, что-то ни слуху, ни духу», – подумала Маша. – Что с ним куда уехал? Мобильник пропал, но на домашний-то телефон можно было позвонить. А если он звонил, пока я была в больнице? Ёлы-палы, да что ж такое? – настроение начинало портиться.

 Вдруг зазвонил стационарный телефон. Маша даже вздрогнула, подумав: «Это он». Элка подняла трубку и услышала радостно-тревожный голос:
– Алло, алло? Кто это Лида, Маша? Алло?
Элка прикрыв трубку рукой, шептала Маше:
– Похоже, папочка твой объявился.
 
  Маша соскочила с дивана, чуть не упала, поморщилась от боли и подошла хромая к телефону. Взяла трубку из Элкиных рук, и услышала до боли знакомый голос отца.
– Да, алло, – ответила Маша.
– Алло, алло. Кто это? Лида? Маша? Кто у телефона, это я Антон, – кричал срывающийся голос. – Вы меня слышите?
– Слышу. Это я  Маша, папа не кричи так, я хорошо слышу. Ты где? Почему так долго не звонил? – и заплакала, зарыдала в трубку.
– Маша я еду, еду. Часа через три буду в городе. Где мама? Мне нужно с ней поговорить. Можно ли к вам приехать? Мама на работе? Да? – сыпал вопросами Антон.

– Приезжай, – сквозь слезы промолвила Маша, – приезжай. Домой, всё узнаешь, – и заплакала , навзрыд.

  Антон ничего не понял: «Почему плачет Маша? Что случилось?».
Мобильник он попросил у таксиста, заплатив за разговор сотню рублей. На душе было тревожно. Нехорошее предчувствие разъедало душу. Он открыл окно, высунул голову. Встречный воздух немного охладил её, взлохматив волосы. Антон немного успокоился, откинулся на заднем сиденье и закрыл глаза.
 
  Такси «Тойота-Марк-II» неслась по шоссе со скоростью сто двадцать-сто тридцать километров в час. Только слышно было, как шипят шины, и тихо играет музыка. Антон задумался. Как такое могло произойти с человеком за месяц. Развод, выигрыш, жизнь в чужом городе, игра в игровые автоматы.

 – Чёрт-те что произошло, – думал он. – Как с катушек слетел. Какая-то яма, провал. Что это было? Приеду, надо у Лиды прощение попросить. Что мы дурью маемся. Черт, опять ей врать что ли? Ну, как объяснить, эти чертовы деньги. Откуда они взялись. Ведь рано или поздно она узнает, сколько он выиграл на самом деле. А как объяснить, куда он дел остальные, такую прорву, больше половины, – так думал Антон под убаюкивающую музыку.
Он заерзал на сидении, занервничал. В голову лезли нехорошие мысли: «Как объясниться с Лидой? Как? Может пока не говорить о выигрыше. А что сказать, куда дел деньги от проданной машины?

  Вопросы, вопросы, вопросы. У него не было на них ответов. Уже показался город, в знойном мареве, он казался миражом в пустыне. Антон кое-как прогнал мысли. И решил разговор вести по обстоятельствам.

   "Посмотрю, как встретит, а там видно будет. Деньги отложу, скажу, что потратил немного за месяц".
  На душе было поскудно, снова придется врать, врать наглым образом. Но другого выхода не видел.
Въехали в город, водитель спросил:
– Куда едем? Подсказывай, я город плохо знаю.
Антон задал встречный вопрос:
– Знаешь, как доехать до вокзала?
Водитель кивнул головой, сказал:
– Да.
– Вот давай туда, я там выйду и возьму городское такси. А ты может на обратную дорогу кого-нибудь подхватишь.
– Добро, – согласился таксист. – Это мне даже на руку.

  Проехав по ул. Комсомольской до вокзала, свернув на привокзальную площадь, остановились. Деньги за поездку Антон отдал еще при посадке в Барнауле. Так как Антон хорошо заплатил, таксист больше никого не искал в попутчики. Антон вышел из машины, сказал:
– Спасибо, удачи, – и пошел к местному такси. Подойдя, назвал адрес. Таксист молвил:
– Полтинник.
 
  Антон сел, и машина повезла его по родному городу к дому. Теперь он глядел на город другими глазами. Он казался ему чистым, уютным, благоустроенным, таким родным, родным, что даже навернулись слезы.
Таксист, заметив их, спросил:
– Давно у нас не были?
Антон, вытерев глаза, ответил:
– Ты даже не представляешь, как давно и из какого далека я приехал.
– Откуда же из-за границы что ли? Что то не похоже, – слегла съязвил таксист.
– Да нет, не из-за границы. Хотя можно и так сказать. Я из такого дерьма выбрался, что тебе и не представить. И не дай Бог, там оказаться, врагу не пожелаю, – ответил на легкую язвительность молодого парня Антон.

  Таксист хмыкнул и  замолчал. Подъехали к дому, на душе у Антона снова стало тревожно. Сердце готово было выскочить из груди. Да ещё эта чёртова жара, он вспотел, пот, стекая между лопатками, доставлял неудобство. Антон рассчитался, вышел из машины, машина уже уехала, а он всё стоял, не решаясь сдвинуться с места. У подъезда как назло, в такую жару никого не было, и спросить не у кого, дома Лида или нет. И тут он вспомнил:
– Чёрт, я же звонил, Маша-то дома. Может Лида на работе, так это к лучшему, я маленько освоюсь, поговорю с дочкой, выясню обстановку. Станет ясно, как разговаривать с Лидой, – так успокаивая себя, он вошел в подъезд и направился к квартире.

  До боли знакомый подъезд встретил его всё той же своей неухоженностью, валялись окурки. Квартира была на первом этаже, в подъезде царил полумрак. Подошел к двери квартиры, номер семнадцать. Сердце снова готово было выпрыгнуть из груди. Антон глубоко вздохнул, медленно выдохнул воздух. Сердце немного успокоилось. Протянул руку, ладонью накрыл звонок, не решаясь пальцем надавить кнопку. Постояв так секунд десять, наконец, решился. Позвонил. Даже за дверями звонок прозвучал резко, и как показалось Антону неожиданно. Он вздрогнул. В ушах ещё звенело, когда открылась дверь. В проеме стояла Маша. Антон от неожиданности слегка кивнул головой и задал вопрос, прозвучавший как-то глупо.

  – Можно войти?
Маша сделала шаг назад и к стене, освобождая проход. Антон вошел, закрыл за собой дверь и включил по привычке свет в прихожей. Маша стояла, прижавшись к стене, по щекам текли слезы. Руки её были сжаты в кулачки и прижаты к подбородку. Антон хрипло спросил:
– А мама дома или на работе?

  И тогда Маша заплакала навзрыд и побежала в комнату. Антон ничего не понимая, пошел следом. Мысли опять завихрились в голове: «Что случилось? Что случилось с Лидой? А может у Маши что-то? Кто обидел?». Пошел следом за Машей в комнату. Маша упала на кровать, рыдая. Антон присел рядом на корточки.
– Машенька, доча, что случилось? Тебя кто-нибудь обидел? Где мама, на работе? – спросил он умоляющим голосом.

  Маша зарыдала ещё сильнее. Антон встал, сходил за водой на кухню. Принес в стакане, подал Маше со словами:
– Попей, попей, успокойся и расскажи, что случилось?
Пока шел на кухню, ощутил какое-то беспокойство, какую-то отчужденность в квартире. Что-то было не так. И тут вдруг понял, перед глазами мелькнул портрет Лиды, стоящий на комоде в зале с траурной лентой по углу. Он резко встал и пошел из комнаты Маши в зал. Действительно на комоде стоял портрет Лиды с траурной лентой и как бы укоряющим взглядом. Антон побледнел. Он почувствовал, как тело становится ватным. Сердце билось очень медленно, в глазах замелькали разноцветные искорки. Он осторожно оперся на спинку стула и медленно присел. Ватные ноги не держали. В голове почему-то вдруг раздался «Марш Мендельсона». «Я что, схожу с ума?», – подумал Антон. И вдруг мысль, как молния: «Маша».
Он вскочил, быстро пошел в комнату. Маша лежала, уткнувшись в подушку, плечи её вздрагивали. Антон подошел, приподнял  голову, повернул  и прижал к своей груди. Он понял, случилось непоправимое. Его захлестнуло чувство стыда и виноватости. Он почему-то подумал, что всё случилось по его вине. Он крепко сжал зубы и застонал.

  Маша притихла у него на груди. Через минуту до его слуха донеслось:
– Ты где был папка? Почему не звонил?
– Потом, доча, потом. Давай успокоимся, и сначала ты мне расскажешь, что случилось? – перебил Антон.

  Они сидели на кровати, прижавшись друг к другу, со стороны казавшиеся одинокие, одинокие. Минут через десять Маша пошевелилась, взяла стакан с водой, выпила. Вздохнув медленно, начала рассказывать. Рассказала всё до мельчайших подробностей, то, что знала об отношениях своей мамы и её любовника. Рассказала, как попали в автокатастрофу, в которой выжила только она. Про больницу, про тетю Любу, жену Анатолия и то, что она была здесь в их квартире. Одно только скрыла, свою беременность. Она ещё не знала, что ей с этим делать. Как быть? Шел второй месяц.

  Антон слушал, положив голову на руки, облокотившись на стоящий рядом достаточно высокий стол, за которым делала уроки Маша. Когда Маша закончила рассказ, он сказал только одну фразу:
– Господи, за что? За какие грехи нам это? – и замолчал.
Скудные мужские слезы текли по его небритым щекам, оставляя полосы и теряясь в щетине.
– Нужно съездить на кладбище, – промолвил Антон.
– Папа, ты почему не звонил мне? – спросила Маша.
– Доченька, понимаешь, бывают такие ситуации. Сначала несколько дней было некогда (он боялся признаться, что играл), потом почему-то твой телефон не отвечал. Сейчас-то понятно, почему. Да и прошло-то всего ничего – месяц. Успокойся, всё нормально, я дома, мы вместе, теперь будет всё хорошо. Я уверен, – ответил Антон. – Давай сейчас возьмем такси, ещё не поздно и съездим к маме.
  Маша ответила:
– Как хочешь.

  Антон позвонил, заказал такси. Через полчаса подъехала машина, диспетчер позвонила, сказала, чтобы выходили. Когда выходили, столкнулись на площадке с соседкой, ещё не старой, но уже на пенсии женщиной. Та удивленно заговорила:
– Ой, Антон, Машенька, здравствуйте. А ты когда приехал, Антон? Ах, горе-то, горе какое. Это ж надо такому случиться. Лидочку-то жалко, ведь молодая, ещё жить бы да жить. Прими Антон мои соболезнования. А ты совсем приехал или как?
Антон не знал, что сказать, тем более торопился:
– Извините, Марфа Ивановна, нас машина ждет, на кладбище нужно съездить, – сказал он,  и они пошли к двери.
Вслед донеслось:
– Правильно, правильно, доброе дело, попроведовать Лидочку. Дай Вам Бог.
Солнце стояло ещё достаточно высоко, но уже день клонился к вечеру. На могиле Лиды стоял обычный деревянный крест. На кресте черной краской написана фамилия, имя, отчество и дата рождения и смерти. Могилка была ещё достаточно свежа, только дождем, прибило землю и появились следы от маленьких ручейков, стекавшей воды.
– Как будто следы от слёз, – подумал Антон. И ладошками стал оглаживать могильный холмик. Затем встал на колени и произнес. – Прости Лида. Прости за то, что не сумел уберечь семью. Разве о такой судьбе мы думали, когда играли свадьбу, – слёзы начали его душить, слова застревали в горле.

  В конце-концов он зарыдал. Сказалось нервное напряжение последних дней. Маша стояла рядом и тоже тихо плакала. Наконец, Антон издал последний воющий звук. В наступившей тишине заскрипели зубы. Антон вытер платочком лицо и молвил:
– Пойдем, дочка, пойдем. Поедем домой. Мы теперь часто будем бывать у мамы, – и они медленно пошли к машине, она ждала за оградой кладбища.

  Приехав в город, по пути до дома, заехали в магазин. Антон купил продукты, рассчитался на кассе, через карточку. Приехав домой, Антон начал готовить ужин. Маша, сославшись на усталость, ушла в комнату, у нее стала побаливать нога. Натрудила ходьбой по кладбищу. После выписки из больницы, она столько не ходила, так как быстро уставала и болела нога.
Антон на ужин приготовил окорочка, нарезал салат, хлеб и позвал Машу. Только сели за стол, раздался звонок в дверь. Антон сказал:
– Я открою, – и встал из-за стола, вышел из кухни в прихожую, открыл дверь. На площадке стояла Элка.
– Здрасте, – кивнув головой, сказала она. – Ой, дядя Антон приехали? А Маша дома?
– Дома, где ж ей быть, – ответил Антон, пропуская Элку. – Заходи, заходи.
Маша говорила, что Элка ночует у неё, вдвоем не так страшно.
– Проходи на кухню, мы как раз ужинать собрались. Давай с нами, – продолжал Антон.
– Спасибо, с удовольствием, а я думала, приду, что-нибудь с Машкой приготовим похавать, – обрадовалась Элка, она никак не могла избавиться от своего вульгарного говора. Да и не хотела, наверное, так ей было проще.

  За ужином Антон ухаживал за девушками, накладывал еду, наливал чай в чашки, убирал со стола. Был не многословен. Поблагодарил Элку за то, что она не бросила одну подругу. Элка покраснела от похвалы, откликнулась.
– Да как же я её одну-то оставлю, конечно, мы ж подруги. Ни фига себе, такое горе. Тётка приезжала, когда хоронили тетю Лиду, дак у неё свои дела, работа, семья: она долго не может. А я чо, я ж подруга, дома отмечусь и снова сюда.
– Спасибо тебе, спасибо, – ещё раз похвалил Антон.
– А вы совсем приехали, дядя Антон? – спросила Элка.
– Совсем, совсем, – подтвердил Антон и погладив по голове Машу, продолжил. – Идите в комнату или в зал телевизор включите, я пока посуду вымою.
– Да давайте я, – дернулась Элка.
– Нет, нет, идите, я сам, – остановил её Антон и стал надевать фартук.
Антону хотелось просто остаться одному. Подумать, как жить дальше. Во-первых, нужно восстановить документы. Они остались у бандитов. И тут его осенила тревожная мысль: «а что, если они найдут меня, ведь в паспорте есть все мои данные и адрес. Теперь только я в ответе за дочь». Антон даже перестал мыть посуду и сел на стул. Снова сердце тревожно забилось, он даже вспотел.

  «Подожду с неделю, если будет тихо, подам заявление об утере документов. А пока нужно заказать оградку на могилу. Если потребуются документы, у Маши паспорт есть», – рассуждал мысленно Антон. И тут же решил. «Домою посуду и пойду спать. Утро вечера мудренее, устал я сегодня. Сумасшедший день какой-то».

  Домыв посуду, включил воду в ванной, пошел за полотенцем. Комната Маши была закрыта, из-за двери едва слышались голоса, разобрать ничего не было возможности. Постояв с полотенцем с минуту у комнаты, Антон пошел мыться. Вымывшись, постелил чистое постельное белье, и громко сказав: «Спокойной ночи», лег в свежую постель. «Господи, как хорошо-то», подумал Антон.

  Он долго не мог заснуть, никак не покидали мысли о том, что случилось с его семьей и с ним. Почему так произошло? На этот вопрос он не находил ответа. Довольно долго проворочавшись, наконец, провалился в глубокий сон.

  Маша с Элкой ещё долго разговаривали. Искали вариант: как объявить, что Маша беременна. Элка несколько раз выходила в туалет покурить, так как Маша не могла вынести запах дыма и табака. После курева сразу жевала жевательную резинку, чтобы отбить запах. Наконец устали, захотели спать. Обычное юношеское поведение от максимализма до нерешительности.

                ХV
  Утром, едва позавтракав, Элка убежала. Объяснила как обычно в своей манере.
– Надо отметиться, чтоб родаки не волновались, – и Маше: – Я позвоню, – сказала и ушла.

  Только захлопнулась за ней дверь, раздался телефонный звонок. Трубку сняла Маша, услышала голос Людмилы:
– Машенька, здравствуй. Как ты там? Извини, вчера не могла придти, ездила к дочке. Там внучек заболел, нужно было помочь.
– Здравствуйте, тетя Люда, – ответила Маша. За время, проведенное вместе, они сблизились и нашли общий язык. Стали почти подружками, если бы не разница в возрасте, да ещё мысли у Маши об отце ребенка. Она понимала то, что в конце концов нужно будет как-то объяснить беременность. Не святым же духом ей это занесло.
– Машенька я сегодня приду после работы. Продуктов принесу, приготовлю чего-нибудь на ужин. Позови подружку, поужинаем вместе, – предложила Людмила. В трубке стояла тишина. – Алло, Маша, ты слышишь меня? – спросила Людмила.
– Да, тетя Люда, я не знаю, как сказать… не знаю, как вы воспримите это, – тянула Маша.
– Что? Что-нибудь случилось? – тревожилась Людмила.
– Нет, нет, тетя Люда. В общем да. Ко мне папа приехал, – наконец выговорила Маша.
И снова в трубке повисла тишина. Теперь уже молчала Людмила, не зная, что сказать. Наконец, она решилась.
– Хорошо, Маша, ты как-нибудь объясни, кто я. И что я сегодня приду часов в шесть. Хорошо? Об остальном мы с твоим папой поговорим. Его кажется Антоном звать?
– Да, ответила Маша. – Хорошо до вечера, – и положила трубку.

  В голове закружились мысли: «как сказать папе, кто она? Как  объяснить, что она навещала её в больнице и приходила сюда домой. Как объяснить, что она в общем-то неплохая женщина. Папа, конечно, уже понял, кто такой был Анатолий, по отношению к маме. А я?».

  Из кухни раздался голос Антона.
– Кто звонил, Маша? Кто такая тетя Люда?
Маша прошла на кухню. Опустив голову в пол, она тихо сказала:
– Папа, это жена того мужчины.
Антон всё понял, поставил бокал в раковину, вытер руки, повернулся к Маше.
– И что она хочет? – тихо спросил он.
– Она хочет сегодня после шести придти к нам, – и быстро заговорила. –  Папа она часто ко мне в больницу приходила и сюда – домой. Я же не могла её прогнать. Мне было трудно, сначала в коме лежала, потом дома. Вот Элка, да тетя Люда мне помогали, спасибо им.
– Хорошо пусть приходит, – сказал Антон и продолжил мыть посуду.
В голове снова забурлили мысли: «Это что же получается? Это жена того мужика, с кем погибла Лида. Ладно мы были в разводе уже, но если они ехали отдыхать, значит знакомы были уже давно. Это что ж получается? Лида мне изменяла? А Маша? Маша, получается, знала об этом? Так, а не потому ли она на развод подала, что решила сойтись с этим? Какой этот? Он же мертвый. Да, но тогда-то был живой, и  у него семья. Да что ж это такое. Нет, определенно нужно поговорить с этой женщиной и выяснить всё. А как мы будем друг другу в глаза глядеть? Два оленя, рогатых!».

  Антон понимал, вернуть уже ничего нельзя. Нужно устраивать жизнь по-новому. Как по новому, он не знал. Всё в прошлой жизни шло как будто по плану, кем-то написанному.
Родился, подрос – детсад, далее школа, институт, работа, женился. Лида была активной девочкой, понравилась, и он сделал предложение, даже не задумавшись: любит, не любит. В армию не пошел, откосил, дал взятку в военкомате.

  Всё это промелькнуло в голове мгновенно. И тут он вспомнил: «Ё мое, надо же в паспортный стол и в военкомат, документы восстанавливать. Заявления хотя бы напишу об утере, штрафы, наверное, придется заплатить.
– Маша, – позвал он. – Маша откликнулась.
– Маш, я схожу в паспортный стол, нужно узнать на счет прописки, – более ничего не сказал. Не хотел тревожить Машу, да и объяснять не хотел куда пропали документы.
– Маш, а ты суп сваришь? Я может, задержусь до обеда и не успею сварить,  – спросил Антон.
– Пап, да не волнуйся ты, сварю я суп, первый раз что ли, – успокоила Маша.

  Антон вышел из дома и пешком направился в паспортный стол. Захотелось пройтись пешком, подышать воздухом родного города. Было девять часов утра. Солнце только разжигало свою печь, обещая к обеду разогреть воздух и градусов до сорока. Пока же лицо овевала приятная прохлада. Антон снова поймал себя на мысли: то, что раньше казалось обыденным, на что в каждодневной суете не обращаешь внимания вдруг, после нервной встряски, выглядит по-особому. Вот и сейчас он шел по обычным , казалось бы делам, а дома со своими магазинчиками на первых этажах словно приветствовали его и зазывали в гости своими вывесками и рекламой. Антон шел, часто набирая полную грудь,  освежая её особым родным воздухом. Решив выровнять путь, пошел через дворы, мимо стадиона и вдруг. Он остановился, как вкопанный, вернее сказать будто ударился в стену. Стоял и ошарашено смотрел, повернув голову чуть влево. Из-за угла дома, который он уже проходил, виднелась вывеска на стеклянной вставке следующего дома «Игровые автоматы». Антона словно холодный водой окатили, сердце сначала остановилось, затем забилось быстро, быстро готовое выпрыгнуть из грудной клетки. Антон набрал полную грудь воздуха и задержал дыхание. Ритм сердца вошел в почти норму. В голове зашумело, сказался отлив и резкий прилив крови к голове, тут же замелькали черточки перед глазами. Антон медленно выдохнул, опустил взгляд в землю и не поднимая глаз пошел дальше. Состояние было очень странным, ноги стали ватными, шаг мельче, в голове как будто кто-то зашептал: «Зайди, зайди, зайди». Антон, превозмогая себя вдруг вспотевшего, медленно пошел мимо. Думать он уже ни о чем не мог, шел всё ускоряя шаг, через минуту остановился, отдышался. Вытер платочком пот с лица, подумал: «Черт надо же, как тянет. Наркомана, наверное, тоже ломает». Плюнул и пошел дальше. Из паспортного стола, он уже шел другой дорогой. В военкомат решил сегодня не ходить.

  Дома Маша уже готовила обед. Антон решил не мешать, взять газету, купленную в киоске по пути и ушел в комнату почитать. На первой странице красовался заголовок статьи: «Состоится ли гейпарад в Москве». «Что попало пишут», – подумал Антон, увидел статью про крах «авиапрома», решил почитать. Он был «малым» мальчиком, когда над его небольшим провинциальным городом с населением 170 тысяч человек летали самолеты, был свой аэропорт и аэродром. Он помнил, как они с отцом летали экскурсионным полетом над своим родным городом, как он гордился этим, хвастал перед пацанами. Прошло каких-то тридцать лет и всё – ничего этого нет. Ни аэродрома, ни заводов работающих. Заводы вообще-то его не волновали, он понимал (или ему внушили): зачем выпускать тракторы, которые никому не нужны, потому, что не конкурентоспособные. Он конечно понимал, что такое деиндустриализация, но не понимал, как и большинство народа темпов этой деиндустриализации. Но так как у его лично и его жены работа была, он не задумывался больше ни о чем. Семья обеспечена и ладно. И большинство его ровесников думало так же, он это знал.

  Вскоре Маша позвала  обедать. Молча ели суп, разговор что-то не клеился. Антон пытался спросить о женщине, что придет вечером. Но Маша не поддержала разговор, сказав только.
– Ну, пап, придет, поговорите и всё узнаешь.
Антон молча доел суп, второго не было, налил чай и сидел пил с вареньем, наблюдая за дочкой. Маша убрала со стола, начала мыть посуду. Антон хотел было помочь, но она отстранила сказав:
– Пап, я справлюсь.

  Антон ушел в зал, прилег на диван и незаметно уснул. Когда засыпал, почему-то мелькнула мысль: «Так не съездили  с семьей в Горный Алтай. Ладно, документы сделаю, куплю машину и съездим с дочкой».

  В восемнадцать тридцать раздался звонок в дверь. Маша пошла открывать, это пришла Людмила. В руках были пакеты. Маша протянула руку, сказав:
– Здравствуйте, тетя Люда, давайте пакет, помогу.
Людмила отстранила её категорично:
– Нет, нет, нет. Я сама, у тебя еще рука болит и нога вон, хромаешь.
В прихожую вышел Антон.
– Здравствуйте, – сказал он, внимательно глядя на Людмилу и тут же:
– Давайте сумки, проходите.
Взял пакеты и понес на кухню. Людмила вздохнула, сняла босоножки и одев тапочки, пошла следом. За ними Маша. В кухне все ощутили неловкость, вроде не понимали, чем заняться. Маша нашлась быстрее взрослых.
– Папа познакомься, это тетя Люда, я тебе рассказывала.
Антон подал руку.
– Антон, назвался он.
– Людмила, – услышал в ответ.

  Несколько секунд они глядели в глаза друг другу. В этот момент и возникло взаимопонимание, которое впоследствии сыграет положительную роль в их отношениях. В жизни так часто случается, иногда достаточно мимолетного взгляда, какого-то выражения лица, движения, наконец, чтобы понять перед тобой человек, с которым можно, по крайней мере, общаться. Это и есть та божественная искра или если хотите интуиция, которая подсказывает человеку, как вести себя в дальнейшем. Это уже потом включается разум, и начинаешь анализировать слова и поступки человека, с которым ты начал общаться. А в начале всегда – это она, интуиция, или божественная искра. Как кому нравится.

  Кухня приобрела свой ритм жизни. Антон нарезал колбасу и хлеб. Людмила готовила салат. На ужин решили, особо ничего не готовить. А приготовить то, что есть. В маленькой кухне находилось три взрослых человека, но были на удивление всё к месту. Не толкаясь и не мешая друг другу, знали, что делать каждому. Пока нарезались колбаса и хлеб. Пока готовился салат, Маша расставила чайные чашки, вскипятила чайник и заварила свежий чай. Перекидываясь незначительными фразами, поужинали. Все понимали, что серьезный разговор
впереди и серьезный разговор не для кухни.

  После ужина Маша отправила Людмилу с Антоном в зал, сказав:
– Вы в зале посидите поговорите, а я пока уберу и посуду вымою.
В зале Антон пригласил Людмилу сесть на диван. Включил телевизор, но тут же выключил. Оба не знали с чего начать разговор.
– Нам нужно поговорить, Антон, глядя в пол, тихо сказала Людмила.
– Да, конечно, – подхватил Антон, они уже на кухне перешли на «ты». – Знаешь, Люда, я даже не догадывался, что Лида с кем-то встречается. Конечно, понимал, что работа кассира, способствует легкомысленным знакомствам, но как-то не замечал за Лидой ничего.
– Ну, я конечно, подозревала, что Толя гуляет от меня, но относилась к этому спокойно. Какой мужик не гуляет, лишь бы, думала, из семьи не ушел. Закрывала глаза на все его отлучки из дома. Тем более, когда налаживали дело: у нас магазины в деревнях, – пояснила она и тут же осеклась. – Теперь уже не у нас, елки-палки, не знаю, как сказать, – на глазах появились слезы. Достала платочек, вытерла и продолжила. – Когда налаживали торговлю днями и ночами мотались, документы оформляли, потом товар возили, всё сами. Это теперь просто, а тогда… . Вот я и не уследила, да и бесполезное это дело. Мужиков всегда тянет на новеньких. Вот и думала: да ладно, пусть гуляет и мне хватит. Лишь бы дележки не произошло, а вышло вон как, – и замолчала.

  Антон продолжил.
– А у нас было не очень и все из-за денег. Раньше пока дочка маленькая была, еще куда ни шло, а дочка подросла и скандалы пошли. Ну, я думал: а у кого их нет? Скандалов-то. А когда Лида сказала, что подала на развод, я сначала думал, пошутила. Потом, – тут он замолчал, не знал, как сказать о том, что выиграл деньги.

  Людмила поняла по-своему, подумала: «мужика самолюбие заставило замолчать». Так обсуждая то, что произошло в их жизни за этот короткий период, они просидели почти три часа. Людмила уже всё чаще поглядывала на часы, стоящие на мебельной стенке. Наконец, решилась.
– Ладно, Антон извини, спасибо за откровенный разговор. Надеюсь, мы ещё к этому вернемся. Мне завтра на работу рано вставать, пойду я. Хорошо, – и встала с дивана.
– Да, да, конечно, – торопливо проговорил Антон. – Я провожу.

  Людмила сначала отнекивалась, потом согласилась. Дом Людмилы находился в получасе ходьбы от дома Антона, и они пошли пешком. Солнце уже село, но было довольно светло и уже не жарко. Вечерний ветерок приносил прохладу, дышалось легко и свободно.
Людмила была на три года старше Антона, ей исполнилось сорок лет. Антону через месяц исполнится тридцать семь. Через несколько метров Людмила взяла под руку Антона. Он смущенно глянул на неё, и они пошли дальше, так было гораздо удобнее идти. Разговор больше не клеился, шли, перекидываясь незначительными фразами. Подошли к дому, дом был большой кирпичный в частном секторе. Крытый металлочерепицей, с пластиковыми окнами, смотрелся очень прилично.
– Вот и мой дом, – сказала Людмила и продолжила. – Если ты не против, можно я буду звонить Маше? Я так привыкла за это время к ней. Она, как дочь мне стала, – сказала и смутилась Людмила.
– Хорошо, – тихо ответил Антон и уже громче. – До свидания.
Людмила пошла к калитке, доставая ключи. Антон задумчиво пошел в сторону своего дома.

                XVI

  Шел третий месяц, еще ничего не было заметно, но Маша  заранее опасалась, что заметят беременность.  На улицу выходила в широких блузках, топики уже не носила. Всё чаще сторонилась людей и общения вообще. Антон эти странности списывал на несчастья, свалившиеся на юную особу. А Людмила на то, что ей просто не интересно со взрослыми. Она понимала, что у молодежи своя жизнь, у взрослых своя. Она-то в жизнь своих девочек старалась не вмешиваться и те сами её строили. С одной стороны это было хорошо, но вот с другой – оставшись без мужа, она ощутила всю отвратительность одиночества. Когда приходишь с работы, а тебя никто не ждет. Иногда она, взяв мобильный телефон в руки, машинально нажимая кнопки, находила номер Анатолия и также машинально жала кнопку вызова, а в ответ приятный женский голос: «Абонент недоступен или аппарат абонента выключен, позвоните позже». Первое время после этих слов она рыдала, потом выступали слезы. Через месяц с небольшим, замаявшись  магазинами и другими свалившимися на неё делами: от налоговой до оплаты всех счетов, от поставок товара, до скандалов с продавцами и грузчиками, она поняла, что не сможет одна вести дела и работать на официальной работе. И подала заявление об уходе. Права на вождение автомобиля у неё были, получила давно, но машину не водила, как-то обходились, все делал Анатолий. А тут пришлось помаленьку осваивать, благо коробка автомат на «джипе», да маленько проинструктировал зять, муж старшей дочери.

  В общем, получалось неплохо, и она стала ездить на работу и по делам на машине. Уволившись,  вплотную занялась бизнесом, магазины давали неплохую прибыль, но нужно было следить и контролировать продавцов. Вороватых  заменила, пока всё шло хорошо.

  Маша шла по переулку Гражданскому вдоль школьной ограды по тротуару, когда обогнав её на дороге, остановилась машина, и водитель посигналил. Маша подняла глаза и вздрогнула, это была машина Анатолия, но за рулем сидела тетя Люда, она улыбалась и махала рукой, подзывая Машу. Маша, пропустив очередную машину, подошла. Люда вышла из машины, открыла дверь и предложила сесть. Маша безропотно согласилась.
– Здравствуй, Маша. Далеко идешь?  Я довезу, – сказала обрадованная встрече Людмила.
Маша растерялась, постеснялась сказать, что идет на консультацию к врачу, но быстро собралась и ответила.
– Да так, вышла погулять, да косметики купить.
– Гулять нужно обязательно и побольше, здоровье поправлять. Нога ещё болит? – спросила Людмила.
– Нет,  – ответила Маша. – С ногой порядок, а вот рука… в ключице больно. Врачи говорят, нужно на реабилитацию ходить, завтра на прием схожу к врачу и направление возьму.
– Правильно не затягивай, руку нужно разрабатывать. А может вместе в магазин пойдем? – вдруг спросила она. – Выберем тебе качественную косметику.
– Спасибо тетя Люда, да я только помаду гигиеническую купить хотела, губы трескаются, – отказалась Маша.

  Людмила не стала навязываться, довезла Машу до супермаркета и поехала по делам. Она в очередной раз не решилась спросить, как протекает беременность.
  Когда джип уехал, Маша села на лавочку перед магазином. Её начал быть озноб, тому причиной была машина Анатолия, в которой она проехала второй раз в своей жизни. Нахлынуло столько ощущений и чувств, что её неокрепшая психика была на грани срыва. Наконец, она почувствовала, кто-то довольно сильно тряс её за плечо и говорил:
– Девушка, девушка, вам плохо? Что с Вами, может скорую вызвать?
 Маша подняла глаза, перед ней было испуганное лицо молодого человека. Вокруг начали собираться люди.
– Нет, нет, не надо скорой, – проговорила наконец Маша. – Сейчас пройдет.
Побледневшее лицо начинало розоветь. Люди пошли по своим делам. Молодой человек присел рядом.
– Возьми, попей, – предложил он и протянул бутылочку с минералкой.
Маша сделала несколько глотков, окончательно успокоившись. Ощущения беременной женщины одновременно и радовали и пугали. Объяснить возникающие ситуации было не кому. Мамы не стало, а Элка сама ничего не соображала, так со слов чужих пыталась объяснить и всё.
Тебя как звать? – спросил молодой человек.
– Маша, – едва слышно откликнулась она.
– Как ты? – снова спросил молодой человек.
– Нормально, – ответила Маша.
– А меня Сергей. Пойдем, я провожу. Тебе куда? – спросил молодой человек.
– Спасибо, я сама, мне недалеко, две остановки до поликлиники, – почему-то раздраженно отклонила предложение Маша.
– У тебя точно всё в порядке? – последовал вопрос.
Раздражение прошло так же молниеносно, как и пришло.
– Да всё в порядке, тошнит немного, – проговорила Маша.
– Может отравление? – спросил Сергей.
– Вряд ли, – ответила Маша.

  Парень явно никуда не торопился. Сидел, маленькими глотками пил воду прямо из бутылки. И вдруг засмеялся тихим смехом, качая головой. Маша недоуменно посмотрела на него. Он ,увидев её взгляд, пояснил.
– Мне где-то встречалась притча, в какой-то книге, не помню. Может кто-то, когда-то рассказывал: в старину была такая примета, если молодые люди полили воды из одной посуды, обязательно поженятся, – и хитро глянул на Машу.
Маша резко встала, собираясь уходить. Опять накатило раздражение, да и на консультацию пора было.
– Дэвушка, дэвушка, – смешным кавказским акцентом заговорил Сергей. – А тэлэфончик дашь?
Маше стало смешно, она улыбнулась:
– Запомнишь или запишешь, абрек? – и проговорив цифры, быстро пошла к подошедшей на остановку маршрутке.

  В поликлинике было сумрачно и прохладно. Врач, женщина, осмотрев Машу, неодобрительно покачала головой.
– Ну что тебе сказать, девочка, плод развивается нормально. Два с половиной месяца – срок приличный. Все-таки решила рожать?
– Решила, – ответила Маша.
– Мужа нет? – снова спросила врач.
Маша вздохнула.
– Понятно, – сказала врач. – Родители в курсе?
– Мамы нет, а папа еще не знает, – ответила Маша.
– Разошлись, что ли? – спросила врач.
Машу опять настигло раздражение, вопросы ей казались глупыми.
– В карточке же написано, что я была в аварии, тогда и мама погибла, – раздраженно ответила она.
– Извини, я не хотела тебя обидеть. Время такое, молоденькие девочки приходят на консультацию, потом идут на аборты, гробят себя. А мы должны в этом участвовать, противно, – почему-то разоткровенничалась врач. – А ты молодец, только трудно очень будет одной-то ребенка поднимать. Намаешься. Отец-то как не против, в смысле твой отец?
Маша опять вздохнула и сказала:
– Я же говорила, что он не знает.
– Да-а…, дела… – протянула врач, – а отец ребенка?
Маша растерялась, не зная, что ответить. Врач опытная женщина это заметила.
– Ладно, ладно, всяко бывает – у тебя пока всё нормально, – проговорила, дописывая запись в карточке.

  Выйдя из поликлиники, Маша пошла в магазин, купила гигиеническую помаду, кофточку пошире и отправилась пешком домой, решила прогуляться. Нога позволяла, хромота была чуть заметной, боли не было.
  Она шла дворами и думала: что дальше? Август кончается, школа? Вот основной вопрос. Как объяснить окружающим, что она не может в таком состоянии ходить в школу, тем более к весне подойдет срок рожать. Врач посчитала и сказала, что это произойдет к концу марта или в начале апреля.

  Маша уже подходила к дому, как вдруг услышала знакомый голос и смех. Оглядевшись по сторонам, совсем близко метрах в двадцати от себя у угла дома увидела троих парней. Среди них был Сергей, он что-то увлеченно рассказывал друзьям, время от времени прерывал свой рассказ и смеялся. Вдруг он неожиданно обернулся, всё ещё смеясь, и тут же прекратил смех. Сказав друзьям:
– Пока, до вечера, – направился к Маше.
Маша замедлила шаг, пройти мимо незаметно было невозможно. Её уже увидели.
– О прекрасная незнакомка, – подойдя, воскликнул Сергей. – А почему такая грустная?
Он всё ещё был в том веселом состоянии, в каком находился общаясь с друзьями.
– Я не грустная, я задумчивая, – полушутя, полусерьёзно ответила Маша.
– Хорошо, задумчивая, – согласился Сергей. – А не кажется ли Вам странным мадмуазель то, что это наша вторая встреча за сегодняшний день. И в довольно короткий период времени, – продолжал он шутливым тоном. – Мне лично кажется, это неслучайно.
– Когда кажется, нужно креститься, так мне бабушка в деревне говорила, – откликнулась Маша, идя своей дорогой.
-Вообще-то я атеист и даже крестится не умею. Хотя поговорка: «пока гром не грянет, мужик не перекреститься» наверно применима и ко мне в данной ситуации. Когда я тебя здесь увидел, точно готов был перекреститься, от неожиданности. А куда ты идешь? – вдруг спросил Сергей.
– Домой, – ответила Маша.
– А можно я провожу?

  Маша пожала плечами и они пошли. У Маши не было настроения общаться после поликлиники. Да и не хотела она лишних вопросов, тем более от малознакомого, хоть и молодого человека. Настроение снова начало портиться, она готова была закричать: «Отстань от меня, отстань, не видишь, я беременна. И мне плохо, потому что я одна, потому что мне не с кем посоветоваться. Потому что я не знаю, что будет дальше. Потому что у меня на уме одно: чтобы не было плохо моему маленькому, и я не знаю пока, как его существование воспримет отец и все мои знакомые».

  Маша закусила губу, не сдержанная слеза покатилась по щеке. Она понимала, что парень ни в чем не виноват. Он просто добивается внимания понравившейся ему девушки. И он делал это со свойственной всем парням простотой и наивностью: «Что тут такого, познакомились, не понравились друг другу, разбежались». Современное молодежное и не только мышление. Свобода отношений и нравов.

  Парень удивленно смотрел на Машу. Только второй раз он её видит и то короткое время, а у нее так резко меняется настроение. Он не понимал: Что это? Это было несколько странно, но ещё необычно было то, что его очень влекло к этой малознакомой девушке. Уловив момент, он отбросил шутливый тон и спросил:
– Маша, что происходит, у тебя неприятности?
На что Маша со свойственной молодежи резкостью ответила вопросом:
– Какое твое дело, что ты мне в душу лезешь? Ну, спасибо проводил, вон мой дом, я уже пришла, – но тут же осеклась и проговорила виноватым голосом. – Извини, у меня действительно неприятности, – улыбнулась и продолжила. – Хотя смотря как на это посмотреть, т. е. с какой стороны. Ой запуталась совсем. В общем, с одной стороны хорошо, с другой – плохо.
  Сергей вообще ничего не понял, но решил молчать и не раздражать больше собеседницу. Он молча улыбался.
  Подошли к Машиному дому. Сергей несмело спросил:
– А может мы вечером погуляем? Вот видишь, оказалось и я живу недалеко: Рубцовский, дом шестнадцать.
– Хорошо, позвони. Помнишь номер? – засмеялась Маша и пошла в подъезд.

                XVII

   Прошло почти три месяца с начала нашего повествования. У Маши округлился животик, дома скрывать стало уже невозможно. Маша со слезами на глазах, на немой вопрос отца, набралась храбрости и рассказала всё, что произошло.
 Антон был в шоке. Он не мог поверить, что всё это произошло в его жизни. Иногда он встряхивал головой, будто хотел прогнать то, что услышал и думал: «Как в плохом сериале, неужели правда происходит то, что показывают по телевизору. Господи, если ты есть, услышь меня. Ответь за что мне всё это?  Не есть ничего ты не ответишь. Ни-че-го!». Скрипя зубами, вытер выступившие слезы. Обнял дочку и прошептал:
– Ладно, доча, ладно. Будем жить, нам вот теперь о маленьком думать надо.

 Антон всё ещё не решался рассказать правду. О том, что с ним происходило после развода, он скрывал. Сказал только, что работал месяц на стройке в Барнауле. О деньгах, о выигрыше не решался рассказать. Боялся того, что Маша обвинит его во всём том, что случилось. А он обостренно чувствовал за собой вину и теперь невольно своим отношением к окружающим, пытался загладить, хотя бы оправдаться перед собой. Окружающие всё равно не знали подробностей его жизни. Он только не понимал того, что малая ложь всегда порождает большую.

  Но наше общество больно, оно всё так живет. Всё настроено на лжи, коварстве и подлости. Даже человек, считающий себя «честным» или со стороны выглядящий «честным» все равно иногда вынужденно или нет, но совершал поступок недостойный честного человека. Моральные качества человечества стали очень низки. Простой человек, глядя на экран телевизора, и видя как «наказывают» коррупционера, переводя его с одной должности на другую, не менее или чуть менее хлебную должность, уже не возмущается. Он уже смеется над этим. А кто-то уже начинает думать: если им (властям, людям при должности) можно воровать и нагло врать с экранов телевизоров, то почему мне нельзя. Возможно, он просто и не задумывается над этим, он начинает врать окружающим его близким. Возможно, человек врет из благих побуждений, например, показать хочет, как он живет хорошо, а на самом деле бардак в семье. Понять то можно, человек хочет приукрасить, но все же он врет. А человек, давший обещание и не выполнивший его, он же соврал, т. е. обманул кого-то. А говорящие головы с экранов телевизора постоянно так делают. Вот человек и привыкает к тотальной лжи. А последние сто лет в нашей стране вообще правду не найти. Наверняка есть ещё люди высокой морали в России и не только. Но видно, время их не пришло.

  А Антон? Антон, как модно сейчас говорить: «продукт своего времени». Он не может не врать. Даже просто скрывая правду, ему приходится придумывать, что-то вместо нее, т. е. врать.

  Общество  больно, скрючено судорогами лжи и так и живет, корежится от собственной лжи и живет. А ложь, растекаясь сверху, как по пирамиде скатываясь вниз, накапливаясь становится уже океаном. Океаном лжи, в котором рискует утонуть, но пока живет, живет захлебываясь дерьмом лжи, а живет. Чудеса, да и только. Надежда только на то, что одна эпоха сменяет другую. Так и эпоха правды и справедливости сменит эпоху лжи и других пороков.

  Маша изредка встречалась с Сергеем. Парень был добродушным, ей нравился, а самое главное он был не навязчив и тактичен. Угадывал настроение Маши и если видел, что ей плохо, пытался и помогал словом и делом. Несколько раз встречались, посидели в кафе, сходили на фильм «Аватар». Маша не знала, как поведет себя Сергей, когда узнает о беременности, а рано или поздно, она понимала, он догадается. Маша пыталась прекратить отношения, не отвечала на звонки, избегала всячески Сергея, но через какое-то время соглашалась встретиться и посидеть в кафе или на лавочке в сквере. Молодость требует общения, человек вообще в одиночестве начинает хандрить, а такой общительный, как Маша, не выносит одиночества.

  Каким бы деликатным не был Сергей, Маша заметила, как он всё чаще пытливо смотрит на неё и становится задумчивым. Она поняла: его терзают смутные догадки, но вот как рассказать ему о своем интересном положении не знала. Посоветоваться было не с кем. Элка уехала к бабушке в деревню и уже давно не звонила, наверно новая любовь заполнила её тело и душу, не до подруги.

  И все-таки произошло то, что должно было произойти. В очередной раз у Маши произошел нервный срыв и она, рыдая выскочила из кафе, её стал душить приступ рвоты. Едва забежала за угол здания, её вырвало. Сергей стоял рядом с бутылочкой минералки. Когда Маша отдышалась, он  помог ей дойти до скамейки, стоявшей в десяти метрах во дворе дома и дао воды. Прохожие укоризненно качали головами. Одна из женщин все-таки выразила своё неудовольствие словами:
– Бессовестные, такие молодые, а пьют больше взрослых. Вы ж алкоголиками скоро станете от этого пива, – и пошла, оглядываясь на молодую парочку, в свой подъезд.
– Попей ещё, – предложил Сергей и протянул бутылочку. Маша сделала пару глотков и вернула бутылочку.
– Пошли? Я провожу, – без лишних вопросов предложил Сергей.
И тут Маша, словно в бреду, быстро заговорила, глядя лихорадочным затуманенным взглядом.
– Подожди, мне нужно тебе кое-что сказать. Давай пойдем в сквер, там никто не помешает. Я скажу тебе важную вещь, – и, потянув Сергея за рукав, быстрым шагом направилась в сторону сквера.

  Нужно было перейти через оживленную улицу, машин было много. Дождавшись зеленого сигнала светофора, они перешли проспект, прошли еще метров пятьдесят и очутились в тихом уголке сквера. Люди бродили, отдыхая с детьми, парочки целовались, сидя на лавочках. Найдя пустую скамейку, Маша и Сергей сели.

  Маша задумалась, она вдруг растерялась, не зная, как начать разговор. Сергей не торопил, сидел молча. Маша, собравшись, наконец, тихо начала.
– Знаешь, я, наверное, ненормальная, может даже дура. Я не знаю, как тебе рассказать то, что со мной произошло. Мне и стыдно и больно об этом сказать, но скрывать я больше не могу, а обманывать тебя не хочу, – слёзы выступили на глазах Маши.
  Сергей подал свой платочек, так как Маша выбросила свой во дворе дома. Успокоившись через минуту, она продолжила.
– Это случилось три месяца назад… с одним взрослым дядей… – с небольшими паузами говорила Маша. – А дядя тот… – она снова замялась, но преодолев нерешительность, продолжила, – а дядя тот был любовником моей мамы, – тихим голосом закончила она и опустила голову.
  Гнетущее молчание длилось минут пять. Наконец Маша вздохнула и продолжила.
– Я сама захотела этого… у меня не было до этого парней… Мне подруга рассказывала, как у неё произошло Это. Потом мама рассказала… – и встрепенувшись, продолжила. – А я не хотела так, я не хотела так, как у них, – заплакала она, прижавшись к плечу Сергея.
Он обнял её, прижал к себе. Наконец Маша успокоилась.
– Ты, конечно, можешь презирать меня, но я не хотела попасть в их ситуацию. А парни вокруг только и делают, что пьют, глотают «колеса» и колются. Может это покажется смешно и наивно, я хотела нормального секса, с нормальным, ласковым, добрым, чутким мужиком, раз нет нормальных парней. А Анатолий мне и показался таким.
Сергей молча слушал.
– А потом случилось несчастье, – уже спокойней продолжила Маша. – Мы поехали на озеро в Егорьевку. Недалеко от села произошла автокатастрофа… – Маша снова продолжала с паузами, глотая комки в горле. – Мама и Анатолий погибли… Я выжила… Вот и всё.
 
  Сергей еще крепче прижал Машу к себе. Гладя её по плечу, он хриплым голосом только смог сказать.
– Ничего, ничего… всё будет нормально.
– Я пойду? – тихо вдруг спросила Маша.
– Ну куда ты одна? Я провожу, пошли, – откликнулся Сергей.
Маша вопросительно глядела на него.
– Пошли, пошли, не волнуйся, пошли я с тобой, – сказал Сергей.
Маша вздохнула. Они встали и пошли из сквера в сторону дома Маши. Сергей, взяв Машу за руку, как ребенка перевел через оживленную улицу.          Всю дорогу шли молча. У дома Маша высвободив  руку, промолвила.   
– Вот так, – и замолчала.
Сергей, глядя ей в глаза, сказал.
– Так ни так, перетакивать не будем.
– Что? – не поняла Маша.
– Маш, иди домой, я тоже пойду. Мне надо подумать, – сказал Сергей.
– Хорошо. До свидания, – сказала Маша. И вошла в подъезд.

  Сергей шел и думал: «Как же так? Почему так? Не глупая же девочка. Почему с мужиком? А с кем? Действительно, ребята вон как пьют и пиво, и энергетики. Наркотики опять же. А я? А я не такой ли? Со стороны посмотреть наверно и я такой же? Нет, ну я же не курю, пиво редко, а больше ничего и не хочу. Наркоту не пробовал. Хотя у нас в группе разные ребята и «колеса», и «травку» употребляют, но есть же и нормальные. Елы-палы, ну почему я с ней раньше не встретился? И что дальше? Как она будет, ей же учиться нужно, школу окончить. А как родит, одна с ребенком намучается? Хотя, говорила отец есть, вроде недавно приехал. А где был? Тоже не понятно. Да вопросы, вопросы. А где ответы? И  что дальше? Встречаться? Какая-то глупая ситуация, встречаться с беременной девушкой-женщиной. Но я же чувствую, у неё хороший характер, она добрая, видно неиспорченная. Похоже, не курит. Ладно, нужно всё обдумать.

  Он уже ехал в маршрутке домой, а мысли о Маше всё не покидали его. До поступления в индустриальный институт, он жил в небольшом селе Лебяжье Новоегорьевского района. Село стояло на краю бора, почти в двух шагах находилось горько-соленое озеро. Когда-то в советское время здесь на берегу озера в бору находился неплохой дом отдыха. Грязи и вода озера были лечебными, и не один человек поправил здесь здоровье. Замечательный насыщенный фитонцидами соснового бора воздух и лечебные грязи делали настоящее чудо с больными людьми. Со дня своего основания и до перестройки тысячи рабочих, служащих, крестьян поправили здесь свое здоровье. Но самое главное богатство этих мест – люди. Добродушные, не склонные к стяжательству и жажды наживы, честные  в отношении себя, друзей и приезжих, они такими же воспитывали и своих детей. Здесь всем хватало работы. Кто-то работал на обслуживании дома отдыха, кто-то  в совхозе. Сеяли пшеницу, растили скот, собирали ягоды и грибы. Многие сдавали в заготконтору. Этим и жили. Кто не хотел жить сельским трудом, уезжали в город на заводы или в учебные заведения учиться.
Когда грянула перестройка, и пришел «бандитский капитализм» совхоз захирел и развалился окончательно. В дом отдыха отдыхающие ехали всё меньше и меньше. Работы не стало, и народ побежал из села искать лучшую долю. Кто в город китайскими тряпками торговать, кто со специальностью и по моложе на Север на заработки.

  Отец Сергея тоже работал на нефтепромысле в «Роснефти» и редко бывал дома. А что делать, детей нужно было поднимать, дать им образование. А за всё нужно платить. Деньги, деньги, деньги и люди уже меньше стали думать о справедливости и добре, о честности и благородстве.

  Но вот что интересно, так это то, что выходцы из сельской местности в большинстве сво обладали положительными качествами. Это уже потом, город ломал тех из них кто был склонен к нехорошим поступкам и темным делишкам. И делал из них воров, наркоманов, лжецов, подлецов и т. д.

  Конечно, в последние два десятка лет и в селах увеличилось количество таких недоносков, желающих поживиться за чужой счет. Но все же большинство было с положительными качествами. К таким и принадлежала семья Сергея Фомина. Он вырос разносторонне развитым, с понятием о чести и достоинстве, неплохо закончил школу, и легко поступил в институт.

  В его поступках никогда не было двойственности, присущей людям занимающимися торговлей и финансами. У таких людей в голове сидит: дебит, кредит, т. е. выгодно, не выгодно. И это отражается на их характере, натуре. Они всегда оценивают людей, с которыми сводит их судьба. Выгодно, не выгодно: дружить, встречаться, иметь общее дело и т. д.
Поэтому Сергей  как честный человек,  хотел четко выяснить для себя, если  влюбился и девушка не «фифти-фифти», то нужно выяснить её отношение к нему, Сергею. И если у неё чувства есть и есть они у него, то в чем дело? А дело за малым: в объединении родственных душ.

  Он был уверен, родители его поймут. С такими мыслями он пришел на квартиру, которую снимали для него родители.Он включил чайник, на столе лежала недавно купленная в магазине книжка стихов и прозы под названием «Моя стихия» местного автора. Открыл, не глядя на страницы и начал читать:

Тихо, тихо спит природа,
Не колышет ветер травы
Словно весь из изумруда
Перед взором берег правый.

Левый берег на рассвете
Золотится, расцветает.
Солнце медленно восходит
Всё проснулось, рассветает.

Спину выгнув, как у зубра,
Мост стоит над быстрой речкой
Как свежо, волшебно утро,
Как спокойно дышит вечность.

«Замечательно», – подумал Сергей и тут же нахлынули воспоминания о родной деревне и детстве, и юности, как они с пацанами бегали на озеро купаться.
 Прочитав ещё несколько стихотворений, он сел за компьютер и отправил автору по mail, указанному в книге благодарность. Затем полазил по Интернету, ответил на почту в сети «Мой мир», добавил несколько комментариев к роликам. Выключил компьютер и задумался.
«Через неделю начинались занятия в институте, Маше как-то нужно учиться дальше, видимо, нужно договариваться об «экстернате». Всё нужно знакомиться с отцом Маши», – решил он.

                XVIII

  Антон наконец получил паспорт, восстановил водительские права и купил «Тойоту-Короллу», 1998 выпуска. В один из вечеров, сидя на диване, смотрел краевые новости. В сюжете показывали, как арестовали банду вымогателей, которая занималась различным криминалом, в том числе и крышеванием проституток. Среди членов банды он узнал старых знакомых и облегченно вздохнул. Как будто гора с плеч. В подсознании сидела и сверлила иногда нехорошая мысль: а вдруг эти сволочи приедут и найдут его. Ведь документы остались у них. Именно поэтому он почувствовал облегчение, когда увидел их арест.
В начале, после того как он оказался дома, его посещала мысль написать заявление в милицию. Но он не мог найти объяснения своим действиям и не знал, как объяснить, всё произошедшее с ним, дочке. А если попытаться ей объяснить тогда и Людмиле придется всё рассказать. А он этого не хотел, отношения складывались ровные, они уже были близки. Так как прекрасно понимали: не может мужчина долго быть один, так же как и женщина, природа всё равно возьмет своё. А раз уж так сложились обстоятельства, то они и начали встречаться у Людмилы дома. Так было проще, дочки жили отдельно, иногда ночевали внуки, но это было редко, она же работала и смотреть за ними было некогда, разве что по выходным. Так и сложилось, мало-помалу, и Антон постепенно втянулся в бизнес Людмилы. Через некоторое время они поняли, что нужны друг другу. В одном только испытывали неловкость: не знали, как свои отношения объяснить близким. Эта проблема касалась только их двоих. Но была ещё одна ситуация и довольно щепетильная. Антон никак не мог решиться рассказать Людмиле о беременности Маши и о том, от кого она беременна. Хотя и понимал, рано или поздно, а рассказать всю правду придется. Он, наконец, понял, что его мучает: а мучило его то, что он искал такой вариант развития событий, при котором он мог бы всё «разрулить» так, чтобы скрыть то, что он выиграл деньги. В то же время он понимал, что когда-то придется рассказать и об этом, но не сейчас. По крайней мере пока Маша не родит, а там видно будет.

  Позвонила Людмила, попросила помочь ей. Антон с удовольствием согласился. Предупредил Машу, что будет поздно, поехал к Людмиле. Почти весь день мотались по делам на машине Людмилы. Машина Антона стояла во дворе её дома. Наконец, к вечеру освободившись от дел, они уединились. Решили поужинать дома и заняться более приятным делом. За ужином Людмила заметила, что Антон «не в своей тарелке». Спросила:
– У тебя что-то случилось? Может с Машей что? – встревожилась она.
– Нет, нет, – ответил после небольшой паузы Антон. – С ней все в порядке. Но вопрос, конечно, есть и касается он опять таки всех нас, – начал осторожно Антон.
– Так в чем дело, расскажи, – насторожилась Людмила.
– Не знаю, как начать, в общем, тут дело такое: Маша беременна, – и опять пауза.
– Ну, это я допустим знаю. Что еще? Ты что-то ещё хочешь сказать, – подтолкнула Людмила.
– Да, – наконец, собравшись с духом, Антон проговорил. – Она мне сказала, что беременна от твоего бывшего мужа, – и, покраснев, замолчал.
Людмила быстро встала с дивана и заходила по комнате.
– Ну, дела, вот так дела. Как же так, а я  с ней… Да что ж это такое творится на белом свете. Ну как же это… А может не правда? Может с мальчиком каким, а хочет скрыть? – как бы сама себе говорила Людмила. Антона она будто не замечала.
– Вряд ли, я ей верю, – подал голос Антон.
Людмила в запальчивости то ли себе, то ли Антону задала вопрос.
– И что теперь? Что дальше то? – и крепко сжав руки на груди, снова быстро заходила по комнате.
Антон молчал. Через пять минут Людмила успокоилась, села на диван.
– Антон, что происходит, а? – плачущим голосом спросила она.
Антон вздохнул и откликнулся.
– Да Бог знает, наверно не нашего ума это дело. Нужно жить. Маша решилась рожать и ничего больше слышать не хочет.
– Это как же понять? Это ж, кто мы теперь друг другу? Как разобраться в этом? – задавала вопросы сама себе Людмила.
– Давай успокоимся. Я сегодня не останусь. Пойду домой. Утро вечера мудренее, – сказал Антон, вставая.
– Да уж, какая теперь постель? Какой сон? Теперь всю ночь проворочаюсь, спать не буду, – сказала Людмила. И встала с дивана проводить Антона. – Ну, ты огорошил, вот это новость. Прямо сериал какой-то, – с кривой усмешкой продолжила она.
Они вышли во двор, уже смеркалось. Наступила тихая, теплая августовская ночь. Антон остановился, глядя в небо. Несколько метеоритов разрезали вечернее небо. Антон прошептал:
– Боже, если ты там слышишь меня, дай нам сил и разума разобраться в том, что ты нам ниспослал.

  Людмила уже открыла ворота. Антон сел в машину, завел мотор. Подождал с минуту, пока прогреется двигатель и тронулся. В створках ворот, где стояла Людмила, остановился. Она наклонилась, поцеловались, пожелали друг другу спокойной ночи, и Антон поехал домой.

  Машину он ставил на плотной стоянке недалеко от дома. Зайдя в квартиру, громко спросил:
– Маш, ты дома?
– Да, – услышал в ответ. – Ужинать будешь? – спросила Маша.
– Нет, спасибо, я уже, – ответил Антон.
Маша вышла из комнаты с вопросом:
– Интересно, кто тебя прикармливает? Говорят: путь к сердцу мужчины лежит через желудок?
– Ну, через желудок или нет, это решать мужчине. Вообще-то я и не скрываю, просто разговор не заходил, – помолчал и продолжил. – Я у Людмилы поужинал.
– Так так, понятно, а ночевать, что ж не остался, – спросила и усмехнулась Маша.
– А вот это пока, – многозначительно сказал Антон, – не твое дело.
– Понятно, – откликнулась Маша и ушла в комнату.
– Не обижайся, – сказал вдогонку Антон и напомнил, – съешь яблочко на ночь. Спокойной ночи.

  Людмила долго не могла уснуть. Ворочаясь с боку на бок, сбила простынь. Встала, попила водички, снова легла. Мысли не давали покоя. Она предполагала, что Анатолий погуливает от нее, но чтобы так? Для неё это был невероятный дикий случай. С мамой и дочкой одновременно, да и с ней как с женой. Тут же вспомнила: последнее время действительно занимались сексом редко, но она списывала всё на занятость делами и усталость. Да и не мальчик уже был. Был. И она заплакала в подушку, зарыдала, зарыдала так, как плачут обманутые, понимающие своё бессилие женщины. Выплакавшись она наконец, обессиленная уснула.

  Антон и Людмила ещё не уставшие  от одиночества, но уже понявшие то, что их судьба как бы толкает к совместной жизни и в тоже время ставит такие, казалось бы неразрешимые ситуации, как ситуация с Машей, ещё неделю назад решили найти возможность совместной жизни. Но формировать события не собирались, решив  устроить это постепенно. Жизнь представлялась каким-то лабиринтом, из которого вновь нужно было искать выход и выход этот они решили искать совместно. После распада Союза, прошло более пятнадцати лет. Общество изменилось до неузнаваемости.

  Антона и Людмилу это коснулось, когда они были молоды, им было немного за двадцать, и они воспринимали все эти изменения с эйфорией. И только теперь, когда это коснулось их, детей они стали понимать к чему эта вседозволенность ведет. Теперь они пожинали плоды, посеянные этой вседозволенностью. Они-то ещё были воспитанниками советской школы и советского общества. И если не брать во внимание политику в Советском Союзе довольно успешно была реализована программа по воспитанию и обучению молодежи. Начиная с детсадовского возраста и кончая либо институтом, либо ПТУ. В любом случае каждая личность, могла найти применение своим способностям. Социальное устройство государства было замечательно. За исключением политического устройства с его репрессивным аппаратом. Но это как в любой квартире или усадьбе, если хотите: есть кухня с прекрасными ароматами, а есть «клозет» с его вонью. Вот «клозет-то» и нужно было перестроить, а не ломать всё и строить дикий капитализм, где человек человеку волк.

                XIX

Сергей позвонил маме в деревню, спросил когда приедет отец, как здоровье и всё такое прочее. Валентина Михайловна, так звали маму Сергея, заволновалась.
– Что сынок случилось, здоров ли? – спросила она.
– Мама не волнуйся, я приеду всё расскажу, когда папа будет дома, – успокоил он.
Это внесло сумятицу в мысли Валентины Михайловны, она не привыкла к загадочным фразам. Сыну она доверяла, материнским сердцем чувствовала: парень серьезный, глупости не позволит. Жизненного опыта нет, так это наживное. И успокоилась, сельские заботы снова захватили её. Шел август месяц, заготовка к зиме была в самом разгаре. Заготавливая салаты к зиме, она вскоре забыла об этом звонке.

  Андрей Николаевич – отец Сергея – приехал к концу недели, приехал и Сергей. Была суббота, он всегда после вахты приезжал домой в субботу. После всех ахов и вздохов жены, приступал к ритуалу топки бани. Наносил воды, прогрел немного, чтобы вода стала теплой и стены нагрелись. Попросил жену хорошенько вымыть пол, непременно мешковиной. Пол был, конечно, чист после каждой помывки  Валентина всегда мыла и убирала в бане. Но перед тем, как хорошо протопить, муж всегда просил, чтобы она ещё раз хорошо промыла баню. Для того, чтобы пол и стены были слегка влажными, после того как стены и пол прогреются, баня будет дышать не сухим горячим воздухом, а слегка влажным духом. Затем он заходил в предбанник с охапкой березовых дров и подкладывал в печь. Через час баня была готова, после этого он заходил, бросал полковша горячей воды на каменку и быстро уходил. Предварительно замочив свежий веник. И только через полчаса после этого шел в баню париться «первым духом», как он говорил. Потом уже приходил сын и он ещё раз парился, но уже вдвоем с сыном. После их помывки, шла мать. Они отдыхали. После бани семьей садились  ужинать.

  И в эту субботу всё было, как всегда. Традиционные сто пятьдесят граммов домашнего самогона, заправленного апельсиновыми корочками. Сыну налил грамм пятьдесят, Валентина налила себе вишневой наливочки, выпили за благополучие, и стали с аппетитом ужинать, перебрасываясь незначительными фразами.

  После ужина, когда со стола было почти убрано, Андрей сидел расслабленный на стуле, пил квас, Сергей прихлебывал чай. К столу подошла Валентина, присела, потрепала волосы сына на голове. И тут услышали то, что никак не думали услышать, во всяком случае, думали, что услышат это позже после окончания института.
Сергей заговорил:
– Папа, мама, я встретил девушку, и она мне очень нравится. Я чувствую, что нравлюсь ей, возможно, мы поженимся, – он немного стушевался под строгим взглядом отца.
– Что значит, возможно, поженимся? – переспросил он.
Возникла пауза.
– Сынок, а как же любовь? Нравится это одно, а любовь? Любовь нужна на всю жизнь, – проговорила сбивчиво мама.
– Подожди мать, – снова сказал Андрей. – Давай, сын, рассказывай.
И Сергей поведал родителям всю историю знакомства с Машей, о том, кто она, сколько ей лет и в каком она положении.
– Н… да-а… вот так, ситуация, – проговорил отец Сергея. – И что ты решил?
– Я женюсь, – решительно ответил Сергей.
– Женитьба это хорошо. Рано или поздно мужчина должен жениться. Вот только не получится ли так, что ты женишься из жалости к этой девочке. А потом будешь корить себя всю жизнь…
– Я понимаю вас родители. Как это вдруг сын женится, да ещё ребенок не его? Как это воспитывать чужого? Извини папа, перебил, но понимаете, так сложилось. Я её люблю и неважно для меня, от кого ребенок, он будет мой, и мы его воспитаем вместе с Машей, – горячо проговорил Сергей.
– Сынок, мы жизнь прожили и понимаем, что к чему. Ты сейчас ослеплен любовью, у девочки скоро будет ребенок, неизвестно, какие чувства возникнут, когда ты увидишь его и возьмешь на руки. Потом пеленки, распашонки, памперсы. Семейная жизнь – это большая ответственность и ты знаешь об этом, мы не раз тебе говорили. И потом ей нужно ещё учиться, она же ещё и школу не окончила и потом ведь нужно специальность получить, – сказала, наконец, своё слово Валентина Михайловна.
– Подожди мать, – остановил её Андрей. – Серега, но ты же вроде сказал, что она, Маша-то, ещё ни сном, ни духом не знает, что ты хочешь на ней жениться. А если она не захочет замуж? С ней-то ты говорил? – спросил отец у Сергея.
– Понимаешь папа, у неё сейчас такое не стабильное состояние, лишний раз нервничать нельзя. Я помаленьку подведу её к серьезному разговору. Надеюсь, она поймет, что вдвоем нам будет легче. И я чувствую, что готов стать серьезным женатым человеком, – с улыбкой ответил сын отцу.
– Хорошо, – продолжил Андрей. – Тогда ты должен поговорить и с Машей, и с её отцом. А дальше будем решать, что делать. Если всё сложится, нужно сыграть свадьбу, определиться с жильем и учебой.

  Валентина Михайловна пыталась возражать:
– Может, подождать пока родит? – предложила она, вопросительно глядя на мужа.
В её душе где-то сидела маленькая надежда, что всё это несерьезно. Какой-то червячок сомнений грыз её, не укладывалось пока в голове: как это сын в девятнадцать лет уже женится и берет женщину с довеском. Старый патриархальный уклад деревенской жизни давал о себе знать. Она понимала современную жизнь, но… какое-то «но» сидела где-то там, в глубине души.
– Нет, – решительно сказал глава семейства. – Ждать долго не будем, давай Серега, решай там все вопросы. Договаривайся, в какой день нам приехать и будем всё решать по-взрослому. Решил жениться, женись, это твой выбор. Мы мешать не будем.

  На следующий день Сергей приехал в город и сразу же позвонил Маше. Договорились  встретиться в сквере на той же лавочке, на которой Маша рассказала о себе.
Маша для себя решила: пусть идет всё, так как идет, «самотеком» или как говорила подруга Элка: «все устаканится, вот увидишь». Элка, наконец-то, дала о себе знать, взахлеб, торопясь по телефону рассказала, что у неё новая любовь и она безмерно довольна и похоже счастлива и в город пока не собирается.

  Маша и Сергей встретились в сквере. Накрапывал дождь. Сергей предложил зайти в ближайшее кафе под названием «Калейдоскоп». В кафе было уютно, звучала приглушенная музыка, разговаривать можно было в полголоса. Сели за столик. Сергей прислушался, из динамиком слышалась знакомая песня в исполнении Вячеслава Паршикова на слова рубцовского поэта.
– Знаешь, кто это? – спросил Сергей у Маши.
– Нет, – ответила она.
– Ладно, я потом тебе в Интернете на «Моём мире» найду, послушаешь. Удивительные люди, поэты живут в нашем городе. Замечательные стихи пишут, вот на их стихи уже музыку пишут и песни поют, – пояснил Сергей и задумался. Нужно было как-то сделать предложение. А как он не знал и тут же сказал напрямую.
– Маша, я хочу, чтобы ты была моей женой, – вдруг стушевался и повторил по-другому. – Маш, выходи за меня замуж.
  Маша вздрогнула, как будто гром рядом громыхнул, так это было неожиданно. У неё даже мысли не было такой: выйти замуж, да ещё  за этого парня.
Сделав пару глотков кофе, она вздохнула и внимательным, долгим взглядом посмотрела в глаза Сергея. Будто пытаясь понять, не шутит ли он.
– Сереж, ну зачем я тебе… такая? – тихо спросила она.
Сергей встрепенулся, напрягся и спросил:
– Какая такая?
– Ну… – выдавила Маша, – с чужим ребенком. Ты это из жалости, ко мне?
– Маша, Маша, Маша, подожди, о какой жалости ты мне говоришь? Я люблю тебя, и я хочу продолжить свою жизнь с тобой. Давай поженимся, ребенок будет мой и всё. Кому какое дело, да и знать-то не будут. Потом родим второго, будет братик или сестренка им же двоим будет веселее и в жизни надежней.
– Ах ты, какой активный. Может уже и  о третьем думаешь? – усмехнулась Маша.
– А что? Можно и троих, да какая разница, сколько Бог дает столько и родим.
– Ну да, ну да… – уже серьезней проговорила Маша и задумалась.

  Иногда с Элкой на крыше дома, куда забирались покурить, они рассуждали о житье-бытье. И Элка не раз говорила: попался бы ей «вахлак», чтобы можно было «на пузо» взять, она бы не раздумывала ни минуты. Вышла бы за него, родила и пусть кормит. Доля мужика такая: семью обеспечивать. Маша не раз задумывалась о том, что было бы, если бы на месте Анатолия оказался другой. Смогла бы она поступить также или всё сложилось бы по-другому? И что было бы, останься  Анатолий жив? Кем бы она была? Матерью-одиночкой? Любовницей? А ведь они и не встречались в нормальной обстановке. Мечты о принце и красивой комнате с кроватью, заправленной шелковым покрывалом улетучились. И на руках, видимо, никто не будет её носить.

  Маша положила голову на руки и заплакала. Её худенькие плечи вздрагивали. Сергей пересел к ней. Обнял за плечи, говоря:
– Ну что ты, маленькая, ну что ты. Всё будет хорошо. Вот увидишь. Я сделаю всё, чтобы вы были счастливы.

  Маша успокоилась, прижалась головой к плечу Сергея. Постепенно всхлипы прекратились. Они сидели так довольно долго, думая каждый по-своему, но уже было видно, что думают они об одном и том же. Чувствовалось, что души их сближаются. Нужно было устраивать жизнь по-взрослому. И они уже приходили к этому пониманию. Оставался один момент: нужно было поговорить с отцом Маши.

                ХХ

  Сережа с самого утра настроен решительно. Позавтракав, он отправился к дому Маши. Он ещё не знал, как будет говорить, поэтому обдумывал всё на ходу.
Погода была прекрасная, утро свежее, солнце ещё не раскалило асфальт. Думалось легко и просто. Недаром в народе говорят: «утро вечера мудренее». Подойдя к квартире, Сережа нажал кнопку звонка, раздались мелодичные звуки и голос Маши:
– Иду.
Щелкнул замок, открылась дверь, показалось удивленное лицо Маши.
– Ты? – глядя на Сергея округлившимися глазами, сказала она.
– Я, – шутливым тоном, – на час Сергей, – но тут же осёк себя, ведь он пришел по очень серьезному поводу. Просить руки девушки.
Маша, открывая шире двери, пригласила.
– Ну, проходи. А что случилось? Почему с утра? И не звонил? – сыпала она вопросы.
Сергей перешагнул порог, поцеловал Машу в щеку, сказал:
– Привет, – и тут же спросил. – А Антон Семенович дома?
В это же время из глубины квартиры послышался вопрос:
– Маш, кто там?
– Ага, дома, – утвердительно молвил Сергей и продолжил. – Ну, пойдем, Маш, нужно поговорить с ним. И направился в комнату, откуда послышался голос. Маша, пожав плечами, пошла следом.

  Сережа, зайдя в комнату, огляделся. На диване в трико и без носков сидел Антон. Недолго думая, Сергей подошел, подал руку и представился. Антон пожал её, с удивлением глядя на молодого человека, произнес:
– Антон, – затем после короткой паузы, – Семенович.
– Очень приятно, – продолжал Сергей. – Антон Семенович, а у меня очень серьезный разговор. Я прошу руку вашей дочери Маши, – выпалил он, взволнованно и бесцеремонно.
– Интересно, – тихо проговорил Антон и встал с дивана.
Ситуация была нелепая: стоит жених, просит руку у отца невесты, который перед ним в трико и без носков.
– Да, Вы не волнуйтесь, Антон Семенович, мы с Машей уже обо всем договорились и вот Вам говорим. Правда, Маша?
– Угу, – кивнув головой, буркнула Маша. Она тоже была ошеломлена быстро развивающимся событиями.
– Так, минуточку, ну-ка всё по порядку, – заговорил Антон, снова сев на диван. – Кто ты? Кто твои родители? Говорил ли ты с ними? Как они к этому относятся? Маша, ты чего молчишь? – спросил он Машу, растерянно.
– Дак, а что говорить-то? – с улыбкой спросила она.
– Как что? Как что? Я же ничего и не предполагал, – удивленно говорил Антон Семенович.
– Ну, вот и всё, теперь знаешь, – снова сказала Маша.
– Как же это так? Значит, ты согласна? Значит, нужна свадьба? Ну-у-у… как же так? – тянул Антон.
– А что тут такого, – заговорил Сергей снова. – всё нормально. Мы с Машей любим друг друга и хотим быть вместе.
Антон как-то загадочно посмотрел на него и ничего не сказал. Задумался. Подумав, заговорил.
– Как-то у вас, молодых, сейчас всё очень быстро и просто. Вы же едва знакомы, – глянул на свои босые ноги, пошевелил большими пальцами, продолжил. – А как к этому отнесутся твои родители, что они скажут? Маша, где мои носки? – вдруг вырвалось у него. – Что-то как-то мы не по-людски, – вдруг встрепенулся он. – Подождите, я хоть переоденусь что ли, все-таки событие: руку дочери просят. Ёлки-палки, как всё изменилось. Мы с Машиной мамой хоть и были тоже мало знакомы, но я сватов засылал, обрядность как-то соблюдали. А вы раз, два и всё, в дамки, – хохотнул он. Тут же посерьезнел и заговорил другим тоном. – Маш, согрей нам чай, мы на кухне посидим, поговорим. Я курить хочу, – и пошел одевать носки.

  Разговаривали больше часа. Маша то присаживалась рядом, то уходила, когда вопросы отца ей казались неудобными. Разговор закончили на том, что нужно познакомиться с родителями Сергея и где.

  Сергей тут же по мобильному телефону позвонил родителям, объяснил ситуацию и договорился о встрече. Родители обещали приехать.
  На следующий день к обеду ждали гостей, Маша хлопотала на кухне, Сергей помогал. Антон ходил в магазины, делал покупки. Не хотелось ударить в грязь лицом перед будущими сватами. Размышляя о жизни, он старался не вспоминать, что произошло с ним за короткое время. Сколько событий свалилось на его голову за каких-то полгода. Но его тревожило одно: как воспримут люди то, что не прошло и полгода, а уже дочь замуж идет. Хотя и понимал, что это только смотрины, но уже чувствовал в парне, т. е.  в будущем зяте, стержень есть и ему можно доверять.

  Андрей Николаевич и Валентина Михайловна приехали к двенадцати часам дня на своей машине. Антон и Сергей встретили их у дома. Недалеко поставили машину, зашли в квартиру. Маша накрывала стол в зале, хлопотала на кухне. Валентина Михайловна после знакомства принялась помогать её. Мужики сидели в зале поглядывали в телевизор и перебрасывались незначительными фразами.

  Наконец, накрыли на стол и сели обедать. На столе посередине стояла бутылка вина. Антон, как хозяин налил, Валентине Михайловне, себе, Сереже, чуть-чуть Маше. Андрей Николаевич отказался, за рулем. Выпили, начали обедать. И потек за обедом неспешный разговор о родне, о семьях, кто, как и сколько живет.

  Валентина Михайловна и Андрей Николаевич посочувствовали горю, постигшего Антона и Машу. Помянули Лиду.

  Во всем, во всей обстановке, в общении чувствовалось, объединяются две обычные с русским укладом и русской душевностью семьи.
  Никто никем не восхищался, никто никого не восхвалял и не возвеличивал. Никто не выпячивал своих достоинств. Всё происходило доброжелательно и добродушно.

  Родители Сергея поняли, они почувствовали своими сердцами то, что пара будет жить и то, что семья у них сложится, какие бы трудности не встали на их жизненном пути.
Валентине Михайловне только показалось или она почувствовала, что в Антоне есть какая-то червоточина, какая-то недосказанность. Но она тут же отбросила это, решив справедливо, что жизнь всё расставит по своим местам. Главное чтобы молодым было хорошо и комфортно жилось. В смысле духовного комфорта.

  Со свадебным торжеством решили не торопиться. Пусть молодые сходятся, живут, а после годовщины, поминок по Лиде, отпразднуют свадьбу. Так за общим столом было найдено общее справедливое решение. Тут же решили, что Маша перейдет в вечернюю школу и продолжит учебу до родов и после родов, если всё будет благополучно. Жить Сережа  должен был перейти к Маше. Ему было неудобно и он пытался найти другой вариант, например, уйти с Машей, снять квартиру, но родители с обоих сторон были категорически против. Тем более, что Антон, смущаясь, сказал:
– Извините, ради Бога, и пусть меня простит Лида, но у меня кажется, налаживаются отношения с женщиной. Мы не торопим события, но может сложиться так, что мы будем вместе. Она одинока и у нее есть дом, и мы никого не стесним.

  Все понимающе кивали головами, Антон не стал пока говорить кто эта женщина. Но Маша внимательно посмотрела на отца и кажется, догадалась. Краешки губ её дернулись, но она сдержала улыбку, вспомнив о матери.
 
  Ближе к вечеру погода начала портиться, небо затянуло тучами. И хотя ехать было недалеко, каких-то сорок километров, гости засобирались домой.

  Проводив гостей, Маша с Сережей вернулись в квартиру убирать и мыть посуду. Антон, сказав, что пока нет дождя, сходит в одно место. Пошел к Людмиле пешком, набирая её номер мобильного. Ему просто нужно было с кем-то обсудить ситуацию, поговорить,
подумать, а с кем, если не с Людмилой.

  Людмила была дома и ждала его, приготовив чай. Разговаривали они долго, уже стемнело. Несколько раз звонила Маша на мобильник, спрашивала, когда он придет ужинать. После очередного звонка, сказал, что ночевать не придет, тем более начинался дождь и уже темно.
Ночевать Антон остался у Людмилы. Так сложились обстоятельства, и Сергею не нужно было уходить, тем более оставлять Машу одну в квартире.

  Постелила Маша ему в зале на диване. Они ещё долго сидели, разговаривали, смотрели телевизор. Когда началась постельная сцена, Маша выключила телевизор. Они сидели в полутьме несколько минут. Наконец, Сергей обнял Машу за плечи, притянув к себе, прикоснулся губами к её волосам. Маша вздрогнула и плотнее прижалась к Сереже. Он чувствовал её прерывистое дыхание, и горячее тело девушки возбудило его. Но он боялся сделать первый шаг к настоящей близости, боялся обидеть Машу. И стеснялся сказать ей, что у него ещё не было женщин. Но природу обмануть трудно, он понимал, что это произойдет сегодня, сейчас и стал торопливо расстегивать пуговицы на халатике Маши. Но как расстегивать то, что называется бюстгальтер он и понятие не имел. Маша сделала это сама, оставшись в одних плавочках, с чуть-чуть выдающимся животиком, она была безумно хороша и притягательна. Чтобы не опозориться раньше времени и немного успокоиться, Сергей опустился на колени, целуя животик и пупок, шептал:
– Я тебя люблю, люблю, люблю…
Маша стояла, запрокинув голову, наконец, Сережа встал с колен, взял Машу на руки и закружился с ней по комнате. Маша смеялась и шептала:
– Отпусти, уронишь сумасшедший.
– Да, я сумасшедший, я сумасшедший и с ума свела меня ты Машуля, ты моя драгоценность, ты моя Любовь. Твои волосы, твои глаза, твои губы, ты вся моя, моя, моя, моя любимая.
Так кружа, он поднес её к дивану, и осторожно положил, и снова опустившись на колени начал целовать её сладостные губы, её розовые соски, её тонкие пальчики на руках. Маша взволнованно дышала, казалось она вот-вот потеряет сознание от этих возбуждающих ласк.
В эту ночь Сергей стал мужчиной. Утром он вдруг осознал, какой груз ответственности лег на его ещё неокрепшие плечи. Он понял то единство плоти и души, когда мужчина и женщина чувствуют себя одним целым. И он как мужчина должен теперь заботиться о любимой женщине, т. е. о своей семье и о том маленьком чуде, которое она носит в себе. И неважно, как оно произошло.

  Любовь – это чувство ещё никто не смог объяснить и не объяснит никогда. Жалки попытки человека объяснить это чувство, потому что у каждого оно проявляется по-своему, и каждый по-своему пытается его объяснить. Когда Любовь взаимна, она всепоглощающа и тогда человек способен на самые возвышенные поступки во имя Любви. Но… и на самые подлые он тоже способен.

XXI
 
  Людмила замечала то, что Антон иногда ни с того ни с сего становится задумчивым. Порывалась спросить, но он не пускал в свою душу, отнекивался, отшучивался. В общем, уходил от ответа и списывал свою задумчивость на то, что он думает о судьбе Маши. Его же иногда грыз червь сомнения: правильно ли он поступил, скрыв ото всех выигрыш. Он и не предполагал, что этот его поступок будет так мучить его совесть. Он начинал уже ненавидеть эти деньги, интуитивно чувствуя, что они приносят несчастья. Антон ещё не понимал, что несчастья приносят не деньги сами по себе, а те поступки, которые он совершает, ради этих денег. Он нутром чувствовал, что поступил нехорошо, скрыв выигрыш, но признаваться даже себе, не то что другим боялся. Его разъедала эта двойственность, в душе жило ощущение тревоги. Первое время, когда оно появилось, Антон не придал ему значения. Шло время, ощущение тревоги нарастало. 

  Наконец, настал момент, когда он понял, значение этого тревожного ожидания. Он боялся за Машу. Это единственное, родное маленькое беззащитное существо, должно было раздвоиться. Это было, как взрыв, как вспышка, перед глазами.  Он понял то, что боится не только за Машу. Боится за то маленькое чудо, что должно появиться на свет. В этот момент ему вдруг стало легко, он сел на диван и широко сам себе улыбнулся. Но вдруг сердце стало бешено колотиться, готовое выпрыгнуть из грудной клетки. Он вспомнил, как тяжело рожала Лида, его жена, Машу и испугался. Холодный пот покрыл его спину, он поёжился, отгоняя неприятные мысли.

  Людмила рано утром уехала по делам своего бизнеса, Антон тоже должен был к обеду съездить на оптовую базу уточнить: прибыл заказанный товар или нет. Поэтому он был один и после завтрака сидел в задумчивости на кухне, где и посетили его эти мысли. Походив по кухне, Антон налил чаю и снова присел у стола задумавшись. «А что делать? Что делать, Антон Семенович?», задавал он себе вопросы и не находил ответа. Объявить о том, что он выиграл эти деньги и скрыл от семьи, он не мог: понимал, что это не лучшим образом отразится на его отношениях со всеми близкими ему людьми.

  Он уже понимал, что эти мысли ни к чему хорошему не приведут. И проклиная тот момент, когда ему впервые страстно захотелось на Средиземноморские курорты. Как известно, мысль материальна, и если чего-то очень сильно захотеть то это сбудется. Антон хотел денег? Он их получил. Другое дело, то что человек не всегда знает: как распорядиться тем, что пришло ему в руки – словно по мановению волшебной палочки. Вернее: не каждый человек знает.

  Тут ему пришла спасительная мысль: «Скоро Маша родит, как малыш окрепнет, через пару месяцев, примерно в мае сыграем свадьбу. Вот деньги и пригодятся и как раз всё уйдут». А оставалось всего-то около двухсот тысяч. Наконец-то пришла определенность, и он облегченно вздохнул. Подумав: «Ничего медицина сейчас сильна. Уберегут Машу и малыша».
Машу положили на сохранение и чтобы, как-то отвлечься от тревожных мыслей и подготовиться к рождению малыша Антон решил сделать ремонт в квартире. Нашел фирму, занимающуюся ремонтами квартир, вызвал мастеров, обсудили объем работ. Нужно было поменять старые оконные блоки на современные стеклопакеты, заменить межкомнатные двери и входные. Хотел было постелить теплый пол, от электричества, но цена кусалась, пришлось отказаться, иначе денег на свадьбу не останется, да ещё «приданное» малышу покупать.
За этими хлопотами время пролетело незаметно. Ремонт в квартире приближался к концу. Сергей сдавал сессию. У Людмилы дела торговые шли неплохо. Всё как-то успокоилось, жизнь шла буднично и неторопливо. Маша вот-вот должна была родить. Приближалось 8 Марта. Она  уже неделю перехаживала и чувствовала себя скверно. Какое-то нехорошее чувство безысходности овладело ею, и она постоянно плакала. Врачи и медсестры как могли, успокаивали будущую молоденькую мамочку и словами, и уколами.

  Когда приходил Сергей, Маша немного успокаивалась и не хотела отпускать его от себя. Они подолгу сидели на скамье, в холле для посетителей. Маша не хотела уходить в палату даже тогда, когда ей становилось холодно. В холле было прохладно, и тогда Сергей почти силком отправлял её в палату, успокаивая ласковыми словами.

  Восьмого марта Сергей пришел в праздничном настроении, принес фрукты, соки, букет цветов (цветы подарил медсестре, в палату не разрешили, у некоторых женщин была на них аллергия, что поделать, беременность), зашел в палату, Маша лежала, ей было дурно.
Зима нынче словно сошла с ума. В ноябре были морозы под минус тридцать, а в январе оттепели пошли, даже сосульки с крыш повисли. Для Сибири это ненормально, давление скачет и атмосферное и у людей, особенно у пожилых и больных. К ним относятся и беременные, раз они под наблюдением врачей. Вот и с Машей творилось неладное. Когда подошел срок рожать, вдруг разыгралась метель, уже март наступил, а зима решила показать, кто в доме хозяин.

  Сергей сидел на краю кровати и рассказывал Маше, какая каша на улице. Он пытался её отвлечь от состояния, в котором она находилась. На короткое время ему удалось, и Маша даже заулыбалась, когда он рассказал о маленьком котенке, которого подобрал утром у дома. Вымыл его, накормил и оставил в квартире.

  Пришла медсестра и попросила его удалиться, нужно было делать процедуру (поставить укол).
– Маш, пока. Не волнуйся, мой котенок, – с улыбкой сказал Сергей и тут же. – Ты у меня на первом месте, но теперь у меня два котенка, а скоро будет три. Вот какой я счастливый человек.

  Сергей улыбнулся, поцеловал Машу, пошел на выход, со смутным ощущением чего-то нехорошего. В дверях оглянулся, слегка поднял руку, помахал и задумчиво вышел, опустив голову. В коридоре столкнулся с врачом, извинился. Что-то насторожило его вдруг. Он дернул носом, принюхался, да… запах алкоголя. Тут же отогнал от себя дурные мысли: «Не может быть врач пьяным, показалось. Они тут все лекарствами пропахли и этот наверное руки спиртом протирал». И пошел к лестнице, ведущей на первый этаж к выходу из больницы.
Выйдя на крыльцо, постоял, метель прекратилась, было чисто, светло и тихо, тихо. Мотнув головой, Сергей зашагал к остановке. Тот запах алкоголя не давал ему покоя, в этой уличной свежести, казалось, он преследует. Вдруг непрошенная слеза скатилась по щеке Сергея. Он невольно оглянулся на корпус, нашел взглядом окно палаты, в которой лежала Маша, задумчиво посмотрел, смахнул слезу и пошел дальше. К остановке приближался автобус.
Антон с утра не мог посетить Машу, так как Людмила попросила его помочь завезти товар в магазины. Он надеялся освободиться после обеда и заехать в роддом.

  Освободился он только к восемнадцати часам. И сразу поехал к Маше. Поставил машину на стоянку и пошел в корпус. Однако в палату его не пустили, вышедшая медсестра сказала, что у Маши начались схватки. Антон тут же позвонил Сергею и Людмиле. Людмиле сказал, что ночевать сегодня будет дома и поехал за Сергеем.

  Подъехав к дому, увидел Сергея, он стоял у подъезда. Сергей, увидев машину тестя, быстро пошел к ней.
– Здравствуйте, Антон Семенович, – он привык так называть Антона с первых дней их знакомства. – Ну, как там Маша? – продолжил Сергей.
– Садись быстро в машину, поехали. Я сам толком ничего не знаю, медсестра сказала, у нее схватки.

  Машина с проворотом колес рванула с места, так сильно Антон нажал педаль газа. В машине было тепло, Сергею стало жарко. Он расстегнул пуховик, снял спортивную шапочку с надписью «Россия – спорт», сунул её в карман. Ехали минут пятнадцать молча. Мелькали светофоры, кого-то обгоняли они, кто-то обгонял их. Свернув с виадука влево, вскоре подъехали к роддому. Мысли у обоих были одинаковы: как Маша, как малыш? Больше ни о чем думать не могли. Остальное потом, потом…

  В корпус они попасть не смогли, остались в помещении для посетителей на первом этаже. Тут же находились ещё несколько человек, радостные папаши и вновь испеченные бабушки и дедушки.

  Через час Антон  не выдержал, попросил дежурную, сидящую здесь же за барьером, позвонить и узнать состояние Маши Красновой.
Набрав номер, дежурная позвонила, назвала имя и фамилию. Покивала головой и положила трубку.
– Положение тяжелое, не может девочка сама родить. Возможно, будут  делать кесарево.
– Что? – не понял Антон.
– Кесарить будут, – повторила дежурная в белом халате, из-под лобья глядя на Антона, и добавила. – Не волнуйтесь папаша, не она первая, не она последняя.
– Да, да, да, – повторил Антон несколько раз и отошел от перегородки. Достал сигареты и зажигалку, начал прикуривать.
– Мужчина, Вы, что с ума сошли? А ну-ка быстро на улицу, – не сразу услышал он голос дежурной. – Быстро, быстро.
Затянувшись, Антон направился к выходу. Сергей, поднявшись с лавочки следом.
– Ну, что там? – спросил он на улице.
– Да фигня какая-то, – буркнул Антон. – Тяжело ей, – добавил, пряча глаза.
– Дак, а врачи-то? – задал глупый вопрос Сергей.
– Что, что, – с кислым лицом бормотал Антон. – Кесарить вроде думают.
– Ну, это же не страшно? Это не страшно? – торопясь, спрашивая сам у себя или у Антона, не понять, заговорил Сергей. – Сейчас почти всех кесарят и  ничего. Всё нормально, – говорил он быстро, скорее чтобы успокоиться самому и успокоить Антона.
– Так-то оно так, ежелив, конечно, – вдруг ни к селу, ни к городу обронил Антон.
– Что? – спросил Сергей.
– Это я так, – ответил Антон.
По этим обрывочным, не связанным фразам было видно, как они оба волнуются и не могут адекватно мыслить в данное время.
– Может домой, – предложил Антон.
– Не, не, не, не… – замахал руками Сергей, здесь ещё побудем.
Антон глянул на часы, было уже около двадцати ноль ноль.  Почти два часа пролетели незаметно.
–Поедем, – настаивал он. – Поужинаем и будем звонить из дома. Ну, что мы тут торчать будем, вон уже все разошлись, одни мы остались.
Сергей нехотя согласился. Вечером они звонили несколько раз. Бесстрастный голос отвечал:
– У неё схватки, ещё не родила.
В час ночи сердито ответили:
– Мужчина, положите трубку, утром всё узнаете, иначе я позвоню в милицию.
Антон сдался и больше не звонил. Кое-как дождались утра. Антон на диване в зале, Сергей в их с Машей комнате.

  Проснувшись ни свет, ни заря (было шесть часов утра), Антон вскочил и пошел к телефону. Набрал номер, тот же недовольный голос ответил:
– Мужчина, я ещё сведения с этажей не получала. Господи, что за люди, – и категорично добавила. – Звоните после восьми утра.
Антон положил трубку, сон уже как рукой сняло. Пошел на кухню, закурил. Сел за стол. Нехорошее предчувствие угнетало. Протирая глаза, пришел Сергей.
– Ну, что там? Родила? – спросил.
Антон, пожав плечами, промолвил:
– Сказали, сведения на пост подадут после восьми утра, – и затянулся дымом

XXII

В тот день, 8-го Марта, дежурил Серафимович Герд Викторович, это был его первый день после отпуска. Накануне он прилетел из Израиля, где отдыхал в г. Хайфа на Мертвом море. Он был ещё под сильным впечатлением от этих райских мест. Море, солнце, тепло. Правда купаться он не решался, вода была все-таки холодноватой, но под впечатлениями от путешествия он пребывал всю дорогу в самолете, и здесь дома, уже второй день. Вот только подпортило то, что пришлось выйти на дежурство в праздничный день, но он знал, что это компенсируется финансово, а деньги были нужны. Впрочем, когда они не нужны?
Дело в том, что врачей катастрофически не хватало и дежурить приходилось часто, это выматывало. Спасал только отпуск и иногда, когда он уж очень уставал, отгулы, которые он проводил на рыбалке, а рыбалку он любил. Посидеть на бережку тихого озера, поразмышлять, наблюдая за поплавком – это было «ему в кайф», как он говорил.

  В этот день, к вечеру, приспичило рожать сразу троим женщинам. Одна была малолетка, и это вызывало у него тревогу. Тело девушки неширокой кости, с узким тазом, мало подходило для рождения ребенка. Но он отмахнулся от навязчивой тревоги, подумав: «Малолетки, как с ума сошли, последние годы пятнадцати-шестнадцатилетние каждый месяц почти поступают и чуть не с каждой хлопоты: то кесарево сечение делай, то трудные роды принимай. Сами дети ещё, в куклы бы играть, а они насмотрятся «порнухи» по ящику и давай практиковаться, а предохраняться мало, кто думает.

  Маша вымоталась от схваток, к полуночи она едва стонала, а тут снова началось… Стол в операционной был занят, кесарили молодую женщину. Маше было всё хуже и хуже, сил не было. Наконец, её увезли в блок для рожениц.

  Что произошло непонятно, но ребеночка спасли. Это была девочка, три килограмма и сто граммов вес и сорок девять сантиметров рост. Машу спасти не удалось. Девушка была слаба, а кровотечение остановить не смогли. Под утро Маши не стало.

  Когда позвонил родственник на пост дежурной, сводки ещё поданы не были. Им сказали вчерашнее состояние дел. Через час позвонившим родственникам ответили:
– Ребенок, девочка жива, приезжайте, – и положили трубку.
Антон заволновался: «Чтобы это могло значить: о ребенке сказали, о Маше – нет, а вес, рост? – думал он.
– Ну, что там? – заволновался Сергей. – Родила?
Антон кивнул головой, потом подтвердил:
– Да. Пойдем, машину возьмем и поедем.
– А какой вес, а рост, – начал расспрашивать Сергей. – А как Маша?
– Там, всё там узнаем, ничего они не сказали, – проговорил Антон.
– Как же так Антон Семенович, должны же были сказать, как Маша, – продолжал Сергей.
– Да вот так дежурная сестра сказала, ещё сводки нет, – и  добавил. – Что-то тут, нет там, не так. Давай быстро одеваемся, идем за машиной и едем, – заторопился Антон.
Погода была абсолютно не весенняя. Небо затянуто сплошным серым покрывалом. Мороз опустился до минус десяти градусов. Было свежо, сумрачно и тревожно.

  Они чуть не бегом дошли до стоянки, по дороге Антон упал даже два раза, было скользко. Выезжая со стоянки, чуть не столкнулся со стоявшим автомобилем, не рассчитал скорость. «Не спеши, не спеши», – думал Антон. «Спешка до добра не доведет. Ещё не хватало в аварию попасть. Ехать было недалеко. У роддома он успокоился. Сергей всю дорогу молчал, его тревожила мысль: «Почему не сообщили подробности?».
Через несколько минут всё стало ясно. Вышел врач и сообщил:
– Родилась девочка, с ней всё в порядке, а вот мамочку спасти не удалось. Большие разрывы, сильное кровотечение. Извините… – но этих слов они уже почти не слышали.

  У Антона так звенело в ушах, и так вдруг заболела голова, что он ничего не воспринимал больше. В висках стучало одно слово, будто долбил дятел: «Билет, билет, билет…»
Сергей в суматохе, со стеклянными глазами, даже не сел, а упал на лавку, ноги подкосились, его била нервная дрожь. Как сквозь вату слышался голос:
– Воды, воды, дайте кто-нибудь воды.
Ему поднесли ко рту стакан с водой, зубы стучали, он кое-как сделал глоток, затем допил до конца. И тут вдруг разразился рыданиями, плечи его тряслись, после резких вздохов, на выдохе раздавался протяжный, вызывающий жуть вой.
  Прибежала медсестра, со шприцем, ему сделали укор. Антон сидел рядом, опустив голову, смотрел в пол.

  Врач, а это был Герд Викторович, находился рядом и как мог успокаивал то Антона, то Сергея.

– Боже ж ты мой, такая молоденькая. Ну, надо же было случиться в мое дежурство. Сегодня вечером гости придут. Как же им рассказывать об отпуске… – настроение у него окончательно испортилось.
Сказав ещё несколько утешительных слов, он, оставив убитых горем мужчин на попечение медсестер, пошел в ординаторскую, покачивая головой и бормоча:
– Как же ж так, Боже ж мой, ведь гости ж придут…

 ЭПИЛОГ

Машу похоронили на третий день. Оформление документов тоже требовало сил и времени. Бюрократическая машина государства работала со скрипом. Так как Маша и Сережа не были расписаны, опекуном ребенка оформили АНТОНА. Кстати, девочку назвали Машей. Антон был не против, он понимал, что родители Сережи будут помогать ему, вместе девочку вырастят.
После похорон, оставшиеся деньги он отдал Сереже, тот попытался возражать, но увидев в глазах Антона Семеновича ужасающие боль и тоску, он взял деньги. Антон больше никогда не покупал лотерейные билеты. Он понял: деньги могут сломать жизнь. Могут.