Калининский политехнический. по 88-ой часть 3

До начала лекции оставалось минут двадцать. Хотелось спать, и я, чтобы развеять мозги побрел по коридору. И встретил Вику.
Как-то Инга рассказала мне про энергетических вампиров. Наверное, я вампир и к сожалению, сосу энергию из Вики. Когда она подходит ко мне или стоит рядом, что я испытываю? Я нашел одно единственное подходящее определение. КОМФОРТ. Мне комфортно с Викой. Мы уже давно чужие, просто знакомые, а мне комфортно, точно также, как в то счастливое время, когда мы бродили с ней по вечерним улицам. Потому что я вампир и тяну из нее энергию. Ее организм сопротивляется, но куда ему против моего.
А потом у нее болит голова и настроение плохое, и она бесится не находя причины. А тут опять я…. Хорошо, что мы разбежались.
- Привет,- сказал я.
 Она что-то ответила. В это время я подключался к ее энергетическому полю и ничего не слышал. Теплая волна. Я погрузился в нее с головой. Процесс вампиризации пошел.
- Ты не слушаешь меня?
- Слышу, Вик. Каждое твое слово.
- Ну так вот, мы вчера с мамой говорили о тебе. Она сказала, что ты оказался не очень порядочным человеком.
Волна схлынула, прямо на глазах превращаясь в лед.
- А что я вам плохого сделал, Вик?
- Если ты даже этого не понимаешь, о чем с тобой говорить.
И ушла. Я смотрел вслед, пока она не скрылась за дверью кабинета.
Вдруг захотелось спать. Жутко.
Думаю, институт сегодня обойдется без меня.

Инга спала. Простыня на полу. Ноги бесстыдно раскинуты. Соблазн.
- Вов, я спать хочу.
- Нечего ноги раздвигать. Теперь терпи.

Мы проснулись одновременно.
- Третий час.
Ига спрыгнула с постели и убежала в туалет.
Наскоро пообедали.
- Все, пока, Вовик, мне пора.

Я проводил ее до машины. Инга села за руль, захлопнула дверку. Вдруг хитро взглянула на меня и опустила стекло.
- Вовик, запоминай. Наташа Артемьева. Четвертый курс лечебного. До сих пор не вернулась с каникул. Что-то дома случилось.
- Ты вчера узнала?
- Да. Говорить не стала, чтобы не портить ночь. Себе и тебе. Обидишься на меня?
- Нет.

Она уехала. Я опять спал... Проснулся. Надрывался телефон. Подбежал к столику. Телефон смолк.
Генке иногда звонили. Очень редко. За последнюю неделю всего раз. Может, Инга? Что-то случилось в дороге, и она звонит из автомата. Может, в аварию попала? Может, она умирает, а мне звонят по ее просьбе? Надо брать такси и нестись в Москву. Или подождать? Вдруг перезвонят.
Я с надеждой уставился на телефон. Инга, ну позвони еще. Ты же умная.
Телефон молчал. Может, кто-то набрал номер по ошибке? Надо брать такси и "лететь" в Москву. Для того, чтобы убедиться, что с ней все в порядке.
Быстро оделся. Уже стоял в дверях, когда телефон заверещал.
Какая новость ждет меня? Снял трубку.
- Слушаю.
- Здравствуйте.
Это не Инга. Голос, как из преисподней. С края света, наверное. Может, медсестра скорой помощи?
Внутри что-то оборвалось.
- Извините,- голос тихий далекий,- Меня просили позвонить… Нет, я не то говорю. Вы не можете позвать Володю?

До меня вдруг дошло.
- Это ты, Наташ?
- Я. А это ты?
- Да,- закричал я с восторгом,- Ты где? Откуда звонишь?
- С переговорного пункта в Солнечногорске. Мне не надо было звонить, да?
- Надо, еще, как надо. Час назад ты звонила?
- Да.
- Я не успел подойти. А почему ты не в Калинине?
- Так получилось. Я приеду послезавтра.
- Диктуй свой адрес.
- Зачем?
- Я сейчас приеду.
Она скажет, что не надо приезжать, что остался всего лишь день.
Наташа назвала улицу, дом и квартиру.
- Володя, я встречу тебя на станции.
- Не надо. Будь дома.

Я пулей слетел вниз. Поймал такси.
- За полтинник в Солнечногорск.
- Садись.

- Студент?- таксист определил меня сразу.
- Да.
- «Фарцой», небось, занимаешься?
Зря я, наверное, напялил на себя эти шмотки. Лежали в шкафу и лежали бы дальше. Перед Наташей решил показаться.
А перед Викой не хотел. Почему? Если бы она узнала о моем «бизнесе»? Наверное, сразу бы прекратила наши отношения.
Я был по уши в деле, когда начал встречаться с Викой. Помню, она рассказывала мне о своих родителях. Ее папа практически не вылезал из института. Пахал, как проклятый. Я поинтересовался его зарплатой.
- Рублей пятьсот, а может даже больше,- похвасталась Вика.
- Он за эти деньги «умирает» в институте.
- Он еще и в техникуме читает,- сказала Вика с гордостью.
Тогда я понял, что легче сдохнуть, чем открыться ей.

- Ладно, хрен с ней, с «фарцой»,- водитель не дождался ответа и зашел с другой стороны,- Ты вот ответь мне студент на такой вопрос. Как вы к сегодняшней жизни относитесь?
Я не сразу понял, о чем он.
- Вас эта жизнь устраивает?- "докапывался" таксист.
- Вы о чем?
- Порядка нет, люди разболтались, цены повышают, Бармалей спит.
- Бармалей, это кто?
- Брежнев, ети твое коромысло. Не слышал, что ли? «Что за страшный Бармалей появился из дверей? Брови черные густые, речи длинные пустые. Кто даст правильный ответ, тот получит десять лет».
Конечно, я слышал раньше этот стишок, но осторожность не помешает.
- Нет, впервые слышу.
- Вот так и живем. Знаешь, кто такие до революции были студенты? Самые главные революционеры. Один Саша Ульянов чего стоил. А Владимир Ильич? А вы ни рыба, ни мясо. Встали бы дружно, вышли на улицы. Все студенты всего Союза. Что, вам живется хорошо?
- А какая альтернатива?- спросил я еще осторожнее,- Вы за капитализм, что ли?
Таксист в сердцах сплюнул.
- Это ты за капитализм. Тряпичная душа. Натянули на себя импортное шматье и на страну насрали. Сталин нужен. Понял? Иосиф Виссарионович,- водила постучал кулаком по белому квадратику в углу стекла,- Вот он бы порядок враз навел. Что, не согласен?
До Солнечногорска еще далеко. Придется терпеть. Почему я такой невнимательный? Не разглядел портрет Сталина на ветровом стекле.
- Не знаю, - сказал я хмуро.
- Конечно, не знаешь. Ты же не советский человек. Что вам нашей одежды не хватает? Все в фашистскую хотите одеться.

Мой отец воевал, был ранен. Слово «фашист» с детства, как красная тряпка для быка.
- Какая фашистская? Ты чего ох..л, дядя?
- Опа, голос прорезался. Правильно я говорю. Фашистская. Они все фашисты. Англичане, американцы, французы… Все капиталисты. Вы пацаны глупые, они вас покупают за шмотки. В нашем парке таких полным полно. Такие же, как ты. Я им мозги вправляю.
Он поднял увесистый кулак.
- Бьете, что ли?
- Бывает по-всякому.
Как мне «везет». Из всего Калининского таксопарка выбрал именно этого урода.
- А таких как вы, много в вашем парке?- спросил я.
- Хватает. Хороших людей всегда больше.
Он посмотрел снисходительно.
- Ты не расстраивайся. Из тебя еще может человек получиться.
- Это вы решаете, кто человек, а кто нет?
- Я и все нормальные люди. Советские. Понял? Тебе сколько лет?
Не хотелось отвечать на его вопросы. Но Солнечногорск.
- Двадцать.
Он что-то прикидывал в уме.
- Значит, твой отец не воевал и тебя правильно не воспитал.
- Он был на войне. С первого до последнего дня. И награды имеет.
- Сколько же ему лет?
- Он с двадцать второго года. В июне сорок первого служил в армии. Для него война началась в пять часов утра. Понятно?
- Хорошо, что воевал. А чего тебя так поздно родили?
- Потому, что он с сорок шестого по пятьдесят пятый в лагерях твоего Сталина гнил. Урод ты долбанный,- я заорал так, что Сталин дрогнул и попытался обернуться.
- Чтооо? Ты кому это сказал? МНЕ!!!?
С каким удовольствием он врезал бы мне своей «кувалдой». Но…. Приближался пост ГАИ. Да так стремительно.
- Тормози сука,- опять заорал я.
- Чегооо? Ты кому...
- Тормози, я сказал.
И он испугался. Притормозил. Машина остановилась. Я изо всей силы врезал по рычагу скоростей и вышел из машины.
- Ты мне коробку сломал, падла.
- И хер с ней.
Мне в спину сыпались отборные проклятия. Я подошел к посту. ГАИшный сержант вырос на пути. Сразу оценил, что я пассажир, а не «водила» и добавил вежливости в голос. Но смотрел настороженно. Будто я за спиной припрятал автомат.
- Что у вас случилось?
Терпеть не могу гаишников. В местах, где прошло мое детство и половина отрочества, пиком карьеры считался водитель 2-го класса. Мужское население делилось на две части. Одни сидели на нарах, другие в кабинах грузовиков. Так и путешествовали с нар на грузовики и обратно. Ну и естественно врагами у тех и других были люди в погонах. В том числе гаишники. Особенно гаишники. Потому что из-за них частенько происходили эти самые рокировочки. В те времена на моем слуху крутились три фамилии. Хрущ, Маслак и Олейник. Хрущ заставлял всех сажать кукурузу и жил далеко в Кремле. Олейниковский был начальником нашего ГАИ, а Маслаков - инспектором. И они были в сто раз страшнее Хруща. И каждый из пацанов знал, что однажды вступит в неравный бой с Маслаком и Олейником.
Прошло время. Детские страхи прошли, но нелюбовь к ребятам с полосатым жезлом осталась. Мне бы сейчас прогнуться перед сержантом, а я вместо этого бросил полувраждебно.
- Не знаю.
Сам подивился своей дури и поспешно добавил.
- Вроде коробка сломалась.... А мне в Солнечногорск надо. Срочно.
Сержант проникся. Среди них тоже есть люди.
- Сейчас кого-нибудь тормозну.
В этот момент меня окликнули.
- Вован.
Я обернулся.
- Серега.
Серега Слезин. Старший сержант милиции. Мы жили неподалеку и заканчивали одну школу. Только он на два года раньше. Мы не виделись четыре года. Слезин заматерел, раздался в плечах и приобрел ни с чем не сравнимое уникальное лицо ГАИшника. Даже на меня он смотрел так, будто я был ему должен. Мы пожали руки, и он за две минуты все объяснил про себя. Отслужил срочную, женился, дочери уже годик.
- А ты все учишься?- спросил Серега с легким пренебрежением.
И я вдруг почувствовал некий стыд перед Слезиным. У него была семья, работа… А я по его разумению все еще копался в яслях. Я стушевался и промямлил,- Вроде, как.
- В Солнечногорск, небось, к девчонке едешь?- он покровительственно хлопнул меня по плечу.
- Вроде, да.
- Все вроде, да вроде,- усмехнулся Слезин,-  А с «мотором» что?
- С коробкой что-то.
- Пойдем, посмотрим.
Мы подошли к такси. Я просто шел, а Серега вальяжно нес свое тело. Водитель уже не матерился, смотрел с опаской.
- За деньгами идешь?- спросил хмуро.
- Оставь себе. Возмещение ущерба.
- С буксировкой помочь?- спросил Серега и глянул на водилу неласково.
- Да, нет. Вроде, работает пока,- затараторил тот.
Зыркнул на меня неприязненно.
- Ну чего, поедем дальше?
- Чеши в свой парк. Без тебя доберусь,- огрызнулся я.

Таксист уехал.
- Чего вы не поделили?- спросил Серега.
- Разошлись по идеологическим соображениям
- По каким?- ахнул Серега,- Он чего, против Советской Власти?
И грозно посмотрел вслед удаляющейся «Волге».
- Да, нет... Серега, ты к Сталину как относишься?
Тот не сразу врубился.
- А чего, Сталин? Нормально отношусь. Батя говорит,-  нормальный мужик был Сталин. Смотри, сейчас все КАМАЗы и ЗИЛы идут со Сталиным на стекле. Был бы плохой, не ездили бы. А чего ты спросил?
- Ладно, Серега, проехали. Помоги с машиной, а?
- Я тебе КАМАЗ остановлю.
Я хотел сказать:- "Только без Сталина". Потом подумал,- Какая разница, главное быстрее добраться.

Оранжевая машина остановилась.
- Возьмите нашего сотрудника до Солнечногорска.

Сиденье мягко качалось подо мной. Сталин смотрел в ветровое стекло, я его не видел. Водитель не пытался начать разговор. О чем говорить с «гаишником»?
Я задремал.... Проснулся. Водитель тряс меня за плечо.
- Солнечногорск. Куда вам?
- До центра докиньте.
Я не знал город, но центр-то наверняка есть у любого.
Мы проехали километра два по «Ленинградке».
- Вот центр. Как просили.
Я поблагодарил сухо, как и положено сотруднику ГАИ и спрыгнул на землю. Огляделся. Кругом утлые частные домишки. Ну и город.
Навстречу шла женщина средних лет.
- Простите, не подскажите, как пройти на улицу Дзержинского?- спросил я.
- Переходите шоссе, вон в тот переулок и налево.
- Спасибо.

Через десять минут я стоял перед Наташиным домом. Панельная пятиэтажка, точно такая же как у Вики. И квартира угловая. Правда, на четвертом этаже. Я позвонил. За дверью послышались голоса, шорох. Дверь открылась.
Наташа. От чего-то бледная и похудевшая. Ничего себе. Отдохнула в Крыму
- Привет,- сказал я и вдруг с ужасом понял, что ничего не принес. Ни цветов, ни подарка. Вообще, ничего.
- На чем ты добрался? На ракете?
Она смотрела на меня и улыбалась.
- Некрасивая я стала?
Бледная, похудевшая, утонченно красивая. Мне припомнилось что-то из Тургенева.
- Ты еще лучше чем была.
Она благодарно взглянула на меня.
- Спасибо за комплимент.
- Это чистая правда. Наташ, а что случилось?
- Погоди. Разувайся.... Пошли ко мне.
Прихожая как у Вики. Вон проход на кухню. Три двери в три комнаты. Наташа потащила меня в правую. Дежа Вю.
- Чего ты на стену уставился?- удивилась она.
- Я почему-то думал, что там должно быть окно.
- Оно и было. Его заделали. Наварили арматуры, утеплитель проложили и забетонировали. Весь подъезд так сделал.
- А зачем?
  Места для мебели стало больше. Хотя, мне нравилось. Солнца было навалом..
- Да, солнце великая вещь. Ты одна в этой комнате?
- Одна. А кто еще должен быть?
- Нет, я просто так. Большая комната.
В углу блестело полировкой пианино.
- Ты играешь?
- Играю. Но сегодня не буду. Ладно?
- Конечно. Уже поздно.
До меня вдруг дошло. День заканчивается. Еще час, ну два часа. И мне придется вернуться в Калинин. Как я не хотел возвращаться. Мне показалось, что и она сейчас думает о том же. Я решил успокоить девушку и поспешно сказал:- Наташ, я ненадолго. Поговорим немного, и я назад рвану.
- В прошлый раз мы виделись пять минут. А сегодня сколько? Пятьдесят?
- Я не знаю,- пробормотал растерянно я.
- Я уже родителей предупредила. Ляжешь спать здесь, а я пойду в большую.

Я рассматривал пластинки. Их было так много. Целых три полки около электрофона.
- Там джаз,- Наташа указала на верхнюю полку,- А там все подряд. «Битлы», «Rolling Stones», «Deep Purple». А внизу классика. Ты что любишь?
- Битлов люблю. У Дип Пепла «Дым над водой». Юрай Хип нравится. Особенно «Июльское утро».
Наташа напела первые строчки.
- Вот-вот, ее самую и люблю.
- У меня на магнитофоне есть. А Поль Мориа?
- Конечно, нравится.
- А классика?
- Только самая популярная. Например, Бетховен. «К Элизе».
- Нравится?- обрадовалась она.
- Очень.
- Хочешь, сыграю?
- А соседи?
- Пять минут переживут.
Боже, как она играла. А пальчики? Почему я только сегодня заметил какие они тонкие и изящные? Она закончила с Бетховеным и начала Штрауса. Я утонул в вальсе, растворился в порхании ее рук. Дверь приоткрылась, заглянула мама.
- Наташа, соседи отдыхают,- прошипела она округлив глаза.
Наташа закончила играть, опустила крышку пианино, я вернулся на землю.
- Как здорово, Наташ.
Дотронулся до ее ладони и осторожно сжал пальцы. Такими картошку не чистят и борщ не варят. Хорошо, что я сам все это умею делать.
Вдруг поймал себя на мысли, что боюсь. Боюсь спросить ее. Вспомнил фильм с Камаки Курихарой. Умирающая от рака крови японская девушка. Бледная и худая. С детства отличался воображением. Мгновенно представил белые стены, белый потолок, белую постель и Наташу. Капельницы, капельницы.... Господи, только не это. А если еще есть шанс? Операция за границей. За огромные деньги. Отдам свои? Спросил себя и с восторгом понял,- отдам. Все отдам.
Я возвращался на землю в Наташину комнату. Сколько я летал? Секунду, две?
Девушка возилась с магнитофоном и моего полета не заметила.
Бледная похудевшая.... Какой же я идиот. Точно также выглядела Юля после аборта. Как все просто.
Наташа резко захлопнула крышку магнитофона.
- Представляешь, я гепатит подцепила.
Я истязал себя Наташкиным абортом и не сразу «врубился» в суть. Девушка истолковала мой взгляд по-своему и объяснила популярно.
- Я подцепила желтуху. Теперь понял?
- Желтуха?... И все?
- Ну да. Гепатит «А». Представляешь, три недели провалялась в «инфекционке». В Крыму. Столько ждала. Хотела моря, солнца… А оказалась в тошнотной палате.

Теперь до меня дошло. Наташа загибалась в больнице, а я развлекался с Ингой.
- Вов, не расстраивайся. Это же «А», а не «С». Я уже выздоровела.
Что-то кинуло нас друг к другу. Зубы о зубы стукнулись.
Потом мы ужинали на кухне. И мне все нравилось. Ее родители, тарелки, вилки, котлеты, картошка, чай, конфеты…

Утром уехали в Калинин на электричке. Я проводил ее до общежития, отсидел две лекции в институте, плюнул на лабораторные и понесся в Мединститут.

Наташа появилась минут через двадцать. Такая грустная. У меня сердце защемило.
- Наверное, придется брать академический. Столько всего напропускала,- сказала она с отчаянием.
Мимо шли студентки и с откровенным любопытством разглядывали нас. Одна хихикнула.
- Это Верка Рогозина… Такая тварь. Вот уж обрадуется, если я уйду из института,- с ненавистью прошептала Наташа.
- Ты никуда не уйдешь. Пусть Верка подавится. Будешь заниматься с утра до вечера и нагонишь.
- Была бы местная, нагнала. А в общаге... Сам понимаешь. А до дома далеко.

Я лихорадочно соображал.
- Если у тебя будет квартира?
- О чем ты, Вов? Если бы, да кабы.
Я решился.
- Поехали.

Зашли в квартиру.
- Вов, ты, правда, здесь один? А я, когда звонила, думала…
Я перебил ее.
- Наташ, это все твое. Вот эта комната и все что в ней. Занимайся хоть всю ночь, я мешать не буду.

Смеркалось. Я разложил диван в маленькой комнате и лег.
Не спалось. В соседней комнате тишина. Даже не верится. Искал, ждал, похоронил, а она живая и здоровая в соседней комнате. Жаль, что не могу уложить ее в постель. Она, наверное, согласится. Расценит, как свой долг передо мной. А мне таких жертв не надо.

Я проснулся. Наташа трясла меня за плечо.
- Ты спишь как убитый. Пошли ко мне... Или здесь?
Я ошалело смотрел на нее.
- А занятия?
- Уже два часа. Двигайся.
Она скинула халат. В полумраке белели две узкие полоски на ее теле. Легкое движение и верхней полоски нет. Девушка нырнула под одеяло, и я резко отодвинулся к стене.
- Ты чего?- спросила она тревожно,- Меня боишься? Гепатит «А» половым путем не передается.
- При чем тут это?
До нее дошло.
- У тебя еще ни с кем не было? Прости.
- Наташ, ты мне ничего не должна. Думаешь, я квартиру тебе предложил за секс?

Стало тихо-тихо. Я невольно зажмурился. Понял, что она мне сейчас врежет. В следующую секунду Наташа с халатом в руках пулей вылетела из комнаты. Я следом. Подхватил ее на руки и тут же понял, что поторопился. Сразу пожалел, что зациклен на высоких дамах.
- Отпусти, а то грыжу наживешь,- сказала она раздраженно.
- А ты успокоилась?
- Нет.
- Буду носить пока не успокоишься.
- Опусти, я успокоилась.
- Точно?
Я опустил ее на диван и сел рядом. Попытался обнять, она отстранила руку.
- Володя, как ты ко мне относишься?- голос как ледяной ветер.
- Ты знаешь как я отношусь. Натуль, я не хотел тебя обидеть. Честное слово. Просто эта квартира встала между нами.
- Ты с ума сошел? Я согласилась жить в этой квартире только потому, что считала наши отношения достаточно глубокими. Дома, конечно, родители... И я постеснялась. Думала, что и ты из-за этого ко мне не пристаешь.
В разрезе неплотно запахнутого халата была видна ее грудь. Глаза влажно поблескивали. Я подхватил ее на руки и поволок в маленькую комнату.
- Я уже сомневаться начинаю,- тихо шептала Наташа,- Может, я не так себя веду? У вас в "политехе" девчонки скромнее? Ты, наверное, впервые такую развратницу встретил, да?

Наташа вылетела из ванной на ходу натягивая джинсы.
- Володечка, я не буду завтракать. Опаздываю.
- Ты позавтракаешь и поедешь на такси.
- С ума сошел? У тебя деньги лишние?
- Ты же сама говорила, что с печенью не шутят.
Я силой усадил ее за стол.

Мы вышли из дома.
Я остановил такси. Наташа посмотрела как на больного.
- У тебя деньги лишние? Я успеваю на троллейбусе.
Пришлось безжалостно затолкать ее на задний диван и самому сесть рядом. Молчали до самого "Меда". Вышли у института, и Наташа сразу пошла в атаку.
- Володя, я не поняла, мы вместе или как?
- Конечно вместе.
- Все-все у нас теперь вместе, да?
- Ну конечно.
- Тогда так. Больше никаких такси, ресторанов и тому подобного. Понял?

Мои поездки она проконтролировать не смогла бы при всем желании. Поэтому я легко согласился.
- Думаю, будет лучше,- продолжала Наташа,- Если все наши финансы будут в одних руках.
- В твоих?
- Ты очень догадливый,- сказала она смеясь, чмокнула меня в щеку и убежала.
Я пошел не спешно в сторону Центрального моста.
Как стремительно несется моя жизнь. Сначала штамп в паспорте и липовая жена, теперь женщина делящая со мной жилье и постель, готовящая обеды и ужины. Вот тут я лукавил. Стряпать в ближайшее время предстояло мне. Но это не важно…. Нет, но какая деловая эта Наташка. «Все наши финансы будут в одних руках». А что если вытащить все заначки и небрежно бросить перед ней? Что она подумает обо мне? Наверное ничего хорошего.
Почему на душе так погано? Жена есть… Даже целых две. А на душе погано. А чему собственно радоваться? Мне только двадцать. Жизнь только началась, а я упрямо натягиваю ярмо.
Год назад Вика в первый раз серьезно заговорила о замужестве. До этого мы не касались этой темы. Я, вообще, о женитьбе не думал, а Вика судя по всему уже задумывалась. Наш разговор произошел как раз в Центральном корпусе. Мы зашли в пустой кабинет и сели возле окна. Я пытался ее обнять, но она отстранялась и с опаской поглядывала на дверь. А потом вдруг задала неожиданный вопрос.
- Как ты представляешь наши дальнейшие отношения?- спросила она.
Я не сразу догадался, куда она клонит. Она поняла, что я не понимаю, и в ее глазах отразилась досада.
- Как ты относишься…- тут она замялась,- Я чисто абстрактно сейчас рассуждаю. Без отношения к нам.
Увидела, что я заглядываю в ее глаза и отстранилась.
- Володя, не надо, не сбивай меня…. Предположим, тебе бы предложили…. Нет, не то говорю…. Ты, вообще, жениться когда-нибудь собираешься?

Собираюсь ли я жениться? За год до наших отношений с Викой, я чуть не женился на своей землячке Юле. Потому что она «залетела». От этой женитьбы я ничего путного не ждал, но надеялся на лучшее. А Юля сделала аборт… Вика знала об этом эпизоде. Без подробностей, естественно.
- Конечно собираюсь,- ответил я,- Не сейчас, конечно… Позже… А ты?
Она повергла меня в шок своим ответом.
- Ну, может, не сию минуту… Но через полгода… Ну, может, год… Если я пойму, что нужна этому человеку… Я выйду за него замуж.

Значит в запасе у меня только полгода. Я лихорадочно соображал. Сколько я смогу заработать за полгода? А Инга?.. Полгода – ничтожный жалкий срок. Я запаниковал, и в моих глазах что-то отразилось нехорошее.
- Ты чего?- спросила Вика удивленно.
- Ты так говоришь…. «Этому человеку». Какому человеку, Вик?
- Если я пойму, что нужна тебе…
Я не дал договорить.
- Нужна. Ты мне очень нужна, Вика. Ты прекрасно это знаешь.

Я не заметил как перешел центральный мост, повернул направо и очнулся только на ступеньках института. Лекция через двадцать минут. Ходить, не ходить? На чем бы погадать?
Я подошел к Речному вокзалу.
Чуть больше года прошло. Я стоял здесь зажав в руке букет розовых астр и ждал Вику. А она не появлялась. Еще не было случая, чтобы она не пришла на свидание, она никогда не опаздывала, а тут… Я упрямо ждал целый час.
Потом бросил букет в кусты и пошел к трамвайной остановке. Что-то не так. Не могла Вика пообещать и не придти. Суворовы жили на даче за Константиновкой, и я рванул туда. Пришлось добираться на трамвае, потому что денег на такси не оказалось. Как сейчас помню жалкую горстку мелочи в руке. Почему я пришел на свидание без денег?
На конечной остановке трамвая я пересел в автобус. Полупустой салон, занимай любое место и размышляй.
- Почему она не пришла? Заболела? Хорошо бы. Только чем-нибудь очень легким. Небольшая простуда, например. Мама поставила ей на спину банки и заставила лежать в постели. А вдруг что-то серьезное? Это самый скверный вариант. Даже думать страшно. Уж лучше третье. Просто не хочет меня видеть. А может забыла? Перепутала час или день.
Около дач я вышел из автобуса и медленно с покорной обреченностью побрел к даче Суворовых.
Первым меня заметил Андрей Николаевич,- отец Вики. Как-то странно, хмуро усмехнулся и крикнул в открытую дверь.
- Вика, ну-ка иди сюда.
Та появилась мгновенно, глаза заплаканы. Что-то произошло. Я хотел кинуться к ней, но вовремя сообразил. Отец спокоен. Значит у Суворовых все в порядке. А Вика посмотрела на меня и не сказав ни слова вернулась в дом. Я ничего не понимал. Смотрел на ее отца, а он на меня.
- Зачем ты ее доводишь?- спросил он с укоризной.
- Я? Я довожу Вику? Как?
Хотел зайти в дом, вдруг подумал,- а может мне уже нельзя туда.
- Что вы говорите, Андрей Николаевич, Вика же для меня... Она для меня все.
- Чего же ты не явился тогда? Она тебя полчаса ждала. Вы ведь были в ссоре?
- Да, были... Но решили помириться.
- А чего же ты не пришел?
- Я пришел. Я ждал целый час. Честное слово.
- Что же Вика врет что ли? Она вернулась больше часа назад и ревела до сих пор. И знаешь из-за чего? Думала, что ты с собой что-то сотворишь. Почему-то считает, что ты способен на такой поступок. Как думаешь, почему?
- Я не знаю.
- Может, она тебя сумасшедшим считает?
Я молчал. Если Вика так считает, значит я и в самом деле того.
- А ведь ты никогда ничего подобного не сделаешь,- Суворов испытующе смотрел на меня.
- Ты любишь себя, Володя. Любишь высокопарные фразы, а за ними пшик.

Сделал открытие профессор. Будто я сам этого не знаю. «Любишь себя». «Высокопарные фразы». «А за ними пшик». Девяносто девять процентов людей в этом мире любят себя и говорят высокопарные фразы. Самый последний говночист никогда не признает, что просто выгребает дерьмо из сортиров. И ни один преподаватель в институте не признается, что он ремесленник, клепающий кое как разномастную инженерскую братию. Назовет себя светочем науки, начнет потрясать патентами…
Я взглянул на Суворова и устыдился. И чуть было не попросил прощения за свои мысли. И еще я отчетливо осознал, что чужой здесь и должен уйти прямо сейчас. А уходить не хотелось. Я топтался у крыльца, Суворов сумрачно смотрел на меня и явно тяготился моим обществом.
- Можно мне поговорить с Викой?- я был уверен, что он меня пошлет подальше.
- Если тебе есть что сказать, говори.
Суворов посторонился, пропуская меня к двери.
А я то думал….
Я заглянул в прихожую и громко позвал.
- Вика!
Она не отвечала. Я нашел ее в комнате.
- Вик, тут какое-то недоразумение. Я пришел к пяти. Как мы уговаривались. А тебя не было.
Вика успела подкрасить глаза, но это не помогло. Я припомнил знаменитый «плач Ярославны» и совсем не к месту развеселился.
Вика посмотрела убийственным взглядом.
- Не ври. Я подошла к пяти... Ждала полчаса. Как дура... Как последняя идиотка.
- Да я там все обошел. И на набережную выходил.
- На какую набережную? Ты где меня ждал?
- У Речного вокзала.
- Ты что, дурак? Я тебе сказала у Речного вокзала. Это, значит, у трамвайной остановки «Речной вокзал».
- А я думал…
- У тебя вообще-то мозги есть? Я попрусь к Речному вокзалу? Зачем?
- Я, даже, цветы купил.
- И где они?
- Там оставил.
- И чего ты о них тогда вспоминаешь?
Господи, как глупо получилось.
- Прости, я не понял тебя. Вик, почему ты решила, что я что-то с собой сделаю?
- А потому что ты какой-то такой.
Вика покрутила в воздухе руками.
Тогда мы помирились.

Облетевшая листва шуршала под ногами. Я подошел к набережной. Темные неласковые волны бились о бетонные плиты, холодный ветер дул с реки. И на душе темно. Я повернулся и пошел к институту.

Зашел в корпус и увидел Вику. Сразу успокоился. Мы поздоровались.
- Ты бросил учебу?- спросила она.
- Видишь, пришел.
Если бы Вика предложила все начать сначала? А Наташа? Слава богу, что выбирать не придется.
Я забрался на последний ряд и вспомнил, что не взял сумку.
Началась лекция.
- Ты чего не пишешь?- спросил Зуйков.
- На чем? На заднице?
Да, что-то я расслабился.
- На, пиши,- Сашка протянул тетрадь.
 Я достал ручку и вывел в верхнем углу страницы,- 30 сентября.
Вика сидела пятью рядами ниже и смотреть на нее было гораздо приятнее, чем на доцента Соколова.... Опрометчиво я вчера поступил. Выделил Наташе большую комнату. Теперь телек хрен посмотришь. Надо сегодня переиграть.... Спать хочется. Сколько я спал? Часа два. Не больше. И Натали тоже. Я приду домой и лягу спать, а она засядет за учебники.... Надо слинять с последней пары и приготовить обед. Что-нибудь диетическое. Блин, одни проблемы.... Дома шаром покати. Денег полно, а холодильник пустой.... Времени совсем нет. Как эти занятия мешают.
Я опять посмотрел на Викин затылок. Вот у нее проблем нет. Папа продукты принесет, мама приготовит. Мужа нет. А если бы я оказался ее мужем? Наверное, сам бы и готовил.... А почему я приходил к ней без денег? Загадка.
Когда ездили на «Америку», я взял с собой всего двадцать рублей. И все потратил на такси. А потом в кафе она кормила меня на свои. Мне было стыдно тогда или нет? Не помню.
Так я и к Наташе без цветов пришел. Наверное, я Гобсек или Иудушка Головлев. Инга права.
Просто я неправильно живу. Мои деньги плохо пахнут. Вот в чем причина. Как я мог бы такой хорошей девушке Вике купить что-то на свои грязные деньги?
Я нашел оправдание, и стало легче. Наташа тоже хорошая. Значит, и ей ничего не обломится. А Инга такая же как я. Поэтому, я дарю ей все подряд. А она мне.
Деньги надо зарабатывать честно. Помню, Андрей Николаевич устроил меня лаборантом на полставки. Работа непыльная. За месяц пришлось начертить несколько диаграмм, графиков и таблиц. Всего листов десять формата А1. В туше. Неудобно было отказываться.
На «машзаводе» в Приволжске эти диаграммы мне чертил конструктор,- молодой парень, чуть старше меня. По пятнадцать рублей за лист.
Месяц закончился. Я получил на руки тридцать пять рублей. Такой «бизнес» меня не устраивал, и я отказался от дальнейшего сотрудничества..
Помню, мы сидели за столом.
- Володя, зря ты отказываешься,- сказал профессор.
- Мне родители запретили. Сказали, что это какие-то такие деньги...
- Какие? Нечестные, что ли?
- Да, нет.
Сам подумал,- это самый честный заработок в моей жизни. Если бы профессор знал.
- Неправильно тебя воспитывают.
Конечно, неправильно. Гребаные джинсы и батники пылятся в шкафу, а я хожу черте в чем. Даже подумать страшно, что скажут родители, если увидят меня в «шмотье».
 Зачем врать самому себе? Не родителей боюсь, а двух восьмерок. 88, 88,88….
Однажды я завел разговор с отцом.
- Пап, вот ты мне все время про честность твердишь. Вокруг люди дома строят, машины покупают, мебель дороженную. А ты родного сына пытаешься загнать в нищету.
Он смотрел на меня несколько секунд. Наверное, решал как проще до меня достучаться.
- Я сидел в лагерях,- наконец сказал он,- Почти десять лет. Поверь, там год адом столетним кажется. И я не хочу больше этого ада и тебе его не желаю.
- Не все же садятся.
- Не все. Но если даже десять процентов, даже один, мне в него попадать не хочется. Поэтому я на работе хожу по гвоздям, а для себя покупаю их в магазине. Понял?
Понял. Я все понял. Поэтому и рассовываю заначки по всей округе.
Блин. Совсем из головы вылетело. В бабушкином доме в Приволжске просела терраса, и отец собирался прислать рабочих. Завтра. А у меня заначка под плинтусом на террасе. Такую-то мать. А вдруг они начнут сегодня? Какие на хрен занятия. Сколько до перерыва?
Сашка толкнул меня.
- Зачем тебе тетрадка? Число поставил и все.
- А я тебя просил?
Слава богу, лекция закончилась. Я почти бежал к выходу. В коридоре наткнулся на проректора Рублева.
- Стой, Волошин, я тебя ищу.
Господи, как же он не вовремя.
- Слушаю вас Георгий Соломонович, - мне удалось остаться вежливым.
- Твой отец подписал мне тридцать кубов обрезной доски.
- Я в курсе.
- Узнай у него, - мне из Калинина КАМАЗ гнать или он  даст машину?

Только сейчас вспомнил. Отец заезжал в Калинин несколько дней назад и оставил Рублеву записку. А я не передал. В полном смущении развернул сложенный вчетверо листок и прочитал вслух.
- Два ЗиЛа 131, полуприцепы. Завтра будут на вашем участке в двенадцать часов.
- Замечательно.
Рублев расплылся в улыбке. Как я его обрадовал.
- Слушай, Володя, ты плохо учишься. Занятия пропускаешь.
- Кто это вам такое сказал?
- Не пропускаешь?
- Бывает... Иногда.
- Ну, ладно, давай беги.
Он пошел, что-то весело насвистывая.
Куда ему столько доски? Месяц назад брал тридцать кубов. Кирпича три тысячи штук. За наличные. Сколько он получает, интересно? И «левые», наверняка, есть. Вот ему заначки делать не надо. Хотя, кто его знает.

Я нашел Наташу в институте. Она оживленно болтала с некрасивой хмурой девицей. Мы отошли в сторону.
- Наташ, вот ключ от квартиры. Бери, он твой. Мне надо в Приволжск смотаться. Вернусь вечером.
Мы поцеловались, и я убежал. Поймал такси.
- До автовокзала.
Я стал экономным.

Автобус делает несколько остановок в Приволжске. Одна из них прямо против бабушкиного дома.
Четыре бугая, домкраты, топоры, кувалда, пила и еще много всего. Рядом мой отец, в дверях бабушка.
Вовремя я добрался.
- Вовик приехал,- удивилась бабушка.
- Решил, бабуль, глянуть... Что и как. Может, помочь надо будет.
Мужики посмотрели на моего отца и засмеялись. И отец тоже засмеялся. Наверное, я не слишком похож на помощника.
Зашел в дом, заглянул на террасу. Слава богу, пока ничего не тронуто. За спиной появилась бабушка.
- Ты есть хочешь?
- Очень.
Она обрадовалась и ушла на кухню. Замечательно! Я один. Прикрыл дверь. С улицы меня не видать. Сердце колотится, как бешенное.
Плинтус подался не сразу. Крепко я его пришпандорил. Наконец, оторвал. Схватил стопку купюр и спрятал во внутренний карман. Теперь плинтус на место и все. Еле успел. Только поднялся, зашел отец. Я сделал вид, что любуюсь геранью на подоконнике.
- Все-таки, зачем ты приехал?- спросил жестко отец.
- Рублев просил уточнить насчет завтрашнего дня.
- Мог бы позвонить.
- Я побоялся.
- Может, ты и прав. Все остается в силе. Как я сказал. Два ЗиЛа в двенадцать.

Он вдруг вспомнил.
- Кстати, раз уж ты здесь, давай посмотрим.
Отец достал блокнот, нашел нужную страницу.
- Вот пять человек. Видишь ли, леспромхоз не резиновый, и всем сразу доску отпустить не смогу. Так что расставь их в очередь по значимости.
Я взял блокнот. Пять фамилий. Ух ты, этого-то я забыл. Ему вперед Рублева надо было отпустить. Я поставил против него цифру 1. Вторая фамилия, третья. Третий пойдет под цифрой 2. А эта? Дама с собачкой. Она мне на хрен не нужна. От нее ничего не зависит. Попала в этот список случайно. Попался на дурацкую байку о том, что женщины после тридцати более чувственны. Полная лажа. Может, я просто не на те кнопки нажимал? Вот Инга. Двадцать три года, а жать ни на что не надо.
Эту даму с собачкой в тюрьму надо сажать за растление меня,- молодого и неопытного, а не одаривать вагонкой и брусом. Я поставил перед ней цифру пять. Распределил остальных. Отец мельком глянул в блокнот и убрал в карман.
- Ну, я поеду, пап. Обрадую Рублева.
- Бабушка тебе обед готовит.

Аппетита не было. Деньги тревожно поджимали грудь. Вот бы отец их увидел. Кошмар. Из-за тысячи такую бучу подняли, а тут целых восемь.
Бабушка постаралась снять с меня пиджак.
- Жарко, Володя.
- Нормально, ба.
Интересно, а как бы отреагировала бабушка? В двадцать первом году на вокзале в Горьком (тогда он еще звался Нижним Новгородом) ночью у нее забрал чемодан вор. Дед оформлял документы у начальника вокзала, бабушка сторожила чемодан в забитом до отказа зале ожидания. Ночь, голод, недосып. Она задремала. На несколько секунд. Ее разбудила соседка, указала на мужика, удаляющегося по проходу. Ни милиции рядом, ни чекистов. НИ-КО-ГО. Бабушка пошла следом. Вор вышел из вокзала, прошел вдоль путей, свернул к пакгаузам. Наконец, решив, что удалился достаточно, склонился над чемоданом. Уже собрался вскрыть замки ножом, но вдруг увидел рядом молодую женщину. Ладони спрятаны в муфту. Сказать он ничего не успел. Бабушка выстрелила в него из «Бульдога» несколько раз. Взяла чемодан и вернулась на вокзал. Дедушка уже искал ее. Через десять минут их посадили в пассажирский, спешащий в Москву. Через много лет эту историю под большим секретом дедушка рассказал своей дочери,- моей маме, а она недавно пересказала мне. И добавила: "Хорошо, что ты в деда пошел, Володя".

Я быстренько проглотил обед.
- Спасибо, ба.
И вышел из дома. Отец садился в служебную машину.
- Докинуть до вокзала?

Машина остановилась перед вокзалом.
- Пап, дай блокнот.
Нашел нужный листок. Нельзя предавать женщин. Никогда. Цифры пять и один поменял местами. Вот так будет правильно.
Отец взглянул, пожал плечами.
- Странная логика. Ну, тебе виднее.
Машина уехала. Я купил билет. До отправления почти час.

Отец  встретил маму после войны. Они полюбили друг друга. Отцу дали десять лет, мама осталась ждать. Как Пенелопа Одиссея. Отца амнистировали в пятьдесят пятом и он вернулся в Приволжск. Радостная встреча, свадьба... И родился я.
На Вику эта история произвела впечатление. Она даже задумалась, смогла бы сама так ждать? Думаю, она точно знала, что не смогла бы, но мне не говорила. Все-таки, она была романтичной девушкой и любила подобные истории. Для нее я готов был их сочинять.
Отец действительно отсидел до начала пятьдесят пятого. Вернулся в Приволжск. А моя мама к тому времени развелась с первым мужем. Позже познакомилась с моим отцом. Свадьба... И родился я.
А может, все было так, как я рассказывал Вике?
Мои душевные копания прервала Нина. Я увидел ее и подумал,- Ну вот, еще Нина.

Она подошла.
- Привет,- сказал я.
- Здравствуй. Ты оказывается в Приволжске? Почему не заходишь?
Хоть сквозь землю провалиться. Я вспомнил о билете. Слава богу, не выбросил.
- Вот, Нин, смотри.
- Что это?
- Билет из Калинина до Приволжска. Я приехал два часа назад. Паспорт понадобился. И сразу назад. Времени в обрез. Прости.
С Ниной надо было как-то заканчивать, а я не знал,- как. Духа не хватало. Она отвела меня в сторону.
- Вов, что ты решил с севером?
- Я не знаю, Нин. Ну не могу я на два года вперед загадывать.
- Нам надо серьезно поговорить.
- Давай, поговорим.
- Не здесь же. Ты когда теперь приедешь? В воскресенье?
- Скорее всего.
- Ну, до свидания, вон твой автобус подошел.
Она поцеловала меня в щеку, а потом в губы. Я стоял как истукан. Видела бы меня Наташа.

Вернулся домой к вечеру. Поднес палец к кнопке звонка и вдруг вспомнил, что ничего не купил. Ни продуктов, ни подарка Наташке.
Из-за двери пахло вкуснятиной. Что за бред? Я позвонил. Дверь распахнулась. Наташа в переднике.
- Проходи. А я тебя позже ждала. Думала ты на последнем приедешь, поэтому пирог еще не готов.
- Какой пирог?
Скинул обувь и прошел на кухню. Ничего себе. На плите что-то шкварчит, жарится. Салаты на столе.
- Ты где продукты достала?
- Купила.
- Где? Где это можно купить? В Москву ездила, что ли?
Она смотрела на меня, как на ребенка.
- Вов, у меня мама кто?
А правда, кем работает ее мама?
- Я не знаю.
- Я тебе не говорила? Она в одном из районов Калининской области командовала Райпотребсоюзом. Председателем была. Так что, где что достать, я представляю. Знаешь поселок Волжский? Там завмаг - подруга моей мамы.
- В Волжском есть эти продукты?
- Для своих,- сколько угодно.
- Да ты что? Такая дыра. А что там еще есть?
- Много чего. Джинсы «Вранглер» по девяносто рублей, «дипломаты». Сейчас только пластиковые остались. По пятнадцать рублей. Нового завоза ждут. Что еще?... Куртки японские из балонии. Черные. Знаешь, такие, с накладными карманами? Давай, тебе купим?
- Ты что, в шкаф не заглядывала?
- Нет. Там твои вещи.
Я подвел ее к шкафу, открыл дверку.
- Видишь? Висит. Черная японская.
- Почему ты ее не носишь? А почему ты в этом костюме ходишь? Ты же приезжал ко мне в другом.
- Мне в костюме удобнее.
Наташа недоверчиво поглядела на меня. Пыталась понять, придуриваюсь я или говорю правду. Ничего не прочла в моих глазах, пожала плечами и вздохнула.

Я не герой. Наверное, не смог бы броситься на амбразуру как Матросов. И до Олега Кошевого мне далеко. Я знаю, что такое страх. Настоящий липкий, в который погружаешься с головой, и как в страшном сне не можешь выплыть.
Зима, самое начало семьдесят седьмого. Через несколько дней мне двадцать лет. Я как обычно приехал к Инге. У меня роман с Викой, а с Ингой чисто деловые отношения. Смуглянка впускает меня в комнату и запирает дверь.
- Сколько ты привез?
- Десять.
- Вези назад. До моего сигнала больше здесь не появляйся.
- ?????
- Зосю взяли. Ты его не знаешь, и он тебя, слава богу, тоже.
Я знаю Зосю. Прекрасно знаю. Зосимов Олег, по кличке «Зося». Половина моего гардиробчика от него. Но Инга об этом не догадывалась.
Ну, вот и все. Приплыл ты Владимир Сергеевич к финишу. Ах, как быстро, даже пожить не успел.
Инга смотрела недобро.
- Чего ты так напрягся? Знал его?
- Немного.
 Я в двух словах обрисовал положение дел.
- Хреново. Я тебе говорила с «фарцой» дел не иметь?
Я подавленно молчал.
- Езжай домой. Закопай свои деньги, шматье упрячь и жди моих указаний. Из Приволжска носа не показывай. На занятия не суйся.
- У меня каникулы.
- Тем более.

На третий день моих страданий в Приволжске, пришла телеграмма. От Вики. Она хотела видеть меня, и я сорвался в Калинин.
Мы встретились. Красивая стройная девочка, ждущая от меня каких-то слов. И я,-  негерой. Наверное, Штирлиц мог бы заставить себя позабыть обо всем и думать только о Вике. А я нет. Вика была рядом, а успокоения не было. Если бы я мог рассказать ей. Ну хоть самую малость.
Она не сдала бы меня. Просто ушла, прекратила бы наши отношения.
Вика ничего не знала. Что она думала сейчас обо мне?
- Тебя родители не отпускали, да?- спросила она.
- Да,- соврал я. Что, я еще мог сказать?
- Тогда поезжай домой. Я не хочу быть причиной вашего раздора.
Я понимал, что мне надо просто собраться, забыть о «Зосе» хоть на час. Не получилось. Страх уже обступил, забрался в сердце, легкие, не давал дышать.

А может, я все-таки подумал о Вике? Не хотел, чтобы ее имя оказалось рядом с моим в тот момент, когда меня отправят в следственный изолятор и на всю округу прокричат о моем позоре. Надеюсь, что так и было.
Я уехал в Приволжск. Это было последнее наше свидание.

«Зосю» посадили на десять лет. За «фарцу». Не знаю, каково ему было на зоне с такой «кликухой». Даже догадываться не хочу. Он отсидел от корки до корки. В восемьдесят седьмом вышел и попытался вернуться в Москву. Ему не разрешили. Я устроил его в Приволжск. Сначала на один из заводов, позже,- в кооператив. Зося «приподнялся», обзавелся семьей, а в один «прекрасный» день подставил меня. Очень сильно подставил. Но я не в обиде, потому что когда-то он не назвал моего имени и, может быть, спас мою жизнь.

Наташа ждала объяснений, а я мог только соврать. Так же, как когда-то Вике. Все повторялось.
- Вот твой шкаф,- сказал я,- Твой и мой. Наш. Ты теперь хозяйка в этой квартире.
- Хорошо. Как скажешь. Пойдем в большую комнату.
Стол разложен, накрыт скатертью. Белой с бахромой. Бутылка «Варны» посредине. Хрустальные бокалы.
- Ты откуда их взяла?
- Из «общаги». У нас много девчонок из Красного Мая. Даже пепельницы хрустальные.
- У нас тоже. Родители тащат с завода помаленьку.
- Везде так. Конаковцы тащат фаянс и электродрели.
- А в Приволжске нечего тащить. Одни «почтовые ящики». Слушай, а как же твои занятия? Ты же говорила…
- Один вечер можем позволить себе просто посидеть за столом. Я так хочу.

Стол ломился от закуски.
- Хоть ребят из общаги зови,- пошутил я.
- Позови.
- Еще чего. Об этой квартире никто не знает.
- Как? Вообще, никто? А я?
- Сравнила. Ты моя женщина. Почти жена.
- У тебя нет друзей?
- Нет.
- Как же без друзей жить?
- Что такое друг, по-твоему?
- Наверное, это человек которому можно довериться. Которому не безразлична твоя судьба, которому плохо, когда плохо тебе.
- Где такого человека найти, Наташ?
А самое главное, я сам смог бы быть таким по отношению к кому-то? Смог бы поставить чужую печаль выше собственной? Рядом за столом женщина. Ради нее могу растоптать себя. Ради Вики мог... И сейчас смогу. Но они же не друзья мне. Говорят, настоящая дружба выше любви. В том смысле, что любовь может пройти, а дружба - никогда.
- Ты где?
Наташа дотронулась до моего плеча.
- Ты смогла бы ради кого-то пожертвовать собой? Только про родителей не говори.
- Наверное, нет.
- А ради меня?
- Не знаю. Можно, я не буду врать?
Наташа смутилась, и я возненавидел себя за то, что затеял этот разговор.
- Давай выпьем,- я поспешил разрядить обстановку.
- За что?
- За любовь.
- За чью?
- За нашу.
- Ты что, любишь меня?
- Ты же знаешь.
- Нет, не знаю. Ты ни разу мне этого не сказал. Нет, я забыла. Говорил много раз. Тогда в такси. Правда, принимал меня то за Любу, то еще за кого-то.

Может быть это можно сказать только одной единственной? Тогда я исчерпал лимит. Год назад.
- Ты сама все сказала, Наташ. Такси, мой пьяный бред. После этого все мои слова для тебя,- что? Пустой звук, треп, болтовня…
- Хорошо, давай за любовь. Просто, за любовь.
Мы выпили по бокалу. Я хотел налить еще, но Наташа закрыла бокал ладонью.
- Погоди, Вов. Давай не так быстро. Просто, поговорим. У меня тоже нет подруг. Есть Алка. Она очень хорошая и порядочная, но все равно не подруга.
- Не было никогда?
Наташа задумалась. Погрустнела, потом тряхнула головой, словно скидывала с себя обременительную ношу.
- Была. Мне так казалось. Я доверяла ей, а она предала. Совершила большую подлость.
- И что дальше?
- Ничего. Она умерла для меня. Слышал такое выражение? «Дружба выше любви». Измену в любви простить можно, а в дружбе, нет.

В воскресенье я зашел к Нине. Позвонил, она вышла на площадку. Хотела что-то сказать. Но спохватилась, посмотрела на соседскую дверь и предложила спуститься на улицу. Мы сели на скамейку возле подъезда.
- Ты хотела о чем-то поговорить.
- Да, только давай не здесь.
Мы перешли на детскую площадку.
- Не хочу, чтобы соседи уши грели,- объяснила Нина,- Что ты решил насчет севера?
- Я ведь все сказал тебе три дня назад.
Она молчала целую минуту.
- Есть один человек,- слова давались ей с трудом,- Он готов ехать со мной на север в любой день. Хоть завтра. С условием, что я выйду за него.

Я молчал.
- Вов, если ты сейчас дашь мне слово, что после института поедешь со мной на север, я останусь. Но только поженимся тогда, ладно?
Она приперла меня к стенке, загнала в угол.
- Понимаешь, Нин,- начал я и замолчал. Нужные слова, такие, чтобы не обидеть девушку не приходили на ум.
Слава богу, она догадалась сама.
- Я поняла,- в глазах не было ненависти. Только презрение,- Прощай, Волошин.
И пошла к подъезду. Сделала шагов пять и обернулась.
- Ты сволочь, Волошин. Какая же ты сволочь.
И ушла.
А я долго сидел на скамейке возле соседнего дома.

Во вторник занятия начинались лекцией по экономике. Я надеялся увидеть Вику, но столкнулся с Агаповым. Старостой моей группы.
- Отойдем к окну,- сухо предложил он.
 
Я смотрел в окно. Ветер гнал ржавые листья по мостовой.
- Ты обнаглел,- зло говорил Агапов,- Пятнадцать пропусков за неделю. Я не смогу тебя покрывать. Предупреждаю. Не надо пользоваться моим расположением к тебе.
Леня Агапов, двадцать три года, отслужил срочную. Взрослый серьезный парень. Русский до мозга костей со всеми вытекающими из этого болезнями. Он очень рано уйдет из жизни, не доживет до пятидесяти. Мне его искренне жаль.
А в то утро я слушал его и искренне негодовал.
- Лень, я же компенсирую. Ты знаешь.
- У меня твои деньги вот где сидят,- он сделал соответствующий жест.- Давай договоримся,- за эту неделю ни одного пропуска.
Я знал, что это невозможно, но согласился.
На лекции он сел рядом. Обычно сидел совсем в другом месте. Может, решил следить за мной?
Года два назад я был обычным среднестатическим молодым человеком. А потом стал подозрительным. Я даже помню ту минуту, когда это случилось.
У нас с Ингой тянулся роман. Таинственный роман. Мы нигде не бывали, ни в кино, ни в театре, ни в кабаках. Я приходил к ней под вечер, мы пили «Вискарь» с содовой, иногда «кальвадос» или ром. Потом занимались любовью, спали, опять любили друг друга. К обеду приходили в себя, и я отбывал в Калинин. Редкие встречи,- два раза в неделю. Я дарил ей всякую ерунду, но и на это нужны были деньги, и пришлось чуть-чуть «прифарцовывать». Однажды она приобщила меня к своему «бизнесу», караемому по статье 88 УК РСФСР. А потом долго переживала. Как-то я вышел из «общаги», уже прошел улицу, Инга догнала меня.
- С этой пьянкой и сексом, я забыла о главном. Володечка, поклянись, что больше никогда не пересечешься с «фарцой».

Я не понимал. Она объяснила.
- Они на виду. И все, в основном, придурки. Поверь мне, процентов двадцать из них сядут и потянут за собой многих. Тебя никто ни в чем не должен подозревать. Понял? А они сдадут тебя сразу. Вовка, если что-то узнаю… Не взыщи.
Я послушался и поклялся, потому что Инга была права. Даже с Сашкой Зуйковым стал реже встречаться, хотя тот всего лишь «прифарцовывал».
Наш интим с Ингой закончился, потому что появилась Вика. Жизнь обрела иной смысл, но «бизнес» процветал, и о «фарце» я не заговаривал. Но однажды заговорила Вика.
Сначала, она поинтересовалась,- смогу ли я достать фломастеры «Кохинор». И у меня возникло подозрение. Она никогда раньше не спрашивала меня о таких вещах. Могу я что-то достать или не могу? Мой внешний вид как раз подразумевал, что не могу. Не могу, нет связей. Я обычный «лопух», «лопушина» в квадрате.
И тут такой вопрос. Если честно, я не верил тогда никому. Ни родителям, ни однокурсникам. Не верил преподавателям. Не верил Инге. Верил только Вике. Был уверен, что она не сдаст если что-то узнает обо мне. Уйдет, отвернется, но не сдаст.
И вот она спросила про фломастеры. Невыносимо жить, когда боишься собственной тени.
Вечер я провел в раздумьях. Что могла узнать Вика? Про валюту? Нет... Вряд ли. А вдруг ей действительно понадобились фломастеры? Так она сама может достать их через Зуйкова.... Странно.
Через несколько дней Вика спросила.
- Достал?
- Нет. Где я их возьму?
- Папа так и сказал.
- Чтооо?
- Что ты не сможешь достать. А я чуть не поспорила с ним.
Вот блин.
- Вика, я достану,- горячо начал я.
- Теперь не надо. У меня уже есть.
А я мучился. И кого заподозрил? Вику. Захотелось сделать ей подарок. Умопомрачительно дорогой. Но я сдержался.
Больше я Вику не подозревал. До одного случая.
Зима. Декабрь или конец ноября. Помню, что все было занесено снегом.
- Завтра рано-рано утром поедем на барахолку,- сказала Вика.
- Куда?
Потом дошло. Один день в неделю в Калинине «барахолка». Где-то в Затверечье.
- Зачем она тащит меня на барахолку? Чего такого она про меня узнала?
На первом трамвае мы добрались до нужной остановки. По протоптанной неровной тропке, то и дело оступаясь, добрели до места называемого в народе «барахолкой». Если честно, в таком уютном месте я побывал впервые. Какие-то дядьки и тетки по колено в снегу. Перед ними на кусках картона всякая хрень. Косметика, побрякушки, часы.
Вика купила пудреницу, тени и помаду. Мы пошли назад. И до меня дошло, что она взяла меня с собой просто для того, чтобы я как обычный нормальный мужик, ухаживающий за девушкой, мог защитить ее, если вдруг кто-то что-то…
Почему мне сразу не пришла эта простая мысль?
Мы возвращались на трамвае.
- Я не смог бы так,- сказал я,- В сугробе... Ночью... Трястись как собачий хвост из-за жалких деньжат.
- Знаешь, сколько они имеют?- спросила Вика и посмотрела на меня так, что я сразу понял. Она не догадывается ни о чем. Значит и подарки ей дарить не надо, чтобы себя не выдать.
Эти воспоминания нахлынули на меня неслучайно и совсем не оттого, что последние  несколько минут я неотрывно смотрю на Викин затылок.
Агапов сидел рядом. И это не просто так.
- Ты лекцию-то пиши,- сказал вдруг он, словно сообразив, что я думаю о нем.
Я подбирал нужные слова для ответа, он пододвинул мою тетрадь к себе.
- А то я напишу за тебя.
Он что-то изобразил на листе, заслоняясь от меня локтем.
- Какого хрена, дай сюда,- зашипел я и потянул тетрадь к себе.
- Погоди, дорисую.
Он оттолкнул мою руку.
- Вот, все. Забирай.
И двинул тетрадь ко мне. Я уставился на рисунок. Квадрат и в нем много маленьких квадратиков. Наверное, дом с окнами. Рядом с домом нелепая фигура с улыбающейся рожей и с поднятыми в восторге руками. На одном из трех пальцев правой руки кольцо. А над домом надпись «Москва». Я почувствовал легкое недомогание. Опять закололо в том месте, где прятался страх.
- Это ты?- спросил я, указав на «рожу».
- Нет, ты.
-А это тут, при чем?- спросил я указав на надпись.
Он прошептал мне в ухо.
- Не делай из меня идиота. Я все знаю.
Такую-то мать.
Викин затылок больше не грел. Первая мысль мелькнула.
- Я попал.
Секунду собирал мысли.
- А собственно, куда? Куда уж я так попал? Я женат. Могу предъявить жену. Даже двух.
Стало весело.
- Что ты знаешь?- спросил, смеясь ему в лицо.
- Что ты женился из-за квартиры.
- Ну и что? Я один что ли так делаю?
- Слушайте, друзья,- возопила преподавательница,- Я вам не мешаю?
Мы вроде шептались, а она услышала. Все остальные, выходит, тоже теперь в курсе? Я оглядел аудиторию. Все заняты делом. Чего-то пишут. Хотел достойно ответить Агапычу, но он приложил палец к губам. Я опять начал рассматривать Вику, потом ее соседку. И пока сравнивал, чье ухо красивее, лекция закончилась.
Вышли в коридор, и я поволок Агапова в дальний угол.
- Лень, в чем ты меня обвиняешь? Что я на квартиру запал? Так любой бы поступил также. Почему бы не жениться на девчонке, у которой квартира в Москве?
- А ты живешь с ней?
- С кем?
- С женой. Со своей законной женой Тамарой.
- Живу. Когда домой приезжаю.
- А здесь с другой встречаешься?
- С кем?!!! Ты с ума сошел?
- Я все знаю. У меня землячка в медицинском.
Приплыли. Этого надо было ожидать.
- Твое какое дело?
Я разозлился.
- Что тут такого? Женат... А это любовница. В чем вопрос? Шантажировать решил? Письмо жене напишешь?
- Артемьева не знает, что ты женат.
Вот сука. Ниже пояса ударил. Я почувствовал себя совершенно беззащитным идиотом.
- Чего ты хочешь? Денег?
- На хрена мне твои деньги.
- Тогда что?
- Понять хочу, что ты за тип такой. Женился из-за прописки. Артемьева очень порядочная честная девчонка. Ты ей «подляну» такую устраиваешь. Тебе самому не тошно?
Мы молча смотрели друг на друга. Глаза в глаза. Я ненавидел его сейчас так... Он почувствовал и отвернулся. Не выдержал моей ненависти.
- Отстань от нее. По-хорошему прошу,- сказал он.
- Ей расскажешь?
- Расскажу.
- Ты в армии случайно не ефрейтором был?- спросил я зло.
- Старшим сержантом, и такие как ты у меня на полах гнили. Хотел бы я, чтобы ты армии хлебнул. Но ты и здесь всех обскакал. Справками обложился.
Он говорил еще что-то. Может даже обидное. Я не слушал. Опять стало весело. Агапов тут же замолк.
- Чего ты развеселился?- спросил подозрительно.
- Дай мне два дня. Потом можешь все рассказать Артемьевой. Идет?
- Хорошо. Два дня дам.


                Продолжение следует.