Робот и его манекен

ЧАСТЬ 1. ПОДСОЛНУХОВАЯ РОЩА

Глава 1. Робб и Флэй

Дом робота был спрятан глубоко-глубоко в Подсолнуховой роще. И лишь только опытный наблюдатель смог бы заметить узкую еле различимую тропу, которая уходила в заросли подсолнухов по левую сторону Солнечной дороги, проложенной с юга на север. Тропа вела прямиком к дому робота. Подсолнуховую рощу окрестили таким названием сами (немногочисленные) жители Подсолнуховой рощи. На самом же деле это было обыкновенное подсолнуховое поле, простирающееся в ширину и длину на сотни километров. Кто, когда и зачем посеял здесь эти величественные эпичные растения, неизвестно. Определенно, не люди, а, может, и люди. Этот вопрос всегда интересовал робота, а также, вопрос, существовали люди вообще когда-либо. Правда, одна особенность его механического тела являлась явным подтверждением существования человека. Но, об этом чуть позже. Как бы там ни было, но за долгие временные кольца своего функционирования, робот никогда не встречал людей, может быть, потому, что он никогда не покидал Подсолнуховую рощу, свой дом, свой мир, который сроднился с ним, слился, и не отпустит его ни за что, в какую бы сторону света он не отправился в целях покинуть свое милое обиталище. Подсолнухи в роще росли очень высокие, метров тридцать в высоту, и могучие, поскольку, ни ураганы, которые случались здесь часто, ни другие неблагоприятные факторы и формы ущербности не могли сломать широкие и твердые как жесть стебли, держащие очень крепко свои раскачивающиеся головы, начиненные сотнями черных семян. Семена эти в определенную пору времени пожинали собиратели. Собиратели представляли собой механических жуков с вместительным контейнером для сбора урожая. Вместо крыльев был пропеллер, треск и жужжание которого робот ужасно ненавидел. А еще роботу не нравилось то, что любого собирателя очень тяжело было заставить опуститься к нему в низ и развести на разговор. Робот думал, зачем вообще собирателям нужны позитронные мозги и голоса, что бы озвучивать мысли? Они ведь обычные работяги, которые как только приходит пора сбора урожая, снуют тут сотнями, нарушая так долго длящиеся, умиротворяющие тишину и покой этих мест. Собранные зерна отправлялись в Маслоцех, расположенный далеко на западе. Для каких нужд использовалось полученное масло в дальнейшем, про это не знали и сами собиратели. Нет, думал робот, они стожелезно не были изначально собирателями, а использовались по другому назначению. Почему-то робот полагал, что собиратели были раньше обыкновенными солдатами. Об этом говорили их агрессивная раскраска, эмблема клана, к которому они принадлежали, и пушки, много пушек, скорее всего, даже лазерных, которые усеивали их тела. А может то и не пушки, а специальные приспособления для сбора зерен? С земли робот не мог видеть, каким образом собиратели вытряхивали из головы подсолнуха зерна. А эмблемы вообще могли означать что угодно. В общем, в своей догадке робот мог ошибаться.
Вернемся к дому робота. Какой был у него дом? Небольшая, но вместительная кубическая коробка с дверью и окном, сконструированная из останков упавших с неба собирателей. А падали они очень часто, и если пройтись по роще, то через каждые метров десять можно было натолкнуться на их детали. Видать, были они не надежными, или, их попросту никто не ремонтировал. Когда робот только поселился в роще (это было сто временных колец назад), он построил себе соломенную хижину, но при первом же урагане хижину смело ветром и разнесло по всей роще вместе с тем, что находилось внутри, и его самого тоже. Вот железо было куда надежнее. Робот подумывал даже построить второй этаж, а в перспективе целую многоэтажную башню, которая доставала бы до головы подсолнуха размером с баскетбольную площадку. Тогда можно было бы погулять там, и посмотреть как оно там на самом деле, да и с собирателями познакомиться поближе. Он бы давно уже выстроил башню, но весь металлолом, найденный в роще после окончания сбора урожая, ему положено было собирать в кучи и складывать у обочины на Солнечной дороге. Металлолом потом забирал и  увозил с собой транспортер, и оставлял роботу за оказанную им услугу пятилитровую канистру с машинным маслом за каждую кучу высотою в два метра. Но кое-какие куски разбитых собирателей робот припрятывал, или находил позже и складывал в особом месте. Авось, пригодятся. Идея с башней была настолько заманчивой, что робот даже думал пожертвовать запасом масла и оставить часть собранного металлолома себе. Вообще, ему нравилось находить фрагменты собирателей. Это не давало ему скучать, давало возможность хоть что-то делать, ибо в те периоды, когда подсолнухи не плодоносили, робот не делал абсолютно ничего. Ну, правда, из деталей собирателей он частенько конструировал различные электроприборы, которые почему-то быстро ломались. А один раз ему пришлось восстановить разбитого в хлам собирателя. И тот вроде нормально функционировал, но, взбесившись, хотел убить робота, за что был тут же наказан. Робот разбил собирателя вдребезги своей огромной кувалдой, которую всегда таскал за спиной в случае чего. С ним в доме жила еще механическая бабочка, которая радовала его и скрашивала его одиночество. Иногда бабочка по необъяснимой причине покидала дом робота и улетала вглубь рощи. Тогда встревоженный робот отправлялся на ее поиски, и, если в этот момент в роще царили покой и безветрие, то находил ее очень быстро по скрипу крыльев, которые он мог услышать за километр, а если же свирепствовал ураган, то все равно находил ее на окраине рощи, на границе с новым миром, на земли которого он не разу не ступал. Зачем бабочка покидала его время от времени, робот понять не мог, но всякий раз ругал ее за это, а иногда на целое временное кольцо и вовсе разбирал ее и ложил в разобранном виде в коробку. Но не только бабочка не давала скучать нашему герою в этом таинственном мире подсолнухов. Робот очень близко дружил с манекеном, который часто приходил к нему в гости с юга. Там, на юге, откуда начиналась Солнечная дорога, стояла Кукольная фабрика, работающая автономно и беспрерывно, производя на свет сотни различных живых манекенов и кукол. Дым, валивший из труб этих фабрик, можно даже было увидеть поверх голов подсолнухов на фоне безоблачного бесцветного неба. Робот ни разу не был на той фабрике. Запрещалось ему туда ходить, да и остальным жителям рощи тоже, не говоря уж тем более о существах, явившихся в рощу из других земель. Манекен всегда ждал робота у Масляной реки, что текла на востоке, пробивая себе путь в роще меж стволов подсолнухов. Река эта была узенькой, даже и не река, а так, ручей, масло в которой было настолько густым и текло так медленно, что казалось, будто Масляная река замерла и стоит на месте.
В мире подсолнухов оканчивалась третья временная пора. Как раз та пора, когда собирался урожай. Бесчисленное число собирателей над головой, роняющих вниз зерна, или падающих с переполненным контейнером тебе на голову, ежедневный сбор металлолома, прибытие и отбытие транспортера. Короче говоря, в роще бурлила жизнь, и у робота даже не проходило и часа безделия и отдыха. К тому же проблем добавил свалившийся на него с утра собиратель. Тот приземлился так неудачно, что оторвал левую руку робота, разбив подшипник, на котором она вращалась. Долго робот искал у себя в контейнере для запчастей новый подшипник, но так и не нашел. Приделал руку обратно как попало. Теперь она вообще не вращалась и не двигалась, но, по крайней мере, была на месте. Да вот толку от бездействующей руки. С одной рукой работать было крайне неудобно и тяжело.
Выйдя из своего железного домика, робот взглянул на солнце. Оно наполовину зашло за голову третьего по счету подсолнуха, растущего слева от его халабуды. Флэй уже у реки, подумал робот. Надо поспешить. А металлического хлама по всей округе было еще ого го. Собирать и собирать. А болт с ним, с этим хламом, вслух произнес робот, и юркнул обратно в домик, что бы забрать там кое-что, что предназначалось сегодня для Флэй. Второпях он бежал мимо подсолнечных стволов, спотыкаясь о камни, собирателей, потерпевших крушение, проваливаясь то одной, то другой ногой  в яму тарантула. Выйдя из зарослей подсолнухов, он очутился на Солнечной дороге. Посмотрел в одну, потом в другую сторону. Слева было пусто, а справа можно было увидеть танспортера, тянущего огромную кучу железного хлама. Транпортером была огромных размеров улитка, тянущая позади себя металлолом, насыпанный с горой в широкий и похожий на лодку подсолнуховый лист. Да, улитка передвигалась медленно. Но зато она была сильна и вынослива. И благо, что в этот сектор Подсолнуховой рощи посылалась ни одна такая, а пять, или шесть, максимум, восемь улиток. Они не приползали все сразу, а являлись одна за другой через определенные интервалы времени. Тот транспортер, которого видел сейчас робот, уже переполненный покидал данную местность в южном направлении. Еще чуть дальше, на Богомольном перекрестке он свернет на восток и отправится на перерабатывающий завод, который робот никогда не видел, да и не знал конкретно, где он находится. А с севера, минут так через пять, явится следующий транспортер, остановится у ближайшей кучи хлама, и будет ждать его, робота, что бы тот перебросил кучу в листочный кузов. Пяти минут ему ну никак не хватит, что бы повидаться и поговорить с Флэй. Тем более, в последнее время он стал так редко ее видеть. Это потому, что просто она стала редко навещать его. Робот с тревогой начинал думать о том, что он становится ей не интересен, а мысль о том, что она его разлюбила, заставляла его позитронный мозг взрываться сотнями электрических вспышек. Хоть бы не сгорел к болтам.
Перебежав дорогу, робот снова очутился в обители могучих подсолнухов. От Солнечной дороги до Масляной реки была уже давным-давно вытоптана тропинка, по которой робот приходил к месту, где его ждал манекен, его единственная и неповторимая Флэй. Он не видел ее уже два дня, и поэтому скучал за ней. Вот он миновал разбитый светофор, сросшийся с одним из стволов подсолнуха, пробежал мимо покосившегося фонарного столба, который с каждым днем накренялся к земле все больше и больше. Старый ржавый газетный киоск стоял все так же мертвенно и никому ненужным. Правда иногда, через окно в киоск заскакивают милинги, скрываясь от волков, и сидят там до тех пор, пока не уверятся в том, что преследователи оставили их в покое и ушли далеко. А вот некоторые, особо трусливые милинги, не высовывая носа, прятались там до самой голодной смерти. Уже разов так с десяток робот находил внутри киоска их окоченевшие тушки. Вообще, волки редко сюда заявляются, в основном в четвертый временной период, характеризующийся холодами и выпадением осадков в виде снежной манны. Вот с холоду и голоду волки и прутся сюда, выслеживая и нападая на милингов, белых пушистых зверьков с шестью лапками, напоминающих кроликов. Их итак здесь очень мало, это практически, и вся живность, что тут водится, не считая кое-каких опасных вредителей, о которых речь пойдет чуть позже. Нет же, эти кровожадные волки приходят сюда, ловят и едят бедных милых напуганных созданий, один взгляд на которых не может не вызвать улыбки и жалости. Робот просто так этого не оставил. Он решил бороться с несправедливостью. До винта ему был этот дурной закон, о том, что сильный, мол, пожирает слабого. Да и волков он просто-напросто не любил. Злыми они ему казались и страшными, и ничего, кроме желания сожрать мясо, он в их глазах увидеть не мог. Не место таким тварям в Подсолнуховой роще. Так вот он и капканы ставил, и ловушки там всякие. Ловились волки, ловились, но не часто. Чаще всего робот подстреливал их со своего гвоздемета, вмонтированного в правую руку. Классная штука. Выпускала двадцатисантиметровый гвоздь диаметром два сантиметра по две штуки в секунду. Пойманным, или продырявленным гвоздями волкам, робот пилой отпиливал головы и добавлял в свою коллекцию. За его железным домиком насчитывалось уже тридцать пять волчьих голов, насаженных на бамбуковые колья. Такое количество набралось всего за три временных кольца с момента появления в роще первых волков. Грядет четвертая временная пора, и робот будет ждать новые жертвы для пополнения своей коллекции. Он даже наставил еще больше капканов и ловушек, чем в прошлом временном кольце. Флэй часто говорила ему, чтобы он не занимался подобным живодерством, и робот прекращал, но вскоре снова начинал, ничего не говоря об этом Флэй. Хорошо, что ей в голову никогда не приходило считать головы волков за окном, когда она была у него дома.
Робот добрался до берега реки и увидел там Флэй, сидящую спиной к нему на розовом камне. Живой манекен из пластмассы с изящными женскими формами и милым симпатичным женским лицом. Вот только парика не было на голове, да и самой одежды в целом, но робота это не смущало. Смущало его то, что он чувствовал себя железным квадратным уродом по сравнению с прекрасной Флэй. Хотя, может, он зря переживал. Его создатели потрудились очень хорошо, придав ему максимально человеческий облик.
– Привет, Робб! – Повернув в пол оборота голову, произнесла Флэй!
– Привет! – Робко ответил Робб.
Он подошел к ней ближе и достал из-за спины маленькую ромашку.
– Это тебе, – протягивая ромашку Флэй, сказал Робб.
– О, спасибо, Робб! Так приятно! – Взяв ромашку в свои пластмассовые хрупкие ручки, ответил манекен. – Ты так редко мне что-нибудь даришь. Где ты нашел этот цветок?
– У нас, в роще, в западном пограничье, – присаживаясь на корточки рядом с Флэй, произнес робот.
– Но там же обитают ужасные игольчатые ящеры! – Округлив глаза, встревожилась Флэй. – Они очень агрессивные, и могут раздавить тебя. Как ты мог так рисковать?
– Ничего. Не такие уж они и страшные, – стал хвастаться Робб. – Я троих пришиб насмерть кувалдой. Еще и иголок повыдирал с них мешок целый. Вдруг пригодятся. Предложу их транспортерам в обмен на дополнительные канистры с маслом. Хотя, зачем им эти иголки.
– Все равно, спасибо, Робб! Жаль, что к завтрашнему утру она станет пластмассовой. Все, к чему я прикасаюсь, со временем становится таким же, как я, и с этим ничего не поделаешь. Как твое сердце?
– Да вроде нормально, – открывая крышку на груди, ответил Робб. – Стучит ровно, не останавливается так часто, как тогда, пять временных колец назад. Протираю его каждый день подсолнечным маслом, прогреваю на солнышке, меняю пластиковые трубки.
Рассказывая все это, Робб аккуратно гладил свое человеческое живое сердце в груди, просунув руку в открывшийся люк. Сердце пульсировало, а выступающие жилы на нем горели красным огнем. Оно казалось таким хрупким. Одним неловким прикосновением пальца можно было все в нем напортачить к болтам. Жаль, что Флэй нельзя его гладить. Он подозревал, что если она коснется его сердца, то он ощутит неописуемую эйфорию, поэтому, трогая этот хрупкий важный орган, он представлял, будто его ласкает Флэй.
– Что с твоей рукой? – Задала манекен новый вопрос.
– Да так. Трагическая случайность. Собиратели виноваты, гвоздодер их раздери! – Ругался Робб. – Не нашел нужный подшипник, приделал лишь бы как. Тем более, сбор урожая подходит к концу. Не надо будет собирать металлолом. А до следующего сбора что-нибудь да придумаю.
– Обратись к Триммеру! – Посоветовала Флэй. – Я уверена, он поможет.
– Да, у него стожелезно найдется то, что мне нужно. Но, не хочу я идти к этому старому винтоперду. Опять будет мне читать свои морали, как правильно употреблять масло, как прочищать сочленения, как ухаживать за сердцем. Правда, у меня уже заканчиваются кровавые коктейли для поддержания сердечной деятельности. А новые я могу взять только у него. Придется наведаться, кронштейн бы его побрал!
– Вот и сходи! – Поглаживая, еле касаясь рукой, по голове Робба, настоятельно говорила Флэй. – Он самый старый и мудрый робот в округе, и он знает о робототехнике все-все. Ты, правда, особенный экземпляр. Живое сердце. Это так необычно.
– Если так подумать, то ты еще более необычна. Ты ведь пластмассовая. Как ты можешь двигаться, разговаривать, жить?
– Я знаю, как. – Спокойно ответила Флэй.
– Знаешь? Так расскажи!
– Нет. Не могу.
– Почему?
– Потому что это тайна.
– И даже мне ты не поведаешь эту тайну?
– Прости, Робб! Даже тебе. Тогда это уже будет не тайна, а еще это может привести к очень нехорошим последствиям.
– Но я ведь никому не расскажу, обещаю!
– А никому рассказывать и не надо, Робб. Просто, не нужно тебе этого знать. Давай оставим все так, как оно есть?
– Ну, ладно, – вроде, успокоившись, произнес Робб. – Ненавижу, когда ты от меня что-то скрываешь. Расскажи мне, хотя бы, почему, все к чему ты прикасаешься, становиться пластмассовым?
– Это не так. Вот, сейчас я глажу тебя по голове, ты ведь не становишься пластмассовым.
– Это потому, что ты делаешь это, еле касаясь. А стоит коснуться тебе еще сильнее и подержать так руку еще дольше, и вот те на, на следующее утро я сижу у себя дома весь из пластмассы. Так ведь?
– Да, к сожалению так.
– А я останусь при этом функционирующим?
– Вот этого я не знаю, Робб, честно не знаю. Мы ведь говорили об этом уже миллион раз. Ну, хочешь, проверим? Только я боюсь. А ты?
– Я не боюсь. – Бесстрашно произнес робот, а потом с грустью опустил свои сенсорные глаза вниз. – Боюсь только одного. Что больше не смогу тебя видеть, чувствовать, слышать твой голос.
– Не плачь, Робб! – Видя, как из глаз робота заструилось масло, говорила Флэй. – Этого никогда не будет. Никогда. Ты же знаешь. Поэтому, я и говорю, давай оставим все, как есть?
По Масляной реке медленно плыл бумажный кораблик, почти наполовину утопая в желтой тянущейся гуще. Он плыл посередине, там, где течение еще более менее походило на таковое. Милый детский бумажный кораблик, такой крохотный и одинокий, пущенный неизвестно кем, и плывущий неизвестно откуда и куда.
– Смотри! – Проговорила Флэй. – Снова кораблик. Точно такой же, как в тот раз.
Робб перестал плакать и посмотрел на реку.
– Действительно. Такой же. Достать его?
– Давай! – Без раздумий ответила Флэй. – Только аккуратней. Не так, как тогда. Ты тогда искупался в реке с головой, а потом пол кольца заторможенный ходил.
– Я зайду только по пояс. Все будет, как по планограмме.
Робот зашел в реку. Передвигаться было крайне тяжело. В обыкновенной воде еще куда ни шло, но в масле. Даже пар из башки пошел, прилаживая такие усилия. Аккуратно выловив из реки кораблик, робот вернулся на берег к Флэй и протянул его ей. Та, отложив подаренную Роббом ромашку на колени, взяла кораблик в руки, повертела пару секунд, и разобрала до состояния прямоугольного тетрадного листка. Робб тут же вплотную прижался к манекену, что бы увидеть, что нарисовано внутри. А нарисован внутри был подсолнух, по-детски, коряво, но понятливо, а еще люди вокруг подсолнуха из кружочков и палочек, держащиеся за руки, словно водили вокруг подсолнуха хоровод. Впрочем, наверняка, таковы и были замысел и сюжет этой детской простой картины.
– А в тот раз человечков было больше, правда, Флэй? – Первое, что сказал Робб.
– Вроде бы, да. Не помню. Я сохранила все рисунки, но спустя время они превратились в пластмассу и рассыпались. Но это не важно. Важно то, что эти кораблики приплывают снова и снова, как какие-то послания, или предупреждения. Что бы это могло означать? А?
– Просто кому-то делать нечего, – просто ответил Робб. – Там, где Масляная река берет свое начало, за пределами Подсолнуховой рощи, наверное, царит такая же скука, как и здесь. Не важно, как выглядят наши прилегающие соседи, но они явно страдают от скуки. Весь этот мир ужасно скучный, я тебе всегда это говорил, Флэй.
– Откуда ты можешь знать, что тебе скучно? Ты же робот.
– Да, я робот, но у меня же человеческое сердце. И все мои чувства и эмоции сродни человеческим.
– Тогда, почему ты отказываешься верить, что это они нам их присылают? – Стала доставать вопросами Флэй.
– Кто они? Люди, что ли?
– Ну а кто же еще, – с изумление глядела на него Флэй.
– Да нет их! – Буквально закричал Робб. – Не было их, нет, и никогда не будет! Поверь мне!
– Это неправда! – Не успокаивалась манекен, она тоже почти кричала на нежелающего признавать правду робота. – Ты же, знаешь, что это не правда! Люди есть! Это они присылают нам эти кораблики. И живут они где-то далеко за Подсолнуховой рощей. И если бы их не было, кто тогда смог создать тебя, меня по их подобию, посадить эти подсолнухи в конце концов? Ты, просто ненавидишь людей, я знаю это. Возможно, ты даже и видел их, и сделали они с тобой что-то плохое. Они тебе настолько противны, что ты не хочешь принять факт их существования. И знаешь, почему это так?
– Почему? – Роботу действительно было очень интересно услышать ответ.
– Не скажу! – Резко ответила Флэй. – Не скажу, потому что ты обидишься. Ты итак очень ранимый, и я не хочу заставлять тебя второй раз за сегодня проливать масло. Понятно?
Робб молчал. Он даже не знал, что ответить. Видать, Флэй попала в точку своими сказанными словами.
Оба молчали минут пять, тупо уставившись на непоколебимую гладкую поверхность застывшей Масляной реки. Наконец, Робб спросил:
– Флэй, как там поживают твои сестры? Почему они не приходят ко мне в гости?
– Я же тебе говорила, они не любят роботов, и вообще они не переносят прогулок вдали от Кукольной фабрики. А так, у них все отлично. Лиззи учится играть на скрипке. У нее уже очень хорошо получается. Кайна и Лавви играют в тэнис целыми днями, Альвина выращивает цветы, правда половина ее оранжереи все сплошь пластмасса, за которой и ухаживать то не надо, лишь только пыль протирать. Линэль все никак не желает говорить, до сих пор молчит с того момента, как снялась с конвейера. Афина перестала вышивать платья, и теперь занимается тем, что устраняет производственные браки у выпущенных манекенов. Остальных сестер я редко вижу. Они находятся в другом корпусе, и я почти не навещаю их. Большую часть времени я провожу с тобой, чем с ними…
– Флэй! – Остановил манекена робот.
– Что, Робб?
– Я люблю тебя!
– Я знаю, – меланхолично ответила Флэй. Замолкла, а дальше продолжила: – Пожалуй, нам пора прощаться, Робб. Завтра встретимся тут же и проведем времени больше, обещаю.
– Здорово! – Улыбнулся робот. – Я обязательно приготовлю тебе новый подарок.
– Умница! – Похвалила робота Флэй. – Только не ходи больше к тем ящерам и не стой под падающими собирателями, ладно?
– Обещаю.
И только робот это сказал, как где-то за их спинами, в подсолнухах, раздался жалобный детский плач. Даже не плач, а крик, душераздирающий крик, прорезавший могильную тишину острым ножом громогласного беспокойства. Оба встрепенулись, как подстреленные.
– Что это? – Испуганно спросил робот.
– Определенно, кто-то из наших, – как-то даже спокойно ответила Флэй. – Пошли быстрее, Робб! Кажется, ей нужна наша помощь.
– Ей? – Переспросил Робб. – Кому ей?
– Бежим!
И они побежали. Впереди бежала Флэй, огибая стволы подсолнухов, задевая свисающие мощные листья. Робб еле поспевал за ней. Его механическое тело не позволяло бегать так быстро. Иногда он терял ее, останавливался и не знал, что делать дальше. И тогда она кричала, что б он не отставал, и тот бежал на ее голос. Зеленые жилистые стволы мелькали так быстро перед глазами Робба, что голова начинала кружиться, и он думал, что если так пойдет и дальше, то в голове его произойдет замыкание. Они бежали то в одну сторону, то в другую, то обратно туда же. Тяжело было разобраться, откуда доносился детский плач даже с таким чутьем и слухом, как у робота. Плач становился все ближе и ближе, аж в ушах трещало, и вот Флэй и Робб оказались рядом с обладательницей такого пронзительного умирающего голоса.
– Сэсси, крошка! – Запричитала Флэй, наклоняясь к оторванной половине игрушечной куклы в красном платьечке с белым воротником. Вторая половина куклы, трепыхая ножками, была зажата в крепкий смертоносный капкан чуть поодаль.
– Ну, что же ты, детка! Успокойся! – Флэй взяла в руки куклу. Маленькие напуганные стеклянные глазки источали струи слез, которые успели образовать на земле уже целую лужу пролившейся боли и отчаяния. – Как ты здесь очутилась? Кто разрешил тебе покидать Кукольный дом? – Флэй гладила рукой черные спутавшиеся волосы куклы, и быстро вытирала образовывающиеся вновь и вновь слезы.
– Я думала, что ты ушла насовсем. – Сквозь плач, жалобно говорила кукла. – Ты говорила, что хочешь покинуть Кукольную фабрику и Подсолнуховую рощу. Я боялась, что больше не увижу тебя. Я же не смогу без тебя, я умру без тебя.
– Что ты несешь? – Трясла куклу Флэй. – Откуда ты могла это слышать? Ты, что подслушивала?
– Да, я подслушала твой разговор с сестрами! – Кричала кукла.
В милую беседу вступил ничего не понимающий робот:
– Флэй, она говорит правду?
– Робб, не вмешивайся! – Раздражительно ответила манекен.
А кукла все не унималась:
– Ты хотела убежать с этим уродливым железным человеком? Сдался он тебе триста колец! Посмотри, что он со мной сделал? Это же его капканы! Это он их здесь понаставил! Что мне теперь делать? Флэй, спаси меня!
– Успокойся, Сэсси! – Серьезным тоном произнесла Флэй. – Я тебя сейчас соберу. И хватит ныть, слышишь меня! Ты, что маленькая? А за то, что ты бессовестно подслушиваешь чужие беседы, будешь наказана! Поняла меня! Больше не получишь от Афины ни одного нового платья! Вот так! Робб, вытащи, пожалуйста, из капкана вторую половину!
– Да, сейчас! – И робот тут же привел приказ в исполнение. Вторая дергающаяся половина Сэсси была извлечена и передана Флэй.
Отвинтив от своего тела левую кисть руки, Флэй достала из образовавшейся на запястье полости тюбик клея.
– Всегда ношу его с собой, – прокомментировала она.
Две половинки куклы были смазаны в месте разрыва, приклеены, и уже через секунду Сэсси стала абсолютно цельной, даже шрама не было видно.
– Вот так-то лучше, – довольная собой, сказала Флэй.
Кукла вмиг перестала плакать. А когда манекен опустила ее на землю, то та заметалась по кругу, как волчок, веселая и довольная, будто ничего и не произошло, и не попадала она ни в какой капкан и не теряла свою вторую половину тела.
– Здорово! – Обрадовался робот вместе с ней.
– Молчать, садюга! – Визжащим голосом заорала на робота кукла, и тут же, не пойми откуда, в руках у нее появился нож. Она вытащила его молниеносным движением руки из под своего платья и направила на робота.
Не успел робот ничего сказать, как Сэсси вцепилась ему в ногу на коленном суставе, с ноги запрыгнула на руку, потом с руки, сделав акробатическое сальто, переместилась на  плече, и воткнула со злостью нож в его левый глаз. Из поврежденного глаза посыпались искры под треск электрического разряда.
– Вот дрянь! – Выругался робот. Уцелевшим глазом он видел, как на земле перед ним ехидно улыбалась опасная кукла, подкидывая в руке смертоносный нож. Робот долго не размышлял и пнул куклу со всей дури ногой как футбольный мяч. Отфутболенное тело куклы улетело куда-то глубоко в заросли подсолнуха, что доставило роботу удовольствие и утешение от мести.
– Что ты сделал! – Закричала на робота Флэй. – Ей же больно!
– Да ни гвоздя ей не больно! – Робот тоже перешел на крик. – Она пластмассовая, такая же, как ты! Вы не можете чувствовать боль! И я тоже ее не чувствую. Только мне от этого не легче. Как я теперь без глаза буду? Неудобно как-то и смотрится некрасиво. Ну да, я ставил эти капканы! Но я же не для нее их ставил. Чем я ей не угодил? Вот дура, молотком ударенная!
– Да уймись, ты, Робб! – Подбежала к нему Флэй и легонько поцеловала в железную щеку. – Прости, что так вышло! Да, она очень вредная, но на самом деле она такая хорошая и милая!
– Ага. Конечно. Хорошая и милая. Хорошие и милые за пазухой ножи не таскают и глаза не протыкают. Или это в твоем понимании называется хорошо и мило?
– Она не хотела, Робб. Ну, разозлилась она на тебя за капканы, ну и за то, что я провожу время с тобой, а не с ней. А нож она из буфета для призрачных рабочих стащила. Это, что б оборонятся при необходимости. Ты же знаешь, как тут порой бывает опасно, а тем более для одной, такой маленькой беззащитной куколки, как она.
Робот опять замолчал. Вроде, Флэй его успокоила. Иначе, выдал бы он ей в ответ что-нибудь.
– Ну, я пойду ее поищу. Хоть бы она не разлетелась на куски. Увидимся завтра, тут же. Ты не обижаешься, Робб?
– Да вот теперь точно к Триммеру идти придется. Будем глаз ремонтировать. Только он в это время как всегда опять бензин с маслом пьет. Подсел он что-то на него, и мне кажется, что у него зависимость. А как перепьет этого бензина, так сразу буйный такой. Вот и не охота мне к нему идти.
– Нет, так дело не пойдет, – стала размышлять Флэй. – Пожалуй, наведаюсь я к нему на днях и потолкую.
– Ты думаешь, поможет? – С отчаянием спросил Робб.
– Будем надеяться, что хоть я до него достучусь. Ну, все бывай! Что-то я не слышу ни криков, ни плача. Солнце всевышнее, неужели она умерла насовсем?
Сказав это, Флэй мигом ринулась вглубь рощи.
– Флэй! – Окликнул ее робот.
– Что, Робб? – Обернулась она на его голос.
– А про то что, ты хочешь покинуть рощу, это серьезно?
– Давай об этом завтра, Робб! Ладно?
– Ладно. Пока! – И он помахал ей рукой. Но она этого не видела, ибо уже затерялась меж подсолнуховых стволов.
Робот шел домой и смотрел в небо. Оно тускнело. Значит, солнце скоро ляжет спать. Интересно, оно и правда, живое, как думает Флэй. А мне вот спать не нужно. Нужно к Триммеру срочно. А болт с ним, с этим глазом. Схожу завтра утром.
Сидя вечером у себя дома и наблюдая как обычно за пляшущей бабочкой, он вспоминал прошедший день. Упавший собиратель, новый кораблик, посланный людьми, или не людьми, не важно, разговор с Флэй, бешеная кукла Сэсси. Необычный денек. Обычно все проходит не так весело. А что такое ВЕСЕЛО? Весело, не весело, какая разница? Да и надо оно роботу, то веселье? На кой винт ему веселиться? А сердце просит того веселья, просит чего-то нового, необычного. Сердце-то человеческое, и стремится оно к чему-то такому, ну, возвышенному что ли, не машинному, не автоматическому. Сто временных колец одно и тоже. Пора что-то менять, решительно пора. Вот и Флэй уже замыслила сбежать отсюда. Но куда, зачем? Вроде, и тут неплохо. Но надоело оно как-то все.
Выпив горящего масла с нефтяными вафельками, робот затушил лампадку, висящую под потолком, и лег на сложенный вдвое подсолнуховый лист, служивший для него кроватью. Он прикинулся, что спит, но на самом деле, он думал, думал о всяком разном, до самого утра, пока не проснулось веселое доброе солнышко, и заиграло бликами на его металлическом лице.

Глава 2. Сумасшедшее утро

Симулированный сон робота прервал слабый стук в дверь.
“Что за дела? Ну кому не ймется в такую рань?”
Робот спешно соскочил со своей так называемой кровати и выглянул в окошко. Солнце ослепило единственный сенсор, но сквозь струящиеся волшебные золотые лучи он смог разглядеть двоих собирателей, в ожидании стоящих у его двери. Оба, как один, были похожи друг на друга. Два толстеньких механоида с меленькими, почти неразличимыми головами на коротких, но крепких упругих ножках. Пропеллеры над их головами вертелись чуть слышно в пассивном режиме, разгоняя вокруг себя коричневых мух размером с кулак, которые так и норовили слизать подсолнечное масло, коим были вымазаны собиратели.
“И что им надо? – Про себя подумал робот.”      
Они постучали в дверь еще раз, теперь уже громче.
– Да, да. Сейчас открою. – Громко сказал робот. – Только не надо мне дверь ломать, пожалуйста!
Открыв дверь, робот вышел наружу и жестом руки пригласил войти двоих в дом.
– Нет, спасибо! – Сказал тот, что стоял ближе к роботу. – Обсудим наши дела прямо здесь.
Только теперь робот смог найти различия между двумя собирателями. И различия эти были в эмблемах на их черных металлических боках. У одного, ближайшего к нему, был нарисован крестик с горизонтальной палочкой внизу, а у другого кружочек с точечкой в центре. И робот снова тут же задумался над вопросом, что эти эмблемы означают. Вот, как раз пока эти механические насекомые здесь, можно и узнать это у  них самих. Но вопросы, походу, сейчас будут задавать эти двое.
Тот, что с крестиком на боку, вопросительно заговорил:
– Вы робот гуманоидного типа модели Z8L15 DRM333999 класса Погрузчик, Уборщик территорий, под человеческим именем Роббилианктус?
– Ну, в общем-то, да? – Поскрежетав пальцами по виску, ответил с заминкой робот. Он и сам не помнил наизусть свой серийный номер, да полное имя уже тоже подзабыл. Видать, какая-то часть кластеров памяти винтанулась. Сто временных колец как никак, а то и больше. Любая техника от износа испортится.
В этот раз заговорил второй собиратель:
– Не хотелось бы вас огорчать, Z8 (можно вас так называть?), но мы прибыли к вам с уведомлением о выселении вас из территории подсолнуховых насаждений. Прошу поставить вас здесь масляную кляксу! – И он протянул кусок жести, неровно обрезанный по краям с накарябанными на нем символами, в которых Робб, как ни старался, ничего не мог понять.
– Ребята, постойте! – Ничего не понимал Робб. – Какое выселение? Вам что, болт с левой резьбой не в то место вкрутили? Я живу здесь уже сто временных колец и про какое-то там выселение я впервые слышу. И не надо совать мне в лицо этот ржавый железный лист!
– Вы не поняли, – заговорил первый. – Это уведомление составлено по приказу Мехатрона.
– Какого еще, сгори проводка, Мехатрона? – Тут же спросил робот.
– Как, вы не знаете? – Удивился кругобокий. – Его всежелезность Мехатрон, предводитель собирателей, член совета Машинного завода и хозяин Маслоцеха.
– Сколько тут живу, впервые о таком слышу, – честно признался робот.
– То, что вы о нем ничего не знаете, – продолжил крестобокий, – ни сколько не меняет суть дела. Внимательно ознакомьтесь с уведомлением и поставьте кляксу! Заранее вам благодарны.
– Да не буду я ни болта ставить! – Занервничал робот. – Я в этих ваших нашкарябалках вообще ни болта не пойму!
– Так вам зачитать уведомление? – Упирался крестобокий.
– Отвертка в сердце, да читай уж! – От паники робот скрестил руки на груди и стал молотить пальцами по плечам. – Только я все равно никакую кляксу ставить не буду. Вдруг вы меня обманываете. Да и масло жаль переводить на подобную чушь. И на каком это основании меня решили выселить из своего родного дома?
– Мы сейчас вам все зачитаем. – Крестобокий выставил перед собой жестяной лист, повертел то в одну, то в другую сторону, выбрал нужное положение и начал: – Согласно поправке к Закону N179 Кодекса Безликой страны, внесенной 485-го числа в сорок восьмом временном кольце со дня свержения Белого великана, произошли изменения в структуре работы в Подсолнуховой роще. Разбитых, или неисправных собирателей должны собирать теперь сами собиратели и доставлять в ремонтный док Машинного завода. Любые существа, проживающие в роще и не участвующие в сборе урожая, не должны привлекаться к сбору урожая, сбору металлолома, а так же не имеют право хранить металлолом тайно. Кроме того, все существа, механического строения (роботы, киборги, мехаживотные и насекомые, электроприборы с примитивным интеллектом), должны быть выселены за линию подсолнуховых насаждений. За нарушение этих правил после вручения вышеописанному существу уведомительного письма и первого предупреждения изымается штраф в размере тридцати литров масла. Дальнейшее неповиновение Закону ведет к более жестким мерам: демонтаж дома жильца собирателями, и выпровождение его хозяина за линию подсолнуховых насаждений. Я думаю, теперь вам все понятно?
У робота после прочитанного со скрипом отвисла челюсть и оставалась в таком положении с минуту, готовая вот-вот сорваться с шарниров и упасть под ноги собирателям.
– Что это за белиберду вы мне только что прочли, ребята? Это что, серьезно?
– Серьезней самой серьезной серьезности из всех серьезностей в мире серьеза! –  Протараторил скороговоркой кругобокий. Даже голубая лампочка на башке его замигала ярче обычного, так он был рад тому, что сказал.
– Хорош мне тут всякими скороговорками мозги грузить! – Повышенным тоном наехал на собирателей робот. – Я сказал, кляксу я не поставлю, и никуда я отсюда не уйду, и дом свой демонтировать не позволю. Наоборот, выстрою его высотою с подсолнух, и буду к вам в гости захаживать, и учить вас буду, как правильно себя вести. Не, ну надо ж такое! Летали себе, летали, семечки с подсолнуха выдирали, ну, падали иногда, и не иногда, а очень даже часто, но что б такое! Приходить ко мне в дом и такое вот говорить! Да в гидравлическом прессе я видел этого вашего Мухотрона, или как его! Не знал о нем, и знать не желаю. А если вы все это выдумали, ох нафарширую я вас гвоздями! Никакими плоскогубцами не выдерите. Да я почти всю жизнь тут живу, останки ваши собираю, шестерни, пружины ломаю, а тут такое вот мне заявление. Или уведомление. Да писал я маслом на ваше уведомление, поняли, недоделки пропеллерные!
– Грубостью дела решишь, уважаемый Z8, – спокойно говорил крестобокий. – И если вы ни в какую не желаете повиноваться закону, то нам ничего не остается, как применить к вам жесткие меры. Я еще раз настоятельно рекомендую вам поставить кляксу и покинуть ваше жилище во избежание лишней паники и шума!
– Да ну вас всех на свалку! – Злобно выпалил робот.
– Ну, как скажите, – говорил кругобокий. – Мы сделали вам два предупреждения. Третьего не будет. На этом, уважаемый Z8, наша беседа окончена. Думаю, мы больше с вами не встретимся.
Пропеллеры на спинах собирателей завертелись, протяжно загудели, и они взмыли в воздух, скрывшись за широкими листьями подсолнуха. Даже лапы на прощанье не пожали.
Робот остался стоять на месте, будто его перемкнуло. А, может, и, правда, перемкнуло. И вот, вроде только он собрался с мыслями, и решил войти обратно в дом, как с неба опустились четверо собирателей. Они окружили его дом со всех сторон и обнажили инструменты, предназначенные явно не для сбора подсолнуховых семян. Циркулярные пилы, лазерные резаки, молотки, клещи и прочие всякие приспособления. Инструменты в мгновение ока вонзились в дом робота, как ножи в сочный спелый арбуз. За минуту, а то и меньше, дом был разобран по кусочкам. Металлолом, из которого было построено жилище робота, собиратели унесли в своих лапах, а еще прихватили то, что было внутри: канистры с маслом, железные стол и стульчик, мясорубку, точильный станок и поломанный радиоприемник. Оставили только его фамильный ящик с инструментами и запчастями.
– Ах вы, уроды! Железяки корявые! – Кричал Робб уносящимся ввысь собирателям, забравшим почти все его добро. – Я до вас доберусь! Слышите! И до этого вашего Мухотрона я тоже доберусь. Вы еще не знаете, с кем связались.
Когда собиратели скрылись за головами подсолнуха, робот остался один со своей верной подругой-бабочкой, которую звали Танна. Взяв в руки ящик с инструментами, Робб решил незамедлительно отправиться к Триммеру и рассказать о случившемся. Может, он объяснит ему, что происходит. Пьян он там, не пьян, Робб очень нуждался сейчас в его совете.
– Танночка, пойдем! – Обратился он к бабочке. – У нас теперь нет дома. Наш дом теперь – небо над головой, и эти подсолнухи. Правда, и в подсолнухах нам оставаться нельзя.
Робб, почему-то, не сомневался в том, что сейчас собиратели явятся обратно и попросят его по-хорошему удалиться, а если он будет противиться, то они пустят в ход свои лазеры да поджарят его как подсолнуховое семя на сковородке.
На Солнечной дороге происходило все как обычно, то есть не происходило практически ничего. Ни транспортеров, ни прохожих знакомых, и незнакомых. Просто еще утро. Еще слишком рано. А вот через полчасика, когда солнце на востоке окажется выше подсолнухов, явится транспортер, который привезет с собой масло. По подсчетам Робба, за вчерашний собранный им металлолом ему должны четыре пятилитровые канистры. “Что ж подожду, – подумал робот. – А потом к Триммеру. Без  дома еще можно прожить, а вот без масла. К тому же, вчера я его почти не пил, а энергии потратил не мало.”
В южной стороне Солнечной тропы, если пройтись чуть дальше, за огромной кучей наваленных, облепленных синим мхом, покрышек, размещалась бетонная автобусная остановка с проломленной шиферной крышей. Там робот всегда ждал транспортера по утрам, доставлявшего ему масло. Дойдя до остановки, Робб сел на скамью, поставил рядом ящик с инструментами и стал ждать. На бетонной стене слева можно было увидеть многочисленные растущие из трещин грибочки с черными шляпками. Огромный желтый слизняк, ползущий по стене, пытался добраться до ближайших грибочков. К полудню, наверно, доберется, подумал Робб. Слизняк двигался так медленно, что можно было б с ума сойти, если пронаблюдать весь его путь от пола до того места на стене, где росло его лакомство. Единственное, что знал про этих слизняков Робб, это то, что Триммер добавлял их в кровавые коктейли для его сердца. Вот почему коктейль был оранжевого цвета, а не ядовито красного. Когда слизняк стал Роббу не интересен, он взглянул на расписание автобусов на стене справа. 28-ой, 114-ый, 33-й. Прибывают во столько то, во столько то. И где эти автобусы? Как они хоть выглядят?
“Да и вообще странно оно как-то, – думал робот. – Светофоры, остановки, покрышки, фонари. Зачем оно тут все? И выглядят все эти вещи такими старыми, не нужными, а еще, и Робб в этом не сомневался, они когда-то принадлежали человеку. Но человека нет, а его следы существования остались и напоминают о нем, и не дают покоя. Флэй верит, что люди есть, а я не хочу верить. И даже, если они и есть, не хочу их видеть. Боюсь ли я их? Может. Но что-то другое отталкивает меня от них. Что? Болт его знает.”
Робб опустил взгляд вниз и увидел на бетонном раскрошенном полу, усыпанном окурками и консервными банками, двух красных жуков размером с ладонь. Они неистово дрались друг с другом. Сцеплялись, разбегались, молотили друг друга лапами и злобно жужжали. Один был с огромным рогом на морде, у а другого было два рога, только поменьше. Робб присмотрелся и понял, что один из них, тот, что двурогий – механический, а другой – живой. Что они не поделили? Живой организм против искусственного. Кто сильней? Вот это, наверно, они и выясняют. Да, какая, в сущности, разница, думал Робб. Живите себе тихо мирно, и все будет нормально. Хотя, насекомые очень примитивные, и втолковывать им что-то в голову бесполезно. Да у них вообще мозгов нет, ну, или есть, только такие крошечные, слабопроизводительные и, следовательно, бестолковые.
– Все равно я на стороне роботов! – Тихо, но воинственно произнес Робб, и опустил свою тяжелую поступь на однорогого. От жука остался лишь красный кисель. Другой механический насекомый замер на мгновение, подбежал к красной жижице, потеребил ее лапками, и довольный взлетел ввысь и плюхнулся Роббу на голову.
– Так, отстань от меня! – Смахивая жука с головы, возмущенно крикнул Робб. – Ну, помог я тебе. Может, ты и сам, конечно, справился б. Но мы, железные, такие. В обиду своих не дадим. Живых жуков тут миллиард, а вас я редко вижу, очень редко. Не производят вас уже, а тех, что есть, зверье уничтожает, или ураган об стволы подсолнуха разбивает. Только не привязывайся ко мне! Лети себе с миром! Если че, вдруг, зови!
“И на кой болт я ему все это рассказываю. Он же не понимает ни болта. Зато уразумел, кто тут самый главный и кого бояться надо. Вот так бы я и этих собирателей раздавил, будь они не ладны. Испортили настроение с самого утра.”
Сброшенный на пол жук, снова взлетел, покружил с минуту в воздухе, послушал, что ему говорят, и улетел. Стрекот его крыльев стих, когда он исчез в зарослях, а наступившую тишину нарушил механический голос:
– Робб, ну, что ты надел? Не дал до конца бой досмотреть. Мне, признаться, все равно, кто бы победил. Я бы механического в итоге обязательно сожрал бы, может, и с тобой поделился.
Робб обернулся на голос. Рядом с ним на скамье сидел его старый приятель железный говорящий кот Спайс.
– А, это ты, скотина усатая! – Потрепал кота за шею робот. – Снова в невидимку превращаешься? Ты, что, тут с самого начала сидел?
– Ну, да, – ехидно улыбнулся кот. – Решил застать тебя врасплох. А то на остальных моя способность уже не так действует. Раньше, бывало, появишься неожиданно, да как завизжишь, и все кто куда. Вот веселуха!
– Так ты меня хотел удивить, что ли? Нашел чем. Да, испугать ты так можешь кого-нибудь, да и сцапать незаметно. Смотри, попадешься. Спустят с тебя обшивку, и на запчасти пойдешь, или в кучу металлолома к транспортерам. Кстати, где, эта улитка тормознутая. Уже, как ни как, пора.
– Да кому я могу попасться здесь? Разве что Триммеру. Он меня ненавидит, я знаю. В прошлом временном кольце я у него столько проводов, шнуров да гвоздей с болтами стащил и съел, что, чувствую, он с меня точно обшивку сдерет, если поймает.
– Вот котяра безмозглая! Толку от тебя никакого. Только жителей рощи пугать и способен. Хотел он меня врасплох застать, видите ли. Да не знал бы я тебя, может, и испугался, а так, раздражаешь только. Башку охота снести, клянусь процессором.
Говорящий кот Спайс действительно обладал способностью становиться невидимым. Это превращало его в идеального охотника, или же, приколиста. В роли приколиста он бывал чаще.
Кот запел:

Я сижу на остановке,
Мышь железная в духовке.
Светит солнце на меня,
Мышка, я люблю тебя!

– Что это за ерунда? – Спросил робот.
– Да так, песенка, – блеснув горящими зелеными глазищами, ответил кот. – Хочешь, еще что-нибудь спою? Это, что б ты на меня не сердился. Да не хотел я тебя пугать. Знаю, что ты уже к моим приколам привык. Слушай песенку!

Шестерни вращаются,
Подшипники гремят,
Ролики катаются,
Шарики звенят.

Маслецо машинное
Льется через край,
Путь-дорога длинная,
Пой, не унывай!

Микросхемы плавятся,
Рвутся провода.
Нам железо нравится,
Ешь его всегда.

Коллайдеры адронные
Нам укажут путь,
Цепи позитронные
Не дадут свернуть.

Солнышко лучистое,
Сердце обогрей!
Здравствуй, небо чистое!
Обними скорей!

– О! – Воскликнул робот. – Хорошая песенка. Где ты ее услышал? По металл-радио?
– Да нет, сам придумал, – хвастался кот. – Вот только что придумал. Я тут много чего сочиняю. Тут, я имею в виду эту остановку. Какая-то необычная здесь атмосфера. Вот, вроде, обычная остановка. Место, куда подъезжает автобус и забирает людей, которым куда-то надо, ну не людей, не важно. Вот ждешь, ждешь автобус, а его все нет. Нет, потому что его действительно нет, и никогда его не будет, и никогда он сюда не приедет. Но ты его все равно ждешь, потому что это остановка. Сидя здесь и не дожидаясь автобуса, ты все равно его подсознательно ожидаешь. Так ведь? Вот ответь мне?
– Ну, что-то есть такое, – невнятно ответил робот.
– Так вот, – продолжал кот, – на остановке ты ждешь. И даже уже не важно чего. Автобуса там, самолета, вездехода, транспортера или космический корабль. А что, бывают такие, правда. Но ты ждешь. И оно приходит. Что-то, но приходит. Интересные радужные мысли, светлые идеи, или темные, опять же, не важно. Но оно приходит. Приходит, ибо ты ждешь. А к тому, кто, ждет, даже, не подозревая, что он ждет, все равно придет. И когда это придет, главное, не провтыкать. Вот, почему я здесь так часто нахожусь. Мне нравится это место. Тут всегда чего-нибудь дожидаешься, и оно приходит. Ну, ладно, не бери близко к сердцу, и не думай, что я чекнутый. Смотри, твой транспортер! Вот и ты своего дождался, Робби!
Слева вдоль Солнечной дороги, словно, древнее, канувшее в века, чудище, полз транспортер. А на самом деле, обычная улитка, ну только большая.
– Сто колец пройдет, пока он сюда доползет, – проговорил Робб. – Пойду к нему навстречу.
– Да сиди на месте! – Положа лапу на плече, сказал ему кот. – Куда ты так торопишься? Че ты нервный такой?
– Я спешу, – стряхивая кошачью лапу со своего плеча, ответил Робб.
– Куда? – Вопросительно уставился на него кот.
– К Триммеру, который так и жаждет разобрать тебя на части. Но, я бы этого не хотел. Ты все-таки клевый. Да и песни недурные сочиняешь. А ну ка спой еще!
– Какую?
– Ту, вторую.
И кот опять запел. А когда закончил, транспортер уже поравнялся с остановкой, остановился, и обрушил от усталости свою длинную морду на землю.
– Не понял, – удивленно произнес Робб, глядя на улитку.
– В чем дело? – Спросил Спайс.
– А где мое масло? – Задал неизвестно кому вопрос робот.
Панцирь улитки был усеян роговидными отростками. По обыкновению, на них были развешаны канистры с маслом, которые улитка привозила с собой в качестве оплаты за сделанную роботом работу. Сегодня же на улитке висели какие-то мотки проволоки, и всякие различные железные хреновины, которые роботу и на болт не винтились.
– Где масло? – Поднимая отяжелевшую от напряжения голову улитки, спросил Робб.
Та помахала своими усиками влево и вправо два раза.
– Нет? – Изумленно выпалил Робб. – Как нет?
Улитка снова привела в движение свои усики. Только жестикуляция в этот раз была намного сложнее. Но Робб давно знал эти жесты, и без особых сложностей понял, что ему рассказал транспортер.
Робот выпустил из рук голову улитки, и та упала обратно с грохотом на землю. После чего робот развернулся, пошел обратно на остановку и сел уныло на скамейку.
– В чем дело? Рассказывай! – Ударив легонько своим железным хвостом по роботу, спросил кот.
– Все, Спайс, – грустно промолвил робот.
– Что, все? Ты сейчас так выглядишь, будто вот-вот дезактивируешься. Кому я тогда песни петь буду, слышишь! Они только тебе понравились, никому больше.
– Да при чем тут песни! Что ты мне про песни! – Схватившись руками за голову, чуть ли не стонал Робб.
– А что? Ну что? Скажи мне? Давай? Что тебе эта слизнячка панцирная нашептала?
– Все, не видать нам больше масла, – горестно ответил Робб.
– То есть как так? – Удивился Спайс.
– Дэйл сказала, что производство машинного масла прекращено по причинам, о которых ей распространяться запрещено. На Машинном заводе остался незначительный запас, который хранится на самый крайний случай. Это ее слова. Я передал тебе все в точности, как она сказала.
– Она врет! – Не веря своим острым кошачьим ушам, завопил кот. – Я тебе говорю, Робб, она врет. Какой запас, какое прекращено!? Что она несет? Давай я с ней поговорю?
– Не стоит, Спайс. Пусть возвращается обратно и передаст этому Мухотрону, раздави его пресс, большой электрический привет!
– Какой такой Мухотрон? – Удивился кот.
– Да я сам о нем только сегодня утром узнал. Есть такой. Заправляет Машинным заводом. А еще выселил меня из моего собственного дома по какому-то там закону какой-то там Безликой страны. Сумасшедшее сегодня утро, Спайс. Я тебе серьезно говорю. Все вверх наголову. Еще им и масла для нас жалко. Я тут свое тело железное гну, изо всех сил стараюсь, а мне в награду моток проволоки ржавой. Ну что за беспредел? А? Каким штангенциркулем их меряли, а? Все, надоело! Я иду к этому Мухотрону и серьезно с ним поговорю. Сто временных колец прожил я здесь, тихо, мирно, добросовестно выполняя свою работу, а тут тебе получай сверло в шею. Ублюдки, вот они кто!
– Робб! Робб! – Сквозь шквал бранной речи звал робота кот. – Утихомирься! Лады? Вспомни песенку! Тебе пропеть?
– Спайс! – С масляными слезами на глазах обратился к товарищу Робб. – Сделай одолжение! Исчезни куда-нибудь, пока я тебе шею не свинтил.
Кот понял, что робот сейчас не в добром здравии, поэтому решил исчезнуть, как ему и велели, сказав только напоследок:
– Робб, как будешь в настроении, зови! Я можь че-нить пдскажу.
И сразу он стал невидимым, а там, кто его знает, может, остался сидеть рядом с хнычущем Роббом на скамье, или убежал куда. А толку хныкать? Надо думать, что делать дальше.



Глава 3. Мехазавр

Дорога к Триммеру была неблизкой. Часть пути Робб преодолел верхом на транспортере, пока тот не свернул на Богомольном перекрестке. А что? Масла теперь ему не видать, следовательно, вырабатываемую энергию нужно экономить. За богомольным перекрестком Солнечная дорога брала круто влево, и ощущение создавалось такое, будто ты постоянно заворачиваешь и ходишь по кругу. А еще идти вот так посреди дороги и не видеть, что там за поворотом, было очень опасно. Опасно по той причине, что вдоль дороги часто проносились гигантские стрекозы. Они всегда летели с бешенной скоростью с юга на север не особо обращая внимание на то, какие препятствия стоят у них на пути. Если ты завидишь такую стрекозу, не важно настоящую, или механическую, на ровном участке дороги, лучше сразу прячься в подсолнухи, а не то это невменяемое крылатое насекомое собьет тебя, разнесет на куски, и даже не заметит. Временная пора была, правда, не та, что бы они летали здесь через каждые пять минут, но об осторожности забывать все равно не стоило.
Пройдя мимо железной ржавой скамьи у обочины и урны в виде жабы с раскрытым ртом, куда нужно было выбрасывать мусор, робот остановился и задумался. Стоп! Чего-то не хватает. Танна! Где она? Она же была недавно рядом с ним. Куда она подевалась? Робот огляделся вокруг, но не нашел ее. Когда она успела опять от меня сбежать? На остановке она вроде бы была рядом с ним. Может, она испугалась Спайса и улетела. Но куда? Явно, не домой, потому что дома у робота уже не было. “Да, – про себя подумал робот. – В последнее время что-то все идет криво.”
Ему ужасно захотелось увидеть Флэй. Никто бы его не утешил сейчас, кроме нее. Ни Триммер, ни Спайс, ни исчезнувшая Танна. А до встречи с ней оставалось еще так долго. Но он не мог ждать так долго. Ему хотелось, хоть даже сейчас отправиться на Кукольную фабрику, не смотря на все запреты, и встретиться с ней. И вместе они сбегут с фабрики, сбегут из Подсолнуховой рощи, оставят этот мир, который повернулся к ним нехорошим местом, и найдут новый мир, где они смогут быть всегда вместе, и который будет к ним дружелюбен. Но, сперва Машинный завод. Робот должен туда добраться, и Флэй ему в этом поможет. По крайней мере, он надеялся на это.
Минут пять робот просидел на ржавой скамейке, раздумывая о предстоящем путешествии. Открыл люк и прогрел на солнышке свое сердце, от чего на душе стало радужно и светло. Хотя, откуда у робота может взяться душа? Видать, может, коль сердце человеческое. И трубки пластиковые, подсоединенные к сердцу, он сменил на новые. Засоренные чистить было делом проблематичным, целесообразней было бы поставить просто новые.
Солнце весело светило, обогревало, убаюкивало человеческое естество, таящееся в роботе. Наверно, он так бы и просидел тут весь день до того момента, пока солнце не лягло бы спать. Но необходимо было идти дальше. Впереди встреча с Триммером, с Флэй, а после безоговорочный поход на север. Если никто не согласится отправиться с ним в путь, он пойдет сам. Но робот знал, он был уверен, что Флэй не отпустит его одного. Никогда, ни за что. Она ведь любит его. Наверно. Или уже нет? Какой-то странной она казалась роботу в последнее время.
Стопа бетонных плит, высотою в десять метров, заросшая грибами, очередная гора автомобильных покрышек, съедаемая синим мхом, и вот, наконец, тропка, ведущая к дому Триммера по правой стороне Солнечной дороги.
Интересно, но факт, все механические существа, проживающие на территории Подсолнуховой рощи, жили в западной части, относительно Солнечной дороги, разделяющей рощу напополам. Это разделение не было подчинено каким-то там законам, или правилам, просто так повелось изначально. Сто временных колец назад, когда робот здесь очутился, или сотнями колец раньше, уже, оно, в сущности, не важно. Так всегда было, есть на данный момент, и будет, стожелезно, так же.
Тропа, ведущая, к дому Триммера, оканчивалась высоким забором, сооруженным из пустых железных бочек. На вершине забора плясали языки пламени. Огонь поддерживался горящей внутри бочек смолой. Решетчатые врата, украшенные рогатыми головами игольчатых ящеров, в этот раз были открыты  настежь наружу. Ворота приглашали войти, звали войти. Просто заходи и встречай того, кто тебя ждет, если действительно ждет. Вряд ли, думал Робб, Триммер жалует гостей в такую рань. Тогда зачем он открыл ворота? Ждет кого-то? Или кто-то уже пришел? И этот кто-то – это я? От старого бензиноголика можно было ожидать чего угодно.
Двор занимал довольно приличную территорию. Если собирателям вздумается выселить его хозяина, ох, долго им придется убирать отсюда весь хлам. А хлама здесь скопились целые горы, вагон и тележка. В основном это были разбитые автомобили. Прямо целое кладбище умерших машин. Некоторые из них, как рассказывал Триммер, обладали искусственным разумом, могли говорить, ездить, куда им вздумается. А сейчас же, смятые практически, в лепешку, они мирно отдыхали, уснув навеки, и вытаращив на тебя разбитые фары-глазища. И теперь, земля, пропитанная маслом и бензином до такой степени, что на ней ничего уже почти и не растет, черная чахлая трава, паразитирующие мхи и ржавчина – их вечная обитель. Вот, вроде, мертвы они все, а чувство такое, будто все они смотрят на тебя, смотрят и выжидают чего-то. Может, что б их пожалели, отремонтировали, встроили новый современный процессор, что бы вновь гонять по земле, как когда-то давно, когда еще и подсолнухов здесь не было.
Неподалеку зарычал мотор, а через мгновение слева из-за кучи разбитых машин появилась газонокосилка. Тарахтя на весь двор, она подкатила к Роббу, потом сделала пару кругов вокруг него и остановилась, не зная, что сказать.
– Дикси, это ты!? – Не веря своему сенсору, воскликнул робот. – Триммер все-таки починил тебя. Сколько я тебя уже не видел? Колец пять, наверное. Как я рад тебя видеть.
Газонокосилка Дикси радостно подпрыгивала. Ей тоже было приятно вновь увидеть старого друга.
– А помнишь, Дикси, как ты помогала мне загонять волков в ловушки? Как же они боялись твоего рычания. Убегали, как сумасшедшие. Вот смешно было, правда? Дикси, ну скажи хоть что-нибудь! Ты что не рада такому гостю, как я?
Дикси перестала прыгать, и мрачно притихла, поубавив обороты дизельного мотора.
– Все ясно, – догадался Робб. – Триммер не смог собрать для тебя новый голосовой транслятор, или как там его. Ну, по крайней мере, ты снова функционируешь, как раньше. Ладно, отведи меня к этому старому куску железа! Мне надо с ним поговорить.
Дикси укатила вперед так быстро, что Роббу почудилось, будто она решила от него удрать. Но та, проехав метров пять, остановилась, развернулась и махнула роботу рукоятью, что б тот поспешил за ней.
Собственно, проводник роботу был и не нужен. Двухэтажный дом Триммера размещался в самом центре автомобильной свалки, и его сразу было видно при входе через ворота. Вот только где был сейчас сам Триммер, вот это уже другой вопрос. Иногда он сидел дома и возился с механизмами, но частенько он шастал по окружающей его свалке в поисках необходимых ему деталей. Он мог копаться так целый день, и самое интересное, что он всегда находил то, что ему нужно. Даже, если это и не совсем то, он все равно находил применение найденной вещи или переделывал ее таким образом, что бы она подходила для его дальнейшей работы.
Сам дом был выложен из огромных округлых каменных глыб. Когда-то они были белыми-белыми, но со временем покрылись грязью, копотью и мхами. Крышей служила остроконечная шляпа черного, иссохшего, превратившегося в такой же камень, гигантского гриба. Такие растут у подножия Кукольной фабрики, но Робб никогда их не видел, потому что никогда не ходил на фабрику. Запреты в Подсолнуховой роще Робб не нарушал с тех самых пор, как здесь поселился. Он не знал, какое последует наказание, или что вообще случится, но что б быть спокойным, всегда придерживался тех правил, о которых ему рассказал Триммер в первый же день его пребывания в роще. Сам Триммер жил здесь очень давно, колец эдак двести, а, может, и все триста. И он мог многое рассказать Роббу о былых временах, когда не было еще в этих краях никаких подсолнухов, когда властвовал и повелевал грозный Белый великан, да и люди, наверное, тут жили. Но, к сожалению, Триммер ничего этого не помнил. Не помнил, потому что через каждые пятьдесят колец своего функционирования он стирал себе память. Не всю, конечно. Основные блоки памяти, отвечающие за вычисления, знания и встроенные функции, он оставлял нетронутыми, а вот прошедшие события, прошлая его деятельность подвергались очистке в профилактических целях. Он являлся одной из древнейших моделей роботов с искусственным разумом, и в некоторых отношениях не настолько был продвинутым как хотя бы сам Робб. Лишняя ненужная информация лишь засоряла и перегружала его главный процессор, вот он и стирал часть своей памяти, что б его не спалить. Но все же он много чего такого знал, чего не знал Робб, а в робототехнике ему не было равных во всей округе. Если вам нужен совет, или у вас что-то сломалось, идите к Триммеру. Он поможет всегда. Ну, если не поможет, то хотя бы утешит, как лекарство, которое вовсе и не помогает, но ты все равно думаешь, что помогает и тебе от него намного легче.
Вечно позитивная и неугомонная Дикси скрылась в проеме открытых дверей дома Триммера. Значит, он был там. Главное, что б он был сейчас не наклюканный бензином. Если бы Робб имел обонятельные рецепторы, то еще б у ворот унюхал бы едкий запах бензина, пары которого заволокли весь двор. Триммер снова пил. Старый алкаш. И где он берет этот бензин? Выкупает у транспортеров? Наверняка, обменивает его на металлолом. А Робб заметил, что разбитых машин вокруг как-то значительно поубавилось.
Оказавшись внутри дома, Робб остановился и замер как статуя. И как у него еще короткое замыкание не произошло от того, что он сейчас видел, просто удивительно. Первой же мыслью робота было вытащить из-за спины свою кувалду и разнести тут все к болтам. Второй мыслью было незамедлительно покинуть дом Триммера и убежать, куда глаза глядят. И он так бы и поступил, если бы к нему  ласково не обратился хозяин дома:
– Робб, ну чего ты стоишь, как экспонат в музее? Подсаживайся к нам, дружище! Тебе налить? Что-то на тебе лица нет. То есть есть, и напоминает человеческое, но я вижу, с тобой явно что-то не то. Не, ну ты точно, как на выставке.
– Тримм, а что действительно бывают музеи роботов?
Второй голос принадлежал к жесточайшему обалдению Робба никому иному, как его подружке Флэй. Та сидела за столом напротив Триммера, держа в руке железную кружку, наполненную до краев бензином. На столе между двоими стояло початое ведерко этой желтоватой противной жидкости.
– Бывают, Флэй, бывают. – Скрипучим захлебывающимся неестественным голосом отвечал Триммер на вопрос Флэй. – Такие музеи несомненно есть. Я бывал в таких. Только, где и когда, эту информацию я давно стер. Но у меня осталось множество цифровых снимков. Каких только смешных машин там не было. Там были даже самые первые роботы, изобретенные человеком. Они могли лишь только ходить, выполнять твои команды, как прирученные зверьки, и даже, играть в футбол. А ростом они были не выше полметра. Ужасно смешно и больно мне было на них смотреть. Жаль, что ты не робот и не можешь ко мне подключиться, я бы тебе их показал.
– Флэй! Что это значит? – Вступил в трогательную беседу Робб. У него просто не хватало слов, что бы сказать что-то еще. Его голосовые связки будто в одно мгновение заржавели и застыли.
– Прости, Робб! – Жалобно, будто скуля, отвечала Флэй. Она встала из-за стола и подбежала к Роббу, заключив его в крепкие нежные объятия. – Прости, но так вышло. Я же всего чуть-чуть. Две кружки, не больше. Просто, мне нужно было расслабиться. Со мной в последнее время твориться что-то странное. Словно, что-то пожирает тебя изнутри. Это ужасное чувство. Не могу я так больше. И вообще, я пришла к Триммеру, что бы поговорить с ним насчет его пьянок. Я беспокоюсь о нем, так же как и о тебе. Ведь, если он совсем сопьется, кто тебя тогда будет лечить и ремонтировать? Я в твоем устройстве ничего не понимаю. Что, если твое человеческое сердце остановится? Ты ведь перестанешь работать, и что я тогда буду делать. Прости, Робб, ну, прости меня! Ты же не злишься на меня, правда!
Пока Флэй все это говорила, она продолжала держать свои руки, сцепленные за спиной робота. Так долго она еще никогда к нему не прижималась.
– Хватит ко мне прикасаться! – Закричал Робб, и пнул коленом прилипшего к нему манекена.
Ударом Флэй отбросило на стоящий позади стол. Стол перевернулся, а стоящее на нем ведерко с бензином упало на пол.
– Мой бензин! – Вскричал Триммер. – Я отдал за него шесть разбитых машин и два исправных аккумулятора!
Вслед за скорбными словами Триммера о своей утрате с пола поднялась Флэй. Голова ее была несколько скошена набок, а глаза сместились чуть в сторону от центра глазных прорезей. Теперь она напоминала манекена-дауна. Не хватало еще дебильной ухмылки на ее лице. Но вместо этой ухмылки нарисовался злобный оскал, который не предвещал ничего хорошего. Флэй была зла, ужасно зла. Робб видел и понимал это, и он догадывался, что она сделает сейчас что-то нехорошее по отношению к нему. И думал он так не зря. Бегло оглядевшись по сторонам, Флэй увидела на полу огромную увесистую шестерню. С легкостью, наполнившей ее от безумства, она схватила предмет и швырнула его прямо в робота. Робот не ожидал, что его возлюбленная решится на такое, и даже вовремя не отклонился, от чего получил удар шестерни прямехонько в грудную клетку. Тяжелая конструкция робота позволила ему удержаться на ногах. Флэй упала на колени и закрыла лицо руками. Она плакала. Сквозь пальцы ее ладоней бежали струи слез цвета лепестков фиалки.
– Робб! Что ты делаешь? – Недоуменно спросил Триммер.
Робот ничего не ответил, он подбежал к манекену, присел возле нее и стал успокаивать:
– Флэй, ну не плачь! Прости меня! Я не выдержал. Как ты могла?
Флэй продолжала рыдать и всякий раз отталкивала от себя Робба, когда тот прислонялся к ней ближе.
– Короче, разбирайтесь сами, ребята! – Вмешался Триммер. – А я пойду посмотрю почту.
Триммер вышел из дома под лучи солнца, которое поднялось уже высоко, и посмотрел на небо. Вдалеке летела птица. Она летела прямо к дому Триммера. И был это самый настоящий почтовый голубь, не механический, а всегда живой. В лапах он держал бумажный сверток. Новости, подумал Триммер. Новости – это хорошо. Новости – это всегда интересно и непредсказуемо, хорошие они там или плохие. Ну, конечно, уж лучше хорошие.
Долетев с сумасшедшей скоростью к дому Триммера, голубь стукнулся о жестяную круглую мишень, висящую на деревянном столбе у входных дверей. Брызнула кровь, полетели перья, голубь упал мертвым, а сверток вылетел из его лап и подкатился к ногам Триммера. Почтовые голуби летели всегда в один конец. Раньше почту доставляли механические голуби. Так те всегда аккуратно приземлялись у твоего порога, отдавали посылку, конверт или сверток новостей, и улетали благополучно обратно. А эти что? Всегда пролетают твой дом и летят себе дальше, пока их не собьют собиратели или пока не залетят на запретную территорию. А там кто знает, что с ними случается. Остановить таких почтальонов можно было только вот таким способом. Ярко-красная мишень, которая их приманивала. Ну и что, что они разбивались насмерть. Триммера это особо не волновало. Этих тварей в Долине ангелов, расположенной на северо-западе, обитало миллиард. Вот Информационная служба их и использовала в замену старым механическим, отслужившим свой срок эксплуатации.
Триммер поднял сверток и развернул его. Прочитанное заставило его нахмурить один единственный глаз, похожий на микроскоп. Вообще, Триммер с виду был очень смешным роботом. Маленький, пухлый, похожий чем-то на собирателей. У него было четыре длинных руки. Одной ноги не было, ее заменял костыль со скрипучим колесиком на конце, который он катил за собой, от чего походка его нелепая вызывала еще больший смех. Но, не важно какой он там был снаружи, зато его феноменальный позитронный мозг превосходил любой искусственный разум во всей роще, и как хвастался сам Триммер, за ее пределами тоже. Вот не пил бы он еще бензин в таких количествах.
Войдя в свой дом, Триммер стал свидетелем интересной картины.
Робб и Флэй стояли друг перед другом и Робб молотил рукой по голове Флэй, после каждого удара спрашивая ее:
– Так уже лучше?
Где-то на десятом разе Флэй сказала:
– Стоп! Вот оно. Не надо больше бить. Вот так лучше. Вроде она встала на свое место.
Робб отошел от нее подальше. И правда. Положение головы и расположение глаз вернулось и стало таким, как было. Перед ним была прежняя Флэй. Вот только вся облитая фиолетовой жидкостью, а цвет биопластмассовой кожи сменился с телесного на розоватый. Но это понятно почему. После выпитой дозы бензина.
– Ты в порядке? – Спросил Робб.
– Кажись, – тихо ответила Флэй.
– Флэй?
– Что?
– Давай забудем то, что только что было?
– Да…давай. Как-то…как-то не хорошо все получилось.
– Только ты это, – пристально глянул на нее Робб, – не пей больше, ладно?
– Прости меня Робб!
–Нет, это ты меня прости!
– Всемогущий шуруповерт, не может быть! – Послышался позади них голос Триммера, восседающего на куске железной трубы с раскрытыми новостями.
– В чем дело? – В один голос спросили робот и манекен. Ссора тут же позабылась. Будто ничего только что и не случилось. Никто никого не бил и никто ни в кого ничего не швырял.
– Да вот читаю новости. Весьма необычно и настораживающе.
– Да что там? Говори уже? – Сгорал от нетерпения Робб.
– Внесена поправка к Закону 179. Тут говориться, что…
– Так, это я уже слышал. – Остановил его робот. – Меня уже выселили. Я теперь бездомный, как, наверняка, и другие немногочисленные роботы нашей рощи. Паскуды они, вот кто. Тебя то хоть они не выселят, Тримм? Ты, вроде, как наш санитар рощи. Почитаемый и уважаемый робот во всей округе.
– Не знаю, Робб. Не знаю. Но, если они сюда сунутся с претензиями, обстреляю их взрывными бочками своей катапультой. Давно я ее уже не использовал. Эх, пальнуть бы щас, да хоть в кого!
– Ладно, что там еще? – Вмешалась Флэй. – Что тебя там так напугало?
Триммер продолжил:
– Жители рощи вновь обеспокоены появлением голубых огней ночью в дебрях подсолнуха. С каждой ночью эти огни подходят все ближе и ближе к их домам. Жители взволнованы и решительно собираются устроить охоту на непрошеных гостей.
– Ну и что, – прокомментировал Робб. – Я тоже частенько вижу эти огни. Они всегда появляются очень далеко от моего дома. Ходят туда-сюда, то подскакивают вверх, будто кто-то играется светящимися фонариками. Пару раз я ходил в сторону этих огней, но они всякий раз удаляются, убегают что ли, а потом и вовсе исчезают. По-моему, это просто какие-то светлячки, или другие причудливые насекомые с огоньками вместо глаз. Возможно, они выползают только ночью. Днем мы их не видим, а ночью только видим их глаза, и жители думают, что это опасные недоброжелатели. Лично у меня вот такое мнение.
– А зря ты так думаешь, Робб? – Таинственно заговорил Триммер. – Никакие это не светлячки. Тут что-то другое. И неизвестно чего от этого другого ожидать. Сдается мне, ничего хорошего.
– Ну, ладно, тогда кто это, по-твоему, лунатики? – Отстаивал свою точку зрения Робб. – Пусть даже и лунатики. Тогда чего они боятся? Да прилетайте хоть среди бела дня, приходите в гости, поговорим, пообедаем, обменяемся знаниями, интересными историями. Чего прятаться?
– Вот то-то же, Робб. Чего они прячутся? Значит, они чего задумали?
– Ну, если предположить, что это все-таки лунатики, – продолжал диспут Робб, – то, может, и действительно какие-то там планы вынашивают, или же боятся, просто боятся к нам подходить и знакомиться, а хотят, наверное. Может, им помощь наша нужна, а мы сами их шарахаемся, как чумы какой-то, или нашествия саранчи десять временных колец назад. Помнишь?
– Д че ж не помню. Ох, не сладко нам тогда пришлось.
– Да, было времечко, – вздохнул Робб. – Вот, к примеру, я не боюсь этих твоих лунатиков. Это они меня боятся. И правильно делают. Посмеют мне вред причинить, разнесу кувалдой всех до единого. Ни один огонек больше на их мордах не засветится.
– Ты смотри какой герой! – Триммер достал из коробки на полу электрическую сигару и закурил. Уж очень интересный и живой разговор получался. – Чуть что, сразу кувалдой. А вдруг они тебя из ионной пушки на атомы разнесут. Как тебе такой поворот?
– А вдруг, а вдруг, поворот там, не поворот. Никто их в глаза никогда не видел, а уже мы тут воевать с ними собрались.
– Как это никто не видел? – Удивленно посмотрел на робота Триммер. – Я видел. Я ведь тебе уже рассказывал. Да только стер я это воспоминание со своей памяти. Сейчас вот жалею. Даже не помню, как он тогда выглядел. Но точно помню, что видел, здесь, в роще, прямо у меня во дворе.
– Лучше бы ты стер себе память о том, что каждый день бензин пьешь, – посмеиваясь, сказал Робб.
– Да что ты мне про этот бензин, Робби. Дожить бы тебе до моих дней. Вот бы я посмотрел на тебя. Стар я стал. Один бензин меня спасает. Один он добавляет яркости и цвета в моей жизни. Ну, и, конечно, вы, друзья мои. Что бы я без вас делал. Даже, не представляю. Помер бы я с тоски. Замкнулось бы все во мне к винтам, и поминайте как знали. А кто бы поминал, кто бы знал? Да никто. Одни вы у меня такие. Люблю я вас, как своих детей родных. Ну, подойдите ко мне! Дайте я вас обниму!
– Меня нельзя! – Тут же отстранилась назад Флэй.
– Ты только не заплачь, Тримм! – Говорил утешительно Робб. – Говоришь так, будто сейчас помирать собрался. И не принимай близко к сердцу всякие новости! Да мало ли что напишут. Всему верить и всего боятся, маслоизлияние в мозг получить можно.
– Да я ж не все еще прочитал, – смахивая масляную слезу со щеки, пробурчал Триммер. – Тут вот про Тень пишут.
– Тень? – Робот удивился и заинтересовался. – А ну, читай, что там про него?
– Да ничего такого. Пишут, видели его яко бы, гуляющего по Старому шоссе на севере. А это очень близко к нашей роще. Как бы он сюда не заявился. Если то, что про него рассказывают, правда, ой беда нам. Куда бежать, как спасаться? Слышал, до сих пор не знают, как его остановить и обезвредить.
– Что еще за тень? Какая тень? – Флэй первый раз о таком слышала.
– Я тебе никогда о нем не рассказывал, Флэй, – стал пояснять Робб. – Да и сейчас не стану. Лучше тебе не знать, не сейчас, может, потом.
– А вдруг потом поздно будет. Робб, ну расскажи! Я должна знать.
В этот момент где-то в дальней части комнаты за ширмой послышался звук. То ли треск, то ли хлопок, то ли и то и другое. А следом еще один звук. Как будто что-то тяжелое упало на пол.
Проворная Дикси была уже там как там и ждала остальных прийти и посмотреть на источник шума.
– Что у тебя там? – Спросил Робб. – Тебе удалось починить еще какого-нибудь робота?
– Нет, – отвечал Триммер, вставая с трубы и направляясь к ширме. – Это нечто другое. Пойдем, покажу! Флэй уже видела. Ни я, ни она, не можем понять, что оно, ключ отвинти, такое.
Триммер отодвинул в сторону парашютную ткань, открывающую проход в тесную маленькую коморку, заваленную разным хламом. На полу, упавший с мощного тяжелого агрегата непонятного назначения, валялся огромный круглый каштан размером чуть ли не с самого Триммера.
– Смотри, Флэй! Он трескается! – Восхищенно произнес Триммер.
На зеленой, усеянной шипами, поверхности каштана действительно шла трещина. Еще вот-вот, и каштан расколется надвое.
– Что там внутри? – Спросил Робб.
– А я откуда знаю, – отвечал тот. – Вдруг, это бомба. Я его боюсь. Прислонись и прислушайся, Робб. Там что-то тикает. Явно там не каштановый плод, а что-то иное.
Робб прижался головой к каштану и прислушался. Действительно что-то тикало, щелкало, что-то работало, как слаженный механизм.
– И где ты его нашел?
– Сегодня утром вдоль Солнечной дороги пролетало пара стрекоз. Одна из них уронила этот каштан. Они летели как всегда с юга на север. Где они его взяли, откуда несли, куда и зачем, не знаю. Но я взял тележку и приволок его сюда. Прослушивал его и сканировал, но хоть убей не пойму, что там в нем такое. Знаю одно, оно работает и оно механическое.
– Странно, очень странно. – Задумчиво произнес Робб. – Что ж, будем ждать, когда он раскроется.
– А ты думаешь, он раскроется? – Испуганно спросил Триммер.
– Да ты посмотри на него! Он сейчас на две половины развалится.
– Это точно, – подтвердила Флэй.
И тут каштан передернуло. Он дрогнул, зашатался и разошелся по швам еще больше. Все попятились назад. Кроме Робба. А следом, спустя пять секунд тревожного молчания, последовал взрыв. Но дом остался стоять на месте, да и находящиеся в нем остались целыми и невредимыми. Каштан просто лопнул, осыпав собравшихся вокруг него зелеными ошметками. На полу, там, где только что был каштан валялось и барахталось нечто.
– Ну и дела, – с трудом выдавил из себя Триммер, сбрасывая с себя останки каштана. – Что оно такое?
– Это же мехазаврик! – Воскликнула Флэй. – Какой он милый! Жаль, что я не могу взять его на руки.
– Мехазаврик, – повторил Робб. – Механический динозавр. С ума сойти.
– Как он мог вылупиться из каштана? – Поинтересовался Триммер.
– Это ты у стрекоз своих спроси! В интересных местах они бывают, коль там мехазавры из каштанов вылупливаются. – Отвечал на это Робб.
Родившийся мехазавр был очень маленький по сравнению с самим каштаном, имел большую зубастую голову, хорошо развитые задние лапки, и плохо развитые передние. Путаясь в осколках своей лопнувшей растительной оболочки он дополз до валяющегося на полу болтика и мигом проглотил его. Потом съел еще один болтик, потом парочку шурупов и гаек.
– Только родился, а уже жрет, как взрослый, – сказал Триммер, наблюдая за младенцем. – Масло, видать, его не спасет. Ему железо подавай. Вот же угораздило меня подобрать этот каштан. Что я теперь с этим мехазавром прожорливым делать буду. Он же у меня тут весь металлолом съест, если так дело и дальше пойдет.
– Робб, а давай оставим его себе! – Взмолилась Флэй.
– Что? – Ошарашено посмотрел на нее Робб. – Зачем он нам нужен? Пусть остается у Триммера. Он в роботах знаток. Как-нить справится с ним, я уверен.
– Ну, почему ты такой бессердечный, Робб?
– Я бессердечный? У меня есть сердце.
– Я не это имею ввиду. Ну, посмотри какой он симпатичный. Ему всегда будет с нами весело, и он не будет одиноким. Оставим его себе, правда?
– Ну-у… – Начал было Робб.
– Оставим, оставим. Все. Оставим. – Запричитала Флэй.
– Хорошо, – согласился Робб. – Оставим, ладно. На некоторое время. А там видно будет.
– Как здорово! – Произнесла Флэй, присела возле новорожденного и стала с ним играться, слегка касаясь пальцами.
– Вот и чудно, вот и разобрались, – прохрипел Триммер, затягиваясь сигарой. – Убирать вот теперь только полдня придется. Что ж, Робб, поздравляю тебя с усыновлением!
– Что? – Возмутился Робб.
– Да не смотри на меня так, Робб! Я же шучу. Это у людей термин такой есть.
– Не напоминай мне про людей, пожалуйста!
– Слушай, Робб, а может, те голубые огни принадлежат не лунатикам и не букашкам, а людям? Может, они подают какие-то сигналы? Флэй сказала, что вы вчера опять поймали в Масляной реке кораблик, принадлежащий людям.
– Тримм, ну я же попросил. Хватит, лады? Ни слова больше про людей!
– Ну, все, все! Не кипятись только! А то масло в твоей башке загорится.
Флэй игралась с полюбившимся ей мехазавриком, Триммер потихоньку начинал прибираться в комнате, а Робб старался успокоиться и настроится на нужную волну. Так бы он и втыкал весь остаток дня, если бы Триммер не спросил:
– Что собираешься дальше делать, Робб? – Он немного протрезвел и теперь соображал стожелезно логически.
– Я иду на север! – Уверенно и гордо объявил Робб. – Точнее, мы идем, я и Флэй. Хочешь, пошли с нами?
– Чего это вдруг ты решил покинуть рощу?
– Тримм, старина! Все изменилось, пойми! Я не могу здесь больше оставаться. Что-то странное происходит вокруг. Меня выселили из моего же дома, транспортер сообщил, что производство масла прекращено, моя Танна опять куда-то запропастилась, будь не ладен этот Спайс, Тень в наглую шатается у границ нашей рощи. Я хочу выяснить, что происходит. Я пойду на север, выйду на Старое шоссе, а оттуда пойду на Машинный завод, что бы встретить там Мехатрона. У меня есть о чем с ним поговорить.
– Мехатрон? – Глаз-микроскоп Триммера округлился до предела. – Откуда ты о нем знаешь?
– Собиратели поведали. А что тебе о нем известно? Я смотрю, ты тоже о нем наслышан. Тогда почему ничего не рассказывал мне о нем?
– Я мало, что о нем знаю, – то ли врал, то ли честно признавался Триммер. – Все давно стерто и забыто. Знаю, что все мы его детища, и собраны на его заводе. Все, кроме тебя. Ты – особенный. Ты пришел к нам откуда-то из другого мира. Этого не знает даже Мехатрон. Я все это время скрывал тебя от него, и ничего о тебе не рассказывал. Теперь ты узнал правду. Хочешь идти к нему, я тебя не держу. Теперь ты решаешь свою судьбу, поэтому, поступай так, как считаешь нужным. Если ты решишь проблему с маслом и с этими выселениями, ты станешь настоящим героем Подсолнуховой рощи. Я верю в тебя, Робб! Стожелезно верю! Слушайся всегда своего сердца, хоть оно и человеческое, а ты не любишь людей, но ты все равно их часть. Оно подскажет тебе в нужный момент, что нужно делать, и, возможно, ты изменишь свое отношение к людям.
– Флэй! – Позвал робот манекена, выслушав напутствие своего старого друга. – Ты идешь со мной?
– Конечно, Робб! – Отозвалась она. – Одного я тебя никуда не пущу, ты же знаешь, а без тебя я не смогу.
Какие трогательные слова. Только бы не заплакать, умолял себя Робб. И все это долбанное человеческое сердце.
– А мы возьмем с собой нашего малыша? – Осторожно спросила Флэй.
– Нашего? – Переспросил Робб. – Ну, возьмем, а почему бы и нет. Вот только не будет ли он нам мешать? Да и как мы его понесем?
– Да не будет он нам мешать! А положим мы его в твой ящик с инструментами. Он не займет там много места. Только не говори, что мы его брать не будем.
– Да не волнуйся! Я согласен. Берем. Вот только сама с ним няньчайся! Я к нему даже и притрагиваться не буду. Вдруг, он мне руку откусит. А этот такой, что может. А когда подрастет? Представить боюсь, что это за зверь такой будет.
– Берите, берите! – Триммер встал на сторону Флэй. – Он вам еще пригодится, я уверен. Вот попомни мои слова, Робб!
Робб угрюмо молчал.