Суворовские байки

                НЕИЗВЕСТНЫЙ ДОНЫНЕ,
                БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫЙ ПОСТУПОК
                ГЕНЕРАЛИССИМУСА СУВОРОВА (1)

      В проезд из Турции в Петербург через Малороссию, граф Александр Васильевич (тогда еще он не был князем) остановился, не доезжая города Погара, в одном селении, для перемены лошадей. Это случалось в день Архистратига Михаила. В селении был праздник и так неудивительно, что к вечеру все крестьяне были пьяны.
      Граф, приехавший под именем своего адъютанта, требует лошадей, но пьяные мужики не слушают его, а только орут песни, да пьянствуют. Граф послал своего адъютанта, подполковника Куриса, сыскать старосту, а сам остался у сборной избы, при повозке. Тут подходит к нему живший в том селении небогатый, малороссийский дворянин, отставной старых гусарских полков корнет.
— Бог помощь, старинушка! — говорит он графу. Суворов отвечал: Спаси Бог, добрый человек!
Корнет спрашивает:
— Кто это едет?
— Передовой, графа Суворова адъютант».
— А где же он?
— Пошел искать старосту, добывать лошадей.
      Корнет продолжает:
— Здесь старинушка, все мужики пьяницы; у них не скоро толку добьется, да к тому же у них сегодня праздник, так и пуще пьют... Ты видно, старинушка, находишься при адъютанте из служивых?
— Из служивых, добрый человек.
— А которого полку и чем служишь? — спросил корнет.
— Фанагорийского гренадерского полка сержантом, — отвечает граф.
— Какой же ты старенький, — говорит корнет,— и в какую дальнюю дорогу едешь!
—Граф возразил, что командир его добрый человек и часто сажает его с собой в кибитку.
      Корнет, полюбя графа, говорит ему:
 — Старичок любезный, служивый! лошадей вам не скоро еще приведут, а мне право жаль смотреть на тебя, старинушка, что ты стоишь на открытом воздухе при такой дурной погоде; видишь, какая мгла и ненастье; пожалуй лучше ко мне обогреться; я живу близко отсюда.
      Граф отвечает, что он благодарит за его предложение, но без командира не смеет отлучаться от повозки.
— Правда твоя, старинушка, — говорит корнет, — а я сам служил более сорока лет и вышел в отставку с чином корнета. Верно и ты старинушка, служишь довольно?
Граф отвечает, что на четвертой десяток перевалило.
— Смотри, пожалуй! — говорит корнет.— А из каких ты отдан любезный служивый?
— Из однодворцев Курской губернии, Обоянского уезда, откуда и командир мой, — отвечал граф.
— Знаю, знаю? — сказал корнет. — Я там стоял с полком, назад тому лет с тридцать.

     Этот разговор прерван был приходом адъютанта, г. Куриса. Указав на него, граф сказал корнету:
— Вот и командир мой!
     г. Курис подходит к повозке, а граф, сняв фуражку, спрашивает его:
— Что ваше высокоблагородие, изволили ль отыскать старосту?
— Нет! — отвечает г. Курис.— Во всем селе нет ни одной души трезвой, так что и толку не найдешь!
     Тут старый корнет, сняв шапку, говорит г-ну Курису:
— Пожалуйте ваше высокоблагородие, ко мне в дом: я живу отсюда недалеко. Вы у меня обогреетесь и старичок бедный, (корнет указал на графа) сами изволите видеть, весь перезяб. В это время, как побудете у меня, изготовят вам и лошадей.
— По мне, как он хочет! — говорит г. Курис, указывая на графа, — с моей стороны, пожалуй, зайдем.
— Почему ж не так? — промолвил граф, — когда добрый человек приглашает. Лучше у него погреться, чем напрасно дрогнуть, стоя на дожде: плеть обуха не перешибет.

     г. Курис сказал, что он нашел пьяного десятника, которого, постращав, послал собирать лошадей, а потому, может быть, лошади и скоро будут.
Корнет, сильно желая иметь у себя таких гостей, а особливо, подобного ему заслуженного старика (то есть графа), которого полюбил душевно, говорил г. Курису:
— Ваше высокоблагородие! мы накажем в сборной избе сторожу, чтоб он приказал, когда лошади будут готовы, привесть их к моему дому, а извозчику, который вас сюда привез, велим караулить; лошадей же его до привода других не отпускать, и так он будет сам для себя стараться собрать скорее лошадей.
     Граф и Курис согласились на это предложение, и пошли в дом корнета, который, приведя их к себе, просит г. Куриса садиться, а графа раздевает и сажает на печь, говоря:
— Сядь, сядь, служивый! обогрейся: его высокоблагородие не прогневается на тебя, старинушка.
     Курис отвечает:
— Для меня, пожалуй, как ему угодно!
— Видишь, какой у тебя добрый командир, — продолжать корпеть, относясь к графу.
И посадя его на печь, сам садится подле него и говорит жене своей:
— Старуха! Дай-ка нам, старичкам, чего-нибудь выпить.
     Хозяйка подала им на печь бутылку наливки, да домашней закуски. Корнет, налив рюмку, подчивает графа «выпей-ка, любезный старичок, и закуси, да ляг, погрейся».
     г. Курис, сидя в переднем углу за столом, отказался от питья, сказав, будто наливок не употребляет.
     Корнет же, сидя на печи, и понравившийся ему гость выпили по три рюмки. После того он кричит жене своей:
— Хозяйка! изготовь-ка ты, чем Бог послал, для дорогих гостей поужинать.
     Добродушная старуха также рада была гостям; тотчас побежала в курятник и сняла с насеста двух кур, сварила одну в борще со свиным салом, а другую изжарила; сверх того сварила яиц всмятку, сделала яичницу да кашу молочную, и все это поставила на стол.
Корнет просит г. Куриса покушать.
— Да позволите ли, ваше высокоблагородие - продолжает он, — сесть тут же и сержанту!
Курис отвечает:
— Пожалуй, когда тебе угодно.
     Хозяин сводит с печи, под руку, графа и посадя за стол подле себя, подчивает его со всем усердием.

     Одним словом, два старика угостились препорядочно. Им прислуживало у стола два сына корнетовы, из которых старшему было 14, а меньшему 12 лет.
     Граф спрашивает:
— Что это за мальчики?
— Детки мои, дорогой служивый,— отвечает корнет.
— Да для чего же ты не записываешь их в службу?— продолжает граф.
— И батюшка служивый! — отвечает опять корнет, — чтоб записать их в полевые полки, так они еще молоды, да и знакомого то у меня нет, кто бы мне постарался об них. Сверх того, хоть бы их и приняли, то они должны будут прослужить до офицерского чина лет двадцать. А записать их в гвардию, хотя я мог бы, потому что я природный дворянина, но состояние мое не позволяет, не только содержать их там, но и довезти до Петербурга нечем. Так пускай же они подрастут: тогда, как Бог определит; Его святая воля над ними! У нас со старухой все и богатство в них.
     Граф, выслушав эти слова, обратился к г. Курису и сказал:
— Ваше высокоблагородие! Потрудитесь записать доброго этого человека и его детей: авось я, при удобном случае, доложу об них графу Суворову, не сделает ли он им для меня какой милости.
     г. Курис записывает в памятную книгу город, уезд, селение, имя и фамилию корнета с детьми.
     Корнет, по простоте своей, не догадываясь, как может сержант приказывать своему командиру записывать, продолжает принимать графа за сержанта и говорит:
— И батюшка, служивый! Где тому статься, чтоб такой великий человек, как граф Суворов, сделал что-нибудь для нас бедных людей!
— Не правда — отвечал граф. Его Сиятельство человек добрый и меня любить; я часто разговариваю с ним и шучу; он ко мне милостив, потому что я служу при нем лет с тринадцать и нахожусь при его конюшне. Он давно уже хотел произвести меня в офицеры, но я сам того не хочу, для того, что от фрунтовой службы отстал. Но я уверен, что граф, при отставке моей, непременно сделает меня офицером, и я буду за то благодарен ему по смерть свою. При всем том должен признаться, что не без тягости мне будет офицерское звание: грамоте я не умею, родственники все померли, и у меня нет никакого пристанища, и так решился, покуда Бог даст здоровье графу, оставаться при нем. Если же я умру прежде его, то он, по милости своей не оставить похоронить меня.
     Корнет, выслушав это со вниманием, сказал:
— Правда, и мы слышали о графе, что он добрый человек.
     В это время, когда корнет продолжал угощать графа, сколько мог, привели лошадей, запрягли в повозку, и граф, поблагодарив вместе с г. Курисом корнета и жену его за угощенье, поехал со своим адъютантом в дальнейший путь.
     Корнет остался в тех мыслях, что у него был проезжающий офицер с сержантом, а чтоб этот сержант был граф Суворов, ему и в голову не приходило. Таким образом, прошло не мало времени, как к удивлению его случилось следующее.

     По приезде в Петербург, граф нашел случай доложить об этом происшествии императрице и записать обоих сыновей корнета лейб-гвардии в Преображенский полк сержантами. Он послал в Погарский нижний земский суд два паспорта на имена тех детей, с тем, чтобы чрез месяц, явились они в Молдавию, в местечко Галацы, в главную квартиру графа Суворова. На дорогу прислано им, вместе с паспортами, денег две тысячи рублей.
    Когда в Погаре получены были эти паспорта и деньги, то весь город удивился, все знали, что корнет человек бедный и без всякой протекции, а потому никто не мог понять, откуда и кто исходатайствовал ему такое счастье: с тех пор все стали думать, что корнет—человек случайный.
    Тотчас капитан исправник прискакал сам к, нему в селение, с паспортами и деньгами. Нет нужды говорить, в какое изумление приведены были бедный старик и жена его: им казалось чудом, что сыновья их гвардии сержанты, и что сверх того прислана еще  такая значительная сумма, какой они сроду не только неимели, но и не видели. Исправник спрашивает корнета: не имеют ли они кого-нибудь знакомого из больших бояр и не просили ль его?
    Корнет уверяет: что никого не знает. Наконец старухе пришло на память, что был у них в прошлом месяце, проездом, старичок, сержант, который находится у графа Суворова при конюшне, и что бывший с ним командир его записал их и детей их имена в памятную книжку.
Исправник, расспросив, каков был этот старичок, догадался, что это был сам граф, в чем еще более уверился, когда вспомнил, что граф действительно в ноябре месяце проезжал вверенный ему уезд, как у него и в книге было записано; сказав о том, исправник привел в несказанную радость этих людей. Они со слезами благодарили милосердного Бога, что он столь чудесно призрел их своею благодатью, послал им, вовсе неожиданно, такого знаменитого благодетеля.
    Вскоре потом, родители, снарядив обоих своих сыновей, отправили их на службу в Молдавию, в главную квартиру графа.
     Когда корнет рассказывал об этом случае, то не мог удерживаться от радостных слез и воссылал теплые молитвы о здравии своего благотворителя. Сыновья его были хорошие слуги Государыне и оба находились в штате графа Суворова. Старший из них при взятии Праги и Варшавы был уже секунд-майором.

(Минские губернские Ведомости)

Источник: газ. «Новгородские губернские ведомости». 1849. Часть неофициальная. № 18. С. 116–118.

_______________
Примечания:
(1) Статья эта сообщена в редакцию Минских губернских ведомостей почтенным, семидесятилетним старцем О.А. фон-Эгтингером, который, в своей молодости, служил на военном поприще и слышал сообщаемый здесь рассказ от одного из своих сослуживцев, находящихся при генералиссимусе Суворове – Ред.

Текс публикации подготовил А. Одиноков.