Дочка

Жила-была женщина. Был у неё муж и две дочери. Старшую звали Авдотья, а пока маленькая – Дуня, и вторая Лукерья, Луша.
 
Жили они справно, можно сказать богато. Да только не очень-то счастливо, потому как от достатка отец  дурел и в загулы ударялся. Бывает так.  А потом и вовсе сгинул.

Дуня и Луша по отцу не очень-то тужили, потому как и раньше его немного видели. А вот
Мать поменялась с тех пор сильно. Стала мрачная, да сварливая, хотя была ещё женщина не сильно старая и красивая. Девочки без ласки материнской заскучали. Дуня стала есть много, чтоб отвлечься, и растолстела, а Луша наоборот - с тоски всё сохла да сутулилась.

Но вот прошло сколько-то времени. И оказалось нежданно-негаданно, что Мать потихоньку сговорилась с Дровосеком, который им дрова и хворост возил, да и решила за него замуж выйти.  Дровосек был вдовый и была у него дочка Маша, чуть помладше Дуни с Лушей. Мать немного стеснялась своего нового мужа, потому как был он бедный. И хотя статный и сильный, симпатичный и добрый, но простоватый. Переезжать в дом жены Дровосек отказался, и пришлось маме с дочками к лесу перебираться и кое-как обживать старую избу, да потихоньку новую закладывать.

Дуне в новом месте жить было чуднО. В деревне или в городе ведь как: выглянешь в окно или выйдешь из дому - кругом дома такие же, люди... А тут лес. Иногда так он весело искрится и переливается пушистым снегом или зелёной листвой, песенки шепчет и ароматами развлекает, что аж петь хочется. А то бывает – выходить страшно: мрачно, темно, шорохи незнакомые, качается всё... Дом чужой. Тени, скрипы неожиданные, углы непривычные.

Мать шумит, суетиться – своих сомнений и дочкиных укоров боится. А с Лушкой поговорить Дуне гордость мешает, да и так видно – самой ей не сладко. Всё худеет, да болеет.
От всего этого Дуня совсем тормозная стала. То в постели до полудня лежит, подоткнув одеяло со всех сторон. Когда есть – то с книжкой, а то и так - в потолок глядя. А потом на кухне сядет у печки, где тепла и света побольше, да знай, жует что-нибудь.

Машка не жаловалась, всю почти работу по дому привычно делала, да ещё за новыми сёстрами ухаживала. Была она добрая и ласковая. Без матери рано осталась, отец дома мало бывал. Теперь вот радовалась, что в доме появился кто-то, понравиться старалась. Мать с ней общалась много, учила её, чего как по хозяйству лучше делать, да удивлялась сама потихоньку, какая Маша ловкая да проворная, хотя вслух и не хвалила. Родные дочери в сравнении проигрывали сильно, это всех раздражало, но дружно все об этом молчали, терпели.

Вот стали девочки входить в девическую пору, взрослеть. Стали чаще в зеркала заглядывать, о нарядах да женихах задумываться.

Как-то утром проснулась Дуня. Лежит в постели и слышит, как Маша Матери говорит:
- Я , матушка, воды принесла, печь затопила, буду тесто для пирогов замешивать.
А Мать ей в ответ:
- Ну давай, Золушка ты наша.
И тут Дуня чуть не заплакала. Золушка! Ну конечно! Они значит с Лушей – те самые – старшие! Некрасивые да капризные, ленивые да неумелые. Всем на осмеяние... Села Дуня на кровати, посмотрела в зеркало – и правда похожа. Лицо припухшее, волосы всклокоченные, рубашка ночная мятая...

Решила Дуня поменяться. Вскочила, расчесалась, умылась, даже зарядку немного сделала... Спустилась вниз на кухню. А тут не очень-то поменяешься. Маша все дела переделала. А Дуня за что не возьмётся – выходит неловко без привычки и стыдно. Промучилась она день и решила: или утопиться, или уйти. Отложила до утра окончательный выбор.

Утром Дуня подумала, что утопиться всегда успеет, значит сперва можно уйти попробовать.
Потребовало это от Дуни усилий, почти героических. Во-первых, Мать вокруг неё вечно суетилась бестолково, во-вторых, у самой у неё ноги путались и из рук всё валилось.
Тем не менее страх, что сказка старая её затянет совсем, был такой сильный, что Дуня кое-как перекусила, в порядок себя привела, платье выбрала поудобнее... Думала, думала, чего взять, да и махнула рукой, взяла платок тёплый, расчёску и пару книг любимых. И вдруг как-то вышла и пошла не оглядываясь. Услышала, что мать ей кричала что-то со двора, да остановиться побоялась. Помахала, мол в порядке всё, и дальше пошла. И хоть от страха коленки мягкие были, но стало как-то весело и шаловливо, как в детстве.

«А что – подумала Дуня, - авось не пропаду. А пропаду – так что ж, не хуже чем... (дальше даже думать не хотелось)».
Сначала Дуня собиралась  пойти в сторону деревни, где родилась, там может подруг старых отыскать, у них пожить. Но как-то само собой вышло, что пошла она к лесу, в лес и дальше по нему. Лес оказался не таким уж и страшным. Скоро набрела Дуня на старую просеку, на которой и вовсе светло было, солнечно. Шла она по просеке вслед за Солнышком, а Земля под ногами навстречу ей поворачивалась. Только как Дуня не торопилась, иногда даже и вприпрыжку пускалась, а Земля быстрее крутилась, и Дуня Солнышко догнать не могла.

«Надо же, - подумала вслух Дуня, – дома, когда на постели или на кухне, Солнце и вправду будто встаёт и садится. А вот тут идёшь и сразу видно, что это Земля поворачивается, да как быстро-то!» Присела она на пенёк. Сил больше нет. И пусть себе поворачивается, авось не первый раз. Опять же ночью не затормозит – повернётся к Солнцу по новому дню. Так она себя успокаивала. Потому как Страх её, поотставший было, опять догнал, как присела.
И вдруг слышит:
- Дунь! а?! Дунь! Дунь, пожалуйста-а-а!..
Не сразу она поняла, что это не её по имени зовут, а сделать что-то просят.  Стала туда-сюда приглядываться – не помогает. Позвала тихонько:
- Эй! Ты кто? Ты где? Не вижу...
- А ты слушай.
Засмеялась Дуня:
- Нет, не с Лушей я, одна.
А как засмеялась, так и увидела всё. На большой коряге справа от неё в щель-складку коры залетело несколько семечек одуванчика на своих парашютиках. Застряли они там и дальше никак. И зовут то ли её, то ли ветер, чтоб подул кто.
Нагнулась Дуня немного и тихонько дунула. Полетели парашютисты, засмеялись. Засмеялась и Дуня опять. «Кажется, я волшебницей доброй стала».  Мысль была очень приятная,  как-будто грела. Потому Дуня наша, уставшая от похода и волнений, прилегла, завернувшись в эту мысль и в платок шерстяной цветастый. Больше у неё и не было ничего. Руку под голову уложила и уснула.

Проснулась Дуня на рассвете. И сразу увидела волков.
Волков было двое. Один лежал у Дуни в ногах, так что мохнатый светлый загривок колюче щекотал колени, а серая шерсть на боку грела лодыжки и, кажется, даже ступни через боты. Второй лежал со спины, и было от него такое же ощущение, как от печной лежанки, если накрыть её колким мохнатым одеялом.
Дуня понятное дело спросонья вскочила!
- Ой!
Волки тоже поднялись и отбежали сразу немного, потом встряхнулись, поворчали и затрусили к лесу, поглядывая на солнышко. А Дуня опомнилась наконец и закричала:
- Ой! Спасибо!

Настроение сразу стало чудесное. Ай да Земля, ай да молодец. Смотри ка, как хорошо да быстро поворачивается ! Всю поляну уже под Солнышко настроила. Травинки с паутинками блестят. Нагнулась Дуня, провела руками по траве и росой умылась. И вроде как поклонилась Солнцу.

День начатый со «спасибо» получался обычно интересным и хорошим. Это она потом навсегда заметила.
На завтрак была земляника, потом  вода из родника лесного. Дуня легко прошла этот день без всяких каш и борщей и подкрепилась хлебом только в первой встретившейся деревне. Может быть, конечно, у неё запасы были (на боках в основном), но ей так показалось, что когда идёшь – энергии прибавляется, особенно босиком если...

К вечеру, когда ещё не дошла она до деревни, хотя дымки видны были иногда, встретилась ей маленькая речка. А на речке Выдра.
Выдра мелькнула быстро по берегу и поплыла красиво и беззвучно. А Дуня сама не ожидала – позвала её:
- Выдра! А выдра?
Выдра притормозила посреди заводи и немного голову повернула.
- Я спросить хочу...
На удивление – Выдра повернула к дуниному берегу, вышла, встряхнулась и села важно и внимательно.
«Чего спросить-то?» крутилось у Дуни в голове. «Вот ведь! Отвлекла зазря...» И вдруг высказала:
- А почему у тебя имя такое «выдра»? Не очень подходит. Ты вон какая...
Последнее должно было звучать как комплимент и похоже получилось так.
- Откуда я знаю. - полушёпотом ответил зверёк.-  Это вы, люди, так назвали и зовёте. Друг друга и спрашивайте. Я на вас не в обиде. По мне - как не называйте, только не охотьтесь и речки не пачкайте. А среди зверей у меня имя другое имя - Йохо.
- Йохо. Йохо. – Повторила Дуня уважительно. – Красиво. Можно я так буду вас звать?
- Зови – Выдра, то есть Йохо, сделала вид будто ей всё равно. Но это совсем не получилось. Она вроде собралась вернуться к своим делам, но почему-то осталась ещё посидеть-поболтать.

От неё Дуня узнала многое про ближайшую деревню и кое-какие лесные секреты и даже получила в подарок перламутровую пластинку-раковину. Главное, что узнала от Йохо Дуня – это что знать чьё-то имя и с уважением к нему отнестись это тоже колдовство. И Дуня, поняв это, расспросила Йохо об именах людей в деревне. Йохо знала многих. Женщин, что стирать приходили, пастуха, что на дудочке играл... Пастух Дуню особенно заинтересовал...

Но пора было уже и про ночлег думать. Пошла Дуня в деревню. Попросилась в дом Матрёны и Николая. Дочка у них в город уехала. Место в доме пустовало.
Дом маленький, кособокий немного, пристройка недостроенная. Рядом сарай горелый...
Матрёна подвижная, только грустная вроде. А Николай застывший какой-то, хотя лицо и руки и спина добрые.

Хозяева удивились немного, что Дуня по именам их знает. На ночлег пустили и ужином стали угощать. Видно было, что люди хорошие. Матрёна чайку наливает и спрашивает:
- А ты, дочка, чего бродишь-то?
- А я лечить учусь, помогать.- сама не знала Дуня, откуда она это придумала.
- В медицинском что ли? – Серьёзно Николай спросил.
Врать Дуне не хотелось – люди хорошие очень.
- Да-нет. Я же Дуня. Вот и дую. – Она вдохнула глубоко, щёки надула смешно и показала как. - Иногда помогает.

Матрёна засмеялась сразу. А Николай ещё немного сначала смотрел серьёзно -вопросительно, потом не выдержал, глядя на улыбающуюся Дуню, и тоже хохотнул. Раз другой, потом по коленке стукнул, словно завёл себя и давай басом смеяться. Смеясь, он головой всё потряхивал. А потом смеяться перестал, а головой всё трясёт и крутит так и сяк.
- Слышь, Мань! Шея-то прошла! Ведь чем не лечили только!
- Вот видите. – Весело сказала Дуня. И все немного ещё с удовольствием посмеялись.
Дуня осталась у них пожить.


Вот на третий вечер, сидела она на крылечке и смотрела на звёзды. И слушала их... Ей теперь особенно слушать нравилось, потому как это ей вроде сестру напоминало. Как оказалось, Дуня её любила очень ...
Николай подсел рядом, старался тихо, но крыльцо скрипнуло сильно. Дуня подождала спокойно.
- Слышь, Девочка, какая-то Ты особенная. – Помолчал. Молчала и Дуня. – Может, ты мне и вправду помочь сможешь? Не знаю, как только...
- А мне сестра помогает,- сказала Дуня
Николай посмотрел вопросительно и сердито немного. Видно было, что в чудеса и сказки он не верит. Научный был человек.
- Я, дядя Коля, слушаю, с Лушею..., сестрёнка у меня – Луша.
Николай вслух смеяться не стал – и правильно –тишина кругом, звёзды, зачем тревожить. Но глаза его засветились, а рот расползся от уха до уха. Смотрел он так на Дуню, и смеялись они беззвучно вместе. А потом он вроде как рассердился, головой мотнул:
-Ну вот опять ты... А я серьёзно хотел.
- Давайте, дядя Коля, серьёзно.
- Да нет, не могу уже.- Помолчал. – А почему ты меня так зовёшь, «дядя Коля» Меня только в детстве Колькой звали, а потом как отец приучил – Николаем.
- А мне так нравится больше. Кол –это крепкое что-то, начало, центр, а всё оКоло крутиться. Вы вот главный в хозяйстве... и вообще вокруг Вас приятно. Вон тётя Матрёна вокруг Вас как бегает, за день небось сто кругов. Коля – имя такое – возле него спокойно как-то. А Колька у нас сосед был, помню- его колючкой дразнили, и вправду колкий был.
- Эк ты разложила. А Николай что ж выходит? Ни кола – ни двора – лай, не лай.
У дяди Коли почему-то не очень смешно вышло. Он ладонью широкой лицо протёр.
- А ведь я про это и хотел спрашивать. Чего не ладится-та у меня? Стараюсь вроде – а всё ничего...
Дуня дышать боялась. Это говорят так – «трогательный момент». А тут такие моменты, что погладить хочется большого человека сильного, а дотронуться страшно. Тихонько она на широкую его спину подула.
- Что ж мне делать-то? А?
- Не знаю, дядя Коля. Вы к старичкам каким сходите, какие в словах да именах старых разбираются...

Николая не было на другой день дома до вечера. Потом ещё два дня пропадал где-то. Приходил задумчивый, Матрёна с Дуней не приставали, переглядывались только успокоительно.
На четвёртый день стал он за утренней кашей рассказывать и книги показывать, что дед Пантелей ему надовал.
-Я это вот... Имя хочу себе теперь взять – Коляда. Конечно, в мои годы переладиться трудновато, да и Вам... Но Вы уж постарайтесь. Медведей ведь на велосипеде научить можно... А тут для дела. - Посмотрел исподлобья – вопросительно.

Матрёна зарадовалась:
- А что? Мне нравится – Коляда,Коля-да. Да, Коляда. Удобно. Перечить, сам знаешь, я не люблю. А тут и имя и согласие сразу.
- Ага и Солнышко. - Тихонько добавила Дуня.

А вечером Дуня прощаться стала.
- Пойду я уже. Спасибо Вам.
- Куда пойдёшь?
- Известно куда девушки ходят – замуж.
- Ах ты не серьёзная! – хохотала Матрёна. - Ну, правда, куда? Оставайся!
- Говорю же! Тёть Моть, за муж я иду. Фёдор пастух ваш, меня какой день пасёт уже. Хороший он, пойду за него. Потом за ним встану и мы весте пойдём место для дома искать.

С третьего раза только поверила ей Матрёна.
Хоть и отговаривались молодые, а справили им весёлую свадьбу в деревне и звали приходить всегда.

А вернулись они не скоро - лет наверное пять прошло, а то и восемь. Ехали они обратным ходом к родителям Дуниным и местам родным. Проведать, себя да дочку показать, в гости в свой ладный дом позвать.
Проехали они ту деревню, где встретились когда-то, Коляду и Матрёну проведали. Но к Матери с Отчимом Дуня сразу не поехала. А поехала к сестре сначала.

Луша жила теперь в городишке. Городишка вырос на месте той деревни, откуда всё начиналось. Встретились сёстры, наобнимались, мужей да детей накормили, спать уложили и давай друг дружку расспрашивать. Ну про Дуню мы с Вами знаем, А Лукерья вот чего рассказала.

Как Дуня ушла, переполох конечно был и скандал, и поиски. А Луша поняла всё и решила, что и ей надо  следом. Думала, она, что знает, где сестру найти, да и дома невтерпёж стало.
Пока собиралась, измучилась вся, а как встала затемно, чтоб уйти тихо, села записку Матери писать. Думала, думала и написала:
«Ушла. Луша.»

Перечитала – смешно получилось. И вдруг страхи как рукой сняло. Сама не заметила, как из дома выпорхнула, да утренней дорогой зашагала. Зато заметила, что если посмеяться вначале, дело само-собой легко и весело идёт, и день в радости проходит.
Тут Авдотья вставила, что и у неё, мол, также.

Ну пришла, значит, Луша в родную деревню. А Дуню не нашла там. Пристроилась жить у подружки их детской. Вот как-то пошли девушки на танцы. Луша-то была тощая, да стеснительная. Села в уголочке. А неподалёку видит паренёк сидит симпатичный, а тоже видно –робкий. Подходит к нему дружок и ну его расталкивать, к девушкам подбивать:
 – Вон. Смотри какая! а вон! Иди да приглашай! Да ты не слушаешь, что ли!?
- Слушаю...
Тут Луша решилась, сама не знает как. Подсела и говорит:
- Я - Луша. Со мной он.

Посмотрел на неё паренёк (Петром звали). За руку взял, да вроде как и не отпустил до сих пор. Два сына у них уже. И присказка у мужа любимая осталась, чего не скажут ему он улыбнётся хитро: «Я сЛушею».
- Я его, конечно, тоже слушаю! - закончила Лукерья, -  но всё больше болтаю.

Посмеялись сёстры хохотушки.
- А занимаешься-то чем? – Дуня младшую спрашивает.
- Ой, забыла. Это тоже смешно! Зашла я как-то в кондитерскую лавочку. А хозяйка торт на заказ юбилейный заканчивает, волнуется. Нежное безе никак у неё красиво не выходит. А тут я. Только зашла, увидала в окно девушку, и показалось мне, что она на тебя похожа. Ну, я и давай кричать! «Дунь, Дунь!». Хозяйка то с перепугу дунула, чуть торт не испортила, а оказалось наоборот : безе на которое она дунула выгнулось, словно раковина морская и такое необычное получилось, что потом все гости торт фотографировали и в газете даже напечатали. Вот тётя Татьяна – кондитерша та - и уговорила меня к ней работать пойти. Она считает, что у меня талант. Чудеса и смех. Работа сладкая и весёлая, и людей радует.

Ну как про свои приключения переговорили, добрались до другого важного. Решилась наконец Авдотья и спрашивает:
- А что Мама? Отчим? – и со страхом немного – А Маша?
- Ну, у Маши как водится – Принц.  Мама, конечно, за нас волновалась очень, искала – разыскивала. Потому ни на какие балы и в гости не ездила и Машу не возила. Ну, у неё ты понимаешь  крёстная, тыквы и всё такое...  Платья Мама ей наши отдала через год – хорошо, что догадалась – а красоты у неё и своей достаточно было. Так что всё вполне сказочно. Живёт теперь в столице. Приезжает правда часто с детишками. А Мать с Отчимом старенькие совсем, но хоро-о-ошие! Я к ним своих пацанов на всё лето отравляю и сама норовлю каждые выходные. Огород там у них,  клубника вкусная! Мать, правда, всё ворчит – воспитывает всех, но мне теперь даже приятно как-то. Старший мой так говорит: Бабушка утром ворчанье ворчит, днём варенье варит, а вечером сказки сказывает...
Да сама посмотришь.

Так вот.


Янв.2009. пос.Милое.