1955. СССР. Дед Мороз

                1955. СССР. ДЕД МОРОЗ.


Пятилетняя девочка Манятка сидела на подоконнике  коммунальной кухни и, прижав нос к стеклу, рассматривала синие зимние  сумерки сквозь морозный узор. За окном  медленно и важно  падали вниз большие снежинки. В квартире было тихо, соседи поужинали и разошлись по комнатам. И только Манятка сидела на подоконнике, заворожено рассматривала зимние чудеса за окном и ждала  бабушку с работы. Этот синий заснеженный двор обещал ей сказку. Впервые в  Маняткиной жизни  должен был состояться новогодний праздник. И должно это было произойти в детском саду, куда недавно устроила ее бабушка. Девочка с нетерпением ждала бабушку, чтобы  рассказать ей об условии, при котором  будет возможно это чудо в ее маленькой жизни – надо было сшить снежинку! Такое особое белое платьице из марли.  Их уже разложили на детских стульчиках в зале, где стояла  лесная елка. Подолы у платьиц смешно топорщились и загадочно поскрипывали.  Это были настоящие волшебные платья, какие носили, как предполагала Манятка, только царевны.  Но сможет ли сшить такое же ее бабушка, да еще за одну ночь? Ведь чтобы отвести в первый раз Манятку в детский сад она две ночи сидела за соседской швейной машинкой, чтобы сшить  маленькое платье из голубой, в цветочек, байки. А праздник-то уже завтра утром. Манятка вздохнула и еще сильнее прижалась носом к стеклу, вдыхая морозный воздух, тянувший сквозь оконные рамы. Она вспомнила, как ее воспитательница Надежда Николаевна, обладавшая  грубым мужским голосом, чтобы дети ее слушались, наверное, позаимствованным у волка в лесу, куда она вместе с детсадовским сторожем всегда ходила за елками, строго сказала сегодня утром Манятке, подведя ее к  сказочным снежинкам:
-Ты обязательно должна принести такое же точно платье, чтобы быть нарядной, как все девочки и выступать под елкой для Дедушки Мороза и для Доры Васильевны из профкома. Поняла? Дора Васильевна добрая, она принесет подарки из рудоуправления, а Дед Мороз вам их раздаст, но только хорошим послушным девочкам в праздничных платьицах. И в белых вышитых тапочках…- добавила она, подумав.
Манятка послушно кивнула головой. Она очень хотела получить подарок, ей пока еще никто ничего не дарил.
Но когда, наконец, пришла бабушка, девочка сразу забыла про волшебные платья на детских стульчиках под елкой. Она радовалась, что бабушка пришла, принесла ей морозного петушка на палочке, что поставила в печь томить  кашу и тихонько запела  свою непонятную заунывную песенку, от которой у Манятки  сразу начали слипаться глазки, и она мирно  уснула с замусоленным сахарным петушком в ладошке, прикорнув на своем диванчике.
Утром она и подавно не вспомнила про снежинку, бабушка торопила ее, натягивая на валеночки галоши и держалась за спину. Потом взяла в одну руку  Маняткину руку в  варежке, в другую – тяжелую лопату, которой разгребала глину и камни  в руднике на отвале, и  повела внучку в детский сад. Идти надо было на горку, и бабушка то и дело хваталась за спину и охала. Манятке было до слез жалко охающую бабушку, поэтому она постаралась побыстрее взобраться на горку и уже у калитки помахала ей варежкой и побежала, подпрыгивая, в дом.
В детском саду, под лестницей, над которой возвышался огромный портрет  Сталина с маленькой девочкой в белом фартучке, царила суета. Родители  раздевали  ребятишек, о чем-то шептались с воспитателями, передавали им какие-то газетные свертки, из которых торчали разноцветные ленты и помпоны, а потом дверь с улицы широко распахнулась, и повариха  внесла огромный снежный шар. Дети таращили глазенки на этот шар, а повариха сказала, что это молоко и чтобы  все расступились и пропустили ее с этим загадочным шаром - молоком. Все расступились и, замерев, смотрели, как повариха  едва протискивается в дверь кухни. Это еще больше усилило праздничное настроение, воспитатели  поспешили  дошептаться с родителями и поскорее выпроводили их на улицу, чтобы начать готовиться к празднику и к приходу  важных гостей из рудоуправления.
Праздниками в рабочем поселке заправлял  профсоюзный комитет этого самого рудоуправления. Все было согласовано заранее, любые торжества подчинялись одному человеку – Доре Васильевне Таракановой, очень полной женщине  с большим мясистым носом на  круглом лице, изрытом  угревой сыпью и с навсегда приклеенной, словно нарисованной, улыбкой. Этот поселок располагался на окраине  большого дремучего леса, между рекой и болотом. История его начиналась с 1934 года, когда тут появились первые рабочие бригады, вручную  откапывавшие  камень-известняк на буграх между  вековыми соснами и елями. Вместе с ними появились и инженеры, бригадиры, начальники смен, электрики, учителя и одна врачиха. Людей в поселке быстро прибавлялось, а когда началась война, сюда хлынул поток беженцев и эвакуированных  из населенных пунктов, занятых фашистами. Из горящей Калуги в поселок пришла, перебравшись через Оку на лодке, и бабушка Манятки. Только самой-то Манятки тогда еще не было, а была  ее мать, высокая белокурая девушка, о которой бабушка говорила: «Хрошая девка была, да испортилась…» Испортившись, она к своему двадцати одному году, как раз в 50-м, принесла в подоле Манятку, подбросила ее матери, то есть, Маняткиной бабушке, а сама стала жить отдельно, пить водку, курить и строить  новые дома в поселке, которые до того строили пленные немцы. И детский сад, в который теперь ходила Манятка, строила ее «испорченная» мать. Но Манятка с ней почти не виделась и уже привыкла, что та, встретив дочку на улице, быстро пробегала мимо, словно это был какой-нибудь кустик или камешек. Стеснялась она Манятку.
Бабушка это понимала и не судила дочку строго. В поселке-то жили непростые люди. И хотя большинство приехали сюда не по своей воле, барских привычек не позабыли, быстро взяли верх над уголовниками, также сосланными на поселение в этот  дикий край. Но одно дело – Усачевы, Кузьменки , Жемеревы, Асташкины, голь перекатная, такие же бесправные, как и она сама, дочка  бывшей барской кухарки и деревенского кузнеца. А другое – Таракановы, Уткины, Черноусенки, Христофоровы, Михайловы, Раевы, Корниловы, Молчановы, Радевичи, Малыгины, Шульгины, Волковы, Вишневские, Дурневы, Шугаевы, Воронины, Игнатенки, Шаманаевы, Романенки, Песковы, Александрины… У себя в усадьбах барских они против власти шли, а тут сами властью стали. Жили на отшибе, на другом краю леса в финских отдельных домах, работали  начальниками смен и бухгалтерами. Сами на своих огородах картошку не копали, нанимали эвакуированных, таких безграмотных бедняков, как  Маняткина бабушка. Та и в глаза-то этим барам боялась прямо взглянуть, все голову книзу гнула, опасаясь, что из-за неловко сказанного слова опять с работы сократят. Потом, конечно, на другую возьмут, но без денег месяц а то и два насидишься. А она и так бывшей зэчке  Маньке Усачевой  все никак не могла отдать тарелку муки и кусок простого мыла. Та уж ее совсем за этот долг заела, на всю улицу во все горло срамила, но не было у бабушки Манятки денег даже на эту малость.
В детском саду спать в этот день ребятишек не стали укладывать в обеденный перерыв – репетировали сценки и песенки под елкой, ждали  Дору Васильевну с подарками. А вдруг и сам управляющий Михайлов Алексан Саныч придет? У заведующей Дурневой от этой мысли в груди жарко становилось, и она все отряхивала  гофрированную шерстяную юбку, топорщившуюся на крутых ягодицах. Увидев под наполовину наряженной елкой, рядом с расписными картонными санями жалкую растрепанную девчушку в  застиранном голубом  байковом платьице и черных резиновых ботиках на ногах, которая  вместе с двумя другими девочками, уже одетыми в белые марлевые снежинки, задорно тянула к саням  ручонки и напевала: «Мы белые снежиночки, спустилися сюда, летим мы как пушиночки, холодные всегда…», заведующая оторопела.
-Что это тут у вас делается?- прошептала она в изнеможении, подзывая музыкантшу Корнилову.
-Последняя репетиция! – отрапортовала та.
-Платье, где платье этой растрепы? И вообще, почему она под елкой? Вы что, совсем не соображаете? А если Алексан Саныч… - Дурнева снова схватилась за задние гофрированные складки на своей праздничной шерстяной юбке.
-Так она с самого начала у меня репетирует эту песню, голосистая,- виновато ответила музыкантша Корнилова. – А платье, наверное, в шкафчике, в газете… - И она побежала в коридор.
Пошарив там и не обнаружив ни снежинки, ни тапочек, Корнилова вернулась в зал и дернула за руку Манятку, прошипела, как ядовитая змея медянка, которых водилось великое множество в этих лесах:
-Где твоя снежинка? Ты говорила бабушке, чтобы она сшила, как мы тебе велели?
-Не-ет,- опустила голову Манятка.
-Ладно, иди в группу, там посидишь пока, - сказала Дурнева и легонько подтолкнула девочку к двери.
Манятка очень боялась заведующую и послушно побежала в группу, где все уже переоделись в нарядные платьица и ждали только сигнала воспитательницы, чтобы  парами идти в зал на елку. Манятка разглядывала разряженных детей, и у нее блестели глаза от восторга. Наконец, воспитательница хлопнула в ладоши и все построились парами. Манятке пары не нашлось, и она пристроилась одна позади всех. В суматохе никто не заметил, как оборвашка в голубом  байковом платьице  проскользнула в торжественный новогодний зал и села на низкую скамеечку вместе со всеми детьми. Вдруг двери распахнулись, и в зал вошел  Дед Мороз. Он вел за руку маленькую снегурочку в голубом атласном платьице с блестящей короной на головке. Все узнали дочку заведующей Милочку Дурневу.
Манятка хлопала в ладошки вместе со всеми и радостно смеялась. Сердце ее замерло, когда она увидела, что Дед Мороз направляется прямо к ней. Он осторожно присел рядом и голосом заведующей сказал: «Сиди тихо-тихо, и я дам тебе подарок». Манятка была в восторге, и ее почти не смутило, что Дед Мороз говорил голосом заведующей, которую она очень боялась. А Дед Мороз-то был добрый! Значит, это не заведующая. Манятке стало совсем весело, она хохотала до слез, когда один из Снеговиков  упал прямо на картонные санки под елкой, как раз в тот момент, когда в зал вошел Алексан Саныч   в сопровождении Доры Васильевны. Повариха тащила следом тяжелый  разукрашенный мешок с подарками.
Дед Мороз по-юношески вскочил, и у него из кармана выпала маленькая прекрасная кукла прямо в подол Манятки. Таких игрушек она никогда еще не видела. Девочка взяла куколку и прижала ее к себе, но тут же ринулась  в своих черных  резиновых ботиках за Дедом Морозом и закричала:
-Спасибо, Дедушка Мороз, спасибо за подарок!
Поскользнулась на  натертом паркете и упала. Все засмеялись. А Дед Мороз поднял ее с пола и  зычно крикнул:
-Скажем все хором: «Спасибо за праздник  родному предприятию и Александру Александровичу!»
К Деду Морозу подбежала Корнилова, оттащила от него Манятку и осторожно оттерла ее к двери, которая вела в группу. Строго сказала: «Сиди в группе и не балуйся, а то Дед Мороз тебе подарок не принесет!»
Манятка не пошла в группу. Она смотрела на праздник из коридора, зажатая родителями. К груди она прижимала необыкновенную куклу. Ей уже не хотелось глазеть на то, что она видела много дней подряд перед праздником, когда музыкантша Корнилова мучила их своими песнями и частушками. Манятка  оделась и, прижимая к груди подарок Дела Мороза, побрела  домой по заснеженным улицам поселка.
Бабушка еще не пришла со смены, и Манятка стала играть с куколкой. Она одевала и раздевала ее, баюкала, учила сидеть и ходить. И, утомившись обучением новой подружки, вскоре уснула на своем диванчике. Ей снились разноцветные огни на елке и Дед Мороз, который все повторял и повторял: «Отдай куклу, негодница, отдай куклу…»
Манятка открыла глаза. Комната была полна народу. Над ней наклонилась бабушка прямо в рабочей телогрейке, с которой сыпался песок со снегом, за ней втиснулись  заведующая Дурнева с разрисованным красным носом и бровями, музыкантша Корнилова, повариха. А в углу не своим голосом орала дочка заведующей Милочка: «Хочу куклу, хочу куклу, хочу куклу!»
-Отдай ты им их игрушку, дочушка, - приговаривала бабушка,- отдай, а то ведь мать придет, до смерти забьет, отдай…
Манятка моргала сонными глазами и прижимала  подарок Деда Мороза к себе.
-Отдай…- опять тихо сказала бабушка и заплакала,- вот грех-то какой вышел!
-Сама отдашь или отнимать? – грозно спросила Дурнева.
-Да ладно, развели тут антимонию, - сказала повариха и взяла из рук Манятки  куклу.- Всех делов-то! – и протянула игрушку орущей Милочке.
После этого толпа двинулась в коридор, где уже толпились соседи и с интересом  прислушивались к скандалу.
На следующий день Манятка заболела. У нее поднялась высокая температура, и бабушка делала ей компрессы из водки, которую в рюмке принес сосед.
-На работу надо идти,- сокрушалась бабушка,- ведь больничный-то мне не положен, я не мать. А мать сейчас не дозовешься, празднует…
После обеда пришла повариха, принесла в судках обед. Сказала:
-Так положено. Кто в сад не пришел из детей, тому еду на дом носим. А еще вот тебе кулек от Деда Мороза, - протянула она разрисованный пакет Манятке.
-Не надо нам, какие подарки после такой беды,- испуганно отмахнулась бабушка.
-Положено. Это от рудоуправления. Мать девчонки там работает? Вот и выделил  профком всем. Так что ешь, поправляйся. Ну а в сад-то когда придешь?
-Не придет, никогда не придет,- сказала бабушка. – Стыд-то какой. Да и мать платить не хочет, а у меня денег совсем ни на что не хватает. Пусть уж дома сидит, коли так.
Повариха перелила вкусное содержимое судков в миску и заторопилась в другие семьи. А Манятка больше в детский сад никогда не ходила.