Братья

                "Братья"

    Дымок крутился под потолком, мухи теребились у окна. Корнил все молчал, курил пятую папиросу. Любил он так подолгу сидеть у брата, вроде и поговорить уже не о чем, но ноги все не торопятся идти, так и до темноты засиживается порой. А сейчас за окном повечерье, макарова жена уже загнала корову во двор и готовилась к дойке, над деревней поднимались струйки дыма, приходила пора топить печь. Корнил потушил папиросу в жестяной банке и оглядел дом – не было нынче дров. Видимо, замерз ночью брат, весь вчерашний запас к утру сжег, так без малого три охапки.
- Не вздумай дрова рубить, - послышалось из-за печи, - встану и сам наготовлю.
- Хех, - откашлялся Корнил, - ты и вчера такое говорил, а сам с нар встать не мог.
- Ноги подкосились вчера, сегодня уж ничо, уже вставал к обеду.
-Вставал. Раз вставал, так отчего днем не затащил пару охапок?
- Думал, придет время – и занесу. Ща отойду малясь и встану.
    Корнил отмахнулся.
-Да лежи уже. Вода-то осталась?
- Осталась, - хрипел за печью брат, - под столом в  трехлитровке.
Корнил поднял банку и поставил ее на стол.
- На дне там вода, заканчивается.
- Ничо, ничо, на сегодня мне хватит, не лезет чой-то она мне в глотку нынче.
    Корнил отпил воды и закурил. Курил неспешно, три раза папироса тухла, все молчал. Да и брат за печью лишь сопел, то ли пытался встать, то ли перевернуться на бок, Корнил так и не понял.
-Чего шебуршишься?      
- Отхожу.
- Лежи уж, сам занесу.
    Не мог больше Корнил курить, сплюнул в банку, сплющил папиросу, грудь уже начинала болеть. Сыростью пахло в доме, оклад весь сгнил, вот и полы гуляют – Корнил постучал по доскам.
- По дому ходишь?
- Сижу, ногой стучу.
- Кой черт стучишь, мышей всех пораспугаешь!
- А к чему тебе мыши? – захохотал Корнил, смешно стало ему.
- Да как к чему, хоть бы они были, а то совсем уж тихо по ночам, нехорошая тишина.
    Корнил перестал стучать, прислушался. Долго сидел, а как услыхал под полом скрежет, так и спрыгнул со стула.
- О как, не испугались-таки!
- Кто, мыши? Скребут?
- Скребут наглецы, - радовался Корнил, - хрена с два их прогонишь!
- Вот и слава богу, - послышалось за печью, - ты их не гони, пусть себе скребут.
    Корнил зашторил окно, заглянул в кастрюлю на печи.
- Лапша-то заплесневела, брат.
- Не лезет, соли-то нет, закончилась, а несоленая совсем не лезет, как резина.
- Соли нет, сказал бы мне, а я тебе сегодня бы и принес, у меня же есть, отчего не принести кружку-другую?
- Забыл, ну принеси завтра ложку, мне много не надо.
- Сколько получится – столько и принесу.
- Ну как знаешь.
    Корнил стоял и думал, как ему быть, как все завтра сделать.
- Ко мне-то завтра подойдешь?
- К тебе? А чего у тебя делать завтра?
- Да как чего, свадьба завтра у меня! На Екатерине. Я же говорил тебе вчера!
    За печью перестала скрипеть кровать, брат устало выдохнул, не хватило воздуха и под конец пошел сухой кашель.
- Забыл?
- Помню, никуда не пойду.
- Да я помогу из дома выйти!
 - Не в этом дело. Нет охоты смотреть, как дурью маешься. Вам с ней помирать давно уже пора, а ты жениться собрался.
    Разозлился Корнил, надеялся на то, что передумает к нынешнему вечеру брат. Назло поскрипел досками, попугал мышей.
- Да хоть бы так! А что? Хоть бы напоследок попробую семейной жизни. Что это и как там! Самому-то не знакомо это!
- Да, не знакомо, - разволновался брат, стал кроватью скрипеть, видимо, пытался встать, - и так хорошо пожил, а под старость всякой дурью не маюсь!
- Не шуми, лежи-лежи.
- Лежу я, - брат закашлял сильно, с минуту не мог успокоиться, - ты дрова хотел занести.
- Ща.
    Корнил поторопился выйти на улицу, уже у крыльца остановился и прислонился к стене. Как ему хотелось, чтобы брат пришел завтра, как хотелось! Месяц уже на улицу не выходит, а так хотя бы проветрился, кости размял.
    Прохлада освежила голову, макарова жена уже выгнала корову обратно на улицу, в некоторых домах уже гас свет. Корнил еще раз закурил, теперь втягивал дым жадно, торопясь. Много думал, вспоминал. Тут припомнил давнее и улыбнулся.
- Сам-то чуть не женился тогда на Верке, мышелюб ты окаянный.
    Занес Корнил охапку, больше не смог, грудь болела. После этого, сел на табурет. За окном стало темно, в доме холодно.
- Да что же я!? Подожди немного, ща!
    Засуетился он, стал искать бумагу, спички, настругал щепки. С трудом затопил печь, подождал пока разгорится, только потом отошел к столу.
    С час тепла не было. А потом кровать заскрипела, разогрелись кости, переворачивался на другой бок брат.
    Тихо щепал огонек. Корнилу уже нечего было курить, сам чуть было не закимарил. Многое хотел сказать он брату, все детство с ним за этот вечер вспомнил. Любил он так сидеть у брата, молчать.
- Спишь?
- Нет, - шепотом послышалось за печкой.
    Корнил встал, убрал за собой банку с окурками, поставил ее возле двери и обернулся.
- Протопится печь – тепло станет, ты подожди чуток.
- Да и так хорошо уже.
    Постоял Корнил еще немного, а потом надел свою телогрейку и поставил табурет к окну.
- Пойду я, Тихон, готовиться к завтрашнему нужно, ты полежи. Попробуй встань, воды попей.
    За печкой скрипнула кровать, кашель зашел в самые легкие. Корнил подождал.
- Надумаешь, так приходи завтра, с утра зайду еще.
- Иди Корнилушка, встану уж, кости размякли только.
- Ты брат, не размякай, соль завтра занесу, хлеба попробую найти, еще чего-нибудь.   
- Не размякну. Счастья тебе брат, заходи завтра обязательно.
-Спи Тишенька, я пойду.
- Иди Корнилушка.
    Корнил ушел. Всю ночь не спал, мастерил шкатулку для Екатерины, одну заготовку смог только к полуночи выстругать.
    Утром встал поздно, побрился, нашел в шкафу рубаху, подшил штаны. К Екатерине рано было идти, походил по деревне. К обеду залил в банку соль, отрезал полбуханки, вытащил с подвала карасей и пошел к брату. Зайдя в дом, поставил все на стол, поднял трехлитровку с пола и принес воды. После закурил, садиться не стал, ненадолго пришел.
- Дрова занести брат? Спишь?
    Прислушался Корнил, даже мышей слышно не было. Испугался он, завернул за печь и сел на кровать.
- Встань, Тихон.
    Брат лежал, прижав колени к груди. Умер он тихо, еще ночью. Перед этим, видимо, вставал, печь была закрытой.
   Корнил долго не стал сидеть, лишь накрыл брата покрывалом и зашторил второе окно. Домой не стал возвращаться, пошел к Екатерине. Там уже собрались наряженные бабы, повитуха разбрызгала воду по стенам, занесли брагу.
   Екатерина готовилась, готовили и Корнила, умыли волосы. К сумеркам сели за стол. Стали праздновать, пели песни до глубокой ночи. Много разговоров велось за столом, только не вникал Корнил. Он прижал к себе жену и постоянно курил, так и просидел до конца. А после гостей ушли молодые спать. Долго не мог уснуть Корнил, грудь мешала дышать. Все время думал, что легкие болят, но перед самым рассветом понял, что сердце ноет. Хотел было встать покурить, но слабость свое взяла, отвернулся от жены к стенке и затих.
    Екатерина проснулась к обеду. Села на кровати, зажмурилась – солнце нынче ярко светило, теплило на улице. Дернула она мужа за плечо, перевернула на спину. Поначалу и не приметила, а потом пристально всмотрелась. Что же муж не встает, отчего так.
    Был Корнил стеснительным, малоразговорчивым. Он и за Екатериной ухаживал лет пять, еще с тех пор, как мост у озера развалился. И смешно ухаживал, соседям на забаву, видел, что все знают, но всегда втихаря, тайком приходил. Любил людям помогать, у половины деревни есть хоть одна постройка, сделанная руками Корнила. По всему району славился своим плотничеством.
    Тихон до старости работал кадровым охотником, полжизни провел в тайге. В былые года зараз приносил по три десятка соболей. А сети ставить плохо у него получалось, всегда брата просил помочь. Любил карасей, уху всегда варил, как праздновал.
    Хоронили братьев всей улицей.