Антэрос. Часть III. Служение

III. Служение

15 октября 2012 года

Москва, Россия

12:20

Дева Таня назвала его садистом. Пусть по аналогии, но садистом. В чём-то она, была, наверное права… только садистом он был весьма своеобразным. Он был садистом-наблюдателем; причём наблюдателем дистанционным. И наблюдателем-игровиком.

Игровиком в том смысле, что ему нравились исключительно игровые сцены порки и истязаний в фильмах и книгах. Любое упоминание о реальных сценах вызывало у него только одну – вполне здоровую – реакцию и единственное желание – свернуть шею садисту и насильнику и освободить жертву. Просто «на автопилоте».

Всё это касалось, разумеется, исключительно внетематических сцен. Вне мира Безопасности, Разумности и Добровольности. В этом мире «вид сверху» (и «чувства сверху») и роль, которая ему нравилась, были совсем другими. И это была роль вовсе не садиста и даже не верхнего. И уж точно не Хозяина, не Господина… разве что на роль Мастера он могу бы согласиться.

С Хозяином и Господином всё было ясно давно. Он просто патологически ненавидел от ношения доминирования и подчинения, Хозяев и Слуг, Господ и Рабов, которыми было пронизано всё советское и российское общество. Да и чуть ли не любая коммерческая структура… и вообще организация.

Именно это его отношение к доминированию и подчинению и определило всю его профессиональную карьеру. Он сбежал – да-да, именно сбежал – от всепроникающего, всеобъемлющего и вездесущего российского ДС’а в, пожалуй, самую индивидуалистическую страну – Соединённые Благословенный Штаты Америки.

Именно поэтому он выбрал карьеру в отделе корпоративных финансов инвестиционного банка, где всем рулят «самые нижние» - аналитики и проект-менеджеры, которые и приносят «в клювике» все деньги в компанию. А все менеджеры – снизу вверх – стоят по стойке смирно и только спрашивают «чего изволите?».

Именно там он и увидел практическую реализацию принципа «управление – это сфера услуг», в которой менеджеры обслуживают сотрудников, а не наоборот. И где все сотрудники – снизу вверх – являются партнёрами в создании совокупной ценности – финансовой, функциональной и эмоциональный.

Именно этот принцип он будет проповедовать всем, везде и всегда. До гробовой доски (саму идею ухода на пенсию – какую угодно) он считал и продолжал считать бредом сивой кобылы в лунную ночь. И именно этот принцип он будет реализовывать в совей компании, в которой ему принадлежал сверхконтрольный пакет в 80% акций. В которой он был в одном лице царь, бог и воинский начальник. Прекрасно понимая, что все эти три составляющие – лишь не более, чем иллюзия.

Дева Таня была права – он действительно был христианином по сути. В том смысле, что во всех своих решениях и действиях – каждый день, каждый час и каждую минуту он руководствовался определёнными базовыми (по его мнению) постулатами и истинами христианской религии. В частности, религии католической. Прекрасно зная, что это его мнение не всегда и не во всём совпадает с официальным мнением Святого Престола.

Как знали это и десятки миллионов других католиков, каждый из которых имел вполне себе своё собственное мнение по ключевым богословским вопросам. Что совершенно не мешало им неплохо уживаться в Святой, Единой и Апостольской Римско-Католической Церкви.

Именно поэтому он прекрасно знал, что всё это разделение на верхних и нижних – чушь собачья. У всех у нас один Верхний – Всевышний. А все мы (хоть верхние, хоть нижние, хоть свитчи, хоть ваниль) – его нижние. Ибо ничто нигде и никогда не может произойти без Его воли. Воли Господа Всемогущего, творца неба и земли, видимого всего и невидимого.

Именно поэтому он – пусть и несколько экстремально – считал и продолжал считать (и проповедовал во всех своих статьях и беллетристике), что Тема – либо игра, либо шизофрения. А на самом деле никакой нижний ничем не хуже и не лучше любого верхнего. Что они – равноправные партнёры и каждый имеет совершенно равное право на радость, удовольствие и счастье.

Но в своей тематической жизни (которая упорно продолжала существовать, несмотря на все его попытки оную уконтрапупить) он пошёл ещё дальше. Впрочем, это «дальше» было просто приложением к жизни тематической ключевых принципов его жизни внетематической.

Его войны. Войны Вольфа. Войны со смертью и безумием. Со своими демонами. Со всем окружающим материальным миром. И со Всевышним и Его «небесной канцелярией» до кучи. В общем, со всеми и вся.

К тому моменту, когда ему поставили этот страшный диагноз (ещё не оперившемуся 22-летнему мальчишке, по сути) он знал, что есть только один способ победить. Выжить и обрести покой, успех, радость и счастье.

Пройти через «мертвую зону». Через «запретную зону». Поставить себе запредельную, совершенно невозможную задачу. И успешно её решить. Вытащить себя из могилы. И при этом помогать всем без исключения, кого он встретит на своём пути. Вылезти из ямы, которая у каждого своя. Победить демонов – которые у каждого свои. Обрести покой, успех, радость и счастье.

Его мама (которая всё его «время войны» делала всё возможное, чтобы свести его в могилу или отправить в психушку – то ли по дури, то ли по гордыне, то ли ещё почему) дала ему прозвище МЧС. Он и был таким МЧС для всех, кого встречал на своём пути. Десятки были обязаны ему решением проблем, кто-то – карьерой, кто-то – здоровьем, кто-то – рассудком, а кто-то – и самой жизнью. Кроме Инги, были и другие. По обе стороны Атлантики.

Это был тяжкий крест. Но не он взвалил сей крест на себя. Всевышний, судьба, карма (в которую, правда, он не особо верил)… но не он. Они плевался, чертыхался, но с маниакальным упорством тащил на себе этот крест.

На том стою, ибо не могу иначе… Великие слова великого еретика Мартина Лютера стали его девизом. Одним из. Двумя другими стали изречение Конфуция «Я живу в уединение, чтобы достичь своей цели и следую должному, дабы претворить свою правду» и цитата из Кодекса чести японских самураев: «Если бы я не был жестоким, я бы не выжил; если бы я не был человечным, я бы не заслуживал жизни».

Он не взваливал на себя ответственность за всех, кого Всевышний направлял ему на его жизненном пути. Ибо считал, что каждый за свою судьбу отвечает сам. Он брал на себя лишь ответственность за то, чтобы понять, что нужно встреченному им от него и что нужно сделать, чтобы тот это получил.

Совершенно не думая о себе. Не надеясь ни на какое ответное благодеяние. Безусловная Любовь в чистом виде. Любовь к ближнему своему. В самом что ни на есть евангельском смысле.

Именно так он и относился к своей сессии с Девой Таней. Его логика была проста. Если Всевышний свел его с этой особой, значит, он что-то для этой особы что-то должен сделать. То, что Всевышний мог свести его с этой особой, чтобы она что-то для него сделала, ему в голову почему-то не приходило. Он не только упорно не замечал эту очевидную асимметрию в Божьем Промысле (с его точки зрения), но и даже не подозревал ол существовании этого очень серьёзного логического изъяна в его, как ему казалось, безукоризненно логичных рассуждениях.

Он был Служителем. Офицером МЧС. Орудием Божьего Промысла.

Дивайсы хранились в другой комнате. После очередного твёрдого решения уйти из Темы (то ли седьмого, то ли восьмого – он уже сбился со счета), он ещё не успел выбросить довольно приличную коллекцию «ударных инструментов», приобретённых на одной из распродаж в «Крутом мене» - сразу после очередного возврата в Тему. Плюс всяческие зажимы, прищепки, свечи для wax play и прочие тематические игрушки.

Но сначала нужно было кое-что выяснить. Или прояснить… впрочем, неважно. Важно, что ему нужно было получить от девы Тани информацию, крайне необходимую ему для успешного проведения сессии.

Он вернулся в гостиную, кинул сумку с дивайсами в кресло. Дева Таня по-прежнему стояла на коленях в идеально правильной позе нижней. Спина прямая, грудь вперёд, голова опущена, взгляд в пол. Руки закинуты за голову. Вьющиеся иссиня-черные волосы (неужели это её натуральный цвет?) почти закрывают овальное лицо. Её уже кто-то приучил? Или просто фильмов насмотрелась? Ладно, разберёмся сейчас.

Он приступил к допросу. Пока без пристрастия.

«У тебя сессии уже были?»

«Нет, мой Мастер»

А что, неплохое обращение. И уважительное, и вполне этикетное, и какое-то… теплое. Уж точно лучше, чем «мой Господин» и уж тем более «мой Хозяин» …

Но то, что у неё не было сессий… ситуацию осложняет существенно. И это ещё очень мягко сказано. Тематическая девственница и сразу такой жесткач. Тем более, что и гн-то никогда таких сессий не проводил. Максимум, что у него было – полчаса на гречке, воск от шеи до лобка и вульвы и 200 ударов самым обыкновенным брючным ремнём. 150 по ягодицам и полсотни по бедрам. Плюс зажимы – 15 минут. И только на соски.

Для этой сессии это даже не разминка…

«Мама знает?»

«Она знает, что я зарегистрирована на тематических сайтах и что у меня будут сессии. Подробности я ей, конечно, не сообщила»

«И как ты это объяснила?»

«Что изучаю Тему с точки зрения психологии. У меня двойной диплом – управление знаниями и психология. Я сказала, что это будет тема моей дипломной работы. И что некоторые вещи мне придётся попробовать на себе».

«Занятное отношение»

«Я прыгала с парашютом. Сплавлялась на плотах. Лазила в горы. У меня черный пояс по кендо. Фехтованию на бамбуковых мечах. А там удары очень болезненные. У меня с двенадцати лет экстрим. Мама привыкла»

«Да уж» - подумал он. «После таких эскапад мама ко всему спокойно относиться будет»

«Ограничения по здоровью есть?»

Вопрос был идиотский, конечно. Такой экстрим требовал просто бешеного здоровья и феноменально развитого тела. Поэтому в этом департаменте проблем быть не должно. Но спросить все равно следовало. Безопасность прежде всего.

«В моей сумочке есть папка. Месяц назад я прошла полное медицинское обследование»

«Основательная девочка» - подумал он. «Уважаю»

«Я разговаривала с врачом-терапевтом, у которого опыт в Теме двадцать лет. И такой же врачебный стаж. В очень серьёзной частной клинике. Не в России. В Англии. Хотя он русский»

«Его вердикт?»

«Ограничений по здоровью нет»

Вообще говоря, ей надо было дать хоть какую-то вводную. Про беспрекословное подчинение, наказания за косяки и так далее. Но мысль об этом вызывала у него стойкое чувство абсурда. Столь основательная девочка уже всё и так знала не хуже него. Если не лучше.

«Тогда поднимайся»

Она покорно поднялась. Встала в правильную стойку нижней женщины на сеансе. Руки за головой, глаза опущены, грудь вперёд, спина прямая. Ноги чуть шире плеч. Туфель на ней уже не было. Пол был покрыт ковролином после евроремонта, так что тапки ей были без надобности. Да и смотрелись бы они на ней… смешно.

«Снимай пиджак»

Пиджак отправился отдыхать на диван.

«Трусы и колготки вниз до колен, юбку вверх»

На вид юбка была достаточно широкой, чтобы у неё не возникло проблем поднять и удержать оную у пояса.

Она быстро и с видимым удовольствием подчинилась. Её лицо было почти не видно за вьющимися локонами дорогущей причёски. Но он не сомневался, что на этом милом (хотя и не так чтобы уж совсем прекрасном личике) появилось выражение абсолютного счастья. Счастья от исполнения мечты.

Ибо что бы она там не говорила про совесть и все такое, но сексуально-чувственный аспект во всём этом присутствовал. И немалый.

Ей пришлось несколько сдвинуть ноги (трусики мешали). Белые кружевные трусики. Тоже явно не из дешёвых. Как и осенние чёрные колготки. Тщательно выбритый симпатичный лобок. Упругие розовые половые губки. Ох и достанется же им сегодня…

«Вот тебе первое задание, Таня»

«Я слушаю Вас, мой Мастер»

У неё был просто потрясающий голос. Мягкий, завораживающий, женственный и очень добрый и теплый. И какой-то… любящий…

«Только этого мне не хватало» - подумал он. Перед глазами снова появилась малоприятная картина выбора мужа в супермаркете. Если она ищет тематического верхнего мужа, причём подходящего ей по социальному статусу…

Houston, we have a problem. A real big problem. Очень большая проблема.

Как-то это всё упорно смахивало на управление снизу. Что ему ну просто решительно не нравилось.

Он повернулся к сумке, вынул из неё короткую однохвостку. То, что надо.

«Тебе нужно будет подняться на цыпочки и выстоять столько, сколько сможешь» - объяснил он.

«Да, мой Мастер»

Вообще-то надо было ей заткнуть рот. В смысле не кляпом, а запретом на речь без его приказа. Но у неё был настолько приятный голос… В общем, затыкать ей рот он не стал.

1:0 в пользу Тани.

«Я буду стоять рядом и придерживать тебя за волосы. Ты должна стоять абсолютно ровно, не шевелясь и не сходя с места и не опускаясь на ступни. За нарушение позы будешь получать удар по бедру однохвосткой. Опустишься на ступни только когда я разрешу. Всё понятно?»

«Интересно, сколько она простоит» – подумал он. «С её подготовкой - долго»

Она начала дрожать через десять минут. Сделала шаг в сторону и получила первый удар через двадцать. Опустилась на пятки через двадцать пять. Следующие десять минут прошли в постоянных падениях, отступах и подъёмах.

После того, как он милостиво прекратил пытку, на её бёдрах красовались одиннадцать рубцов.

Она тяжело дышала.

«Спасибо, мой Мастер»

Отдыха он ей давать не стал. Сражу перешёл к следующей пытке.

«Колени в порядке?»

«В абсолютном, мой Мастер»

«Хорошо»

Он взял деревянную доску (спал на ней когда-то, чтобы унять адскую боль в спине), положил на пол у стены. Нечего ей наслаждаться мягким ковролином.

«Иди сюда»

Она засеменила к нему, насколько позволяли спущенные трусики и колготки.

«Спусти трусики до лодыжек»

Она подчинилась. Без приказа подняла юбку к поясу.

«Встань на колени на доску. Лбом упирайся в стену. Юбку придерживай у пояса»

Она выполнила приказ беспрекословно.

«Теперь подними голени. Чтобы ты стояла на одних коленях»

Снова быстрое и эффективное выполнение приказа.

«Вот так и стой. Пока я не разрешу опустить. Если опустишь – сама знаешь, что будет»

Через десять минут он подошёл к сумке, вынул оттуда короткую верёвочную кошку. Для бастинадо.

Сел рядом с ней на колени, обхватил руками её лодыжки.

«Сейчас будет больно, Таня. Очень больно»

«Да, мой Мастер» - глухо произнесла она

Если её голос и изменился, то стал ещё более любящим. Всё происходящее ей явно нравилось. И хорошо.

Он был «белым» садистом; иными словами, он получал удовольствие от причинения боли женщине только если знал, что это ей нравится. Что ей хорошо. А все эти рассуждения насчёт совести и всего прочего его волновали мало. Точнее, совсем не волновали.

Он хлестал её кошкой по ступням. Не то, чтобы совсем уж сильно, но ощутимо. На десятом ударе она застонала. На двадцатом стон перешёл в визг. На тридцатом он услышал её первый крик.

Он отвесил ей сорок пять ударов. Под конец её тело просто извивалось от боли. В ступнях, коленях, напряженных мышцах.

И снова он решил ей не давть отдыха. Лучший отдых – смена практики.

«Поднимайся»

Она поднялась с трудом. И не без его помощи. Её качало, стоять на выпоротых ступнях было больно. Не то, чтобы совсем уж безумно больно, но ощутимо. Очень даже ощутимо.

Она сама этого хотела. А чего хочет женщина, того хочет бог.

Вопрос только в том, какой именно бог. Боги – они ведь разные бывают. Чего именно хотел Всевышний от всего этого действа, Вольф не понимал решительно. Совсем. Абсолютно.

«Иди к столу. Ложись на живот. Юбку подними к спине. Руки вытяни. Держись за край стола»

По-хорошему, при такой порке, которую он собирался ей устроить, фиксировать надо. Руки, по крайней мере. Чтоб не закрывалась.

Он вынул из сумки короткий моток верёвки (мягкой, разумеется), аккуратно связал ей руки в запястьях, чтобы она могла держаться за край стола.

«Ты получишь сто ударов змейкой по ягодицам и полсотни – по каждому из бёдер. Это будет очень больно. Я буду пороть тебя в полную силу. Как ты и хотела»

И снова бесконечно любящий и благодарный голос

«Спасибо, мой Мастер»

Он бил (именно бил) её сильно, жёстко и безжалостно. Она закричала на двадцатом ударе и продолжала кричать непрерывно, пока он не закончил порку. Последние два десятка ударов по бёдрам она уже не кричала, а вопила. Вопила и выла.

В пяти местах на бёдрах он рассек ей кожу до крови. Непреднамеренно, хотя ему действительно подсознательно хотелось пороть её до крови. А подсознательные желания, как известно, имеют свойство исполняться. Особенно при таком-то контроле над ситуацией.

Он пошёл в ванную, взял пузырёк банального йода. Обработал ранки. Она зашипела.

На этот раз он дал ей отдохнуть полные десять минут. При её физической готовности и юном возрасте этого должно было хватить за глаза.

Развязал ей руки.

«Поднимайся»

«Спасибо, мой Мастер»

Уже дрожащим (и сильно дрожащим) голосом, но по-прежнему мягким, теплым, добрым и любящим. И даже заботливым. И совершенно искренним. Это был не заученный ритуал – она действительно была ему искренне благодарна.

Он вдруг понял, что ощущал в её голосе. TLC. Tender Loving Care. Нежную любящую заботу. То чего он никак не мог получить. Даже от тех женщин, для которых он делал всё. И даже больше.

И вот теперь получил то, что даже не надеялся получить. От женщины, которую он истязал. Безжалостно мучил, порол и истязал.

“Some world” - подумал он. «Ну и мир у тебя получился, товарищ Всевышний. И нечего мне тут про первородный грех втирать. Всемогущий ты али нет?»

Она с огромным трудом выпрямилась. Её ягодицы и бёдра превратились в сплошной рубец. Быстро синеющий алый рубец.

«Снимай с себя всё»

Она каким-то образом умудрилась очень красиво раздеться. Хотя всё её тело дрожало а руки и ноги еле слушались. Одежду аккуратно сложила на стол.

«Руки за спину. Держись за стол»

Она подчинилась

Он наотмашь ударил её по щеке. Она дёрнулась

«Спасибо, мой Мастер»

Ещё удар. Ещё. И ещё.

Он отвесил ей полтора десятка пощёчин. Бил её по щекам, пока они не стали совсем пунцовыми. И каждый раз после удара она его благодарила. И каждый раз – искренне.

«Непробиваема» - подумал он.

Пора было подумать об унижении. Чего ему делать категорически не хотелось. Всю свою жизнь он только тем и занимался, что поднимал людей, вытаскивая их из тех ещё ям. Но служение есть служение; если чтобы ей послужить, надо её унизить… Она будет унижена.

«Ты не устал?» неожиданно мягко, заботливо и обеспокоенно спросила она. «Хочешь, я сделаю тебе минет?»

Это не лезло вообще ни в какие ворота. Во-первых, «устал» и «минет» как-то ну совсем друг с другом не вязались. Во-вторых, куда делось её христианство? Секс вне брака с едва знакомым человеком, которого она видела вживую впервые в жизни.

«Хочу» - неожиданно даже для себя честно признался он. «Но…»

Она вопросительно посмотрела на него

«Это не то унижение, которое я для тебя запланировал»

«Для меня это вообще не унижение. Если я делаю минет тебе»

Она сделал паузу.

«Хорошо. Если ты не хочешь сейчас, давай поговорим об этом после сессии»

Чтобы восстановить самообладание, ему потребовалось не менее пяти минут.

«Ты живёшь с мамой?»

«Да»

«У вас убирается домработница,»

«Нет, специальная уборщица. Это очень большой особняк»

«Не сомневаюсь» - подумал он.

«Убери и вымой дочиста кухню, туалет и ванную. Нагишом»

Довольно стандартная практика «типа унижения». Если она, конечно, считает это унижением. В чём он ну совершенно не был уверен.

На то, чтобы дочиста вылизать все три, у неё ушло ровно двадцать три минуты. Чистота была безукоризненной. Она явно не ХЖМничала. Просто честно выполнила свою работу.

 «Отлично, Таня. Я очень доволен»

«Спасибо, мой Мастер»

Ох не нравилось ему её ударение на слове «мой» … Или это у него паранойя?

В прошлом году за два месяца он получил пять (!) предложений руки и сердца. От дамочек «от 25 до 45». Еле отбился. Потом, правда, всё стихло. Но до сих пор он относился к повышенному женскому вниманию как-то нервно.

Особенно в такой незаурядной ситуации.

Он уложил её на живот на кровать, зафиксировал, привязав руки и ноги к спинкам, и влепил её сто ударов змейкой по спине. Превратив её лопатки в такой же сплошной рубец, как и ягодицы с бёдрами.

И получив стандартную реакцию. Молчание – стоны – крики – вопли – вой.

Ему очень хотелось всерьёз поработать с её сосками и половыми губами, но после её предложения насчёт минета он как-то опасался слишком уж близкого контакта. И слишком уж сексуальных практик. Мало ли что…

Ровно то же самое относилось и к воску. А больше он ничего придумать не мог. Поэтому сессия была окончена.

Он дал ей отлежаться. Когда она повернулась и с трудом поднялась, он сообщил ей, что она свободна и может идти.

«Спасибо, мой Мастер,» - абсолютно ровным и спокойным голосом, как будто и не было двух часов почти беспрерывных унижений и истязаний отреагировала она. «…но я бы хотела остаться ещё на несколько минут.

И прежде чем он успел возмутиться, добавила:

«Чтобы поговорить с тобой о тебе»