История одного рода

(Загадка рода гетмана Мазепы)

Глава 1. Загадочный звонок. Первые неожиданности.
      
       Мобилка взорвалась мелодией из «Призрака оперы». Прозвучала она кощунственно и не вовремя. Не открывая глаз, Ростислав пошарил рукой на тумбочке. Телефон обнаружил не сразу, а тот не унимался. Открыв глаза, заметил его на полу и поднес к уху.      
     – Да!
     – Ростислав Вениаминович?
     – С кем имею честь? – отреагировал он вопросом на вопрос.
     – Мне сказали: вы интересуетесь судьбой одного исторического лица, – скандального гетмана Украины.
     – Я многим интересуюсь! – неопределенно отреагировал Ростислав.
     – Извините за беспокойство в столь раннее время. Нужно встретиться… Желательно сегодня.
     – В чем причина?
     – Есть документ, вернее, несколько. Думаю, они вас заинтересует. Могу продать за недорого.
     – Что за документы? И недорого?.. Это сколько?
     – Зависит от нашей встречи.
       Ростислав почесал затылок, прикидывая свой рабочий день, и предложил:
     – В 12.00 возле карусели у Эйфелевой башни... Устроит?
     – Вполне!
     – Как я вас узнаю?
     – Я сам подойду.
       Ростислав был неплохим историком, и последние годы профессионально занимался неадекватными, вернее загадочными вопросами. Журналист, по образованию, он увлекся историей, после успешного расследования дела, связанного, с родословной известного русского дворянского рода. Ростислав дал слово заказчику хранить в тайне материалы того расследования, но в процессе работы в архивах, он натолкнулся на несколько прелюбопытных фактов, связанных с воеводой Бутурлиным, и князем Василием Голициным. Последний, был наместником Малороссии при Алексее Федоровиче и Софье, сестре Петра Первого. Эти сведения касались не только этих сановных особ, но и политических деятелей Малороссии. Один из них… Впрочем, кто же такой сам Ростислав?
       От своего деда он узнал, что был древнего польского шляхетского рода тесно связанного с историей Речи Посполитой и Украины, называемой во времена Российской империи, Малороссией.
       Так получилось, что все глубже погружаясь в изучение архивных материалов того времени, ни кто иной, как Иван Мазепа: преданный Патриархом русской православной Церкви «Анафеме» и изменник Отечества и государя Российского – занял в его голове особое, главенствующее место. Появилось и заинтересованное лицо, принявшее участие в расследовании и представившее в распоряжение Ростислава значительные денежные ресурсы.
       Оставив дела, в том числе и активную журналистику, он принялся за расследование. С каждым днем новые документы и легенды связанные с жизнью гетмана Украины и судьбой его богатств, загадочно канувших в безвестность – все больше затягивали его в водоворот исторического прошлого.
       Речь о некоем кладе малороссийского правителя, исчислявшегося в баснословных цифрах – витала в народе столетиями. Золотые и серебряные изделия, старинные кубки, с вправленными драгоценными камнями, дорогое оружие, шитая золотом одежда, пояса, плащи, дамские украшения и прочие, трудно представляемые, драгоценные изделия, и сундуки с золотыми и серебряными монетами: обо всем этом рассказал Ростиславу один из старых потомственных казаков с Кубани. А ему рассказал дед, а тому поведал уже его дед и так, до самого полковника Винницкого и гетмана Правобережной Украины Самуся. К удивлению Ростислава исторические ссылки на отношения последнего с Иваном Мазепой носили путаный и противоречивый характер.
       Копаться в архивах – неблагодарное дело. Куча пыли, хроническая аллергия с насморком, и минимум результатов. Тем не менее, документ за документом вносили коррективы в десятки неточностей и позволяли Ростиславу лучше ориентироваться в интересовавших его исторических личностях. Бывшую Ленинку, ныне Государственный архив России, он перерыл досконально. В Львовском хранилище нашел зацепку, но успел лишь прочитать и скопировать один документ. Пока брал разрешение на фотографирование материалов, грабители, как выяснилось – одно высокопоставленное лицо, занявшее пост министра, украло рукописи, жалованные грамоты польских королей: среди них и письма от полковника Самуся гетману Мазепе. В них упоминалось о загадочном кладе, доставленном, согласно распоряжению гетмана, в одно из селений. Слово клад было написано с большой буквы, рядом с ним стояла пометка («дитяти»), что, в общем, не вызвало удивления: как же еще писать столь «волшебное» слово и не считать ли его кровным детищем Мазепы.
       Что за клад? – нетрудно догадаться. Легенд было множество: одна другой фантастичнее. Ростислав хорошо знал, что детей у правителя Малороссии небыло, вернее, дети второй жены, хотя вопрос о существовании первой, был очень спорен, исчезли, во время набега на имение гетмана, полковника Семена Палия. Поэтому, буквальное понимание слова «дитяти», он не увязывал с наследниками, хотя это было занозой в расследуемом деле. – Может, Иван Мазепа опекался судьбой мальчика: сына одного из своих полковников? Подобное нельзя исключать. Почему тогда два понятия: «клад» и «дитяти»? Что-то тут не так. Какая-то зашифрованная информация. Какая?
       Как бы там небыло, а сужая, или, наоборот, расширяя поиски, Ростислав оказался в Париже. Его заинтересовал Национальный архив Франции.
       Будучи в Валенсии у подруги Веры, он, просматривал купленный в антикварном магазине каталог архива и под №№ 23… и 23…, обнаружил несколько писем датированных: 15-м маем и 22-сентябрем 1708 года. Письма адресованы Шведскому королю Карлу XII и русскому царю Петру.
       Эта преамбула призвана ввести читателя в курс происходящих событий и той роли, которую сыграет в них герой повествования Ростислав Дубочинский (в польской интерпретации Добочинский), потомок польского дворянского рода, чем он гордился и не скрывал этого.
       И так: встреча с неизвестным человеком назначена в полдень возле Эйфелевой башни, точнее, прямо у карусели, сохранившей свой первоначальный ретро вид.
       Выпив наспех чашечку кофе, позвонил Вере в Валенсию. Та сообщила, что приходил человек, назвавший себя Питером, от какого-то Хосе и принес рукопись, на вид старинную.
       Попросив спрятать ее подальше от нескромных глаз, он пообещал завтра прилететь.
       До полудня было два часа, и Ростислав направился в квартал Маре. Здесь, в особняке XVIII века Субиз, размещался Национальный архив Франции.
       Ростислава в музее знали, и, кивнув миловидной девушке в дверях, он прошел в достаточно просторную, но уютную комнату.
       Стеллажи с кодексами, не столь многочисленные, как в остальных залах, поражали высотой. Рукописи времен Меровингов: чрезвычайная редкость – хранились в соседнем помещении, более обширном, а в этом… в этом… впрочем, мы видим седовласого мэтра, восседающего за столом. К нему он и направился.
       Почтительно кивнув, приветствовал:
     – Bonjours, Monsieur!
     – Bonjours, Rosislav! Pardon monsieur!
      Пожилой мужчина забавно выговаривал трудно произносимое для него славянское имя, и Ростислав, улыбнувшись, успокоил на хорошем французском, но я подам его читателю уже на русском языке:
     – Ничего! Наш язык не столь мягок, как французский. Падре де ла Рош, известный ученый-историк, профессор богословия, друг моего покойного отца, я рад, что вы уделили мне час своего свободного времени.
     – Мы сто лет были знакомы с твоим отцом, а тебя я знаю с детства: к чему церемонии, Россик? – уже по-свойски улыбнулся ученый, все еще коверкая его имя: – Ты за письмами Мазепы?
       Ростислав кивнул, разглядывая небольшой кодекс, появившийся, видимо, недавно. «Житие славного кавалера де Летри при дворе короля Карла XII, написанное им самим, на склоне лет в аббатстве Сен-Жермен-де-Пре».
     – Занятная книжица.
     – Очень! – живо откликнулся ученый. – Ты интуитивно определяешь ценность!.. Браво!
     – Как-то получается: сам не знаю! – поняв свою бестактность, сконфуженно улыбнулся гость.
     – Пустое! Молодец! Это у тебя от отца! Твой бы дар некоторым нашим мэтрам: до сих пор не могут разобраться в послании Хлодвига потомкам, то бишь нам.
     – Есть такое послание? – сдвинул удивленно брови Ростислав.
     – Есть! Но мы не об этом. Что унаследовал такую интуицию – хвалю! – удовлетворенно потер руки падре. – Она не подвела тебя и сейчас. В этом рукописном кодексе есть несколько непонятных фраз, которые я долго пытался разгадать. – Де ла Рош загадочно обвел своего молодого друга взглядом.
     – Mon per!... не томите!
     – Ладно, слушай!
       Падре открыл в кодексе, переплетенном кожей, заложенную закладкой страницу: поводил глазами по тексту, отыскивая нужное место, и прочитал не спеша:
      – «…А ище, Ваше Величество сим уведомляю, что немец Франц, был поиман мною и бит кнутами. И под боем тем, он поведал, что часть казны, сгинула в Днепре. И часть эта – была казна, предназначенная вашему величеству, согласно, нашего уговора. С немцем сим был казак Блюдо, который на дыбе довел на Франца, что спрятал тот часть казны вашего Величества. Сих стервятников допытав, я бил кровавым боем. Немец Франц преставился, так и не раскаявшись, а вора Блюдо на кол посадили, чтобы другим неповадно было…». Это послание я помню дословно, так как читал его королю, когда у него приключилась головная хворь и плохо видели глаза…».
       Закончив, падре глянул на Ростислава, ожидая реакции.
     – Что это дает? – не совсем понял тот. – Приближенный из караула дворянин читает королю письмо… и что? В походных условиях – это вполне возможно.
     – Само по себе ничего! Но слушай дальше.
       Де ла Рош пролистнул несколько страниц и продолжил.
     – «…Через три дни, когда я менял караул, к Его Величеству попросился какой-то оборванец. Представился Густавом Робинсоном. Я доложил, и Его Величество тот час запросил того к себе. О чем они говорили? – я мало слышал. Но, по обрывкам речей, что мне удалось понять, я узнал, что посланник прибыл от короля Лещинского. Я решил, что у короля находится близкий ему человек и прислушался. Речь вначале шла о немце Франце, и казне гетмана Мазепы. Мне удалось расслышать, что гетман Украины, как казаки иногда его величают, часть сундуков, после разгрома столицы Батурина, вывез. Много сундуков еще королю причиталось, остальную часть, полковник Орлик переправил на Правый Берег в Мазепинцы – имение гетмана. После чего Робинсон снизил голос и что-то опять говорил о Его Величестве короле Лещинском. Он произнес королю Карлу одну загадочную фразу, которую я не могу доверить сиим своим трудам…».
       Ученый закончил читать, переведя умные глаза на сына своего покойного друга.
     – Занятно! – неопределенно заметил Ростислав, но тут же потер руки и завершил: – Значит, клад есть!
     – Есть, или нет – вопрос? Но стоит поискать потомков полковника Орлика: они могут кое-что знать.
     – Вы правы – учту это!
     – Что умолчал этот шевалье? Если бы знать! – потер висок падре. – Ломаю над этим голову уже второй день.
     – Он узнал нечто, что ускорило бы наши поиски, – согласился Ростислав.
     – Наши? – вопросительно глянул падре. – Мне сокровища не нужны, я тебе помогаю!
     – И я благодарен вам за это, учитель! – склонил тот голову в почтенно-комическом смирении.
     – Ладно-ладно, не насмехайся! – рассмеялся де ла Рош.
     – Нет, я действительно без вас ни на шаг не продвинулся бы, – уже серьезно произнес Ростислав и добавил: – За письмами зайду, когда вы вернетесь: сейчас же, мне нужно спешить – в полдень встреча у Эйфелевой башни.
     – Правильно! Содержание ты их знаешь – это потерпит, но будь осторожен! – Взял его за руку падре. – Когда возникают сокровища – появляются трупы: непреложный закон кладоискательства!
     – Буду! – кивнул, немного легкомысленно Ростислав, и де ла Рош это заметил. Он покачал головой и сказал с упреком:
     – Серьезней надо быть! Я отправляюсь в Ватикан: в 15:00 вылетаю. Если не увидимся до отлета, вот тебе телефон… – он сунул ему в руку сложенный вчетверо листок. – При крайней необходимости, можешь позвонить. Тем, кто откликнутся – доверяй, как мне.
     – Ну-ну-у!.. Что со мной может произойти?…
     – Пути Господни неисповедимы! Никогда не знаешь: что ждет через секунду. Все! Иди!
       Ровно в полдень Ростислав был у Эйфелевой башни. Гениальное творение, как всегда, перенасыщено пестрой толпой туристов. Карусель не работала, и он устроился рядом, незаметно наблюдая за прохожими. Романтический атрибут Эйфелевой башни был столь стар, что десятки фильмов 40-х, 50-х, 60-х и 70-х годов – были ей визитной карточкой всему мировому сообществу. Жан Габен, Бельмондо, Аллен Делон – звезды кинематографа: сопутствовали популярности Карусели. С отцом попав в детском возрасте в Париж, Ростислав посетил знаменитое строение Эйфеля. Папа посадил его в первый раз на лошадь Карусели, и рассказал, в последствие, когда тот стал постарше, связанные с ней истории: их было много. Уже сейчас, в возрасте 45 лет, каждый раз приезжая в Париж, он посещает место романтического детства.
       Ростислав внимательно следил за проходившими мимо людьми, думая о прошлом. Его кажущаяся задумчивость, не мешала заметить немолодого господина в джинсах и в рубахе в красную клетку, сидевшего невдалеке на скамейке. Все бы ничего: таких отдыхающих туристов множество, но он уловил на себе, искоса брошенный взгляд, и принадлежал тот, мужчине в рубахе в клетку.
        Не ускользнуло от глаз и несколько туристов: эти поглядывали на него, делая вид, что чрезвычайно заинтересовались бюстом Эйфеля. Симпатичная блондинка прошла невдалеке и, даже сделала снимок. В момент съемки, Ростислав ненароком отвернулся и… и… Нет-нет, он пока не допускал мысли, что стал объектом столь внимательного изучения, но слова падре де ла Роша, вдруг возникли в голове, словно предупреждение.
       Ростислав внешне не проявлял нетерпения, и спокойно ждал. Затем, вытащив мобилку, позвонил падре: тот не ответил. Звонить было вовсе необязательно: незаметно для окружающих он выяснил сколько времени. Было 12:14.
       – Н-да! – мысленно констатировал Ростислав. – Опаздывать незнакомец не любит.
       И, именно в это время, немолодой господин на скамейке поднялся и, приблизившись, поздоровался:
     – Добрый день, мсье Ростислав!
     – Вы, все-таки решили подойти? – кивнув в знак приветствия, поинтересовался он с легким сарказмом.
     – В расследовании, за которое вы взялись: осторожность не лишняя мера.
     – Ничего не заметили?
     – Заметил!
     – Что именно?
     – Вашу беспечность! Мы здесь не одни!
     – Правда?
     – Именно!
     – Почему подошли?
     – Мне боятся нечего: вам – есть…
     – У вас ко мне был вопрос, если не забыли, – прервал того Ростислав. – Извините, время торопит!
       Незнакомец окинул его немного странным взглядом и, кивнув каким-то своим мыслям, констатировал:
     – Мне говорили, что вы не такой как все!
       Ростиславу стали надоедать загадки, и он предложил без обиняков:
     – Мсье, не знаю вашего имени, если вы назначили мне встречу, чтобы рассказать, как себя вести в современном непростом обществе, то не это цель моего пребывания в Париже. Если же у вас ко мне есть предложение интересное мне – я к вашим услугам.
     – Не кипятитесь! Наша встреча стоит вашего, хм… ваших нервов.
     – И так? – опять прервал его Ростислав: он готов был уже уйти.
     – Прогуляемся до ближайшего бара – там и поговорим, – предложил незнакомец.
     – Согласен! – кивнул он.
       Метров 500 шли молча. Ростислав опять заметил на себе любопытные взгляды странной парочки туристов, которые, перестав восхищаться бюстом строителя уникального железного памятника, направились следом, над чем-то смеясь. Ничего угрожающего для себя не почувствовав, Ростислав не хотел выказывать беспокойства, чтобы те, кому он стал так интересен, не заподозрили, что раскрыты. Более того, он сам стал наблюдать за непонятными субъектами. Особенно привлекала внимание миловидная блондинка.
       Стройная фигура в шортах и узенькой майке была хороша. Упругие груди, соблазняя рельефом своих окончаний, задорно и вызывающе смотрели на мир, и туристы мужского пола пялились на них, словно кот на валерьянку. Кепи на голове придавали ей неподражаемый шарм.
       Заметив повышенный интерес к девушке, незнакомец коротко бросил:   
     – Люди Хосе!
     – Кого? – невольно вырвалось у Ростислава. Он мгновенно вспомнил разговор с Верой.
     – Заправляет всем Присредиземноморьем от Марселя до Картахены.
     – Им-то, что нужно? – Ростислав знал о ком идет речь, но счел за необходимое сделать вид, что слышит о нем впервые.
     – У вас нужно спросить!
       Они подошли к барной стойке. Услужливый бармен, на кивок незнакомца в клетчатой рубахе, подал две бутылки пива и бокалы.
       Девушка с провожатым не стали заходить внутрь, а устроились под зонтом.
     – Вижу, опекают вас серьезно! – усмехнулся спутник Ростислава. – Но помешать они нам не смогут. Если договоримся, вы заберете свое в одной ячейке, я – в другой.
     – И так? Слушаю! – Ростислав взглянул на незнакомца.
       Тот немного помолчав, поднес бокал с пивом к губам, и, прикрывая их, произнес:
     – У меня три письма и два послания. Письма принадлежат Ивану Мазепе: послания – полковникам Самусю и Палию.
     – Какая в них информация? – проделав тот же жест и, прикрыв бокалом губы, спросил Ростислав.
     – Они зашифрованы, вернее, донесение полковника Самуся Мазепе от 14 декабря 1709 года. В письмах гетмана к королю Швеции и русскому царю, тоже не все ясно – вам разбираться. С посланием Семена Палия все понятно: сами прочтете.
     – Где код?
      – Им владеет, кто-то из родственников гетмана, то есть его потомков.
     – Мы знаем, что титул унаследовали Войноровские, так что о потомках говорить не будем.
     – Я не владею информацией по родословной Ивана Мазепы, но: письма и послания мне передал потомок очень близкого к Самусю, человека – Филипп де Грийе: мать его – урожденная Кочубей.
     – Полковник Самусь не был другом Генерального судьи, и если вы не знаете: гетман Мазепа казнил последнего в Батурине за донос и оскорбление.
     – Загадок много! Вам их и разгадывать. Я же утверждаю, что получил эти письма и послания из рук – в руки от потомков Кочубея. Каким образом они к ним попали? – тоже вам установить. Мне же нужны деньги для отъезда с континента.
     – Сколько?
     – По 40 тысяч долларов за каждый документ.
     – Не многовато? – иронично усмехнулся Ростислав.
     – Я сошел с дистанции! – отреагировал живо незнакомец.
     – С чего? – не понял он.
     – За такие документы, я мог бы попросить долю клада, но я уезжаю и оставляю их вам, на вашу удачу.
     – Эта удача стоит кругленькую сумму и улыбнется ли?
     – В любом случае решайте!
     – Вам некому их предложить, так что не торопите!
     – Есть! Но связываться с доном Хосе – всеравно, что подписать себе смертельный приговор.
     – Я и говорю: вам не с кем иметь дело, как только со мной!
     – Так берете? – Незнакомец нетерпеливо повел плечами.
      Весь разговор они, то невзначай отворачивались, то прикрывали губы бокалом с пивом.
       Спутник блондинки несколько раз вытягивал шею, пытаясь по губам разобрать, о чем они говорят. Девушка даже встала и подошла к стойке. Но незнакомец, показав на нее Ростиславу глазами, замолчал. Постояв и, что-то взяв с прилавка: кажется салфетку – она вернулась на место.
     – Видите! Решайте!
     – Сто пятьдесят! Но не в ячейках, а сегодня в 18:00, в отеле «Artus» – чеком на предъявителя. Номер, надеюсь, вы знаете.
       Незнакомец, помолчав несколько минут, согласно кивнул:
      – Ладно. Но ваш номер знают и они!
     – В нем, нам ничего не угрожает. Затем, я помогу вам выбраться незамеченным наружу.
     – Договорились!
       Они вышли по отдельности. Первым удалился незнакомец. Ростислав заметил, что подозрительная парочка мало проявила к тому интерес, точнее и вовсе не обратила внимание. – Странно! – мелькнуло в голове. – В данный момент письма находятся не у меня, а наблюдают за мной. Непонятно! Продавец с таким товаром, более важная персона, чем я!
       Посидев еще минут 5 за стойкой, он не спеша расплатился и направился наружу. Дел особых небыло и Ростислав решил посетить «Антикварный Лувр» и побродить по la ru Royal (Королевской улице). Он еще раз набрал номер пастора де ла Роша: на этот раз повезло. Ученый откликнулся веселым голосом:
     – Ты звонил, мой мальчик, я был в хранилище, то бишь, в своем кабинете. Нашел прелюбопытный документ.
     – Какой? – уловив в голосе падре что-то необычное, выдохнул Ростислав.
     – Через час самолет на Рим: оставлю у Жюли – сам почитаешь! По телефону не хочу говорить!
     – Чуть-чуть!.. – просительно произнес Ростислав.
     – Это связанно с кодексом, что ты видел у меня на столе.
     – Шевалье де Летри?
     – Его! В нем есть страница, вернее отдельный листок вплетенный, как страница – это бомба.
     – Что? – не понял Ростислав.
     – Я имею в виду, для твоего дела важная информация!
     – Могу я взять его до вашего возвращения?
     – Нет, разумеется! Ты же знаешь: выносить что-либо строго запрещено, тем более из хранилища.
       Возникла пауза. Не получая ответа: Ростислав обдумывал, как поступить, падре смягчился:
     – Ладно! Под мою ответственность Жюли, которая глаз с тебя не сводит, выдаст: смотри не потеряй.
     – Вы, мой добрый гений! – воскликнул Ростислав, пропустив мимо ушей слова о Жюли.
       На другом конце прозвучало смешливо:
     – Надеюсь!
       Времени было достаточно, и представитель польской фамилии Дубочинский, отменив прогулку по Королевской улице, в «Антикварный Лувр» все же решил заглянуть.
       Он всегда проводил здесь свободное время, любуясь предметами старины. Здесь же можно было собраться с мыслями. Причем, только здесь, или, в какой-нибудь другой «Арт галерее», но, не в огромных залах с музейными экспозициями. Да-да! У Ростислава была странная особенность, не то физического, не то духовного свойства: в музеях при осмотре третьего-четвертого залов – у него всегда начинала болеть голова. Так было в Эрмитаже. Так было в Лувре и галерее Уффици, такое же происходило и в музее Прадо в Испании. Почему? Этого он не знал.
       Как-то, в полушутливом разговоре с известным психологом, он обмолвился о столь странной особенностью своего организма.
       Светило-психолог внимательно окинул его взглядом и произнес загадочную фразу: «Энергия прошлого беседует с вами, даже, если вы этого не хотите. И поскольку ее много – вам это в тягость».
       Уже потом, спустя несколько лет при повторной встрече, психолог поинтересовался у Ростислава: сохранилась ли у того реакция на музеи?
       С ним это продолжало происходить, и он только утвердительно кивнул. Светило психологии покачал головой и предложил: «Мне интересно понаблюдать вас!»… На что, Ростислав лишь улыбнулся и пообещал, как-нибудь к нему приехать на прием.
       В «Антикварном Лувре» – подобного с ним не происходило. – Значит, духовная энергия шедевров, здесь не столь сильна! – констатировал он всякий раз и с удовольствием рассматривал старинное оружие, награды, бронзовые статуи, севрский и майсенский фарфор и художественные полотна известных мастеров французской, фламандской и голландской школ.
       Побродив по антикварным бутикам, он даже купил Звезду ордена св. Станислава, изготовленную  ювелиром Раппортом.
       Был в «Антикварном Лувре» один заветный уголок, который он всегда оставлял на конец своего путешествия по сокровищам старины: лавка рукописей, кодексов и гравюр. Это любимое занятие Ростислава, и он мог часами, забывая о времени, копаться в залежах рукописей средневековых текстов. Предпочтение отдавалось документам, связанным с историей Польши, Украины и Московии. Не обходил он стороной и интересные латинские тексты с научными трактатами по теософии, астрономии и математике. Мэтр Готье хорошо знал своего частого клиента, его вкусы и всегда имел кое-что, от чего глаза Ростислава загорались как у школьника. Именно он нашел и предложил ему Указ короля Сигизмунда: «Na wolno;ci prawym brzequ Kozako;w i oznaczania liczby pu;k;w kozackich rejestrowych w s;u;bie Rzeczypospolitej...»  («…О вольностях правобережного казачества и определение количества реестровых казацких полков к службе Речи Посполитой…»). Здесь же, Ростислав купил совсем неожиданно Карту Польши, Тартарии и Сарматии помеченную 1599 годом.
       В этот раз, приветливо поздоровавшись с мэтром Готье, он тут же получил от того рукопись Иоганна Кеплера и письмо Екатерины II графу Орлову в Италию. Что может быть радостнее, чем держать в руках подобные сокровища. Но старый антиквар, пока Ростислав бережно разглядывал документы, откуда-то из-за прилавка достал небольшой рескрипт царя Петра: «Повелеваю Синоду учредить инквизицию, по подобию католической церкви и осуществлять контроль над умами подданных Государства Российского!».
       Такой документ дорогого стоил, но мэтр Готье не пользовался слабостями коллекционеров и, тем более, ценил отношения с постоянными покупателями. Названная им цена – была достаточно скромна, и Ростислав знал: нельзя вести себя как сибарит и переплачивать – это могло оскорбить антиквара.
       Расплатившись и поблагодарив того, он по-дружески пожал метру руку и оставил адрес, куда доставить покупки.
       По дороге назад решил заглянуть еще в несколько отделов
       Его путешествие по антикварным развалам, со стороны: могло казаться праздным времяпровождением, но за внешними эмоциями, возникавшими при рассматривании предметов старины, Ростислав не переставал думать о зашифрованном донесении полковника Самуся гетману. Письма Мазепы Карлу XII, видимо, тоже имеют скрытую информацию. – Код к донесению?.. Где его искать? Триста лет прошло с тех бурных времен... у кого может храниться разгадка? Жив ли тот, кто приоткроет тайну пресловутых загадочных сокровищ? – Эта мысль овладевала им, все больше очерчивая эфемерность задуманного расследования. – И что означает наблюдение за ним самого Хосе?
       Да, Ростислав знал кто такой Хосе, вернее, имел вполне определенную информацию. Многие сильные мира сего подчинялись этому загадочному человеку, но никто не видел его в лицо. – Фантомас, в своем роде! – охарактеризовал он того для себя. – Человек предельно опасный, сумевший создать невидимую, мощную империю.
       СМИ изобиловало сообщениями о загадочных исчезновениях известных и малоизвестных бизнесменов. Исчезновения эти объединяла одна особенность: все пропавшие без вести были связанны с новыми разработками энергоносителей. В последние месяцы стали появляться сообщения о неожиданных смертях и известных коллекционеров предметов старины.
       Покупки на «Kristi», «Sotebis», «Naglе» и некоторых других закрытых аукционах, проводятся инкогнито и, тем не менее, несколько известных собирателей рукописей и старинного оружия погибли при странных обстоятельствах. Один утонул в канале Венеции, другой – в собственном бассейне, третий – взорвался на яхте «Звезда Востока», четвертый… – мысли Ростислава прервались в бутике восточного искусства, когда он рассматривал статуэтку Будды 17 века, выполненную тибетскими мастерами.
       О том, что что-то случилось, он понял по лицу продавца, который, получив звонок мобильного телефона, ухватился вначале за голову, а, затем, бросив:
     – Pardonne moi! – стремительно вышел.
       Сквозь прозрачные стеклянные стены Ростислав увидел, как тот вбежал в соседний бутик и что-то сообщил коллеге по антиквариату. Реакция была такая же.
       Внешне, сохраняя спокойствие, он поставил статуэтку Будды на место и вышел в обширный коридор «Антикварного Лувра». И только здесь, по возгласам и обрывкам фраз встревоженных продавцов и посетителей, Ростислав понял что случилось. Пассажирский самолет «Боинг», следовавший курсом «Париж-Рим», потерпел аварию и упал при подлете к столице Италии. Находившиеся на борту, 134 пассажира и 8 членов экипажа, погибли.
       Холодный пот выступил на лбу: этим рейсом в Ватикан вылетел падре де ла Рош, известный ученый и крупный теоретик христианского мира.
       Ноги сами направили Ростислава в квартал Маре. Он не понимал, что его потянуло в особняк Субиз, но загадочные слова падре не выходили из головы, а может, хотел больше узнать о случившемся.
       Национальный архив походил на потревоженный улей. Директор, месье Франсуа Лежерон, был расстроен и приказал даже перекрыть читальный зал. Зачем? Он и сам не очень понимал, просто хотелось уменьшить количество присутствующих и поделиться трагической новостью с сослуживцами.
       Ростислава пропустили без лишних вопросов, и на подходе к архиву-кабинету, в котором обычно работал де ла Рош, его встретила Жюли, 32-летняя стройная брюнетка: секретарь и ассистент ученого.
       Глаза ее были заплаканы, а миловидное лицо обескуражено горем, свалившимся внезапно на весь коллектив Национального архива Франции.
     – Как это произошло? – спросил Ростислав, и не узнал своего голоса. Он глухо раздался в коридоре, эхом уходя под потолок, чтобы вернуться к тому, кто его задал, и той кому он адресовался.
     – Взрыв в хвосте самолета. Комиссар Парижа высказал предположение: террористы одной из исламских экстремистских группировок знали, что там будут представители Церкви и сделали свое черное дело.
     – Я с ним разговаривал за час до вылета, – машинально произнес Ростислав. – Он шутил, давал советы… и вот, теперь его нет.
     – Господь забирает лучших! – отреагировала Жюли избитой фразой, и тут же смутившись собственного комментария, добавила, сглаживая сказанное: – Профессор де ла Рош оставил для тебя кодекс. При жизни падре, я бы выдала тебе его на руки, а теперь… – она сделала паузу – а теперь, не могу.
     – Понимаю, а письма не оставил?
     – Чьи? – не поняла та.
     – Два письма гетмана Мазепы к Карлу XII и русскому царю Петру.
     – Нет, не оставлял. Они важны для тебя?
     – Я знаю их содержание, но сама понимаешь: иногда нужно читать между строк. – Заглянув в ее красивые покрасневшие глаза, Ростислав добавил: – Мы много с ним трудились над известной тебе темой, теперь: мне сложно будет одному ее завершить.
       Жюли кивнула, соглашаясь, но во взгляде внезапно промелькнул огонек. Она помедлила и, взяв его за руку, увлекла в кабинет-хранилище покойного профессора.
     – Я дам тебе кодекс с тем документом на ночь. Утром…: прошу!.. Принеси, не то будут неприятности: сейчас они мне ни к чему. Ну, а письма, поищем! Не исключено: найдем! Хотя падре был большой любитель прятать секретные документы.
     – Да, нет… – усмехнулся Ростислав. – Они для меня важны, но для других мало представляют интереса.
       Жюли была не только красивой, но и умной женщиной. Понимающе кивнув очаровательной головкой, она, слегка улыбнувшись, молча нарисовала пальцем в воздухе вопросительный и восклицательный знаки.
       Ростислав прекрасно понял их скрытый смысл, но счел за нужное промолчать.
       Обаяние Жюли многих завсегдатаев архива приводило в трепет. Изучая историю Меровингов, она, казалось, всецело была погружена в свою работу, ставшей ее увлечением, наверное, даже страстью. Жюли, конечно же, замечала на себе всегда восхищенные, и, иногда липкие и недвусмысленные взгляды: какой женщине это не приятно? Но подчиненная своему увлечению, мало обращала на них внимание. О Ростиславе у нее сложилось двойственное впечатление. Знала она его уже около пяти лет, и относилась, как к близкому коллеге своего учителя и куратора изучаемой ею темы. Он ей нравился. Выдержанный, умеренный в эмоциях, вежливый и ненавязчивый: чего не скажешь о некоторых сотрудниках Национального хранилища Знаний Франции.
       Ростислав никогда с ней не заигрывал, а она… она несколько раз попыталась с ним флиртовать, но падре невзначай как-то обронил: – У Россика в Валенсии есть любимая женщина. – Этого было достаточно, чтобы понять, почему этот самый Россик на ее знаки внимания, отвечал вежливыми знаками невнимания, но все в рамках приличия.
       Сейчас доверительно потянув его в кабинет к падре, Жюли попросту хотела поделиться своими эмоциями с не чужим ей человеком и, главное, передать несколько фраз, которые патрон попросил устно сообщить Ростиславу.
       Когда дверь закрылась, она прижалась к нему и расплакалась. Женское сердце искало утешения и сочувствия. Де ла Рош был не только ее патроном, но и добрым гением, учителем, заметившим 9 лет назад в архиве молодую, всего пугающуюся студентку из Сорбоны. Тема, которую та взяла для своей дипломной работы была не из простых, но Жюли де Нуаре легких путей не искала, и это подкупило ведущего специалиста отдела рукописей Архива. Она давно с отличием закончила Сорбонну, но страсть к Меровингам осталась. Жюли решила полностью изучить то, что до нее еще никто не изучал по древней династии французских правителей.
       Ростислав ощущал на плече миленькое личико молодой женщины и попытался утешить ее:
     – Падре не только бывший друг моего отца: в последние годы он сам стал мне, как отец. Все, чем я занимался, так или иначе, связанно с ним. Даже тему по роду гетмана Мазепы: посоветовал расследовать мне именно он. Эту утрату восполнить невозможно, но жизнь не остановилась…
     – Без него мне трудно будет завершить свою работу – слишком много пробелов в истории Меровингов, – прервала его Жюли и, глянув заплаканными глазами на Ростислава, отстранилась от плеча, добавив: – Извини за слабость!
       Несмотря на немалую разницу в возрасте, она давно перешла с ним на ты.
     – Сам бы заплакал! – отозвался Ростислав и присел на стул.
       Жюли, еще раз вздохнув, вынула из среднего ящика стола падре, уже известный Ростиславу кодекс и подала ему.
     – Внутри очень интересная страница из монастырской книги. Я наткнулась на нее случайно, когда пересматривала архивы монастыря в поисках материалов по истории строительства аббатства в VI веке Хильдебертом I-м. Я бы не обратила на нее внимания, не заметь случайно, имя брата Жерома, в миру – шевалье де Летри.
     – Ты видела этот кодекс? – понимающе кивнул Ростислав.
     – Это я обнаружила его в хранилище среди рукописей и кодексов Меровингов!
     – Ты серьезный исследователь!
     – Дотошный, хочешь сказать? – впервые улыбнулась Жюли.
     – Нет, целеустремленный! – поправил он ее.
     – Падре меня учил: Если хочешь найти то, чего нет – внимательно смотри на то, что есть! Вот я и научилась не пропускать мелочей – они источник знаний!
     – Да, де ла Рош многое нам дал.
     – Без него: я не завершу начатое.
     – Ты умная и пытливая, ты справишься! – уверенно произнес Ростислав.
     – Поможешь?
     – Я?
     – Ты!
     – Чем же?
     – Я слышала от падре, что ты обладаешь феноменальной памятью и способностью делать правильные выводы, что-то вроде, даже, как видишь будущее.
     – Ну, это он перегнул.
     – Нет, тогда мы с ним говорили очень серьезно! Он сказал мне, что занимается с тобой исследованиями, которые небезопасны. При отъезде в аэропорт даже предупредил: если с ним что-то случится – оказывать тебе всяческую помощь, в память о нашей совместной работе и дружбе.
     – Падре и меня предостерегал! – задумчиво заметил Ростислав и заглянул ей в глаза. – Он что-то знал, чего не знал я! Вернее, опасался кого-то. Ему не поступали звонки с угрозами или там еще что-то необычное? – спросил он.
       Жюли ответила не сразу. Она встала со стула и прошлась по комнате, а затем, подойдя ближе, заглянула в его глаза, как бы желая получить ответ на какой-то свой внутренний вопрос.
     – Падре просил тебе не говорить, о том, что у нас здесь происходит, но, видимо, настало время. Архив атакуют неизвестные нам ранее читатели. Они задают вопросы, которые приводят нас в недоумение. Их интересует все, что связанно с известными родами Франции, имевшими кровную связь с выходцами из Украины-Руси – так они называют нынешнюю Украину. Словно муравьи, они копошатся во всем, копаются в архивах, начиная с династии Меровингов. Дошло до того, что однажды, накануне твоего приезда, проникли даже в кабинет… сюда, где мы с тобой сидим. Перерыли все, но до сейфа не смогли добраться. Именно там хранился кодекс шевалье де Летри.
        Ростислав слушал Жюли с возрастающим изумлением. Нет, он не был удивлен таким повышенным вниманием к сокровищам гетмана Мазепы, его поразила столь организованная и мощная, наверное, даже умело организованная атака на Архив. – Кто-то рядом… совсем рядом – владеет информацией и, более того, влияет на принятие моих решений! – эта мысль возникла сама собой, но вслух он спросил:
     – Ты, что думаешь по этому поводу? Я так понимаю, наш падре посвящал тебя во все вопросы?
       Жюли бросила на него взгляд, в котором он прочитал нечто, его насторожившее, но услышал спокойный и рассудительный голос.
     – Не все я знаю, да и не к чему мне это! Помогала учителю и, если не смогу того же предоставить тебе, буду пытаться завершить работу по Меровингам.
       В ее голосе он почувствовал что-то такое, что заставила отреагировать:
     –Ты же просила меня оказать тебе… хм… – он сделал паузу, подбирая слова… – словом оказать тебе поддержку?.
     – И? – вскинула Жюли на него глаза.
     – Согласен! Я тебе помогу, ты – мне! Идет?
     – Идет!
     – Жду тебя в 19.00 вечера в моем номере, там и обдумаем план наших действий.
     – Где? – недоуменно посмотрела на него Жюли?
     – В моем номере! Ужин при свечах и первая деловая встреча, – напустив простодушный вид, произнес Ростислав.
     – Н-да! – только и сказал она. Помолчав, добавила: – Ты не спешишь?
     – Не то, что спешу, я катастрофически опаздываю! Вокруг происходят события, связанные с моим расследованием. – Ростислав сделал вид, что не понял скрытый смысл слов Жюли. – Мы же, не столь наивны, чтобы не осознавать: наш учитель и близкий нам человек погиб не случайно, – завершил он, слегка передернув плечами.
     – Нас, вернее тебя, кто-то опережает! – произнесла Жюли, будто читая мысли. Она приняла и оценила его умение выйти из двусмысленного положения.
       Несколько удивленный, Ростислав отреагировал:
     – Не думаю, но нужно быть осторожнее.
       Он машинально открыл кодекс де Летри и пробежал глазами вложенный в него пожелтевший лист пергамента. На нем просматривались плохо соскобленный текст, поверх которого убористым каллиграфичным подчерком написано:
     – «На смертном одре, исповедуясь, брат Жером поведал историю, которую, храня тайну исповеди, я не могу раскрыть миру, но история эта хранится на отдельном пергаменте. Пергамент сей, я вкладываю в кодекс: труд его мирской жизни. Тому, кто прочитает сие его творение: мой пастырский совет: Храни Господь ваше благоразумие. Не предавайтесь мирским соблазнам и искушению богатствами, ибо толкают они на путь греха и порока и ведут к гиене огненной. Да пребудет с вами Господь! Аминь!
       Настоятель аббатства Сен-Жермен-де-Пре – аббат Гервазий.»
       Во взгляде Ростислава зажегся огонек, и это не осталось незамеченным Жюли.
     – Вижу азарт охотника в глазах – это было присуще и падре де ла Рошу.
     – Где сам лист?
     – Вплетен в кодекс: смотри внимательнее!
     – Ладно, займусь им в номере.
       Несколькими минутами спустя, Ростислав уже направлялся в отель.
    
Продолжение следует.