Наименьшее зло

     Он вышел на крыльцо, и когда дверь закрылась за ним, сделал шаг назад и прислонился к двери лопатками и ладонями заведенных за спину рук. Он знал, что странно выглядит сейчас – взрослый мужчина на крыльце психбольницы, прижавшийся спиной к высокой серой двери. И он вряд ли мог чувствовать эту женщину, до которой так и не решился дотронуться рукой, через все множество разделяющих их коридоров и стен, и закрытых на ключ дверей. Это наверное странно, но он чувствовал сейчас боль, и бессилие, и злость,  и … зависть. Более всего – зависть.

     Наверное ни в какой другой день он бы не обратил внимания, но сегодня в отдел пришли курсанты на практику, и, сидя в кафе в обеденный перерыв, он ностальгически вспоминал, как сам давно, семь лет назад, так же точно пришел на практику, правда в другой отдел. И как он выехал на первое преступление, бежал  быстрее всех, это было убийство в ресторане, в мужском туалете. И он успел первым, и увидел там женщину, сидящую около убитого мужчины, она неловко наклонилась вперед, и крепко держала рукой нож, воткнутый прямо в сердце снизу, наискось.  Но тут подошедший сзади следователь отодвинул его и зашел внутрь, неловко задев плечом о косяк.
     Он поднял голову от тарелки и посмотрел вокруг, выискивая официанта, и увидел эту женщину. В первую секунду он опешил, но сразу же понял, что это – не она, просто очень похожа. Такие же темные волосы, белая кожа, яркие губы на сердцевидном лице, черные прямые брови. И, конечно, моложе, ей было наверное лет двадцать пять или двадцать восемь, а той, он точно помнил – сорок. Мужчина, сидевший с ней за одним столом, тоже показался ему знакомым. Он разглядывал его какое-то время, но вспомнить так и не смог.
     Вообще это было первое преступление, в расследовании которого он принимал участие, и он довольно хорошо помнил все. Убийца всего один раз дала показания, сразу после задержания, ничего не отрицала, а потом вдруг замолчала. Смотрела в стену и молчала. Впрочем, все улики были против нее. Единственое – у нее совсем не было мотива. Совершенно. Она никак не была связана с убитым, не было понятно, зачем она вошла в мужской туалет, откуда она взяла этот нож, почему она его убила. Ее признали невменяемой и поместили в психбольницу.
     Он попросил счет, расплатился, и когда уже надевал пальто и завязывал шарф, столкнулся взглядом с тем смутно знакомым мужчиной за соседним столиком. И вспомнил. Это был свидетель, как раз по тому первому своему делу, о котором думал сейчас, он еще участвовал в его опросе сразу после преступления, прямо в ресторане, записывал данные. «Как странно», - подумал он – «свидетель преступления, с женщиной, похожей на убийцу».
     Все это почему-то не выходило у него из головы весь день. И вечером в машине, когда он уже ехал с работы, он все вспоминал – вот она сидит, неловко нагнувшись, и держится рукой за нож, ладонь совсем не в том положении, в каком должна была бы  быть для такого удара, да и не смогла бы она, скорее всего, она потом присела к упавшему и зачем-то взялась за нож, не вынимала, просто плотно держала, нависая над телом. Он почему-то вспомнил ладонь женщины в кафе, над огоньком свечи в стаканчике, шатающимся от сквозняка. Ну да, вот так и держала ладонью нож, как охраняя от всех. Отпустила его сразу, как ее взяли за плечи, чтобы поднять с пола, наклонила голову, заслонив лицо волосами, и протянула руки под наручники, на правой руке – дорогие золотые часы. Он сейчас очень ясно это вспомнил – на правой. Левша? Удар нанесен правой и снизу, она держала руку на ноже так, как если бы била сверху, и еще - она была левша. Почему он тогда не обратил на это внимание? Он обратил, просто не сказал, его сразу стали куда-то посылать – записать данные, опросить, принести результаты экспертизы, и он был потрясен тогда, совсем молод и потрясен этим первым убийством.  Красивая, дорого одетая женщина, яркое кольцо на руке, сжимающей нож, вот она смотрит на свои ладони в крови, ее проводят мимо, вниз, в полицейскую машину и она поднимет голову и улыбается. Ну да, его и тогда это удивило – она вдруг улыбулась кому-то, и он тогда оглянулся увидеть кому, но не понял – там стояло насколько человек, испуганые официантки и, кстати - вот этот свидетель, которого он позже опрашивал, и который сегодня сидел в кафе с молодой женщиной, похожей на убийцу.
     Через три дня, немного освободившись от текучки, он взял в архиве то дело. И сидел вечером, разбирая. Ее признание в первом протоколе, ее очень ясные отпечатки на ноже (еще бы! так крепко держала, словно специально). Специально? Левша. А удар правой. Связи с убитым нет. Он выписал всех подходящих по возрасту свидетелей, и нашел в базе по фотографии нужного, этого, из кафе. Женат, двое детей. Женился через год после убийства. С убийцей не связан. Еще через два дня он решил поискать с другого конца, с того, кому выгодно. Убитый имел бурно развивающийся бизнес, как раз в этот момент он буквально сметал с пути конкурентов. Но эта женщина не была связана ни с кем из них. Она вообще ни с кем не была связана – однокая женщина, нотариус, хорошо зарабатывала.  Конкуренты, конкуренты… кто же сейчас там на коне, в этой мало понятной ему лично области каких-то там электронных учетных и логистических  систем для каких-то там складов? И еще через два дня, в аналитической справке, сделанной для него по личной просьбе, он увидел знакомую фамилию.
     Он запер дверь кабинета, хотя никто уже не мог войти, рабочий день давно кончился, распотрошил прошитое дело и разложил листвы на столах, ходил между ними, прихлебывал из чашки остывший кислый кофе, растворимый, без сахара, и перекладывал документы.  Ее единственный протокол допроса, признание, потом она замолчала, и не говорила больше ни разу, даже на суде, даже с адвокатом. Результаты судебно-психиатрической экспертизы, очаг возбуждения в коре, средней степени нарушение срединных структур мозга, он помнил лекции по судебной психиатрии, это ничего не значит, с этим миллионы живут, ничем не отличаясь от всех, и никого не убивая.  Показания свидетелей - вошли, она стояла около стены, подошла, села и взялась рукой за нож, плотно взяла в руку, в правую. И ясно видел перед глазами  тонкое запястье с золотыми часами, длинные пальцы с ярким маникюром.  Вот показания этого мужчины, он уже называл его внутри себя «выигравшим» - видел как вошла, когда курил в холле. Удивился, что женщина зашла в мужской туалет, потому и запомнил. Врет, ведь он был совершенно точно уверен – она знала его, она ему улыбалась! Никак не связаны. Мало ли, как они могут быть связаны. Ему тогда было двадцать пять, ей сорок, скорее всего, они не афишировали знакомство. Как связаны? Где могли познакомиться? Где вообще мог познакомиться начинающий бизнесмен с нотариусом? Да там и познакомиться – в конторе в этой, нотариальной. Да где угодно. Он вспомнил, как познакомился со своей девушкой.  В лифте, приехал к другу и встретил в лифте.
     Итак, что у него есть? Отсутствие мотива, ее странное молчание, то, что она левша, ее улыбка «выигравшему», то, что она так странно держала нож в мертвом, ничего точно психиатрического не содержащая экспертиза, и  жена свидетеля, похожая на убийцу. Не густо. Но он был совершенно уверен. И он собрал листы дела обратно. И поехал в психбольницу.
     Врач с бородкой-эспаньолкой, серые ветки деревьев за окном с решеткой.
- Она молчит, представьте себе! Так и молчит! – он всегда знал, что психиатры все странные, то ли нормальные люди не идут в профессию, то ли она накладывает отпечаток.
-  Ни с кем никогда не говорит? – врач ходил перед ним, зачем-то расстегивая и застегивая две верхние пуговицы на белом халате, хотелось прикрикнуть на него, чтобы он остановился и сел.
- С людьми – нет. Но она поет.
- Что поет? Кому?
- Представьте себе, колыбельные, негромко.
- Имена в них употребляет? – и так захотелось усышать «да», он был почти уверен, какое имя он услышит.
- Нет. Какой-то принц, какой-то демон, который кого-то мучит, и она его убивает. А принца защищает. Принц, мой драгоценный принц. Она, знаете, романтична! – и доктор хихикнул, и остановился, крутя пуговицу халата.
- На препаратах?
- Нет-нет, – он сел, и начал постукивать пальцами по столу, повернув голову к окну, - Нет, нееет… , - снова посмотрел на него, -  чистоплотна, послушна, не агрессивна, - помолчал, - и не понятно, зачем она все это сделала, сделает ли еще раз, и что вообще это было.
- Можно ее увидеть?
- А зачем? Она молчит, - доктор пожал плечами, - Впрочем, посмотреть. Посмотреть всегда интересно, да. 

     Ну да, посмотреть. Она зашла вслед за санитаром, села на стул, и уставилась на стену за его плечом. Бледная, серая,  похудевшая, с коротко остриженными очень поседевшими волосами, с ничего не выражающим лицом, взгляд рассеяный, губы плотно сжаты. Он не знал с чего начать, поэтому спросил:
- Как вы себя чувствуете?
Она молчала.
- Есть какие-то просьбы, жалобы?
Она молчала и смотрела в стену за его плечом.
- Я пересмотрел материалы по вашему делу, - он сделал паузу, но она молчала, - меня не все в них устраивает, есть вопросы.
Она молчала.
- Вы ведь левша? – и сразу понял, что бесполезно сейчас ей перечислять все его сомнения – она молчала и будет молчать.
- Я знаю, что его убили не вы, -  она молчала, - Но я знаю, кто его убил.
И она перевела на него вгляд, и вдруг произнесла негромко:
- Как он?
Когда он ехал сюда, он так хотел, чтобы она заговорила, проговорилась, чтобы он мог ее вот так вот уличить – «я не говорил вам этого» или «значит вы признаете», да, смешно, правда, как в детективах? Но сейчас он почему-то ответил:
- Женился через год, двое детей.
- Девочки, - утвердительно произнесла она.
- Девочки, - подтвердил он, удивившись внутри себя, что совсем не удивлен.
- Он так и хотел, - очень спокойно признесла она и повернула голову к окну, облокотилась на спинку стула, как-то вдруг расслабилась.
- Я не понимаю – почему? Почему? Зачем вы это сделали? – но она снова молчала, смотрела в окно, хотя вот сейчас наконец-то было ясно видно, что она абсолютно здорова.
- Я хочу пересмотреть дело и наказать настоящего преступника.
- Нет, - она повернулась к нему и повторила очень жестко, - Нет!
- Тогда объясните  мне – почему?
- Это было наименьшее зло.
Он встал и прошелся вдоль стены, она следила за ним взглядом, сложив руки на груди. Казалось, что больше всего ей хочется молчать и смотреть в окно, но она сейчас согласилась один раз до конца ему объяснить, и пусть он потом снова оставит ее в покое. Он остановился, смотрел ей в глаза, и она вздохнула и продолжила каким-то снисходительным тоном:
- Быть здесь – наименьшее зло, чем знать, что он в тюрьме, - помолчала и добавила с нажимом, - Для меня!
- Но он молчал! Почему он не признался? Ведь я знаю, что вы были знакомы. Это подло, что он промолчал.
Она снова вздохнула и ясно, раздельно произнесла, как слабоумному:
- Он знал, что для меня это – наименьшее зло.
А потом она выпрямилась на стуле, положила ладони на колени, и уставилась в стену рассеянным взглядом, и он понял, что больше она ничего не скажет. Наверное уже никогда. И он открыл дверь и позвал санитара. И попрощавшись с врачом, уходя по коридорам, ожидя, пока перед ним откроют очередную дверь, слыша как засов на очередной двери щелкает за его спиной, он все время думал: «она все-таки заставила его, и следователя, и судью, и врача, и меня, и всех, выбрать это свое наименьшее зло».   
      Потому что, когда она уходила, он не удержался, и хотя ему казалось, что это не совсем честно,  произнес:
- Его жена очень похожа на вас.
И тогда она вдруг остановилась, оглянулась, и улыбнулась.

     Имено поэтому он стоял сейчас на крыльце психбольницы, прислонившись спиной к двери, за которой, разделенная с ним коридорами, стенами, запертыми железными дверями, где-то внутри молчала эта женщина. И  он ощущал жгучую зависть.