Черная Орхидея

Ни малейшей тени волнения… Что-то другое, нитями нездешней паутины связанное со всем внешним и внутренним вокруг, оживает. Что-то, что и мешает ему, и оказывает неоценимую помощь. В зале полтора десятка неравнодушных, пришедших послушать неведомую им музыку.

Взоры устремлены на совсем маленькую сцену в углу, где он и расположился на чертовски удобном деревянном стуле, привычно обняв свою черную гитару, наслаждаясь изяществом ее совершенных форм. Рядом с ним стоит за синтезатором человек, без слов чувствующий душу своего напарника. Спереди микрофон, терпеливо ждущий своего часа, сверху – тусклый свет, создавший вокруг музыканта с гитарой непроницаемую капсулу творческой бездны, воздвигший вокруг него величественные живые стены родного дома. 

Разве есть в мире места, где он мог бы почувствовать себя лучше? Он вспоминает о доме, в котором родился и из которого сбежал в шестнадцать лет. Ровно полжизни назад. Нет, нет. Это не кладезь хороших воспоминаний, это кладбище, от которого не пахнет умиротворением. Дорога – вот где дом, вот где хорошо сердцу. Бесконечная прерывистая линия, убегающая под колеса в спасительном пока еще свете фар. Белая, желтая. И маленькая сцена глубоким вечером в баре или арт-кафе, которые являются только минутными остановками на длинном пути в неизвестность. Бывает, он с напарником возвращается в какое-то из этих мест, не до конца осознавая, зачем, и вновь становится в небольшой светлый круг, предназначенный ему на сцене. Светлый? О да. Его комната отдыха, его номер-люкс, когда снаружи по белой двери скребут когтями полчища крыс. Может, эти минутные возвращения – это завуалированная сознанием, а вернее, его заместителем боязнь узнать, что же находится там, за пределами освещенного ближним светом фар участка дорожного покрытия?

В зале поблескивают чьи-то глаза. Музыканта охватывает тревога, нарастающая, коварная, не до конца объяснимая, но предательски приятная. Она неумолимо впрыскивает в его кровь свои ядовито-сладкие соки. Но он не может и не хочет существовать без нее. Ни на что он не готов променять эти животрепещущие чувства, позволяющие жить не так, как остальные, видеть не так, как остальные. Чувство этой тревоги может заменить ему все наркотики мира.
Нажата первая клавиша, звук разливается по залу, плавно отражается от стен, абажуров, картин и сердец. А особенно остро звук вонзается в сердце музыканта, положившего пальцы правой руки на струны черной, как ночь, гитары. Эта гитара живая, и он называет ее Черной Орхидеей. Иногда ему кажется, что это она владеет его пальцами и делает музыку такой, какая она есть. Иногда ему кажется, что эта гитара с ее музыкой опухолью проросла во все сокровенные уголки его души. Десять лет назад старик на улице по дешевке отдал ему этот необычайно красивый инструмент. С тех самых пор одержимость прекрасной и таинственной музыкой ведет его куда-то, наполняя эйфорией тревожности. Волокна беспокойной души вновь и вновь вплетаются в каждую из струн, укрепляя их, не давая им порваться. И по этим же волокнам что-то очень могущественное идет в обратном направлении…

И вот, Черная Орхидея низкой нотой погружает всех в особенную вселенную, ставшую обителью играющего. Эта вселенная вдруг превращается в огромного спрута, хватающего своими цепкими отростками всех вокруг, обвивая и сжимая их сердца, приостанавливая их биение…
Она позволяет всем почувствовать себя. Она заставляет всех чувствовать, позволяя остаться собой.

Но кое-кого она уже не отпустит никогда…