Картофельный обряд

Двое, зависнув между вторым и третьим этажом, курили.  Владимир, мужчина неопределенного возраста и еще более неопределенных занятий, одетый в черный двубортный пиджак и синее пузырящееся на коленях трико с красными лампасами, печальными, похмельными глазами смотрел в мутное, пасмурное окно. За окном по вечернему скверу плутал туман. К гостинице напротив, сверкавшей другой жизнью:  мраморными ступенями, пластиковыми окнами, разноцветной мишурой огней развлекательного центра, - разбухшей серебристой каплей подползла иномарка. Володя перевел взгляд на подпиравшего спиной стену щетинистого, всклокоченного Николая и вздохнул:

- Надо было тебе все-таки с барыгой поторговаться...

- Но ты ж его знаешь, - промычал Николай. - Он же сказал, как отрезал. С ним спорить бесполезно. Или столько, или совсем ничего.

- Неужели ты думаешь, что он один, без тебя поперся бы? – Володя, усмехнувшись, покачал головой.

 - Да ни за что! - Николай нервно застучал шлепанцем по стене. - Он бы тут же нашел кого-нибудь. Желающих хоть отбавляй. Взять того же Михалыча.

- Ладно, ладно... - Володя поморщился, затянулся сигаретой, стряхнул пепел с рукава пиджака, проворчал. - И зачем ему сдался этот участок? Легче на рынке купить.

- Он говорит, что на рынке не та картошка. У него - вкуснее, без всякой там отравы.

- Сам он - отрава ходячая. Маленький, толстенький... микроб, - Володя кивнул в сторону окна, словно где-то там, за окном, может быть на обочине дороги стоял его сосед и корчил ему рожи. - Не мог червонец, другой прибавить. Голова раскалывается и внутри - мутота, нехорошо... - Володя скомкал майку на груди, погладил  шею и пробормотал. - Что-то сегодня случиться...

- Погода. Днем печет, а под вечер - форменный дубильник. От такого климата голова и едет,- приятель задумчиво поскреб щетину на щеке.

- Да причем здесь климат! - прошипел Владимир. - Лучше объясни мне: где справедливость? У нас даже на бутылку пива денег нет. А кто-то сидит сейчас там...- Володя, указывая на гостиницу, со злостью вдавил  окурок в оконное стекло, которое тихо задребезжало, - в кабаке, жрет устриц и в ус не дует... Где мать ее за ногу простая человеческая справедливость? Вот то-то и оно... Ненавижу...

Владимир запнулся, увидев как по лестнице, поднимается незнакомец, сжимая в руке черный кофр для скрипки. Незнакомец был худой и сгорбленный; он крался вверх, сосредоточенно и хмуро глядя себе под ноги.

- Закурить не найдется? - спросил Володя, разглядывая незнакомца, у которого из-под куртки топорщился полосатый шарфик.

Незнакомец, еще сильнее втянув голову в плечи, тихо пробубнил:

- Не курю, - и просквозил мимо Володи, стукнув кофром о лестничный парапет.

- Ты слышал как он меня... как он мне ответил, - с трудом подбирая слова, спросил Володя и обреченно усмехнулся.

- И как же? - Николай зевнув, поскреб затылок.

- Будто я не человек, а...картофельный клубень какой-нибудь... - Владимир уткнулся лбом в оконный холод. - Неужели одно то, что он умеет бреньчать на скрипке, дает ему право так себя вести.

- А может он и правда не курит? - с перекошенным от зевоты лицом произнес Николай.

- Да мне наплевать курит он или... Кстати, у тебя там ничего не завалялось?

- Кажется, завалялась... - Николай нехотя полез в боковой карман бушлата; из кармана с шорохом высыпалась земля.

Владимир щелчком выудил из мятой грязной пачки последнюю сигарету. Закурил, помолчал, выдыхая в потолок белый, едкий дым:

- Конечно, мне начхать... Только почему во мне перестали видеть человека. Я же - человек. Только на скрипке не играю. Вот и все... Видите ли, он зарабатывает своим талантом... Да какой там талант... Так... родители заставили закончить музыкалку. Вот и весь его талант... А корчит из себя неизвестно что... творческую личность... Тьфу! Смотреть противно... Не курит он. Да еще с таким гонором. Мол, кто я и кто ты. А сам, наверное, обделался со страха. Вон как по лестнице припустил...

Владимир завелся, его, будто прорвало. Он говорил взволнованно и непонятно. Заломив одну руку за спину, под пиджак, а другой, сжатой в кулак, делая отмашку, словно пытаясь вколотить кого-то в бетонный пол, Владимир заметался по пятачку, от стены к стене.

Вдруг раздался глухой хлопок. Испуганно закричала женщина. Владимир прильнул к окну... Через аллею, из тумана, пригнувшись и оглядываясь на огни гостиницы, бежали какие-то люди. Надсадно завыла сирена...

- Что-то там не так... - сказал Володя.

- Где? - тараща сонные глаза, промычал Николай. Он замотал головой. Ему все еще мерещились вскопанные грядки.

- Да там, у гостиницы... Разве ты ничего не слышал?

Послышались торопливые, тихие шаги. Обернувшись, Володя увидел музыканта. Тот спускался вниз по лестнице, подняв воротник куртки.

- Сигареткой, - машинально произнес Володя, - не угостишь?

- Я же ясно сказал, не курю! - раздраженно ответил незнакомец; он пытался проскользнуть мимо, но Володя преградил ему дорогу.

- Ах, да... совсем забыл, ты не куришь, - Владимир, нахмурившись и сцепив руки за спиной, стал надвигаться на скрипача. - А деньгами помочь? Хотя бы на бутылку пива. Здоровье поправить... - говорил Владимир, думая про себя: «Кто он такой, чтобы так перед ним унижаться?»

- Спешу я. Понимаешь... Очень спешу...- прошептал незнакомец. Переложив кофр из одной руки в другую, он хотел протиснуться боком между Владимиром и перилами, но Владимир толкнул скрипача плечом.

- Мы недоговорили, - сказал Володя

- Ну что еще?!

- Объясни, почему ты так высоко себя ставишь? Если шастаешь здесь со скрипкой, значит, думаешь, что ты -  человек? - Володя со всей злости пнул ногой по футляру. Щелкнули непрочные замочки, из черного кофра выпало совсем не то, что ожидал увидеть Володя.  Совсем не то... Николай, удивленно присвистнув, почесал затылок.

... Это больше смахивало на снайперскую винтовку в разобранном виде, чем на какую-то там скрипку. Такое оружие часто используют в фильмах, где кровь хлещет через край, и стреляют больше, чем говорят...

Последнее, что увидел Володя, это были глаза незнакомца, колючие, заросшие темным льдом, глаза. Они смотрели на Владимира сверху вниз (хотя раньше незнакомец казался Володе гораздо ниже ростом), глаза размазывали Володю по бетонному полу...

С левой стороны, под ребрами Володю пробуравила острейшая, невыносимая боль. И тогда, с какой-то неприятно легкой, дымчатой грустью он подумал: «И это все?»

Уже в полной темноте, удалялись, постепенно стихая, два голоса. Один, осипший от испуга, был голосом приятеля, другой голос – суровый и властный, принадлежал зимним глазам.

- У тебя лопата есть? - раздраженно спрашивал незнакомец.

- Штыковая ... в кладовке... А зачем?

- Чтобы ... - дальше Володя не расслышал. Незнакомец произнес то ли «копать», то ли «вскапывать».