Часть 5. Опасность все ближе

- Ну, что там опять стряслось? - устало спросил король, поворачиваясь к вошедшему Мерлину. - Неужели мне нельзя спокойно позаниматься своими делами?
- Боюсь, что нет, - покачал головой тот. - Это срочно. Лансеот с Мерфи дерутся.
- Дерутся? - Артур пожал плечами. - Ну и пусть себе дерутся. Их что, нельзя разнять? Или это обязательно должен делать я? Не понимаю...
- Нет, они дерутся на мечах, во дворе замка,  - раздраженно ответил Мерлин. - И если их сейчас же не осановить - то они поубивают друг друга.
- Да что ты будешь делать! - воскликнул король, швыряя на пол кисть и срывая изляпанный краской фартук. - Ни минуты покоя!
И опрометью выбежал из комнаты, волоча за собой спотыкающегося Мерлина.
Во внутреннем дворе, где, собственно, все и происходило, уже собралась уйма народу. Люди взволнованно переговаривались. Кто-то из дам то и дело взвизгивал.  При виде короля толпа расступилась. Артур кинулся к самому эпицентру действия.
Мерфи и Ланселот и впрямь бились на мечах - причем бились, судя по всему, не на жизнь, а на смерть. Их лица были бледны и перекошены, а зубы - стиснуты.   Преимущества пока что были на стороне Ланселота, - Мерфи только учился обращаться с мечом, и даже  природная ловкость его не спасала. Сейчас Ланселот  теснил его к стене, а парнишка неумело отбивался от его ударов.
- Стойте!  - закричал король, кидаясь между ними. - Остановитесь, глупцы! Что вы делаете?!
- Мой король, дайте мне свершить над этим негодяем справедливый суд, - сказал Ланселот, поворачиваясь к нему. Его глаза лихорадочно блестели, а губы были  искривлены в горькой усмешке. Казалось, он вот-вот заплачет. - Я не могу сказать Вам причину такого моего решения. Но, прошу Вас, не мешайте мне. Дайте мне  разобраться с этим ублюдком, как подобает.
- Нет, Ланселот, скажи мне, что он сделал, - настаивал на своем король. - Скажи мне, и я сам его накажу.
- Это должен сделать я, - покачал головой рыцарь. - Я обещаю, что не буду убивать его. Только как следует проучу.
Однако, повернувшись к тому месту, где только что стоял Мерфи, Ланселот и король с изумлением обнаружили, что его там уже и в помине нет.
- Негодяй, - вздохнул Ланселот, опуская меч. - Ну ничего. В селедующий раз он не уйдет от возмездия; Бог его накажет. Да будет так.
Король, понуро опустив голову, отошел от него и отправился восвояси. То, что происходило в замке в последние несколько месяцев, абсолютно не способствовало  ни творческому процессу, ни хорошему настроению. И виной всему был Мерфи.
Конечно, странности в его поведении можно было списать на трудный возраст, однако, Артур чувствовал, что причина кроется не только в этом. С Мерфи и до  этого было непросто; но то, что он начал вытворять с недавнего времени, не вписывалось абсолютно ни в какие рамки. Во-первых, он стал врать. Врать  вдохновенно и искусно, словно матерый лгун, - и при этом уличить его во лжи во время самого процесса вранья было попросту невозможно. Обман раскрывался,  когда становилось уже слишком поздно. Во-вторых, Мерфи сделался страшно раздражительным и мнительным. Его могла вывести из себя любая, даже самая  незначительная, критика в его адрес. Он либо огрызался, либо сразу бросался в слезы, - а видеть то, как он плачет, было абсолютно невыносимо. В-третьих,  временами в нем начала пробуждаться какая-то совершенно непонятная, бессмысленная жестокость. Он мог с живым интересом наблюдать за страданиями  живого существа, даже не пытаясь прийти к нему на помощь. Если раньше Мерфи совершенно невозможно было брать с собой на охоту, потому что он не давал  никому убивать добычу, - освобождал из капканов лис, отбирал у охотников куниц и рысей, - то теперь он совершенно спокойно вспарывал животы птицам и  мышам, чтобы "посмотреть, что у них внутри".
Впрочем, зачастую у него случались и моменты просветления, и тогда юноша изо всех сил пытался вести себя, как раньше. Он начинал подходить к рыцарям,  заглядывать им в глаза и пытаться с ними заговорить, - но те гнали его от себя, думая, что тот подлизывается. Единственными людьми, кто еще хоть как-то терпел  его поведение и верил ему, были король и Мерлин. Впрочем, Мерлин не сказать, чтобы терпел Мерфи - он его понимал. Что же до короля, то тот в последнее время  частенько задумывался о том, чтобы вышвырнуть паренька из Камелота навсегда, - но, вспоминая о том, что должен производить впечатление доброго короля, в  последний момент удерживался. "И не таких воспитывали, - думал он, прохаживаясь взад и вперед по своему кабинету и размышляя об очередной выходке  Мерфи. - Ничего. Дай Бог, подрастет и образумится. А то, что он хитрый, как лисица - так это даже хорошо. Там, где недостаточно действовать силой, хитрость  зачастую просто необходима..."
Что до Грейс, то та видела, что с ее возлюбленным творится что-то неладное, но совершенно не представляла себе, что с этим делать. Мерфи приходил к ней почти  каждую ночь, спасаясь от преследовавших его кошмаров, которые теперь снились ему постоянно. Как ни странно, теперь они  с Грейс редко бывали близки как  мужчина и женщина, - чаще всего Мерфи просто ложился рядом со своей возлюбленной, обхватив ее руками, и спал, уткнувшись носом в ее мягкие волосы. Грейс  безумно жалела его. Иногда по ночам она просыпалась от его стонов и всхлипов, и тогда единственным средством, могущим успокоить Мерфи, становились ее  ласки и поцелуи. Как правило, от них юноша просыпался, и, какое-то время глядя на Грейс невидящими, полными ужаса глазами, в конце концов приходил в себя  и, прижав ее к себе, и тихонько плакал, но после снова засыпал, на этот раз без сновидений. Грейс после этого еще долго лежала, положив голову к нему на грудь, и  напряженно вслушивалась в темноту. Ей казалось, что какие-то злые духи ходят вокруг нее и ее возлюбленного, желая разлучить их, разъединить, вырвать из  объятий друг друга, - и от этого ей только сильнее хотелось прижиматься к Мерфи, всем телом ощущая его больное, ломкое тепло.
Несколько раз она пыталась осторожно разузнать у Мерфи о том, что же все-таки с ним происходит, но тот либо отвечал ей коротким "неважно", либо быстро  переводил тему, пряча глаза.  Однажды Грейс не выдержала. Как-то раз, когда Мерфи снова пришел к ней, - бледный, дрожащий, со всклокоченными волосами, -  она крепко обняла его, и, заглянув ему в глаза, прямо спросила:
- Скажи мне уже наконец, что с тобой творится. Мне страшно.
Мерфи, по своему обыкновению, попытался отвлечь ее, наигранно улыбнувшись:
- А ты представляешь, сегодня на кухне...
Но Грейс не дала ему договорить.
- Послушай, - сказала она, беря его за руки и в упор глядя на него. - Послушай, я места себе не нахожу, особенно в последний месяц. Скажи мне, в чем дело.  Скажи, или я не успокоюсь и буду выдумывать себе разные ужасы.
Мерфи вырвал у нее руки и отвернулся от нее. Грейс обняла его сзади, положив голову к нему на плечо. Она знала, что ему нравится, когда она так делает, но  сейчас, по всей видимости, был не тот случай. Мерфи сделал еще одну попытку вырваться, но Грейс крепко держала его. Тогда он развернулся и грубо отпихнул ее  локтем, а сам подошел к креслу и с ногами взобрался в него, положив подбородок на колени и глядя в одну точку.
Грейс опустилась на пол возле его ног. Мерфи даже не смотрел на нее.
- Я понимаю, что тебе неприятно об этом говорить, - сказала она, осторожно поглаживая его безвольно висящую руку. - Но нельзя вечно бежать от того, что тебя  тревожит. Расскажи мне, что мучает тебя, Мерфи. Я обещаю, что никому ничего не скажу.
Какое-то время юноша молчал, а потом глухо спросил:
- Зачем тебе это знать?
- Потому что я хочу помочь тебе, - ответила Грейс, - потому что я хочу, чтобы ты  спал спокойно, и не стонал, и не плакал во сне. Мне больно видеть, как ты  мучаешься. Скажи мне, в чем дело. И я попытаюсь что-нибудь придумать.
После ее слов в комнате воцарилась зловещая тишина. Мерфи молчал. Грейс с надеждой смотрела на него, ожидая, что же тот скажет. Наконец, он вздохнул и,  медленно роняя слова, словно что-то внутри него отчаянно сопротивлялось тому, чтобы он говорил, промолвил:
- Грейс... иногда мне кажется... что меня как будто бы двое.
- Двое? - вскинула брови Грейс. - Как же так?
- А вот так, - ответил Мерфи с тяжелым вздохом. - Двое, и все тут. Иногда я действую будто бы не по своей воле, а когда прихожу в себя - испытываю к своим  действиям такое отвращение, что мне хочется умереть. Я... я не знаю, что со мной происходит, - сдавленно прошептал он, закрывая лицо руками. - Прошу тебя, не  спрашивай меня ни о чем; я не могу рассказать... я не хочу...
Грейс притянула его к себе и обняла, осторожно поглаживая его по голове. Мерфи плакал, уткнувшись длинным носом в ее плечо. 
- Не спрашивай меня ни о чем, - всхлипывая, умолял он. - Пожалуйста. Не надо. Не трогай это. Мне больно. Мне больно, Грейс, я не могу...
И он судорожно схватился за сердце.
Грейс перепугалась. Мерфи сидел в кресле, бледный, как смерть, с вытаращенными глазами и беззвучно шевелящимися губами. Женщина кинулась к столу, на  котором стояла чаша с водой для умывания, и, обмакнув в нее лежащий неполадеку лоскут, вернулась к Мерфи и мокрой тканью провела по его лбу.
- Пожалуйста, только держись, - прошептала она, и слезы сами собой брызнули из ее  глаз. - Пожалуйста...
Она помогла Мерфи встать с кресла и добраться до постели, где он, тяжело дыша, положил голову к ней на плечо и закрыл глаза. Больше в ту ночь они не  разговаривали.
После этого случая Мерфи стал реже заходить к Грейс, а встречая ее в коридорах замка, иногда забывал с ней здороваться, - лишь испуганно на нее косился. Грейс  мучалась. В конце концов, она не выдержала и решила поговорить с Мерлином. Однако, волшебник все время был занят какими-то срочными делами, и поэтому  Грейс так и не довелось с ним увидеться.
Однако, ей все же повезло, потому что в тот день в Камелот неожиданно прибыла Моргана с целью проведать своего венценосного брата, и наша героиня, решив,  что терять ей нечего - обратилась за советом к ней.

***

А с Мерфи происходило вот что.
Как вы, наверное, уже поняли, многими переменами в своем поведении он во многом был обязан своей матери. Моргауза неотступно следила за ним с того самого  дня, как произошла история с королевой, и в буквальном смысле слова не давала ему проходу. Отныне Мерфи обязан был консультироваться с ней по каждому  вопросу. Она периодически наведывалась в Камелот и узнавала, как там идут  дела. Если ей что-то не нравилось, она закатывала скандалы со слезами и  заламыванием рук, и Мерфи ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Все еще находясь под впечатлением от той страшной ночи, в которую мать явилась  ему в измененном облике, он боялся перечить ей, хотя и противился тому, что она делает.
Однако, действовала тут не столько Моргауза, сколько сам Мерфи. Подчиняясь ей и вместе с тем отчаянно мечтая вырваться из-под ее опеки, он постепенно стал  замечать, что ему нравится такое положение вещей.  Если раньше он отвечал сам за себя, то теперь все свои огрехи можно было свалить на мать. Мерфи  приучился видеть в ней источник всех своих злоключний. Что бы он ни сделал - виноватой всегда выходила она, даже если это был его собственный промах.  "Это  она меня заставила, - оправдывал себя Мерфи в те моменты, совесть начинала просыпаться в нем, - это из-за нее я влачу такое существование, а если бы ее не  было, все было бы совсем иначе".
По правде говоря, Моргауза практически ничего не требовала от Мерфи (кроме, разве что только, того, чтобы тот втихомолку ссорил рыцарей между собой и  следил за Ланселотом и королевой). Большинство своих гнусных и глупых выходок он совершал сам, по собственной воле. Вспарывая животы пташкам, он давал  волю собственной злости; говоря гадости рыцарям, он давал волю зависти; обманывая и стравливая их между собой, он чувствовал себя значимым и ловким. Все  пороки, до этого спавшие в нем, теперь пробудились и с каждым днем становились все сильнее.  Но Мерфи нисколько не сопротивлялся их растущему влиянию, -  он даже гордился тем, что он - такой исключительный, никем не понятый и всеми отвергаемый, находящийся под влиянием своей злобной мамаши. Тем сильнее  становилось его влечение к власти. "Вот вырасту, - думал он после очередной свары с рыцарями, из которой он, разумеется,  не выходил победителем, - и покажу  им всем, чего они стоят! Вон, Артура в юности тоже не понимали и шпыняли."
Однако, думая так, Мерфи забывал о том, что Артур, придя к власти, и не подумал кому-то что-то доказывать, а, напротив, простил своих недоброжелателей и  даже подружился с некоторыми из них.
Амулет Великой Богини, подаренный ему Моргаузой, оказался, как ни странно, штуковиной весьма полезной. Проснувшись на следующий день после той  злополучной ночи, Мерфи поначалу вообще хотел сорвать его с шеи и швырнуть в огонь, - но страх и любопытство не дали ему этого сделать. "Поношу, и  посмотрю, что будет, - решил он. - От амулетов еще никто не умирал." И впрямь - алый кристалл не замедлил показать себя с лучшей стороны. В тот же день  Мерфи отметил, что его восприятие словно обострилось: запахи стали тоньше, цвета - ярче, а звуки - громче. Затем он поймал себя на том, что может угадывать  мысли и намерения людей по мельчайшим жестам и изменениям выражений их лиц. "Вот здорово! - подумал Мерфи. - Значит, теперь я буду знать, кто что обо  мне думает! И никто никогда-никогда меня не обманет!" И, развлекаясь с кристаллом, как ребенок развлекается с новой игрушкой, сам не заметил, как втянулся в  опасную игру.

Сначала он стал замечать, что те люди, к которым он раньше испытывал симпатию, вовсе не такие и хорошие, какими прежде ему казались. Мерфи начал  наблюдать за ними, подмечая их недостатки - и тут-то его и постигло его первое страшное разочарование. Он понял, что люди, по сути своей - мелочные, жалкие  создания, ничуть не озабоченные чем-то высоким, часто лгущие, не сдерживающие своих обещаний, вечно сомневающиеся во всем и все время чего-то  боящиеся. Из красивого замка с добрыми обитателями Камелот превратился для него в энциклопедию людских пороков. Если до этого Мерфи был твердо уверен в  том, что в каждом, даже самом дурном, человеке можно найти что-то хорошее, - то теперь он видел людей словно вывернутыми наизнанку, и понимал, что даже в  самом добром человеке таится то, что он боится демонстрировать окружающим. И однажды, к своему ужасу, Мерфи понял, что чем добрее и благороднее  человек- тем ужаснее могут оказаться пороки, сидящие в нем. И подтверждением тому оказался никто иной, как сам король.
До этого бывший для Мерфи предметом восхищения, владыка Камелота теперь предстал перед его глазами совсем в ином свете. Во всех его движениях,  подмечаемых Мерфи, сквозила какая-то жуткая нервозность и неуверенность, а в глубине его глаз, когда тот устремлял их на юношу, порою мелькал какой-то  давний, тщательно скрываемый страх, признаться в котором король, возможно, не смог бы даже самому себе. Как-то раз, исподтишка наблюдая за Артуром и  теребя пальцами висящий на шее кристал, Мерфи понял, что король боится себя самого, - и в этот момент ему тоже сделалось страшно, - но страшно не за себя, а  за короля.
Возможно, именно этот страх не за себя, а за другого человека, и заставил Мерфи впервые задуматься о своем поведении. Он внезапно словно посмотрел на себя  со стороны и увидел, что и сам, по сути, ничуть не лучше тех, кто окружает его. Он так же завидовал, так же сомневался, так же боялся - во многом даже больше,  чем остальные. Ему внезапно сделалось стыдно, - и за себя, и за людей, его окружающих. "Если все люди такие ужасные, - думал он, понуро возвращаясь к себе в  комнату, - то где же тогда настоящее добро? Кого в этом мире можно вообще назвать добрым?"
С такими мыслями он улегся спать, - и в ту же ночь ему приснился его первый кошмар. Мерфи даже и не помнил толком,  что именно ему привиделось, - но,  проснувшись среди ночи в холодном поту, он понял, что сегодня он больше не заснет. Он встал с кровати, оделся и прибежал к Грейс. Та встретила его  обеспокоенным взглядом и попыталась выяснить у него, что случилось, но Мерфи ответил ей что-то невразумительное и тут же принялся подлизываться к ней,  требуя ласки. Ему хотелось поскорее забыть о пережитом. Ему вообще не хотелось думать о том, что на свете существует что-то кроме человеческого тепла. Пару  раз он пытался отследить мысли Грейс с помощью кристалла, но ничего путного там не увидел. То ли ему самому не хотелось знать, что его возлюбленная думает о  нем, то ли Грейс вообще не привыкла думать, - но у Мерфи так и не получилось узнать ничего из ее мыслей. Единственное, что он понял, - так это то, что она  беспокоится за него, но это он прекрасно видел и без кристалла.
Примерно так же дела обстояли и с Мерлином, - но отнюдь не потому, что Мерфи не хотелось узнать, что творится у того в голове. Напротив - паренек изо всех сил  пытался влезть в мысли волшебника, чтобы понять наконец, почему же тот порой так загадочно молчит, глядя на него - но всякий раз его желание словно  наталкивалось на какую-то невидимую преграду. Мерлин был сильнее и старше его. Мерлину были абсолютно до фонаря все его дурацкие выходки, - он принимал  Мерфи таким, какой он есть, не осуждая и не меняя его. Возможно, именно в этом и заключалась вся его сила. Мерфи мог только догадываться об этом - но его  страшно злил тот факт, что Мерлин никак не поддается ему. "Ну ничего, - утешал он сам себя, - зато король полностью мне открыт. Я могу смотреть на него, когда  захочу."

С Энгусом и волынщиком Томом он теперь практически не виделся, да и в город выходил редко, хотя никто его не держал. В городе людей было слишком много, и  их мысли не были ничем прикрыты, а резкие запахи раздражали и без того чуткий, а теперь еще и обострившийся благодаря кристаллу, нюх Мерфи. Поэтому  юноша предпочитал отсиживаться в замке, проводя время за книгами и стравливанием рыцарей. Ему, конечно же, было ужасно скучно, - но он зачем-то терпел  эту скуку, ведь жизнь его зато текла так размеренно и спокойно - не благодаря ли этой самой скуке? Изредка, чтобы пощекотать нервы, он наведывался в спальню  к королеве, которая, как ни странно, после того случая не так и не стала запирать дверь. В один из таких походов наш герой нос к носу столкнулся с Ланселотом,  выходящим из спальни ему навстречу. Ланселот сначала опешил; затем, схватив Мерфи за шиворот, вытолкал его из спальни взашей, а сам забежал обратно и  быстро закрыл за собой дверь. Неизвестно, что сказала ему королева по поводу ночного визита Мерфи - но на следующий день Ланселот вызвал Мерфи на  поединок.

Впрочем, Мерфи почти не пострадал - ему удалось благополучно смыться, когда король кинулся разнимать их с Ланселотом. Он был уверен, что Ланселот никому не  расскажет о его ночных шалостях - ведь и сам он находился в аналогичном положении, и, в случае чего, Мерфи мог спокойно донести на него королю. Тем более,  что свидетелей у него набралось бы побольше, чем у Ланселота, хотя последнего в Камелоте любили и уважали куда больше.
Однако, несмотря на столь удачно складывавшиеся обстоятельства, настроение у Мерфи сегодня было препоганое. Отчасти, потому, что с тех пор, как в его жизни  появился кристалл, оно вообще редко бывало хорошим, а отчасти - из-за недельной давности ночного разговора с Грейс. Он пришел к ней, как всегда, ища  спасения от кошмаров, а она, вместо того, чтобы приласкать его и успокоить, устроила ему форменный допрос. Из-за ее вопросов Мерфи едва не сорвался. Он  внезапно задумался над тем, что он делает и над тем, что вообще с ним происходит, настолько глубоко, что ему снова сделалось страшно, - возможно, даже  страшнее, чем после того случая с королем. Он понял, что не может врать Грейс так, как врет остальным. Мерфи пытался закрыться от нее; пытался ее оттолкнуть,  - но она все равно была рядом. Даже сейчас, после того, как он не заходил к ней неделю, ее присутствие ощущалось настолько ясно, что нашему герою порой  казалось, что она стоит подле него и держит его за руку. Мерфи ничего не мог поделать с этим ощущением, как ни пытался, и в конце концов решил пойти и  извиниться перед Грейс, - тем более, что, даже отбросив в сторону все сантименты, он понимал, что за неделю он успел по ней очень соскучиться, а засыпать  каждую ночь в одиночестве он уже отвык. Юноша сладко зажмурился, представив, как его возлюбленная ляжет рядом с ним, по своему обыкновению, положив  голову к нему на грудь, и только укрепился в своем решении. Теперь дело стояло за тем, чтобы найти Грейс и извиниться перед ней.
"Она, конечно, не в меру любопытна, - думал Мерфи, быстрым шагом идя по коридору, - но это можно ей простить. Кто еще в Камелоте так ласков со мной?  Королева холодна, как ледышка; остальные дамы - глупые, завистливые и сварливые. А эта... эту вполне можно вынести рядом с собой, если не давать ей много  думать и разговаривать."
Однако, как бы Мерфи ни утешал себя, его настроение и не думало улучшаться. Какая-то тоска, похожая на ту тоску, которую он испытывал еще до всей этой  свистопляски с кристаллом, прицепилась к нему и теперь не отпускала.
Проходя мимо Главной Залы, он ненароком заметил стоящих у окна Грейс и Моргану. С волшебницей он практически не поддерживал связи, - хотя своим  появлением в Камелоте был обязан именно ей. Это она отыскала его в лесу и рассказала ему о замке на горе, отважных воинах и их мудром короле, и добавила,  что, быть может, в этом замке ему удастся встретиться со своим отцом.
По привычке, паренек быстро юркнул за дверь и навострил уши. Женщины разговаривали тихо, но слух у Мерфи был чуткий, и, как мы уже знаем, обостренный  благодаря кристаллу. Он принялся осторожно поглаживать его гладкое ромбовидное тельце, и вскоре его ушей достигли обрывки разговора:
-...а потом он заплакал. И теперь чурается меня. Я не знаю, что с ним происходит, правда. Я боюсь за него, Моргана. Очень боюсь.
- Понимаю. Но, увы, сдается мне, что ты ничего не сможешь тут сделать, моя дорогая. Таков рок, который ведет его. Единственное, что еще в твоих силах - это  любить его настолько сильно, насколько это возможно. И не расспрашивать его ни о чем. Не делать ему больно.
- Если бы я только могла, - в голосе Грейс послышалось отчаяние, - если бы я только знала, как, я бы бросила вызов этому року, даже если это стоило бы мне жизни!  Моргана, прошу тебя, не смотри на меня так. Я знаю, ты что-то скрываешь. Не молчи; мне страшно.
- По-моему, ты лезешь не в свое дело, - холодно отозвалась волшебница. - Какая тебе разница, что за рок преследует Мерфи? Живи спокойно; негоже смертным  женщинам вмешиваться в дела Фэй.
- Но я хочу, чтобы он был счастлив! - воскликнула Грейс. - Я люблю его.
В ответ на это Моргана горько усмехнулась, судя по тону ее голоса:
- Любовь... Что вы, смертные, вообще знаете о любви? Чем она так привлекает вас? Любовь, милочка, это вечная мука, и даже время не способно избавить его  нее. Для любви всегда найдутся преграды, покуда в мире существует грех.
- Но тогда я брошу вызов греху, - упрямо отозвалась Грейс. - Моргана, ну ведь нельзя же так, чтобы выхода совсем не было!
Волшебница серебристо рассмеялась.
- Повторяю: не лезь не в свое дело, милочка, - назидательно сказала она, когда прекратила смеяться. - Живи своей жизнью. У тебя есть муж; у тебя есть дети. Чего  тебе еще нужно для счастья? А что до Мерфи... то я советовала бы тебе вообще отойти в сторону. Впрочем, ты не сможешь так сделать, - вы, смертные, не  властны над своими страстями, и пока мальчишка держит тебя, - неважно, чем, - ты не оставишь его в покое. Что ж... все, что я могу предложить - это не  спрашивать его, не давать ему лишних поводов для беспокойства и не расстраивать его. Все решится в свое время, вот увидишь.
- Что-то сдается мне, что решится оно не в нашу пользу, - тихо произнесла Грейс. - Но спасибо тебе, Моргана. Я подумаю над твоими словами. А пока мне нужно  идти. Да и тебя я, наверное, задержала.
- Ну конечно, иди - ответила Моргана. - А я пока тут постою. Подумаю.
Грейс, шелестя платьем, вышла из залы. Мерфи вжался в стену и зажмурил глаза, как ребенок, который изо всех сил старается сделаться незаметным. Его сердце  стучало предательски громко. Он неожиданно для себя понял, что очень боится того, что его возлюбленная застанет его за подслушиванием.
Грейс прошла мимо, даже не взглянув в его сторону.
Бедный Мерфи после этого еще долго приходил в себя, забившись в какую-то темную каморку под лестницей, где стояла пара дырявых котлов и дурно пахнущий  веник. Его всего трясло. Слова Морганы о "роке", предназначенном ему, и о том, что Грейс должна "смириться" с этим роком, очень его напугали. Его сознание, до  этого словно расколотое надвое, внезапно вновь объединилось, и теперь всеми силами сопротивлялось предназначенной ему участи. "Я не хочу быть плохим, -  отчаянно думал Мерфи, трясущимися руками сжимая кристалл. - Даже если так нужно каким-то высшим силам - ангелам ли, демонам, фоморам или Древним - я  не хочу, чтобы меня все презирали, я не хочу больше никого ссорить, я вообще готов стать самым что ни на есть обычным человеком, - только бы этот кошмар  наконец отпустил меня!"
И, окончательно укрепившись в своем решении раз и навсегда покончить со всем этим, парнишка сорвал кристалл с шеи и зашвырнул его в дальний угол  каморки, а сам вжался в стену спиной и закрыл глаза. Он весь вспотел; под мышками у него было мокро, по спине струились холодные ручейки.
- А как же рок? - ехидно прозвучало в его голове.
Мерфи открыл глаза и поднял голову.
- Какой рок? - хрипло спросил он у темноты.
- Тот, который тебе предназначен, - невозмутимо отвечал голос. - Тот, который ведет тебя. Неужели ты так легко от него откажешься?
- Не нужен мне такой рок, который заставляет меня страдать, - прошептал Мерфи, изо всех сил борясь с наваждением. - Я не хочу мучаться сам и не хочу, чтобы  мои близкие мучались. Я отказываюсь от этого пути.
- Ты просто малодушный дурак, - прошелестело в ответ. - Малодушный, трусливый, мягкотелый, бесхребетный простофиля. Ты что, хочешь вот так отступить  перед трудностями? А ты знаешь такую поговорку - лес рубят - щепки летят?
- Плевать, люди - не щепки, - всхлипнул юноша, оседая на пол. - Я даже не знаю, что это за "рок", о котором сказала Моргана и о котором говоришь мне ты. Но мне  не нравится то, что происходит. Раньше все просто смеялись надо мной; теперь меня боятся и чуть ли не ненавидят. Я больше не хочу так жить!
- Но ради того, чтобы прийти к цели, порой нужно пройти и через унижение,  и через непонимание, и даже через ненависть, - возразил голос. - Послушай, не дури.  Возьми кристалл обратно. Следуй моим советам, и я сделаю из тебя великого человека. Я - тот, кто дает тебе силу. Без меня ты, поверь мне, просто безвольная  тряпка.
- Но... хотя бы скажи мне, кто ты! - воскликнул Мерфи, и, взмахнув рукой, нечаянно опрокинул один из котлов. Котел с грохотом и звоном упал на пол, и имя,  которое произнес голос, потонуло в этом шуме. Когда звон утих, Мерфи попробовал еще раз задать у своему невидимому собеседнику тот же самый вопрос, но  ответом ему была лишь зудящая тишина.
Впрочем, даже не зная имени своего невидимого наставника, юноша был почему-то уверен в том, что он не обманывает его, - а может, просто боялся, что тот на  него разгневается. Кое-как встав с полу, он поднял валяющийся в углу кристалл, который, стоило ему только прикоснуться к нему, тотчас же вспыхнул  приветливым красным светом. Впрочем, Мерфи решил пока не надевать его, а просто положил его в карман.
"Посмотрим, что будет, - сказал он самому себе. - Тряпка, значит. Ну ничего. Я покажу этому Голосу, на что я способен. Он больше никогда не посмеет меня так  называть!"
И, исполненный решимости, вынырнул из каморки, щурясь на солнечный свет.

***

Он ждал ее в сумерках возле ручья, присев на камень. Сидел он неподвижно, сложив большие узловатые кисти на коленях, и издали его можно было принять за  причудливое изваяние, сработанное неизвестным мастером давным-давно. Лес вокруг него взволнованно притих. Он был старше этого леса. Он был старше ручья,  старше камней; старше даже некоторых гор. Седина блестела в его густых черных волосах и бороде; в уголках глаз и на лбу виднелись морщины. По человеческим  меркам он был уже очень немолод, но по меркам Фэй находился в самом расцвете своих сил. Человеческое тело мало значило для него.
Моргана появилась из-за деревьев, как длинная темная тень. Ее фиолетовый плащ почти сливался с цветом сумерек. Бесшумно подойдя к нему, она опустилась  рядом с ним на камень и долгое время сидела молча. Он тоже ничего не говорил - лишь смотрел перед собой внимательными изжелта-зелеными глазами. Наконец,  тишину прорезал его голос - низкий, густой, похожий на ворчание далекого грома:
- Рассказывай, с чем пришла.
Моргана, по своему обыкновению, усмехнулась:
- Судя по всему, все идет по плану. Мальчишка следует своему пути; думаю, скоро настанет тот день, когда его можно будет начать учить настоящей магии. Но это  не по моей части. Пусть моя сестрица занимается его обучением; да и старый пройдоха Мерлин, я думаю, будет рад способному ученику.
- И не жалко тебе его? - усмехнулся в ответ ее собеседник. - Подставлять парнишку под такого страшного противника.
- Кто-то должен умереть, - пожала плечами Моргана. - Выбор у нас невелик. Либо мы даем Зверю сожрать нашего малыша, либо рано или поздно Зверь сожрет  нас.
- Но ты уверена, что он справится? - чернобородый невесело сверкнул глазами из-под  низко надвинутого капюшона. - Что Зверь и впрямь подавится им? Ведь в  пророчестве было ясно сказано: лишь тот, кто чист сердцем, сможет уничтожить Зверя и обрести Святыню. А наш подопечный, судя по твоим рассказам,  подвержен всевозможным мелким страстишкам, которые, если их вовремя не обуздать, грозят перерасти в самые что ни на есть настоящие грехи.
Моргана издала многозначительное "Хм!" и задумалась.
- Знаешь что, - сказала она через некоторое время, - мне кажется, что человеческие пороки все же больше идут от ума. А тут речь идет о сердце. Так что все  образуется, я думаю. И ты наконец сможешь вздохнуть спокойно. Зверь больше не будет тебя мучать.
- Сдается мне,- вздохнул чернобородый, - что где-то ты просчиталась, моя дорогая. Что-то ты сделала неправильно; где-то допустила ошибку... Стоит ли подвергать  риску невинное дитя ради того, чтобы охранить меня, Моргана? Неужели, в конце концов, я не справлюсь со Зверем и сам?
- Но ведь было пророчество, - упрямо возразила Моргана и встряхнула головой, отчего ее черные кудри разлетелись в разные стороны. - Там вроде бы все было  ясно сказано - лишь тот, кто чист сердцем.  Да и потом, мне еще было видение... Два больших зверя сцепились между собой; и конца и края не было этой схватке...  - нараспев произнесла она, но чернобородый не дал ей договорить.
- Два больших зверя, говоришь?! - воскликнул он, вскакивая с камня; капюшон упал с его головы, черные волосы упали на лицо, сделав его неузнаваемо- страшным. Моргана невольно подалась назад. - Два зверя?! Это что, мне новая напасть?! Да ты в своем уме?!
- Я совсем не то имела в виду, - стараясь сохранять самообладание, ответила волшебница. - Я имела в виду... что может быть... Мерфи нужно будет стать таким же  сильным, как Зверь...
- Ни смертный, ни потомок Фэй, ни  житель холмов не способен стать равным по силе исчадию зла, - глухо произнес чернобородый. - Пора бы тебе уже это усвоить,   и не тешить себя напрасными надеждами. Если кто-то пожелает стать равным демону, - он должен будет сам сделаться демоном. О какой "чистоте сердца", ты  говоришь, Моргана? Одумайся. Лучше мне сразу начать собирать армию, пока не поздно. Я созову своих лучших колдунов, и вместе нам, быть может, удастся  дать отпор Зверю...
- Я бы посоветовала тебе не торопиться, - мягко покачала головой волшебница. - Мне кажется, все должно разрешиться своим путем. Ты слишком рано начинаешь  панику, Кормак, сын Арта. Ты слишком спешишь все предугадать.
И она бесшумно подошла к своему собеседнику и осторожно провела пальцами по его щеке. Кормак молчал.
- Не беспокойся, - улыбнулась Моргана. - Я знаю, что все закончится хорошо.
- Что-то подсказывает мне, что лично для меня это ничем хорошим не закончится, - невесело усмехнулся чернобородый. - Хотя, какая разница... Главное сохранить  нашу землю; главное - сохранить Тару...
И, подняв посветлевшие от горечи глаза на Моргану, добавил:
- Так получилось, что у меня нет наследника, - только три дочери. Моргана, скажи мне - ты будешь хранить мой народ, если мне придется уйти?
- Тебе не придется уходить, - волшебница испуганно прильнула к нему. - Тебе не придется уходить; не говори так. Свершится судьба, мир изменится, Зверь будет  повержен, и ты сможешь вздохнуть спокойно.
В ответ на это Кормак мак Арт взял ее лицо за подбородок, и плавным, но уверенным движением развернул его к себе.
- Я спрашиваю - ты обещаешь быть с моим народом, если меня не станет? - повторил вопрос он.
- Обещаю, - вздохнула Моргана. - Да, я обещаю.

***

- Ну вот, по-моему, отлично, - сказал Артур, осторожно спуская королеву с плеча на пол.
- Да, - Гвиневра восхищенно смотрела на покачивающуюся под потолком круглую, прихотливо украшенную люстру с горящими по диаметру свечами. - Спасибо  тебе, любимый.
- Да не за что, - улыбнулся король, опуская глаза; густая тень от ресниц упала ему на щеки.  Гвиневра молча залюбовалась им, в глубине души испытывая гордость  за него и за себя. Эта гордость сопровождала ее на протяжении всего замужества. Сначала она гордилась тем, что ее взял в жены молодой (и такой красивый!)  король бриттов; потом она стала гордиться тем, что их маленькое государство, несмотря на постоянные неурожаи и набеги саксов, каким-то волшебным образом  процветает (возможно, потому, что в Логрии обитали самые рукастые ремесленники во всей  Британии, и вещи, сделанные ими, считались чуть ли не  волшебными); затем появилась гордость за то, что они с Артуром уже столько лет вместе, и все это время живут практически душа в душу. Королеве нравилось  считать, что  в Камелоте у нее нет ничего, что она могла бы назвать своим собственным, - все, что ее окружало, для нее было "нашим" (если речь шла о короле) или  "общим" (если речь шла об обитателях замка или о самом государстве).  На людях она почти никогда не говорила "я", заменяя его на "мы". "Мы решили", "мы  придумали", "мы поняли". Ей нравилось ощущать себя одним целым с королем и всячески подчеркивать свою ответственность за судьбу государства, даже если  она на ней некоим образом не лежала.
Что до короля, то для него, как и для всякого творческого человека, его подруга была чем-то вроде источника вдохновения. Считал ли он Гвиневру чем-то  большим, чем просто красивой женщиной, или нет, - неизвестно. Впрочем, для источника вдохновения порой вполне достаточно быть просто красивым. Учитывая  то, что Гвиневра была миниатюрной и легкой, король постоянно норовил поднять ее на руки, усадить на колени, прижать к себе, спрятав ее под свой неизменный  синий плащ (в Камелоте этот плащ в шутку окрестили "волшебным", потому что никто не мог понять, как король в нем еще ни разу не запутался).  Королева, в  свою очередь, обожала зарываться лицом ему в плечо или тереться носом о его острые, вечно торчащие ключицы. Артур был высоким, выше всех остальных  обитателей Камелота, и худощавым, если не сказать костлявым. Впрочем, это ничуть его не портило, - скорее, наоборот, подчеркивало и без того необычную  внешность.
- Он истинный бритт, - как-то сказала про него одна из жительниц города, много повидавшая на своем веку. - Бледная кожа, черные волосы и синие глаза. Разве  же это не прекрасно?
- О да, несомненно, прекрасно, - согласилась с нею ее подруга, стоявшая рядом.- Именно таким и должен быть настоящий бритт.
Король,  в это время проезжавший мимо них (что, собственно, и явилось причиной разговора), только вздохнул. Он с детства мечтал о том, чтобы у него были  светлые волосы, - но никакая, даже самая лучшая, краска не желала окрашивать его жесткие, черные, словно вороново крыло, пряди в нужный цвет. В лучшем  случае, вместо черного получался темно-каштановый, - да и тот потом вымывался. В конце концов, Артур отчаялся что-либо предпринимать по этому поводу, и  махнул на свои волосы рукой - растут себе черные, и пусть растут. Но мечта все равно оставалась мечтой.
Что же до Мерфи, (который, надо сказать, тоже слышал разговор двух женщин, потому что, по своему обыкновению, отирался где-то рядом), то для него  внешность короля была чуть ли не идеалом. В тот вечер он страшно распереживался по тому поводу, что у него не "истинно бриттская внешность", и, придя домой,  решил исправить это недоразумение. В первую очередь, он направился к волшебнику.
- Слушай, Мерлин, - с порога заявил он, - мне надоело, что у меня волосы такого дурацкого цвета. Покрась меня в какой-нибудь другой. Ты же умеешь.
- А в какой цвет тебя покрасить? - невозмутимо ответил волшебник, словно ожидавний такой просьбы.
- Ну, в черный, - сказал Мерфи, недолго думая.
- В черный тебе не пойдет, - покачал головой Мерлин. - Давай лучше в каштановый. Я так понял, ты хочешь волосы потемнее?
- Угу, - кивнул Мерфи, согласный и на темно-каштановый. Впрочем, идею заиметь черные волосы он так и не оставил.
Цвет, в который окрасились волосы маленького скрипача, и впрямь оказался очень красивым, но ему не понравился. Ему хотелось, чтобы он был чуть потемнее.  Впрочем, Мерлину он ничего не сказал, а дождавшись, пока волшебник заснет (дело было глубокой ночью), взял остатки краски и вылил ему на голову. По правде  говоря, Мерфи и сам не понял, зачем это сделал. Ему хотелось то ли отомстить Мерлину за неудачную, по его мнению, покраску, то ли подшутить над ним.
Перед рассветом волшебника разбудил отчаянный вопль:
- Балор меня побери! Почему у меня руки красного цвета?!
Мерлин, с трудом разлепивший глаза, зажег свечу и строго посмотрел на стоящего посреди комнаты Мерфи.
- Может быть, потому, что не стоило  хлезть ими в краску, - сказал он, вставая с постели и подходя к пареньку. - Ладно, подожди, сейчас я что-нибудь придумаю.
Краску удалось свести, и счастливо спасенный Мерфи, поблагодарив волшебника, убежал восвояси. Ничего не подозревающий Мерлин спокойно удалился спать,  но толком поспать ему, как всегда, не удалось. С утра пораньше волшебника разбудил паж и сообщил, что его срочно вызывает к себе король. Мерлин, ругясь про  себя, вскочил с постели, подошел к зеркалу и ахнул. Его черные волосы за ночь окрасились в неистово-бордовый цвет, свести который не представлялось никакой  возможности. Действовать надо было быстро. Взгляд Мерлина случайно упал на остроконечную шляпу, лежавшую на столе. Эта шляпа была чем-то вроде  творческого эксперимента одного изобратетельного камелотского портного, подаренная им волшебнику в честь его дня рождения. Мерлин редко ее носил; но  сейчас раздумывать было некогда. Схватив шляпу со стола, волшебник быстро запихал под нее ставшие бордовыми длинные пряди, и, наспех одевшись, выбежал  из комнаты.
Нет, он почти не рассердился на Мерфи, понимая, что тот просто неудачно пошутил, но шляпу ему пришлось носить еще долго. За то время, пока он ее носил, он  настолько к ней привык, что потом не пожелал с ней расставаться. Да, в Логрии умели делать хорошие вещи. Шляпа и Мерлин стали неразлучны, и обитатели  Камелота уже не представляли волшебника без нее. Говоря о Мерлине с кем-то, кто был мало с ним знаком, они всегда поясняли: "это тот, маленький, черненький,  который в шляпе". И все становилось сразу же понятно.
Король уселся в кресло; королева уселась рядом с ним на подлокотник, и, обняв его за шею одной рукой, пальцами другой осторожно провела по его щеке. Артур  поднял на нее счастливые блестящие глаза.
- Тебе ведь правда понравился мой подарок? - спросил он.
- Конечно, понравился, - ответила Гвиневра, бросив еще один восхищенный взгляд на люстру. - И как только это у тебя получается? Ведь у других выходит не так.
- Я и сам не знаю, - пожал плечами король. - Когда я делаю что-то, я порой сам себя не помню.
Гвиневра улыбнулась, и, соскользнув с подлокотника к нему на колени, счастливо закрыла глаза, положив голову к нему на плечо.
Да, она не раз говорила Ланселоту, что король для нее - мечта, ставшая явью, и от этого переставшая быть мечтой. По сути дела, так оно и было. Но если другая  женщина, почувствовав, что в ее сказке не осталось ничего сказочного, начала бы всерьез скучать и искать себе новую сказку, то наша героиня поступила  несколько иначе.  Она слишком гордилась уже сбывшейся мечтой для того, чтобы бежать за новой, прекрасно понимая, что лучше того, что есть, у нее быть уже не  может. В качестве "отдушины" королева видела Ланселота, которому изливала душу. Король же был слишком хорош, чтобы от него отказываться. Тем более,  самовольный уход для Гвиневры был чреват неприятными последствиями, из которых самым неприятным для нее была потеря ощущения причастности к  великому и замена извечного "мы" на простое "я".
Нельзя сказать, чтобы Гвиневра не любила короля. Но к сказке, ставшей былью, уже невозможно относиться, как к сказке, и идеал перестает быть идеалом, когда  к нему привыкаешь, как бы он ни был прекрасен.
Король сидел в кресле, обнимая Гвиневру, и думал о своем, вернее, ни о чем не думал. Ему иногда требовалось отдохнуть от мыслительных процессов. С  Гвиневрой это ему удавалось лучше всего.
Наконец, королева нарушила молчание.
- Послушай, - сказала она, - ты никогда не задумывался о том, каким образом ты меня любишь?
Король удивленно на нее посмотрел.
- Нет, - ответил он. - Но почему ты об этом спрашиваешь? Тебе... что-то не нравится?
- Ну что ты, мне все нравится, - как можно беспечней ответила Гвиневра, хотя в душе ей стало не по себе. - Просто... знаешь, мне тут в голову пришла интересная  мысль. Разные пары ведь и любят по-разному... вот, например, взять того же... ээээ... Гавейна, - сказала она, не придумав примера лучше. - Вот смотри, от него  ушла жена. Она сказала, что мир плоти ей наскучил, и она хотела бы перейти в мир духов. А может ли быть так, например, что... ну... на земле любят, как там?
- Где - там? - окончательно озадачился король. - Ты имеешь в виду - может ли человек любить так, как любят сиды, фейри и тому подобные создания?
- Ну... да, - ответила Гвиневра, чувствуя, что сама все больше запутывается в собственных рассуждениях. - Они ведь любят по-другому. Ну как-то... чище, что ли.
- Откуда у тебя такие мысли? - король обеспокоенно на нее взглянул. - Нет, я правда начинаю подозревать, что тебе что-то во мне не нравится. Неужели я правда  так плох? - на этих словах Артур окончательно скис и сгорбился, устало прикрыв глаза.
- Да причем тут это! - всплеснула руками королева, увидев, как поник ее супруг. - Нет, дело не в тебе... дело... дело в другом... понимаешь... у меня такое чувство,  словно... Артур, мне кажется, что я - из них.
- Из кого - из них? - безучастно отозвался король.
- Ну... из фейри... из сидов... - Гвиневра уже жалела, что завела этот разговор, и теперь не знала, как ей выкрутиться. Больше всего на свете она боялась обидеть  Артура; и сейчас, кажется, все к этому и шло. - Ну... я... мне...
- Все понятно, - душераздирающе вздохнул король. - Тебе просто со мной плохо, вот и все. Так бы сразу и сказала...
И, помолчав с минуту (королева просто не решалась ему возразить), поднял на Гвиневру неожиданно потемневшие и ставшие колючими глаза, и произнес:
- И давно у тебя такие... ощущения?
- Да нет, Артур, ты что, - чуть не плача, воскликнула королева. - Ты все не так понял. Я имела в виду вовсе не то, что мне плохо с тобой в постели, а то что мы  могли бы... - она на секунду запнулась, - что мы могли бы... больше разговаривать... больше делать что-то вместе... Артур, пожалуйста, не смотри на меня так! Мне  страшно!
Король закрыл глаза и стиснул пальцами виски. Гвиневра не выдержала, и, разрыдавшись, прижалась к нему и поцеловала его в холодные, плотно сжатые губы.
- Не молчи, - сквозь слезы проговорила она. - Я все для тебя сделаю, только ты не молчи... пожалуйста. Я глупая, я знаю. Я вообще не должна была думать об этом.
Артур не отвечал, лишь сидел в кресле, не шелохнувшись, словно каменное изваяние. Гвиневра молча плакала. Наконец, Артур встряхнул головой и, медленно  открыв глаза, измученно улыбнулся и произнес:
- Все в порядке, милая. Все... все в порядке. Ты не бойся. Просто... голова закружилась.
И, горько усмехнувшись, подытожил:
- Что поделать - старею.
Гвиневра зарыдала, уже в голос, и бросилась покрывать поцелуями его лицо и шею. Ей почти никогда не бывало так страшно.
- Пожалуйста, больше не пугай меня так, - всхлипывала она. - Я люблю тебя, ты слышишь; я тебя люблю. Я не переживу, если с тобой что-то случится.
Король рассеянно перебирал пальцами ее волосы.
- Прости меня, - наконец чуть слышно произнес он. - Мне правда... нездоровится. Я лучше пойду к себе, а ты спи спокойно и не беспокойся за меня. Все в  порядке. Ну, что ты. Не плачь. Не надо плакать...
И он крепко обнял Гвиневру, прижав ее к себе.
Когда Артур ушел, королева еще долго не могла прийти в себя. Ее всю трясло. Она хотела выпить воды и расплескала половину на пол. Тогда она решила что так  волноваться нельзя, и, усевшись в кресло, попыталась успокоиться. Это у нее отчасти получилось, и, подумав, что, в сущности, ничего ужасного не произошло - ну,  не поняли друг друга, с кем не бывает, - королева стала готовиться ко сну.
Однако, чувство надвигающейся опасности не покидало ее. Гвиневра еще долго ворочалась, прежде чем уснула. Спала она беспокойно. Среди ночи ее внезапно  разбудил громкий шорох. Она подумала, что Мерфи в очередной раз решил к ней наведаться, и, не глядя, вытянула руку перед собой, чтобы поймать маленького  негодника за волосы. Однако, это был не Мерфи. Пальцы королевы уперлись во что-то шершавое и липкое, а в следующий момент ее слуха достигло отчетливое не  то рычание, не то хрюканье.
Гвиневра, моментально проснувшись, открыла глаза и увидела склонившуюся над ней огромную морду со светящимися оранжевыми глазами и клыкастой пастью,  из которой капала слюна. Плохо понимая, что происходит, королева сделала попытку соскочить с постели, но что-то огромное и тяжелое навалилось на нее сверху.  Шершавый язык прошелся по ее щеке. Гвиневра, поняв, что другого выхода у нее нет, отчаянно завопила.
Чудовище продолжало облизывать ее, довольно урча; королева, как могла, сопротивлялась этому, но у нее плохо получалось. В какой-то момент ей показалось, что  она задыхается - не то от тяжести навалившегося на нее зверя, не то от удушливого смрада, исходившего от него. Она снова закричала. Чудовище слегка  приподнялось. Что-то неимоверно огромное и твердое стало тыкаться королеве между ног; она изо всех сил сжала колени, чувствуя, что ее сейчас стошнит.
Но тут, на ее счастье, дверь в спальню распахнулась, и на пороге возник бледный и растрепанный Мерфи с факелом в руке. Судя по всему, он был слегка  навеселе.
- Что здесь происходит? - хрипло спросил он. Чудовище повернулось к нему.
Скрипач завопил не своим голосом, мгновенно протрезвев. Он понял, с кем имеет дело. Чудовище соскочило с Гвиневры и медленно направилось к нему, ощерив  зубастую пасть. Мерфи, чувствуя, как его сердце камнем ухает куда-то в живот и, прилипнув к позвоночнику, трепещет, словно насаженная на иголку бабочка,  все же из последних сил сохранил самообладание. Выставив факел перед собой, он принялся размахивать им, как мечом, шепотом повторяя:
- Не подходи. Не подходи, убью.
Странное дело, - но он даже не вспомнил про кристалл, висевший у него на шее, хотя тот, вероятно, и смог бы ему помочь.
Зверь оскалился и наклонил голову, словно насмехаясь над ним. Его глаза превратились в узкие оранжевые щели. Мерфи судорожно сглотнул и покрепче  перехватил факел. Чудовище подобралось, готовясь к прыжку, но прыгнуть не успела. Гвиневра, схватившая меч, висевший на стене, подкралась к Зверю сзади и  что было сил ударила его по холке. Тот завизжал и рыпнулся, пытаясь ее схватить, но королева чудом успела ускользнуть от него, и лапы Зверя схватили пустоту.  Мерфи, одним прыжком оказавшийся рядом с королевой, схватил ее за руку и выволок из комнаты, напоследок успев метнуть факел в морду последовавшему за  ними Зверю. Тот взвыл и попытался достать его лапой, но Мерфи захлопнул дверь. Щелкнул замок. Скрипач привалился спиной к стене, тяжело дыша. Королева  опустилась рядом с ним на колени. Ее лицо было белым, как полотно, и слегка перекошенным от ужаса.
В конце коридора показалась толпа рыцарей с факелами и копьями.

***

- Я вообще не понимаю, что происходит, - Мерфи запустил пальцы в сальные всклокоченные волосы и опустил голову. - Я не знаю, откуда там взялся Зверь. Я уже  вообще ничего не знаю.
Его всего трясло. Кто-то из присутствующих, сжалившись, накинул ему на плечи теплую клетчатую ткань. Мерфи завернулся в нее и уставился на обступившую  его толпу испуганными блестящими глазищами.
- Поверьте мне, я тут не виноват, - с мольбой в голосе заключил он.
Рыцари, впрочем, и не думали его виноватить. Сэр Ланселот подошел к нему и пристально посмотрел ему в глаза.
- Отвечай, что ты забыл в спальне королевы, - строго произнес он.
- Да ничего я там не забыл! - взвизгнул парнишка. - Я просто проходил мимо! Кто же виноват, что королева не запирает дверь!
- В данном случае это оказалось как нельзя кстати, - глубокомысленно заметил сэр Тристан. - Заметьте, если бы не наш проказник, Ее Величеству могло бы крепко  не поздоровиться.
- Да оставьте вы его в покое! - воскликнула королева, более или менее пришедшая в себя после пережитого потрясения. - Мало ли что он там делал! Мимо  проходил!
Ланселот тяжело посмотрел на нее, но ничего не сказал, лишь вздохнул и покачал головой.
- Где король? - спросил неизвестно как очутившийся здесь Мерлин, внезапно возникая из-за спины одного из рыцарей. - Где король, я у вас спрашиваю...?
Рыцари растерянно переглянулись между собой.
- Кажется, короля нет, - пожал плечами сэр Кай. - Наверное, напился и спит мертвым сном.
- Кай! - взвизгнула королева. - Как тебе не совестно?!
- Молчу, молчу, - поднял руки тот, добродушно усмехаясь.
- Кому тут неймется? - прорычал сэр Борс, входя в комнату. - Что тут еще за шум? Поспать спокойно не даете, выродки.  Что тут происходит? Кого-то  изнасиловали, убили, съели? Опять этот пострел, - он указал головой на Мерфи, - чего-то натворил?
- Я еще раз у вас спрашиваю - где король?! - крикнул Мерлин, взобравшийся на спинку кресла и теперь балансирующий на ней, как кошка на тонкой ветке. -  Кто-нибудь здесь способен внятно ответить на мой вопрос?
- Не знаю, сэр Мерлин, - беспомощно глядя на него, отозвался Ланселот.
Мерлин открыл было рот, чтобы сказать еще что-то, но тут в дверях комнаты неожиданно появился и сам король. Вид у него был донельзя потрепанный и  всклокоченный; лицо осунулось и побледнело, а глаза лихорадочно блестели. При взгляде на него некоторые из рыцарей непроизвольно вздрогнули.
- Что здесь происходит? - тихо, но внятно спросил он.
- Зверь вернулся, Ваше Величество, - выдохнул Ланселот, устремляясь к нему.  - Если верить словам Мерфи, он бродит по замку.
- Эй,вообще-то, я его первая увидела! - возмутилась королева. - Он пробрался в мою спальню, а мы его там заперли!
Король горько усмехнулся.
- Неужели ты думаешь, госпожа моя, - произнес он, как-то странно глядя на королеву, - неужели ты думаешь, что Зверя способна удержать дверь, сделанная  человеческими руками? Он появляется где захочет и когда захочет. Двери ему не помеха.
- Он, быть может, и сейчас где-то здесь, бродит между нами, невидимый и коварный, - Ланселот боязливо огляделся.
- Ну нет, - ухмыльнулся молчавший до этого Мерфи, - будь он здесь, я бы его почуял. Ведь он воняет так, что будь здоров. Скорее всего, эта скотина уже смылась  через окно и удрала в лес. Хотите, проверим...?
- Мерфи! - хором прикрикнули на него рыцари. - Тебе что, жизнь не дорога?!
- Хочешь, мы откроем дверь в ту комнату, где он сидит, и тебя туда втолкнем, - добавил сэр Кай. - Как раз проверим, там он или нет.
- Я ничего подобного не говорил, - тотчас же взвился Мерфи. - Я всего лишь сказал - давайте проверим...
- Да успокойтесь вы все! - воскликнул король. Он еле стоял на ногах; его шатало из стороны в сторону, и было видно, что он держится из последних сил. - Враг  ходит рядом; а вы ссоритесь между собою, словно бабы! Немедленно прекратите!
Рыцари тотчас же притихли. Король вышел на середину комнаты и, усевшись на скамью, тихо заговорил:
- Поверьте, я вовсе не хочу никого обидеть. Но сейчас нам нужно объединить усилия и дать отпор этой погани, вы понимаете? И чем скорее мы это сделаем, тем  лучше. Разделимся на отряды... обследуем замок...
- Было бы разумней пересидеть ночь в Главной Зале, - сказал Мерлин, сверкнув глазами, - чем подбивать людей на никому не нужные подвиги. Я бы на твоем  месте не стал рисковать людскими жизнями. Мои заклятия не способны уничтожить Зверя. Они способны лишь отвлечь его, задержать,  - в лучшем случае,  отпугнуть или поранить. Не более. Говорю вам - идите в Главную Залу. Там заколдованная дверь. Зверь через нее не пройдет.
- Что ты понимаешь в стратегии! - Артур вскочил было со своего места, полный праведного негодования, но слабость, посетившая его в эту ночь, плохо сказалась на  его координации, и король бы рухнул на пол, если бы вовремя подоспевшие на помощь Гарет с Гавейном не подхватили его.
- Мне кажется, нам и впрямь лучше пойти в Главную Залу, - высказал робкое предположение Ланселот, с надеждой глядя на короля. - Ваше Величество,  прислушайтесь к советам разума. Рисковать сейчас совершенно ни к чему.
- Стану я еще тебя слушать, - пробурчал Артур, однако, призадумался. Через минуту он выдал окончательное решение.
- Вот что, - сказал он, обведя неожиданно прояснившимся взором всех собравшихся. - Мы поступим следующим образом. Сейчас мы собираем всех тех, кто не  способен держать оружие - то есть, женщин, детей и так далее - и направляем их в Главную Залу. С ними оставляем пажей и тех, кто только учится владеть мечом,  - на всякий случай, если вдруг, Боже упаси, им потребуется защита. Примерно четверть из нас остается охранять двери в Главную Залу.  Еще одна четверть  обследует замок, - в особенности, пещеры под ним. Зверь вполне может укрываться там. А еще две четверти идут в город и собирают жителей, - опять же,  женщин, детей, стариков, немощных - в городской часовне. А сейчас - Гарет, Гахерис, и, пожалуй,ты, Борс, как самый сильный - бегом на Южную Башню. Там  колокол. Необходимо как можно скорее объявить чрезвычайное положение. Ланселот, бери своих ребят - и со мной, в подвалы, в погреба, в пещеры.
- Слушаюсь, - кивнул тот.
- Гавейн с Каем идут в город, позже к ним присоединяются Гарет и Гахерис со своими парнями, Борс собирает своих и идет к нам, - продолжал Артур. Его  состояние, ко всеобщему удивлению, заметно улучшилось. И, последнее, - король тяжело вздохнул, словно решаясь на что-то очень тяжелое и важное для него. -  Ты, Мерфи, и ты, Мерлин. Вы охраняете тех, кто останется в Главной Зале. Будьте начеку.
- Хорошо, - кивнул волшебник. - Мы постоим на страже.
Скрипач кивнул, чувствуя, как внутри у него все холодеет. Ему почему-то подумалось, что охранять Залу будет труднее всего.
- Все понятно? - спросил король, в последний раз окидывая взглядом своих подчиненных. Те поспешно закивали. - В таком случае, как можно быстрее одеваемся,  хватаем оружие и расходимся. Ну, живо, живо. - Рыцари засуетились, и, толкая друг друга и шепотом переругиваясь, устремились к выходу в коридор. - Будите  всех, обшарьте все уголки замка. Ланселот, ко мне. Пошевеливайся. Да, и найдите кто-нибудь Тристана, наконец! Где этот недотепа вечно шляется?!
- Будь осторожен, любимый, - крикнула королева, влекомая рыцарями к выходу из зала.
Король посмотрел на нее со смесью горечи и нежности, и только кивнул на прощание.
- Что же мы будем делать? - шепнул Мерлину донельзя испуганный Мерфи. Тот ответил ему со своей обычной невозмутимостью, впрочем, в его голосе все же  промелькнуло почти незаметное беспокойство:
- Спокойно, друг мой. Мы со всем справимся. Главное, не паникуй. Спокойно стой у двери и держи меч наготове.
- Но если меч не поможет?! - в отчаянии воскликнул юноша. - Ведь Диармайду О'Дувне он не помог!
- Вспомни, что тебе говорили про Зверя, - волшебник ободряюще посмотрел на него. - Главное - не бояться.
И, спустя мгновение добавил с ноткой удивления в голосе:
- А... откуда тебе известно про О'Дувне?
- Да просто, - смущенно опустил глаза Мерфи, поняв, что выдал себя и Грейс. - Слухи.
- Интересно, весьма интересно, - покачал головой волшебник, затем усмехнулся и прибавил: - Ну да ладно. Пойдем скорее к Зале.
В ту ночь отдых Камелоту явно не предстоял.

***

Тишина была невыносима. Мерфи стоял, прижавшись спиной к двери, и напряженно вглядывался в темноту, изо всех сил стараясь успокоить дрожь в руках. Меч  он выставил перед собой, как единственную защиту, потому что до сих пор толком не усвоил, как пользоваться щитом. Владение холодным оружием явно было не  по его части.
- Ты успокойся, - сказал ему Мерлин, сидевший рядом на корточках. - Если что, я рядом. Ну же, не бойся. Расслабься. Поверь, ничего страшного не происходит.
- Я чувствую, он где-то рядом, - осипшим от страха голосом прошептал Мерфи. - Запах. Он все отчетливей. Мерлин, я не могу; я боюсь! Я, наверное, трус...
- Не паникуй, - волшебник поднялся на ноги, и, подойдя к Мерфи, положил руку тому на плечо и заглянул ему в глаза. - Все боятся. Я тоже боюсь. Но если мы  будем сидеть и трястись, ничего у нас не выйдет. Гораздо большего мы добьемся, если взглянем в лицо своим страхам. Ну же. Выше нос.
- Я привык держать его по ветру, а не задирать, - невесело усмехнулся скрипач, но трястись перестал и, покрепче перехватив меч, вперил взгляд в темонту.
Из-за двери залы выскользнула Изольда в наспех надетой кольчуге, сжимающая в руке длинный и острый кинжал.
- Вы куда это собрались, госпожа моя? - Мерлин вытаращил на нее удивленные зеленые глазища. - С кинжалом, да еще в кольчуге... Ну и дела.
- А просто, решила посмотреть, что происходит, - добродушно-ехидно отозвалась Изольда. - Я не могу сидеть там, в зале, пока вы тут стоите. Вам, наверное,  страшно. А со мной будет веселее.
- Как там Грейс? - обеспокоенно поинтересовался Мерфи. Изольда серебристо рассмеялась:
- Да в порядке она, в порядке. Пытается успокоить мальчишек. Один разревелся; второй все смотрит на дверь, хочет выйти. Интересно ему, видите ли.
- Понятно, - кивнул Мерфи и снова уставился в темноту.
Из-за двери выглянула растрепанная медная голова. Грейс проскользнула в щель и стала рядом с Изольдой. Оружия у нее не было - лишь зажженная свеча. Она  устало улыбнулась:
- Ну, что тут у вас?
- Да как видишь, стоим, - усмехнулся Мерлин.
- Тристан внутри остался, - усмехнулась Грейс. - Говорит, что так ему спокойнее.
- Да, и дал мне поносить свою кольчугу, - тут же подключилась Изольда. - А что, удобная. Я думаю ее насовсем у него забрать. Ему-то, наверное, уже и не нужна...
- Дамы, немедленно зайдите обратно! - внезапно взвился Мерфи. Он, судя по всему, что-то учуял. Его лицо приобрело крайне напряженное выражение; нос  сморщился, нюхая воздух, а верхняя губа задралась, обнажив острые зубы. Он весь подался вперед и подобрался, словно зверь, готовящийся к броску.  Страха в  нем, похоже, совсем не осталось. Вместо него появилось что-то другое. Мерлин обеспокоенно поглядел на него.
- Что там такое? - спросил он.
- Он, - прошептал Мерфи. Его глаза сузились. В следующую секунду он повернулся к притихшим Грейс и Изольде и отчаянно заорал:
- Что вы стоите?! Бегите! Быстрее, в залу! Двери загородите чем-нибудь!
- Я не пойду! - крикнула Изольда, но Грейс схватила ее за руку, и, несмотря на отчаянный протест той, втащила сестру в залу, напоследок обернувшись и бросив на  Мерфи взволнованный взгляд. Тот лишь мрачно усмехнулся ей в ответ.
Вонь в коридоре усилилась, но сам Зверь не спешил повяляться. Мерфи с Мерлином еще с минуту стояли плечом к плечу, сверля глазами выползающую на них из  прохода темноту, однако их страшного противника не было видно. Внезапно Мерфи вскрикнул, указывая на что-то в темноте. Из коридора навстречу им,  пошатываясь, выбрела темная фигура и беззвучно осела на пол. И волшебник, и юноша, не говоря ни слова, одновременно кинулись к ней.
- Король, - одними губами прошептал Мерлин, склоняясь над лежащим на полу человеком, но, прежде чем он успел что-либо предпринять, внезапно изволил  пожаловать и сам виновник суматохи.
Зверь бесшумно вынырнул из темного прохода, волоча за собой шлейф из постепенно сгущающейся тьмы. Его оранжевые глаза горели веселым и недобрым  огнем. Он навис над застывшими в оцепенении Мерфи и Мерлином, и, урча, наклонил набок огромную голову. Его страшная пасть глумливо улыбалась.
В следующее мгновение произошло несколько событий сразу. Мерлин выбросил вперед руку и произнес, вернее, пропел какое-то слово на странном языке, за  которым мгновенно последовала яркая вспышка. Шкура Зверя загорелась в нескольких местах, он взвизгнул и повалился на пол, пытаясь сбить огонь, а Мерфи с  Мерлином тем временем оттащили лежащего без чувств короля к двери. На большее у них попросту не хватило времени. Зверь, удивительно быстро  расправившийся с пламенем, повернулся к ним, ощерив зубастую пасть. Пламя явно рассердило его не на шутку. Мерфи, в котором, по-видимому, внезапно  пробудилось спавшее доселе мужество, истошно голося, кинулся на Зверя с мечом. Мерлин хотел было схватить его за плечо, но промахнулся и растянулся на полу,  громко выругавшись. Мерфи изо всей силы рубанул чудовищу по передним лапам - но его меч рассек лишь воздух - Зверь успел отскочить в сторону. Юноша  подобрался, готовясь нанести следующий удар, но просчитался. Зверь, словно играючи, небрежно махнул своей страшной лапой - и молодого скрипача буквально  впечатало в стену. Меч, выпавший из его рук, со звоном упал на пол.
- Нет! - крикнул Мерлин, и в следующую секунду коридор снова озарила вспышка, на этот раз еще более яркая. Зверь оказался заключенным в огненное кольцо.  В руках у волшебника откуда-то появился лук с наложенной на него стрелой с искрящимся белым светом наконечником.
- Была не была, - тихо проговорил он.
Однако, выстрелить Мерлин так и не успел, потому что в то мгновение, когда он уже вскинул лук, его едва не сбила с ног вылетевшая невесть откуда шаровая  молния. Волшебник, выронив лук, перекувыркнулся через голову и упал. Молния пролетела немного и зависла перед мордой зверя, тепло жужжа. В глазах Зверя  загорелся неподдельный интерес. Он тихо зарычал, сделал попытку тронуть молнию лапой, отчего та немного качнулась в сторону, - и внезапно набросился на нее,  по всей видимости, намереваясь ее сожрать. Но молния с сухим треском взорвалась прямо перед его носом.  Зверь хрипло завизжал; на какое-то время в  коридоре воцарилась темнота, но затем откуда ни возьмись заструился белый свет, и Мерлин с отползшим от стены Мерфи увидели, как из темного проема,  медленно ступая тяжелыми лапами, выходит огромный белый волк. Волк не спеша направился к скулящему и повизгивающему Зверю, спрятавшему  покалеченную морду в лапах, и, подойдя к нему, тихонько рыкнул.
Зверь даже не стал ему сопротивляться. Может быть, в иной ситуации предпочел бы рыпнуться - но не сейчас. Волк был здоров; волк был, хоть и меньше по  размеру, но проворнее, и у волка были свежие силы в запасе, - тогда как Зверь был уставшим, и, к тому же, раненым. Негромко прорычав волку в ответ, Зверь,  словно огромная гора мяса, поднялся с полу и стал растворяться в воздухе. Несполько секунд - и его не стало. Лишь оранжевые глаза на пару мгновений  задержались в воздухе, недобро глядя на собравшихся, - но и они погасли. Черный ветер, распахнув окно изнутри, вылетел наружу. В его свисте послышался  заунывный далекий вой, - и тут же все стало тихо. Вонь исчезла. Зверь ушел.
Мерфи, кое-как поднявшись с пола, подковылял к волку. Его правая рука, в которой он держал меч во время драки со Зверем, теперь безвольно болталась.
- Спасибо тебе, - прохрипел он, подходя к волку и безо всякого страха зарываясь лицом в его белую светящуюся шерсть. - Спасибо тебе, Добрый Зверь.
После этих слов силы оставили его, и Мерфи медленно осел на пол. Мерлин наблюдал за всем этим со стороны, не рискуя подойти к волку. Впрочем, какое-то  странное чувство давало ему понять, что волк навряд ли тронет юношу. А вот Мерлину с королем могло и не поздоровиться. Король, между прочим, каким-то  образом ухитрился прийти в себя, и теперь стоял, опершись о стену, и с опаской поглядывал на волка. Волк, тем временем заметил его и, поглядев на короля с  какой-то странной, волчьей иронией, неожиданно прорычал на человеческом языке:
- Ну что, Мечущий Молнии, доволен?
- Можешь съесть меня, - ответил король, устало прикрывая глаза. - Я в твоей власти.
- По-твоему, мне доставит большое удовольствие глодать твои кости? - довольный своей шуткой, оскалился волк. - Если уж ты так хочешь накормить меня, то мне  бы чего помягче. Кости только собаки любят грызть. И твоя собачка, я думаю, с удовольствием бы их погрызла.
- Не надо сейчас про собачек, пожалуйста, - раздраженно отозвался Артур.  - Лучше помоги мне привести в порядок моего племянника, раз уж пожаловал.
- На твоем месте, я бы держал себя со мной повежливей, ну да ладно, молодежи просительно, - рыкнул волк, и с совершенно невозмутимым видом, словно  человек, меняющий рубашку, превратился в высокого мужчину с очень густыми и длинными черными волосами и черной же бородой. Лицо у мужчины было  длинным и обветренным, глаза - блестящими и лукавыми, а кончик большого носа загибался книзу, словно у хищной птицы. Он был очень высоким, - на голову  выше короля, - и очень сильным, но эта сила, несмотря на то, что ее было чрезвычайно много, не была грубой. Это была разумная и размеренная сила человека,  который знает, чего хочет и знает, как этого добиться.
Таким был Кормак Мак Арт, владыка Тары.

***

- Мерлин, скажи, он ведь точно останется жив? - Грейс с мольбой посмотрела на волшебника. - Вроде ведь ничего серьезного, правда?
Мерфи не подавал почти никаких признаков жизни вот уже несколько часов кряду. Только еле слышный пульс еще прощупывался на его здоровой руке. Вторая  рука была сломана в нескольких местах - парнишка врезался ею в стену, когда Зверь его отшвырнул. Мерлину удалось как следует перебинтовать ее, однако, судя  по всему, срастись нормально она уже не могла.
- И ведь сломал ту же руку, что и тогда, когда впервые попал к нам, - пробормотал волшебник, озадаченно глядя на неподвижно лежащего Мерфи. - Удивительно.  Ты не переживай, - он ободряюще посмотрел на Грейс, - парень останется жив, он сильный малый. Вот только меня беспокоит то, что он второй раз ломает одну и  ту же руку. И его поведение во время нападения Зверя... тоже весьма настораживает.
- У  меня вообще такое чувство, что происходит что-то не то, - мрачно отозвалась Грейс. Тут в разговор вмешался молчавший до этого Кормак Мак Арт, сидевший  в кресле неподвижно, словно изваяние:
- То оно, или не то - время покажет. Не делайте поспешных выводов. За себя скажу, что мне безумно жалко паренька... но больше ничего добавить не смогу. Оно и  не нужно.
- Отец, - взвилась Грейс, - ты пугаешь меня. Что это еще за "безумно жалко"?!
- Ну, просто жалко, - ответил Кормак, пряча глаза, однако Грейс была непреклонна.
- Скажи мне, - сказала она, опускаясь на пол подле его креса. - Скажи мне, ради всего святого. Богами Тары заклинаю тебя, - ответь, что происходит?  Не прячь  глаза. Я не успокоюсь, пока ты все мне не расскажешь.
- Вот настырная девчонка, - прорычал Кормак Мак Арт, ерзая в кресле. Кресло  жалобно заскрипело. - Клянусь, если бы ты не была мне дочерью, я бы лишил тебя  дара речи. Ты лезешь не в свое дело, Грейс. Сколько я тебя помнил - ты всегда лезла не в свое дело. И откуда в тебе это?! Успокойся, не рыпайся. Всему свое  время.
- Я хочу, чтобы ты объяснил мне, в чем дело, - настаивала на своем Грейс. Ее темные тонкие брови сдвинулись. - Если ты не хочешь говорить об этом при Мерлине  - мы можем выйти. Я клянусь, что никому ничего не расскажу.
- Ты женщина, а женщины редко умеют хранить тайны - Кормак Мак Арт сверкнул было глазами в ее сторону, но его взгляд тотчас же смягчился, и он тяжело  вздохнул: - Я не уверен, что тебе нужно это знать. Но раз уж ты так просишь... то выйдем в соседнюю комнату. И я расскажу тебе, в чем дело.
Грейс кивнула. Они с Кормаком Мак Артом встали и вышли из комнаты. Мерлин остался сидеть рядом с лежащим без чувств Мерфи.
- Вот что я тебе скажу, Грайне, - начал Кормак, когда они с Грейс остались наедине. - Не пытайся узнать у меня больше, чем я скажу тебе. Это чревато  неприятными последствиями, в том числе - и для тебя.
- Скажи мне, отец, - сказала Грейс, словно не слыша его, - что за рок преследует Мерфи?
- Так значит, Моргана тебе уже рассказала, - усмехнулся Кормак Мак Арт. - Так я и думал. Женщины не умеют хранить тайны, которые сами же и создали. Ну да  ничего. Сделанного не воротишь...
Помолчав немного, он собрался с мыслями и продолжал:
- В любом случае, я посоветовал бы тебе помалкивать и не лезть туда, где тебе не место. Ты тут ничего не сможешь сделать. И не пытайся.  Это - дела высших сил,  и людям в них лезть не стоит.
- Поняла, - коротко кивнула Грейс. - Я обещаю, что никому не расскажу о том, что услышу.
- Тогда слушай, - владыка Тары отошел к окну и оперся о подоконник. Грейс внимательно смотрела на него, готовая слушать.
- Когда-то давно, когда тебе не было еще и семи лет, - начал свой рассказ Кормак, и его голос был тих, но внятен, - случилось так, что пришел в нашу землю Зверь.  Диким Вепрем его называли; называли Великим Псом, Черной Смертью. Но никто не знал, откуда он взялся. Многие отважные мужи пытались дать ему отпор. В  числе их был и я.
Как-то раз одному из моих друидов во сне привиделся некто, сражающийся со Зверем. Был этот человек одет в кожаный доспех, и лицо его закрывала маска, так  что тому друиду так и не удалось разглядеть его лица. В руках человек держал длинный меч, ярко сверкающий. Зверь визжал и крутился на месте, пытаясь от  него спастись, но человек наступал на него с такой яростной храбростью, словно он был и не человеком вовсе. Однако, в какой-то момент, когда его погибель,  казалось бы, была уже близка, Зверь извернулся таким хитрым способом, что подмял своего противника под себя, и наклонил над ним морду, собираясь  перегрызть ему глотку.
Тут со стороны леса явился воин в черном доспехе, верхом на диком коте и, в свою очередь, кинулся к Зверю, целясь в него длинным копьем. Зверь оставил свою  добычу и кинулся навстречу новому врагу. Воин занес копье, готовясь поразить Зверя, но дикий кот, на котором он сидел, подвел его. Он сбросил своего  наездника с себя, а сам прыжками убежал в лес. Напрасно тот, первый, в маске, бросился на помощь упавшему рыцарю, - Зверь накинулся на него и принялся  рвать его когтями, хотя и сам был ранен его копьем. Послышался стон; воин в черном доспехе умирал. Тогда высокий человек в маске занес свой меч над головой  и громко крикнул, и, когда Зверь повернулся к нему и прыгнул на него, вонзил клинок ему в грудь по самую рукоять, - но и сам был смят падающей на него сверху  тушей. Зверь страшно закричал и забился в агонии, но человек не вынул меча из его груди, и гигантская туша стала медленно таять, распадаясь на множество  частей, которые отделялись от нее и падали на землю, и тотчас же гнили. А человек все стоял и стоял на коленях, запрокинув голову, и держал меч над собой, а  сверху все это время бил ослепительный столп света, и, хотя была ночь, кругом было светло, как днем. Наконец, от Зверя ничего не осталось. Человек в маске  поднялся с колен и открыл свое лицо, - но вместо лица у него оказалось сияющее светом звездное небо. Мгновение - и он поднялся над землей, и вознесся на небо  по столпу света под дивную музыку - а потом все стало тихо. И лишь прекрасный запах разлился в воздухе; и подул ветер с моря, а из тела погибшего воина вырос  стебель длиною до неба, весь усыпанный кроваво-красными ягодами. Тут невесть откуда прибежали дети, множество детей, - черноволосых, и с волосами цвета  льна, и с рыжими, словно осенние листья, - и принялись, смеясь, карабкаться по этому стеблю на небо, к звездам. Стебель тихо покачивался под их ногами, а они  все карабкались и карабкались. Тут, неизвестно откуда, прозвучал голос:
- Лишь тот, кто сердцем чист, способен победить зло, и лишь носящий звезды в себе способен увидеть Солнце.

После того, как друид рассказал нам об этом сне, все взволновались. Все кинулись искать этого "чистого сердцем", но он никак не желал находиться. И кого только  не прочили на эту роль! И Финна Мак Кулла, в Камелоте известного под именем Борс, и молодого вождя бриттов Артура - тогда еще молодого, и твоего первого  мужа, Диармайда О'Дувне - и даже меня,  - но всякий раз появлялся знак, говорящий о том, что тот, что победит Зверя, еще не родился. И вот, однажды, ровно  через девять месяцев после увиденного друидом сна, когда листья на деревьях начали желтеть, другой друид, гадая на птичьих внутренностях, узнал о том, что  будущий убийца Зверя появился на свет.
Вся Ирландия ликовала, - но недолгим было это ликование, ибо тотчас же выяснилось, что человек этот - плод греха, и душа его изначально отравлена тьмой.  Однако, в пророчестве ничего не говорилось о душе; в нем говорилось о сердце, а сердце у новоявленного героя, как и у любого ребенка, было еще чисто. "Если он  не допустит зла в свое сердце, - сказали друидам боги, - то он сможет победить Зверя, но ежели случится так, что он не удержится и прельстится силой - быть ему  убитым во время поединка, и тогда придется ему кануть во тьму."
Думаю, ты уже догадалась о том, кто этот человек, Грайне. Да, маленький скрипач, похожий на непоседливого лисенка, и есть тот самый воин, что убьет Зверя.   Сейчас все зависит от того, что он выберет - силу или же стойкость. Если выберет стойкость - Зверь будет повержен... если же выберет силу... мне страшно  подумать. Но я не имею права вмешиваться в его судьбу; не имеешь на это права и ты, Грейс. Предоставь событиям идти своим ходом, и не пытайся ничего  изменить. Твоя судьба будет светлой; тебе не о чем беспокоиться.
Когда Кормак Мак Арт закончил свой монолог, Грейс долго молчала, глядя в пол, но затем внезапно подняла голову, и, глядя отцу в глаза, спросила:
- Скажи мне, а почему в том сне воинов было двое?
- Этого я не могу сказать, - покачал головой Кормак Мак Арт, - возможно, их будет и двое.  Но не думай об этом. Живи своей жизнью.
- Отец, но мне кажется, что Мерфи искушают, - покачала головой Грейс. - Я вижу, что с ним творится что-то не то. Что, если он и впрямь выберет...
- Лучше молчи, - вздохнул Кормак Мак Арт. - Молчи. Сказать по правде, я и сам страшно этого боюсь. Но у нас нет права вмешиваться.
- Одно дело - вмешиваться, - пробурчала Грейс, скрестив руки на груди. - А другое дело - противостоять врагам.
- Решить за него мы все равно не можем, - покачал головой владыка Тары. - Моргана хочет учить его чему-то... к тому же, там есть и его мать. Посмотрим, как все  выйдет. Главное - не паникуй раньше времени.
И Кормак Мак Арт неумелой рукой погладил неприбранные рыжие волосы дочери.

***

Мерфи с трудом разлепил глаза. Все тело ныло; правую руку он вообще не чувствовал. Юноша попытался вспомнить, что с ним было накануне - и всем, что  всплыло в его памяти, были две узкие оранжевые щели - глаза Зверя.
Но сейчас чудовища не было рядом - оно ушло. Мерфи стал вспоминать подробности схватки дальше, и следующей мыслью, сверкнувшей в его голове,была мысль  о том, все ли в порядке с королем. Ведь он лежал без чувств, когда Мерфи кинулся на Зверя. Выжил ли он?
Правая рука, судя по всему, была в абсолютно негодном состоянии. Юноша попробовал пошевелить ею и только вздохнул, поняв, что с любимым развлечением  ему на ближайшее время придется распрощаться. Тут чья-то холодная рука легла к нему на лоб, и, с трудом подняв голову (шея затекла и страшно болела) Мерфи  столкнулся взглядом с Грейс.
- Очнулся, - улыбнулась та. Выглядела она неважно. Бледное лицо, растрепанные волосы и круги под глазами свидетельствовали о том, что она не спала всю ночь.  Паренек измученно улыбнулся ей в ответ, и, найдя здоровой рукой ее руку, крепко стиснул ее пальцы.
- Сколько я тут лежу? - поинтересовался он. - И сколько ты сидишь со мной?
- Долго, - ответила Грейс, убирая волосы с его лба. - Всю ночь и весь день. Сейчас уже вечер. Но я рада, что ты очнулся. Ты, наверное, голоден. Подожди немного;  я принесу тебе поесть.
- Нет, постой, - Мерфи поймал ее за руку, не дав ей уйти. - Постой... сядь. Еда подождет. Скажи мне, где Артур. Как он. Все ли с ним хорошо. Мне важно это  знать.
Грейс тепло на него посмотрела.
- Не волнуйся, - сказала она. - Королю было плохо, но сейчас он чувствует себя лучше. Если хочешь, завтра утром мы сходим к нему. Он так же, как и ты, лежит в  постели, но все время норовит из нее вылезти.  Не беспокойся. Тебе сейчас нельзя беспокоиться.
- Хорошо, - Мерфи с облегчением вздохнул. - Как же хорошо, что все так закончилось. Знаешь, а ведь когда я кинулся на Зверя, мне совсем не было страшно.  Даже удивительно. Ведь раньше я его боялся, а сейчас...
- Наверное, ты просто вырос, - предположила Грейс. - Я никогда не считала тебя трусом. Я знала, что ты сможешь дать отпор любому, если захочешь.
Мерфи поднял на нее удивленные глаза:
- Правда? Но откуда ты это узнала?
- Как-то увидела, - пожала плечами женщина - Я сама не понимаю, как.
Мерфи улыбнулся, наморщив нос, и, свободной рукой обхватив Грейс за шею, привлек ее к себе на грудь и поцеловал.
- Здесь, вроде бы, никого нет, - шепнул он. - Хочешь, я сделаю тебе приятное прямо сейчас? Ты давно не была со мной, и, наверное, хочешь, чтобы тебя приласкали, верно?
- Не сейчас, - сказала Грейс, мягко отстраняясь.
Мерфи возмутился.
- Скажи, почему ты меня избегаешь?! - воскликнул он, садясь в постели и обиженно глядя на Грейс. - Может, у тебя появился кто-то еще? Или я тебе наскучил?
- Нет, - Грейс встряхнула головой. - У меня никого нет. Просто ты еще слишком слаб для таких вещей. Подожди денька два, и я сделаю с тобой все, что ты  пожелаешь... - она усмехнулась, закусив губу. В ее глазах заплясали веселые огоньки. Мерфи расхохотался.
- Сама же хочешь, - сказал он, осторожно водя пальцами по ее шее. - Я же вижу, что ты вся горишь. Ну же, соглашайся. Не пожалеешь.
Грейс улыбнулась и поцеловала его в губы.
- Почему-то в последнее время ты вечно обставляешь все так, будто бы это надо только мне, - сказала она. - А сам-то ты хоть что-нибудь ко мне чувствуешь?
- Чувствую, раз сам тебя обо всем прошу, - ухмыльнулся Мерфи. - Иди ко мне. Только осторожнее с рукой. И что за напасть - уже второй раз ее ломаю...
Грейс посмотрела на него с неожиданной нежностью.
- Только ты старайся быть добрее, пожалуйста, - попросила она. - И не вцепляйся мне в горло, когда ты сверху. Мне больно. Тебе, наверное, страшно... я понимаю. Но, пожалуйста, не становись злым из-за того, что тебя мучает. Так ты заставляешь мучаться не только себя.
Мерфи ничего не сказал, только тяжело вздохнул и, погладив Грейс по щеке, внезапно заплакал, уткнувшись лицом ей в руку.

***

- И ты ей все рассказал?! - всплеснула руками Моргана. - Ты рассказал девчонке про пророчество?
- Эта девчонка - моя дочь, - жестко отозвался Кормак Мак Арт. - И я имею право поведать ей о том, что знаю. В особенности, если она просит. Да и к тому же, - помнится, ты сама рассказала ей про то, что Мерфи ожидает какая-то сложная и необычная судьба. Нет? Или я не прав.
- Ты всегда был слишком сентиментальным, - пробурчала Моргана. - Одно дело - чуть-чуть намекнуть, а другое дело - вываливать все сразу. И что мы будем делать, если она всем расскажет?
- Вот когда расскажет, тогда и будем думать, - отвечал Кормак, не меняя своего тона. - Ты слишком любишь все запутывать, и в результате путаешься во всем сама. Иногда надо быть проще.
- Проще, - Моргана усмехнулась. - Ну-ну. Я всегда говорила, что ты прост, как два пальца. Ну почему; почему ты всегда такой честный там, где не нужно?
- Это уж мое дело, - владыка Тары запахнулся в плащ и оперся спиной о стену. - Сдается мне, что мы с тобой где-то просчитались. А Грейс... кто знает, на что она способна? Всегда надо иметь запасной вариант.
- И ты думаешь, что она потянет на запасной вариант? - Моргана колюче взглянула на него.
- Потянет, - с уверенностью сказал Кормак Мак Арт. - Сдается мне, что потянет.
- И опять из красивой легенды получается девчачья сказка, - вздохнула волшебница. - Терпеть не могу такие истории.
- Что поделать - иногда они вполне актуальны, - невесело усмехнулся Кормак.