Слепая

Меня зовут Вася. Просто Вася.
Мне всего 20 лет. Вам этого, должно быть, много? Спешу вас заверить, 20 лет – это еще не вся жизнь. Это – капля в море, песчинка, пылинка в бесконечном водовороте времени…
Я очнулся от дум и посмотрел в зеркало, стоявшее в прихожей той квартиры, куда я только что зашел. Да, правильно. Это была не моя квартира.
- Вася, это ты? – Раздался мягкий женский голос. – Проходи ко мне в комнату.
Я еще раз мельком взглянул в зеркало, тут же отвернувшись. Всего лишь студент. Ничего во мне не было особенного – средний рост, самое обыкновенное телосложение, черные волосы, практически непроницаемые темно-карие глаза. Таких, как я, тысячи и тысячи по всему миру.
Впрочем, для хозяйки квартиры, куда я был приглашен, глаза играли далеко не самую важную роль.
Еще раз оглядев прихожую (наметанный глаз дизайнера бессознательно отметил правильность и безукоризненную точность пропорций), я прошел в комнату, откуда раздался мелодичный женский голос.
Комната, в отличие от прихожей, была очень светлой. Красивые узорчатые обои на стенах, потолок ненавязчиво белый. Окно во всю стену – комната с балконом. Занавесок нет, из окна беспрестанно льется яркий солнечный свет, который уже начинал гаснуть – вечерело. Слева огромный уютный белой кожи диван, за ним стеллаж с книгами во все стену. Перед диваном стоит маленький стеклянный столик на тонких закругленных ножках светлого дерева. Столик стоит на белом мягком ковре, который расстелен по полу всей комнаты – еще не ступив на него, я уже знал, что мои ноги утонут в нем по щиколотку. По другую сторону от столика, справа от меня, на кресле в тон с диваном сидела девушка. Сзади нее стояло пианино темно-медового цвета. На пианино стоял семисвечник, ведь была уже зима, скоро Новый год. Моя душа внутренне возликовала – я обожал пианино и в душе любил все эти вещицы типа семисвечника – странно, обычно это черта женского характера, но я как дизайнер осознавал всю важность таких мелочей, как семисвечник. Они создают в доме неповторимое ощущение уюта. Я сразу почувствовал себя так, будто вошел в родной дом.
- Что же ты стоишь? – Напевно и слегка наивно-удивленно прозвучал голос девушки. – Садись.
Тут я заметил, что ее кресло, скорее, тоже похоже на маленький диван. На нем спокойно могли сидеть двое.
И я послушно сел рядом с ней.
- Извините, что не ответил тогда в коридоре и был таким невежливым сейчас, - запинаясь, проговорил я, проклиная себя за внезапную нерешительность и от этого внутренне краснея, - просто у вас очень красивый дом.
Я не мог свести глаз с девушки. И не мог всегда, с тех самых пор, как познакомился с ней. Она была совсем небольшого роста, ниже меня на голову, хрупкая и миловидная. Прямые русые волосы спускались до самого пояса, лицо правильной овальной формы, руки нежные, пальцы длинные, музыкальные.
Не задерживаясь на губах, я посмотрел ей прямо в глаза.
Или на то место, где они должны были находиться. Тьфу, совсем забыл.
Она же слепая. И веки ее закрыты навсегда.
И я поспешно отвел глаза. Задумался на мгновение; за секунду перед глазами промелькнула вся история нашей встречи.
Впервые я увидел ее вечером последнего учебного дня, на пешеходном переходе, она ждала того, кто перевел бы ее через дорогу, и выглядела невероятно беспомощной. Эта беспомощность поразила и на мгновение парализовала меня. С трудом я подошел к ней.
- Как вас зовут? – эти слова слетели с языка прежде, чем я успел хоть что-то осознать.
- Наташа, - ответил мелодичный голос, - а тебя?
Удивительно, что совсем незнакомая девушка не стесняется называть меня на ты.
- Вася. – Я взял ее за маленькую мягкую теплую руку и перевел через дорогу, но не спешил отпускать. В глубине души я признавался себе – вот сейчас я отпущу эту маленькую теплую руку, и ее обладательница навсегда исчезнет, растворится в этом огромном равнодушном городе. И никто ей не поможет…
- Могу ли я проводить вас до дома? – Этот вопрос кажется вполне логичным продолжением моих мыслей. Ведь такие беспомощные девушки, как моя новая знакомая, просто не могут ходить вечером в одиночку.
- Я была бы тебе очень благодарна, - девушка поворачивает ко мне свою прелестную головку и улыбается. Она улыбается – мне! Ее улыбка пронзила мое сердце, то место, куда никому не было доступа. Странная это была улыбка – в ней наивность, растерянность, легкое сожаление и глубокая печаль…
- Могу ли я чем-нибудь помочь вам? – я едва ли осознаю, что голос, который произнес эти слова, принадлежит мне – столько в них затаенной нежности, живого участия и жажды быть полезным этой девушке. Я словно переродился от одной этой улыбки, пережил десять жизней, изменился неузнаваемо. Моя жизнь теперь никогда не будет прежней, и я знал это. Кончились бесцельные, пустые дни и ночи. Мир наполнился яркими красками, этот мир был создан для меня и для нее, девушки напротив. Ради ее улыбки с этой секунды я был готов на все. Только она была так бесконечно недосягаема…
- Да, конечно, - последовал ответ. Я с трудом вспомнил, что за вопрос задавал ей, но вспомнив, радостно, но пока сдержанно, улыбнулся. – С тех пор как я живу одна, - продолжала девушка, которую мне духа не хватало назвать по имени, - мне сложно следить за порядком по понятной причине, - горькая усмешка на миг пробежала по ее губам, - так что ты можешь приходить хоть каждый день.
Ее ладонь по-прежнему была в моей. Я очень нежно и осторожно пожал ее.
- Я приду. Обязательно. Хотя бы для того чтобы узнать, почему такая прелестная девушка, как вы, живет одна.
Я и не заметил, как мы дошли до ее дома, вошли в подъезд, дошли до квартиры. Странно мы шли, спутница как будто вела меня, потому что дороги я, естественно, не знал, а сказать адрес она мне почему-то не посчитала нужным.
- Ты запомнил дорогу? – вместо прощания спросила девушка.
- Конечно, - мягко сказал я без кивка, не забывая, что она не может меня видеть. Я убедился, что дверь за ней закрылась и все в порядке, и только потом пошел домой. Мир вдруг поблек, потерял новообретенные краски, вновь стал серым. В груди образовалась дыра. Я снова почувствовал себя никчемным, потерявшимся в этой пустой жизни. И я знал, что впереди предстоит длительная бессонная ночь.
Но теперь я сижу рядом с ней на этом узеньком диване, с ней, воплощением добра и женственности. Впервые в жизни я пришел домой к девушке. Она сидит рядом, и я держу ее за руку, милую маленькую мягкую, теплую женскую руку и смотрю на нее. Внезапно ее красиво очерченные губы разомкнулись, и она прошептала:
- Вася, мне ужасно стыдно… Я не прибиралась больше трех месяцев…
- Почему вы все-таки живете одна? – спросил я, недоумевая, не обращая внимания на ее оправдания.
- Моя мать умерла четыре месяца назад, - начала девушка, - она попала под машину, возвращаясь домой… - рассказчица сглотнула комок, внезапно появившийся в горле, - …из магазина. Она воспитывала меня совсем одна… - продолжала рассказчица, и ее веки вдруг начали едва заметно подрагивать, - папа бросил нас… - из правого глаза выкатилась слеза, - …когда я только родилась. Из-за моей врожденной слепоты. –Из левого глаза тоже выкатилась слеза. Вдруг девушка отвернулась и закрыла лицо руками. – Не смотрите на меня! – Услышал я жалобные всхлипы. – Я жалкое существо!
Я не мог этого вынести. Я взял ее прелестную головку в свои руки и силой повернул к себе, нежно сняв ее руки с лица.
Мое сердце дрогнуло от жалости.
Плач слепого…Лучше вам этого никогда не видеть.
- Ну ничего, - приговаривал я, гладя ее по голове, - ничего.
Внезапно она перестала плакать и посмотрела на меня. Да, вы не ошиблись, я сказал «посмотрела». Ибо вся ее душа была обращена ко мне, всем своим существом она ко мне тянулась. Ей не к кому больше было тянуться.
Я слегка улыбнулся. Удивительно, она тоже улыбнулась. Словно бы в ответ.
- Я сейчас приберусь, хорошо? А вы сидите здесь и никуда не уходите.
Она кивнула и села на диван, выпрямив спину и положив руки на колени. У нее, как и у других слепых, был очень хороший слух, и я был уверен, что она слышала каждый мой шорох.
Сначала я нашел пыльное ведро и засаленную тряпку, вымыл хорошенько тряпку с мылом. Потом я налил в ведро воды, добавил последний колпачок жидкости для мытья полов и принялся за работу.
У девушки была двухкомнатная квартира – в одной комнате жила она, насколько я понял, жила раньше мама.
Я решил начать с кухни, потом перейти к туалету, ванной, прихожей. Я мыл все настолько тщательно, насколько мог, хотя в туалете и ванной были ковры и я мог не мыть, но я заглядывал под каждый коврик и нещадно выбирал оттуда всю пыль.
Я выжимал тряпку после каждого квадратного метра. Через некоторое время пол во всей квартире засиял, а вода в ведре стала черной, словно деготь, и даже руки в нее окунать стало неприятно.
Я помыл все полы, кроме той комнаты, где по-прежнему сидела и покорно ждала меня девушка, ради которой я все это и делал.
- У вас закончилось средство для мытья полов, знаете? – негромко сказал я, подойдя совсем близко к ней.
- А ведь еще осталась моя комната… - еще тише сказала она.
- Я бы мог пойти все и купить, - ответил я. Она улыбнулась, робко, словно бы через силу, словно бы…превозмогая боль…Неужели я для нее что-то значу? Следующие ее слова меня чуть не обескуражили:
- Тебе нужно идти домой. Спасибо, что пришел. – Вымученная улыбка, которая разрывала мне сердце. – Тебя ждут мама, папа, любимая девушка… - ее веки дрогнули. Я усмехнулся.
- Не волнуйтесь, - мрачно ответил я. – У меня никого нет, кроме вас. Я сирота и жил в детском доме почти с самого рождения.
- Я так сожалею! – искренно воскликнула она, и ее маленькая рука ласково погладила меня по плечу. Я ощутил ее живое тепло, все во мне всколыхнулось, затрепетало; я радовался, что она не видела моего лица.
- Тогда пойдемте за жидкостью для мытья полов! – бодро воскликнул я. Я не хотел думать о том, чего у меня нет, когда рядом со мной была та, которая заместила пустоту в моем сердце.
- Вместе?... – в ее голосе прозвучала такая тихая, робкая, затаенная и невысказанная надежда, что мое сердце дрогнуло и забилось снова, неудержимо, разгоняя кровь по венам.
- Конечно, - ласково прошептал я, - возьмите меня под руку, чтобы не упасть.
И я снова пережил это незабываемое ощущение – прикосновение ее теплых, нежных пальцев. И мысль о том, чтобы отпустить эту руку, казалась мне невыносимой.
Мы оделись и вышли на морозную улицу…Шел снег. Снежинки кружились в воздухе, исполняя какой-то неведомый, мистический танец. Но он не был для меня загадкой – мое сердце танцевало точно так же вместе с этими снежинками.
- Вы чувствуете? – спросил я, - вы чувствуете прикосновение снежинок на своем лице?
- Да… - прошептала она. – Чувствую. И мне так тепло почему-то от этого.
Дальше мы шли молча и улыбались, шли навстречу снегу и ветру. И нам было не холодно – еще у нее дома я внимательно проследил за тем, как она надела шапку, шарф и варежки. И пуховик с сапогами на меху, конечно. В ее одежде не было ничего женственного – все самое обыкновенное, простое, но сидело оно на ней необыкновенно хорошо. Длинные русые волосы все равно не скроешь, они рассыпаны по плечам, и сейчас в них можно увидеть маленькие тающие холодные блестки-снежинки.
- Вот мы и дошли до магазина, - сказала вдруг моя спутница. Я и сам его уже заметил.
- Как вы догадались? – спросил я.
- По воздуху и голосам внутри магазина, - просто ответила моя спутница.
- Удивительное у вас мироощущение… - проговорил я задумчиво.
Мы вошли в магазин, весело звякнул колокольчик. Но внезапная задумчивость не покидала меня. Скоро надо будет уходить, а мне ужасно не хотелось. Только ощущение этой милой женской руки на моей руке не давало мне впасть в депрессию окончательно.
В магазине было пусто. Это было небольшое теплое помещение – тепло давал электрический обогреватель. Везде были полки с различными моющими средствами – для ванны и туалета, для окон и для посуды, и…для полов.
- Что вам угодно? – подошла на место улыбчивая накрашенная продавщица средних лет. Ее улыбка явно была вымученной. Оставалось полчаса до закрытия магазина.
- Средство для мытья полов, пожалуйста, - вежливо сказал я. Продавщица ушла за средством, и вдруг моя спутница спросила:
- Почему ты вдруг стал так задумчив?
Мое сердце разрывалось от предстоящей разлуки.
- Могу ли я прийти к вам завтра? – вместо ответа спросил я. – Мне надо еще пол у вас в комнате помыть, - добавил я поспешно.
Она нежно улыбнулась.
- Конечно, Вася. Я буду очень тебе рада.
- Вот и средство, - подошла наконец продавщица, - с вас 100 рублей.
Я начал копаться в кошельке, - долго, чтобы потянуть время. Но рядом стояла продавщица и нетерпеливо цокала языком. Я со вздохом достал нужную купюру, положил ей в протянутую руку, взял средство, и вышел из магазина, и моя спутница шла рядом со мной.
Я довел ее до двери ее квартиры, но моющее средство рядом не оставил.
- Я принесу его с собой, - сказал я с трудом. Горло перехватывало от того, что я должен сейчас сказать, что должен сделать. – До встречи…
- До завтра, Вася, - ласково сказала она, и ее рука ускользнула от меня.
И я пошел домой, который теперь не был моим домом, потерянный, опустошенный…Мир остановился, стал вдруг мне противен, потерял всякую привлекательность. И снег, который все еще шел, тоже потерял, казалось, всю свою магию. Я уныло брел домой, было уже около 12 ночи, и никто не попался мне на пути. Я дошел до своего подъезда, взлетел по лестнице, поднялся в квартиру, зашел в свою комнату. Слезы душили меня. Я упал ничком на кровать и разрыдался, закусив кулак, чтобы не услышали соседи. А потом так и лежал всю ночь, затихший. Впереди еще столько часов одиночества, но потом меня ждет встреча с ней…И я уж постараюсь никогда с ней не расставаться.
Едва взошло солнце, я кинулся к ней, стремглав выскочив из постели, выбежав из мерзкой неубранной квартиры, из дома, что держал меня уже два года, с тех пор, как я ушел из детдома.
Я вбежал к ней в подъезд, взлетел по лестнице, позвонил в квартиру.
- Вася? Проходи, - ответил мне с порога голос девушки.
Щелкнул дверной замок, и дверь распахнулась, повеяло уютным домашним теплом. Я вошел в квартиру, разулся, повесил на вешалку куртку. Все это время я чувствовал, что за мной наблюдают, хотя я знал, что девушка не может меня видеть. Не забыл я и моющее средство, оно с вчерашнего вечера было в куртке. Удивительно, как не потерялось по дороге.
- Здравствуйте, - сказал я, почтительно и нежно беря ее руку в свои. Какое поразительное ощущение, я не успевал удивляться! Словно бы я уже дома.
- Вы не видите мои глаза, - прошептал я, - зато вы в силах почувствовать мое прикосновение.
И я нежно поднес ее руку к своим губам. Что за восхитительное ощущение! Во мне разом поднялись все мои ощущения, все чувства; они перевернулись, смешались, сплелись в чудной комок всего мыслимого и немыслимого…
Я с трудом смог отказаться от этого.
- Я принес моющее средство, - нарочито весело, непринужденным тоном продолжал я, словно бы ничего и не случилось, - теперь приступлю к облагораживанию вашей комнаты. Но прежде, - бодро продолжал я, - я провожу вас на кухню!
Я взял ее под руку и довел до порога. Она и не сопротивлялась, но и не подыгрывала, я чувствовал это. Она словно бы была безучастна. Это возбудило во мне тревогу…
И тут она внезапно отошла от меня и сказала:
-Вася, иди, мой пол… Я сама дойду…
Я ничего не ответил. Я понял: она была напугана тем, что произошло, для нее, как и для меня, это был не пустяк. Ей нужно время… Но для меня еще время было равносильно самоубийству…. Я знаю ее только два дня, а такое впечатление, что уже целую вечность….
Я не хотел думать о том, что мне предстоит сделать. Я так боялся последствий, боялся самого страшного, что может быть.
Я нашел ведро и тряпку, налил воды, вылил средства и начал ожесточенно мыть пол. Прошел час, и в этой комнате пол засверкал точно так же, как и в предыдущих, а вода в ведре стала черной, словно деготь.
Я выжал тряпку, вылил воду, закрыл пол мягким белым ковром. И пошел к ней на кухню.
Девушка сидела, безучастно делая вид, что смотрит в окно.
- Я все вымыл, - сказал я.
Она встала, не дожидаясь моей помощи.
- Тогда пойдем ко мне в комнату. Я хочу кое-что показать тебе.
И она пошла вперед. Мне ничего другого и не оставалось, как идти за ней. Теперь весь мой смысл жизни был в ней, хоть она и не принимала этого.
И я вошел к ней, а она села за пианино. И музыка полилась. Она играла «Лунную сонату» Бетховена, мое любимое произведение. Она играла с таким чувством, с таким жаром, она жила этой вещью, этим великим творением великого композитора! Вместе с ней этой вещью жил и я, вместе с ней страдал и верил…
Отзвучали последние аккорды… Не успела она встать, как я уже был рядом, взял ее за руку, встал на одно колено…Я был должен это сказать.
- Вы не видите, я стою перед вами на одном колене…Вы – самый невероятный человек, кого мне только доводилось встречать…Я познакомился с вами только позавчера, но с тех пор как будто прошла целая вечность…Вы научили меня любить, Наталья, - я впервые произнес ее по имени, - я полюбил вас, как только увидел, - с жаром продолжал я, боясь остановиться, боясь наступления следующего мгновения, - и я прошу вашей руки. Я люблю вас, Наталья. И, поскольку она не отняла руку, я поцеловал эту невероятную руку. Я не мог оторваться от нее, не мог даже подумать о том, чтобы хоть на миг перестать ощущать эту руку. Я целовал всю  ее руку…Сначала кисть, потом локоть, потом плечо, потом шею, потом щеку…И вот я стою рядом с ней, а ее живое тепло, ее сущность, ее душа, ее тело в моих руках, а я целую ее в губы…И разум пал, и я забыл обо всем, я прижал ее к себе, ощутил прикосновение ее тела…Она поначалу сопротивлялась, шептала «Не надо, пожалуйста, не надо», пыталась уклониться от изъявлений моей любви к ней, любви, принадлежащей ей одной, но потом смирилась, затихла, обняла меня….И вдруг прошептала:
- Я согласна!
13.01.2013