Этюд о счастье

Я лежал на теплой траве и смотрел, как плывут облака. Никаких мыслей в голове не появлялось, хотя целый день я пытался обо всем подумать и что-то решить. Мне сейчас было просто хорошо и хотелось, чтобы это хорошо тянулось как можно дольше.

- Ты опять обо мне всякую ерунду думаешь?
Когда я молчу, то у меня всегда слишком серьезный вид. Алена сорвала травинку и стала щекотать мне нос.

- Ну и что ты придумал? Ответы «ничего» и «я тебя люблю» не принимаются!
- Я тебя обожаю!
- Это я знаю, иначе я бы сюда не приехала.
- Но я тебя правда обожаю! Всю-всю!
- У меня ноготь сломался, ты и его обожаешь?
- Его я обожаю больше других!

Я взял ее руку и стал целовать пальцы, пахнущие полынью. Алене нравилось нарвать листики полыни, скрутить их и вдыхать горьковатый запах, зажмуривая глаза.

- Полынь на тебя действует, как валерьянка на кошку.
- Это плохо? Тебе мешает этот запах?
- Нет, он сразу напоминает мне тебя, и это меня возбуждает.

Алена хлестнула травинкой меня по носу и резко встала.
- Ты извращенец!
- Тебе это не нравится?
- Нравится, но я до сих пор не могу привыкнуть. Ты такой серьезный и даже иногда кажешься умным, а несешь Бог знает что! Лежи, я пошла купаться.

Я сел и стал смотреть на вечернее Плещеево озеро, на желтый песок небольшого дикого пляжика среди зарослей орешника, на маковки церквей Переславля Залесского. Алена стояла у воды и тоже смотрела на гладь озера, где отражались начавшие розоветь облака. Она любила купаться без купальника и часто жаловалась, что ей для полного счастья нужны жабры. Раздевшись и собрав волосы в пучок, Алена стала медленно заходить в воду. Наш пляжик был на мелководье, она сделала несколько шагов и обернулась.

- Я тебе нравлюсь?
- Да, я уже говорил, что обожаю тебя всю! Ты очень красивая.
- Мне приятны такие слова, но женщина после сорока не может быть красивой!
- Глупости, я не вижу у тебя недостатков.
- Значит ты и правда меня любишь... во всяком случае, сейчас.
- Я бы сказал на данном временном интервале.
- Мне нравится этот временной интервал. Я бы хотела жить в нем всегда.

Тут рядом со мной послышался шум. Я обернулся и увидел высокого нескладного местного парня с велосипедом. Он, не отрываясь, смотрел на Алену и шумно сглатывал.

- Интересно? - спросил я.
Парень явно не заметил меня раньше. Посмотрев в мою сторону невидящими глазами, он подхватил велосипед и нырнул в заросли кустов. Раздался треск, потом все стихло. Алена стояла по колени в воде и смеялась.
- Ты ему даже ничего посмотреть не дал!
- Я жадный!
- Ладно, такую жадность я тебе прощаю.

Она сделал несколько шагов вперед и поплыла, осторожно разгребая воду руками, стараясь не намочить волосы.



… Это было чудо, что мы были вдвоем вдали от Москвы, от любопытных глаз и от пересудов за нашими спинами. Мы жили на небольшой веранде в доме бойкой старушки, которую звали баба Маша, по вечерам пили коньяк и жарили картошку с грибами из окрестных лесов. Утро мы проводили в лесу, усталые приходили домой, вываливали нашу добычу на траву и звали бабу Машу. Она долго смотрела на грибы, говорила, что жарить можно все, забирала себе лисички, которые называла «зайчатками», и уходила, напевая песню про то, как «кто-то с горочки спустился». Я таскал воду из колодца, мы мыли и чистили грибы к ужину, потом перекусывали бутербродами с чаем и ложились спать.

После сна мы снова бродили по лесам и сухим болотам, собирали клюкву, иногда ездили в Переславль за продуктами, пили там кофе и купались в теплом Плещеевом озере. Вернувшись на нашу веранду, мы готовили ужин, ходили к соседке за свежей сметаной и парным молоком, пили с бабой Машей коньяк, а потом гуляли по деревне и смотрели, как темнеет небо и зажигаются звезды.

- Ну и как тебе в деревне? - спрашивал я Алену.

Я знал, что Алена не представляла себе жизнь без ванны, душа, безупречных простыней и удобного матраса.

- С тобой мне все равно где жить. Несколько дней я могу пожить даже на Северном полюсе.

Мы останавливались посреди улицы и начинали целоваться.

- В деревне не принято так себя вести! - говорил я, с трудом отрываясь от теплых влажных губ.
- Мне плевать! - отвечала Алена. - Пусть завидуют!
- Но нам не восемнадцать! Чему тут завидовать?
- Мы тут уже три дня, и я все эти дни чувствую себя восемнадцатилетней.
- Такой же глупой?
- Ага!

Алена смеялась и прятала лицо у меня на груди.

- Спряталась! Так не страшно?
- Мне сейчас море по колено!

И мы снова начинали целоваться.

Алена и правда похорошела за эти дни. Исчезли темные пятна под глазами, разгладились складки около рта, глаза постоянно светились какой-то радостью, на щеках часто пылал румянец.

- Тебе сейчас и правда восемнадцать! - я проводил пальцами по ее щекам.
- Это от счастья, - улыбалась она . - К сожалению, это пройдет через два дня.
- Не знаю, что будет через два дня, но сейчас ты красавица!
- Еще бы вот это укоротить! - смеялась она и проводила пальцем по своему носу.
- И не думай! - возмущался я, - Длинный нос - признак сексуальности!
- А что, сексуальность исчезнет после пластической операции?

Мы смеялись, говорили, что сильно поглупели за эти дни, и что это прекрасно, и что надо почаще сюда приезжать, потому что глупые люди самые счастливые, а нам так не хватает счастья.