Свет Вифлеемского вертепа - I

             После  снегопада  город очнулся  первозданно чистым.  Грязь осталась под  сугробами. Так под Новый год люди белилами закрашивают верх души и подсыпают блестки. 


                У мэра с ночи еще, с раздумий тяжких о прожитом годе, болело сердце, поэтому он решил, что кофе сегодня лучше не пить и тихо, по-воровски слил желанный напиток в раковину, туда же закинув любимую кружку со сценами охоты. Жене, ясное дело, ничего не сказал.  Когда вышел из подъезда и сел в машину, боль слегка отпустила. Градоначальник, конечно, не мог видеть, что из тени четвертого подъезда его только что перекрестил иерей Павел Безтужев, студент-заочник четвертого курса семинарии.

               Сегодня до двух часов ночи отец Павел писал курсовую на тему «Сила крестного знамения по учению святых отцов». В новой квартире  работалось хорошо. Свечница Калерия предложила ему переехать сюда. «Я, батюшка, уезжаю со внуками сидеть, во Владивосток, на весь год. Вам с матушкой в моей улучшенной двухкомнатной просторнее будет, чем в домишке вашем без удобств. И мне спокойнее – буду знать, что воры не залезут». Они немного «поторговались» по поводу денег: отец Павел, высокий, не по годам серьезный, смотрел на старушку детскими карими глазами и настаивал на полной  квартплате, но Калерия, старая таксистка, настояла на половине: «Вы же охранять будете, это ведь работа. Лучше помолитесь за дочь и зятя, да за внуков, да за меня, грешную. А дом у нас хороший, теплый, и вода всегда есть, потому что в первом подъезде наш мэр проживает – Семен Евдокимович». Тут батюшка схитрил: сделал вид, что согласился, чтобы потом все же всучить хозяйке деньги. 

         Отец Павел невидимо благословил мэра с искренней любовью. Семен Лазуткин, отважный человек, еще пять лет назад был кумиром мальчишек, побивая собственные рекорды на областных авторалли. Павлик Бестужев тоже в гонках потел, только на велосипеде, а потом другие, высшие маршруты ему открылись. Когда в заброшенном селе на колокольню забрались с Вероникой. Ветер путал светлые волосы любимой девчонки, от высоты и еще от чего-то непознанного мурашки по коже бежали и  хотелось жить вечно. Свадьбу решили предварить венчанием. Батюшка Иоанн, с бородкой седенькой и любящими глазами, деликатно и долго исповедовал. Там-то, у аналоя со старинной иконой Спасителя в темном серебряном окладе и проснулась душа Павла, попросила живой воды. А потом еще и еще. 

             Молодой иерей шел к своим стареньким «Жигулям», вдыхал вкусный воздух, наслаждался созерцанием белоснежного покрова и шептал первые строки 103 псалма: Благослови душе моя Господа. Молодое горячее сердце стучало в такт мелодичным словам двухтысячелетней давности, и отцу Павлу хотелось осенять крестным знамением всех и вся вокруг… И еще хотелось пешком идти в Вифлеем, даже не сейчас, а тогда, 2012 лет назад… Да, да! Быть в караване волхвов хотя бы погонщиком верблюдов – неважно кем. Лишь бы все приближаться и приближаться к пещере, где даже ночью светло, потому что… ух, даже только подумать  –  дыхание перехватывает – там лежит в яслях для скота маленький Христос. Отец Павел укорил себя за мечтательность, привел на память свои грехи – в первую очередь лень и осуждение, и стал читать наизусть, мысленно, иерейские молитвы. 
 
            Чего ждать сегодня? Семен Евдокимович смотрел в окно автомобиля на украшенный мигающими гирляндами  родной город и пытался предугадать сюрпризы 31 декабря. Возмущения по поводу закрытия пивных ларьков начались неделю назад, но до крайностей не доходило. Может, и сегодня обойдется?  Когда 6 лет назад объявили о ликвидации игровых залов, в соседнем городе побили окна главе администрации и прокурору, а здесь, в городе N все было тихо. Дай Бог, и нынче...Когда состарюсь и буду писать мемуары, обязательно скажу,что в сферах власти соревноваться глупо. Все всегда аутсайдеры. Что-нибудь да не сделали. Обещания не ... Что это? Знакомый перекресток пуст! Где же та женщина? Вот и сюрприз. Что с ней случилось? Три недели она по утрам приходит с коляской на этот угол возле дежурной аптеки и стоит, пока не проедет автомобиль мэра. Так вдова лесничего Алешина напоминает о себе. Вот придумала! Сплела приемчик, изобретательница. Стоит себе в теплой шали. А у мэра пусть голова болит. И даже сердце. Ее заявление нужно подписать сегодня. Или отказать, или переселить на время капитального ремонта в сдающийся многоквартирник в новом микрорайоне. У лесничихи, конечно, есть основания. В однушке на пятом стена промерзает из-за строительного брака, так бы их и эдак… А у женщины двое детей. Но квартирка с красивым видом с балкона обещана (правда, устно) председателю гандбольной федерации, которая  именно в этом, уходящем году, красиво набирает обороты.  «Уйдут люди, уйдут!» - пугает председатель. Шантажирует, гад. Но что же вдова? Заболела? Умерла? Надо запросить список умерших за последние сутки. А разрешение на переезд ей подписать немедленно. Сердце упало куда-то, в какую-то яму. Но Семен усилием воли спружинился и по-деловому вышел из машины.

    В кабинет он входил обычно за час до работников аппарата. Подумать, набросать в блокнот ключевые слова для важных  совещаний. Но секретарь Марина была уже на месте. Наверное, хочет на час раньше уйти. Это мы еще посмотрим. Я же их балую, они же потом шепчутся о моей якобы мягкотелости. В приемной царил аромат хвои. Женщина простого вида раскланивалась уходя, негромко приглашала куда-то Марину к 12 часам ночи.

         Радостная, девушка зашла за ним в кабинет:

– Вот, подарок от церкви.
Она держала в руках огромный, формата А-2  календарь 2014 года. На первой странице звезда над колыбелью, какие-то люди, животные.

   В открытке говорилось: «свет Вифлеемского вертепа да просияет в Вашем сердце».
       Сердце мэра вздрогнуло. Фраза была непонятной. Хотя… что тут понимать? Ему желают чего-то очень хорошего, это он ощутил ясно, будто от самих букв, выведенных прилежной рукой, а не напечатанных на компьютере, веяло чем-то  таинственным и добрым.  Эх, надо бы во всей этой мистике разобраться. Вот, может, в отпуске. Жена давно мечтает по Золотому Кольцу… Сейчас, правда, она  другими проектами мучает. С тех пор, как врачи чего-то там наговорили Марусе, дочери, о предстоящих сложных родах, жена задумалась над жизнью:

– Купим новый холодильник, а этот отдадим Нине-Санне.
– Какой Нине-Санне?
– Ты что, забыл? Марусиной учительнице. Я смотрю: она ма-аленький кусочек филе рыбного купила. Спрашиваю: кошке? Нет, себе, говорит. У меня просто холодильник не морозит.
– Хорошо, отдавай. А машину, грузчиков я должен обеспечить?
– Все сама, ноу проблем!

Через неделю у жены новый фрукт созрел:
– У Нины-Санны еще и пылесоса нет.
– И что?
– Отдадим ей наш, а себе новый купим, с двойной очисткой воздуха. Ты же сам говорил…
– Слушай, добренькая, а тебе не стыдно?
– Сема, но ей никогда его не купить с такой пенсии. А она почти 50 лет в школе прора…
– Вот я и говорю: не стыдно тебе старье учительнице сбрасывать? Купи хороший пылесос, и ей отвези.

Ему нравилось, когда она смотрела на него с любовью:
– Голубоглазый ты мой! Да не примет она, пойми ты, новую вещь!
– М-м, да. Ну делай, как знаешь.

        За прошедшие сутки в городе из женского пола умерла только одна бабуся  93-ех лет. Мэр облегчения не почувствовал. Но и положительную резолюцию написать на вдовьей бумажке рука не поднималась. Не хочется обделять спортсменов. Все же они доброе имя города несут в историю. Может быть, еще и на Олимпиаду попадут.

        В кабинет вошел плечистый, с громовым голосом начальник полиции. Легкий факел спиртного учуял мэр, но не прокомментировал, тепло пожал руку.
Полицмейстер  понял, что запах все же есть, несмотря на дирол,  с достоинством кашлянул и выбрал нейтральную тему, по опыту зная, что любопытный обыватель живет даже и больших людях.

       – Помнишь, я тебе, Семен Евдокимыч, рассказывал про паренька, что фамилию требовал ему сменить. Одну букву, вернее. Не хотел быть Бестужевым, желал Без-тужевым. Сейчас он священник – прикинь! И, кстати, ту деваху, что со свадьбы убежала 21 декабря, он урезонил!
– Так сыграли свадьбу?
– До Рождества-то нельзя, прикинь – дети, мол, уродами могут быть.

          – Ладно, Кирилл Петрович! Ты скажи, как у нас продавцы пива? Бузы не будет?
– Да все  о кей,  мы начеку.
– Я тут отъеду на недельку, мать надо навестить. Смотри  у меня!

              В круговерти дня то и дело напоминало о себе сердце. Семен Евдокимович и дыхание задерживал, и окно шире отворял. Открытку с непонятными волнующими словами на столе держал – вроде как чуть-чуть, но легче этих слов становилось: «свет Вифлеемского вертепа да просияет в Вашем сердце».


– Лариса Борисовна, Вы не подскажете… Заведующая отделом культуры – сокращенно называемая за глаза Лара-Бара вежливо устремила на него подкрашенные глаза. Она была старше родителей Семена Евдокимовича, но у нее, бывшей актрисы, имелись крепкие связи в областном центре, да и дело свое справляла хорошо, поэтому о заслуженном отдыхе ей никто не намекал.

        Он положил перед ней открытку, стараясь не показать, что его эта надпись трогает. Вот просто хочет ясности. Руководитель, как - никак.
      – Вертеп – ведь это кабак?
      – Вертеп…мм… – она была озадачена и искала, что бы сказать, не ударить лицом в грязь – мне это, знаете ли, напоминает стихи Пастернака. Сейчас-сейчас припомню…
– Пастернак! Ну да! – мэр хлопнул по столу с таким значением, с каким Архимед кричал «эврика!!!»

И пока Лариса бормотала стихи: ...дул ветер из степи
                и холодно было младенцу в вертепе
Семен перелетел в юность.
               Вспомнилось, будто по глазам светом полыхнуло. Незадолго до выпускного экзамена учительница основ мировой культуры, молоденькая большеглазая Маргарита пришла на урок радостная, светящаяся, словно ей миллион роз подарили. Да нет, миллиону роз она бы меньше обрадовалась.

– «Доктора Живаго» напечатали в «Новом мире»!! – сообщила она. Наверное, ожидала наивная Маргарита, что группа взорвется восторгами, но реакция была равнодушная. Тогда Маргарита начала рассказывать.
– За этот роман Бориса Леонидовича исключили из Союза советских писателей. И за этот же роман ему дали Нобелевскую премию. Понимате?!
Группа начала прислушиваться.
– А почему исключили из писателей?
– Не из писателей, а из Союза писателей, поймите разницу.
– Так почему? – настойчиво вопрошала дотошный комсорг Лидия Петрухно. Она недавно коротко подстриглась и еще больше стала походить на сержанта, лезущего вон из кожи, чтобы заработать поощрение.

– Пил? В морду дал кому-то? – предположили мужики.

– Нет-нет! – Маргарита подняла руку и выдержала паузу, затем размеренно, словно диктуя, произнесла:

– Великолепный роман Пастернака в газете «Правда» объявили злобным пасквилем на социалистическую революцию, на советский народ, на советскую интеллигенцию.
– А что значит пасквилем? – Лидия, похоже, решила стоять твердо за советские идеалы.
– Карикатурой, насмешкой.
– Стебом! – помог кто-то.
– Пусть так, если это понятнее.

               С этими словами счастливая наступившим моментом Маргарита открыла бледно-голубой журнал и начала читать… Прозвенел звонок, но все сидели и ждали продолжения чтения – необычно интересного, захватывающего, близкого. Хотелось пожалеть или просто пойти рядом с печальным сиротой Юрой, с
одиноким Мишей,  увидеть притягательную Лару… Никакого пасквиля и стеба не было и в помине. Даже Лидия угомонилась и сидела задумчивая.
            
           Память, если она открывает тебе страничку юности, берет власть  в свои руки. Обновляет нравственный закон в твоей душе, ты четче видишь собственный кодекс чести. Словно заглянул в дупло старого дерева, а там птенчики, и с чего-то тепло  стало в груди и хочется попросить прощения.
               
               Мэр вынул из «долгой» папки заявление вдовы, размашисто подписал, сам вынес в приемную.

                - Придет Алешина, поздравь с новым годом. Да, вот что еще. Дай билет на елку мэра. Нет, вот как сделай. Позвони ей, сообщи о моем решении. Если болеет, с шофером отправь билет.

                Он вернулся в кабинет и вздохнул свободно. Через 5 минут вошла Марина:
- Алешина в церкви.
- Где?
- В церкви. Шепотом сказала, что зайдет.
-А! Хорошо, спасибо.


        Отец Павел Безтужев, счастливо улыбаясь, как всякий пресвитер, добросовестно совершивший литургию, принимал прихожан ко кресту и одновременно говорил проповедь. Обычно он сначала говорит проповедь, а потом дает целовать крест, но сегодня народ спешит – все же 31 декабря, потому поспешил и батюшка.

         - Дорогие мои, вот я слышал, что наш храм называют скорбященским. А ведь это неправильно. Да, наша главная икона называется «Всех скорбящих радость». Но заметьте – радость! Значит, это храм Радости. Согласны? И вы сами знаете, когда эта радость пришла к людям.  В день, когда родился Спаситель. И она всегда будет с нами, потому что свет Вифлеемского вертепа никогда не погаснет.

          «Ой, - одернул себя отец Павел, - не слишком ли велеречиво я говорю? Надо будет на исповеди покаяться - витийствовал».